Free Will (джен)

Пока длился инструктаж, Джефф слушал напарника внимательно, с серьезным лицом, вновь кивками обозначая молчаливое согласие с каждым пунктом. А пунктов было немало. К финалу серьезность было сохранять все труднее: лицо так и норовило расплыться в улыбке. А все оттого, что в длинном перечне того, на что следует обращать внимание пилоту, к чему готовиться и чего опасаться, Джеффу в этот раз — черт разберет, отчего! — послышались не педантизм и занудство, а настоящая забота. Как любая забота, она была более предусмотрительной, чем реально требовалось: Хендерсон знал про доступ воздуха, про шум, а замкнутых пространств не боялся — наоборот, чувствовал себя в них уютно, всегда, сколько себя помнил. Впрочем, одно дело ребенком устроить себе домик в коробке из-под холодильника, и совсем другое — оказаться в кабине настоящего меха, со всеми работающими под боком системами. Поэтому он, хоть и отнесся с недоверием к упоминанию клаустрофобии — кто же этим пилотам дипломы, интересно, выдает? — но все же, поразмыслив, решил поверить на слово. Да и какой смысл для меха врать? Скорее всего, он на это даже технически неспособен.

Вновь возникшие мысли о машинной природе его нынешнего собеседника несколько отрезвили лейтенанта. Нет уж, отставить очеловечивание. Выдумал тоже — забота! Обыкновенное проявление программно заложенных в психику меха установок: защищать своих, беречь пилота.

И надо сказать, что мысли эти пришли очень вовремя. Без них упоминание о тактильной сенсорике и просьба не торчать без дела в кабине вызвали бы слишком много смущения. Во время учебы Джефф не задумывался над этим, как и не предполагал, насколько явный трепет вызовет у него первая встреча с одушевленной машиной. Постарался не задумываться и теперь: усилием воли отогнал неуместную деликатность, и сделал решительный шаг вперед, ставя ботинок на металлическую ладонь.

Ладонь была площадью с большой письменный стол, только широкая, почти квадратной формы. На ней можно было бы свернуться калачиком и поместиться целиком. Но Джефф, конечно, делать этого не собирался — несмотря на то, что и стоять в полный рост было страшновато. Он присел, опираясь на одно колено, и уцепился за большой палец меха. Первое прикосновение к броне — машинально отметил разум. Что ж… на ощупь — металл как металл, прохладный. Хотя из вент-систем воздух шел достаточно теплый, чтобы предположить — броня на корпусе тоже теплее окружающего воздуха. Все как у человека, подумалось Джеффу вновь, и вновь совершенно неуместно. Конечности холоднее, чем торс. Но, по счастью, раздумывать об этом долго не пришлось: мгновение спустя у лейтенанта слегка захватило дух, когда рука Айсбрейкера пришла в движение. Нет, движение было плавным, даже осторожным и бережным — но само осознание того, что сейчас, в данный момент меху ничего не стоит просто одним неловким движением, случайным или намеренным — скажем, уронив с высоты своего трехэтажного роста, — искалечить человека… И эти мысли лейтенанту тоже пришлось отбросить усилием воли. Не хватало еще, чтобы страхи достигли напрямую сознания Айса, когда будет установлен синхрон! Такие подозрения, хоть и признанные беспочвенными, оскорбят кого угодно — не то что безукоризненно дисциплинированного поклонника уставного порядка.

В итоге в кабине Джефф оказался с гулко колотящимся сердцем, но уже вполне ясной головой. И смог сходу отметить несколько основных вещей: действительно, здесь потеснее, чем на тренажере, но пока что это совсем не пугает; воздух, прошедший сквозь вент-каналы меха, теплее наружного и пахнет очень специфически, но совсем не неприятно; кресло занимает почти всю площадь, и находиться в кабине вне его фактически невозможно, только если балансировать на краю. Последний фактор побудил его к тому, чтобы окончательно отбросить застенчивость и забраться в это самое кресло, пока что не опуская экран и не пристегиваясь — более того, вновь неуставным образом полулежа внутри капсулы.

— А мне нравится, — сообщил он, радостно улыбаясь. Он говорил вполголоса, зная, что микрофоны в кабине более чувствительны, чем наружные. Нейросвязь — принципиально необходимый для меха вид управления, но не единственный. Пропускная способность и разрешение канала ограничены — и для необученных пар это серьезное препятствие, а для уже притершихся и направленных в бой просто фактор, который надо учитывать, — и зачастую отдавать команды и совещаться бывает куда целесообразнее голосом.

— Значит, ты говоришь, что мы можем попробовать установить нейросвязь прямо сейчас? Без Гордона? — от мысли полностью вверить себя механическому напарнику было еще несколько боязно — но в конце концов, именно это и придется делать на поле боя. Именно в этом и цель создания их пары.

«Мне нравится». И что он хотел этим сказать? Айси понемногу начинал думать, что-либо, разделив с лейтенантом нейросвязь, хоть немного поймет, как тот думает, и перестанет вставать в тупик от каждой фразы… либо уйдет в глубокий и потенциально необратимый глюк от подобного экстремального опыта. Что, разумеется, было полнейшей глупостью — они все-таки совместимы. В конце концов реплику Айс решил принять за завуалированный сигнал о том, что клаустрофобии пилот не испытывает, и на том и успокоиться.

Что до его собственных впечатлений… Какие у него, впрочем, впечатления.

— Можем и установим. Начинать все равно придется, не вижу, чем это время хуже любого другого… Пристегните страховочную подвеску, лейтенант, — напомнил Айси. — Я не настолько плавно двигаюсь, чтобы вы были в полной безопасности без нее… И сядьте ровнее, я закрываю люк — может зацепить разложившейся консолью.

Многочисленные датчики в кабине тут же развернули фоновый контроль за состоянием пилота — сердцебиение, давление, уровни кислорода и еще сто и один показатель, абсолютно бесполезный в ангаре, но критически важный в поле. При желании Айс мог бы заглушить пассивный мониторинг — в конце концов, они не собирались ни сражаться, ни изнурительно работать сей момент, и он был вполне уверен, что молодой тренированный пилот не склонен ко внезапным обморокам и сердечным приступам. Но в том, чтобы постоянно быть в курсе, было нечто до одури успокаивающее. Контроль над очередным аспектом жизни, дешево и сердито. Айси сравнил показатели лейтенанта с усредненными для людей его возраста и сложения из датабазы и нашел совпадение удовлетворительным.

— Подача кислородной маски, — прокомментировал Айскбрейкер через внутренние динамики — теперь глухо вибрирующий голос меха звучал в кабине словно отовсюду, но был совершенно неслышен снаружи брони. — У меня уйдет несколько секунд на подбор кислородной смеси. Расслабьтесь и старайтесь дышать спокойно, пока сатурация не достигнет верхней границы нормы — попытка войти в синхронизацию до того, как маска заработает, может провалиться или навредить, в зависимости от условий.

Маска выщелкнулась из паза с шипением газа; убедившись, что пилот в порядке и более или менее знает, что делает, Айс вернулся к протоколу. Сейчас, после значимого перерыва, он делал все медленнее обычного — по шагам. Дать привыкнуть лейтенанту, напомнить последовательность себе.

— Внутренние швы сомкнуты, — прокомментировал Айси; он всегда подробно описывал то, что делал, пока пилот не был готов к ментальной стыковке и не мог отслеживать происходящее сам — так его учила Регина, и он по умолчанию повторял стандартный для себя протокол с новым напарником, не получив инструкций об обратном. — Поднимается силовое поле… Внешние швы сомкнуты, магнитные замки закрылись. С этого момента кабина герметична.

На этом месте Айси слегка запнулся — едва ли лейтенант это заметил, а знать об ошибке он не мог, но Айс не планировал герметизировать швы на суше. Зачем попусту расходовать энергию, которая и так стремится к нижнему пределу, учитывая недостаток топлива? Но все случилось как-то… само собой. Для педантично отслеживающем каждую деталь в происходящем Айси «само собой» считалось за личное оскорбление.

Единственным, что отделяло кабину от полной герметичности, была вентиляция. И заслонки снова скользнули в пазы — как тогда, утром. Бессмыслица. Гордон даже проверил показатели через сканер. И тем не менее — если не задумываться над каждым действием, вентиляция продолжает экономить тепло и работать по прошлой, ледовой программе…

Решив подумать об этом позже (за годы работы в нейросвязке Айси неплохо научился отправлять нежелательные размышления в столь дальний угол процессора, что даже пилот не могла дотянуться), Айс продолжил комментировать, словно ничего не случилось:

— Вентиляция закрыта и непроницаема, — кто знает: может, и правда ничего страшного не случилось; так или иначе, с этой досадной мелочью-не-мелочью он и правда разберется позже, незачем вмешивать нового пилота в случайную ошибку алгоритма. — Кислород подается нормально, показания с датчиков и элементов управления проходят нормально. Если вы чувствуете себя нормально, можете надеть шлем, лейтенант — он в нише справа. Я начинаю подготовку для подключения.

Консоль в ангаре была, разумеется, простенькая и для сложной симуляции бы не сгодилась, но для пробного захода подходила более чем. Айси протянул руку, ловко отсоединяя несколько кабелей, достаточно толстых, чтобы удержать в руках, и откинул защитную панель на локте. Трепещущие пластинки у сустава пришлось пригладить, чтобы успокоить их беспорядочное движение, но к моменту, когда первый фиксатор лег в гнездо под сервоприводом и руку от локтя вниз потянуло электрической судорогой, Айс успел собраться и по большей части успокоиться. Опыт учит, как оставлять нервозность и странности за бортом, уходя в связку — тем более что пилот этого еще не умеет, а один взбудораженный разум в таком деликатном деле — уже больше, чем надо. Два были бы совсем уж избытком.

Нужная тестовая программа нашлась почти сразу, а праймеры, запускающие соединение, не пришлось даже искать.

— Готовы, лейтенант? — ровным, почти медитативным тоном поинтересовался Айси. — Когда будете уверены, что знаете, что делаете, и вам удобно, начинайте. Помните — вас протащит через часть моих воспоминаний в самом начале, а все, что вы увидите потом, будет исключительно компьютерной симуляцией. Чтобы начать, используйте нейросигнал и зеленый сенсор слева на шлеме.

Последним, что зафиксировали датчики в реальности, был скачок пульса пилота. Айс запустил тщательный анализ этой информации — и мир нырнул в темноту, сияющую ледяными кристаллами откуда-то с недостижимо далекого дна.

В голосе Айсбрейкера, когда тот велел устраиваться как положено, Джеффу почудились ворчливые нотки — и он усмехнулся, на сей раз не став одергивать себя и пресекать излишнее очеловечивание. В конце концов, это бывает забавно. Пока не мешает делу, можно себе позволить. Поёрзав в кресле, он послушно сомкнул замки на ремнях, которые плотно, но вполне комфортно притягивали к креслу, одновременно содержа в себе датчики физиологической активности. Если бы лейтенант знал, как подробно и ревностно Айс изучает сейчас их показатели, то наверняка снова смутился бы: не на каждом медосмотре тебе уделяют такое пристальное внимание.

Но сейчас было не до того. Волнующий новый опыт захватывал с головой, заставлял каждый нерв дрожать натянутой струной, а сознание работать как никогда быстро и четко, подмечая малейшие детали, на автомате фильтруя их: вот это уже известно и понятно, а это отличается от тренировок. С каждым шагом он все больше сливался в одно целое с машиной, которая была меж тем отдельным живым существом со своей волей: незабываемое осознание, вот уж чего не получишь на тренажерах. И как ни парадоксально, это успокаивало. Вот взмывать вверх на ладони гигантского робота было страшно. А лежать герметично запечатанным в стальном гробу, имея в виде единственного источника дыхания маску, прижатую к лицу эластичным креплением, поблизости от гудящих механизмов и контуров, под размеренные комментарии наполнявшего кабину низкого голоса — ни капельки. Не нервозность или паника, но веселая, азартная взбудораженность сейчас прогоняла по коже мурашки, поднимая дыбом волоски.

На вопрос меха Джефф кивнул. Но опомнился, поняв, что не знает, есть ли в кабине камеры — у разных моделей этот показатель отличался. Поэтому дождался окочания предупреждения, выждал небольшую паузу — лишь пару секунд, убедиться, что все действительно в порядке, а не просто кажется таковым на волне душевного подъема — и ответил уже вслух:

— Готов. Сейчас.

Шлем казался тяжелым, что объективно не соответствовало реальности: сетка нейродатчиков, фактически несколько металлических проволочек на легком карбоновом каркасе не могли весить много, да и шея на подголовнике располагалась достаточно удобно, чтобы не держать голову на весу. Должно быть, давило предчувствие того, какой объем неизведанных прежде впечатлений должен свалиться сейчас на эту самую прикрытую шлемом голову. Джефф коротко вдохнул и выдохнул, напомнил себе о своем долге, звании и мечте. Улыбнулся широко и почти отчаянно. И, поднеся пальцы к правому виску, послал стандартный импульс-ключ, которым привык активировать нейроподключения на тренировках. Значит, часть воспомина…

…В кромешной темноте не видно ни зги. Это если смотреть человеческими глазами, в привычном воспринимаемом спектре. Но инфракрасное зрение совместно с эхолокацией дает четкую и понятную картину. Скалистый рельеф дна, совпадающий с картами: здесь предстоит проложить силовой высоковольтный кабель в жесткой, плотной изоляции. Соединить две базы: старую и строящуюся, находящиеся в сотне километров друг от друга. Задача предельно проста и ясна, график выполнения работ составлен на дни и недели вперед, все показатели нормированы, достичь их не составляет труда — и известны условия, в которых их можно превзойти. Что в мире может быть лучше? На километры вокруг — ни одного живого существа, кроме пилота. В ледяной океанской воде не водятся ни рыбы, ни даже простейшие морские организмы. Пустота. Тишина, ясная и звонкая, как прозрачный осколок льда. Счастье.

Прозрачный, искрящийся лед вокруг, насколько хватает взгляда. Из-за ледяных глыб восходит солнце, кажущееся ослепительным — лишь поначалу, первую секунду до автоматической регулировки оптики.

За спиной ворота базы, где остались готовиться к своим заданиям остальные. Наконец-то можно будет какое-то время отдохнуть от присутствия этих двоих. Первый еще терпим, если как можно реже с ним пересекаться, но вот аутлайер… Одним своим существованием, не говоря уже о том, что ему доверили особо ответственные и даже опасные работы наряду с адекватными по всем показателями мехами, он вносит пронзительный диссонанс в картину мира. Надо будет выяснить, откуда он взялся здесь: быть может, это чья-то глобальная ошибка, которую еще не поздно исправить?

Ошибки. Они случаются у всех — но оправдывать этим их наличие у себя недопустимо. Из-за ошибки в расчетах, неучтенной погрешности в четвертом знаке после запятой — когда показалось, что трех вполне достаточно, — огонь накрывает сектор с вражеской техникой не полностью. Части юнитов удается уйти из-под обстрела, они прорываются, вынуждая выходить им навстречу. Другая картина: мужчина в идеально отутюженном белоснежном халате — совсем близко, прямо перед фейсплейтом, смотрит прямо, молча — и от этого взгляда хочется дезактивироваться добровольно, сию же секунду, без промедления. Картина сменяется следующей: выстрелы и поле боя, какой-то мех с развороченной левой половиной туловища, оплывающий под ним лед. И снова солнце над ледяными равнинами. Дальше — совсем калейдоскопом, не разобрать уже ни мест, ни времен. Пока все не сливается в однородную серую муть — как бывает, если раскрасить волчок во все цвета радуги и запустить быстро вертеться. Джефф делал так в детстве, хотел проверить, правда ли цвета можно смешивать не только на мониторе во время рисования. Он вообще много всего делал руками, по сравнению со своими сверстниками. Позже это перешло в любовь к машинам и механизмам, которая привела к решению учиться на пилота меха, и…

…И вот он здесь. Теперь все окончательно встало на места. Джеффри Хендерсон вспомнил, кто он и где находится. Он попробовал понять свое положение в пространстве, пошевелить рукой или ногой. Это не удалось. Точнее, быть может и удалось — тому Джеффу, что полулежал сейчас в кресле в кабине боевой машины «Айсбрейкер», — но чистое сознание, которое словно витало сейчас отдельно от тела в электронных недрах симулятора, отказывалось это воспринимать. Все нормально, так и должно быть.

Зато оно воспринимало кое-что другое. Чье-то присутствие по соседству — то ли вокруг, то ли внутри. Неясное, неконтролируемое, но неотступное, словно навязчивая мысль, которую никак не удается поймать и додумать до конца. Вернее, гораздо больше, чем мысль. Нечто огромное, границы которого теряются будто в тумане, нечто живущее своей собственной жизнью — и в то же время чуткое и внимательное, готовое податливо реагировать на твои мысленные движения. Эта готовность не была высказана словами, не выражалась ни в каких знаках — она просто была, и Джефф знал об этом так же точно, как знал теперь вновь собственное имя.

— Айс?.. — позвал он почти шепотом, и услышал свой голос — чужим восприятием, через микрофоны и сложный электронный контур распознавания. — Все в порядке?

Зрение между тем прояснилось — если, конечно, можно назвать зрением то внечувственное восприятие, которое было сейчас у них с мехом одно на двоих, и источник которого лежал в консоли для симуляции, — и лейтенант понял, что перед глазами вовсе не бессмысленное серое марево, а пространство, состоящее из объектов прямоугольной формы, однородного серого цвета, с нанесенной на них тонкой координатной сеткой. В этом пространстве был «пол» — ровная поверхность, служившая основой для нагромождения блоков разного размера, — но не было «стен» и «потолка». Вместо них уходила в бесконечность такая же серая пустота.

— Я здесь, лейтенант. Все хорошо.

Айсбрейкер всегда осознавал себя после соединения быстро, почти мгновенно — сказывался опыт и категорическое нежелание нарушать чужие границы даже в связке. Для людей воспоминания имели значения, они были личным и неприкосновенным, он просто не имел права сосредотачиваться слишком сильно. И Айси каждый раз позволял сокрушительному потоку данных течь, ни на чем не задерживая внимания.

Где-то в этом потоке неизменно умудрялся затеряться момент интеграции, после которого он уже не был в своей голове один. Даже без воспоминаний чужая личность определялась однозначно и ясно — живое, чуть беспокойное сознание, которое Айс пока не желал анализировать. Это — и серый, обернутый в координатную сетку пейзаж впереди.

Айси сосредоточился — и серые кубоиды вздрогнули, подергиваясь рябью. Через доли секунды на их месте взмыли к несуществующему небу ледяные столпы и пики, а под ногами растянулась многометровая толща чистой, почти прозрачной, замерзшей до нерушимости воды. На таком маломощном симуляторе нельзя было воссоздать ни запахов, ни реалистичных движущихся моделей врагов для тренировок, ни даже холода — словно все вокруг было изваяно из стерильного безвкусного пластика. Но картинка менялась одним сосредоточением воли.

— Базовая симуляция совсем бесполезна, а тут по крайней мере работают простейшие законы физики, — не то объяснил, не то извинился за инициативу Айс и поднес руку к фейсплейту — не то чтобы ему срочно понадобилось осмотреть свою же броню, но лейтенанту предстояло привыкнуть к мысли, что в связке он по большей части будет смотреть чужой оптикой. — Это место существует только здесь, в симуляторе. Я иногда использовал его для самых простых тренировок и предварительных расчетов с прежним пилотом. Большая часть датчиков на него не отвечает, но брошенное тут упадет, а удар сравнительно реалистично разобьет лед. Программа недостаточно сложная, чтобы использовать локацию из моих воспоминаний — однажды я покажу вам, как выглядела полярная база и точки, где возводились с моей помощью опорные пункты… Если вы, конечно, захотите увидеть.

Незримое присутствие пилота ощущалось неотрывно, словно Айси разучился за время перерыва принимать его как должное, однако чужеродным не было — синхронизация для первого раза была превосходной, и Айс даже машинально положил свободную ладонь поперек кабины, где за многослойной броней находился хрупкий, из плоти и крови сделанный человек. В связке они хоть и были на равных, но ответственность за благополучие пилота полностью ложилась на Айси — очередная работа, которую следует выполнять идеально.

То есть — не допускать для пилота никакого вреда.

— С этого момента вам доступны управление, базовая диагностика и некоторые технические параметры. Попробуйте с ними ознакомиться, большая часть должна быть теперь интуитивно понятной.

Учитывая, что для Хендерсона это была первая в жизни связка, а у Айсбрейкера имелся опыт, и немалый, он также считал своим священным долгом подсказывать пилоту и помогать ему освоиться. В конце концов, это было в его собственных интересах тоже. Впрочем, Айси подозревал, что особенно много помощи не понадобится: интерфейс создавался людьми, ориентированными на солдат, а не технических гениев. Немного здравого смысла — и девяносто процентов информации начинало обретать внятность.

Диагностику так и вовсе выводили прямо на нервную систему пилота — значительно ослабляя ощущения, и при необходимости их можно было заблокировать, чтобы человек не заработал разрыв сердца от шока, если мех потеряет конечность или заработает прямое попадание из чего-нибудь крупнокалиберного, но тем не менее. Система реагировала не только на боль, но и на дискомфорт, даже на уровни охладителя и топлива…

Если волей случая выяснится, что лейтенант из тех, кто принятую таким образом информацию переживает острее обычного, очень скоро ему придется испытать связанные с последним неудобства. Айси сделал мысленную пометку заблокировать диагностику в ближайшее время — как они почти всегда делали с Региной. Она доверяла ему самому решать, когда повреждения становятся критичными, а резервы — подходят к концу. Айс обладал вполне логичной для тяжелой модели внушительной выносливостью, мог работать на резервных баках практически до точки ухода в стазис и терпеть боль, которую не приглушали даже блокировки, так что Регина справедливо не видела нужды пытаться с ним в этом тягаться. Айс всегда был с ней в этом солидарен: зачем заставлять пилота терпеть без нужды?

Тот факт, что особой нужды тянуть с ремонтом или заправкой для него самого обычно тоже не наблюдалось, его не беспокоил: в конце концов, все это, плюс возвращение на базу, нерационально тратило лишнее время.

— Как ощущения, лейтенант? — Айси опустил взгляд на искрящийся под ногами голубоватый лед. — Пока у нас нет конкретного плана, мы можем тут осмотреться. Это всего лишь симуляция, но тут довольно… красиво.

— Красиво… — эхом тихонько отозвался Джефф, и зачарованно покивал. Его впечатлил не только и не столько сам пейзаж — видал он места и позрелищней, по крайней мере в симуляторах точно, — сколько тот факт, что любовался им он сейчас не один. Хорошо, когда в реальном мире, среди людей, находится кто-то, кто может просто постоять рядом, когда ты смотришь на что-то прекрасное, и разделить с тобой восхищение. Можно молча, можно словами. Но — и Джефф понял это только сейчас, — ничто не сравнится с тем, чтобы прикасаться к чьим-то чувствам напрямую, как к оголенным проводам. А особенно — если эти чувства принадлежат кому-то, от кого их меньше всего ожидаешь.

Однако, как бывало уже не раз, сполна прожить очередное впечатление Хендерсону так и не удалось. Слишком много их было одновременно, разом. Например, вот сейчас, после этого кивка, он начал понемногу заново ощущать свое тело. Если напрячься, можно было, например, поднять руку и поднести ее к консоли. Впрочем, трогать ничего Джефф явно не собирался, как минимум потому, что едва ли видел, что именно тут можно трогать: зрительный канал все еще был перегружен данными нейросвязи. Конечно, в Академии их учили видеть одновременно глазами и мозгом, и не съезжать при этом с катушек — но там-то, в паре с обыкновенным ИИ, все было по-другому.

К слову, чертовски странно было осознавать, что не можешь напрямую направить взгляд куда захочешь. Поле зрения было ограничено оптикой меха, и ледовый пейзаж появлялся в нем теми частями, которые пожелал сейчас видеть Айсбрейкер. Джефф вздохнул и замер, сосредотачиваясь. Первый в жизни нейроимпульс, направленный не искину, а одушевленному существу. Если перестараться, оформить это как грубый толчок в уязвимо раскрытое сознание, то на этот раз не просто потеряешь экзаменационные баллы — как минимум сделаешь неприятно, а то и навредишь. К счастью, Хендерсон за время учебы успел наработать неплохую координацию, как минимум по силе воздействия. И начать решил с минимального.

Сработало, как ни удивительно, сразу. Одного прозрачно сформулированного, легко направленного пожелания взглянуть влево — туда, где из-за ледяных торосов выглядывало бутафорское солнце, — хватило, чтобы мех понял его и послушно обернулся в нужную сторону. Это, разумеется, не было оверрайдом, перехватом контроля над чужими движениями и действиями. Не было даже просьбой. Это было чем-то гораздо более тонким, чему еще не придумано адекватного названия в человеческом языке. Почему-то все ассоциации Джеффа в этот момент касались водной темы: круги на поверхности, что пересекаются и отражаются друг от друга, равная заполненность сообщающихся сосудов, сливающиеся вместе капли. Текучее, зыбкое, нежное.

— Потрясающе, — выдохнул он наконец с улыбкой, сам не зная, к чему относится эта реплика: был ли это ответ на вопрос об ощущениях, или реакция на восход солнца во льдах, или радость от того, что Айс предложил ему виртуально посетить место своей прошлой жизни. То ли просто выражение чистейшего ликования, какое только может испытать человек, осознав, что достигнутая им цель — не пик, не вершина, с которой дальше только спуск под гору, а огромное плато, где не счесть диковинок, чудес и новых неизведанных путей.

А на периферии сознания уже назревало новое желание: прогуляться здесь немного, привыкнуть не только к чужому зрению, но и чужому телу. Технические данные, статистика, мониторинг систем — все это располагалось на консоли, и, хотя Джеффу уже удавалось почти успешно переключать зрение с реального на виртуальное и обратно, было пока что слишком скучно. Мысленно он пообещал Айсу обязательно ознакомиться со всем этим, но только чуть-чуть попозже. И сам не заметил, как это обещание — вкупе с предыдущим желанием — обрело форму нейроимпульса и отправилось от пилота к меху.

Восторженная радость пилота просачивалась через устойчивый, на удивление стабильный для первого раза канал связи непрерывным потоком. Относилась она к новым впечатлениям, без сомнения, но у Айси начало складываться мнение, что подобные реакции были частью самой личности лейтенанта — и он пока не был уверен, плохо это или хорошо. Чужое счастье распознавалось, как теплая пульсирующая мелководная волна на самой грани сознания — даже категорически несклонного к бурному восхищению Айсбрейкера она слегка растормаживала. Улыбаться он в этот раз не стал, предпочел воздержаться, но, поколебавшись мгновение или два, сконфигурировал ответный импульс и осознанным усилием отправил к другому концу связи. Спокойное довольство, солидарность, согласие… На некоторых базах связанные пары на сленге называли нейросоединение «телепатией» — неудивительно. С таким-то единством двух разумов, с возможностью считывать добровольно переданные и случайно проскользнувшие эмоции и фразы… Стоит испытать один раз, и технические термины начинают казаться особенно суеверным индивидам недостаточно уважительными. Сам Айси, разумеется, придерживался строго официальной терминологии.

В связи сознание обоих по большей части лишено естественных защитных механизмов психики, неосторожно отправленное сообщение, даже что-нибудь донельзя положительное, может причинить дискомфорт — при условии, что связью управляет неумеха или новичок. Ни тем, ни другим Айс не являлся — он так привык работать в связке, к тому же в связке с другим человеком, что сейчас запросто мог вычленить в слитом сознании принадлежащее пилоту. И прикоснуться, не доставляя неудобств. В конце концов, это тоже его прямая обязанность — их партнеру не доставлять.

Корпус в симуляции, даже простенькой, по ощущениям, ничем не отличался от реального — правильное распределение веса, правильный баланс и степень контроля над приводами, даже тяжесть ракет за плечами — привычная. Датчики довольно легко обмануть, если их обладатель не сопротивляется. Впрочем… как показывали несколько плачевно окончившихся инцидентов с фронта, последняя оговорка тут лишняя. Имея познания в технике, изрядную долю желания и оборудование, искусственное сознание можно погрузить в симуляцию насильно. Разведчикам ставили специальную защиту, усложняли их процессор так, что даже через прямое подключение во вскрытый процессор не пробьешься, но Айсбрейкер не был разведчиком — с тяжелыми моделями в такие деликатные сложности не пускались.

Мысль о том, что в теории кто-то мог бы полезть в его голову на задании, вызвала каскадное перещелкивание мелких бронепластинок — и тут же была подавлена прежде, чем пилот успел бы разобрать по связи, в чем дело, и понять, что Айси отвлекается. В том, что ему не хватает опыта, был и плюс — сам Айс отчаянно нуждался во времени на адаптацию, но делиться этими сложностями и хотя бы признавать их наличие не желал. Пока лейтенант научится стремительно распознавать даже подавленные эмоции через нейросвязь — пока поймет, что, вопреки популярному заблуждению, то, что в этой связи показывается, тоже можно пытаться контролировать, — Айс разберется с этим вопросом сам.

Сенсоры там и тут слегка покалывало, отзываясь на осторожные попытки пилота исследовать нейросвязь и управление деталь за деталью. Несколько раз Айс поворачивал голову, менял направление или ширину шага по чужим желаниям-просьбам, деликатным, как самый тонкий намек. Только в отличие от намеков нейросвязь была кристально ясной.

— В этой симуляции поддерживается баллистика, но эффектам от разных видов вооружения недостает точности, так что от стрельбы пока придется воздержаться, — предупредил Айси, когда воображаемая щекотка дошла до грудных пушек, медленно перекидываясь на наплечные.

Погрешность была незначительная, если бы лейтенант стал настаивать, он бы уступил — и они бы даже имели счастье наблюдать помянутые эффекты в более или менее правдоподобном варианте. Но оснащенный мощным тактическим компьютером Айс эти погрешности неизбежно замечал, и невозможность их исправить безмерно его беспокоила. Идея приблизительных тестов и полумер была ему непонятна. Кто и зачем будет смотреть на неправдоподобную (даже если до полного совпадения не хватало процентов трех) демонстрацию?

Они завернули за очередной ледяной пик, выходя на особенно гладкий кусок льда. Внутри корпуса тут же закликали стоперы — менялась конфигурация, опуская центр тяжести и перенаправляя силовые поля для лучшего сцепления. Рассудив, что пилоту стоит привыкнуть к изменившемуся чувству равновесия, Айс закончил с переключениями — и тяжело побежал, ни разу не поскользнувшись. Лед выдерживал, прочность рассчитывалась прежде, чем завершался очередной шаг. Из-под следов в стороны разбегались белесые трещины.

Это было похоже на то, как подгружается изображение на карте при медленном соединении: сперва ты обращаешь внимание на что-то, и с этого момента выбранный участок начинает существовать, тогда как раньше его будто и не было вовсе. А затем, чем более пристально ты его разглядываешь, тем сильнее увеличивается разрешение, тем больше деталей проявляется, выдавая все более достоверную, яркую, впечатляющую картину. Конечно, представление о физическом состоянии и положении тела меха — коль скоро тот чувствовал это сам — присутствовало у Джеффа с самого начала. Но не осознавалось, пока тот был неподвижен. С первым же шагом, когда пришли в движение тщательно отлаженные приводы и передачи, системы гидравлики и электрики, акценты сместились, и ни с чем не сравнимые впечатления накрыли новой волной.

Тяжесть многотонных стальных конструкций — и вместе с тем сила, что позволяет играючи управляться с ними; разрушительная мощь и контролирующий ее точный расчет. Многим, особенно тем, кто посещает тренажерные залы и принимает участие в активных играх, знакомо сладостное ощущение силы и ловкости собственного тела, готового к любым испытаниям и состязаниям, к выполнению любых задач — но лишь избранные единицы, прошедшие сквозь долгие годы обучения и строгий отбор, имеют счастье испытать все это в ином масштабе. На порядки выше и мощнее, ярче, достойнее и чище. И тем радостнее, что в осознании этой силы ты не один. Нет нужды в соревновании и прочих косвенных подтверждениях своих возможностей: другой разум, неразрывно соединенный с твоим собственным, чувствует это напрямую и наравне, ловит каждую искру твоего ликования, отвечает встречным теплом и приятием. И забываются любые невзгоды, любые препятствия на пути. Джеффри Хендерсон жил ради этого момента. И этот момент настал, и оказался прекраснее, чем, все, что мог вообразить человеческий разум. Когда Айсбрейкер, выйдя на гладкий каток, помедлил и подобрался, просчитал траектории движения всех частей — это пронеслось в мозгу пилота прерывистой вспышкой, не раскрывая без нужды подробностей, но вселяя уверенность в том, что все сделано правильно, — и перешел на бег, сердце Джеффа зашлось в беспредельном восторге. Сила, уверенность, свобода, полет. Чувствуя каждый такт двигателей, каждый удар тяжелых металлических ступней о лед, он тем не менее не вдавался в подробности и не перепроверял расчеты: безраздельно вверял себя опыту, знаниям и заботе своего механического компаньона. Из груди рвался ликующий клич — но Джефф сдержал его, понимая, что машинная психика может отреагировать на это непредсказуемо. Лишь полногрудный, сильный и резкий выдох, похожий на продленный кашель или беззвучный крик, раздался в кабине, когда дуэт из меха и пилота ринулся покорять ледяную равнину.

Но любая вспышка рано или поздно исчерпывает себя. Джефф был готов и к этому тоже, более того, он надеялся с самого начала войти в состояние расчетливой оценки ресурсов. На второй или третьей минуте марш-броска через ледяное поле он смог, наконец, заставить себя обратить внимание на более приземленные вещи. Конечно, весь этот забег был лишь симуляцией, в действительности меху не требовалось тратить топливо на движения — но хорошо заученный урок побудил Джеффа, несмотря на что, обратиться к показаниям систем. Для этого пришлось отвлечься на консоль — чертовски обидно упускать такой момент, но что поделаешь. И, пробежав взглядом по строчкам, вдруг замереть в тревоге.

— Айс!.. — разговоры одновременно с нейросвязью все еще давались Хендерсону тяжело, но это был единственный способ получить внятный ответ. — Тут пишут, что уровень топлива… ну, что осталось всего ничего до резерва. Это как понимать вообще?

Пространство симуляции расширялось в сторону, в которую двигались подключенные к ней существа, и схлопывалось за их спинами, чтобы не тратить лишнюю энергию. Картинка достраивалась в деталях там, где на ней задерживали взгляд, и тут же разрушалась, стоило этот взгляд отвести. Здешний мирок был суррогатом, и близко недотягивающим до оригинала — шитая белыми нитками иллюзия годилась на ознакомительные прогулки, не более.

Айси приходилось иметь дело и с другими симуляциями — запущенными на дорогих, мощных машинах, практическими безупречными, работающими с каждым кластером сенсоров по отдельности. Суть не менялась: подделка есть подделка. Подделки, как и метафоры, и условности всякого другого рода, Айс не одобрял — только терпел их по необходимости, те же симуляции могли быть бесспорно полезны. Но это не значило, что он больше чем мирился с концепцией.

Бегать было… занимательно. Айси находил некое простое удовольствие в том, как ладно соединялись сложнейшие расчеты, проводимые тактическим компьютером тысячами в каждый момент времени, и безукоризненная созависимость деталей, проскальзывающих друг относительно друга с четко отмерянным сопротивлением. Для сверхтяжелой модели он обладал практически уникальной координацией — чтобы адаптироваться к менее совершенной конструкции, пилоту пришлось бы потратить недели просто на то, чтобы перестать замечать скованность движений и давящую на сознание тяжесть. Некоторые эквивалентные модели не могли не то что бегать — шаг ускорить без мучительного напряжения приводов, не рассчитанных на ускорения, и безумных расходов топлива.

«… это как понимать вообще?» — с некоторым запозданием зафиксировалась реплика пилота, почему-то вслух.

Вспомни про топливо… Айс сверился с помянутыми не ко времени показателями и перешел на шаг. Вент-заслонки откинулись за неимением воды и биологической угрозы, и клубы конденсата, перестающего быть горячим, как только покидали системы, с фырканьем вырывались наружу. Симулятор не поддерживал температурные ощущения для местной атмосферы и ледника, но корпус меха исправно нагревался и охлаждался по спецификациям.

— При текущем расходе резервов хватит на двенадцать-тринадцать часов, лейтенант, — максимально нейтральным тоном откликнулся Айси. — Мы спокойно завершим симуляцию и ознакомительную нейросвязь. Меня перевозили с полярной станции накануне вашего прибытия и, скорее всего, просто не успели заправить, — или не озаботились об этом подумать, но упрекать персонал в незначительных неудобствах, особенно если у них могло быть внятное оправдание, было бы нечестно. — Вы читаете с консоли или ощущаете физический дискомфорт? — связи пока не хватало, чтобы определить самому, слишком новая, не хватает нюансов и привычки их считывать по изменившимся энергоподписям. — Во втором случае снизьте чувствительность диагностики через ту же консоль, третий индикатор слева во втором ряду — вас ничего не будет беспокоить.

Самого Айси тянущее ощущение под броней там, где располагались баки, и настойчивые попытки автоматики перенаправить энергию с одних функций на другие, чтобы сэкономить, понемногу начинали беспокоить, но это был не первый раз, и не ему было жаловаться — он на практике проверял, что не понесет ровным счетом никакого долгосрочного ущерба, даже уйдя в стазис-лок… а сенсорику можно было если не отключить, то хотя бы приглушить.

— Я… меня не… — Джефф хотел сказать «не беспокоит», но замялся в растерянности. И, во время вынужденной паузы прислушавшись к своим ощущениям, понял, что все же различает специфический сигнал топливной системы не только по данным с консоли. Это не было похоже ни на одно из известных человеческих чувств, в отличие от, например, болевых ощущений — поэтому и не распознавалось столь долгое время. На голод в понимании человека это тоже походило мало, так что параллели в данном случае можно было проводить с натяжкой. Однако суть явления была примерно та же: недостаточное снабжение материальными ресурсами, вследствие чьей-то… торопливости? разгильдяйства? наплевательского отношения к потребностям и комфорту разумного, живого существа? Так или иначе, все варианты звучали паршиво.

Джефф вдруг устыдился собственной восторженности. Тоже мне, нашелся повелитель машин и покоритель виртуальных льдов. Как кататься, развлекаться и пищать от счастья — так пожалуйста, а как позаботиться о компаньоне, доверяющем ему безраздельно, да хотя бы просто озаботиться его самочувствием — так это скучно, это потом. Мальчишество, и то же самое разгильдяйство. Позор.

— Я не чувствую дискомфорта, — сообщил он наконец уже заметно тверже. — Почти. Но не хочу, чтобы неприятно было тебе. Предлагаю прервать симуляцию — тем более что вряд ли увидим тут что-то новое, — и немедленно поднять бригаду техников. Как они вообще допустили такое? Куда смотрел тот же Гордон?

Перераспределять топливо Айс в силу опыта умел мастерски — лучше даже, чем его собственная автоматика. Снизить мощность там, оптимизировать здесь… Выигрыш в одну-две десятых процента от скорости расхода кажется незначительным, когда у тебя полные баки, но подобная роскошь проводящей «в поле» без остановок и отдыха недели модели была доступна нечасто. К тому же экономить рационально, а значит — правильно.

Аутлайер, Фальк, обожал топливо с добавками — «сладости». Большинству мехов (Айси среди них) было дано конструктором чувство вкуса, и многие им пользовались. Сам Айс не видел прока в бесполезной трате ресурсов — добавки почти не давали выигрыша в энергии, только во вкусовых качествах, а значит — были лишены смысла. Как и сама заправка через горловой шлюз, если подумать. Горловина на боку была куда удобнее — в первую очередь для техников. Айси почти всегда заправляла техническая команда во время обслуживания — его конструктор считал, что это оптимизирует время и потребление энергосмеси по сравнению со свободным доступом к топливу и выдаче его меху на руки. Айс, разумеется, с ним соглашался — его конструктор был для него эталоном ума и дальновидности.

— Я могу потерпеть, — почти оскорбленным тоном заметил Айси, которому мысль, что ради его удобства придется внештатно вызывать целую команду техников, у которых могут быть дела поважнее, претила — как будто он подождать не может, в самом деле. — Это в высшей степени лишнее беспокойство. Я арктическая модель, рассчитанная на экстремальные условия, и уж конечно я могу работать на резервах. Это будет не первый раз.

Некоторым людям и мехам нравилось, когда о них переживали, но Айс предпочитал бы, чтобы ему уделяли поменьше подобного внимания. Нет положения более неловкого, чем вызывать неоправданное чужое беспокойство.

— Возможно, вы беспокоитесь о том, чтобы быть хорошим пилотом, лейтенант? Не нужно. Я ценю… заботу, — подбор слов дался Айси с трудом, — но это необязательно. Ваша профпригодность в первую очередь складывается из боевых навыков — судя по спецификациям, вы достаточно хороши и так. Мой предыдущий пилот уделяла подобным вопросам минимум внимания — на случай, если вас волнует соответствие ваших стилей вести в паре.

По нейросвязи приходил приводящий в замешательство (как, кажется, все с этим пилотом) откат — смутный стыд или смущение, растерянность… Тревога. Представить подобную реакцию на столь тривиальное происшествие у Регины было бы невозможно, и в конце концов Айсбрейкер просто-напросто бросил сравнивать.

— Гордон неспособен к самоорганизации, но он крайне талантливый инженер и ценный сотрудник, — чуть запоздало, но твердо возразил Айс. — А нагрузка на техников возросла в связи с переездом. Это не их вина.

Хотя он утверждал, что никак не привязан к обслуживающей команде и никакой взаимностью инженеру за дружелюбие не платит, Айси недолюбливал, когда другие люди делали выпады в его адрес — даже если некоторые основания имелись. Даже если говорящим был его собственный пилот.

Выговоры уполномочено делать непосредственное начальство инженера Смита, и точка. Соблюдение субординации, не более — Айси и в голову не пришло бы защищать Гордона просто потому, что тот был одним из его конструкторов.

Конечно же, нет. Это было бы просто… неразумно.

— Мы прервем симуляцию, если таково ваше решение. Но прямой необходимости в этом нет.

Нет, нельзя было сказать, что Джеффри Хендерсон ожидал благодарности за проявленное внимание. Конечно же нет. Ожидать благодарности — вообще крайне глупое занятие. Ну разве что только чуть-чуть, неосознанно, в глубине души… но это не имело значения. Он был готов к тому, что Айс откажется, аргументируя необходимостью сперва довести тренировку до конца: от такого педанта как раз стоило ожидать подобного. Был готов к тому, что согласится без эмоций. Но к такому потоку нравоучений, вновь обрушившихся на него в самый неподходящий момент, готов определенно не был.

Отвратительное и дурацкое чувство. Будто увидал человека, наносящего себе побои, и ринулся держать его за руки и отбирать плетку — а потом узнал, что это адепт религиозного культа, усмиряющий таким образом плоть, и в данной местности такое в норме вещей. Или от души поделился последним кусочком ароматного, поджаристого натурального стейка с товарищем по столовой, который оказался убежденным веганом. Любая аскеза — если это, конечно, не диета по состоянию здоровья или что-либо такое же вынужденное — всегда вызывала у Джеффа отторжение. Сам он умел и любил наслаждаться жизнью, в любой ситуации, когда это не вредило делу. Привык ощущать всю ее полноту, все пространство возможностей. Привык разделять это с теми, кто рядом. И неосознанно спроецировал это на искусственную личность меха. В этом был и практический смысл: логично, чтобы боевая машина, к которой он был прикреплен в качестве пилота, была обеспечена ресурсами сполна, пока это возможно. Но первая мысль Джеффа была не об этом, и теперь за эту мысль ему было стыдно и неловко, и неловкость эта ожидаемо начинала понемногу перетекать в раздражение.

В особенности когда Айс принялся сравнивать его со своей предыдущей напарницей. «Вы беспокоитесь о том, чтобы быть хорошим пилотом», ну да, как же, десять раз. Только и ждал, чтобы сравниться с твоей драгоценной Региной… так ведь ее, кажется, звали? Сама мысль о том, что Джефф мог перед кем-то заискивать, искать способы понравиться, рождала гнев. Впрочем, сдерживаемый: каким-то шестым чувством, не подкрепленным покуда опытом, лейтенант ощущал, что не все эмоции можно и стоит прокачивать через нейросвязь.

Другое дело, что фильтровать этот поток он пока что не умел. И сам не заметил, как между ним и мехом будто выстроилась непрозрачная стена, отрезающая их друг от друга во всем, что не касалось прямой передачи информационных данных. Насколько комфортно, тепло и приятно было ему разделять с «душой» Айсбрейкера их общую радость в самом начале, настолько теперь одиноко и неуютно стало в эмоциональном вакууме. Ну да ничего. Можно и, как это там он сказал, потерпеть. Ну и что там у нас еще? Ага, Гордон, значит, молодец, и техники не виноваты. Ну отлично. Все правы, один только лейтенант Хендерсон вылез невовремя со своей «заботой» — это слово в исполнении Айса послышалось Джеффу едва ли не презрительным.

— Нет значит нет, — медленно и тяжело обронил он вслух, дождавшись конца проповеди. И устало прикрыл глаза, отгораживаясь от злосчастных показаний консоли, оставляя лишь тот зрительный канал, что был связан с оптикой меха. — Давай продолжать.

В конце концов, это было — с его же, Джеффа, слов — всего лишь предложение. От любого предложения любое мыслящее существо вправе отказаться. Другой вопрос — кто заставил его изначально формулировать это так, а не в виде приказа. Да никто. Только собственная неуверенность и робость перед одушевленным боевым механизмом. Качества, недопустимые для пилота — если принимать во внимание весь спектр решений, в которых ему рано или поздно придется принимать участие. Да, хреновый из него получится офицер. Может, и не стоило тогда, восемь лет назад, тащиться на поводу у детской мечты. В конце концов, есть много других профессий, связанных с меха. Те же техники, например. Сейчас копался бы на станции обслуживания, расчехлял оборудование, поджидал мехов на заправку и горя бы не знал.

Неожиданно правый висок прокололо острой болью. Изображение перед виртуальным взглядом поплыло и пошло помехами. Черт! Этого еще только не хватало! Джефф знал, что поддержание нейросвязи требует определенной концентрации внимания, а главное — желания раскрыть свое сознание навстречу партнеру. Но не должно же быть так, чтобы обыкновенное расхождение во взглядах на дальнейший план действий — даже не ссора, не размолвка, они ведь по-настоящему не ругались — так пагубно влияло на стабильность и ширину канала. Запороть первую в жизни настоящую нейросвязь, вот уж будет радость!

Нахмурившись, Джефф постарался сосредоточиться, снова поймать это ощущение свободной и легкой передачи нейроимпульсов от биологической к кибернетической нервной системе и обратно. Это немного помогло: изображение виртуальных айсбергов перед глазами двоиться перестало. Но теперь каждый сигнал, приходящий от меха, казался чужеродным. Не вливался органично в собственный поток мыслей, чувств и эмоций, а словно втыкался в него, как титановая спица во время операции по сращиванию костей.

Даже ощущение боевой телесной мощи, что так восхищало Джеффа поначалу, сейчас давило и угнетало, сводило мышцы ощущением их мучительного несоответствия параметрам стальных конструкций. И все сильнее и неотступнее начинала гудеть голова. «Так. Спокойно. Соберись. Сейчас все пройдет, сейчас удастся наконец все восстановить. Ты должен, ты обязан. Иначе как собираешься управлять на поле боя, где будет и боль, и страх, и еще тысяча и один фактор, расшатывающий душевное равновесие?»

Айс знал, что вызвал недовольство пилота, еще до того, как по связи пришел откат — а потом через инфопоток словно рухнула из ниоткуда глухая преграда, и догадка превратилась в абсолютную уверенность. Из всех неприятных ощущений, которые когда-либо фиксировала сенсорика Айси, отгородившийся партнер был в первой тройке — и это при том, что опыт с болью и дискомфортом у него был обширнейший.

Мелкие пластинки брони встали дыбом, задрожали, тут же поджимаясь обратно. Теперь это можно было не прятать — пилот все равно бы не узнал, замкнувшись в своей части связи так, что не пробьешься. Нейросвязь была неподходящим местом для обид и желания остаться в одиночестве — поддерживать ее, не контактируя с партнером, было просто-напросто нельзя. Опытные пилоты и мехи умели этот контакт ограничивать, но лейтенант то ли случайно, то ли от переизбытка эмоций перебрал с желанием отгородиться.

Может, им бы удалось все исправить, вовремя подхватить ускользающее управление — но все сложилось разом: первое подключение в новом составе, разность личностей, простенькая консоль без оператора, готового прийти на помощь… Злосчастная нехватка топлива, в конце концов. Нервозность переезда. Досадные мелочи, которых недостаточно, чтобы нейросвязь у двух совместимых партнеров не состоялась — но их хватает, чтобы пустить все крахом, если один из них не готов кооперироваться. (Потому что второй умудрился вызвать его недовольство. Это была, разумеется, вина Айси — потому что это всегда вина Айси, если что-то идет не так.)

Картинка перед оптикой дрогнула и сыпанула статикой. Тщательно сниженный энергорасход подскочил вместе со скоростью работы кулеров — синхронизация упала на двадцать процентов и продолжала скачками понижаться, потерявший контроль пилот от недостатка нарабатываемой годами сноровки фактически бросил управление, и Айс пытался поддерживать симуляцию одновременно со связью сам.

От груди по нейросволу к вискам плеснуло горячей болью — обычно Айс не реагировал на скачки синхронизации так остро, но «обычно» у него в кабине не было пилота, с непривычки не знающего, что делать.

Плюс два и девять десятых юнита мощности на тактический процессор, синхронизация усилиями пилота подскакивает на несколько сотых — Айси успевает выровнять картинку — и обрушивается снова. Связь не открывается — но даже через блок доходят отголоски дискомфорта пилота, вынуждая выкладываться в попытках исправить.

Раньше никогда не было так остро. Может быть, дело в личности Регины. Может быть…

«Синхронизация шестьдесят девять и снижается, автоматическое отключение ниже пятидесяти во избежание процессорных и мозговых повреждений», — отправил Айс через комм, не озаботившись использовать речь — он даже не был уверен, что разваливающаяся симуляция все еще передает звук.

Что-то третье вклинилось в водоворот данных — совсем чужеродное, несвязанное. Только природная внимательность к мелочам помешала Айси просто откинуть сигнал, как незначимый — и повезло, что так: предупреждения об экстренном отключении установки игнорировать — себе дороже. Кто-то снаружи, из реальности, пытался их отключить.

«Запрос на прерывание извне, — почему-то Айси был твердо уверен, что лейтенант бы хотел довести все до конца, даже если минуту назад настаивал на обратном — и ослушаться даже невысказанного приказа было почти больно. — Учитывая обстоятельства — инициирую прерывание.»

Чем больше приходило извне подтверждений того, что связь рушится с каждым мгновением, тем сильнее Джефф нервничал. Чем больше он нервничал, тем быстрее сыпалась связь. Сердце колотилось как сумасшедшее, голова наливалась уже нестерпимой болью. Даже та жалкая иллюзия контроля, что удалась ему вначале, больше не работала: все заволокла собой пульсирующая красная пелена. Злые слезы брызнули из его глаз. Он отрывисто выругался вслух, и это как будто бы придало сил. По крайней мере на то, чтобы воспринять сообщения от меха. Прерывание извне… По слухам — в учебке Джефф ни разу не попадал в ситуации, где пришлось бы переживать это на собственной шкуре — вещь отвратительная. И тем гаже, что кто-то снаружи должен был стать свидетелем его позора. Но выхода уже нет. Под обратный отсчет Хендерсон бессильно откинулся в кресле — он даже не понял, когда успел приподнять голову, напрягшись, будто его ничтожная по сравнению с мехом физическая сила могла что-то изменить. И приготовился к худшему.

По крайней мере решил, что приготовился. Ведь на самом деле невозможно быть готовым к такой оглушающей боли, какая пронзила не только голову, но и, казалось, каждый нерв, каждую клетку тела. К счастью, лишь на короткое, не дольше вспышки молнии, мгновение. А затем наступила темнота. Самая черная и глухая из всех, что доводилось видеть человеческому существу.

Экстренный разрыв вам не то же самое, что соединение — ни тебе красивых картинок, ни красочных воспоминаний, ни даже ощущения единства. Только напряжение во всех приводах, головная боль и секунда темноты.

Видеопоток восстановился почти сразу — Айси обнаружил себя стоящим на коленях перед консолью, почему-то прекрывающим кабину рукой; поморщился, опустил ладонь. Поприветствовал:

— Инженер Смит?..

— Какого черта? — задрав голову, откликнулся Гордон, размахивая от избытка эмоций руками. — Я выхожу на коротенькую планерку, а вы… Кто вам обоим сказал, что мучиться с синхронизацией в первый же день без сна и отдыха, сразу после назначения — хорошая идея? То есть тебе-то ладно… — он махнул рукой особенно значительно, как будто поведение Айси само себя объясняло в его картине мира, и указал пальцем на кабину.

— Открытие люка, Айси. Обрыв соединения дрянная штука. Что случилось?

Вопросов было слишком много, чтобы хотя бы начинать отвечать, и вместо этого Айсбрейкер отдал команду на разблокировку замков и отзыв кислородной маски. Если прилагательное «дрянной» тут и подходило к чему-нибудь, так это к предстоящему разговору — в конце концов, связь действительно оборвалась.

И ясно, как арктический день, кто в этом виноват.

Джефф снова ощутил себя в реальности лишь тогда, когда пластины брони напротив него разъехались, впуская в кабину яркий искусственный свет. Этот свет был виден даже под закрытыми веками, и парень поморщился, глухо простонав-проворчав что-то, прежде чем разлепить мокрые ресницы. Медленно, неуклюже подняв дрожащие руки, сдернул с себя ставшую бесполезной маску, стянул проклятый шлем. С каждым ударом постепенно успокаивающегося сердца в висках отзывались отголоски прежней боли — по сравнению с ней ерунда, но даже от них трясло и мутило. Заставив себя отвлечься от пакостных ощущений, Джефф сфокусировал зрение — и увидел возле люка знакомую гигантскую ладонь, подставленную вместо ступеньки. Что ж. Значит Айс по крайней мере в сознании и относительно невредим. Собрав волю в кулак, Джефф попытался подняться навстречу из кресла, но вспомнил, что все еще пристегнут страховочными ремнями. Снова вполголоса выругавшись, нашарил и расстегнул замки, и тогда уже подался вперед, по-прежнему морщась и хмурясь.

Торс меха оказался наклоненным вперед — немного, но этого хватило, чтобы практически выкатиться из кабины, разом осознав, что голова не только болит, но еще и самым мерзким образом кружится. Не удержавшись на ногах, Джефф шлепнулся на стальную ладонь коленом и боком, и так и замер, не пытаясь подняться, пока его так же аккуратно, как и в прошлый раз, перенесли и сгрузили обратно в кресло. Будто горсть дерьма пересыпали. По крайней мере сам Джеффри Хендерсон себя ощущал именно так. И морально, и физически — и если второе постепенно, медленно налаживалось, то первое проступало только острее с каждой секундой.

Человеком, отключившим установку, оказался Гордон Смит. Джефф понял это, когда удалось снова собрать взгляд в точку и остановить его на знакомом лице — и не знал, хорошо это или плохо. Хотя какое уж там хорошо. Положа руку на сердце, выбирать надо между «плохо» и «чудовищно».

— Я… прошу прощения, — смог выговорить Хендерсон хрипло. И поднял взгляд, дальше и выше, туда, где возвышалась хоть и коленопреклоненная, но все же колоссальная фигура Айсбрейкера. От этого выходило, будто Джефф извиняется сразу перед обоими. Да так оно, в сущности, и было. Перед Гордоном он виноват в беспечности и своеволии: надо было не идти на поводу у своего нетерпения, а дождаться специалиста, который помог бы вовремя заметить и устранить проблему.

Хорошо еще, если не сжег консоль. А вот Айс… тот пострадал от его рук гораздо больше, если хотя бы частично пережил то же, что и сам Джеффри.

А ведь хотел уберечь его от мизерного дискомфорта, связанного с топливным голодом. Нашелся благодетель! Не оценили его инициативу, видите ли. Отличная идея — распускать сопли и выкатывать обидки во время нейроподключения. Браво, лейтенант! Джефф моргнул и шмыгнул носом, словно в самом деле собирался расплакаться. Машинально провез кулаком по верхней губе, оглядел его и тяжко вздохнул: вот оно что. Кровь.

Считывание показателей пилота у боевых моделей не работало вне кабины без специальной экипировки, и Айси с нарастающим беспокойством пронаблюдал, как лейтенант теряет равновесие и практически падает из кабины. Когда твой вес измеряется тоннами, а толщина брони равняется танковой, вверенные тебе люди кажутся пугающе хрупкими. Особенно учитывая, что сам Айс испытывал при обрыве подключения. Он-то оправится быстрее, чем остынет перегревшаяся консоль, а пережженные контакты заменят потом техники, а вот человек…

Айси с даже большей, чем обычно, осторожностью позволил телу пилота практически соскользнуть в кресло и убрал руку, чтобы дать дорогу взволнованному (возможно, даже слегка сверх меры) инженеру.

Впрочем, когда видеопоток вычленил из общей картинки следы крови на лице Хендерсона, Айси резко перестало казаться, что Гордон слишком суетится. Напротив — носовые кровотечения случались и просто от перенапряжения, но, в конце концов, синхронизация обрушилась со стремительностью гоночного болида… Достаточно ли этого для доселе не переживавшего ничего похожего пилота, чтобы заработать пусть даже минимальные мозговые повреждения?

— Боже, парень, — Гордон выудил из положительно бездонных карманов халата пачку бумажных платков и протянул лейтенанту. — Вот, утрись… Ты как? — он бесцеремонно приподнял пилоту голову, заглядывая в глаза и не переставая говорить: — Подними руку… сожми мне ладонь, я пытаюсь оценить рефлексы… и не переживай. Такое бывает. Айси обычно отлично держит синхронизацию, но сам понимаешь, это был опыт всего одного человека… Я знаю пары, где каждое десятое подключение провальное, и ничего. Успешно работают, совместимы. Всякое случается.

На взгляд Айси, базовых тестов было недостаточно, но Гордон в команде играл роль посредника между мехом и пилотом и имел официальную квалификацию, позволяющую ему судить. Очевидно, результаты его удовлетворяли, потому что за сканером инженер тянулся уже не так поспешно. Айс глубоко жалел, что не может сделать все сам — работа слишком тонкая, да и медицинские апгрейды не пережили бы арктических работ…

За проверками легко было бы упустить, что лейтенант извинялся. Гордон, кажется, именно так и сделал, утопив чужую реплику в потоке собственных — но Айси слушал внимательно. Вот только сказать ему было толком нечего.

Тот, кто извиняется, признает свою вину — но пилот только что из учебки не нес никакой ответственности за происшествие. С чего начать оспаривание очевидно неверного посыла?

Как обычно, решить ему не дали, перебив на середине мысли.

— А ты… — из все того же кармана появились очки, которые небрежно протерли замызганным рукавом (если бы у Айси не было других вещей, о которых стоило бы переживать, от подобного кощунства его бы передернуло) и зачем-то нацепили на нос, будто многометрового меха было не рассмотреть без стекол. — Гидеон получит отчет так или иначе, сам понимаешь. И счастлив вряд ли будет.

Айс понимал, пожалуй, лучше самого инженера и кивнул в знак подтверждения. Создатель узнавал абсолютно обо всем — и это было правильно: даже реши Гордон с какими-то невнятными мотивами не упоминать инцидент в отчете, даже не попади информация к главному конструктору через кого-то другого, Айсбрейкер исправил бы это недоразумение лично. Впрочем, вероятность подобного исхода была пренебрежимо мала: первая попытка синхронизации, не говоря уже об обрыве подключения в процессе — значимое событие. О таком не забывают доложить.

Гордон говорил об этом, будто это было что-то плохое.

— Будем надеяться, он будет в хорошем настроении хотя бы до того, как примется за докладную, — проворчал Гордон и снова переключился на пилота с какими-то расспросами по поводу его самочувствия, оставив Айси в очередной раз размышлять над своими загадочными реакциями.

Он говорил нечто подобное каждый раз, когда что-нибудь шло не так. Когда-то давно после длительного сопоставления Айс сделал вывод, что реплики относились к реакции создателя на промахи — но он мог поручиться, что настроение тут ни при чем. Только безответственные и эмоционально незрелые командиры позволяют себе делать наказание несправедливым, поддаваясь влиянию личных обстоятельств. Создатель Айси таким не был.

— Это моя вина, мне и отвечать, — просто заявил Айс, слегка мотнув головой в ответ на очередной нечитаемый (сочувственный?) взгляд из-под очков. — К обрыву связи привела моя ошибка. Я не учел, как пилот отреагирует на…

— Враньё!.. — не выдержал и возмутился Джефф.

К тому моменту он успел слегка оклематься: послушно выполняя все, что велел ему Гордон, понемногу осознавая заново свое тело, нервную систему, органы чувств. Руки тряслись уже гораздо меньше, кровь из носа унялась вместе с нормализацией подскочившего было давления; только голова ещё гудела, как растревоженный пчелиный улей, и униматься без лекарств, видимо, не собиралась. Голос его, все еще хриплый и приглушенный, конечно, не мог перекрыть гулкий баритон Айса. Но Гордон был близко, поэтому услышал — и удивленно обернулся к пилоту. А глядя на него, и мех тоже осекся и замолчал.

— Не вздумайте ему верить, мистер Смит, — принялся объяснять Джефф, от волнения даже чуть приподнявшись на подлокотника кресла. Речь на повышенных тонах давалась ему сейчас с трудом, и приходилось чуть ли не после каждой фразы останавливаться, чтобы тяжело перевести дух.

— Виноват только я. Я допустил… непростительное легкомыслие и самоуверенность. И позволил личным чувствам и эмоциям повлиять на служебную ситуацию, — Джефф поморщился от того, как безжизненно-канцелярски звучали эти общие фразы. Уже нахватался, что ли, от машины? Гордон живой человек, и объяснять ему надо по-человечески. А иначе, чего доброго, так и утвердится во мнении, что ругать за все следует одного Айси, а пилоту подтирать сопельки и прыгать вокруг него с утешениями. Вообще отличное получится первое взаимодействие: мало того что обидел и причинил боль, так еще и перед командованием подставил! — Сначала все шло прекрасно. Я постепенно осваивался, изучал показания приборов… и тогда заметил, что топливо в главных баках на исходе. Предложил не дотягивать до резерва, прервать симуляцию и заправиться. Но Айс доказал, что это сейчас ни к чему. И я…

Сейчас, в пересказе, было практически невозможно сложить слова так, чтобы даже просто объяснить, с какого именно перепугу Джефф решил обидеться и отгородиться. Лишнее подтверждение тому, что все это было не более чем ребячеством и капризами — с очень дурными последствиями.

— Мне стало обидно, что инициатива пропала зря. Я позволил себе обидеться на такую мелочь… и случайно поставил ментальный блок. Связь начала падать… а мне не хватило концентрации, чтобы ее удержать. Вот, собственно, и все что случилось, — он коротко вздохнул, и добавил устало: — Как видите, вины меха здесь нет. Дважды мой косяк… Если вдуматься, то и трижды: нужно было сразу понять, что связь мне не восстановить, и отключиться нормально, пока не поздно. Не доводить до экстренного. Теперь я всем подкинул проблем… Так что лучше проверьте, как себя чувствует Айс, — Джефф кивнул в сторону белой металлической громады, — Ему не меньше чем мне досталось. И заправьте его наконец… как-нибудь на досуге.

Чем дальше, тем больше Айси казалось, что в командовании неким нелепым образом что-то напутали. И даже почти образцовая поначалу синхронизация его не убеждала — не могли, не могли они быть совместимы с человеком, которого он настолько не понимал! Пилот умудрился пересказать факты без искажений, но сделать из них совершенно противоположный тому, что сделал Айс, вывод. Как, а главное — почему?

За неимением лучшего решения Айси предпочел молча наблюдать, а комментарии держать при себе.

Гордон же выслушал для своей рассеянной натуры весьма внимательно, покусывая губу, и помотал головой:

— Спасибо за честность, но это мало что меняет. Даже не думай об этом переживать, предсказать, как нейросвязь сработает, когда в связке впервые, никто толком не смог бы. Ты не знал заранее, что она обрушится, верно? Ну не сошлись во мнении, с кем не бывает. Еще успеете друг к другу приноровиться. И за него, — кивок в сторону неподвижного, но тревожно помигивающего подсветкой Айсбрейкера, — тоже не волнуйся: такой мелочью крупнотоннажника не возьмешь. Хотя мы, конечно, проверим.

Инженер обошел ерзающего в кресле пилота, с неправдоподобной скоростью переключая режимы в сканере; Айси был абсолютно уверен, что он успевает считать показатели с каждого — место свое конструктор все-таки получил отнюдь не за болтовню. Действительно, ценный специалист, хоть и с недостатками. В некоторых случаях это простительно.

— На всякий случай я заберу тебя в наши служебные помещения, там есть сканер помощнее, — вынес вердикт Гордон и сам бесцеремонно стер с лица пилота кровь платком. — Заодно познакомишься с остальной командой. Техники, даже младшие, важные ребята, не было бы их — всем пришлось бы тяжко, так что с ними лучше знаться и ладить. Посмотришь, какая у нас тут автоматика… Замечательное оснащение у этой дивизии, особенно после базы на куске льда! Представлю тебя другим конструкторам, если еще с ног не валишься. Только вот Гидеона нет… — он на секунду задумался, возведя глаза к потолку.

— Но это и хорошо. Гидеон — лидер разработки. Это его Айси создателем называет. Вы еще успеете увидеться в… официальной обстановке. Он только такую и признает.

— Создатель сейчас вне базы? — дождавшись паузы в потоке сознания, вклинился Айс.

— Завтра вернется. Он консультирует какую-то другую команду, кажется, по уничтожению аутлайера. Сам знаешь, он много чем занимается, — Гордон едва заметно поджал губы. — Хочешь ему позвонить? Он отключает общий комм, но я мог бы поднять для тебя нашу спецчастоту…

Это было бы против правил, к тому же Айс не беспокоил своего конструктора без крайней необходимости. За годы существования таковых не случалось — создатель всегда связывался с ним сам, если хотел поговорить по делу. Кроме как по делу, они говорить привычки не имели. Зачем Гордон именно сейчас снова стал предлагать — от этой идеи он отказался уже несколько месяцев как, — осталось очередной загадкой.

— Нет нужды, — вежливо отказался Айс. — Указания?

— Иди в техничку, пускай проведут диагностику и заправят тебя, в самом деле, — инженер неопределенно махнул рукой куда-то в сторону выхода; он уже явно успел увлечься мыслью провести пилоту экскурсию и, как обычно, перестал толком осознавать происходящее вокруг. — Вольно, свободен. Будь в порядке, ладно?

Что с ним могло случиться на базе вдали от передовой? Разумеется, он в порядке. Разумеется.

— Принято. Будьте в порядке, лейтенант, — эхом повторил удачную формулировку Айси и, едва заметно скривившись от лишнего напряжения приводов, поднялся с колена.

До двери ему было всего несколько шагов. Створы ворот раздвинулись автоматически, без запроса.

— И пусть вентиляцию проверят! — крикнул ему вслед через все помещение Гордон. — Утром не открывалась…