Descent (джен)

Когда Питеру наконец-то удается высвободить ногу из затвердевшего песка, ему тут же подставляет плечо Хэнк. Собственно он же его и вытаскивает. И Питер думает, что, пожалуй, он прикольный парень и уж точно не похож на зануду-учителя. Не дотягивает.

Хэнк оставляет его с Рэйвен и идет вытаскивать Скотта, думая по дороге, что Питер на самом деле не раздолбай, каким кажется, а очень даже взрослый. И смелый. Впрочем, они все тут смелые.

Когда проламывается песчаная стена, выпуская на свободу Саммерса, тот первым делом оборачивается в поисках рыжей подруги, и только в последний момент подавляет в себе желание немедленно рвануть наверх — это видно, — но все же спрашивает, нужна ли его помощь. Хэнк мотает головой и прячет усмешку — да, кажется, парень попал. А сам возвращается назад, тяжело опускаясь на бетонный блок рядом со своими. Минуты две они выдыхают, а потом встают, помогая подняться Питеру. Хэнк снова подставляет ему плечо, а сам смотрит, как в воздухе перед полуразрушенной террасой зависают Магнито, Джинн и светловолосая девчонка — есть во всем этом что-то победно-героическое, как в кино рисуют, — и думает сказать что-нибудь пафосно-трогательное, подходящее моменту… Но Питер вдруг дергается куда-то вбок, видимо забыв про сломанную ногу, и вместо слов ободрения получается только «@#(*%!», которого от тихого и воспитанного Хэнка не ожидает никто.

Зато улыбается Рэйвен, и за это Хэнк готов простить шустрому парню что угодно… Хотя насчет взрослости он, пожалуй, поторопился.

И Хэнк ворчит, но плетется через завалы, куда хочет Питер, потому что иначе он ведь потащится туда сам на одной ноге и навернется где-нибудь, а то и вовсе убьется — что вероятнее, — но все равно потащится.

А за поворотом Хенк замирает. И думает, что Питер, черт возьми, — единственный взрослый из них всех. Потому что пока они красиво и пафосно радовались победе среди оседающей пыли, он помнил про вот этого крылатого парня. С террасы доносится смех, и как-то сходит ощущение необоснованной радости, бьет по нервам — потому что вот, прямо здесь, он лежит, нелепо раскинув заломленные крылья. Нелепо и страшно.

Хэнка приводит в себя хриплый, запыхавшийся голос Питера:

 — Хей, а он еще живой…

* * *

Эрик находит их довольно быстро — звук над развалинами разносится далеко, а Хэнк, если нужно, умеет быть громким. Сначала он думает, что что-то с этим вот странным (впрочем, как будто здесь есть кто-нибудь нормальный) мальчишкой, но Питер (теперь Эрик хоть имя его знает) кивает — левее. С грохотом падает отброшенный Хэнком кусок непонятно чего.

 — Здравствуй… Маг… Эрик. — когда-то друзья на миг обмениваются взглядами, и Хэнк, передернув плечами, тихо просит, — Помоги.

А когда он отступает, Эрик вдруг видит, что крылья у Архангела (Ангелом он не называет его никогда, потому что Ангелом звали отчаянную девчонку, пошедшую за ним тогда, на Кубе) на самом деле белые и совсем не железные.

Они с Хэнком укладывают крылатого на железную пластину и так переносят до террасы — точнее, переносит Эрик сам, а Хэнк помогает допрыгать до остальных Питеру.

Когда они поднимаются наверх, моментально обрываются разговоры, а Джин просто бросается к импровизированным носилкам, потому что отчаяние Ангела ощущают даже те, кто телепатией не владеет. И рыжая, закусив губу уходит в их с крылатым уже общий кошмар. Минуты через две она поднимается — изрядно побледневшая, но значительно более спокойная, хотя в ушах до сих пор стоит свист ветра.

А Питер думает, что, пожалуй, Джин — неплохая девчонка, хоть и бывает иногда правильной до зубовного скрежета. А еще он смотрит на ободранное крыло, и думает, что, похоже, они с этим оба в одной лодке — временно вне игры.

И уж конечно, Питер совсем не сомневается, что все это лишь временно.