Кто скрывается под маской? (джен)

Жунг шла мимо льнущих друг к другу фасадов, вывесок, решетчатых окон и разномастных дверей. Люди оборачивались ей вслед. Вот перед ней появился корпус Университета с его готическими стрельчатыми арками и рыжими кирпичными стенами.

Чем ближе Жунг подходила к Университету, тем больше вокруг было студентов — молодых людей в белых рубашках, темных костюмах и, иногда, галстуках. Из всей этой монохромной толпы очень выделялась дама с детской коляской. Жунг невольно обратила на нее внимание. Желтый платок на голове, длинная юбка и пестрая блузка в мелкий цветочек.

К удивлению Жунг, эта дама шагнула ей навстречу и, немного волнуясь, заговорила высоким звонким голосом:

— Это ведь вы Жунг Шан Сег из Сенмуна? Я жду вас! Меня зовут Габи Гельб, я жена Венделя!

Жунг молча смотрела на Габи, ожидая продолжения.

— Вендель просил передать свои извинения: он не сможет прийти. Дело в том, что они с Багратом сегодня забирают из больницы друга, и…

Голос Габи затих. Она, чуть хмурясь, пыталась по выражению лица Жунг угадать ее реакцию на новость.

— Словом, Вендель не сможет проводить вас к доктору Коккино. Но это могу сделать я! — закончила она свою мысль.

— Хорошо, — просто ответила Жунг.

Габи Гельб аккуратно катила коляску, украшенную большими желтыми бантами, стараясь, чтобы та поменьше тряслась на ухабах. И изредка посматривала на спутницу. Ее, казалось, не интересовало ничего. Ни Габи, ни ее малышка-дочь, ни прохожие, ни сам город. И это было странно — совсем не чувствовать никакого отклика, никаких эмоций в человеке рядом. Обычно Габи ощущала хотя бы что-то. Скуку, пренебрежение, робость… А тут — абсолютная пустота.

* * *

Медицинский кабинет доктора Коккино с порога оглушал обилием белого. Стены, ширмы, занавески на окнах, обивка стульев, кушетка — вся комната казалась припорошенной снегом. Да и сам доктор, энергично хрустящий большим красным яблоком, был облачен в тщательно отглаженный белоснежный халат.

При появлении посетительниц доктор немедленно вскочил на ноги — оказалось, что он совсем низенький, даже меньше Габи, не говоря уже о довольно статной Жунг. Впрочем, недостаток роста доктор Коккино искупал огромными размерами круглого живота.

— Какая приятная неожиданность! Миссис Гельб! — провозгласил он, всплескивая руками, роняя надкушенное яблоко и немедленно нагибаясь за ним. — Ах, какой я неловкий! Как ваша дочурка, миссис Гельб? А вы? Жалоб на самочувствие нет? Прекрасно, просто прекрасно! А вы, должно быть, та гостья из Сенмуна?

— Да, я… — пролепетала Жунг, ее ресницы затрепетали, и она стыдливо отвела глаза. — Должно быть, вам уже рассказали о моей проблеме… Мне так неловко…

Габи во все глаза уставилась на нее, даже на мгновение забыв о воркующей у нее на руках дочери. Доктор Коккино успокаивающе зачастил:

— Ох, ох, не стоит меня стесняться! Я ведь врач, мне можно рассказывать все! Не верите, спросите у Габи — я совершенно травояден! Не буду осуждать, никому и слова не расскажу лишнего о ваших тайнах, верно ведь, миссис Гельб?

Покраснев, Габи кивнула.

— Я знаю, знаю! Вы хороший доктор, вы мне поможете! — все так же глядя в пол, проговорила Жунг.

— Ну конечно! Я сделаю все возможное, дорогая моя!

Габи покидала кабинет со странным чувством. У нее все не проходило ощущение некоторой неестественности происходящего. Но что именно было не так, она сформулировать не могла.

* * *

У доктора Иэроса Коккино было одно постыдное свойство. Он всегда увлекался сложными пациентками, особенно если те были хороши собой. Он не мог думать ни о чем, кроме очередной дамы, часто замужней и совершенно недоступной, чье здоровье оказалось в опасности. Буквально терял голову! Правда, чувства доктора отличались недолговечностью. Стоило ему определить причину неприятных симптомов — или увериться, что повстречавшийся ему недуг медицине пока неподвластен — и он терял интерес.

Внешне, как Иэрос надеялся, его душевные метания никак не проявлялись. Он всегда со всеми своими пациентами был одинаково мил и внимателен.

Стоило ли удивляться, что с первых же секунд знакомства с Жунг Шан Сег он совершенно потерял голову? Иэрос просто не мог думать ни о чем, кроме ее дела.

Поздно вечером он расставил вокруг себя тарелки с едой — не на стол, конечно, ведь там уже громоздились книги и журналы. На табуретке оказалось блюдо с чудесными маленькими бутербродиками из закусочной неподалеку от Университета. С подоконника глянцевыми боками подмигивали столь любимые доктором яблоки. На комоде громоздились целых три тарелки с печеньем с грецким орехом и сахарной пудрой.

Вечер обещал получиться плодотворным.

Для начала Иэрос бегло, по диагонали, пробежался по талмудам, считавшимся бессмертной классикой гинекологии. Но, как доктор и ожидал, метры стыдливо обошли вниманием вопросы половой невоздержанности.

— Ханжи! — пробурчал Иэрос, заедая первую ожидаемую маленькую неудачу бутербродиком.

Теперь на очереди были журналы по современной медицине. Там порой попадались очень смелые работы. Доктору Коккино казалось, что он когда-то читал в них что-то близкое к интересующей его сейчас теме.

Он перебрал три толстенные стопки журналов, съел все бутерброды и ополовинил вазу с яблоками. Но светила гинекологии будто сговорились изучать какие угодно вопросы, кроме того самого, что волновал сейчас Иероса.

Уже занимался рассвет, от яблок в вазе остались одни только огрызки, когда доктор Коккино, похрустывая печеньем, наконец невнятно воскликнул:

— Наконец-то!

Перед ним лежал заляпанный желтыми пятнами номер медицинского журнала без обложки, посвященный теории психоанализа.

* * *

Иэрос ждал Жунг, сидя в глубоком плетеном кресле за столиком посреди пропитанного запахом свежей выпечки небольшого зала. Перед ним стояла маленькая фарфоровая чашечка с горячим молоком. Изредка прихлебывая из нее, доктор наскоро просматривал собственные заметки о деле Жунг.

— Доктор Коккино! — услышал он вдруг.

Иерос обернулся, увидел решительно приближающегося к нему доктора Венделя и приветливо заулыбался.

— Как я рад, что нашел вас здесь! — продолжал между тем профессор Гельб, присаживаясь перед Иэросом за стол и протирая платком очки. — Вы, как всегда, неуловимы! За этот день вы успели побывать везде, но нигде не задержались надолго!

— Дела, — неопределенно пожал плечами доктор. — Зачем же вы меня искали?

— Ну разумеется, искал! Тут вернее будет спросить, почему я не делал этого раньше? Совершеннейшая бестактность с моей стороны: попросить вас провести медицинское обследование своей подопечной и даже не поинтересоваться ходом дела! Знаю, что вы встретились с ней по меньшей мере однажды — дала ли какой-то результат это встреча? — деловито поинтересовался Вендель. Улыбка Иероса увяла.

— Разумеется, — ответил он. — Я провел полное обследование своей пациентки. Это оказалось весьма занимательно. И вы, конечно, узнаете о моих выводах… Позднее, когда я доведу дело до конца и представлю отчет о своей работе на научной конференции.

— Прошу прощения? — чрезвычайно удивился Вендель. — Вы намекаете, что проблема Жунг — это не мое дело?

— Ах, боюсь, что именно так, дорогой мой! Ведь она теперь моя пациентка. И я не вправе обсуждать ее недуг с кем-либо — такова врачебная этика, — развел руками Иэрос.

— Что же, — помолчав, отозвался Вендель. — В сущности, мне достаточно знать, что вы работаете над проблемой. Признаться, я чувствовал себя очень скверно от того, что совершенно забросил эту тему — ведь я обещал, что помогу Жунг, а сам?! Но я действительно был очень занят, очень… Дело в том, что Баграт решил забрать из больницы…

— Дорогой мой! — перебил Венделя Иэрос. — Не сочтите меня грубым — я с удовольствием побеседовал бы с вами. Однако прямо сейчас — не лучший момент. Уже совсем скоро сюда должна прийти Жунг, у нас намечается очень важный разговор. Я планировал обсудить с ней детали дальнейшего обследования и, возможно, лечения. По правде говоря, назначенное мной время встречи уже четверть часа, как минуло. Но Жунг вечно такая рассеянная, она постоянно опаздывает, я уже даже успел привыкнуть и смириться…

— То есть, вы назначили своей пациентке встречу в кофейне?! — изумился Вендель. — А это врачебной этике разве не противоречит?

Иэрос смутился, опустил глаза, смущенно пробормотал:

— Это, действительно, обычно не принято… Но Жунг не видит в этом ничего плохого, и я…

— Доктор, скажите мне, что я ошибаюсь — вы же не завязали с ней романа?! — простонал Вендель, обхватывая голову руками. — Ведь вы же прекрасно знаете, что она не в состоянии себя контролировать! Вы же не стали пользоваться этим, правда?!

— Конечно, нет! — возмутился Иэрос, багровея. — Ваши обвинения оскорбительны и просто смешны! Я никогда не сплю со своими пациентками!

— Простите! — неловко махнул рукой Вендель. — И в самом деле, глупое подозрение! Я ведь знаю, что вы — настоящий профессионал! В конце концов, я даже доверял вам самое дорогое для меня, мою жену, Габи. Просто… Ну, вы же знаете. Эта Жунг действительно горяча и, кажется, способна соблазнить любого…

Иэрос нахмурился, тщетно пытаясь совместить тот образ Жунг, который был знаком ему, с характеристикой Венделя. Нет, он знал, что она ведет активную половую жизнь, она сама признавалась ему в этом. Но он по-прежнему совершенно не мог представить, как эта стеснительная и милая особа умудряется завязывать отношения. Жунг, в его представлении, была очень мало похожа на горячую соблазнительницу.

Когда Жунг, наконец, несмело вошла в кофейню, Иэрос, глядя на нее, подумал: «Ну какая же из нее соблазнительница, в самом деле?» Да, ее наряд был весьма откровенен, но то, как она боязливо переминалась с ноги на ногу, как прятала взгляд, как смущенно улыбалась — сущее дитя!

— Вы еще не устали меня ждать? — вместо приветствия спросила она, неловко присаживаясь напротив. — Мне так жаль — я опять заблудилась! Эти узенькие кривые улочки в Алемане вечно заводят куда-то не туда. А мучить вопросами незнакомых людей я, признаться, стесняюсь…

— Ох, ну что вы, моя дорогая! — поспешил успокоить Жунг доктор. — Это мне стоит извиняться, что я вынудил вас искать совершенно незнакомое место — простите, я не подумал о том, что это с непривычки может оказаться непросто.

— Вы говорили, что обследование завершено? Теперь вы знаете, что со мной? — сменила тему Жунг.

— Может, я сначала закажу вам что-нибудь? Здесь совершенно невероятный пирог с мясом…

— Я ем только растительную пищу, — помотала головой Жунг. — Таковы ограничения, накладываемые моей религией… Но я бы съела что-нибудь сладкое, можно?

Наслаждаясь зрелищем того, как Жунг расправляется с крошечными черничными пирожными, Иэрос начал разговор:

— Думаю, мне стоит немного рассказать вам, моя дорогая, почему женщину вообще может настичь чрезмерна сексуальная тяга к мужчинам… Или, гм, как в вашем случае, не только к мужчинам.

— И часто такое случается? — встрепенулась Жунг. — Много ли на свете женщин, страдающих тем же недугом, что и я?

— Ах, к сожалению, очень мало! — всплеснул руками Иэрос. — Будь подобное распространено больше, мы сейчас все знали бы о возможных причинах недуга… Но увы, увы.

— Значит, вы не знаете, что со мной? — спросила Жунг подрагивающим голосом. В глазах ее заблестели слезы.

— Ах, ну что вы, моя дорогая! — всполошился Иэрос. — Пусть я и не знаю пока в точности, но предположения у меня есть. Мы разберемся, я уверен!

— Предположения? — повторила Жунг.

— Ну да, разумеется! — повторил Иэрос. — Но давайте вернемся к тому, почему женщины вообще могут…

— Нет, нет, я прошу вас! — перебила его собеседница, сжимая руки в кулачки. — Расскажите о своих предположениях обо мне! Не о каких-то «женщинах вообще»!

— Хорошо! — сдаваясь, вскинул руки кверху доктор. — Я думаю, что порошок, который вы вдохнули тогда на рынке, просто временно снял психологический блок и высвободил какие-то скрытые импульсы, являющиеся результатом детских травм. Единожды высвободившись, они, однако, оказались слишком сильны, чтобы вы смогли их снова подавить.

— Я ничего не поняла, — жалобно призналась Жунг.

— Ох, как бы это объяснить… Вы не похожи на тех женщин, сама природа которых толкает их в объятия большого количества партнеров. У вас нет характерных физических черт, травм головного мозга, каких-то особенностей организма, которые заставляли бы вас делать это…

— Хотите сказать, — дрожащим от обиды голосом проговорила Жунг, — я сама выбрала путь разврата. Но я же объясняла! Я думала, вы поняли! Неужели и вы тоже?..

— Ах, нет-нет, Жунг! Я не это имел в виду! Я хотел лишь сказать, что причина, по всей видимости, кроется в вашей психике, а не теле.

— И что теперь с этим делать?

— Вот! Об этом я и хотел с вами поговорить! Дело в том, что не так давно в медицинских кругах была анонсирована теория психоанализа…

Иэрос еще долго что-то путано объяснял, щедро сдабривая свою речь незнакомыми Жунг словами. В конце-концов, она поняла, что доктор собирается с ней беседовать. Расспрашивать ее о детстве, родителях, каких-то важных событиях далекого прошлого. И это, по мнению доктора Коккино, каким-то образом могло ей помочь.

— Ну, если вы считаете, что так нужно… — неуверенно согласилась она.

И завертелось.

В крошечной закусочной неподалеку от Университета Жунг над большим блюдом со столь любимыми Иэросом бутербродиками призналась, что всегда очень любила своего отца, но и боялась его. Он был строг, и требовалось невероятно постараться, чтобы заслужить его похвалу.

В дорогом ресторане, оформленном в урартском стиле, пациентка за бокалом изумительного красного вина припомнила, как стала когда-то, в совсем еще юном возрасте, свидетельницей ссоры матери с отцом. Тот обвинил свою жену в чрезмерной холодности и отстраненности в постели и пригрозил бросить ее.

Еще через неделю, в уютном полумраке гостиной доктора Коккино, Жунг поведала, что всегда немного побаивалась мужа. Что не могла и помыслить о том, чтобы быть по-настоящему откровенной с ним. Что никогда не решалась довериться ни одному мужчине в своей жизни — кроме Иэроса.

Еще через несколько дней, сидя в сверкающем белизной медицинском кабинете доктора, Жунг робко заметила, что, кажется, лечение ей помогает. Что она уже неделю не вступала в связь ни с какими мужчинами или женщинами — ей просто не хотелось этого.

— Я чувствую, что на самом деле мне нужно не это, — произнесла она, открыто глядя на Иэроса снизу вверх. Он даже заерзал под ее взглядом. — Все это я время я искала лишь искренней близости. Но ни один любовник не был способен дать мне это. Только вы…

— Ох, дорогая, я очень рад, однако…

Но Жунг не слушала. Иэрос даже не успел понять, как она оказалась у него на коленях, прижимаясь к нему всем телом так, что он не мог не испытать сильнейшего прилива желания. Доктору потребовалось титаническое волевое усилие, чтобы отстраниться от ее торопливых поцелуев и пробормотать:

— Нет, дорогая моя, это совершенно лишнее!

По щекам Жунг потекли слезы.

— Должно быть, я отвратительна вам из-за всех тех любовников, что у меня были… — произнесла она после паузы.

— Вовсе нет!.. — слабо заспорил Иэрос. — Просто… Неужели вы сами не видите? Эта ваша вспышка страсти — очередное проявление вашего недуга. Мне не стоит поощрять вашу болезнь, я…

— Но это же совсем другое! — горячо возразила Жунг. — Я предлагаю вам не просто свое тело, но свою душу, свою любовь! Я никогда еще не испытывала ни к кому ничего подобного!

Ловкие женские пальчики, как-то незаметно оказавшиеся в районе ширинки Иэроса, парадоксальным образом придали словам Жунг убедительности. Иэрос уже не мог и не хотел спорить.

Тем вечером, вернувшись домой, Жунг записала в своем дневнике:

«Меня ведет воля Дракона. Повинуясь ей, я примерила маску девочки, которая потеряла на рынке отца и теперь очень хочет его найти. Ей страшно, и она готова на любые сделки и жертвы ради отеческой заботы.

Когда-то в Храме мне было совершенно неясно, почему жрец так подробно расспрашивал ту размазывающую по щекам слезы и сопли девчонку. Зачем он требовал потом от каждого из нас, чтобы мы воспроизводили ее мимику и жесты, ее искреннюю радость при виде отца, когда тот пришел за ней. Но теперь этот урок чрезвычайно мне пригодился.

С первого взгляда на доктора Коккино мне стало ясно, что это именно та маска, которая позволит ему чувствовать себя в безопасности. Ему нужно ощущать себя большим и всезнающим взрослым — и я дала ему это.

И это сработало! Хотя и заняло чрезмерно много времени — я боялась спугнуть доктора, он боязлив как кролик. Это было утомительно. Однако сегодня я добилась результата. Иэрос планирует теперь представить меня своим друзьям и коллегам — в качестве невесты. Надеюсь, среди его знакомых найдется хотя бы один врач из числа тех, что интересуют меня. И я смогу сделать следующий шаг к исполнению своей миссии.

Всего одна маска, но как же она меня утомила! Особенно мучителен оказался этот его психоанализ. Столько вопросов, на которые нужно придумывать ответы! Это как самая тяжелая из тренировок в Храме — только сейчас все по-настоящему, и ошибиться немыслимо.

Хуже всего, что все эти вопросы порождают во мне недопустимые чувства и мысли. Кто были мои родители? Любили ли они друг друга? Почему отнесли меня в храм?

Мне не воспрещается думать об этом. Но у меня не должно — не может быть! — чувств и сожалений. Я — пустой сосуд. Лучше мне вовсе не вспоминать о моих родителях. Впрочем, я надеюсь, мне больше и не придется делать это. Я уже почти прошла испытание. Думаю, мои наставники были бы мной довольны».