Необходимость заботиться  (джен)

С неба сыпется мелкая крупа, неприятно колет лицо и медленно тает, путаясь в седой бороде. Хэнк дёргает за бегунок молнии, застёгивая куртку по самое горло, сцепляет зубы, когда в лицо ударяет порыв ветра. Со двора доносится басистый лай и упрашивания «Давай, Сумо, принеси мне мяч». На деле же Коннор уже в третий раз сам бежит за пущенным снарядом, провожаемый ленивым взглядом разлёгшегося на стылой земле сенбернара. Этим двоим холод будто бы и нипочем, а Хэнк всё так же ненавидит зиму, с тех самых пор, как дорога, покрытая блестящей коркой льда, унесла жизнь его сына. Ночами ему по-прежнему снится Семьдесят пятое шоссе, бьющаяся в стёкла метель и грохот, когда едущий впереди грузовик теряет управление и валится на бок. Он видит испуганное лицо Коула с широко распахнутыми глазами, отчаянно жмёт по тормозам — те отзываются визгом, но автомобиль не останавливается, вращается на льду, как ёбанная рулетка в казино. Красное и чёрное, жизнь и смерть. Ставка сыграна: удар приходится на правую сторону машины, со звоном выпадают стёкла, корёжится метал, а его мальчик висит на ремне безопасности как сломанная кукла. Весь в крови и без сознания. Во сне всё становится серым-серым, как и его жизнь — после.

* * *

Хэнк всё бы отдал за возможность поменяться тогда с сыном местами. Это у Коула должна была быть впереди долгая и счастливая жизнь, а что ему — убитому горем старику — делать с остатками своей? Ненавидеть себя и этот грёбанный мир? Он так и поступил, не найдя никакого другого выхода, кроме как топить себя на дне бутылки и надеяться, что всё когда-нибудь закончится само. Крутил барабан, заряженный одинокой пулей, и утыкал дуло револьвера себе в висок — но судьба каждый раз смеялась ему в лицо сухим щелчком. Тогда ещё жена, Саманта, пыталась говорить с ним, прятала выпивку, а когда застала за игрой со смертью — упала на колени и разрыдалась.

«У нас ещё могут быть дети, Хэнк», — слова ударили звонкой пощёчиной. Заменить одного ребёнка другим, словно тот — живая кукла с заводов «Киберлайф»? Так мерзко, так нелепо, что Хэнк не выдержал и захохотал — до слёз и хриплого кашля. «Убирайся! Давай же, ну, уёбывай отсюда и никогда, никогда, слышишь, не возвращайся!!!». Саманта, давясь рыданиями, выбежала из дома, а через неделю он получил бракоразводные документы, на которых без колебаний оставил свои подписи. Может, для бывшей жены ещё и существовал шанс начать всё сначала, но только не для него.

Иногда — всё больше уставая от того, в какое дерьмо скатилась его жизнь — Хэнк мимолётно допускал мысль, что, послушай он Саманту тогда — и, быть может, всё сложилось бы по-другому. А затем снова начинал пить, пока руки в состоянии держать стакан; крутить барабан револьвера с одной пулей и зло думать: «А не зарядить ли его полностью, чтобы наверняка?». Но игра со смертью стала ещё одной вредной привычкой.

* * *

Зелёный мяч летит в угол двора — Сумо наконец срывается с места и несётся за ним довольно прытко, как для своей массивной лохматой туши.

— Да! — ликует Коннор, сидящий на корточках. — А теперь принеси его мне.

Сумо возвращается, но не дает забрать мяч из своей слюнявой пасти, наоборот, сильнее сжимает челюсть. Коннор уговаривает, пытается отобрать, а затем оказывается в один прыжок поваленным на землю. Сумо нависает над ним с видом победителя.

— Ты играешь не по правилам, ты это знаешь? Эй! — Коннор весьма неубедительно пытается отбиться, когда Сумо выплёвывает мяч и принимается вылизывать ему лицо, радостно виляя хвостом.

Хэнк наблюдает за их вознёй, пряча в бороду улыбку. Всё-таки судьба сыграла с ним странную шутку: он чувствует себя так, словно снова стал отцом. И это больше не воспринимается как предательство. Хэнк думает, что ещё обязательно встретится с Коулом, но теперь он знает для чего и для кого продолжает не существовать, нет — снова жить.

Играм со смертью приходит конец, и это похоже на рассвет после долгой ночи.