A Pale And Pointed Mirror (гет)

Все павлины умерли еще во время войны. В основном их использовали в качестве мишеней для тренировок Круциатуса, и однажды для праздничного пира, когда егеря поймали несколько маглов в одиночку. Лишенные ухода высокие живые изгороди на границах участка заросли и потемнели. Фрукты гнили на ветках в саду, заросли роз душили каменную скамью, переплетая ее своими шипами. Длинная извилистая подъездная аллея заросла травой, и почти все окна в доме обвил плющ своими вьющимися стеблями. Жители маленькой деревушки в нескольких милях к западу полагали, что дом заброшен, но никто так и не захотел пойти и удостовериться, несмотря на слухи, что семья, которая там жила, была до смешного богата. Всякий раз, когда молодые люди собирались вокруг пинт пива и эля в пабе, находящемся рядом с центральной площадью деревни, кто-то всегда поднимал эту тему. Это обсуждалось до тех пор, пока пинты не опустошались, а крики не прекращались. А после уже все пожимали плечами, бормоча что-то про следующий раз с тенью страха и волнения в голосе, скрывающейся под небрежным тоном. Больше всего на территории дома было камней, которые так любили бросать маленькие скучающие дети, проезжая мимо на велосипедах.

Драко Малфой научился этим довольствоваться. Подавляющее большинство защитных чар, наложенных на дом и землю, были разрушены за предыдущие годы, но некоторые пока еще исправно работали, и, если все, с чем ему время от времени приходилось иметь дело — это парочка наспех — и плохо — нацеленных камешков в живую изгородь, он мог жить с этим. «Как будто бы у меня есть выбор», — пробормотал он себе под нос, стоя у высокого окна своей спальни в северной части поместья. Отсюда открывался хороший обзор, и когда одно из оставшихся защитных заклинаний предупредило Драко о появлении чужака на территории, он пошел посмотреть на незваного гостя.

Пушистые волосы, слишком отчетливо видимые даже с такого расстояния — боже милостивый, неужели у этой женщины нет зеркала? — выдали свою хозяйку. Драко задернул занавеску, не давая раннему утреннему свету, который как-то сумел пробраться сквозь заросли плюща, проникнуть в комнату. Это был не первый раз, когда Грейнджер была в его доме после войны — его бросило в дрожь от воспоминаний, при каких обстоятельствах она была здесь в первый раз, — несколько раз она посещала поместье с этим жалким приказом об уничтожении последней резиденции Темного Лорда. Он не видел ее с тех пор, как она попыталась обнять Мэдди, его домашнего эльфа, отчего бедняжка упала в обморок на месте.

Драко покинул комнату и направился вниз, по пути щелкнув пальцами. Мэдди мгновенно появилась рядом, спрыгивая по ступенькам следом за ним.

— Прибыла мисс Грейнджер, — проинформировал он эльфа, с мрачным весельем наблюдая, как Мэдди, схватив свое длинное заостренное ухо, закрутила его, страдание ясно читалось в ее выпученных глазах. — Когда она зайдет в дом, приведи ее ко мне. И не нужно быть с ней вежливой.

Мэдди остановилась на лестнице и отвесила ему такой низкий поклон, что ей пришлось ухватиться за перила, чтобы сохранить равновесие, а затем с хлопком дизаппарировала. Драко продолжил спускаться на первый этаж, газовые лампы загорались перед ним и гасли по мере того, как он проходил мимо. Домашняя магия была для него настолько обыденной, что он едва замечал ее, если только она не начинала отказывать. А этого никогда не случалось, за исключением того времени, когда Темный Лорд пребывал здесь. Драко с содроганием прошел мимо двери, ведущей в гостиную, и отвернулся от мерцающего света, свидетельствующего о заклинании, навсегда запечатавшем дверь. Ему потребовалось два месяца долгой, тайной и причиняющей боль работы над заклинанием, но зато никто больше не войдет в эту комнату.

Причина болезненной части этой работы сверкнула в зеркале, весящем в конце коридора, ведущего в кабинет. Из-под воротника рубашки выглядывала широкая серебряная повязка, сдавливая его горло. Это было одно из немногих решений, которые Драко принял сам с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать. После того, как его мать спасла Поттеру жизнь и, по его мнению, закончила войну, ее участие в режиме Темного Лорда было прощено, и сам министр подписал помилование. А вот мужчинам семьи Малфой повезло не так сильно. Лициус был приговорен к Азкабану, хотя и пропал во время транспортировки в тюрьму. Драко рассказывали, что его отец упал в Северное море во время шторма, а в мутных водах даже волшебник долго не продержится. Возможно, он сбежал, но, если он все же мертв, Драко был уверен, что его толкнули. Люциусу повезло, подумал Драко, поправляя воротник и пряча повязку. Он оставался сильным до самого конца.

Драко был слабаком. Помощь матери и переговоры с Министерством спасли его от немедленной казни поцелуем Дементора, но он все еще должен был поплатиться за свои преступления. Пытки, насилие. Непростительные проклятия. Непредумышленное убийство, покушение на убийство. Все, что Драко делал по приказу своего хозяина, требовало, чтобы его отправили в Азкабан, возможно, на всю жизнь. Но Нарцисса, женщина, которая спасла жизнь Поттера, умоляла того, и из-за ее участия в войне Драко был предоставлен выбор. Тогда, на башне он не принял предложение Дамблдора и с тех пор сожалел об этом. Сейчас же, когда ему дали второй шанс, Драко воспользовался им.

Домашний арест под постоянным наблюдением Министерства и ингибиторная повязка на шее. Ему запрещалось покидать Мэнор, и он мог использовать только самые основные чары и заклинания, все остальные сопровождались мучительной болью, бегущей по нервам. Драко бродил по дому, подобно сквибу, подражающему волшебникам, пробираясь через обширные винные погреба. Он сделал свой выбор — это был лучший вариант выживания — и Драко справлялся с ним. Без особого энтузиазма и с присущей ему угрюмостью, но справлялся.

И с министерскими сторожевыми псами, и с допросами, которые сопровождали его в связи с обстоятельствами. Драко знал о Пожирателях Смерти, которые умирали, которых убивали и сжигали. Министерство посылало к нему людей разузнать известно ли ему что-нибудь, но он не знал. Сперва Забини, в надежде, что их прежняя дружба заставит его поделиться информацией, которой у Драко не было. Затем Патил, возможно полагая, что хорошенькое личико развязало бы ему язык. Она ушла в гневе, когда он предложил ей секс взамен на информацию. Макмиллану явно не хватило духу для такого поручения или чего-то в этом роде. И слава богу, ведь если бы сюда забрел Хаффлпаффец и попытался задавать дерзкие вопросы, Драко попросил бы, чтобы его отправили в Азкабан. Им оставалось только послать Грейнджер. Она не была ему другом, бывшим или нет, и определенно не вариантом для траха. Может быть они надеялись, что она разозлит его и тем самым заставит помочь в расследовании. На самом деле, это их лучший вариант.

Налив порядочно бренди в тяжелый стеклянный бокал, Драко развалился в кожаном кресле за столом отца. И сейчас, и в течение последних пяти лет ему все еще было боязно использовать отцовский стол. Однажды он открыл один из выдвижных ящиков в поисках пера и защитное заклинание укусило его, Мэдди пришлось зашить ему руку, после этого он не решился обшарить остальные ящики.

Драко едва успел устроиться в кресле, закинув ноги на полированную поверхность стола и держа в правой руке бокал бренди, а в левой тонкую самокрутку, как Мэдди пропустила Грейнджер в кабинет. Глаза эльфийки были полны отвращения, а пальцы сжимали края скатерти, в которую она была завернута, как в сари.

— Грязнокровка с волосами хочет поговорить с хозяином Драко, — сообщила ему угрюмо Мэдди, ее тонкий и писклявый голос был пронизан раздражением.

Он усмехнулся, скривив рот в злобной гримасе, когда Грейнджер топнула ногой, явно возмущенная словами Мэдди.

— Спасибо, Мэдди. Ты можешь идти, — эльфийка поклонилась и зашагала прочь, нарочито случайно наступив Грейнджер на ногу. Драко откинулся на спинку кресла и отсалютовал бокалом Грейнджер.

— Так чему я обязан этим визитом? Неужели небо позеленело? Или красноглазые люди со змеиными лицами выскакивают из-за каждого угла на улице? — Грейнджер закатила глаза и села на стул, сняв при этом плащ и скомкав его на коленях.

— Очень смешно, Малфой. Вчера мы нашли еще одно тело. Ты ничего не слышал об этом?

— О, конечно, Грейнджер. Я получил выгравированное приглашение на просмотр, но, к сожалению, я уже запланировал в это время созерцать стены и отполировать палочку, — Драко отхлебнул бренди, сфокусировав на ней взгляд и стараясь не выдать свою реакцию, отчего его лицо напряглось.

Небрежный, пренебрежительный тон, которым она сказала «еще одно тело», раздражал его. Во-первых, Грейнджер предположила, что ему известно, о чем идет речь, и он невольно подтвердил это своим ответом. Во-вторых, Драко действительно знал и получал приглашение. Или, по крайней мере, предупреждение.

Зажав сигарету губами, он наклонился вперед, выдвинул единственный ящик стола, которому доверял, и вытащил оттуда тонкий и грязный пергамент. Затем толкнул его через стол, и Грейнджер взяла его двумя пальцами, осматривая с некоторым трепетом.

— Ну давай же, — проворчал Драко, выдохнув большое облако дыма. — Я иногда говорю правду, и это был один из тех счастливых случаев.

Ее глаза опустились на пергамент, и Драко сосредоточился на своем бренди. Он не узнал чей это почерк, и сова, доставившая сообщение, упала замертво через несколько минут после приземления, кровь сочилась из ее глаз и клюва, а перья пахли златоцветником. Если бы его сумасшедшая тетя была жива, то Драко заподозрил бы, что это она стоит за всем этим, но он видел, как ее хоронили, и даже плюнул на ее могилу.

— Селвин. Жертва, — произнесла Грейнджер, ее слова были отрывистыми и резкими. Драко поднял глаза и увидел вспышку гнева в ее глазах. Она ткнула пальцем в пергамент, указывая на имя. — Согласно твоему приглашению, это был Селвин. Он был мертв в течение нескольких дней, мы определили это на месте происшествия.Когда ты это получил?

Драко пожал плечами, поворачивая бокал, чтобы бренди завращалось внутри.

— Может, неделю назад.

— И ты не потрудился сообщить нам? — практически крикнула она, от чего ее голос надломился.

Гермиона быстро соскочила со стула, опрокинув его, ее руки ударили по столу, а плащ растекся по полу. Она наклонилась к нему, волосы упали ей на глаза.

— Ты не подумал сказать нам о том, что тебе известно, — Гермиона взмахнула пергаментом, смяла его в кулаке и снова ударила по столу. — Ты знал, что следующей жертвой будет Селвин!

Драко наклонил голову и наблюдал за ней в ошеломленном молчании, как будто она была домашним животным, которое научилось говорить.

— У меня нет совы, мой камин отключили, и мне запрещено покидать Мэнор. Наверное, я мог бы послать письмо по почте, но у меня, кажется, закончились марки. Как, скажи на милость, я должен был сообщить вам, что получил записку от сумасшедшего, которая могла быть настоящей, а может и нет, учитывая, что Селвин, возможно, уже был мертв? — Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил колечко прямо ей в лицо. — Пускал бы дымовые сигналы?

* * *

После часа бесполезных попыток расспрашивания и выведывания информации — она отказывалась признать, что записка была всем, что он знал об убийствах — Грейнджер ушла в вихре пушистых волос с развевающейся одеждой, бормоча проклятия о его предках и их инбридинге, половина из которых, Драко должен признать, были правдой. Весь долгий путь до границ поместья ее сопровождала Мэдди, которой было приказано смотреть пока Грейнджер не дизаппарирует. Драко ждал, допивая бренди и закуривая еще одну сигарету, пока Мэдди не вернулась и не сообщила ему с серьезным удовлетворением, что «грязнокровка ушла и скатертью ей дорога, хозяин».

— Да, — сказал он тихим и рассеянным голосом и уронил все еще зажженный окурок в протянутые руки Мэдди. Она раздавила его между ладоней, слизнула пепел с пальцев, поклонилась и ушла.

Драко откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком. Записка пришла к нему, а не в Министерство. Он бы предположил, что кто-то, убивающий Пожирателей Смерти, хочет, чтобы все, кто находятся у власти, знали. Это можно было выставить, как общественную помощь. Но единственным осведомленным был человек, приговоренный к заключению в своем доме с восемнадцати лет. Очень странно.

Селвин живет в деревне Аппер-Киллингтон. Или будет жить, до сегодняшнего вечера. Никто меня еще не остановил и никогда не остановит. Я отомщу.

Это все, что было в записке.

Драко встал и двинулся через Мэнор, мрак коридоров отступил, когда он вошел в южное крыло. Здесь, в задней части здания, с видом на несколько садов — он настоял, чтобы домашние эльфы содержали их в хорошем состоянии — были единственные открытые окна во всем поместье. Плющ, пытающийся вторгнуться в дом, срывали и сжигали дважды в месяц. Этой части дома больше никогда не позволялось оставаться в темноте.

Драко зашел в просторную гостиную и подошел к камину в дальнем конце комнаты, где домашний эльф читал стройной фигуре, закутанной в толстые, богато расшитые одежды, которые были слишком велики для ее хрупкого тела. Эльф замолчал при его приближении и Драко положил руку на плечо матери. Она подняла голову и улыбнулась, погладив его руку, а ее взгляд был устремлен в никуда.

— Уинифред сказала мне, что у нас гость, Драко, — пробормотала Нарцисса. — Кто-то из твоих друзей приходил в гости?

Он промурлыкал что-то в ответ, молча кивая домашнему эльфу с этим нелепым именем, которое придумала Нарцисса. Домовик встал, поклонился и вышел с книгой под мышкой. Драко взял скамеечку для ног, на которой сидела эльфийка, и придвинул ее к коленям матери.

— Просто один знакомый со школы. Ничего важного.

Он осторожно заправил прядку волос ей за ухо, наблюдая за ее выражением лица. Ее улыбка, застывшая в легкой насмешливой гримасе, никогда не менялась, даже когда ее взгляд был обращен к Драко. Левый зрачок расширился, а правый сузился, и Драко отвернулся от ее лица.

Суд над его отцом и последовавший за ним приговор тяжело сказались на ней, и вскоре после известия об исчезновении Люциуса в Северном море Нарцисса перенесла инсульт. Ее лечением занимались лучшие целители, которых они только смогли купить или запугать, но она так и не оправилась. Ослепшая и взволнованная она плыла по поместью в одеяниях Люциуса, крепко прижимая их к груди и ожидая возвращения мужа.

Услышав его ответ, Нарцисса разочарованно вздохнула и протянула ему руку. Драко обхватил ее тонкие костлявые пальцы словно орел свою жертву.

— Ты должен пригласить своих друзей, — сказала она, не глядя не него. — Уверена, твой отец был бы счастлив, узнав, что ты поддерживаешь связь со своими школьными друзьями.

Драко подавил вздох. Ее зрение пропало, но слух обострился настолько, что она могла заметить любое изменение в его дыхании. В течение нескольких месяцев после своего заключения в Мэноре он слышал, как мать ночами бродила одним и тем же путем, останавливаясь у каждого окна и прислоняясь к нему головой. «Я хочу быть первой, кто узнает о возвращении твоего отца», — сказала она ему однажды, когда он мягко расспрашивал ее. В тот вечер Драко проводил Нарциссу в ее комнату, а сам пошел в кабинет, где выпил почти целую бутылку бренди, прежде чем отключиться.

У нее, казалось, вылетело из головы, что у сына не было друзей с того самого дня, как умер Крэбб, но Драко не мог заставить себя напомнить матери, что Пожирателя Смерти не часто приглашают на вечеринки.

— Может быть, когда-нибудь я так и сделаю, — он похлопал ее по руке, а затем встал и, взяв теплый плед, укрыл им Нарциссу. Она улыбнулась, почти смотря в его сторону, и Драко снова устроился у нее на коленях.

— Мам, ты не помнишь, кто-нибудь из старых друзей отца ссорился с Селвином?

Нарцисса, склонив голову набок, играла с бахромой на одеяле, разглаживая ее на бедре.

— Нет, — ответила она после долгого молчания, прерываемого только треском поленьев в камине и тихим хлопком, оповестившим о возвращении Уинифред. — Конечно, все они из-за чего-то ссорились друг с другом. Без этого никак. Но только не с Селвином. А что?

Уинифред поставила стакан с подогретым сидром на стол рядом с локтем Нарциссы, взяла руку хозяйки, и поднесла ее к стакану, крепко держа, пока Нарцисса не схватила стакан. Драко почти улыбнулся очевидной заботе Уинифред и гордости в ее выпученных глазах, когда его мать пила, не пролив ни капли на подбородок.

— Просто любопытно, — ответил он. — Селвин мертв. И я подумал о том, кто мог хотеть убить его.

— О! — Нарцисса остановилась, держа стакан в руке, а Уинифред парила внизу, чтобы поймать, если ее хватка ослабнет. Нарцисса моргнула, затем кивнула, а обычное мечтательно-спокойное выражение лица резко изменилось. — Ну и хорошо. Он никогда мне не нравился. Когда-то он был очень откровенен со мной, и твоему отцу пришлось с ним поговорить. Думаю, после этого случая он и стал хромать.

Выражение лица Драко стало жестче, когда он понял намек матери и почувствовал, как по спине пробежала волна ярости. Он был в гневе от того, что пытался сделать Селвин, и злился, что кто-то другой убил его первым. Уинифред жестом привлекла внимание Драко к месту, где он сжал в кулаках плед Нарциссы, сминая ткань. Он осторожно ослабил хватку, когда Уинифред заговорила с Нарциссой, напоминая ей, что пришло время упражнений. Драко отмахнулся от Эльфа и поднялся, держа Нарциссу за руку.

— Мам, не возражаешь, если я провожу тебя в сад?

Бледное лицо Нарциссы засветилось, а улыбка стала шире. Последний раз он видел эту улыбку несколько месяцев назад, когда нашел ее стоящей на коленях в саду рядом с клумбой. Руки и лицо матери скрывались в цветах, и пыльца покрывала ее кожу, сияя золотом на солнце. Люциус посадил эту клумбу в первый год их брака без помощи палочки и эльфа, поместил тезку жены Нарцисс жонкилля в центр сада, и из всех цветов, кустов и кустарников Нарцисса больше всего любила именно эту клумбу. Бледно-желтые бутоны перестали цвести во время войны и пребывания здесь Темного Лорда. Однажды Нарцисса плакала, думая, что цветы погибли навсегда. Плакала над этой клумбой, не зная, что Драко видел ее и слышал, и в этот момент ненавидел своего хозяина еще сильнее с каждой слезой, стекающей с подбородка матери. Он никогда не говорил об этом, но сделал все, что было в его силах, чтобы возродить звездообразные цветы и любовь Нарциссы к ним. Когда они снова расцвели, болезненные и слабые, но расцвели, Драко увидел мать возле клумбы. Она улыбалась и смеялась, вдыхая аромат маленьких цветков, которых больше никогда не сможет увидеть. Он приказал эльфам принести чайные принадлежности, и они с матерью устроили чаепитие возле этого куста, в тот день Нарцисса была так счастлива, что от ее смеха искрился воздух.

Она снова засмеялась, сжала его руку и сбросила плед со своих колен, вставая на ноги с грацией, которая только замедлилась за эти годы, но никогда не исчезала.

— Я была бы рада, дорогой дракон, — Драко закатил глаза, обрадовавшись, что мать не видит его, но Нарцисса снова сжала его руку, цокнув языком. — Прекрати. Ты мой дракон. Если бы еще перестал курить, и не думай, что я не чувствую запах.

Драко кашлянул так огорченно, как только мог, переигрывая смущение ради удовольствия матери.

— Прости, мам, этого больше не повторится, — Уинифред улыбнулась ему, и он приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— Конечно, не повторится, — ласково сказала Нарцисса и обхватила сына за локоть, сжимая пальцы.

Драко вывел мать из дома на улицу, где утреннее солнце осветило ее волосы золотым сиянием.

* * *

Остаток дня Драко провел с Нарциссой. Перемены в его поведении были настолько необычными, что домашние эльфы перешептывались в коридорах, Мэдди и Уинифред смотрели на него из-за угла выпученными и растерянными глазами. Обычно он запирался в кабинете и, уставившись в стену, опустошал очередную бутылку вина или бренди из коллекции, которую Малфои и Блэки собирали на протяжении долгого времени. Или бродил по комнатам Мэнора, обходил дом широким кругом, который никуда не вел и ничего не значил. Драко всегда заботился о Нарциссе, заботился о том, чтобы она чувствовала себя комфортно и ни в чем не нуждалась, но редко проводил с ней много времени, за исключением ужина.

Это было слишком тяжело для него, признался он себе. Слишком тяжело видеть ее выражение лица, когда кто-то из них затрагивал темы, которые не хотелось вспоминать. Слишком тяжело наблюдать, как надежда светлеет и исчезает в ее улыбке, каждый раз, когда очередной скрип в доме никогда не оказывался его отцом. Как бы он ни любил мать, как бы ни хотел защитить, даже если бы пришлось кого-то убить, он не мог видеть, что война сделала с ней. Не мог видеть, как ее гордые черты лица содрогались, когда она запиналась о ножку стола. Не мог видеть, как опускалась ее голова и тряслись плечи, когда разум прояснялся и Нарцисса понимала, что произошло с мужем. Драко предположил, что это только доказывает насколько он слаб, насколько эгоистичен и труслив, что даже не может заставить себя быть рядом, когда ей плохо.

В конце дня, после того, как он проводил Нарциссу в ее комнату и наклонился, чтобы поцеловать в лоб, Драко удалился в свои апартаменты, в темный лес и темно-зеленую отделку, которую он так сильно любил, что его могли бы зачислить в Слизерин только за то, что он уже соответствовал общей комнате. Непривычная активность, прогулки по саду, игра в волшебные шахматы с заговоренными фигурами, чтобы Нарцисса знала, где они стоят и на кого хотят напасть, притворное недовольство проигрышем, когда он пробормотал себе под нос, что его уделала слепая женщина, только чтобы услышать ее смех. Все это, в сочетании с отказом от сигарет на целый день ради матери, вызвало у него головную боль, которая невыносимо стучала по вискам.

Слишком долгое пребывание на солнце не очень хорошо сказалось на его бледной коже. Драко почувствовал легкое покалывание и отправил Мэдди за флаконом с кремом и мягкой мазью, которые облегчили бы небольшое раздражение от ожога. Она вернулась с бутылочкой и тряпкой, которые с судорожным вздохом уронила на пол, когда Драко снял рубашку. Он нахмурился и уже хотел накричать на эльфийку за неуклюжесть, но выражение ужаса в ее глазах и дрожащая рука, указывающая на его предплечье, заставили его остановиться и уставиться на свою руку. Глаза расширились, сердце забилось быстрее, голова раскалывалась от боли, а мышцы руки заныли, когда он сжал пальцы в кулак.

— Нет, — пробормотал он с дрожью в теле. — О боже, нет.