A Pale And Pointed Mirror (гет)

Под каменным мостом, рухнувшим от времени и пренебрежения, рыскали крысы по мокрым картонным коробкам с расплывчатыми и потекшими чернилами. Они пролезали сквозь груды грязных и затхлых тряпок, которые когда-то могли быть одеждой, копошились в гнилых и заплесневелых фруктах, от которых исходил такой же приторный и выворачивающий наизнанку запах, как от смерти, которую группа волшебников пришла расследовать. Эта сцена была уже так сильно знакома Гермионе Грейнджер, что она даже не обращала на нее внимания. Оно было приковано лишь к темной фигуре в тени, к вытянутой конечности, почерневшей и согнутой в коготь. Гермиона шагнула вперед, отшвырнув пинком крысу со своего пути, которая истошно завизжала, а в темноте сверкнули ее красные глаза бусинки. Дрожь пробежала по спине Гермионы, и она опустилась на корточки рядом с грудой черных тряпок. Запах горелой плоти был слабым. Покачав головой, девушка вытащила из кармана мантии палочку и создала маленький шар света, который проплыл над головой прежде, чем она слегка толкнула тело.

«Мертв уже несколько дней», — пробормотала про себя Гермиона, снова качая головой и поднимая кончиком палочки кусочки мантии, которые мгновенно рассыпались. Пепел разлетался от дыхания девушки. Резко выдохнув, чтобы частички трупа не попали в легкие, она продолжила поиски. Заклинанием Локомотор Гермиона перевернула труп, бесстрастно наблюдая, как уползают подальше от света лишенные еды жуки и личинки. Перевернув тело на спину, она раскинула его руки и сосредоточилась на левом предплечье.

Под пепельным одеянием и обгорелой кожей метка была едва заметна. Совсем бледная и больше не приводящая в ужас, как и все остальные, которые Гермионе доводилось видеть после смерти Волдеморта. Но все же метка была на месте, и девушка поднесла палочку к голове жертвы, откинув капюшон мантии. Волосы у трупа обгорели, а лицо исказилось в предсмертной гримасе. Большая часть плоти уже была съедена личинками насекомых, которые всегда чуяли смерть и самыми первыми поспевали на пир. Ни одной узнаваемой черты не осталось. Ресницы Гермионы затрепетали, и она встала, убирая палочку на место, перед этим вытерев ее о рукав мантии.

Позади послышались хлюпающие шаги и приглушенное ругательство, следом за которым последовал звук пинка.

— Хоть бы раз, — произнес глубокий голос. — Я был бы очень признателен, если бы хоть раз тело оставили где-нибудь в красивом парке. Под каким-нибудь кустом, который совершенно точно не пахнет плесенью. И без крыс. Кто на этот раз?

— Это ты мне скажи, — Гермиона резко указала на тело, рассекая рукой воздух словно ножом.

Блейз Забини встал рядом с ней и взглянул на тело, поморщив нос.

— Яксли, Эйвери, Кэрроу, то есть Амикус, или может Селвин… — резким рывком он подтянул брюки и сел на корточки рядом с трупом, осматривая останки. — Выглядит знакомо. Может быть М…

— Нет.

Забини посмотрел через плечо на девушку, стоящую рядом с ним. От напряжения ее губы вытянулись в тонкую линию и побелели, а лицо приобрело жесткие черты.

— Ты говоришь так каждый раз. Мы не можем знать наверняка умер он или нет. Когда-нибудь это будет именно он. Черт, насколько известно, он один из тех, кого мы даже близко не можем опознать из-за недостатка доказательств.

— Он не настолько глуп, чтобы попасться таким образом, — она пнула еще одну крысу, и ее глаза засветились от нездорового веселья. От резкого движения девушки и визга крысы Забини резко подскочил на ноги.

— Он был достаточно глуп, чтобы принять метку в числе первых, — Забини отвел взгляд и зарылся пальцами в волосы, переминаясь с ноги на ногу и стараясь не поскользнуться на мокром мусоре.

Ее ноздри раздулись, а глаза сузились, и Забини отступил назад, хлюпая каблуком в жеваной и обгрызенной кожуре дыни.

— Доставь труп в штаб на полный осмотр. С твоим личным присутствием, — голос был таким же холодным, как и выражение лица.

Темная кожа Забини почти не побледнела, но глаза расширились и в них отразилось беспокойство.

— Нет. Да ладно, нет. Ты же знаешь, сколько это займет времени, а у меня на вечер уже столик заказан в ресторане. Дафна убьет меня, если я опоздаю!

— Личное. Присутствие, — Гермиона выжидающе смотрела на него, пока Забини не кивнул с неохотным вздохом, затем развернулась и зашагала прочь, выпрямив спину и расправив плечи, оставляя позади свой шар света, сотворенный заклинанием.

Забини смотрел на нее, пока она не аппарировала. Затем щелкнул пальцами, прошептав заклинание, и источник света исчез, а Блейз повернулся, чтобы позаботиться о теле.

* * *

Прежде чем отправиться домой, Гермиона заглянула в офис, чтобы забрать ящик, полный файлов и свитков с пятилетними исследованиями и заметками, неопределенными свидетельскими показаниями и отчетами с места преступления. Она хотела быстро прокрасться туда и обратно, не попадаясь на глаза начальнику отдела, но, войдя в кабинет, увидела, что Харватт Гиффин сидел за ее столом, сложив пальцы домиком и уставившись в потолок.

— Итак, — сказал он, и Гермиона закрыла дверь кабинета с тихим щелчком, повернувшись лицом к начальнику и съежившись от его голоса. — Найдено еще одно тело.

— Да, сэр. Точно такое же, как и другие. Жертву оставили в укромном месте и сожгли, — Гермиона подошла к столу и встала перед ним, сцепив руки за спиной. — Очевидно, что это Пожиратель Смерти, но мы не смогли опознать его.

Гиффин перевел взгляд с потолка на ее лицо, и она впилась ногтями в ладони, чтобы не вздрогнуть, ее слова опередили мысли:

— Но это пока что. Забини занимается этим. Скоро мы узнаем имя, — Гермиона скрестила пальцы.

Гиффин забарабанил пальцами по столу, глядя на нее почти не моргая.

— Напомни мне еще раз, сколько тел мы нашли за последние пять лет, — его голос звучал глубже, чем обычно, перекатываясь через ее плечи, как тихий прибой.

— Четырнадцать, сэр, — на этот раз она вздрогнула, вцепившись пальцами в ожерелье, подарок Рона на их третью годовщину.

— И скольких удалось опознать?

— Одного, сэр.

— Не удача ли помогла в этом деле?

Гермиона вздохнула, опустив голову.

— Из известных женщин Пожирателей Смерти Лестрейндж мертва уже много лет, так что должно быть это Алекто, сэр, — произнесла она на одном дыхании скучающим и безразличным голосом, слишком часто ей приходилось повторять это. Менялось лишь количество тел, и с каждым разом только росло.

Вспомнив о Беллатрисе Лестрейндж, Гермиона невольно притронулась к своему затылку, где безумная ведьма схватила ее за волосы и тащила через гостиную Малфой-Мэнора. В груди неприятно заболело, и девушка сделала глубокий вдох, отгоняя неприятные мысли. «Беллатриса мертва уже много лет и больше никогда не будет пытать тебя», — произнесла про себя Гермиона, стараясь успокоиться.

Гиффин наблюдал за ней, и суровое выражение его глаз на мгновение исчезло. Он встал и обошел стол, сосредоточив свое внимание на стенах кабинета, тем самым давая Гермионе время успокоиться. Уставился на обрамленные награды, благодарности и благодарственные письма от различных магических рас, которые Гермиона получила за годы работы в Отделе Магических Существ. Между ними, балансируя на картотечных шкафах и книжных полках, были разбросаны другие рамки, заполненные фотографиями. Артур Уизли держит в руках рождественский подарок, набор батареек, а его лицо светится от ликования. Луна, с браслетом из гальки и бечевки сплетает одуванчики для венка. Невилл в парадной мантии, выглядящий более ошеломленно, чем обычный жених, рядом с улыбающейся Ханной. Симус, дующийся из-за шутки, в светло-зеленом цилиндре. Все эти фотографии послевоенной жизни были доказательством того, что, несмотря на все ужасы, у нее все еще есть семья, друзья и любовь. Гермиона была счастливицей и знала это.

Гиффин остановился у одной фотографии, на которой трое улыбающихся людей стояли в обнимку на фоне высокого кривого дома. Их лица раскраснелись от солнца, смеха и бутылки крыжовенного вина, которую темноволосый мужчина поднял с торжествующим жестом.

— Я думал, — сказал Гиффин, наблюдая, как молодые люди ухмыляются и кружатся перед камерой, — что ты будешь одной из последних, кого будет волновать, что случится с кучкой Пожирателей Смерти.

— Их убивают, — сказала Гермиона, вздернув подбородок и глядя ему в спину. — Выслеживают и лишают жизни

— Они делали то же самое, — Гиффин повернулся и посмотрел на нее, сложив руки за спиной, от чего мантия обтянула живот, который словно бы кричал о кулинарных способностях его жены. И каждый, кто хоть раз был на офисной вечеринке, мог подтвердить это. — Они выслеживали и убивали, оставляя тела в тени. Те, кто не погиб на войне или в Азкабане, умирают сейчас. Это хотя бы избавит нас от бумажной волокиты.

Гермиона скрестила руки на груди, одной ногой постукивая по ковру достаточно сильно, чтобы издать глухой стук, несмотря на обивку пола.

— И что? По-вашему, это справедливость? Если они убивали людей, значит их можно убить? Усыпить, как больных животных, или истребить, как паразитов?

Гиффин поднял руку, чтобы остановить ее повышающийся голос, но Гермиона была настолько возмущена, что проигнорировала его жест.

 — Давайте тогда просто создадим отряд по их уничтожению! Может быть даже со специальными мантиями с отличительными знаками, чтобы все узнавали и не мешали! Будем убивать их на улицах и во сне просто за то, что они есть! — она ударила обеими руками по столу с такой силой, что все перья и скрепки на поверхности подпрыгнули. Голос хоть и был громким, но слова с шипением срывались с губ. — В таком случае, чем мы тогда отличаемся от них?

— Вы забываетесь, мисс Грейнджер!

Крик заставил Гермиону резко выпрямиться и вытянуться по стойке смирно, ее глаза расширились, а дыхание стало хриплым. Независимо от того, сколько ей было лет и какую должность она занимала, когда ее ругал начальник, сердце все равно начинало колотиться так, будто вот-вот выпрыгнет из груди. Гиффин пристально посмотрел на подчиненную, затем резко кивнул, явно удовлетворенный ее стыдливым молчанием.

 — Однако вы правы. И я полностью с вами согласен. Но есть и много несогласных людей, некоторые даже имеют чрезвычайное влияние в Министерстве, и у них начинают возникать вопросы о масштабах этого проекта, — он вздохнул и потер лоб, затем сделал беспомощный жест, и его плечи опустились. — И о его стоимости.

* * *

Она поняла, что все всегда сводится к деньгам. Гиффин сообщил ей об оставшемся бюджете и показал документы, в которых были отмечены все расходы за последние полгода. Если Гермиона не опознает личности убитых и не поймает убийц в ближайшее время, весь проект будет закрыт.

— Единственная причина, — сказал он, сложив пергамент и постукивая им по ладони, — по которой вы работаете над этим делом так долго, заключается в том, что мы получили большое пожертвование в расчете на то, что вам и вашему департаменту будет позволено продолжить расследование.

— Харват, я знаю. Знаю откуда взялись эти деньги и почему. И я делаю все, что могу. Мне просто нужно больше времени.

Ее босс покачал головой и вздохнул.

— Я больше не могу задерживать министра. Вокруг этой ситуации много шума, люди расстраиваются. Гермиона, разберись с этим делом и быстро.

Использование ее имени всегда было признаком его искренности, по крайней мере той искренности, на которую он был способен, учитывая его положение в обществе все эти годы. Ее босс был циником, и Гермиона размышляла об этом весь путь домой, прижимая к груди пыльный ящик с папками, который уже замарал мантию. Эти мысли и предупреждение Гиффина застряли в голове, когда она поставила ящик на кухонный стол и прочитала записку, лежащую свернутой в ее любимой кружке.

Ужин у мамы. Она сказала, если ты не появишься, то будешь выгнана из семьи и никогда не получишь рецепт ее пастушьего пирога.

Гермиона улыбнулась записке и трем неудачным попыткам правильно написать слово «пастушьего», каждая из которых была вычеркнута, прежде чем автор не сдался с очевидным разочарованием. Переодевшись из рабочей одежды и заплетя волосы в толстую косу, Гермиона перенеслась через камин в Нору. Молли заключила ее в восторженные и немного мучнистые объятия в ту же секунду, как она вышла из камина, а затем указала большой деревянной ложкой в сторону двери, прогоняя девушку в сад.

— Иди, иди. У меня все под контролем, Одри помогает.

Гермиона заглянула в кухню для быстрого приветствия и от неожиданности подняла брови при виде округленного живота Одри. Боже, когда жена Перси успела забеременеть? Выйдя на улицу, Гермиона увидела, как юный Фред бегает по траве за гномом, на котором вместо шляпы был носок, а Анджелина преследует сына по пятам. Джордж от этого зрелища склонился над столом, плача от смеха.

— Ничего не меняется, правда? — Рон обнял ее за плечи. — Такой же хаос и неразбериха, как обычно.

Он чмокнул ее в щеку, и она машинально повернулась к нему, чтобы поцеловать в знак приветствия, но его взгляд устремился куда-то в сторону, и Рон с криком отскочил от нее.

— Эй, Фред! Только не подпускай его к тыквам, иначе мама превратит всех нас в пугала!

Гермиона заняла место в конце деревянного стола, запустив одну руку под скамью, чтобы погладить Живоглота, который давно переселился в Нору, чтобы прожить оставшиеся годы, терроризируя гномов и радуясь объедкам, которые он мог выклянчить. Джинни улыбнулась ей через стол, несмотря на темные круги под глазами. Одно ее плечо и туловище были закрыты легкой, вязаной Молли шалью в светло-красных и желтых тонах, так подходящих малышу. Под ней шевельнулся маленький комочек и раздался тихий беспокойный всхлип, и Джинни переместила маленького Джеймса, к другой груди, машинально поправляя шаль.

— Настоящий Уизли, — гордо сказала Джинни. — Он постоянно ест. Похож на своего дядю.

Она кивнула на Рона, который подхватил Фреда за руки и начал кружить, издавая свистящие и ревущие звуки, как будто от метлы. Гермиона попыталась нежно улыбнуться выходкам Рона, но улыбка дрогнула, и она поспешно отвернулась от вопросительного взгляда Джинни.

— Как дела дома? Вы уже обустроили детскую?

Джинни, отвлекшись, на что Гермиона и рассчитывала, немедленно начала подробно рассказывать обо всех изменениях, которые внесла, и об идеях, которые еще планировала осуществить. Гермиона слушала вполуха, кивая и вставляя комментарии, когда Джинни останавливалась перевести дыхание. Все ее мысли были о небрежном приветствии Рона и ее собственной реакции на него. Или ее отсутствии, призналась она себе.

Гермиона не только не удивилась, но и не разочаровалась. Поцелуй двух влюбленных, а не друзей был бы намного приятнее, но — она подавила вздох, когда Джинни начала почти театрально описывать ссору с Гарри из-за выбора цвета стен в детской — это не ранило ее чувств. Они с Роном дрейфовали по своим отношения, как совы, тихо крадясь в ночи и общаясь с помощью записок. И Гермиона винила в этом себя. Ее сосредоточенность на законах, касающихся Магических Существ, в которые она вложила много месяцев, ее продвижение по службе в Отделе магического правопорядка и долгие часы работы, советы по разработке законопроекта о дружелюбном отношении к маглам, которые она давала Министерству. Из-за всего этого, Гермиона все меньше и меньше проводила времени дома. А теперь занимается расследованием убийств Пожирателей Смерти.

Убийства начались через пару лет после последней битвы. Сначала было одно или два убийства за год, а потом они прекратились на несколько месяцев, и Министерство расслабилось, думая, что все кончено. Но в последние месяцы убийца снова начал действовать, и число жертв резко подскочило, теперь они находили тела каждые несколько недель. Гарри потянул за несколько ниточек и поставил ее во главе команды, несмотря на протесты Гермионы. Настойчивость Гарри в отношении ее интеллекта, методов исследования и магловских взглядов заставляла сердце трепетать в груди всякий раз, когда она перечитывала записку, которую он прислал «с просьбой» о ее лидерстве. Все же управление ситуацией доставляло Гермионе удовольствие, поэтому в конечном итоге она согласилась. Однако ее команда — Забини, Эрни Макмиллан, ПадмаПатил — были перегружены работой и перенапряжены. Макмиллан даже взял отпуск из-за язвы и Гермиона забрала его исследования себе, чтобы остальные не ворчали. У них по-прежнему не было никаких зацепок, как и в начале расследования, работа не жалела никого.

С другой стороны, сказала она себе с тихим, сухим смехом, по крайней мере, у них закончатся Пожиратели Смерти, и при нынешних темпах они останутся без работы через год. На минусовой стороне ее мысленного списка, подчеркнутой четырьмя восклицательными знаками, мертвые Пожиратели Смерти означали полный провал Гермионы, а это было абсолютно недопустимо.И это был ее кошмар, который мог подождать до конца, возможно, до конца света, потому что она вообще не хотела думать об этом.

К счастью для кружащих в голове мыслей, Гермиона вернулась в реальность, услышав, как взвизгнул Фред, поцарапав колено. Флёр и Виктория выплыли из Норы, извиняясь за отсутствие Билла и приветствуя собравшихся поцелуями в щеку.

— Билл уже неделю в Египте, проклятые чудовища, oui.

И вскоре Одри и Молли выскочили через заднюю дверь в больших прихватках с еще большими подносами в руках. Хаос в семье Уизли был не в первый и не в последний раз, добро пожаловать.

* * *

В этот вечер Гермиона лежала в постели, глядя в темный потолок и закрывая уши подушкой, чтобы не слышать храп Рона. Он был внимателен к ней во время ужина, и Гермиона, будучи под впечатлением даже не заметила, как он съежился, словно Молли отчитывала его за что-то, когда Джинни позвала его поговорить наедине. Рон наливал ей выпить, почти не испачкав ее рубашку, великодушно ел вместе с ней помидоры, хотя она знала, что он терпеть их не может, и несколько раз передавал ей пудинг. Рон не был так внимателен с ней с момента, как она получила должность в Отделе магического правопорядка, и сейчас фактически заискивал перед ней. Это было почти приятно.

Если бы только для Рона все эти ухаживания были лишь жестом вежливости, а не переводились в его сознании как «око за око». Когда они уже были в кровати, он встал на колени у изголовья, утыкаясь кончиком члена в щеку Гермионы. Она отмахнулась от него, сославшись на боль в горле, но разочарование на его лице заставило ее со вздохом предложить ему «порезвиться как гиппогрифы». Это была его любимая поза, но не ее. Она вздрагивала каждый раз, как он произносил эту фразу, особенно если сопровождал слова движением бедер, характерным этой позе. Гермиона терпеть не могла не видеть его лицо во время секса. Это было слишком отчужденно, словно она для него лишь вещь.

И, как обычно, Рону не надо было больше пяти минут, даже будучи в не очень возбужденном состоянии, чтобы почти в одно мгновение кончить и рухнуть, забывшись сном, оставив Гермиону пустой, изнывающей от желания и липкой от спермы, высыхающей на бедрах. Она пошла в туалет умыться и, глядя на себя в зеркало, провела мокрым полотенцем по ногам. Те же густые каштановые волосы, те же карие глаза, то же лицо, то же тело. Все очертания и шрамы, заработанные во время войны, были на своих местах, и Гермиона думала, что она все та же женщина с теми же целями. Думала об этом большую часть времени.

Почти всегда, глядя в потолок в предрассветные часы, она видела Министерство, которое все еще спорило и боролось само с собой из-за маглов, чистокровных и нелюдей. Видела, как дети отказывались играть с Тедди, потому что в их глазах он был наполовину оборотнем. Видела Рона, который недоверчиво, часто с жалостью смотрел в спину ее родителям, когда они моют посуду вручную или жалуются на долгую работу до офиса. Ее цели не изменились, но и мир тоже.

Гермиона вздохнула и тихо скатилась с кровати, чтобы не потревожить Рона, хотя знала, что даже стадо соплохвостов не сможет разбудить его после того, что он считал хорошим сексом. Может быть, подумала она, стоит подарить ему еще одну книгу с несколькими выделенными и помеченными абзацами, но после того, как заметила, что он подпирает последней подаренной книгой окно — Рон поклялся, что приведет ее в порядок, Репаро было не сложным заклинанием, и она все сделала сама, но он все же обещал — у нее больше не было сил тратить деньги на бесполезные попытки.

До рассвета оставалось еще несколько часов, но Гермиона все равно оделась: теплые брюки, практичные полусапожки и джемпер с высоким воротом, чтобы не замерзнуть. Рону нравилось, когда в квартире было прохладно, она даже из-за этого проиграла ему спор, когда наполнила квартиру маленькой снежной бурей, но все, что он сказал в ответ, было: «Так мне нравится даже больше». Гермиона поставила чайник и отнесла ящик с папками на мягкое кресло у окна. Это было не самое удобное место для работы, но Рон занял большую часть комнаты оборудованием для Квиддича и моделями из магазина, включая маску для изменения голоса «Разыграй и напугай своих друзей, Темный Лорд на один день» — это был самый продаваемый товар. Поэтому Гермиона довольствовалась хорошей лампой, столиком на коленях и заклинанием расширения. Как и всегда.

К тому времени, как чайник засвистел, она разложила все свои текущие дела, налила воды в заварник со сладким травяным чаем, поставила его и кружку на поднос и принесла все это на низкий столик, стоящий рядом с креслом. Глубоко вздохнув, Гермиона устроилась поудобнее в кресле и принялась за работу.

Прошло два часа, и солнце окрасило кромки неба в розовый цвет прежде, чем кружка опустела, и на дне остался одинокий чайный лист. На полсекунды Гермионе показалось, что она увидела фигуру в осадке на дне чашки — скручивающуюся, извивающуюся фигуру, пустую, холодную улыбку — но она с силой стукнула чашкой по столу, бормоча себе под нос: «Глупость». Гермиона запустила руки в волосы, склонившись над папкой, на которую смотрела уже двадцать минут, словно могла заставить слова измениться, поменять свое значение под ее тяжелым взглядом.

Четырнадцать погибших и только один опознан. Никаких других имен или отличительных знаков, кроме печально известных. Но даже такая скрытная и темная группа, как Пожиратели Смерти, не могла исчезнуть, чтобы никто ничего не знал. Из числа людей, которые поддерживали политику и цели Волдеморта — и бог знает, сколько их было, за невинными лицами и фальшивыми улыбками — менее тридцати были заклеймены как полные Пожиратели Смерти.

Гермиона порылась в своих файлах и вытащила список имен Пожирателей Смерти, которые не были убиты в битве за Хогвартс или не погибли в Азкабане. Только одно имя, Алекто Кэрроу, было полностью вычеркнуто, а рядом заглавными буквами написано «мертва». Несколько других имен были испещрены вопросительными знаками и небрежно написанными заметками — по большей части сплетни, перешептывания и слухи — но одно было жирно подчеркнуто, с одной маленькой пометкой рядом. Один Пожиратель Смерти с известным местоположением, определенно живой. Гермиона глубоко вздохнула, убрала чайные принадлежности и оставила записку Рону.

Ушла расследовать дело. Оттуда в офис, увидимся вечером.

Она накинула теплый плащ, тихо вышла из квартиры и аппарировала в Уилтшир.

Все павлины умерли еще во время войны. В основном их использовали в качестве мишеней для тренировок Круциатуса, и однажды для праздничного пира, когда егеря поймали несколько маглов в одиночку. Лишенные ухода высокие живые изгороди на границах участка заросли и потемнели. Фрукты гнили на ветках в саду, заросли роз душили каменную скамью, переплетая ее своими шипами. Длинная извилистая подъездная аллея заросла травой, и почти все окна в доме обвил плющ своими вьющимися стеблями. Жители маленькой деревушки в нескольких милях к западу полагали, что дом заброшен, но никто так и не захотел пойти и удостовериться, несмотря на слухи, что семья, которая там жила, была до смешного богата. Всякий раз, когда молодые люди собирались вокруг пинт пива и эля в пабе, находящемся рядом с центральной площадью деревни, кто-то всегда поднимал эту тему. Это обсуждалось до тех пор, пока пинты не опустошались, а крики не прекращались. А после уже все пожимали плечами, бормоча что-то про следующий раз с тенью страха и волнения в голосе, скрывающейся под небрежным тоном. Больше всего на территории дома было камней, которые так любили бросать маленькие скучающие дети, проезжая мимо на велосипедах.

Драко Малфой научился этим довольствоваться. Подавляющее большинство защитных чар, наложенных на дом и землю, были разрушены за предыдущие годы, но некоторые пока еще исправно работали, и, если все, с чем ему время от времени приходилось иметь дело — это парочка наспех — и плохо — нацеленных камешков в живую изгородь, он мог жить с этим. «Как будто бы у меня есть выбор», — пробормотал он себе под нос, стоя у высокого окна своей спальни в северной части поместья. Отсюда открывался хороший обзор, и когда одно из оставшихся защитных заклинаний предупредило Драко о появлении чужака на территории, он пошел посмотреть на незваного гостя.

Пушистые волосы, слишком отчетливо видимые даже с такого расстояния — боже милостивый, неужели у этой женщины нет зеркала? — выдали свою хозяйку. Драко задернул занавеску, не давая раннему утреннему свету, который как-то сумел пробраться сквозь заросли плюща, проникнуть в комнату. Это был не первый раз, когда Грейнджер была в его доме после войны — его бросило в дрожь от воспоминаний, при каких обстоятельствах она была здесь в первый раз, — несколько раз она посещала поместье с этим жалким приказом об уничтожении последней резиденции Темного Лорда. Он не видел ее с тех пор, как она попыталась обнять Мэдди, его домашнего эльфа, отчего бедняжка упала в обморок на месте.

Драко покинул комнату и направился вниз, по пути щелкнув пальцами. Мэдди мгновенно появилась рядом, спрыгивая по ступенькам следом за ним.

— Прибыла мисс Грейнджер, — проинформировал он эльфа, с мрачным весельем наблюдая, как Мэдди, схватив свое длинное заостренное ухо, закрутила его, страдание ясно читалось в ее выпученных глазах. — Когда она зайдет в дом, приведи ее ко мне. И не нужно быть с ней вежливой.

Мэдди остановилась на лестнице и отвесила ему такой низкий поклон, что ей пришлось ухватиться за перила, чтобы сохранить равновесие, а затем с хлопком дизаппарировала. Драко продолжил спускаться на первый этаж, газовые лампы загорались перед ним и гасли по мере того, как он проходил мимо. Домашняя магия была для него настолько обыденной, что он едва замечал ее, если только она не начинала отказывать. А этого никогда не случалось, за исключением того времени, когда Темный Лорд пребывал здесь. Драко с содроганием прошел мимо двери, ведущей в гостиную, и отвернулся от мерцающего света, свидетельствующего о заклинании, навсегда запечатавшем дверь. Ему потребовалось два месяца долгой, тайной и причиняющей боль работы над заклинанием, но зато никто больше не войдет в эту комнату.

Причина болезненной части этой работы сверкнула в зеркале, весящем в конце коридора, ведущего в кабинет. Из-под воротника рубашки выглядывала широкая серебряная повязка, сдавливая его горло. Это было одно из немногих решений, которые Драко принял сам с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать. После того, как его мать спасла Поттеру жизнь и, по его мнению, закончила войну, ее участие в режиме Темного Лорда было прощено, и сам министр подписал помилование. А вот мужчинам семьи Малфой повезло не так сильно. Лициус был приговорен к Азкабану, хотя и пропал во время транспортировки в тюрьму. Драко рассказывали, что его отец упал в Северное море во время шторма, а в мутных водах даже волшебник долго не продержится. Возможно, он сбежал, но, если он все же мертв, Драко был уверен, что его толкнули. Люциусу повезло, подумал Драко, поправляя воротник и пряча повязку. Он оставался сильным до самого конца.

Драко был слабаком. Помощь матери и переговоры с Министерством спасли его от немедленной казни поцелуем Дементора, но он все еще должен был поплатиться за свои преступления. Пытки, насилие. Непростительные проклятия. Непредумышленное убийство, покушение на убийство. Все, что Драко делал по приказу своего хозяина, требовало, чтобы его отправили в Азкабан, возможно, на всю жизнь. Но Нарцисса, женщина, которая спасла жизнь Поттера, умоляла того, и из-за ее участия в войне Драко был предоставлен выбор. Тогда, на башне он не принял предложение Дамблдора и с тех пор сожалел об этом. Сейчас же, когда ему дали второй шанс, Драко воспользовался им.

Домашний арест под постоянным наблюдением Министерства и ингибиторная повязка на шее. Ему запрещалось покидать Мэнор, и он мог использовать только самые основные чары и заклинания, все остальные сопровождались мучительной болью, бегущей по нервам. Драко бродил по дому, подобно сквибу, подражающему волшебникам, пробираясь через обширные винные погреба. Он сделал свой выбор — это был лучший вариант выживания — и Драко справлялся с ним. Без особого энтузиазма и с присущей ему угрюмостью, но справлялся.

И с министерскими сторожевыми псами, и с допросами, которые сопровождали его в связи с обстоятельствами. Драко знал о Пожирателях Смерти, которые умирали, которых убивали и сжигали. Министерство посылало к нему людей разузнать известно ли ему что-нибудь, но он не знал. Сперва Забини, в надежде, что их прежняя дружба заставит его поделиться информацией, которой у Драко не было. Затем Патил, возможно полагая, что хорошенькое личико развязало бы ему язык. Она ушла в гневе, когда он предложил ей секс взамен на информацию. Макмиллану явно не хватило духу для такого поручения или чего-то в этом роде. И слава богу, ведь если бы сюда забрел Хаффлпаффец и попытался задавать дерзкие вопросы, Драко попросил бы, чтобы его отправили в Азкабан. Им оставалось только послать Грейнджер. Она не была ему другом, бывшим или нет, и определенно не вариантом для траха. Может быть они надеялись, что она разозлит его и тем самым заставит помочь в расследовании. На самом деле, это их лучший вариант.

Налив порядочно бренди в тяжелый стеклянный бокал, Драко развалился в кожаном кресле за столом отца. И сейчас, и в течение последних пяти лет ему все еще было боязно использовать отцовский стол. Однажды он открыл один из выдвижных ящиков в поисках пера и защитное заклинание укусило его, Мэдди пришлось зашить ему руку, после этого он не решился обшарить остальные ящики.

Драко едва успел устроиться в кресле, закинув ноги на полированную поверхность стола и держа в правой руке бокал бренди, а в левой тонкую самокрутку, как Мэдди пропустила Грейнджер в кабинет. Глаза эльфийки были полны отвращения, а пальцы сжимали края скатерти, в которую она была завернута, как в сари.

— Грязнокровка с волосами хочет поговорить с хозяином Драко, — сообщила ему угрюмо Мэдди, ее тонкий и писклявый голос был пронизан раздражением.

Он усмехнулся, скривив рот в злобной гримасе, когда Грейнджер топнула ногой, явно возмущенная словами Мэдди.

— Спасибо, Мэдди. Ты можешь идти, — эльфийка поклонилась и зашагала прочь, нарочито случайно наступив Грейнджер на ногу. Драко откинулся на спинку кресла и отсалютовал бокалом Грейнджер.

— Так чему я обязан этим визитом? Неужели небо позеленело? Или красноглазые люди со змеиными лицами выскакивают из-за каждого угла на улице? — Грейнджер закатила глаза и села на стул, сняв при этом плащ и скомкав его на коленях.

— Очень смешно, Малфой. Вчера мы нашли еще одно тело. Ты ничего не слышал об этом?

— О, конечно, Грейнджер. Я получил выгравированное приглашение на просмотр, но, к сожалению, я уже запланировал в это время созерцать стены и отполировать палочку, — Драко отхлебнул бренди, сфокусировав на ней взгляд и стараясь не выдать свою реакцию, отчего его лицо напряглось.

Небрежный, пренебрежительный тон, которым она сказала «еще одно тело», раздражал его. Во-первых, Грейнджер предположила, что ему известно, о чем идет речь, и он невольно подтвердил это своим ответом. Во-вторых, Драко действительно знал и получал приглашение. Или, по крайней мере, предупреждение.

Зажав сигарету губами, он наклонился вперед, выдвинул единственный ящик стола, которому доверял, и вытащил оттуда тонкий и грязный пергамент. Затем толкнул его через стол, и Грейнджер взяла его двумя пальцами, осматривая с некоторым трепетом.

— Ну давай же, — проворчал Драко, выдохнув большое облако дыма. — Я иногда говорю правду, и это был один из тех счастливых случаев.

Ее глаза опустились на пергамент, и Драко сосредоточился на своем бренди. Он не узнал чей это почерк, и сова, доставившая сообщение, упала замертво через несколько минут после приземления, кровь сочилась из ее глаз и клюва, а перья пахли златоцветником. Если бы его сумасшедшая тетя была жива, то Драко заподозрил бы, что это она стоит за всем этим, но он видел, как ее хоронили, и даже плюнул на ее могилу.

— Селвин. Жертва, — произнесла Грейнджер, ее слова были отрывистыми и резкими. Драко поднял глаза и увидел вспышку гнева в ее глазах. Она ткнула пальцем в пергамент, указывая на имя. — Согласно твоему приглашению, это был Селвин. Он был мертв в течение нескольких дней, мы определили это на месте происшествия.Когда ты это получил?

Драко пожал плечами, поворачивая бокал, чтобы бренди завращалось внутри.

— Может, неделю назад.

— И ты не потрудился сообщить нам? — практически крикнула она, от чего ее голос надломился.

Гермиона быстро соскочила со стула, опрокинув его, ее руки ударили по столу, а плащ растекся по полу. Она наклонилась к нему, волосы упали ей на глаза.

— Ты не подумал сказать нам о том, что тебе известно, — Гермиона взмахнула пергаментом, смяла его в кулаке и снова ударила по столу. — Ты знал, что следующей жертвой будет Селвин!

Драко наклонил голову и наблюдал за ней в ошеломленном молчании, как будто она была домашним животным, которое научилось говорить.

— У меня нет совы, мой камин отключили, и мне запрещено покидать Мэнор. Наверное, я мог бы послать письмо по почте, но у меня, кажется, закончились марки. Как, скажи на милость, я должен был сообщить вам, что получил записку от сумасшедшего, которая могла быть настоящей, а может и нет, учитывая, что Селвин, возможно, уже был мертв? — Он глубоко затянулся сигаретой и выпустил колечко прямо ей в лицо. — Пускал бы дымовые сигналы?

* * *

После часа бесполезных попыток расспрашивания и выведывания информации — она отказывалась признать, что записка была всем, что он знал об убийствах — Грейнджер ушла в вихре пушистых волос с развевающейся одеждой, бормоча проклятия о его предках и их инбридинге, половина из которых, Драко должен признать, были правдой. Весь долгий путь до границ поместья ее сопровождала Мэдди, которой было приказано смотреть пока Грейнджер не дизаппарирует. Драко ждал, допивая бренди и закуривая еще одну сигарету, пока Мэдди не вернулась и не сообщила ему с серьезным удовлетворением, что «грязнокровка ушла и скатертью ей дорога, хозяин».

— Да, — сказал он тихим и рассеянным голосом и уронил все еще зажженный окурок в протянутые руки Мэдди. Она раздавила его между ладоней, слизнула пепел с пальцев, поклонилась и ушла.

Драко откинулся на спинку кресла, сложив пальцы домиком. Записка пришла к нему, а не в Министерство. Он бы предположил, что кто-то, убивающий Пожирателей Смерти, хочет, чтобы все, кто находятся у власти, знали. Это можно было выставить, как общественную помощь. Но единственным осведомленным был человек, приговоренный к заключению в своем доме с восемнадцати лет. Очень странно.

Селвин живет в деревне Аппер-Киллингтон. Или будет жить, до сегодняшнего вечера. Никто меня еще не остановил и никогда не остановит. Я отомщу.

Это все, что было в записке.

Драко встал и двинулся через Мэнор, мрак коридоров отступил, когда он вошел в южное крыло. Здесь, в задней части здания, с видом на несколько садов — он настоял, чтобы домашние эльфы содержали их в хорошем состоянии — были единственные открытые окна во всем поместье. Плющ, пытающийся вторгнуться в дом, срывали и сжигали дважды в месяц. Этой части дома больше никогда не позволялось оставаться в темноте.

Драко зашел в просторную гостиную и подошел к камину в дальнем конце комнаты, где домашний эльф читал стройной фигуре, закутанной в толстые, богато расшитые одежды, которые были слишком велики для ее хрупкого тела. Эльф замолчал при его приближении и Драко положил руку на плечо матери. Она подняла голову и улыбнулась, погладив его руку, а ее взгляд был устремлен в никуда.

— Уинифред сказала мне, что у нас гость, Драко, — пробормотала Нарцисса. — Кто-то из твоих друзей приходил в гости?

Он промурлыкал что-то в ответ, молча кивая домашнему эльфу с этим нелепым именем, которое придумала Нарцисса. Домовик встал, поклонился и вышел с книгой под мышкой. Драко взял скамеечку для ног, на которой сидела эльфийка, и придвинул ее к коленям матери.

— Просто один знакомый со школы. Ничего важного.

Он осторожно заправил прядку волос ей за ухо, наблюдая за ее выражением лица. Ее улыбка, застывшая в легкой насмешливой гримасе, никогда не менялась, даже когда ее взгляд был обращен к Драко. Левый зрачок расширился, а правый сузился, и Драко отвернулся от ее лица.

Суд над его отцом и последовавший за ним приговор тяжело сказались на ней, и вскоре после известия об исчезновении Люциуса в Северном море Нарцисса перенесла инсульт. Ее лечением занимались лучшие целители, которых они только смогли купить или запугать, но она так и не оправилась. Ослепшая и взволнованная она плыла по поместью в одеяниях Люциуса, крепко прижимая их к груди и ожидая возвращения мужа.

Услышав его ответ, Нарцисса разочарованно вздохнула и протянула ему руку. Драко обхватил ее тонкие костлявые пальцы словно орел свою жертву.

— Ты должен пригласить своих друзей, — сказала она, не глядя не него. — Уверена, твой отец был бы счастлив, узнав, что ты поддерживаешь связь со своими школьными друзьями.

Драко подавил вздох. Ее зрение пропало, но слух обострился настолько, что она могла заметить любое изменение в его дыхании. В течение нескольких месяцев после своего заключения в Мэноре он слышал, как мать ночами бродила одним и тем же путем, останавливаясь у каждого окна и прислоняясь к нему головой. «Я хочу быть первой, кто узнает о возвращении твоего отца», — сказала она ему однажды, когда он мягко расспрашивал ее. В тот вечер Драко проводил Нарциссу в ее комнату, а сам пошел в кабинет, где выпил почти целую бутылку бренди, прежде чем отключиться.

У нее, казалось, вылетело из головы, что у сына не было друзей с того самого дня, как умер Крэбб, но Драко не мог заставить себя напомнить матери, что Пожирателя Смерти не часто приглашают на вечеринки.

— Может быть, когда-нибудь я так и сделаю, — он похлопал ее по руке, а затем встал и, взяв теплый плед, укрыл им Нарциссу. Она улыбнулась, почти смотря в его сторону, и Драко снова устроился у нее на коленях.

— Мам, ты не помнишь, кто-нибудь из старых друзей отца ссорился с Селвином?

Нарцисса, склонив голову набок, играла с бахромой на одеяле, разглаживая ее на бедре.

— Нет, — ответила она после долгого молчания, прерываемого только треском поленьев в камине и тихим хлопком, оповестившим о возвращении Уинифред. — Конечно, все они из-за чего-то ссорились друг с другом. Без этого никак. Но только не с Селвином. А что?

Уинифред поставила стакан с подогретым сидром на стол рядом с локтем Нарциссы, взяла руку хозяйки, и поднесла ее к стакану, крепко держа, пока Нарцисса не схватила стакан. Драко почти улыбнулся очевидной заботе Уинифред и гордости в ее выпученных глазах, когда его мать пила, не пролив ни капли на подбородок.

— Просто любопытно, — ответил он. — Селвин мертв. И я подумал о том, кто мог хотеть убить его.

— О! — Нарцисса остановилась, держа стакан в руке, а Уинифред парила внизу, чтобы поймать, если ее хватка ослабнет. Нарцисса моргнула, затем кивнула, а обычное мечтательно-спокойное выражение лица резко изменилось. — Ну и хорошо. Он никогда мне не нравился. Когда-то он был очень откровенен со мной, и твоему отцу пришлось с ним поговорить. Думаю, после этого случая он и стал хромать.

Выражение лица Драко стало жестче, когда он понял намек матери и почувствовал, как по спине пробежала волна ярости. Он был в гневе от того, что пытался сделать Селвин, и злился, что кто-то другой убил его первым. Уинифред жестом привлекла внимание Драко к месту, где он сжал в кулаках плед Нарциссы, сминая ткань. Он осторожно ослабил хватку, когда Уинифред заговорила с Нарциссой, напоминая ей, что пришло время упражнений. Драко отмахнулся от Эльфа и поднялся, держа Нарциссу за руку.

— Мам, не возражаешь, если я провожу тебя в сад?

Бледное лицо Нарциссы засветилось, а улыбка стала шире. Последний раз он видел эту улыбку несколько месяцев назад, когда нашел ее стоящей на коленях в саду рядом с клумбой. Руки и лицо матери скрывались в цветах, и пыльца покрывала ее кожу, сияя золотом на солнце. Люциус посадил эту клумбу в первый год их брака без помощи палочки и эльфа, поместил тезку жены Нарцисс жонкилля в центр сада, и из всех цветов, кустов и кустарников Нарцисса больше всего любила именно эту клумбу. Бледно-желтые бутоны перестали цвести во время войны и пребывания здесь Темного Лорда. Однажды Нарцисса плакала, думая, что цветы погибли навсегда. Плакала над этой клумбой, не зная, что Драко видел ее и слышал, и в этот момент ненавидел своего хозяина еще сильнее с каждой слезой, стекающей с подбородка матери. Он никогда не говорил об этом, но сделал все, что было в его силах, чтобы возродить звездообразные цветы и любовь Нарциссы к ним. Когда они снова расцвели, болезненные и слабые, но расцвели, Драко увидел мать возле клумбы. Она улыбалась и смеялась, вдыхая аромат маленьких цветков, которых больше никогда не сможет увидеть. Он приказал эльфам принести чайные принадлежности, и они с матерью устроили чаепитие возле этого куста, в тот день Нарцисса была так счастлива, что от ее смеха искрился воздух.

Она снова засмеялась, сжала его руку и сбросила плед со своих колен, вставая на ноги с грацией, которая только замедлилась за эти годы, но никогда не исчезала.

— Я была бы рада, дорогой дракон, — Драко закатил глаза, обрадовавшись, что мать не видит его, но Нарцисса снова сжала его руку, цокнув языком. — Прекрати. Ты мой дракон. Если бы еще перестал курить, и не думай, что я не чувствую запах.

Драко кашлянул так огорченно, как только мог, переигрывая смущение ради удовольствия матери.

— Прости, мам, этого больше не повторится, — Уинифред улыбнулась ему, и он приложил палец к губам, призывая к молчанию.

— Конечно, не повторится, — ласково сказала Нарцисса и обхватила сына за локоть, сжимая пальцы.

Драко вывел мать из дома на улицу, где утреннее солнце осветило ее волосы золотым сиянием.

* * *

Остаток дня Драко провел с Нарциссой. Перемены в его поведении были настолько необычными, что домашние эльфы перешептывались в коридорах, Мэдди и Уинифред смотрели на него из-за угла выпученными и растерянными глазами. Обычно он запирался в кабинете и, уставившись в стену, опустошал очередную бутылку вина или бренди из коллекции, которую Малфои и Блэки собирали на протяжении долгого времени. Или бродил по комнатам Мэнора, обходил дом широким кругом, который никуда не вел и ничего не значил. Драко всегда заботился о Нарциссе, заботился о том, чтобы она чувствовала себя комфортно и ни в чем не нуждалась, но редко проводил с ней много времени, за исключением ужина.

Это было слишком тяжело для него, признался он себе. Слишком тяжело видеть ее выражение лица, когда кто-то из них затрагивал темы, которые не хотелось вспоминать. Слишком тяжело наблюдать, как надежда светлеет и исчезает в ее улыбке, каждый раз, когда очередной скрип в доме никогда не оказывался его отцом. Как бы он ни любил мать, как бы ни хотел защитить, даже если бы пришлось кого-то убить, он не мог видеть, что война сделала с ней. Не мог видеть, как ее гордые черты лица содрогались, когда она запиналась о ножку стола. Не мог видеть, как опускалась ее голова и тряслись плечи, когда разум прояснялся и Нарцисса понимала, что произошло с мужем. Драко предположил, что это только доказывает насколько он слаб, насколько эгоистичен и труслив, что даже не может заставить себя быть рядом, когда ей плохо.

В конце дня, после того, как он проводил Нарциссу в ее комнату и наклонился, чтобы поцеловать в лоб, Драко удалился в свои апартаменты, в темный лес и темно-зеленую отделку, которую он так сильно любил, что его могли бы зачислить в Слизерин только за то, что он уже соответствовал общей комнате. Непривычная активность, прогулки по саду, игра в волшебные шахматы с заговоренными фигурами, чтобы Нарцисса знала, где они стоят и на кого хотят напасть, притворное недовольство проигрышем, когда он пробормотал себе под нос, что его уделала слепая женщина, только чтобы услышать ее смех. Все это, в сочетании с отказом от сигарет на целый день ради матери, вызвало у него головную боль, которая невыносимо стучала по вискам.

Слишком долгое пребывание на солнце не очень хорошо сказалось на его бледной коже. Драко почувствовал легкое покалывание и отправил Мэдди за флаконом с кремом и мягкой мазью, которые облегчили бы небольшое раздражение от ожога. Она вернулась с бутылочкой и тряпкой, которые с судорожным вздохом уронила на пол, когда Драко снял рубашку. Он нахмурился и уже хотел накричать на эльфийку за неуклюжесть, но выражение ужаса в ее глазах и дрожащая рука, указывающая на его предплечье, заставили его остановиться и уставиться на свою руку. Глаза расширились, сердце забилось быстрее, голова раскалывалась от боли, а мышцы руки заныли, когда он сжал пальцы в кулак.

— Нет, — пробормотал он с дрожью в теле. — О боже, нет.

На протяжении трех дней Гермиона ни на шаг не продвинулась в расследовании. Она забрала записку у Малфоя и принесла в Минестерство для изучения и исследования. По прибытии сперва решила спуститься в морг, чтобы узнать имя последнего убитого, но Забини так и не смог опознать его, и — как с ликованием сообщил ей гробовщик, длинный фартук которого был испачкан какими-то не очень приятными жидкостями — видимо не сильно и пытался, вместо этого сбежав на свидание с Гринграсс. «Что ж, за это его будет ждать дополнительная работа», — пробормотала про себя Гермиона.

Затем она отправила записку в департамент криминалистики Министерства, который ей пришлось создать самой после нескольких недель уговоров о помощи. В конце концов Министерство сдалось и выделило ей двух сотрудников для отдела. К сожалению, они оказались довольно пожилыми ведьмами с катарактой и параличом, а также постоянно называли ее Хелен. Тем не менее, Гермиона работала с тем, что имела, и после того, как купила дюжину книг о современных методах, две ведьмы больше не были вынуждены полагаться на догадки и гадания. «Честно говоря, — думала она, — невозможно выполнять работу как следует, если пытаешься раскрыть преступление, дожидаясь новолуния и кладя веточку остролиста под подушку перед сном. Даже несмотря на то, что в основном их предсказания были верными».

Гермиона оставила им записку, сделав себе копию, — она восхищалась этим заклинанием, которое выполняло свою работу с ювелирной точностью до мельчайших брызг чернил — и проинструктировала ведьм, чтобы те искали «отпечатки пальцев, слюну, частицы волос, все, где может содержаться ДНК. Я хочу знать, где был куплен пергамент, из какой лавки чернила и какая птица дала перо». Потом, конечно, была двадцатиминутная лекция о том, что такое ДНК, и как используется в магловском мире. Эта беседа проводилась не впервые, и каждый раз Гермиона надеялась, что когда-нибудь они все-таки запомнят. Закончив с этим, она устроилась в своем кабинете и принялась за работу.

Всю следующую неделю каждые показания свидетелей и интервью досконально изучались. Должно же быть хоть что-то, чему не придали особого значения. Гермиона появлялась дома только, чтобы поесть и переодеться. Сон стал непозволительной роскошью, и только когда становилось совсем невмоготу, она трансфигурировала рабочее кресло в шезлонг. А Рон довольствовался лишь извиняющейся запиской:

Очень занята, прорыв на работе, увидимся позже.

Все внимание Гермиона уделяла лишь бумагам и записке. Той самой записке.

Это просто невозможно, что у Малфоя было больше информации об этих убийствах, чем у нее, хоть эта информация и сводилась лишь к имени одной жертвы. Больше не было никаких зацепок ни в одном файле или отчете. Почему, ну почему, во имя всего святого, из всех людей убийца прислал записку именно Малфою? Человеку, который был практически заперт в собственном доме. Она запустила руки в волосы и схватилась за голову, сильно надавив на виски. «Думай, Грейнджер, думай, — пробормотала она себе под нос. — Должно быть что-то, что ты упустила».

Гермиона так увлеклась работой, что сначала даже не услышала отдаленный шум, крики и громкий топот. Прислушиваясь к гневным крикам в коридоре, она тихо подошла к двери и прижалась к ней ухом. В голосах сквозил страх, от чего Гермиона забеспокоилась. Было очень мало вещей, которые напугали бы сотрудников отдела, и к ним относились нападение оборотней или штурм Министерства. Так почему же все кричали?

Гермиона немного приоткрыла дверь и заглянула в образовавшуюся щель. Гиффин стоял в центре группы людей, обнимая за плечи волшебника, одетого в униформу охранника Азкабана.

— Тишина! — Гиффин взмахнул палочкой и послал безобидные, но привлекающие внимание искры над собравшимися волшебниками и ведьмами. — Рассказывай, Тасс. Что произошло?

Волшебник выпрямился, и несколько человек в толпе ахнули при виде его изнеможённого лица, по которому стекали слезы, запавших темных глаз, и порванной в нескольких местах мантии. С трудом сглотнув и облизав губы, он заговорил шепотом, который Гермиона не смогла расслышать. Однако она услышала крики и возгласы собравшихся, увидела страх, пробежавший по толпе. Они повторяли друг другу эту новость дрожащими голосами. Гермиона закрыла дверь и прислонилась к ней головой, пытаясь отдышаться, пальцы коснулись шрама на горле.

Бунт в Азкабане. Заключенные сбежали.

* * *

Министерство приняло режим повышенной готовности, были вызваны все сотрудники Отдела магического правопорядка, и Пророку было дано строгое указание не упоминать о побеге, которое они немедленно проигнорировали. На следующее утро после отчаянного доклада Тасса появилась статья о беспорядках и сбежавших Пожирателях Смерти с сопроводительной редакционной статьей о свободе прессы. Гиффин сетовал на проклятого американца, которого они наняли. Статья попала ему в руки, когда стажер Министерства случайно оставил копию газеты в мужском туалете, и все попытки сотрудников отдела скрыть от него информацию провалились.

По крайней мере, им удалось уберечь от журналистов самую важную деталь. Семь Пожирателей Смерти были заключены в Азкабане. Трое погибли во время бунта — Роули, Трэверс и Крэбб, — и у них отчетливо были видны метки. Пугающе отчетливо. После смерти Волдеморта метки поблекли и потеряли свою форму на всех известных Пожирателях смерти, стали синими и размытыми, как будто им были десятилетия. Магия, которая создала и активировала их, разрушилась с падением хозяина. Но на трех телах, которые Гермиона и ее команда осматривали, отметины были черными и твердыми, выглядя почти свежими под ранами и повреждениями мертвых мужчин

Что-то было не так с метками, что-то казалось не правильным после их внезапного появления. Гермиона сделала фотографии для исследования и приложила все усилия, чтобы определить, что странного было в темных татуировках на трех мертвецах. Единственная метка, которую она видела вблизи, принадлежала Беллатрисе. Эту отметину Гермиона видела в своих кошмарах, которые, к счастью, исчезли с годами. Но даже с учетом того, что эта метка была такой важной частью воспоминаний, она не могла достаточно хорошо воспроизвести ее в памяти, чтобы точно определить изменения. Это раздражало Гермиону, заставляя расхаживать по кабинету с фотографией перед глазами, снова и снова сканируя каждый ее дюйм.

Гермиона поручила Патил заняться криминалистикой с двумя пожилыми ведьмами, надеясь, что ее молодые глаза и аналитические способности помогут извлечь хоть что-нибудь из записки Малфоя, а Макмиллана отправила опрашивать обитателей Азкабана — тех, у кого большая часть здравого смысла еще на месте, — чтобы узнать, что послужило толчком к бунту. Забини, вернувший себе благосклонность только потому, что без его помощи всей команде пришлось бы нелегко, присоединился к ударным магам и взял на себя задачу найти членов семей сбежавших Пожирателей смерти, установив наблюдение за их домами и организациями на случай, если кто-то из беглецов захочет вступить с ними в контакт.

Гермиона была одержима метками, рисовала их, рассматривала тела, изучала фотографии с помощью увеличительного заклинания. Она пришла к выводу, что нужно поговорить с тем, кто близко знал эти метки, кто мог бы посмотреть на фотографии и сказать в чем разница. Она отвергла первую пришедшую в голову мысль и отправилась к Гарри, который был в своем кабинете аврора и избегал десятки сов и громовещателей, прилетевших после статьи в Пророке с просьбами снова спасти мир. Он постарался помочь Гермионе с фотографиями, даже использовал омут памяти для тщательного изучения воспоминаний, но тщетно. Большая часть воспоминаний была о Волдеморте, а не о его слугах и их руках.

— Ты знаешь, у кого есть информация, Гермиона, — сказал Гарри, когда она отстранилась от омута памяти с унылым выражением лица. — И ты знаешь, где он сейчас. Я знаю тебя, Гермиона, и уверен, что ты первым делом подумала про него. Опроси Малфоя.

— Не хочу, — пробормотала Гермиона, чувствуя себя виноватой под пристальным взглядом друга. Долг, ответственность и настойчивая потребность решить проблему — все это крутилось в ее голове. Она печально вздохнула. — Он груб, несносен, и его домашний эльф называет меня грязнокровкой. К тому же он уже однажды утаил от нас информацию. Он, вероятно, даже не станет говорить со мной.

— А когда это тебя останавливало? — тихо пробормотал себе под нос Гарри.

Гермиона сердито посмотрела на него и, швырнув на стол омут памяти, вылетела из кабинета.

* * *

Стоя перед домом, Гермиона хмуро смотрела на здание. Плющ разросся сильнее с последнего ее пребывания здесь, а деревья казались еще тоньше и мрачнее. Она не могла представить, как Малфой справлялся с жизнью в этом мрачном месте. Ни света, ни радости, никакого движения — лишь пустота.

«Не то чтобы он не заслужил этого, — сказала себе Гермиона, раздраженно расправляя мантию и стараясь сохранить выражение лица. — Идиот». Хлопок от аппарации последовал за ее словами, и рядом появился домашний эльф, хмурящийся на волшебницу, стоявшую рядом. Кажется, ее звали Мэдди.

— Хозяин Драко не принимает грязнокровок, — ехидно сообщила эльфийка, и Гермиона отступила назад, чтобы защитить пальцы ног.

— Что ж, у хозяина Драко нет выбора. Часть его договора с Министерством гласит, что он должен разрешить вход его представителям, — наклонившись к домашнему эльфу, она стиснула зубы и посмотрела в глаза Мэдди. — Или хозяин Драко предпочитает отказаться от комфорта собственного дома ради гостеприимства Азкабана?

Мэдди сильнее нахмурилась, обнажив пожелтевшие зубы, и, развернувшись на пятках, побрела к дому, не глядя, идет ли за ней Гермиона. Девушка последовала за Мэдди в кабинет, который посещала в прошлый раз, молча ругая себя за сказанные слова. Было жестоко угрожать Малфою, ведь эльфийка ничего не могла поделать с тем, как они поработили и обучили ее. Гермиона не хотела говорить это. Она собиралась использовать эти слова против самого Малфоя, если он вдруг окажется непокорным.

Похоже придется осуществить задуманное, поскольку Малфоя нигде не было видно, а Мэдди исчезла прежде, чем Гермиона успела попросить ее привести хозяина. Гермиона фыркнула и решила подождать его. Если он думает, что может упрямиться, то, очевидно, никогда не выступал против нее в этом вопросе, потому что она не уйдет без ответов. Бросив плащ на один из стульев перед столом Малфоя, Гермиона оглядела комнату. Большой стол, мягкие стулья, книжные шкафы, полные темных текстов. По крайней мере, она так думала, пока не подошла ближе и не взглянула на них. Романы, и по большей части, прочитанные. Это было сюрпризом. Гермиона никогда не думала о Люциусе или Драко, как о читателе. А это совершенно точно был мужской кабинет. Может быть Нарцисса хранила здесь свои книги.

Гермиона почти ожидала, что откроется какое-нибудь потайное отделение, когда она взяла одну книгу с полки. Ведь для этого дома это было бы совершенно обычным явлением, Гермиона вспомнила, как после войны вместе с другими сотрудниками отдела Магического правопорядка опустошила несколько таких комнат под гостиной. Ей никогда не будет понятно для чего кому-то так много темных артефактов. Она пролистала небольшой томик, лениво просматривая страницы. Выделенный абзац привлек ее внимание, и Гермиона склонилась над ним, заправляя за уши мешающие пряди волос. Отмеченный отрывок был немного романтичен, что только убедило ее в том, что книги принадлежат Нарциссе. Девушка вернулась к началу романа и приступила к чтению.

Поглощённая историей Гермиона потеряла счет времени, к реальности ее вернул резкий удар, сотрясший стену. Она подпрыгнула от неожиданности, едва не выронив книгу. На стене появилась большая трещина. Приглядевшись, Гермиона увидела, что чем бы не являлась отметина на стене, для трещины она была слишком ровной. Это оказалась приоткрытая дверь, и волосы встали дыбом.

Потайная комната.

Она пометила место в книге, на котором остановилась, и убрала ее обратно на полку, после чего вытащила палочку и крепко сжимая ее в руке, подошла к двери. Гермиона встала немного в сторону от двери и открыла ее ногой, держа наготове палочку на случай, если кто-то решит атаковать.

Ничего не произошло. Она осторожно заглянула внутрь и увидела Мэдди, стоящую на коленях рядом с перевернутым диваном. Рядом с ней лежало тело в длинной грузной мантии, и на мгновение Гермионе показалось, что домашний эльф сошел с ума и убил Малфоя. Эта мысль одновременно ужаснула ее и вызвала небольшую гордость — подумать только, домовик смог сбросить оковы своего хозяина, — но тело шевельнулось и издало тихий стон, Гермиона бросилась вперед и опустилась на колени напротив Мэдди, коря себя за эту мысль.

Это был Малфой. Волосы растрепаны, мантия сбилась набок, а острые черты лица ярко выражены на фоне запавших щек. Он очень исхудал с их последней встречи, как будто не ел все это время. Малфой издал еще один тихий стон, и Гермиона поморщилась. Судя по запаху, она была права, и все его блюда были жидкими.

— Мэдди, что произошло?

Домашний эльф, казалось, забыл о всей своей неприязни к девушке, а все его внимание было приковано к Малфою. Гермиона с недоумением и немалым удивлением наблюдала, как Мэдди повернула голову Малфоя и нежно погладила его по щекам.

— Хозяин в порядке, да? — прошептала она.

Веки Малфоя дрогнули, и эльфийка с облегчением вздохнула, убирая его волосы с лица. Она взглянула на Гермиону, в ее глазах стояли слезы, и это потрясло девушку.

— У хозяина Драко была плохая неделя, — сообщила эльфийка, в то время как ее длинные узловатые руки продолжали водить по его волосам. — Мэдди пыталась удержать его подальше от бренди, но хозяин прогнал ее на кухню.

Она опустила глаза, и слезы потекли по ее морщинистым щекам, когда она прошептала:

— Мэдди накажет себя за непослушание, хозяин.

— Ты не сделаешь этого, — домашний эльф подпрыгнул от решимости в голосе Гермионы. — Ты не станешь наказывать себя. Ему нужна помощь. От него пахнет так, будто он пил несколько дней. Это первый раз, когда он потерял сознание?

Мэдди покачала головой, от чего ее уши захлопали по щекам. Губы Гермионы сжались.

— Ладно, тогда для начала его нужно поднять с пола и уложить в постель, — она подготовила палочку, но Мэдди уже встала и щелкнула пальцами. Малфой поднялся в воздух, нависая над поднятыми руками эльфа.

— Если грязнокровке не сложно, она может починить диван, — эльфийка кивнула на тяжелый предмет мебели, который Малфой опрокинул при падении.

Гермиона поднялась на ноги, решив не обращать внимание на оскорбление. Есть более важные вещи, о которых стоит беспокоиться, нежели неудачный словарь домашнего эльфа. Пока Малфой парил в воздухе, Гермиона воспользовалась возможностью быстро осмотреть его. Он не был ранен, за исключением большой шишки на голове. Она заколебалась над серебряной повязкой на его шее и попыталась просунуть под нее пальцы, чтобы убедиться, что он может дышать. Повязка слишком плотно сидела на шее, и сквозь нее нельзя было протиснуться, но Малфой не испытывал никаких проблем, поэтому Гермиона решила не трогать ее, вместо этого провела пальцами по его ребрам и конечностям. Ничего не было сломано, хотя он вскрикнул, когда она скользнула по его левой руке.

— Мисс, прошу! — всхлипнула Мэдди, и ее руки задрожали.

Мисс. Вежливое слово. Безумная тревога в этом «прошу» скрутила узел в груди Гермионы. Мэдди медленно опустила Малфоя на диван, осторожно устраивая его. Девушка отметила, что эльфийка старается не касаться его левой руки выше запястья. Это, плюс крик, который он издал, и его пьянство заставили Гермиону насторожиться. Она опустилась на колени рядом с диваном и расстегнула манжету Малфоя, чтобы поднять его рукав.Черная татуировка смотрела на нее снизу-вверх, череп и змея на его руке были такими же темными, как и на трех телах в морге Министерства. Мэдди тихонько заплакала, и Гермиона, обернувшись, увидела, что домашний эльф дрожит от заостренных ушей до босых ног, закрыв глаза руками.

— Поэтому он пьян? — спросила она, указывая ну руку Малфоя, когда Мэдди посмотрела сквозь пальцы. Гермиона старалась говорить мягко, жалея эмоциональное состояние бедного существа. Домашний эльф сглотнул и быстро кивнул.

— Хозяин говорит. Он говорит, — ее плечи изогнулись, и она топнула обеими ногами. — Мэдди не должна! Но хозяину нужна помощь.

Мэдди выпрямилась и покрутила ухо обеими руками.

— Хозяин говорит, что бренди заглушает зов, на который хозяин боится ответить.

Гермиона моргнула, ее сердце бешено застучало. Зов. Зов. Она провела пальцами над меткой, боясь прикоснуться к ней, вспоминая, как слуги Волдеморта связывались со своим хозяином — и как он требовал их немедленного присутствия рядом. Гермиона задрожала, уронив голову на руки. Метки, беспорядки, убитые Пожиратели Смерти.

— О нет!

* * *

Гермиона расхаживала по саду, теребя рукава мантии. Она пыталась помочь Мэдди уложить Малфоя в постель, но домашний эльф устроил такой шум при одной мысли, что Гермиона зайдет к нему в комнату: «Хозяин убьет себя только для того, чтобы перевернуться в гробу». Гермионе ничего не оставалось, как отступить и попросить эльфийку протрезвить Малфоя и сообщить ему о ее приходе. А затем она сбежала. Она блуждала по коридорам этого огромного дома, ее мысли кружились, а кусочки и подсказки складывались воедино в ее сознании. Увидев открытую дверь, сквозь которую в темное помещение вливался солнечный свет, она выскочила на улицу.

Сад был прекрасен, хорошо подобранные цветы все еще придавали ему много цвета и красок даже в конце года. После мрачного дома контраст был сильно заметен, и бродя по тропинкам, Гермиона пыталась сосредоточиться на ярком веселье сада и соединить его со всем, что она знала о Малфоях. Это получалось с трудом, поэтому Гермиона вновь вернулась мыслями к тому, что видела на руке Малфоя, и что это означало.

Этого не может быть. Волдеморт умер, Гарри убил его. Проклятие осталось, но потеряло свою силу. Волдеморт исчез, его власть была сломлена, а слуги рассеяны. Этого не может быть.

Гермиона обернулась и чуть не споткнулась о крошечную фигурку, но удержалась на ногах, немного отпрыгнув назад.

— Мэдди, — позвала Гермиона, остановившись.

Этот домашний эльф был одет в скатерть другого цвета, а его кожа была гораздо ближе к изумрудному оттенку, чем у Мэдди.

— Уинифред, мисс, — эльфийка посмотрела на Гермиону, сложив руки за спиной. — Уинифред извиняется за беспокойство, но пришло время для вечернего чая госпожи Нарциссы, и Мэдди предупредила нас, что мисс в Мэноре.

Выражение лица эльфийки стало чуть сомневающимся, и она расправила плечи.

— Госпожа Нарцисса хотела бы пригласить друга хозяина Драко присоединиться к ней.

Гермиона сморщилась от мысли о Малфое, как о ее друге, но потом ее выражение лица сменилось удивлением от факта, что Нарцисса все еще жива. Гермиона так мало слышала о ней за последние годы и решила, что мать Малфоя умерла.

— Я буду очень рада.

Любопытство взяло вверх над ее ранее безумными мыслями. Ей было интересно почему миссис Малфой хочет поговорить с ней, скорее всего это будут какие-нибудь оскорбления, плюс нужно дождаться, пока Малфой протрезвеет под присмотром Мэдди.

Домашний эльф поклонился и повел Гермиону, но не в дом, как она ожидала, а по дорожке через сад. Под сапогами хрустел белый гравий, а по обе стороны тропинки шелестели высокие живые изгороди. Дорожка заканчивалась большой светлой поляной, на дальней стороне которой находилось небольшое здание с колоннами. Оно было похоже на храм, и Гермиона уставилась на него.

— Если это для их «Темного Лорда», то я немедленно ухожу отсюда.

— Какая глупость, — Гермиона обернулась и увидела стол, стоящий рядом с клумбой с белыми цветами, за которым сидела худая блондинка с одеялом на коленях. Мантия была ей слишком велика, и взгляд женщины был устремлен в противоположном направлении. — Это семнадцатый век, подобное было очень распространено в то время. Предположительно копия храма Ники в Афинах, только там были ионные колонны. Эти коринфские. Признаю, что акант немного перерезан, но только для украшения.

— Госпожа хорошо разбирается в скульптурном искусстве, — гордо сказала Уинифред, ведя Гермиону к столу.

— Да, я вижу, — ответила Гермиона и вздрогнула, когда Нарцисса повернулась и устремила на нее свой взгляд. У ее прабабушки в последние годы были такие же глаза, и Гермиона прекрасно знала, что это означает. — Это должно быть очень увлекательно для того, кто не может… я имела ввиду для того, кто… эм.

— Слеп, — к удивлению Гермионы вместо холода в голосе Нарциссы прозвучало веселье. — Все в порядке, ты можешь сказать это. Это не изменит правду. И ты права, это увлекательно для меня, хотя я боюсь, что могу измотать Цирцею.

Очевидно ей не нужно было видеть, чтобы уловить замешательство Гермионы, потому что она улыбнулась.

— В саду скульптур. Церцея— моя любимая, и так как я не могу больше видеть ее, я прикасаюсь к ней, — Уинифред налила чай и поставила чашку перед Гермионой, затем сделала то же самое для Нарциссы и спокойно направила руку женщины к чашке. Нарцисса продолжила говорить, беспечно меняя тему разговора. — Я рада, что хоть кто-то из старых друзей Драко навестил его. Последние несколько лет он был очень одинок, хотя никогда в этом не признается.

Гермиона остановилась, поднеся чашку ко рту, и ее взгляд переместился на смущенную Уинифред.

— Я не… правда, Миссис Малфоя, я не друг Драко… я…

Гермиона прервала себя прежде, чем назвала свое имя. Она не знала, что помнила о ней Нарцисса, но была почти уверена, что ее имя, по крайней мере, вызовет связь с Гарри и напомнит о ее кровном статусе, если Мэдди уже не сказала Нарциссе об «этой грязнокровке». Она поставила чашку и сложила руки вместе, готовясь к негативной реакции со стороны женщины, в чей дом в прошлом регулярно совершались набеги ее отдела.

— Я служу в Министерстве в отделе Магического правопорядка. У Мал… Драко может быть какая-то информация по делу, которое я расследую, и мне нужно задать ему несколько вопросов.

Выражение вежливого удивления на лице Нарциссы не дрогнуло.

— Сейчас не лучшее время. У Драко была тяжелая неделя, — ее выражение лица не дрогнуло, но голос заметно похолодел, и Гермона крепче сжала руки.

— Я знаю. И по этому поводу я и хочу опросить Драко, — Гермиона глубоко вдохнула и, переведя дыхание, продолжила. — Я уверена, что это неприятная тема, и я не хочу ворошить плохие воспоминания, но мне нужно спросить Мал… Драко, не менялась ли его метка. В ближайшее время. Я знаю, что она вернулась. И хочу узнать изменилось ли в ней что-нибудь. Это все, что мне нужно.

Нарцисса замерла и, несмотря на ослепленные глаза, казалось, что она смотрит прямо на Гермиону.

— Вы оставите моего сына в покое, — голос Нарциссы становился все холоднее, и Гермиона впервые с тех пор как села, увидела в пожилой женщине слизеринца, защищающего и решительного. Теперь Гермиона понимала, как она могла солгать Волдеморту в лесу во время финальной битвы. — Он достаточно натерпелся, достаточно. Как и все мы. Вы не будете беспокоить его по поводу этой метки, и не станете ворошить все это снова. Я запрещаю.

— Миссис Малфой, — Гермиона наклонилась над столом, протянув руку, но быстро одернула ее, когда Уинифред шагнула вперед, сжав маленькие кулачки. — Миссис Малфой, я знаю, это сложно, но нам нужна информация. С метками что-то не так, они изменились, и ответы, возможно, помогут узнать почему убивают Пожирателей Смерти.

— Тогда спросите меня, — Гермиона издала тихий несогласный звук, и Нарцисса выпрямилась еще больше, высокомерно подняв подбородок, и Гермиона вспомнила, что уже видела это много лет назад. — Юная леди, я была сестрой, женой и матерью Пожирателей Смерти дольше, чем вы живете на этом свете. Я ухаживала за Драко, когда Темный Лорд решил заклеймить его этим символом, спала рядом с Люциусом и его меткой каждую ночь, когда он был дома. Я знаю о ней больше, чем кто-либо другой не носивший ее, и если вы не спросите меня, то ничего не получите, потому что я не подпущу вас к моему сыну!

Гермиона откинулась на спинку стула, широко раскрыв глаза, затем медленно потянулась к своей мантии. Уинифред сделала еще один шаг вперед, и Гермиона замерла.

— Я достаю из кармана фотографию. И я без понятия, какая от этого будет польза, — она выдернула одну из своих увеличенных фотографий и шлепнула ее на стол, удивление и раздражение смешались с немалым страхом. Нарцисса Малфой могла быть довольно пугающей. Неудивительно, что Люциус женился на ней. — Ведь в конце концов, вы не сможете увидеть ее.

Гермиона поморщилась от собственной грубости, даже когда Нарцисса потянулась через стол и притянула к себе фотографию. Она подняла свободную руку, и Уинифред вытащила палочку, положив рукоять в ладонь Нарциссы. Женщина приложила кончик палочки к фотографии, пробормотав «FeroTactem» — заклинание, которое Гермиона узнала на продвинутых уроках трансфигурации. Фотография замерцала и начала изменяться, поверхность вздымалась бугорками и гребнями, что делало ее почти реальной, почти трехмерной. Нарцисса положила палочку и провела пальцами по картинке, ощупывая края и изгибы метки. Ее губы шевельнулись, как будто она описывала картину самой себе, затем остановилась, наклонив голову.

— Здесь, — сказала она, постукивая пальцем по фотографии в нижней части метки. — Змея. Узор изменился.

Гермиона моргнула и достала из кармана еще одну копию фотографии, изучая ее. Как ей казалось, никакой разницы не было. Она встала и обошла вокруг стола, заглядывая через плечо Нарциссы. Старшая ведьма снова постучала по фотографии, привлекая ее внимание.

— Здесь. Прямо на спине у змеи. Раньше это был обруч или кольцо. Теперь это скорее шевронный узор.

Гермионе он показался похожим на чешую, и она уставилась на фотографию, пытаясь разглядеть шеврон.

— Вы уверены? — спросила Гермиона, скептически глядя на затылок Нарциссы.

Нарцисса снова вздернула подбородок и медленно повернула голову, пока ее дыхание не коснулось щеки Гермионы.

— Если бы вы знали хоть что-то о змеях, то были бы уверены. Я удивлена, что вы не прочитали об этом в книгах, — она протянула руку и скользнула по руке Гермионы, крепко сжимая ее запястье, и произнесла, понизив голос. — Мисс Грейнджер.

Широкие каменные плиты блестели от дождя и мерцали с каждой зазубренной стрелой, рассекающей небо. Прямо в центре площади, на дороге лежала темная фигура в мокрой одежде, от которой темными лентами тянулись ручейки. Еще одна вспышка молнии, и над первой появилась вторая фигура в развевающейся на несуществующем ветру мантии. Она подняла руку, растопырив длинные и тонкие, как ветки древнего дерева, пальцы.

Метка Драко горела под кожей. Она обжигала его предплечье, вынуждая сжимать руку в кулак. Она ныла и пылала, заставляя его скрежетать зубами от боли, стиснув челюсти, чтобы крик не вырвался наружу. Против своей воли он сделал шаг вперед, затем еще один, приближаясь к двум фигурам в центре площади.

Ответил на зов.

Яркая вспышка вновь озарила небо, и Драко пересек площадь, остановившись возле темной фигуры, лежащей на земле. Вторая фигура подняла голову и поманила его белыми скрюченными пальцами. Под капюшоном была еще большая тьма, слабо освещаемая тусклым красным цветом, и Драко отвел глаза, посмотрев на скрюченную фигуру под ногами.

— С возвращением, юный Малфой, — голос, доносившийся из-под капюшона, звучал пронзительно и глухо, слабо отдаваясь эхом, как будто шепот доносился из пещеры.

Глаза Драко оторвались от тела на земле и уставились на капюшон, от которого исходил тусклый свет, казавшийся алым даже при ослепительной вспышке молнии. Он узнал этот голос и по телу прошлась дрожь.

— Ты мертв.

Тонкий смех эхом разнесся по площади, перекатываясь с раскатами грома.

— Том Риддл мертв. Я — нет.

Драко вздрогнул и попытался сделать шаг назад, но ноги отказывались повиноваться, его тело было таким же неподвижным, как и то, которое лежало между ним и темной фигурой.

— Поттер убил тебя. Это единственное полезное дело, которое он сделал. Ты мертв и это сон. Мне не впервые снится такое, так что я хочу кровавый дождь и змей. Давай покончим с этим, — его бравада не возымела должного эффекта из-за дрожи в голосе, и Драко тяжело сглотнул, сжав руки.

Темная фигура снова засмеялась.

— Если ты настаиваешь.

Неизвестный толкнул тело ногой, переворачивая его. Мантия порвана, темные волосы рассыпаны по каменным плитам. Сверкнула молния, и Драко увидел под пятном крови бледное лицо женщины, ее глаза безучастно смотрели в небо, а рот открыт в немом крике. Его внутренности скрутило, а ноги снова получили возможность двигаться. Он упал, ударившись коленями о каменные плиты.

— Ты убил ее.

Самая яркая вспышка пронзила небо, и Драко ясно увидел женщину. Карие глаза, потускневшие от смерти, россыпь веснушек на переносице. Каштановые кудри, промокшие в луже крови.

— Гер…

— Это твоя вина. Ее смерть на твоих руках.

Драко учащенно дышал, прижимая руку к тому месту на груди, где Поттер оставил ему длинный шрам много лет назад, который болел и заставлял задыхаться.

— Гер…

— Ее смерть на твоих руках.

Костлявые пальцы схватили его за подбородок, приподняли лицо, впились в щеки и заставили заглянуть в глубину капюшона, склонившегося над ним. Метка горела. Пальцы сжались сильнее. Высокий голос мягко, с любовью прошептал ему на ухо:

— С возвращением.

Драко закричал.

Его щеки горели от пощечины, и он резко открыл глаза. Лицо над ним было сморщенным и маленьким, а широко раскрытые выпученные глаза смотрели с беспокойством.

— Мэдди, — пробормотал он срывающимся голосом. — Мэдди, я… я не могу дышать.

Мэдди вскрикнула и, вскочив, слезла с его груди.

— Мне так жаль, так жаль, хозяин Драко! Хозяин не просыпался, он кричал, и Мэдди не могла его разбудить, поэтому ей пришлось ударить его, — Мэдди спрыгнула с кровати и подбежала к шкафу с намерением захлопнуть дверцу. — Плохая Мэдди!

— Прекрати это.

Мэдди застыла, держась одной рукой за косяк, а второй широко распахнув дверь шкафа. Драко сел, упершись локтями в колени и запустив руки в волосы.

— Ты поступила правильно, — пробормотал он, закрыв глаза, чтобы не видеть метку. — Это был просто кошмар. Сейчас все в порядке. Принеси мне выпить, Мэдди.

За его приказом последовала тишина, долгая тишина, и Драко поднял глаза. Мэдди стояла, съежившись у изножья кровати с вывернутым ухом в руках.

— Мэдди, — сказал он, смотря на эльфийку сузившимися глазами. — Бренди.

Мэдди сильнее закрутила ухо, и ему показалось, что она сможет открутить его от головы.

— Хозяин, бренди закончился.

Он вздохнул и откинул волосы с лица, чувствуя, как холодный пот со лба покрывает ладонь и впитывается в пряди челки. Драко застегнул манжету мантии, снова скрывая метку из виду, и чувствуя, как небольшой узел напряжения разматывается между его плечами, как только она исчезла с поля зрения.

— Тогда вино.

— Хозяин…— Мэдди опустила голову, избегая его взгляда. — Хозяин приказал Мэдди вылить все вино в рыбный пруд, когда обнаружил, что одна бутылка кислая. Вина больше нет. И-и-и. И вся рыба мертва.

Застонав, Драко откинулся на подушки.

— Мне нужно выпить, Мэдди.

Закрыв глаза, он увидел тусклое красное свечение и вздрогнул, ожидая рядом с ухом услышать голос. Мэдди выглянула из-за края изножья, сжимая пальцами темное дерево.

— Хозяин мог бы присоединиться к чаепитию госпожи Нарциссы в саду? — ее широко раскрытые глаза светились надеждой, а кончики ушей подергивались. — Может быть хозяин будет рад чаю? И он мог бы оскорбить эту грязнокровку. Это всегда делало его счастливым.

— Грейнджер здесь?

Драко приподнялся на локтях, глядя на Мэдди, выражение лица которой менялось на огорчение. Она наклонила голову вперед, ее уши окаймили лицо, как края длинного капюшона, и в свете масляных ламп, висящих над кроватью, глаза эльфийки засверкали алым. Сердце Драко ускорило ритм.

— Грейнджер здесь? — его голос надломился, и Мэдди попятилась, кивая, как будто ее голова была на пружине.

Драко зарычал, сбросил простыни и выскочил из комнаты.

* * *

С колотящейся головой и стучащим сердцем Драко мчался по садам позади Мэнора, его ботинки скользили по гравийным дорожкам. Мэдди не сказала, где Нарцисса пьет чай, но ему и не нужно было спрашивать. Он мог поклясться жонкиллями, ее любимыми цветами. Его мать никогда не менялась, несмотря ни на что. Драко добежал до конца тропинки, ухватился за одну из живых изгородей, затормаживая, и порезал ладонь об острые ветки. Вот стол, вот Уинифред. И вот Грейнджер.

Глаза Драко расширились и потемнели. Все, что он сделал в своей жизни, каждое преступления, которое совершил во имя Темного Лорда, все это было сделано для защиты его семьи. Каждый день Драко дрожал и плакал, пытаясь выполнить миссию, которая, как он знал, была самоубийственной, но должен был выполнить ее ради спасения родителей. Он сделает все, что угодно, чтобы защитить их. Поэтому вид Грейнджер, склонившейся над плечом его матери в продолжающейся борьбе, пробудил эту потребность защищать.

Драко быстро рванул через поляну, увидев их: поднявшую руку Грейнджер и отодвинувшуюся от нее Нарциссу. Вцепившись в первую попавшуюся и самую легкую цель — облако темных, густых волос — он сгреб ее в охапку. Под действием гнева позабылись все правила о том, что нельзя совершать насилия над женщинами. Драко схватил Грейнджер, оттащил от стола и матери, отшвырнув назад. Гермиона успела лишь вскрикнуть от удивления и боли. Как только она скрылась из его поля зрения, он словно забыл о ней и склонился над матерью, даже не заметив ее потрясенного выражения лица.

— Мам, ты в порядке? — пробормотал Драко, гладя ее щеки и плечи. — Она ведь не причинила тебе вреда, да? Но если она, что-то тебе сделала, то заплатит за это. Я обещаю.

Нарцисса моргнула, раздражение скрывалось за ее рассеянным взглядом.

— Я в порядке, — отрезала она, и резкий тон заставил Драко отступить на шаг назад, тревога и замешательство смешались с его гневом. — Я разговаривала с ней о том, что тебя не касается, и ты не имел никакого права вмешиваться, Драко.

Рука женщины хлопнула по столу и поднялась с палочкой. Она не была направлена на него, но он все равно вздрогнул и отпрыгнул назад, подняв обе руки в безуспешной попытке защититься.

— Я могу позаботиться о себе!

Драко прикусил губу и медленно двинулся вперед, опуская палочку Нарциссы одним пальцем.

— Мам, мне… мне очень жаль. Я увидел ее, и оттуда мне показалось, что между вами драка, и я просто…— он беспомощно пожал плечами, убрав волосы с глаз. — Я запаниковал. Я думал, что она собирается причинить тебе боль. Разве ты не знаешь, кто она?

— Я слепая, Драко, а не глупая. Конечно я знала, кто она, Уинифред сообщила мне. Мне стало любопытно, зачем она здесь, и боюсь я немного испугала мисс Грейнджер, когда назвала вслух ее имя, — выражение лица Нарциссы немного смягчилось, но она с раздражением скрестила руки на груди, от чего ее палочка уткнулась ей в щеку. — Она не причинила мне вреда. Я думаю, что это ты причинил ей боль.

Драко посмотрел через плечо матери, внезапно осознав, что натворил. Грейнджер сидела на земле, а Уинифред порхала вокруг нее, как сморщенная зеленая колибри. Девушка приложила руку ко лбу, но под его пристальным взглядом осторожно опустила ее. Изменение положения заставило кровь хлынуть из раны на лбу. Грейнджер вернула руку, но кровь уже покрыла ее щеку и стекала на подбородок. Драко ахнул, образ из его сна почти возник перед ним, и он пошатнулся, ухватываясь за чайный столик для удержания равновесия.

Нарцисса потянулась к нему, ее раздраженный взгляд мгновенно сменился материнской заботой.

— Драко, что случилось?

Он что-то пробормотал матери, не до конца понимая, что говорит, кроме «все хорошо, все впорядке», и бросился через траву, опустившись на одно колено рядом с Грейнджер. Драко выругался себе под нос, запинаясь в извинениях и ударился задницей, когда Гермиона развернулась и толкнула его.

— Ты-ты-ты придурок! — прокричала она, колотя его по плечу свободной рукой. — Ты с ума сошел? Ты ненормальный? Для чего тебе, черт возьми, нужен твой маленький мозг?

Драко попытался занять более оборонительную позицию.

— Извини! — воскликнул он, сумев наконец-то подняться на колени, одежда обвилась вокруг ног. — Грейнджер, мне жаль. Я просто… я думал… я не…

Драко запнулся под злобным взглядом, который Гермиона бросила на него, все еще прижимая руку ко лбу. Уинифред бросила на него почти такой же злобный взгляд, прежде чем в ужасе оглядела себя.

— Уинифред, иди проверь маму. Грейнджер, пожалуйста. Я прошу прощения. Я не хотел…— он протянул руку и нерешительно коснулся ее плеча. — Пожалуйста, позволь мне помочь.

Драко не был уверен, что стало причиной ее шока: сама его просьба или потеря крови, Грейнджер ошеломленно смотрела на него, и это означало, что он мог воспользоваться своим преимуществом. Малфой поднялся на ноги, протянул руку, и когда она схватила ее, все еще странно глядя на него, помог ей подняться на ноги. Гермиона немного пошатнулась, и он обхватил ее за талию, удерживая на ногах.

— Осторожно, Грейнджер. У тебя будет неприятная шишка. Что случилось?

Она пристально посмотрела на него, губы сжались в тонкую линию, брови нахмурились.

— Какая-то остролицая задница напала на меня.

Щеки Драко покраснели, и он наклонил голову, закрыв глаза и глубоко вдохнув.

— Мне жаль, — сказал, как можно мягче, чтобы было видно, что он хоть немного раскаивается. — Я не думал, что все так получится. Моя мама — самый важный для меня человек в мире, и я просто хочу, чтобы она была в безопасности. Мне показалось, что между вами возникла борьба, и у меня в голове что-то… щелкнуло. Моя агрессия не была направлена лично на тебя.

Грейнджер наклонила голову, ее брови поднялись, когда она посмотрела на мужчину, стоящего рядом.

— Драко Малфой. Это прозвучало эмоционально и искренне, — внезапно, она улыбнулась, и ее лицо засветилось, несмотря на засохшую кровь на лице. — Должно быть, я сильно ударилась головой.

Драко фыркнул с подавленным смехом, закатывая глаза.

— Тебе нужна помощь или нет?

Гермиона хлопнула его по плечу.

— Отпусти меня, и я подумаю об этом. Подумать только. Малфой предлагает помощь, это, вероятно, еще более редкое явление, чем те нарглы, о которых вечно говорит Луна.

Он не осознавал, что все еще держится за нее, поэтому отпустил ее, а его щеки снова вспыхнули румянцем. Драко не мог объяснить, почему обнимал Грейнджер.

«Не дай ей упасть, — сказал он себе. — На случай, если у нее закружится голова от удара. И это совершенно не имеет ничего общего с тем, что она удивительно теплая, мягкая и Гермиона Грейнджер, Малфой. Боже мой, прошло уже столько лет, но, видимо, не достаточно много».

Драко отошел от нее, качая головой.

— Нужно наложить повязку. Внутри.

Гермиона бросила на него странный взгляд, затем осторожно убрала пальцы со лба, чтобы потрогать ссадину.

— Думаю, что кровотечение остановилось. Но мне нужно привести себя в порядок.

Она оглянулась через плечо на Нарциссу и Уинифред, которые сидели за столом. Короткие ноги эльфийки болтались в воздухе, а в огромных глазах можно было увидеть дискомфорт от того, что ей пришлось разделить стол со своей госпожой.

— И мне нужно задать тебе несколько вопросов. Наедине.

* * *

Мэдди принесла в кабинет различные принадлежности, чтобы Грейнджер могла очистить и перевязать рану, которая выглядела гораздо менее пугающей, после того как кровь была смыта.

— Травмы головы кровоточат обильно, но редко бывают такими серьезными, как кажутся на первый взгляд, — сообщила ему Грейнджер своим отчетливым лекторским голосом, глядя в ручное зеркальце, и в этот момент Драко почувствовал небольшой прилив жалости к Поттеру и Уизелу, которые страдали от ее лекций все эти годы. — Не думаю, что нужно будет накладывать швы.

Драко, который предложил ей воспользоваться ванной внизу, пока он ухаживал за своей порезанной ладонью в кабинете, посмотрел на нее долгим взглядом поверх кончиков своих сцепленных пальцев.

— Швы? Это какая-то странная магловская штука? Обратно сшивать себя? Нет уж, спасибо. Я бы предпочел воспользоваться заживляющими чарами или…— он помахал бутылочкой с коагуляционным кремом, который использовал на руке. — Или зельем.

Грейнджер уставилась на него, глаза медленно расширялись, щеки и кончик носа постепенно розовели. Драко усмехнулся и откинулся на спинку стула, закинув ноги на стол.

— Даже не подумала об этом? Я думал, ты волшебница, Грейнджер.

Она поставила зеркало и некоторое время смотрела на него, затем сложила руки вместе и глубоко вздохнула.

— А я думала, что ты и тебе подобные верили, что я не заслуживаю быть волшебницей, Малфой.

Гермиона, казалось, смотрела прямо на его левую руку, и Драко напрягся, отворачиваясь от нее.

— Думала, что ты и тебе подобные просто душки, пытающиеся нас всех убить, — до него донесся глухой, горький смех, и Драко съежился. — Думала, что ты сегодня попытаешься меня убить.

— Я никогда не хотел никого убивать, — сказал Драко прежде, чем успел подумать и уставился на носки своих ботинок, чтобы не смотреть на Грейнджер.

Тебе подобные. Слова из той фразы всплыли в его сознании, и он знал, что увидел лишь малый проблеск ее ненависти. Он достал из кармана портсигар и закурил, чтобы отвлечься от мыслей о тебе подобных в своей голове. Бросив зажигалку на стол, Драко выпустил длинную струю дыма и искоса взглянул на Грейнджер. Она наблюдала за ним с каким-то выжидательным выражением на лице, и он пожал плечами.

— Что еще я могу сказать, чего не было в моем протоколе суда, Грейнджер? Я присоединился к Пожирателям Смерти потому что мне приказали. Я взял на себя задачу убить Дамблдора, чтобы защитить родителей. Я выполнял команды сумасшедшего, потому что не знал ничего лучше, — он вздохнул и стряхнул пепел в хрустальное блюдо. — Потому что я не хотел знать ничего лучше. Не хотел слушать никого, кто осмеливался сказать мне, что я или мой отец неправы.

Легкая печальная улыбка тронула его губы, и Драко покачал головой.

— Мне никогда не нравилось, когда меня критиковали. Ты могла бы заметить это.

Грейнджер продолжала смотреть на него со смесью понимания и жалости, но молчала. Судя по тому, что он помнил о ней еще со школы, это молчание было почти чудом. Но оно также и доставляло неловкость, и Драко продолжил говорить, просто чтобы скрасить тишину и остановить ненужные мысли в голове.

— Я никогда не хотел никого убивать. Черт, я даже не уверен, что все сказанное мной о грязнок… маглорожденных было тем, во что я действительно верил. Чистокровное превосходство немного сложнее принять, когда оно на самом деле не кажется правильным, — Гермиона издала тихий звук, и Драко ответил ей взмахом сигареты. — Я иногда читаю газеты, Грейнджер. Значительная часть последних достижений в области зелий и других областях Магических исследований была достигнута полукровками и маглорожденными. В общем, самые успешные ведьмы и волшебники — это те, кто не стоит имени, по определению, которое я использовал большую часть своей жизни. А чего достигли чистокровные? Мы вымираем и растворяемся в безвестности.

Он широко развел руки и посмотрел на себя.

— Потомок Малфоев и Блэков. И что я от этого получил? — он положил сигарету в пепельницу, расстегнул ворот мантии и закатал рукава. — Блестящий ошейник и чертову татуировку.

Краем глаза Драко заметил, что Грейнджер встала и подошла к нему. Он замер, едва дыша, и все его напряжение сконцентрировалось в кончиках пальцев. Во время добровольной изоляции у него было много времени на размышления, и большинство этих мыслей ужаснули бы юного Драко. Однако после войны, глядя на ее результаты, он пришел к выводу, что был абсолютным идиотом. Кроме Нарциссы Малфой, они все были таковыми. По крайней мере, ему посчастливилось пережить это.

«Но, — подумал он, когда Грейнджер подошла к его столу, — если она собирается обнять меня за то, что я излил душу, на этот раз мне придется причинить ей боль нарочно».

Она дотронулась до него, но лишь до запястья. Левого запястья. Драко начал отдергивать руку, но Грейнджер сильнее схватила ее.

— Эта чертова татуировка — то, о чем я хотела поговорить с тобой, — она перевернула его руку, чтобы метку хорошо было видно. — Она вернулась. Они все вернулись.

Драко вопросительно посмотрел на нее, и Гермиона быстро рассказала ему о последних событиях. Тошнотворное чувство ужаса поселилось в его животе, когда он слушал, но оно было смягчено чувством облегчения. Возможно даже более сильным, ведь эта информация от Грейнджер означала, что он был не один. Что он был не единственным человеком, которого снова призвали на службу. Но судя по подробностям о бунте, Драко, похоже, был единственным, кто отказался отвечать на зов. Возможно он чему-то научился во время своего домашнего ареста.

Грейнджер указал на метку, на голову змеи прямо над сухожилиями на запястье.

— Они вернулись, но казались какими-то другими. Я никак не могла понять. Твоя мать сказала, что это был узор чешуи, а теперь он похож на шеврон. Кажется, так и есть.

Драко посмотрел на свое запястье, невольно заинтересовавшись. Он придвинул руку ближе, изучая отметину. Уже много лет Драко пытался притворяться, что ее не существует, но с тех пор как она возродилась, ему понадобилось для этого еще больше усилий. Он не заметил перемены, поэтому сейчас долго разглядывал ее.

— Похоже на букву, — сказал он, поднося руку к глазам. — Может быть В? Или… подожди. Здесь две отметины.

Либо это потускнели его глаза, либо газовые лампы, потому что метку становилось все труднее разглядеть. Драко поднял глаза и встретился со встревоженным взглядом Грейнджер.

— На улице совсем стемнело, — сказала она дрожащим голосом.

Драко уставился на окно, сквозь которое должен был пробиваться свет, даже несмотря на плющ, покрывающий стекло. Ничего. Кромешная тьма. А потом он услышал звонкий восторженный крик матери.

— Люциус!

И все вокруг стало зеленым.

* * *

Драко промчался через дом, Грейнджер отстала, спотыкаясь о мебель и стены. Драко знал, где находятся все стулья и столы в Мэноре. Знал, что с тех пор как Нарцисса ослепла, вся мебель оставалась на своих местах, поэтому он передвигался по комнатам по памяти. Крик матери эхом отдавался в ушах, и в зеленоватой темноте, окутавшей дом, он мог видеть образы из своего кошмара, как будто они были реальными. Мокрая от дождя площадь, фигура в капюшоне, женщина, скорчившаяся у его ног… Драко сглотнул и ускорился.

Малфой споткнулся о дверной косяк и выскользнул на каменную террасу в задней части дома, ударившись коленями. Она сияла над головой, и из его груди вырвался крик отрицания. Зеленый череп и змея в небе, парящие перед облаками. Темная метка Его метка. Такая же зеленая и светящаяся на фоне темного неба, как и черная на бледной коже его руки. Это был не первый раз, когда Драко видел этот знак в небе, не первый раз, когда слышал крики при его появлении, но это был первый раз, когда эти крики были такими громкими и такими близкими.

Грейнджер, спотыкаясь, вышла из дома и врезалась в Малфоя, запнувшись и приземлившись рядом. Она подняла глаза и ахнула.

— О, нет. О, нет. О, нет, — тихо повторяла Гермиона. Она обхватила себя руками и покачнулась на коленях, волосы упали ей на лицо. — Малфой, нет.

Посреди широкой лужайки, четко обозначенной зеленым ухмыляющимся черепом, на земле лежали две фигуры. Одна маленькая, длинная полоса ткани тянулась по траве, очерчивая путь Уинифред, по которому та ползла. Ползла к своей хозяйке.

Драко втянул воздух, издал еще один крик, и вскочил на ноги. Он пробежал через террасу и газон, чтобы броситься ко второй фигуре. Дорогая мантия, слишком большая по размеру. Длинные светлые волосы. Золотое обручальное кольцо. Драко перевернул ее на спину, от усилий и ужаса у него заболела грудь под шрамом, а дыхание стало прерывистым.

— Мама, мама, пожалуйста.

Ее лицо, обращенное к небу, было расслабленным, спокойным, улыбающимся и абсолютно неподвижным.

Драко опустился на колени рядом с телом матери и зарыдал. Ее смерть на твоих руках. Нарцисса умерла. Его мать умерла. Это была его вина. Он отказался отвечать на зов, отказался вернуться на службу, и вот результат, вот что произошло. Это была его вина. Драко взвыл и склонился над Нарциссой, не видя, как Грейнджер присоединилась к нему, не чувствуя, как ее рука скользнула по его плечам. Однако он услышал, как она прошептала: «Мне так жаль», — и рухнул на нее. Гермиона притянула его поближе к себе, прижала к своему плечу и провела рукой по его затылку, бормоча «мне так жаль» снова и снова.

Драко покачал головой, не заботясь о том, кто прикасался к нему, не заботясь о том, кто шептал ему на ухо, только о том, что женщина, за которую он отдал бы свою жизнь — и почти сделал это — была мертва. Он отстранил Грейнджер и наклонился, обнимая Нарциссу. Ее руки и ноги безвольно повисли, голова поникла. Тяжело вдохнув, Драко притянул мать к себе и приподнял ее голову, его пальцы запутались в длинных светлых прядях.

— Мама, мне так жаль, — прошептал он, целуя ее холодный безжизненный лоб. — Очень жаль.

Драко стиснул зубы, морщась от холода ее кожи, и усилил свои объятия. Позади него Грейнджер придвинулась ближе и скользнула дрожащей рукой по лицу его матери, чтобы закрыть незрячие глаза.

— Давай отнесем ее внутрь, Мал… Драко, — сказала Гермиона самым мягким голосом, на который только была способна. — Она не хотела бы лежать в траве, когда прибудут сотрудники министерства.

Он крепче прижал Нарциссу к себе, яростно кивая, хотя и не совсем понимал почему. Нарцисса не хотела бы, чтобы ее нашли в саду. Что касается сотрудников министерства, он даже не думал о них, но предполагал, что они придут. Они расследовали все другие убийства Пожирателей Смерти. Так что они придут, проведут расследование и найдут убийцу его матери.

И тогда они, наконец, смогут арестовать его за совершение убийства.

Драко осторожно поднялся на ноги, помощь Грейнджер удержала его от того, чтобы споткнуться или упасть на колени от горя. Тело матери было легким, и осознание того, как мало она весила, потрясло его. Она так долго носила мантию Люциуса, ожидая возвращения мужа, что Драко даже не заметил, как она похудела.

— Прости, мама, — снова пробормотал он срывающимся голосом. — Я должен был уделять тебе больше внимания.

Каждый день, когда он игнорировал ее, предпочитая пребывать в скверном настроении, каждый день, когда он пытался забыть о том, что случилось с ними, пытаясь забыть о ней, падал на него, как каскад камней, и его плечи содрогались. Его вина. Во всем виноват только он.

Рука коснулась его щеки, и Драко медленно поднял голову, Грейнджер наблюдала за ним, ее лицо было в слезах.

— Отнеси ее внутрь, Драко.

Он снова кивнул, впервые в жизни благодарный приказу. Кто-то другой давал указания, а это означало, что ему не нужно было думать, ведь сейчас это было последним, что он мог сделать. Драко повернулся и направился к дому, затем остановился и оглянулся через плечо.

— Не забудь про Уинифред, — сказал он Грейнджер, каждое слово было напряженным и дрожащим. — Она была маминой любимицей.

Гермиона уже опустилась на колени рядом с домовым эльфом и натянула длинную простыню на место тоги Уинифред.

— Я не забуду про нее, — Грейнджер посмотрела на Драко, ее губы содрогнулись в легкой улыбке. — И я рада, что и ты не забыл. Я принесу ее.