Дитя Льда и Огня (гет)

— Что там, за Морозными Клыками? В Землях Вечной Зимы?

Голос Джона был глухим. Тормунд не помнил, чтобы хоть раз после возвращения из Королевской Гавани, Сноу рассказал о том, что там на самом деле случилось. Они ждали его в Черном замке. Ждали месяцы, не получая вестей. Ждали, потому что он так просил.

Ночью, перед самым отбытием, он неожиданно сообщил Тормунду, что собирается вернуться в земли за Стеной, и потому просил не уходить далеко. Великанья Смерть тогда несколько раз предлагал ему идти с ними, послать в пекло драконью королеву и ее трон, и направиться туда, где им всем место — на Истинный север. Но этот упрямец был непреклонен, настаивал на исполнении клятвы, а Тормунд лишь качал головой — не нравилась ему эта самоуверенная девчонка. Она могла обмануть этих наивных южан, но северяне ей никогда не верили, никогда не признавали своей королевой и никогда не подчинялись ее приказам. Что им ее драконы — Джон тоже объездил одного, хоть прежде даже в них не верил — они знали великанов, теннов, вихтов, Белых ходоков с Королем ночи, есть даже те, кто давал голову на отсечение, что лично встречался с Детьми леса, — за Стеной таких диковин, хоть отбавляй. Вольный народ никогда за нее не сражался и не станет — довольно с них южных королей.

Они не зря ей не доверяли. Джон вернулся каким-то другим. С трудом натягивал на лицо улыбку, вечно уходил в себя, подолгу молчал. Львиную долю времени размышлял о том, как обеспечить народ провизией и где им теперь осесть. Поэтому, в основном, Тормунд и старшие теперь больше отвечали на его расспросы.

— Лично там не был никогда — попробуй пройди Воющий перевал! Историй много слышал про те места. И варг его разбери, что правда, а что бредни, — усмехнулся он.

— И все-таки?

— Ну, одни говорили, что там живут племена людоедов, которые ездят на огромных одомашненных собаках, размером с небольшую кобылку.

«Лютоволки?», — вдруг подумалось Джону.

— Кто-то другой рассказывал, что прямо за горами крутой обрыв, а под ним — обледеневшее море, которому не видно краев. Остальные думают, что там ничего нет, — Вечная зима, обитель Белых ходоков.

Джон взглянул на стоянку, устроенную ими несколько дней назад. Одичалые прилично вымотались за время пути и устроили привал на берегу Молочной реки. Тормунд заметил, что в этом месте, но на другом берегу должен находится разрушенный Кулак Первых людей. По пути от Стены, земли были усыпаны останками вихтов, среди которых им удалось рассмотреть представителей всех известных племен одичалых. Через пару недель, после того, как Джон и народ, что пошел за ним, отправились на Север, стала наблюдаться одна странность — снег за Стеной начал таять. Всюду пробивались прогалины с зелеными ростками, что приводило в неописуемый восторг детей.

Джон знал одно: ему нужно основать не поселение, а целое государство. Вольный народ должен жить так, чтобы не возникало потребности в набегах на южные земли — им нужны собственные источники еды, материалов для строительства и одежды. Он вел одичалых в Теннию. Если верить рассказам теннов и Манса, там располагались зеленые рощи и долины, где обитала дичь и добывались руды. Самое пригодное для основания города места. Оставалось только выяснить, выжил ли кто-нибудь из местных и пустят ли их туда.

* * *

Снег таял. Становилось теплее. Река Молочная вышла из берегов. Шок сменился восторгом и эйфорией, притупившей и чувство страха и способность к здравомыслию.

— Я всегда знал, что по ту сторону Стены живут южане, но никогда бы и не подумал, что и мы не с Истинного севера, — смеялся Тормунд, наблюдая за таянием снегов. — Того гляди, скоро южные платья носить начнем.

Джону было не до смеха. Призрак вел себя… странно. Он плохо спал, почти не ел, постоянно чихал и прятал нос, зарываясь в шкуры и прикрывая их лапами. Временами лютоволк отчаянно скулил, отчего у Джона сжималось сердце. Но как бы он не успокаивал любимца, тому легче не становилось.

Когда Джон и другие одичалые тоже почувствовали запах, было уже поздно. Мехрун, готовившийся отметить свое одиннадцатилетие, стал первым. Жар, озноб и расстройство желудка стремительно переросли в режущие боли в животе и сильную тошноту. Началось обезвоживание, но чем больше он пил, тем болезненнее и чаще его выворачивало. Следом за ним заболели еще с десяток детей и взрослых.

Над берегами Молочной стоял смрад.

* * *

Призрак мучился от жажды, и тем не менее панически боялся приближаться к речной воде. Обжигая язык, он жадно хлебал греющуюся в котелках воду. Джон, пытавшийся вспомнить все, что когда-либо знал о лечении каких бы то ни было болезней, больше всего сейчас хотел бы видеть Сэма. Сноу не был ни мейстером, ни даже лекарем, а потому одновременно с поисками решения изо всех сил пытался удержать себя на краю сознания и сохранить трезвость мышления. Пить не кипяченную на костре воду он запретил.

С повышением температуры из-под тающего снега показывались все больше трупов. Они выглядели еще омерзительнее, чем когда были в состоянии нападать на живых. С костей сползала размягченная плоть, распространяющая вокруг себя режущий глаза отвратительный сладковатый запах. Останки гнили, и чем дольше они оставались на земле, тем быстрее это происходило. На возведение костров не хватало рук — большинство либо боролись с болезнью, либо взяли на себя роль лекарей. Ситуацию ухудшало то, что чем дольше распространялся запах, тем больше людей заболевали. Кочевой лагерь превращался в полевой госпиталь.

Джон и Тормунд, собрав несколько крепких мужчин, сложили огромный костер в миле к югу от лагеря. Для перевозки вихтов из поваленных деревьев соорудили подобия сухопутных плотов. Чтобы сжечь все трупы изможденному племени потребовалось около двух месяцев. Для поддержания костра сжигалась даже часть одежды — в условиях глобального потепления и эпидемии, которую тепло только подпитывало, это было общим решением.

* * *

— Нам необходимо двигаться дальше, — сообщал Джон на совете.

Совет он собрал впервые после десятого случая отравления. Он созвал старейшин и сильнейших воинов, а также женщин, занимавшихся лечением раненых. После того, как все вихты были вывезены и сожжены многие заболевшие, особенно те, чьи симптомы проявились последними, пошли на поправку. Однако к тому моменту почти половина больных погибли от обезвоживания.

— Мы ослаблены и истощены. Даже те, кому стало лучше, все еще не могут нормально питаться. Мы просто не сможем, — возражала Линн, которую про себя Джон успел окрестить главным лекарем.

— Я понимаю, но именно поэтому мы больше не можем оставаться здесь. Очевидно, что источником заражения были вихты. Теперь их больше нет и мы просто обязаны отправиться в Теннию. Там есть дичь, травы. Незараженная вода: озера и другие реки.

— Он прав Линн, чистая вода нам необходима, — выступил один из старейшин. — Пока еще кто-нибудь не умер.

* * *

Передвигались они с большим трудом. С частыми и длительными остановками. Но все же продолжали идти на Север, приближаясь к Клыкам мороза и ощущая, как температура снова падает.

Окончательно пришедший в себя Призрак семенил впереди в попытках разведать обстановку. По ночам Джону снилось будто бы он стал Призраком и исследует окрестности. Ему казалось, что сознание материализует его собственные мысли: «Вот бы и мне чуять запах опасности». Король-За-Стеной продолжал настаивать на движении вперед, даже убедившись, что люди идут на поправку — хотя надо признать это его несколько успокоило. За последние месяцы он стал понимать лорда Старка — Джон почему-то больше не мог звать его отцом, даже в своей голове — и его заботу о северянах. Теперь и он тоже чувствовал ту же ответственность за одичалых, что признали его своим королем, доверились ему, сражались вместе с ним и ждали его возвращения.

Теперь они моя семья.

Из раздумий Джона вывел злобный утробный рык Призрака. Лютоволк подскочил, прижал уши к голове и приготовился к атаке. Джон, Тормунд, а вслед за ними и все способные держать в руках оружие выступили вперед, заслонив лагерь. Из рощи деревьев, уходящей прямиком к подножию гор, медленно показались с десяток вооруженных женщин. Они двигались медленно, лучницы держали прицел. Увидев лагерь, воительницы замешкались. Джон был готов поклясться, что слышал как одна из них потрясенно произнесла:

— Они живые!

* * *

— …Когда пришли морозы две трети наших мужчин пересекли Воющий перевал. Они оставили с нами в основном мальчишек и молодых парней на случай, если сами не вернутся. За Морозными клыками мы должны были оставаться в безопасности какое-то время, а если бы кто-то из вихтов прорвался к нам, оставшиеся мужчины могли бы попытаться отбить атаки. Никто из тех, кто ушел, так и не вернулся обратно, но вихтов и Белых ходоков тоже не было. А потом стало теплее и мы решили отправиться на разведку.

— Только женщины? — спросил Джон. — Почему никто из мужчин не отправился с вами?

— Они у нас теперь как национальное сокровище, — нервно усмехнулась одна из девушек. — Лично меня жутко раздражает, что приходится с ними носиться и нянчиться, но это теперь вопрос выживания.

Джон настороженно наблюдал за девушками, стараясь распознать ложь. Но, кажется, они не лгали — даже Призрак успокоился и, вальяжно развалившись у ног хозяина, задремал.

— Их больше нет, — твердо заявил Джон. — Ни вихтов, ни Белых ходоков, ни Короля Ночи.

Девушки недоверчиво оглядели присутствующих, но все они отвечали уставшими улыбками.

— В любом случае, — продолжила охотница, — наши проблемы все еще с нами. Просто они теперь другие. Вы сказали, что направляетесь в Теннию? Это неблизко. К тому же ваши припасы на исходе и много больных. Я думаю вам лучше отправиться с нами. У нас есть еда, лекари, дома. А среди вас много мужчин — нам бы пригодилась их помощь, — она игриво подмигнула одному из одичалых.

Решение принимал совет. Тормунд, наблюдавший за южными лордами, невольно сравнивал их с Джоном. Он неосознанно использовал ту же систему управления племенем и постепенно все больше походил на нового Короля-За-Стеной, хотя и отказывался это признавать. Девушки-охотницы признали в Джоне главу племени, лидера, которому можно довериться. Тормунда это забавляло.

* * *

Переход через Воющий перевал растянулся на несколько недель. Несмотря на то, что девушки показали им скрытые тропы, проходящие сквозь скалы, это все еще было слишком тяжело для обессиливших людей.

Преодолев извилистые ходы, они вышли к долине. Она все еще была укрыта снежным покровом, но кое-где ясно просматривались зеленовато-коричневые пятна проглядывающей земли и бегущие по ним ручьи талой воды. Вдали виднелись небольшие палаточные поселения, — как сообщила Аса, часть из них была заброшена. Для Джона и его людей они служили неплохими перевалочными пунктами.

Сам город — у Джона язык не поворачивался назвать его деревней — находился у подножия скал, а некоторые здания были выдолблены и выстроены в самой горной породе. Это место напомнило Сноу Винтерфелл — дома были выложены из камня, имелись постройки, необходимые для жизни и развития поселения, например, кузница и гончарня, здесь выращивали культуры и держали скот, даже вели торговлю с племенами проживавшими южнее, на Замороженном берегу. Местные жители держали одомашненных лютоволков и использовали их для перевозок товаров и путешествий к побережью.

Аса в подробностях рассказала Джону, как усложнилась их жизнь с уходом мужчин. Теперь некому было добывать руды и валить лес — вся тяжелая работа легла на женские плечи, в силу возраста оставшихся мальчиков и недостаточности их умений. Им просто не хватало рук, чтобы поддерживать хозяйство и продолжать производство.

— Нас всегда спасали горы, — говорила она, — отделяли нас от бесконечных набегов других племен и их непрекращающихся войн между собой и с Воронами. Мы были сами по себе, в спокойствии и порядке. Это, наверное, и позволило нам построить все это. Но теперь я даже не знаю, что нас ждет.

Прибывших разместили в большом полудеревянном доме, служившим пристанищем местных знахарей, и немедленно приступили к их осмотру. Мужчины, не жаловавшиеся на самочувствие, охотно принялись исполнять просьбы женщин о починке прохудившихся крыш и покосившихся ставен, что вызывало у Джона непроизвольный смех. Ему здесь нравилось.

Через пару дней после прибытия Джон был приглашен в Дом вождя для официального знакомства. Глава племени, худой седобородый мужчина в возрасте с длинными вьющимися волосами, спадающими на лицо, не излучал ни гостеприимства, ни добродушия. У него был тяжелый взгляд, в котором отражалась старческая мудрость и скорбь. Сев за длинный деревянный стол, аккурат напротив старика, Джон с огромным неудовольствием подумал о том, что ему снова предстоит много политических приемов.