Беленое серебро (гет)

Света фыркает, отмахивается от назойливо жужжащей над ухом мухи и усаживается в подъехавшую машину. В голове гудит зарождающаяся мигрень, и Света едва разбирает направление. У самого аэропорта водитель окликает ее несколько раз, Света вздрагивает, потирает воспаленные глаза и устало слушает неразборчивую японскую речь. Она отвечает по-английски, путается в словах и то и дело переходит на русский, и водитель смотрит на нее удивленно сквозь зеркало заднего вида, что-то бурчит себе под нос, блокирует двери и трогается с места.

Света приходит в себя в белоснежном помещении, пялится на гладкий потолок долгую минуту и делает глубокий вдох, тут же заходясь надрывным кашлем. Голова все еще болит, но мир перед глазами больше не расплывается, и она может рассмотреть занавешенные легким тюлем окна, тянущуюся к потолку стойку капельницы и покачивающий ядовито-зелеными листьями стоящий в углу помещения цветок.

Она лежит в кровати с высокими бортиками, трубка капельницы теряется под рукавом кофты, а в окно светит яркое солнце. Света морщится, понимая, что пропустила рейс, и резко выдыхает, когда дверь распахивается и на пороге показываются двое.

Виктор разговаривает с врачом на японском так, будто знает этот язык едва ли не с самого рождения. Вообще-то это была идея Светы — выучить японский пару лет назад, однако сама она теперь едва разбирает несколько слов. От обиды и злости тугой ком снова подкатывает к горлу, и Света морщится, дергает ладонью, и стойка капельницы звякает о бортик и покачивается.

На нее тут же обращают внимание. Врач говорит что-то быстро, оказывается совсем рядом и принимается осматривать сглотнувшую Свету. Виктор вздыхает и качает головой, сверкает глазами как-то укоризненно и складывает руки на груди. Света фыркает, ловит его взгляд и закатывает глаза, выслушивая непонятные слова. Виктор обрывает врача на полуслове, улыбается широко, и тот понятливо складывает руки и удаляется, прикрывая за собой дверь.

— Он говорит, это стресс, — Виктор присаживается на табуретку и разом теряет всю свою ослепительность, — тебе нужно отдохнуть.

— Кто бы сомневался, — хриплый смешок вырывается сам собой, — кто, по-твоему, неожиданно выдернул меня в Японию?

— Ты могла отказаться, — выдыхает Виктор, и Света вскидывает брови, — давно у тебя это?

Света смотрит на него долго, сканирует пронзительным взглядом и отвечает вопросом на вопрос только тогда, когда Виктор отводит глаза:

— А у тебя?

Виктор теряется на мгновение, горько усмехается и складывает руки на коленях. Света фыркает, отворачиваясь, впивается взглядом в трепещущие занавески и изо всех сил старается не смотреть на притихшего Никифорова. Скрип стула заставляет ее вздрогнуть, а оборвавшиеся у самой двери шаги — подавить пульсирующие в горле эмоции.

— Отдыхай.

— Иди к черту.

Дверь захлопывается с легким щелчком, сдавленное проклятие врезается в белоснежную поверхность, и Света надрывно всхлипывает, впиваясь пальцами в пульсирующие болью виски.

Из больницы ее выпускают уже к вечеру, и Виктор, точно курица-наседка, встречает ее у палаты с самым отвратительным выражением лица. Он широко улыбается, раздает комплименты направо и налево, а рядом с ним подобно малолетнему сыночку переминается с ноги на ногу Кацуки Юри. Света неприязненно фыркает, ловит смущенный взгляд японца и натягивает на лицо почти такую же как у Виктора улыбку.

Пальцы мелко подрагивают, и Света поспешно сует руки в карманы. Виктор предупредительно отбирает у нее сумку, и она меряет его долгим взглядом. Воздух на улице холодит щеки и путается в волосах вечерней росой, Света смотрит на выдыхаемые клубы полупрозрачного пара, косит глаза и морщится от очередной порции головной боли.

Таблетки покоятся в сумке, сумка — на плече наигранно беззаботного Виктора, так что Света не предпринимает никаких действий, шаркает подошвами ботинок по асфальту и старательно не обращает внимания на косящегося в ее сторону Кацуки.

— Извините, Света-сан, — Юри обращается к ней по-английски, а подслушивающий Виктор тут же заливается смехом.

— Сувета-сан, — передразнивает он, растягивая гласные.

Юри заливается стыдливым румянцем, Света закатывает глаза, а Виктор продолжает смеяться, предусмотрительно отходя на несколько шагов в сторону.

— Заткнись, будь любезен, — шипит она в сторону разошедшегося Никифорова, — и отдай мои вещи, я поеду в аэропорт.

Виктор останавливается, стирает с лица улыбку, бросает Кацуки несколько фраз и не двигается с места. Света склоняет голову набок, морщится от волны боли и тянется к собственной сумке. Виктор не шевелится, но сжимает ручки до побелевших костяшек, так что все слабые попытки Светы отобрать у него личное имущество оканчиваются провалом. Никифоров смотрит на нее застывшим взглядом, и по спине Светы пробегают табуны ледяных мурашек. Она отступает на шаг, оступается и ощущает обхватившие запястье цепкие пальцы.

— Вить? — Света тянет руку и смотрит оцепеневшему Виктору в глаза.

— Нет, — чеканит он тихим голосом, отпускает ее запястье и натягивает на лицо улыбчивую маску, — врач сказал, горячие источники могут быть полезны, так что останься ненадолго.