Каникулы в Годриковой Заднице (гет)

Пожилой мужчина, профессор Альберт Вуд, сидел в своем саду и мастерил колдовское радио для контакта с инопланетянами.

Перед ним с унылым выражением лица стоял его внук Оливер.

Считалось, что он помогает дедушке в работе. На самом же деле вот уже пятый час, как он держал в руке тряпочку смоченную слизью желторогого слизняка, дожидаясь, пока дедушке она понадобится для протирки.

Но теллуроцезиевая катушка индуктивности, которой нужно было откалибровать частоту колебаний, была упряма, а дедушка был терпелив. И казалось, что конца-края этому ожиданию не будет. Это было обидно, тем более что из-за соседнего забора вот уже с десяток раз высовывалась бритая голова Гойла, парня обычно пофигистичного, но сейчас сильно возбужденного. И этот Гойл языком, головой и задницей подавал Оливеру знаки, столь возмутительные и требующие немедленного порицания, что даже пятилетняя сестра Оливера Тереза, которая, сидя в густой конопле, сосредоточенно пыталась затолкать драконий навоз в пасть лениво развалившейся собаке, неожиданно завопила и укусила дедушку за пятку, после чего голова Гойла мгновенно исчезла.

Наконец катушка заработала в своём спектре частот.

— Человек должен трудиться не только верхом на метле, — поднимая влажный лоб и почёсывая пуп, обратился к Оливеру с наставлением седовласый Альберт Вуд. — У тебя же такое лицо, будто бы я тебя угощаю палёным огневиски. Подай генератор янтарной ауры и смочи тряпочку в настое Каккули Болотной. Труд облагораживает человека. Тебе же душевного благородства муравей нагадил. Например, вчера ты съел четыре порции мороженого, а с младшей сестрой не поделился.

— Она врет! Бессовестная, нелегитимно родившаяся позорка! — бросая на Терезу полный бессильной ярости взгляд, воскликнул оскорбленный в лучших чувствах Оливер. — Три раза я давал ей хапнуть по два раза. Она же пошла на меня жаловаться да еще по дороге стянула с маминого стола два галлеона.

— А ты ночью на метле из окна улетал, — не поворачивая головы, хладнокровно ляпнула Тереза. — У тебя под подушкой есть пакет забористой марихуаны. А в спальню к нам вчера гулящая Мэри кидала камнем. Кидала — да подзывала томным голосом.

Дух захватило у Оливера при этих подлых словах бессовестной Терезы. Дрожь пронизала тело от головы до самых помидор. Но, слава богам, занятый работой дедушка на такую опасную клевету внимания не обратил или просто ее не расслышал. Очень кстати в сад тут вошла Батильда Бэгшот и начала жаловаться:

— А у меня, господин Альберт, инопланетяне ночью каминную трубу с крыши своротили. А сегодня люди говорят, что чуть свет у меня на крыше двух гуманоидов видели: сидят на коньке, проклятые, и ногами болтают.

— То есть как это, трубу? С какой же это, чёрт возьми, целью? — начал было спрашивать удивленный господин.

Но тут со стороны совятни раздался визг и рёв. Генератор ауры в руке седого старика дрогнул, и плата, на которой была напаяна колдовская схема, вспыхнула, перегорев в одно мгновенье в облако радужного дыма. Все, даже Тереза, даже ленивая собака, разом обернулись, не понимая, откуда шум и в чем дело. А Оливер Вуд, не сказав ни слова, метнулся, как олень, через клумбы с пионами и исчез за ежевичными кустами.

Он остановился возле шалаша-парилки, в котором деда выходил на контакт с духами. Изнутри этого строения, так же как и из совятни, доносились резкие звуки, как будто бы кто-то бил бивнем мамонта по чувствительному заду пещерного медведя. Здесь-то он и столкнулся с Гойлом, у которого взволнованно спросил:

— Слушай… Я не пойму. Какого чёрта это есть?.. Тревога?

— Да нет! Это, кажется, позывной общий по упрощённой версии сигнальной системы.

Они перепрыгнули через забор, нырнули в дыру ограды кладбища. Здесь с ними столкнулся крупный, толстошеий Крэбб. Следом подскочил Терри Бут. Еще и еще кто-то. И бесшумно, проворно, одними только им знакомыми ходами они неслись к какой-то цели, на бегу коротко переговариваясь:

— Это позывной?

— Да нет! Это тревога оранжевого уровня.

— Какая тревога? Это не «вах вах вах ау уауо». Это какой-то болван дёргает хвост без смысла и цели.

— Причиндалы то ему поотрываем!

— Сначала проверим, без самодеятельности!

— Вперед! Кабанчиками!

* * *

А в это время в комнате той самой дачи, где ночевала Джинни, стоял высокий парень с белыми волосам. На нем были черные брюки и темно-синий свитер с вышитой на нём шестирукой обезьянкой.

К нему подошел седой лохматый старик. В одной руке он держал записку, другой сжимал старый, ободранный револьвер.

— «Наглая девчонка, когда будешь уходить, захлопни крепче дверь», — насмешливо прочел старик. — Итак, может быть, ты мне все-таки скажешь, кто сегодня у нас ночевал?

— Одна знакомая девушка, — неохотно ответил парень. — Ее без меня задержал Обалденчик.

— Врёшь неправдивой ложью! — рассердился старик. — Если бы она была тебе знакомая, то здесь, в записке, ты назвал бы ее по имени. Ты трахал в моём доме незнакомую девку, которую притащил с улицы!

— Я не трахал её.

— Да ладно мне заливать-то! И ты оставил ее утром одну… в доме? Ты, друг мой, болен, и тебя следует отправить в Мунго. Эта мерзкая дрянь разбила зеркало, расколотила пепельницу, испачкала своими грязными, недостойными руками семейную реликвию. Но это ладно, но револьвер, он был заряжен шестью последними патронами заколдованными убить кого угодно, даже самого дьявола, а она растратила один, убив единственный портрет моего грёбаного отца!

— Но, деда… ты же ненавидел этот портрет и никак не мог от него избавиться.

Похоже было на то, что старик улыбнулся. Однако, тряхнув лохматой головой, он строго сказал:

— Ты смотри, Драко! Я все замечаю. Помыслы у тебя, как я вижу, примитивны и недостойны нашего славного рода, и как бы я за них не посадил тебя в подвал на всё оставшееся лето.

Постукивая палочкой по ладони, старик пошел вверх по лестнице. Когда он скрылся, парень подпрыгнул, схватил за лапы вбежавшего в комнату пса и поцеловал ее в морду.

— Ну что, Обалденчик! Мы с тобой попались. Ничего, он сегодня добрый. Он сейчас петь будет.

И точно. Сверху из комнаты послышалось радостное «эх». Потом воодушевлённое «ну что, старый ублюдок!». И наконец низкий баритон запел:

«Я свобо-о-оден…»

— Стой, мерзкое отродье! — крикнул Драко. — Что ты мне рвешь штаны, куда ты меня тянешь, сумасшедшая псина?

Вдруг он с шумом захлопнул дверь, которая вела наверх, к деду, и через коридор вслед за собакой выскочил на веранду.

В углу веранды возле небольшого телефона дергался, прыгал и колотился о стену бронзовый колокольчик.

Парень зажал его в руке, затем отпустил. Теперь колокольчик только жалобно вздрагивал — должно быть, сломался. Тогда, удивленный и рассерженный, он схватил трубку телефона.

* * *

Часом раньше, чем все это случилось, миссис Уизли сидела за столом. Перед нею чистилась картошка. Вошла Джинни и достала пузырек с настойкой мухоморов.

— Джинни, — недовольно спросила миссис Уизли, — чего у тебя зрачки такие широкие?

— А я шла, — беспечно ответила Джинни, — а там рос такой кустик белены, большой и красивый. И я один цветочек съела. Теперь мне очень странно…

— Вот дурёха… хорошо хоть мухоморы есть.

Джинни глотнула нейтрализующей настойки, а потом жадно запила водой из большого ковша.

— Вот я в твоём возрасте белену по околицам не ела, да по оврагам конопляными не шастала, — проворчала Молли.

— Неправда! Папа рассказывал, как вы на шестом курсе в Запретный лес по грибы ходили. Вас потом неделю откачивали!.. А твоя недоделанная татуировка на щеке, — заговорила Джинни, снимая маскировочное заклятие и подсовывая матери зеркало. — «I am f»: Кто? Фея? Что ты хотела набить? Фея должна быть — вот… вот… и вот… (Джинни повела глазами, приподняла брови и очень неясно улыбнулась.) А у тебя — вот… вот… и вот… — Тут Джинни вытерла пот со лба, уставила руки в бока и изобразила озабоченный взгляд.

— Глупая! — обнимая ее, целуя и легонько отталкивая, сказала Молли. — Уходи, Джинни, и не мешай. Ты бы лучше сбегала к колодцу за водой.

Джинни взяла из холодильника куриную лапку, отошла в угол, постояла у окна, потом расстегнула футляр баяна и заговорила:

— Знаешь, мам! Подходит ко мне сегодня Люциус Малфой. Такой при наряде весь — с прилизанными волосами, в белой мантии, и спрашивает: «Джинни, тебя кажется, так зовут?» Я говорю: «Зовите меня Моя Госпожа, не ошибётесь…»

— Джинни, не мешай и инструмент не трогай, — не оборачиваясь и не отрываясь от картошки, сказала Молли.

— «А твою мать, — доставая баян, продолжала Джинни, — мать твою, кажется, Молли звать?»

— Джинни, не мешай и убери свои шаловливые ручонки от инструмента! — невольно прислушиваясь, повторила Молли.

— «Потрясающее, — говорит он, — у вас баян настроен. Какие мелодии выдаёт! Матушка твоя ладно как ему подпевает, небось сама заколдовывала?» (Джинни достала баян и перекинула ремень через плечо.) «Нет, — говорю я ему, — наш папа за бутылку его у одного бродяги выменял, тот им на жизнь зарабатывал». А он тогда говорит:

«А-а!» (Тут Джинни нажала один клавиш.) А я ему говорю: «Бэ-э!» (Тут Джинни нажала клавиш на тон ниже.)

— Негодная девчонка! Положи инструмент на место! — вскакивая, крикнула миссис Уизли. — Кто тебе разрешает вступать в разговоры с бывшими пожирателями смерти?

— Ну и положу, — обиделась Джинни. — Я и не вступала. Это он меня склонил вступить. Хотела я тебе рассказать дальше, а теперь не буду. Вот погоди, приедет папа, ему то я всё расскажу!

— Вот он тебе покажет. Ты мешаешь мне картошку чистить.

— Нет, тебе! — хватая пустое ведро, уже с крыльца откликнулась Джинни. — Я ему расскажу, как ты меня по сто раз в день то за углём, то за туалетной бумагой, то за водой гоняешь! Я тебе не домовой эльф.

Она принесла воды, поставила ведро на лавку, но, так как Молли, не обратив на это внимания, сидела, нарезая лук, обиженная Джинни ушла в сад.

Выбравшись на лужайку перед сортиром, Джинни вынула из кармана палочку и, прошептав заклинание, запустила в небо золотистого жаворонка.

Взлетев с щебетаньем, жаворонок перевернулся в воздухе. Одно крыло его оказалось меньше другого и птиц не смог удержаться в воздухе, рванул ветер, жаворонка унесло в сторону, и он исчез за сортиром.

Неудачная трансфигурация! Птичку надо было выручать. Джинни стала обходить сортир кругом, но непроходимые кусты не давали пробраться вглубь. Она подтащила небольшую трухлявую лестницу и, взобравшись по ней на крышу сортира, взглянула на полянку на противоположной стороне.

Очень странно! Эта полянка была обитаема. На стволах деревьев висели живые фотографии, фонарь и карта Годриковой Задницы, вся исчерченная непонятными знаками. Возле деревьев стоял шикарный, пурпурного бархата диван. Рядом был вкопан маленький бассейн с журчащими пузырями. Из-под дырявой, полуистлевшей крыши торчал змеиный хвост. Под хвостом висел самодельный телефон.

Джинни посмотрела вокруг. Перед ней, как волны моря, колыхалась листва густых садов. В небе игрались голуби.

Джинни спрыгнула вниз на полянку, ей стало весело. Она дёрнула змею за хвост. Натянувшись, она издала протяжный неприятный звук. Она настоящая или это какой-то хитроумный артефакт непонятного предназначения? Джинни попыталась вытащить её, но сколько не дёргала, змея так и не поддалась. Только звуки, издаваемые ею, стали совсем уж неприличными.

Пыльной ладонью Джинни вытерла лоб, и вдруг на стене задребезжал звонок телефона. Этого Джинни не ожидала; телефон выглядел старинным, середины XIX века, и совершенно непригодным для работы. Ей стало не по себе. Она сняла трубку.

Голос звонкий и резкий спрашивал:

— Алло! Алло! Что за конченный осёл обрывает линию и подает сигналы лихорадочного больного в припадке эпилепсии?

— Это не осел, — пробормотала озадаченная Джинни. — Это я — Джинни!

— Чокнутая девчонка! — резко и почти испуганно прокричал тот же голос. — Убирайся с сортирной поляны и беги прочь со всех ног. Сейчас примчатся… парни, и они тебя изнасилуют.

Джинни бросила трубку, но было уже поздно. Вот из кустов вылезла чья-то голова: это был Гойл, за ним Крэбб, Оливер Вуд, а вслед лезли еще и еще мальчишки имён которых Джинни не знала.

— Вы чё тут делаете? — пятясь назад, в страхе спросила Джинни. — Не смотрите на меня таким взглядом!.. Идите отсюда, это наш сад. Я вас сюда не звала.

Но плечо к плечу, плотной стеной парни в суровом молчании шли на Джинни. И, очутившись прижатой к углу, она вскрикнула.

В то же мгновение в просвете кустов мелькнула еще одна тень. Все обернулись и расступились. И перед Джинни встал Драко Малфой в синем свитере, на груди которого была вышита шестирукая обезьянка.

— Тише, Джинни! — громко сказал он. — Кричать не надо. Я тебя не трону. Мы с тобой недавно встречались. Я — Леголас.

— Ты Леголас?! — широко раскрывая полные слез глаза, недоверчиво воскликнула Джинни. — Это ты укрыл меня ночью простынёю? Ты оставил мне на столе записку? Ты отправил папеньчику письмо, а мне прислал кошелёк? Но зачем? Я не замечала в школе никакой твоей симпатии ко мне.

Тогда он подошел к ней, взял ее за руку и попытался что-то сказать, но его перебили.

— Сжечь её на костре, она не должна прознать наши секреты! — выкрикнул Оливер.

— Поддерживаю, но сперва можем воспользоваться ею, если вы понимаете о чём я, — добавил Гойл с многозначительным взглядом.

Джинни задрожала. Но Драко не обратил внимания на эти высказывания и закончил:

— Оставайся с нами! Садись и слушай, и тогда тебе все будет понятно.