Воронье царство (джен)

— Ты не сердись на нас, жрец! Нам сказано — мы выполняем.

— Я не сержусь.

— Ты ж пойми, — не унимался старый стражник, не отрывая взгляда от грязи под ногами, — боятся они вас теперь. На севере вон что творится. Мы бы и рады не трогать, раньше же сами все перед каждым маломальским решением шли, несли дары мудрому богу. Но теперича вот как обернулось.

— Я все понимаю, — отозвался жрец, подобным же образом не смея поднять головы из-за отчаянного нежелания прощаться со здешними местами вот так, с кандалами на руках, словно последний беззаконник, да под недобрые взгляды односельчан в спину. Пускай уж и родное село, и соседи запомнятся другими, такими, какими были до бед на севере.

— Ты бы отрекся, а. Я же тебя знаю, мужик-то ты хороший, зачем тебе гнить в окаянной.

— Не могу.

— Не можешь, да, понимаю. Ну ничего, темница в Котлах зато хоть не сырая. Всяко лучше виселицы.

С этим трудно было не согласиться.

— Можно мне оставить маску? — тихо спросил жрец, искренне надеясь на сердобольность стражника.

— Не положено. Ты уж извини, жрец.

— Да ничего, — постарался спокойно ответить тот, тогда как в сердце нестерпимо заныло: «Сожгут, непременно сожгут!»

Так и дошли они до окраины села, где их ждал открытый фургон. По-прежнему не решаясь оборачиваться, звякнув цепью, жрец забрался в него и уселся на скамью.

— Ты уж не серчай, — буркнул стражник, закрывая дощатую дверцу.

Тут же послышались оклик погонщика и щелчок кнута, после чего с недовольным фырканьем кони тронули скрипучий фургон.

— Стало быть, жрец, — раздалось со скамьи напротив. — Из принципиальных?

— Стало быть, из принципиальных.

Заключенный, которого жрец едва различал в полумраке повозки, хрипло засмеялся, затем наклонился поближе, так, что оказалось видно опухшее от побоев лицо и зияющий провалами оскал.

— Не того бога выбрал, жрец? Иль не ту профессию? Молодой же еще, нет бы девок тискать.

— Мой бог не запрещал мне тискать девок.

— Хороший бог.

— Хороший, — согласился жрец.

— Только в Котлах девок не будет.

— Переживу.

— А я нет, — вновь залился сиплым хохотом заключенный. — Меня на рассвете повесят!

— За дело?

— За дело, — успокоившись, ответил тот. — Я, кстати, Рыч.

— Риван.

— Расскажи-ка мне, Риван, что меня ждет на «той стороне»?

— Смотря как прожил жизнь, — ответил жрец, разглядывая тяжелые кандалы на своих руках. — И какому богу молился.

— Да никому я не молился. А теперь уже и поздно начинать. Я бы тебя попросил помолиться за меня Богу-Ворону, — оскалился очередной своей шутке Рыч, — да смотрю, у тебя самого дела не очень.

Риван лишь невесело улыбнулся в ответ.

Больше Рыч ничего спрашивать не стал, позволив жрецу погрузиться в собственные безрадостные мысли, откуда его довольно скоро вырвала резкая остановка фургона.

Снаружи раздался оживленный разговор, близкий к спору, в результате которого дверца открылась и в проеме света показался один из стражников.

— Жрец, выходи.

— Для Котлов рановато, — хмыкнул Риван.

— Выходи, говорю.

С разрастающимся в душе беспокойством, опасаясь самосуда, жрец поднялся со скамьи и с неохотой спрыгнул на дорогу.

— Удачи, Риван! — крикнул вдогонку заключенный.

— Легкой смерти, Рыч, — ответил жрец.

Подле фургона расположились всадники. И не простые сельские стражники, что его повязали, а солдаты, закованные в украшенные чеканными львами латы, из регулярного войска царицы.

— Поедешь с нами, — обратился к жрецу самый рослый из них.

— Куда?

— Приносить пользу родине, — фыркнул другой вояка.

— Цыц! Были с собой какие ритуальные вещи?

Риван настороженно кивнул.

— Да-да, — закопошился старый стражник, достав из-под скамьи возницы черный заплечный мешок.

Солдат жестом велел отдать его жрецу. Риван прижал вещи к груди и не смог удержаться от того, чтобы не нащупать внутри маску. Только за одно это он готов был ехать с солдатами хоть на край света, что бы его там ни ждало. Впрочем, судя по всему, выбора ему все равно никто не предоставлял. С рук молча сняли кандалы и вручили поводья вороной кобылы.

— Что делается, — расслышал жрец причитания стражника, прежде чем под конвоем из полдюжины солдат царицы Зарины поскакать вперед по дороге. — Ох, не к добру...