Китайские будни (джен)

Стоят удивительно жаркие дни. Днем температура поднимается до тридцати семи, и вечера не приносят облегчения: камень, бетон и асфальт большого города отдают дневной жар, пронизывающий пыльный воздух. Если учитывать, что кондиционеров нет почти нигде — то раскаленное пекло города становится серьезным поводом забросить все дела и, если ты китаец — просто тихо сидеть на складной табуретке в тени, осторожно пожевывая пельмени, или запереться у себя в кондиционируемой спальне, если ты белый.

Вся жизнедеятельность перенесена на раннее утро. Если встаешь в семь — понимаешь, что большая часть дня уже прошла, и всё взрослое и не очень население многомиллионного города давным-давно на ногах, можно сказать, посреди своей будничной активности. Так что если действительно хочешь насладиться покоем и практически одиночеством — всего каких-нибудь пара десятков встречных пешеходов не в счет, — то из дома надо выходить часов в пять... когда солнце только-только вынырнуло на небо, когда вдруг спала тишина и тысячью голосов и трелей зазвенели птицы. И пока еще — пока все остальные спят — это единственный звук, яркий и прекрасный. Он оттеняется только шарканьем бамбуковой метлы по тротуару — во всех странах мира дворники встают намного раньше других…

Поездка по полупустынным, полусонным еще, но уже освещенным ярким летним солнцем улицам — удивительное ощущение. Мягко и бесшумно несется велосипед, попутный ветерок пролетает мимо, ободряюще блестит асфальт впереди. Петляют маленькие улочки, пересекаемые большими проспектами, по которым начинают уже ползать первые автобусы. Около мусорного приемника собралась толпа мусорщиков, они живо делятся последними новостями, придирчиво сравнивая свои добычи. Насколько я понимаю, мусор в Китае сортируется на таких вот приемных пунктах, и помимо государственных рабочих есть и частники, получающие определенную плату за килограммы разного вида мусора. Они приезжают на полусамодельных транспортных средствах, а потому их сборища похожи на выставку научных достижений какого-нибудь дворца пионеров, под названием «сделай сам».

В парке, однако, уже собираются бодрые старушки. Часть из них образовала кружок и свищет бичами; звонкие хлопки перемежаются с резким взвизгом летящего бича, и редкий мотоциклист рискнет проезжать поблизости от них. Задумчивые старички под заунывные напевы портативного радиоприемника раскручивают какую-нибудь юлу, а парочка дедов в белых полинялых одеждах принимают боевую стойку в тени раскидистой липы. Они медленно заносят ногу, приседают и потом выпускют воздух с громким и решительным свистом, перенося вес на другую ногу. Потом наступает время мамаш и бабушек на всевозможного вида велосипедах и мотоциклах. К каждому такому транспортному средству пристегнут полусонный ребенок, с огромным портфелем за спиной, в таком вот сомнамбулическом состоянии доставляемый в школу.

Путь с прогулки обратно наполнен поисками равновесия, эквилибристикой и своеобразной медитацией, когда ты вынужден лавировать на дороге, почти полностью занятой хаотично передвигающимися транспортными средствами всех мастей, размеров и скоростей, не говоря уже о цветах и степени шума. Сюда входят велосипеды разной степени старости — от новейших, блестящих, с автоматическим переключением скоростей, до обветшало-древних, собранных, казалось бы, еще на заре прошлого столетия, пугающе скрипящих и подрагивающих от любого движения. Причем все эти транспортные средства едут в самых разных направлениях одновременно, иногда среди них вклиниваются и большие машины, степенно и важно лавирующие в море двухколесного транспорта.

Если добавить ко всему этому живому потоку еще пару тысяч пешеходов — тоже всех возрастов и степени бодрости — от медленно тащащихся старушек, опирающихся на железные ходунки, до бодро несущихся подростков или весело скачущих трехлеток; от голопузых мужиков, переваливающихся с боку на бок до обтянутых кружевами на шелковых платьях женщин, в кокетливых шляпках и с неизменными зонтиками в наманекюренных руках, то передвижение по узкой полосе, бывшей утром дорогой, представляет собой решение сложной, подчас головоломной задачи, где непрерывно приходится учитывать возможную скорость нескольких десятков приближающихся объектов, не говоря уже об их полупредсказуемой траектории, так как пешеходы, несущиеся в потомке мотоциклов и велосипедов тоже двигаются во всех возможных и невозможных направлениях. Но это — лишь часть утреннего пазла, потому как в лабиринте движущихся объектов на той же узкой улице есть еще многочисленные не движущиеся или полудвижущиеся объекты: бесконечные телеги, кузова, мешки, корзины и просто газетки, разложенные на земле и наполненные всеми мыслимыми и немыслимыми товарами — от трусов и зубных щеток до свежих помидоров и полуочищенной кукурузы. На обочине гордо высятся ряды с разноцветными штанами, кокетливыми блузками и бамбуковыми этажерками. Почти под ногами прохожих блестят кастрюли, ножи и фарфоровые мисочки с вазами.

К удивлению своему, могу отметить что дорога обратно по этому живому утреннему морю-мессиву доставляет мне острое наслаждение, когда все внимание сосредоточено на попытке предсказать скорость близлежащих объектов, когда ты то разгоняешься до безумной скорости, что бы обогнать вон тот грузовик или успеть раньше вон этой выезжающей на проезжую часть телеги, то замедляешь езду практически до нуля, стремясь пропустить вон ту старушку на коляске, или переждать, пока мамаша с двумя малышами перейдет дорогу. При этом все время приходится помнить о балансе, уверенно лавируя между рычащими мотоциклами, мешками с живыми шипящими гусями, возлежащими на плечах жилистых старичков, объезжая ведра с помоями, загончики с поросятами, сточные ямы и шкурки арбуза.

Конечно, в искусстве езды по утреннему китайскому городу я бесконечно далека от совершенства. Потому что, хоть я и освоила езду с покупками на руле, когда мешки с петрушкой, картошкой, арбузами и грибами свисают с двух сторон руля, и даже могу совершать необходимые утренние покупки не сходя с велосипеда — манера, бесконечно раздражавшая меня раньше на местных рынках, пока я не обзавелась своим транспортным средством, — но все же я еще не умею, проезжая мимо разбросанного товара, лавируя на ходу между мотоциклами, старушками, грузчиками и детьми на велосипедах, одновременно умудряться разглядывать и выбирать нужный товар, торговаться и шутить, напевая при этом какие то бодрые песенки себе под нос, как поступает обычный китаец. Непременно следует так же добавить, что среднестатистический китаец управляет велосипедом или мотоциклом одной рукой, в другой гордо вознося над собой зонтик. Летом зонтики здесь используются в любую погоду, потому что если летом не идет дождь, то светит яркое солнце, а загар на коже — это признак бедности, непопулярности и нездоровья, так что местное население очень бережет светлые оттенки своей кожи, активно покупая отбеливающие кремы и спасаясь от жаркого солнца под зонтами. Так что становится совершенно ясно, что до нормальной китайской езды по китайскому городу на велосипеде мне еще как до луны…

Когда встаешь рано утром — даже удивительно, сколько всего хорошего начинаешь замечать. Весело здороваясь со старичком соседом, имеющим мерзкую привычку в шесть утра играть волейбольным мячом на своем балконе, вдруг получаешь приветливое «ни хао» в ответ. И широкую улыбку до ушей. Несясь по набережной ближайшего пруда в обрамлении плакучих ив, задумчивых небоскребов на той стороне, и огромного шара солнца, что медленно выползает из-за горизонт, вдруг с разных сторон слышишь приветственные крики; даже те, кто не могут сказать привет по-английски, от души орут по-китайски. И ты оборачиваешься на ходу и тоже что-то весело орешь, проносясь мимо.

На облизанном аккуратном и практически стерильном газоне одного из самых фешенебельных районов города видишь молодого человека, вылезшего из шикарного авто. Человек медленно и осторожно выносит на травку старую-старую, полуседую, с обвисшей кожей огромную собаку. Она такая старая, что уже не может ходить, и задняя половина её тела опирается на хитрое механическое устройство с колесиками, позволяющее ей передвигаться, не опираясь на задние лапы. Когда собака забирается на самую середину газона и выжидательно смотрит на хозяина, он так же бережно отстегивает её от тележки, и она начинает валяться в траве, перекатываясь с боку на бок и переползая с место на место. Китайцам всегда важна картинка, самое ужасное — потерять лицо в глазах общества и соседей. Самое важное — быть как все, похожим. Собака, еле ползающая на передних лапах — жуткое зрелище. И уж точно не типичное. Соотнося возраст молодого человека и собаки, понимаешь вдруг, что, возможно, она с ним с детства. Может быть, она появилась, когда ему было лет пять-восемь. И замечая его взгляд, обращенный к собаке понимаешь вдруг, что ему совершенно плевать и на лицо, и на общество. И что хотя оба они и не знают, сколько им еще отведено, но пока они вместе и совершенно счастливы.

В соседнем с нами старом облезлом доме на верхнем этаже живет старушка. Не очень молодая и не очень богатая. У неё маленькая рыжая болонка. Тоже старая. Очень. Так что лапы не держат. И старушка соорудила ей поводок. Он подвязан под животом около задних лап. И когда собака гуляет — старушка просто держит этот поводок, и собака может ходить. Даже бегать. При условии, что за ней бежит старушка. Так они гуляют — вместе, с поводком, три раза в день. И обе улыбаются.

А позавчера утром я вдруг поняла, почему наш чинильщик велосипедов, немного полноватый задумчивый улыбчивый мужик, что работает у метро, спит на полу — в его мастерскую-жилье всегда распахнута дверь, порог завален велосипедами и деталями к ним, а на дальнем плане, как обычно принято у китайцев, можно разглядеть и жилые покои, шкаф с утварью, низенький столик, и постель, почему-то прямо на полу. Это парень здорово чинит велосипеды. Быстро. Надежно. По тому, с какими вещами к нему приходят, видно, что он восстанавливает им прямо практически из пепла.

Но я познакомились с ним по другому поводу, поскольку в семье не я отвечаю за починку велосипедов. Просто, как-то раз пробегая мимо, спеша в метро, как всегда, я поймала на себе внимательный взгляд его показавшихся мне умными глаз, и поздоровалась. По-китайски. Он улыбнулся и поздоровался тоже. В следующий раз, когда я бежала мимо, он поздоровался уже по-английски. А еще через пару недель даже прокричал мне с гордостью: «Хау а ю?» На этом, правда, его изучение английского закончилось. Может быть, соседи и знакомые сами больше ничего не знали, может быть, остальные слова показались слишком длинными, а может быть, просто он решил, что этого вполне достаточно.

Как говорил профессор Снейп: «Еnough!»

Вот мне же тоже вполне достаточно знать на китайском «привет» и счет до десяти. Так или иначе, но теперь каждый раз, когда мы с ним видимся — у нас происходит милая, содержательная и серьезная беседа: он кивает мне, я здороваюсь, и он осмысленно и вдумчиво произносит две выученные коронные фразы. А я стараюсь отвечать ему в тон. Половину по-китайски, половину по-английски.

И вот пару дней назад я увидела, как он едет по дороге на своем самодельном велосипеде. И тут до меня дошло. На самом деле он не может ходить, ноги безвольно висят тряпочками. Поэтому и постель на полу. Просто когда он сидит, это не заметно. В нашей не самой фешенебельной и гламурной части города, застроенной старыми домами с узкими проходами между ними, без пандусов и спусков на инвалидной коляске, да еще и в одиночку, делать нечего. Но как мастер велосипедного дела он сконструировал для себя подходящее транспортное средство, педали которого превращены в рычаги и приводятся в движение руками. Так что он спокойно и с достоинством может ездить в магазин, к друзьям и знакомым. Может быть, даже запчасти для мастерской забирать. Никого ни о чем не прося и справляясь со всем совершенно самостоятельно. Если ты что-то умеешь, выход всегда найдется. Да?