Тень феникса (гет)

В любой войне две стороны. И если для победителей воцарился долгожданный мир, то проигравших окутала тьма. Рудольфуса Лестрейнджа взяли одним из последних, тело его жены найти так и не удалось.

Первым делом Юфимия Роули обнаружила замороженный счёт в банке «Гринготтс». Они с братом всегда доверяли друг другу и потому имели общую ячейку, куда Торфинн помещал свои заработанные кровью, в прямом смысле этого слова, деньги. Юфимия имела беспрепятственный доступ к ячейке и всегда могла брать из неё, сколько необходимо, на свои расходы. Главный гоблин доходчиво объяснил ей, что всё имущество до последнего кната конфисковано в казну Министерства, так как нажито господином Роули в результате преступных действий.

Юфимия никогда и нигде не работала. Она ничего не умела делать по дому, разве что готовить нехитрую еду и кое-как наводить порядок в холостяцком жилище брата, да и то лишь потому, что старая домовиха Фиби отошла в мир иной незадолго до заключения Торфинна под стражу. К тому же Юфимия совсем не умела управляться с детьми. Воспитанием её сына занималась Фиби, а после — приглашённая гувернантка, и она понятия не имела, как вести себя с девочкой Лестрейнджей.

Дельфини, или Дельфи, как называла её Юфимия, росла тихим ребёнком — настолько тихим, что иногда Юфимия вовсе забывала о её существовании. Такое поведение настораживало Юфимию: она с беспокойством вглядывалась в тёмные глаза девочки, похожие на бездонные омуты, полные затаившихся в них неведомых тварей. Это определённо были глаза Беллатрикс, но без признаков безумия, проблёскивавших в моменты сильного гнева или же радости. Взгляд девочки казался спокойным, даже несколько отстранённым. Губы и нос как будто имели черты Рудольфуса, но сложно было сказать наверняка.

Маленькая Дельфи чаще всего проводила время, сидя в гостиной на подоконнике, отгородившись от Юфимии тяжёлой портьерой. Она могла просидеть несколько часов без движения, наблюдая за происходящим на улице. Когда же ей наскучивало это занятие, она бесшумно соскальзывала вниз и внезапно для Юфимии оказывалась сидящей в кресле напротив неё. Юфимии не нравилось, когда Дельфи подкрадывалась так внезапно, она ругала её за это, но воспитанница на следующий день принималась за старое.

Ещё Дельфи любила гладить большую чёрную птицу в золочёной клетке и собирать в жестяную коробку её выпавшие перья. Она просовывала пальцы сквозь прутья, пытаясь дотянуться до птицы. Авгурей смотрел на неё недобрым взглядом и иногда больно кусал пальцы до крови. Дельфи принималась плакать, и Юфимия бежала к ней с настойкой бадьяна. Она запрещала воспитаннице подходить к птице, но Дельфи с ранних лет проявляла отчаянное упорство в своих желаниях.

Юфимия не могла заставить себя полюбить странную нелюдимую девочку, предпочитавшую компанию старой облезлой птицы шумным детским играм. Она скорее предпочла бы, чтобы та с воплями носилась по дому, опрокидывая на пол дорогие вазы и статуэтки, то есть делала бы всё то, что делают нормальные дети в её понимании. Но Дельфи тенью скользила по дому, словно чувствуя, что ей здесь не рады.

И всё же воспитанница скрашивала одиночество Юфимии. В свободное время она учила её несложным заклинаниям. Дельфи оказалась на редкость способной ученицей: несмотря на малый возраст, она схватывала всё на лету. Лишь только взмахнув волшебной палочкой, девочка преображалась: в глазах пускались в пляс задорные огоньки, а движения с каждым разом становились увереннее.

Дельфи не раз просила купить ей волшебную палочку, но Юфимия всякий раз отказывалась, ссылаясь на то, что она ещё слишком мала, чтобы иметь собственную. На деле она не хотела привлекать лишнего внимания к воспитаннице, ведь старый мистер Олливандер с проницательными серебристыми глазами помнил каждую палочку, проданную в его магазине.

* * *

— Почему ты не хочешь взять меня с собой? — в очередной раз спросила Дельфи, увидев, как опекунша достаёт щётку для обуви: она всегда до блеска натирала свои сапоги перед выходом на улицу. Юфимия сосредоточенно принялась чистить сапог, присев на табурет у двери.

— Разве нельзя чистить обувь с помощью магии? Ты знаешь такое заклинание? — сыпала вопросами Дельфи. Она редко приставала с расспросами, но если уж начинала, остановить её было невозможно.

— Можно даже шнурки завязывать с помощью магии, но я не сильна в хозяйственных заклинаниях, — ответила Юфимия, принимаясь за второй сапог. — Что ты ноешь, ты же хотела волшебную палочку? Я отдам тебе свою, твоя рука к ней уже привыкла, а себе куплю новую.

Дельфи счастливо улыбнулась и даже подпрыгнула от радости, зависнув в воздухе на несколько секунд. Так проявлялась её стихийная магия. Весёлой она нравилась Юфимии куда больше.

— Возьми меня в Косой переулок, я буду вести себя тихо, — заканючила Дельфи, едва коснувшись ногами пола.

Юфимия отложила в сторону щётку.

— Хорошо. Ты помнишь, что я тебе говорила? — назидательно произнесла она, хмуря брови.

Дельфи закатила глаза:

— Не разговаривать с незнакомцами, не отходить от тебя ни на шаг.

Юфимия удовлетворённо кивнула.

— Я всё равно не понимаю, — продолжила Дельфи. — Почему я должна звать тебя тётей?

— Твои родители были самыми верными слугами Тёмного Лорда. Попробуй, скажи разъярённой толпе, что ничего плохого не сделала! Для них ты всегда будешь чудовищем, потому что в твоих жилах течёт их кровь. Глядя на тебя, они всегда будут видеть их. Им нет никакого дела до того, что ты всего лишь несчастная сирота, пришедшая поесть мороженое в кафе Фортескью!

* * *

В Косом переулке яблоку негде было упасть. Рождественские каникулы подходили к концу, и школьники толкались у прилавков, то и дело дёргая родителей за рукав с просьбой купить набор разноцветных перьев или какую-нибудь ерунду вроде исчезающих чернил или волшебных хлопушек. Дельфи с любопытством разглядывала пёструю толпу и представляла себя на месте этих детей.

«Вот только мать твоя уже десять лет как мертва, а отец умрёт в Азкабане, и ты его никогда не увидишь», — произнёс вкрадчивый голос у неё в голове. Дельфи потрясла головой, заставив внутренний голос замолчать. За неимением друзей она часто вела диалоги сама с собой.

Они остановились возле лавки Олливандера. Здание было полностью разрушено, когда Пожиратели смерти похитили хозяина магазина, и отстроено заново после победы над Тёмным Лордом. Юфимия топталась у двери, не решаясь войти.

— Пожалуй, тебе лучше остаться снаружи.

Она скинула капюшон мантии, стряхнула с плеч прилипший снег и скрылась за дверью, оставив Дельфи стоять на улице. Дельфи какое-то время озиралась по сторонам, ловя на ладонь крупные хлопья мокрого снега, и, порядком продрогнув и заскучав, решила зайти в книжную лавку. Она любила книги. В доме Роули была большая библиотека, и Дельфи много времени проводила за чтением. Она даже начала читать учебники за первый курс, по которым когда-то учился Джаспер, сын опекунши.

«Битва за Хогвартс. История от первого лица. Юбилейное издание». Дельфи взяла с полки толстую книгу, стоявшую на уровне её глаз, и принялась перелистывать страницы. В книге были собраны интервью с участниками сражения, воспоминания о погибших героях, информация сопровождалась большим количеством иллюстраций. Дельфи поставила книгу на место. К ней подошла улыбающаяся пухлая волшебница.

— Интересуешься историей? — поинтересовалась волшебница, поправляя неровно поставленный фолиант.

— Я ищу книгу, где рассказывалось бы о другой стороне.

Волшебница посуровела:

— Могу предложить «Узников Азкабана». Ещё есть «Путь тьмы. Подлинная история лорда Волдеморта».

Волшебница непроизвольно вздрогнула, про себя проклиная распоряжение Министра, согласно которому всех обязали, не таясь, произносить жуткое имя.

Дельфи спросила, сколько стоит эта книга. «Пятнадцать сиклей», — ответила волшебница. Дельфи посчитала монетки в своём кошельке.

— У меня только десять… — расстроенно протянула она.

— Есть ещё из этой серии, «Путь тьмы», — сразу же нашлась волшебница, не желая терять потенциальную покупательницу. — «Пожиратели смерти», например. Как раз десять сиклей.

— Тогда я возьму её, — согласилась Дельфи, протягивая пухлой волшебнице содержимое своего детского кошелька. Волшебница завернула книгу в кусок пергамента, перемотала бечёвкой и улыбнулась на прощание:

— Не так часто встретишь маленькую девочку, которую интересуют такие серьёзные книги.

Когда Дельфи вышла на заснеженную улицу, на неё с воплями набросилась разъярённая опекунша:

— Где тебя носит?! Я не собираюсь за тобой бегать по всему Косому переулку!

— Я уже собиралась возвращаться к магазину волшебных палочек, тётя, — промямлила Дельфи, виновато опустив голову.

— Старик Олливандер, конечно же, узнал меня, начал поливать грязью. Как будто это я заперла его в том подвале у Малфоев! Боярышник и волос единорога, двенадцать дюймов⁽¹⁾.

Юфимия взмахнула новой палочкой, выпуская сноп разноцветных искр, затем взяла Дельфи за руку и свернула за угол, прочь от шумной толпы. Обшарпанная табличка гласила: «Лютный переулок». Дельфи никогда раньше не заходила на эту улицу: она была намного уже Косого переулка, лавки тесно жались одна к другой, пыльные и затянутые паутиной.

— А он всё такой же, Лютный переулок, — невесело усмехнулась Юфимия и добавила, крепче сжав в руке маленькую ладошку. — Держись поближе ко мне, Дельфи, Лютный переулок — не самое дружелюбное место. Никогда не знаешь, кого здесь встретишь. В комнате Торфинна завелись полчища докси, доксицид уже не помогает, надо купить что-нибудь более действенное.

На их пути не встретилось ни единого человека. Когда они подошли к грязной витрине с надписью «Яды и противоядия», из-за поворота внезапно выскочила неопрятного вида старуха. Пёстрое платье выглядывало из-под старой грязной мантии, отороченной изрядно побитой молью лисой. Старуха вцепилась костлявой рукой в рукав Юфимии и, вперив в неё взгляд полубезумных глаз, наполовину скрытых под бельмами, прошипела:

— Едва обретя, ты потеряешь всё…

Юфимия вскрикнула. Старуха отдёрнула руку. Теперь всё её внимание переключилось на Дельфи. Она указала на неё скрюченным артритом пальцем и прошептала:

— Она проклята… На ней стоит печать порока… Проклятое дитя…

Дельфи от страха широко распахнула глаза. Юфимия вжалась в стену. Раздался скрип двери, глаза ослепила вспышка красного света. Старуха, выругавшись, понеслась прочь настолько быстро, насколько была способна.

— Я не позволю тебе распугивать моих покупателей, старая ты ведьма! — крикнул хозяин лавки ядов, посылая вслед старухе ещё одно проклятие. — Добрый день, мадам Роули, если его можно назвать таковым. С вами всё в порядке?

— Добрый день, мистер Селвин, — ответила Юфимия, прижимаясь к кирпичной стене. — Не беспокойтесь, эта женщина лишь напугала меня.

Они вошли внутрь лавки. На полках пылились всевозможные бутылки с разноцветными жидкостями, пузырьки, банки с непонятными субстанциями… Юфимия приказала Дельфи ни в коем случае ничего не трогать руками. Мистер Селвин, сухопарый пожилой волшебник с аккуратной белой бородкой, с интересом разглядывал Дельфи. Заметив, куда смотрит Селвин, Юфимия многозначительно кашлянула.

— Это моя племянница Дельфини. Бедняжка — круглая сирота, её мать умерла в родах.

У её брата Торфинна было множество любовниц, и Юфимия не придумала ничего лучше, чем выдать Дельфи за свою осиротевшую племянницу.

— Я бы хотела приобрести что-нибудь против докси, доксицид уже не справляется с этими тварями.

— Конечно, сейчас… — бормотал мистер Селвин, переставляя ёмкости с ядами. — Это уничтожит их напрочь, мадам, десять капель на пинту воды.

Хозяин лавки упаковал маленький флакон с голубоватой жидкостью. Расплатившись, они быстрыми шагами направились прочь от Лютного переулка. Они шли так быстро, что не заметили на своём пути рыжего мальчишку и врезались в него, обронив покупки. Мальчишка густо покраснел до самых корней волос, которые, казалось, тоже приобрели бордовый оттенок.

— Простите меня, мэм… Я такой неуклюжий, — извиняясь, бормотал мальчик, поднимая свёртки.

Мальчик ещё раз извинился и скрылся в толпе. Юфимия растерянно посмотрела по сторонам. У одной из волшебниц ветер сдул с головы капюшон, обнажив копну чёрных волос, едва тронутых сединой. Их обладательница на мгновение обернулась, и Юфимия встретилась взглядом с тёмными глазами, полуприкрытыми тяжёлыми веками.

* * *

Юфимии не с кем было поделиться кошмарами, мучившими её по ночам с тех пор, как в Косом переулке ей встретилась погибшая более десяти лет назад Беллатрикс. Она была абсолютно уверена, что видела Беллатрикс, а не призрака или кого-то похожего на неё. Слова сумасшедшей старухи не выходили из головы. «Она пришла посмотреть, как я обращаюсь с её дочерью, — думала Юфимия. — Старуха сказала, она проклята от рождения… В любом случае, Беллатрикс нечего мне предъявить, я хорошо обращаюсь с девчонкой. Но я вовсе не обязана её любить».

— Ich bin Delfini Lestrange, — с сильным английским акцентом произнесла Дельфи. — Entschuldigen Sie mich, Tante! Ich heiße Delfini Rowley. Ich komme aus England, aus London⁽²⁾.

— Молодец, — похвалила её Юфимия, немного покривив душой. Дельфи готовилась поступать в Дурмштранг, и она серьёзно взялась за обучение воспитанницы. Юфимия ещё год назад отправила письмо в Хогвартс с сообщением о том, что отказывается от места. Исторически сложилось, что на протяжении последних веков обучение в Дурмштранге велось на немецком, поэтому волшебники, избравшие это учебное заведение, с ранних лет уделяли внимание изучению иностранного языка.

Дельфи не нравились уроки немецкого; ей по душе были заклинания, магия. Сложная грамматика утомляла её, и прогресс шёл медленно.

— Может, на сегодня хватит? — с надеждой в голосе спросила она. Юфимия отрицательно покачала головой и положила на колени воспитанницы раскрытую книгу.

— Второй абзац. — Она указала кончиком пера нужную строку.

— Die Verwandlungen — трансфигурация, die Zauberkunst — заклинания, die…

Большая серая сова бесшумно опустилась на край подоконника и поскреблась в окно. Дельфи мигом захлопнула учебник и поспешила впустить птицу. Старый авгурей протяжно крикнул, почуяв присутствие чужака. Юфимия погрозила ему пальцем и отвязала от лапки совы промокший от снега конверт.

Она села в кресло и вскрыла письмо. Последние годы она редко получала от кого-либо письма и потому была премного удивлена. Глаза забегали по строчкам. По мере чтения её лицо становилось всё бледнее — в письме говорилось, что Торфинн тяжело болен и, скорее всего, не протянет больше недели. Юфимия скомкала кусок пергамента и спрятала лицо в ладонях. Дельфи подошла к ней и взяла её за руки.

— Мой брат при смерти, а они «бессильны чем-либо помочь»! — в ярости закричала Юфимия, выдёргивая ладони из рук воспитанницы. — Что изменилось с тех пор, как дементоры покинули Азкабан? Какой толк в тюремной больнице, если людей отправляют туда умирать и поят какой-то бесполезной дрянью?! Я напишу письмо начальнику тюрьмы. Нет, я сейчас же отправлюсь к нему домой, благо я хорошо помню, где обитает мой бывший супруг.

Она решительно подошла к камину, бросила в него щепотку Летучего пороха и шагнула в зелёное пламя. Её закружило в дымоходе и выбросило на ковёр гостиной Альберта Ранкорна.

Альберт Ранкорн, сурового вида мужчина с густой косматой бородой, в это самое время ужинал со своей новой семьёй, состоявшей из молодой жены и двоих очаровательных сыновей. Увидев вылетевшую из камина бывшую супругу, он подавился фасолью. Молодая жена хлопала его по спине, не сводя полного ненависти взгляда с ещё вполне привлекательной Юфимии. Наконец, Ранкорн прокашлялся:

— Что привело тебя в такой час ко мне домой, Юфимия? Что-то с сыном?

Юфимия, бросив многозначительный взгляд на его семейство, произнесла:

— Добрый вечер, Альберт. Джаспер редко заходит ко мне. Надеюсь, твоя семья в добром здравии. Чего не скажешь о моём брате.

Он попросил жену увести детей наверх. Миссис Ранкорн, подхватив сыновей, бодро побежала по лестнице.

— Что я могу сделать? Исцелить его? Выпустить из Азкабана?

— Не ёрничай, Ранкорн! — одёрнула его Юфимия, поправляя сбившуюся мантию. — Ты прекрасно знаешь, что можешь сделать.

— И что же? — устало спросил Ранкорн. Больше всего ему хотелось избавиться от настырной гостьи и продолжить ужин в кругу семьи.

— У тебя красивый дом, — сказала Юфимия, улыбнувшись. Она медленно обходила комнату, внимательно рассматривая картины на стенах.

Ранкорн ненавидел эту её хитрую лисью улыбку, обнажавшую маленькие острые зубки. Он никогда не мог устоять перед обаянием этой женщины. Она не была красавицей, но что-то в ней неизменно сводило мужчин с ума. Может быть, та самая её лисья улыбка. «Что ты делаешь, идиот, она обманывает тебя, как много лет назад! И ты снова клюёшь на эти уловки».

— Но с былой роскошью не сравнить, — продолжала она. — Куда подевались те чудесные шахматные фигуры, вырезанные из драконьей кости?

— Мне пришлось продать их, — недовольно ответил Ранкорн. Он не понимал, куда клонит эта женщина.

— Как и коллекцию кинжалов гоблинской работы, бронзовую мантикору с золотым жалом, — Юфимия начала загибать пальцы. — Она, кажется, стояла вот в этом углу, и на неё вешали шляпы. Уродливая статуя и неприлично дорогая.

— Я был вынужден… — Ранкорн начинал терять терпение.

— Продать их, чтобы купить себе новую жизнь при новой власти, — безжалостно закончила за него Юфимия. — Ты неплохо устроился, не в пример лучше меня.

— Я не был Пожирателем смерти. И члены моей семьи тоже.

— Не обязательно иметь Тёмную Метку! Мне ли не знать, как ты активно ратовал в поддержку новых порядков в Министерстве.

Ранкорн, наконец, вышел из себя:

— Да кто ты какая, чтобы говорить мне об этом! Ты, Юфимия Роули, сестра Пожирателя смерти, любовница Пожирателя смерти, пришла ко мне, чтобы просить за своего поганого братца! И ты ещё смеешь оскорблять меня!

Юфимия подняла руки в знак примирения.

— Я всего лишь хочу предложить тебе сделку.

— Ты уже предлагала мне одну выгодную сделку двадцать лет назад — состояние безродного выскочки Ранкорна в обмен на нищую девицу Роули, чей род ведёт начало чуть ли не от самого Мерлина! Что я получил от этого?

Юфимия проигнорировала выпад бывшего супруга и продолжила говорить:

— Ты ставишь на ноги Торфинна. Притащишь ли ты в Азкабан колдомедиков из Мунго либо определишь моего брата в нормальную больницу, мне всё равно. Взамен я возвращаю тебе шахматные фигуры из драконьей кости, чудовищную мантикору и всё то, что тебе пришлось продать с компенсацией за проведённые со мной годы.

Ранкорн раскатисто рассмеялся, схватившись за живот:

— Пожалуй, компенсация обойдётся тебе дороже всего. И где же ты возьмёшь столько денег?

— Тебя это не касается, — прищурила глаза Юфимия. Она поняла, что Ранкорн попался.

— Предположим, я попытаюсь помочь твоему брату, — задумчиво произнёс Ранкорн, почёсывая квадратный подбородок, скрытый под окладистой бородой. — Это будет стоить порядка тысячи галеонов.

Юфимия в уме пересчитывала содержимое мешка Лестрейнджа. Однако она ещё дёшево отделалась! Юфимия полагала, что бывший супруг потребует больше.

— Это только расходы непосредственно на целителей, подкуп тюремщиков и прочего азкабанского сброда. Нельзя позволить им болтать, иначе каждый вечер мой ужин будет прерван появлением чьей-нибудь любящей сестрицы. Я делаю исключение лишь для тебя, моя дорогая Юфимия, — ухмыльнулся Ранкорн. — Ещё в тысячу я оцениваю своё потерянное состояние — сюда входит твоя любимая вешалка для шляп и прочие мелочи, делавшие мою жизнь чуточку приятнее. И в полторы тысячи галеонов обойдётся компенсация за потраченные на тебя лучшие годы. Ну, найдётся ли у тебя такая сумма, Роули?

На лбу Юфимии проступили капельки пота. Три с половиной тысячи галеонов. Три с половиной тысячи… Она лихорадочно пересчитывала свои сбережения. Разве что продать дом…

— Я найду деньги, — дрожащим голосом ответила Юфимия, сжав кулаки. Она не могла позволить себе разрыдаться на глазах у бывшего мужа, показать ему свою слабость.

Ранкорн довольно улыбался, наблюдая, как с бывшей жены, наконец, слетела вся спесь.

— Советую тебе искать быстрее. Несчастный так кашляет, что мне начинает казаться, что он скоро выплюнет свои лёгкие. Там стоит подхватить малейшую простуду, знаешь ли…

Вернувшись домой, Юфимия первым делом достала из тайника мешок с золотом Лестрейнджа и велела Дельфи пересчитать его содержимое до последней монетки, а сама принялась собирать всё мало-мальски ценное, что было в доме. Она выгребла из ящиков многочисленные коробочки с драгоценностями, подаренными братом, Ранкорном и Рабастаном, пару оставшихся фамильных украшений, мелкие деньги на повседневные расходы. Затем принесла с кухни несколько серебряных ложек, оставшихся с благополучных времён, и добавила их в общую копилку ценностей.

— Здесь одна тысяча девятьсот восемьдесят девять галеонов, тётя! — крикнула из гостиной Дельфи.

Юфимия мысленно прикинула, сколько могут стоить собранные ей вещи. Если продать их все, можно будет выручить ещё порядка двух тысяч. Она нервно постукивала палочкой о подлокотник кресла. Внезапно из неё вырвалась искра, и обшивка задымилась. Она быстро затушила её и принялась рассматривать прожженное пятно. Дельфи складывала обратно в мешок золотые монеты, которые падали на дно с характерным звуком, ударяясь друг о друга. Юфимию выводил из себя мерный звук падающих монет. Бряц. Бряц…

— Прекрати, — приказала она, схватившись за виски. Голову словно сдавило тугим железным обручем. Она опустилась в кресло и запустила пальцы в волосы.

«Думай, Юфимия, думай. Где найти покупателя на всё это в короткий срок? Разве что обратиться в скупку. Кажется, отец имел знакомство с каким-то волшебником, занимавшимся такими делами. Как же его звали? Такое странное имя…»

Дельфи бросила в мешок последнюю монету. Монета со звоном упала на груду золота. Дельфи поднялась с ковра и подошла к клетке с птицей. Воспользовавшись, что опекунша не наблюдает за ней, она попыталась достать только что выпавшее из хвоста авгурея перо.

— Мундугнус! — воскликнула Юфимия. Дельфи от неожиданности выронила перо. — Мундугнус Флетчер. — Дельфи подняла перо и спрятала его в кармане мантии.

— Кто такой Мундугнус Флетчер?

— Один проходимец, — пренебрежительно бросила Юфимия, даже не взглянув на воспитанницу. Где искать Мундугнуса посреди ночи? Он может быть где угодно. Да и вообще, она даже не знает, жив ли ещё этот старый жулик. Только если отправить к нему Патронус и понадеяться, что тот откликнется на послание.

— Expecto Patronum! — Из палочки вырвалась струйка серебристого дыма. Юфимия не могла сосредоточиться. Как она могла думать о хорошем, когда её брат умирал в тюремной больнице, а сама она снова находилась на грани полного разорения?! Юфимия закрыла глаза, пытаясь вспомнить самое счастливое мгновение своей жизни. Перед ней возникло лицо молодого Рабастана Лестрейнджа.

Он стоял в углу зала рядом со своим старшим братом и его супругой. Рудольфус был знаком Юфимии; он был близким другом Торфинна и часто гостил у них в доме, его брата же она видела лишь мельком, — он не особо любил подобного рода мероприятия. Младший Лестрейндж со скучающим выражением лица наблюдал за другими гостями. Юфимия переминалась с ноги на ногу, бросая обеспокоенные взгляды в сторону ломберного стола. Она гадала, какую сумму на этот раз потеряет отец за игрой в карты.

К Лестрейнджам с бокалом в руке подошёл уже изрядно поддатый Торфинн. Высокий статный голубоглазый блондин, он привлекал внимание девушек в зале. Юфимия нервно поправила причёску. Торфинн, громко рассмеявшись, хлопнул Лестрейнджа-младшего по плечу и что-то шепнул ему на ухо. Рабастан заинтересованно посмотрел в её сторону. На мгновение их взгляды встретились, и Юфимия, отчего-то засмущавшись, опустила глаза в пол. В свои неполные семнадцать лет она не испытывала недостатка в поклонниках: многие находили её привлекательной. Но поймав на себе взгляд Рабастана, она испытала странное чувство, которое доселе было ей не знакомо.

Он шёл в её сторону, очень похожий на своего брата, но ростом немного ниже его и более плотного телосложения. По мнению Юфимии Рудольфус был излишне худым. Наконец, Рабастан подошёл к ней совсем близко, на расстояние вытянутой руки. Она снова подняла на него глаза. Те же медные волосы, тонкие губы с чуть надменной улыбкой, даже аккуратная бородка подстрижена совсем как у старшего брата. Но глаза темнее, чем у Рудольфуса, и во взгляде нет той холодности. Греческий нос с небольшой горбинкой, красивые ровные брови…

— Мисс Роули, — вежливо поздоровался он, кивнув ей. От звука его голоса у Юфимии подогнулись колени. — Мисс Роули, вам нехорошо?

Юфимия кашлянула и ещё больше смутилась.

— Всё в порядке. Здесь слишком душно. Может быть, выйдем в сад?

Он взял её за руку и тотчас же отдёрнул её. Их обоих словно ударило током. Лестрейндж-младший рассмеялся и снова взял её ладонь в свою.

— Пойдёмте во двор.

Они вышли прочь из шумного зала. Стояла тихая звёздная ночь, лишь ветер шевелил листья деревьев, и в кустах раздавался стрёкот кузнечиков. Юфимия потянула Рабастана в сторону розового сада. Она почти бежала, и молодой человек с трудом поспевал за ней, то и дело цепляясь за корни деревьев. Наконец, они оказались в самом сердце сада.

— Это нечестно, — запыхавшись, ответил Рабастан. — Я не знаю дороги.

Юфимия стояла в свете фонаря, перебирая в руках розовый цветок. Лепестки бесшумно падали на землю.

— Моя мама очень любила розы, — сказала Юфимия, не зная, как начать разговор. — Особенно белые.

— А вы любите, мисс Роули? — поинтересовался Рабастан. Один из мотыльков, кружившихся вокруг фонаря, сел Юфимии прямо на кончик носа. Она смахнула его и беззаботно рассмеялась.

— Люблю, — ответила Юфимия и добавила: — Можете называть меня просто Юфимия.

Рабастан, не отрываясь, смотрел на неё, чуть сощурив глаза. Так Рудольфус смотрел на свою Беллатрикс. Глаза Юфимии казались золотистыми в свете фонаря.

— Юфимия… — медленно повторил Рабастан. Вечер, казавшийся ему скучным, приобретал краски. Ему нравилась эта девушка с золотыми блёстками в глазах и причудливо обёрнутой вокруг головы длинной косой. Он посмотрел на часы — пробило двенадцать. — С днём рождения, Юфимия.

Она выронила из рук очередную розу. Земля у их ног была сплошь покрыта розовыми лепестками.

— Вы всегда ломаете то, что любите, Юфимия? — задал вопрос Рабастан. Его голос звучал полушутливо-полусерьёзно.

В ответ она лишь зарделась и потянулась за следующим цветком. Рабастан перехватил её руку и прижал к груди.

— Обещайте, что не сломаете, — попросил он, примыкая её к себе. Юфимия поднялась на мысочки, чтобы казаться чуть выше. Он легонько коснулся губами её губ. Она закрыла глаза и ответила на поцелуй.

Серебристое облачко приняло очертания сороки, которая почти сразу же исчезла. Юфимия ещё раз произнесла заклинание. На этот раз Патронус не исчез; он парил по комнате, вызывая восхищение Дельфи.

— Найди Мундугнуса Флетчера и передай, что у Юфимии Роули есть к нему дело на две тысячи галеонов. Пусть явится сюда немедленно.

Призрачная сорока вылетела в окно. Дельфи проводила её завистливым взглядом и взмахнула старой палочкой Юфимии.

— Expecto Patronum!

Ничего не произошло. Дельфи повторила заклинание несколько раз, однако не смогла ничего добиться. Юфимия, устав от безрезультатных попыток воспитанницы вызвать Патронуса, объяснила, что она ещё слишком мала для этого заклинания.

* * *

На следующий день Мундугнус Флетчер, изрядно постаревший и ещё более потрёпанный, чем обычно, с громким хлопком аппарировал прямо в гостиную. Мундугнус никогда не отличался хорошими манерами и, едва появившись в гостиной, беспардонно плюхнулся в кресло, деловито закинув ногу на ногу.

— Ну-с, с чем имеем дело, мадам? — поинтересовался он, шаря по карманам в поисках трубки. Достав трубку, Мундугнус принялся набивать её табаком.

— Флетчер! — рявкнула Юфимия, скрестив руки на груди. — Не смей курить в моём доме! Мало того, что ты аппарируешь чуть ли не мне на голову, так ещё и куришь при ребёнке. Дельфини, ступай в свою комнату.

Дельфи тенью выскользнула из гостиной и притаилась на лестнице.

— Эта юная леди — ваша дочь? — спросил Мундугнус, разочарованно пряча трубку в карман мантии.

— Племянница, — сухо ответила Юфимия. Она открыла сундук с собранными ценностями. — Сколько ты дашь мне за это?

Глаза Мундугнуса Флетчера при виде сундука алчно заблестели. Он деловито потёр руки.

— Ну-с, посмотрим, — сказал он, причмокнув губами.

В течение часа Мундугнус перебирал содержимое сундука, делая пометки на мятом листе пергамента. Он слишком сильно нажал на перо, и оно переломилось надвое. Мундугнус выругался, за что получил очередную порцию замечаний от хозяйки дома. Он выдернул перо из хвоста авгурея, едва успев увернуться от клюва сердитой птицы, и обмакнул его в чернила.

— Что за чёрт! — плюнул Флетчер, отбросив негодное перо. — Не могли бы вы одолжить мне перо, мадам?

— Перья авгурея не впитывают чернила и поэтому непригодны для письма, — объяснила Юфимия, протягивая ему гусиное перо.

— Так-то лучше, — пробурчал Мундугнус, почесал лохматую седую голову и продолжил подсчёты. Наконец, он закончил. — Полторы тысячи. Я могу дать за всё это не больше полутора тысяч галеонов. И то только из уважения к покойному мистеру Роули, он был моим большим другом, хе-хе. Вы сами посмотрите: ложки-то гнутые, да и в диадеме не хватает пары камней!

Юфимия закусила губу. Эти вещи стоили как минимум в полтора раза дороже даже несмотря на нехватку нескольких мелких рубинов. Но другого шанса продать их в короткий срок могло и не представится, а действовать нужно было незамедлительно, ведь на кону стояла жизнь брата.

— По рукам, — согласилась Юфимия, тяжело вздохнув. — Но у меня есть условие — деньги нужны мне сегодня.

Старый жулик округлил глаза.

— Полторы тысячи галеонов на дороге не валяются, знаете ли. Если бы вы согласились подождать хотя бы несколько дней…

«Через несколько дней может быть уже слишком поздно», — подумала Юфимия и отрицательно покачала головой.

Мундугнус замялся. Ему не хотелось упускать такой жирный кусок, но достать полторы тысячи золотых до конца дня даже для такого ловкача как Мундугнус Флетчер было почти невыполнимой задачей.

— Сколько я могу выручить за этот дом? — внезапно спросила Юфимия, прервав затянувшееся молчание.

Мундугнус рассмеялся:

— Вы, вероятно, шутите!

Однако Юфимия была серьёзна, как никогда. Глупая улыбка сползла с лица Мундугнуса; он задумчиво почесал небритый подбородок.

— Ну-у, — протянул он, — учитывая состояние дома… Эти полчища докси… Да, старый Селвин рассказывал мне, что вы на днях приобрели у него сильную отраву против этих тварей. Доксицид уже не справляется, дела не из лучших, да-с… И мебель уже довольно потёртая. Тысячу, может быть, всё-таки дом довольно хороший.

— Довольно хороший?! — передразнила его Юфимия. — Да этот дом простоит ещё сотню лет, если такие, как вы, не будут аппарировать в грязных лохмотьях посреди гостиной и портить обивку кресел!

Мундугнус состроил обиженную мину.

— Зачем же вы так, мадам Роули, — укоризненно произнёс он. — Это достойная цена, учитывая, что деньги понадобились вам срочно. Кстати, на что вы намереваетесь потратить такую крупную сумму, если не секрет?

— Мой брат тяжело болен, — беззащитно ответила Юфимия, отворачиваясь от Флетчера. Она не могла более выносить этого старого обманщика. Больше всего ей хотелось выпроводить его за дверь сейчас же.

— Сочувствую, в наше время дорого болеть.

Юфимия запрокинула голову, пытаясь заставить выступившие на глазах слёзы вкатиться обратно. Она с шумом втянула в себя воздух и резко повернулась к Мундугнусу.

— Я согласна на ваши условия. Я только попросила бы вас подыскать нам какое-нибудь временное жилище. До тех пор пока… пока я не поправлю свои дела.

— Боюсь, поправлять вы их будете долго, — хмыкнул Мундугнус. — Могу предоставить в ваше распоряжение свою берлогу. Я всё равно стараюсь там лишний раз не светиться. Абсолютно безвозмездно, только вам придётся иногда выпроваживать хм… моих посетителей… кхе-кхе… иногда не совсем дружелюбно настроенных.

Юфимия нахмурила брови.

— Что это значит?

— За годы работы я успел обзавестись массой знакомств, и некоторые чересчур настырные волшебники пытаются мне досаждать своими визитами! Я уже почти год как съехал с Милтон-Роуд, однако эти олухи всё равно продолжают являться туда, пытаясь меня застукать. Я же не виноват, что они сами позволяют себя обманывать! — рассмеялся Флетчер.

* * *

Юфимия зябко поёжилась и плотнее обернула голову шарфом. Маленький островок посреди Северного моря продувался ледяными ветрами, какие обычно бывают зимой в этих широтах. Она жалась ближе к пропитанной солью стене крепости, стараясь не поскользнуться на мокрых камнях. Ранкорн, согнувшись от ветра, шёл впереди неё, ругаясь сквозь зубы. Наконец, они преодолели этот непростой путь и оказались перед тяжёлой кованой решёткой. Ранкорн коснулся ладонью одной из круглых розеток.

— Альберт Ранкорн. Начальник тюрьмы Азкабан, — прокричал он, пытаясь перекричать вой ветра.

Решётка заскрипела и медленно поползла вверх. К Ранкорну подбежал молодой волшебник в зимней мантии, на ходу натягивая меховую шапку. Поприветствовав начальника, юноша принялся извиняться:

— Простите, сэр, я совсем ненадолго отлучился, мне по нужде нужно было, понимаете? Я только на минуточку, сэр…

Ранкорн жестом приказал ему замолчать.

— Где Дэйв, дементор тебя дери? Тоже по нужде отлучился? Оставить ворота без присмотра! При дементорах такого безобразия не было! А вам ещё и деньги за такую работу платить.

Паренёк густо покраснел.

— Он отлучился, сэр. На минуточку. Делает… хм… обход…

— Какой ещё обход?! Он должен здесь стоять! — громовым голосом взревел Ранкорн, указывая толстым пальцем с массивным перстнем на тюремные ворота.

Провинившийся постовой опустил голову. Ранкорн махнул на него рукой и скомандовал Юфимии идти за ним. Постовой взмахнул палочкой, и ржавая решётка с лязгом опустилась. Они прошли через небольшой тюремный двор, где несколько зачарованных мётел сметали в кучки свежевыпавший снег. Перед тем как войти в тюремное помещение, Юфимия оглянулась: постовой, надвинув шапку до самых бровей, лениво прохаживался туда-сюда, похлопывая по бедру волшебной палочкой.

Переступив порог казематов, Юфимия почувствовала резкий запах сырости, смешавшийся с запахом нечистот. Дрожащими от холода и страха руками она достала из кармана тоненький кружевной платочек, отголосок прежней жизни, и прижала его к лицу. Ранкорн хмыкнул:

— Что, не нравится тебе аромат Азкабана, да? Я сам долго не мог к нему привыкнуть. Но на мой кабинет наложены чары, и пахнет там не хуже, чем в лучших гостиных.

«Он долго не мог привыкнуть… — думала Юфимия, ступая в узкий коридор вслед за бывшим супругом. — А Торфинн смог привыкнуть? Привыкнуть к этой вони, вечному холоду и заточению в одиночной камере наедине со своими мыслями… И разве можно привыкнуть? Можно лишь смириться… Рабастан бы ни за что ни смирился…»

— Не завидую я этим ублюдкам, — вслух рассуждал Ранкорн, — мы-то побудем здесь и отправимся домой, к семье, друзьям, под крылышко к жёнам…

Шаги его отдавались эхом. Юфимия ступала почти бесшумно. Она сжимала и разжимала околевшие на холоде пальцы. Здесь было не намного теплее, чем за стенами, разве что по коридорам не гуляли обжигающие ледяные ветры.

Наконец, коридор кончился.

— Осторожно, — предупредил Ранкорн, — здесь крутые ступеньки.

Он зажёг огонёк на конце палочки, Юфимия последовала его примеру. Они поднимались по скользким ступенькам, опираясь на влажные стены. Поднялись вверх на несколько этажей, затем снова свернули в какой-то бесконечный коридор, неотличимый от первого. В какой-то момент у неё закружилась голова, и она попросила Ранкорна передохнуть.

— Что происходит, Ранкорн? — спросила Юфимия, тяжело дыша. — Где узники? Почему здесь так пусто?

— На этих этажах нет камер, только служебные помещения. Они выше, — объяснил Ранкорн и уже шёпотом добавил: — Прислушайся.

Юфимия превратилась в слух. Сердце стучало после долгого подъёма по лестнице. Откуда-то издалека доносились какие-то приглушённые звуки: не то истерический смех, не то рыдания. Юфимия вздрогнула. Она вдруг отчётливо вспомнила суд над Лестрейнджами и мальчишкой Краучем. И безумный смех Беллатрикс, когда её уводили из зала суда: «Он вернётся, Крауч! Эй, вы, все! Вы слышите меня?! Тёмный Лорд вернётся, он освободит нас и наградит за нашу преданность! Ха-ха-ха-ха-ха…»

…ха-ха-ха-ха-ха… Заливистый смех Беллатрикс эхом отдавался в зале суда, битком набитом людьми — присяжными, обвинителями, чиновниками из Министерства, аврорами, представителями прессы, пришедшими поглазеть на Крауча-младшего в кандалах и тюремной робе.

Особняком держалось семейство Блэков. Сигнус Блэк стоял в первых рядах, чуть сгорбившись и опираясь на трость. Друэлла без сил опустилась на скамью. Её лицо приобрело неприятный оттенок, на нём резко обособились морщины и проступили пигментные пятна. Однако глаза пожилой колдуньи оставались сухими — она не могла позволить себе расплакаться на виду у всех. Старая закалка. Хрупкая Нарцисса уткнулась в плечо матери и сотрясалась в беззвучных рыданиях. Её муж предпочёл не появляться на слушании. Вальбурга Блэк успокаивающе гладила девушку по растрепавшимся волосам. Нарцисса, несмотря ни на что, любила свою сестру.

Она, Юфимия, тоже пришла на слушание — попрощаться с Рабастаном. Последний раз взглянуть в его глаза, запомнить лицо. Позже Альберт устроит дома знатный скандал и даже поднимет на неё руку. На неё, Юфимию Роули! Какой-то выскочка Ранкорн! Только вот она уже давно носила его фамилию, а не имя своего рода.

Юфимия предусмотрительно изменила свою внешность, оставив неизменными лишь глаза, и выбрала место у дверей в дальнем конце зала.

Рудольфус казался спокойным; лишь его узкие губы нервно подёргивались. Рабастан смотрел будто сквозь Крауча и присяжных, а на публику в зале и вовсе не обращал никакого внимания. Бартемиус Крауч-младший выглядел совсем мальчишкой по сравнению с Лестрейнджами. Глаза юноши с мольбой смотрели то на рыдающую мать, то на мрачного сурового отца. Он всё время плакал и твердил, что невиновен. Глядя на этого светловолосого веснушчатого мальчишку, который был лишь немного моложе её самой, Юфимия никак не могла поверить в его причастность к пыткам Лонгботтомов.

Рабастан рассказывал, что Барти вырвало после того, как Беллатрикс решила преподать парню «урок образцового Круциатуса». Сама Беллатрикс лишь смеялась, вновь и вновь направляя палочку на Фрэнка и его жену. Она чёрным вихрем носилась по комнате, выкрикивая любимое заклинание. Рудольфус тогда схватил сына Крауча за шкирку и вышвырнул из комнаты, пока тот не свихнулся раньше авроров. Зачем вообще мальчишка полез в эту грязь?

Юфимия, не отрываясь, смотрела на Рабастана. Он безразлично отвечал на вопросы обвинения, лишь изредка позволяя себе колкие высказывания в адрес судьи. Тогда Крауч начинал изо всех сил стучать молотком по деревянной трибуне, так что даже щепки летели. Рудольфус старался вести себя в своей обычной манере, хотя это давалось ему с огромным трудом. Он пытался перетянуть одеяло на себя и выгородить свою обожаемую супругу. Это приводило Крауча в бешенство, и он стремился поскорее закончить с допросом, однако подсудимые, осознавая, что терять им больше нечего, намеренно растягивали слушание, расписывая в красках «вечер в гостях у Лонгботтомов».

Наконец, терпение Крауча подошло к концу, и он попросил присяжных огласить окончательное решение. Руки судей взметнулись вверх. Крауч предоставил подсудимым последнее слово. Барти снова принялся заламывать руки и умолять отца помиловать его. Он кричал, что невиновен, что его заставили, но Крауч-старший более не смотрел на него.

Напоследок Рудольфус пожелал Краучу, присяжным и всему Аврорату «долгой и счастливой жизни». В общем, повторил слова Беллатрикс, только в более спокойной манере. Рабастан также послал несколько проклятий в адрес Крауча и Моуди, затем обвёл глазами зал заседаний, словно кого-то искал. На миг заплаканные глаза Юфимии встретились с усталыми глазами Рабастана, и Крауч приказал увести заключённых.

В зал вплыло четверо дементоров; всех присутствующих сразу же охватил озноб. Братья Лестрейнджи и сын Крауча в сопровождении отвратительных существ в чёрных плащах направились к выходу из зала суда, позвякивая кандалами. Отчаянно верещавшего Крауча тащили почти волоком. Дементоры проплыли совсем рядом с Юфимией, и её охватила настоящая паника.

— Рабастан, прости меня! — крикнула Юфимия, забыв об осторожности. — Рабастан, я люблю тебя! Я всегда буду любить тебя, Басти!

Взоры присутствующих обратились на Юфимию. Она, совладав с собой, бросила последний, полный отчаяния, взгляд в сторону заключённых, выбежала из зала суда и аппарировала прочь.

— Так ты идёшь или нет? — Ранкорн вырвал Юфимию из нахлынувшего потока тягостных воспоминаний.

Юфимия потрясла головой, прогоняя видения и возвращаясь к реальности.

— Идём, Альберт. Долго ещё? — поинтересовалась она. Ноги уже начали ныть от бесконечных подъёмов по лестницам.

— Один этаж, — ответил Ранкорн, распахивая перед бывшей супругой неприметную дверь, за которой скрывалась ещё одна лестница. Юфимия не смогла сдержать стон. Ранкорн хмыкнул и зашагал по ступенькам.

Цепляясь за холодные каменные стены, Юфимия медленно плелась за ним. Звуки, которые она слышала в коридоре этажом ниже, по мере подъёма усиливались. Теперь она отчётливо различала женский плач, полубезумный смех, который мог принадлежать как женщине, так и мужчине, грязную ругань и обрывки фраз.

Ранкорн преодолел последнюю ступеньку и шумно выдохнул. Годы потихоньку брали своё. Он молча наблюдал, как раскрасневшаяся Юфимия медленно поднимается по крутым ступенькам.

— Кто только построил этот ужасный замок! — в сердцах воскликнула Юфимия, откидывая со лба мокрые от пота волосы. Её грудь тяжело вздымалась и опускалась.

— Экриздис Азкабан, разумеется, — ответил Ранкорн, с недоумением посмотрев на Юфимию. Он полагал, что она-то должна больше знать о представителях древних чистокровных родов. — Неужели ты никогда не слышала о нём?

— Не слышала, — призналась Юфимия. Её начинал раздражать Ранкорн, который, как ей казалось, хотел лишний раз отомстить за испорченную молодость. Все эти лестницы и переходы, глупые разговоры… Неужели нет более короткого пути?

— Азкабаны — одна из древнейших магических фамилий, — начал просветительную лекцию Ранкорн. Ему было приятно, что он, полукровка, знает об истории магической Британии больше, чем представительница рода Роули. Это тешило его самолюбие. — Последний её представитель умер ещё до Восстания гоблинов тысяча шестьсот двенадцатого года. Экриздис обладал сочетанием самых прекрасных качеств: он был красив, умён, сказочно богат и далее по списку. Он был незаурядным волшебником — исследователем, новатором в своём роде.

Экриздис Азкабан был потомственным тёмным магом. Экриздис особенно интересовался некромантией, он мечтал создать полностью контролируемую армию инферналов, способных выполнять любые поручения хозяина. Поскольку общество не принимало и страшилось его, Экриздис был вынужден обосноваться на маленьком каменистом острове посреди Северного моря, чтобы никто не тревожил его покой и не мешал экспериментам. Он скрыл остров мощными защитными чарами. На этом клочке земли Экриздис воздвиг замок, где оборудовал лабораторию, в которой трудился над созданием инферналов.

Для продолжения исследований Экриздису требовалось всё больше и больше трупов. Но где было взять такое количество трупов на маленьком острове? На большой земле проблема стояла не столь остро: под рукой были кладбища. Экриздис стал похищать проплывавших мимо маггловских моряков. Экриздис перестроил верхние этажи здания под казематы, где несчастные дожидались своей участи. В тесных сырых каморках, продуваемых северными ветрами, многие из них сходили с ума в ожидании неотвратимой кончины. Сам Экриздис тоже постепенно лишался рассудка.

Однажды эксперимент Экриздиса вышел из-под контроля: плодом его творения стало существо, родившееся из отчаяния и ужаса сотен замученных моряков. И оно уничтожило своего создателя. После смерти Экриздиса замок заполонили существа, подобные тому монстру, что появился в результате последнего эксперимента. Эти создания, рождённые из мрака и вскормленные душами замученных моряков, впоследствии были названы дементорами.

Естественно, рано или поздно такое количество бесследных исчезновений мореплавателей в этих водах стало вызывать всяческие подозрения, и Министерство начало расследование. К слову сказать, Министром в то время был твой предок — Дамокл Роули. Со смертью хозяина замка спали защитные чары, наложенные на остров, что позволило Министерству обнаружить его. Позже Министр решил, что неприступный замок послужит прекрасным местом для новой тюрьмы, а дементоры — идеальными неподкупными стражами, не требующими платы за свой неблагодарный труд.

— Очень познавательно, — язвительно отметила Юфимия, выслушав рассказ бывшего супруга. — Может, ты всё же отведёшь меня к моему брату, Ранкорн?

— Конечно. Добро пожаловать в Азкабан, — произнёс начальник тюрьмы с недоброй ухмылкой. Он толкнул деревянную дверь, и Юфимия, наконец, увидела узников самой страшной тюрьмы, которую только знал волшебный мир.

По обе стороны широкого коридора располагались крошечные одиночные камеры. Услышав звук отворившейся двери и незнакомый женский голос, заключённые припали к решёткам. Начальник тюрьмы не каждый день баловал их своим посещением, тем более в компании дамы. При виде Юфимии узники подняли невыносимый гвалт и принялись выкрикивать скабрезности; один озверевший узник даже попытался схватить её за рукав мантии, за что немедленно получил Оглушающим заклятием от Ранкорна. Узник мешком рухнул на пол.

— Это ужасно! — со смесью страха и отвращения воскликнула Юфимия, шарахнувшись в сторону от толстых железных прутьев.

— А ну заткнулись немедленно, а то и вам достанется! — грозно проорал Ранкорн и уже более спокойным голосом добавил: — Эти уроды совсем распоясались.

Юфимия, стараясь держаться ближе к центру коридора, медленно шла рядом с Ранкорном, походя разглядывая узников. Крики стихли: очевидно, начальника тюрьмы здесь побаивались. Заключённые с ненавистью глазели на проходящих по коридору волшебников.

Проходя мимо очередной камеры, Юфимия с удивлением увидела за прутьями решётки женщину средних лет, показавшуюся ей смутно знакомой. Женщина сидела на узкой койке, забравшись на неё с ногами и пальцами расчёсывая седые волосы. Потухшие глаза выдавали глубокое безразличие ко всему происходящему. Казалось, жизнь покинула узницу, и от неё осталась лишь пустая оболочка. Внезапно Юфимию осенило, почему узница показалась ей знакомой.

— Алекто, — тихо позвала её Юфимия, опасливо приближаясь к решётке. В той, другой жизни, женщины были хорошими подругами.

Алекто Кэрроу, отложив гребень, в котором не хватало нескольких зубьев, медленно поднялась с койки и подошла к прутьям.

Алекто была одного возраста с Юфимией, но выглядела старухой. Глаза глубоко ввалились, кожа обвисла на сильно осунувшемся лице, испещрённом сетью глубоких морщин. Крупный нос, и раньше не добавлявший ей красоты, заострился и стал похож на птичий клюв.

— Здравствуй, Юфимия, — бесцветным голосом произнесла Кэрроу. — А ты всё такая же.

Юфимии стало не по себе. Ей захотелось поскорее увидеться с Торфинном и оказаться подальше от этого гиблого места.

— Амикус умер в прошлом году. Твой брат тоже скоро умрёт, — сообщила Алекто. — Если ты думаешь, что этот чем-то поможет, то ты ошибаешься.

— Ты врёшь! — с надрывом воскликнула Юфимия. Она с ненавистью посмотрела на старую подругу. Вся жалость к узнице мгновенно испарилась. — Альберт пригласил лучших целителей!

— Ни один целитель не спасёт твоего брата, он — труп, — констатировала Алекто, забираясь на свою койку. — Торфинн сидел в соседней с Амикусом камере. Но он долго держится, надо отдать ему должное.

— Нет! Неправда! Я не верю тебе, ты ненормальная! — заорала Юфимия, пытаясь дотянуться до Кэрроу, которая спокойно наблюдала за ней из глубины своей камеры. Ранкорн оттащил бывшую жену от прутьев решётки и потянул за собой.

— Они ведь вылечат его, Альберт? — с надеждой спросила Юфимия, заглядывая в его жестокие глаза. На дне глаз Ранкорна плескалось что-то похожее на плохо скрываемое злорадство. Они как будто бы говорили: «Поделом тебе за мою искалеченную жизнь».

Ранкорн ничего не ответил. Дальше Юфимия шла, стараясь не смотреть по сторонам: ей больше не хотелось узнавать в этих измождённых людях, потерявших всякий человеческий облик, старых знакомых. Она боялась увидеть Рабастана, превратившегося в жалкую тень прошлого себя, в измождённого старика, лишившегося разума.

Словно прочтя её мысли, Ранкорн как бы между прочим заметил:

— Через две камеры сидят братья Лестрейнджи.

Юфимия с болью посмотрела на бывшего мужа и покачала головой.

— Какой же ты подлый, Ранкорн…

* * *

Увидев Юфимию, Рудольфус Лестрейндж, казалось, ничуть не удивился. Он лишь усмехнулся тонкими бескровными губами.

— Даже в Азкабане от тебя нет спасения. Ранкорн, признайся, ты специально повёл её этим путём, чтобы ещё больше унизить меня и моего брата?

— Что ты, Лестрейндж… — начал начальник тюрьмы, но узник тут же перебил его.

— Лорд Лестрейндж, — резко поправил его узник, расправляя затёкшие плечи. — Мои предки до Статута носили титул лордов Норфолка. А вот кем были твои, я не знаю.

— Лорд Лестрейндж, — насмешливо повторил Ранкорн, проводя палочкой по металлическим прутьям и извлекая противный звук, режущий слух. — Грошовый маггловский титул.

— Альберт, — подала голос Юфимия. Она безвольно прислонилась к тюремной решётке. — Прошу, оставь нас наедине, если в тебе осталась хоть капля… достоинства.

Она произнесла эти слова, чувствуя себя абсолютно униженной. Сначала отдать бывшему супругу всё состояние за призрачную возможность вылечить брата, теперь умолять позволить переговорить с Лестрейнджем.

Ранкорн, хмыкнув, согласился. Он сполна насладился произведённым эффектом.

— Десять минут, — небрежно бросил начальник тюрьмы и развернулся на каблуках.

Дождавшись, пока Ранкорн хлопнет дверью, Юфимия опустилась на колени перед решёткой, подобрав под себя мантию. Она, не мигая, смотрела на старшего Лестрейнджа. Ещё десять лет заключения не прошли для него бесследно. Под бесформенной тюремной робой угадывалось изрядно похудевшее тело, лицо приобрело землистый оттенок, а медные волосы заметно поседели, длинная неаккуратная борода прибавляла ещё несколько лет. Но ясный взгляд говорил о том, что он, несмотря ни на что, сумел сохранить рассудок, находясь в этой жуткой тюрьме.

— Басти, — хриплым голосом позвал Рудольфус, постучав железной миской о смежную стену. — Как видишь, без дементоров Азкабан по условиям приблизился к хорошему санаторию. Мой братец спит и видит сладкие сны. К тому же нас потчуют прекрасной овощной похлёбкой, которая даже толстуху Алекто превратила в лакричный леденец. Жаль только, что погулять не выпускают, да и общество, в большинстве своём, скверное.

Рудольфус рассмеялся собственной шутке.

— Руди, Аваду тебе в зад! — недовольно ответил знакомый до боли голос из соседней камеры. Рабастан Лестрейндж, потягиваясь, свалился с койки и громко и непотребно выругался.

Рабастан подполз поближе к решётке и сел, прислонившись к стене. Он пригладил руками лохматые волосы и зевнул во весь рот.

— Что за чёрт… — пробормотал он, протирая кулаками заспанные глаза.

Юфимия, припав к решётке, не отрываясь, смотрела на него. В нём так же, как и в Рудольфусе, сложно было узнать прежнего красивого, видного мужчину, каким она его помнила. Рабастан напоминал живой труп: скелет, обтянутый тонкой желтоватой кожей. Волосы были взлохмачены, а косматая борода доходила до середины груди.

— Рабастан, — прошептала Юфимия слабым голосом, протягивая дрожащую руку сквозь железные прутья. — Ты узнаёшь меня?

— Юфимия, что ты здесь делаешь? — спросил он. — Руди, я, наконец, сошёл с ума от пения этого олуха Паксли?

— Пока нет. Эта женщина действительно находится здесь, к сожалению.

Рабастан дотронулся до протянутой ладони своими тонкими пальцами. Юфимия прижалась лбом к холодным железным прутьям и закрыла глаза, не в силах смотреть на любимого человека, с которым её более не суждено было увидеться.

— Я пришла к Торфинну. Ранкорн пригласил к нему лучших врачей.

Услышав фамилию бывшего супруга Юфимии и по совместительству начальника тюрьмы, Рабастан с отвращением скривился.

— Не произноси имени этого гнусного человека! — проворно вскочив на ноги, закричал младший Лестрейндж. Он в бешенстве пнул миску с недоеденной баландой так, что она пролетела через всю камеру и стукнулась об стену, расплескав по всей камере противную жижу.

— Проклятье! — заревел кто-то из-за стены, стуча кулаком в ответ. — Чёртов Лестрейндж, угомонись уже!

— Захлопни свою пасть, грязнокровый ублюдок! — вышел из себя Рабастан, позабыв о присутствии Юфимии.

— Чтоб ты сгнил за решёткой, проклятый убийца! — раздалось из соседней камеры. — Из-за тебя я сижу здесь!

— Заткнись, Шанпайк! — хором закричали оба брата.

— Умолкни, — поддержал Лестрейнджей старик из камеры напротив. — Никто не толкал тебя на кривую дорожку! Рабастан уже пять лет как сидел в Азкабане, когда ты попался на ограблении.

Повозмущавшись ещё немного, Шанпайк замолчал. Рабастан снова опустился на пол поближе к Юфимии и положил руку на её сложенные на коленях ладони. Она слабо пожала его костлявую руку.

— Спасибо, Люциус, — поблагодарил старика Рабастан.

— Люциус? — переспросила Юфимия, не веря своим ушам. Этот старик — Люциус Малфой? Она ошарашено смотрела на пожилого волшебника, который забился в дальний угол своей камеры.

— Он не хочет говорить, — пояснил Рабастан. — Не желает, чтобы его видели таким.

— Где ты взяла деньги? — грозно спросил Рудольфус, нахмурив брови, отчего его лицо, пересечённое шрамом, стало выглядеть жутковато. Юфимия непроизвольно дёрнулась, вспомнив о мешке с галеонами. Она могла не отвечать на этот вопрос: Лестрейндж и без того всё понял.

— Я предупреждал, Юфимия, что уничтожу тебя, если ты возьмёшь оттуда хотя бы кнат!

— Но мой брат умирает, — робко попыталась возразить Юфимия срывающимся на плач голосом. — Рудольфус, пожалуйста, пойми…

— Рудольфус, успокойся, — попросил его Рабастан.

— Басти!

— Рудольфус, угомонись!

— Я найду деньги, я устроюсь на работу, — вклинилась Юфимия, рыдая в голос.

Рудольфус вновь рассмеялся своим странным невесёлым смехом.

— Да тебя даже в заведения Лютного не возьмут.

— Как ты смеешь говорить ей такие вещи! — прикрикнул на него брат. — Извинись немедленно!

— И не подумаю, — бессовестно ответил Рудольфус, буравя Юфимию своими жуткими глазами. — И вообще, я имел в виду лавку Селвина. Кажется, ты неплохо разбиралась в растениях, в частности, в ядовитых.

За спиной послышались тяжёлые шаги Ранкорна. Юфимия поцеловала Рабастана через прутья тюремной решётки. От него пахло немытым телом, баландой, рвотой и Мерлин знает, чем ещё, но она не отстранилась от узника, а лишь сильней вжалась в железную клетку, как будто хотела просочиться сквозь неё.

Рудольфус тихо шепнул:

— Береги девочку, прошу тебя.

Юфимия, повернувшись лицом к Лестрейнджу, кивнула.

— Заканчивайте! — рявкнул вернувшийся Ранкорн. Он мрачно смотрел на то, как его бывшая супруга целует грязного узника. Юфимия, опёршись на руки, встала с холодного пола и поправила мантию. Ранкорн довольно грубо схватил её за локоть и потащил дальше по коридору.

* * *

Помещение тюремной больницы представляло собой большую комнату без окон с окрашенными в белый цвет стенами. Из-за высокой влажности краска местами потрескалась и покрылась желтоватыми разводами. В лазарете пахло рвотой, потом и ещё чем-то очень противным, удушающим.

Вдоль стен располагались одинаковые железные кровати, застеленные посеревшим от стирки постельным бельём. Юфимия насчитала троих несчастных. Рядом с дверью лежала бледная, как полотно, женщина с широко распахнутыми бесцветными глазами. Её дыхание было таким слабым, что она сперва приняла женщину за мёртвую. Поодаль поверх одеяла лежал пожилой узник. Его била лихорадка, на лбу блестели капельки пота, и он то и дело просил пить. Измученная тяжёлой работой санитарка периодически подходила к нему, чтобы поднести к губам кружку с водой.

Третьим был Торфинн. Он лежал на кровати, скрестив руки поверх одеяла, бессмысленно глядя голубыми глазами, по которым лет двадцать назад сохла половина всех девушек магического Лондона, в выбеленный потолок, засиженный мухами.

Юфимия наколдовала табурет и присела рядом с братом. Торфинн с трудом повернул голову в её сторону и раскашлялся. На синеватых губах проступили красные капли крови.

— Evanesco! — шепнула Юфимия, и капли исчезли. Торфинн слабо улыбнулся.

— У тебя новая палочка, — произнёс он дребезжащим голосом и снова закашлялся.

Юфимия положила руку ему на грудь.

— Боярышник и волос единорога, — она улыбнулась брату в ответ. — Я тебя вылечу.

Торфинн молча улыбнулся в ответ.

— Тебе тяжело говорить? Тогда не говори ничего, — прошептала Юфимия и поцеловала его в горячий лоб. Она уткнулась лицом в его холодные руки, сложенные на груди. «Совсем как у покойника», — Юфимия старалась гнать эти мысли прочь, но ничего не могла с собой поделать.

— Помнишь, как ты сидел у моей постели, когда умер отец? Ты гладил меня по волосам и говорил, что всё будет хорошо, всё наладится.

Торфинн высвободил одну руку и положил её на растрепавшуюся голову сестры. Юфимии хотелось заплакать; в глазах нещадно щипало, но слёз больше не было.

— Не плачь, сестрёнка, — из последних сил проговорил Торфинн. Его рука соскользнула по её волосам и безвольно упала на серую простыню.

— Кто-нибудь! На помощь! — изо всех сил закричала Юфимия, озираясь по сторонам в поисках целителя. — Кто-нибудь! Альберт!

На крик прибежала маленькая волшебница в запачканном фартуке, надетом поверх старенькой мантии. За ней семенил пожилой целитель, одетый в ярко-жёлтую мантию, покроем отдалённо напоминавшую маггловский медицинский халат, на ходу подворачивая длинные рукава и поправляя съехавший на бок колпак.

— Отойдите, — скомандовал целитель, присаживаясь на край кровати Торфинна. Юфимия бестолково топталась рядом, не зная, что ей делать. Волшебница отвела её в сторонку и уложила на свободную койку.

Пожилой целитель пощупал пульс узника и прошептал незнакомое Юфимии заклинание. Торфинн открыл глаза.

— Брат! — воскликнула Юфимия, резко вскочив с кровати и случайно опрокинув волшебницу, настойчиво пытавшуюся влить в её рот какое-то зелье. — Благодарю вас, сэр, вы спасли моего брата!

Пожилой целитель отстранил от себя Юфимию, которая на радостях заключила его в крепкие объятия.

— Не стоит благодарности, мадам Роули, — слегка недовольным тоном ответил целитель, оправляясь от чересчур сильных объятий Юфимии. — Я уже не в том возрасте, вы чуть было не сломали мне рёбра! Что касается больного, он утомился от переизбытка эмоций, и у него случился обморок. Ваш брат очень слаб, ему вредны такие переживания, поэтому держите себя в руках, мадам. По поводу лечения: я назначу некоторые зелья, их доставят по морю завтра же. Так что у вашего брата есть все шансы на выздоровление и дальнейшую… кхм… долгую жизнь.

* * *

Спустя месяц Торфинн действительно пошёл на поправку и к середине весны был уже полностью здоров.

Теперь мысли Юфимии занимала проблема иного рода: денег катастрофически не хватало, и она с трудом сводила концы с концами. Оставшиеся средства почти полностью ушли на покупку школьных принадлежностей. В Дурмштранге учебная программа отличалась от хогвартской, и сэкономить на покупке книг, снабдив Дельфи старыми учебниками Джаспера, не получалось. Школьная форма Дурмштранга тоже обошлась недёшево: одна лишь зимняя шуба стоила, как весь комплект хогвартских мантий. Конечно, можно было приобрести подержанную, но Юфимия сочла, что наследнице Лестрейнджей не пристало носить одежду с чужого плеча.

Жилище Мундугнуса Флетчера тоже доставляло немало хлопот. Каждый день дом атаковали совы с гневными письмами от обманутых им волшебников. После того как кто-то прислал конверт, полный сока ядовитой цикуты⁽³⁾, и ей пришлось несколько недель лечить израненные ожогами руки, она перестала просматривать почту хозяина дома и без зазрения совести отправляла корреспонденцию в мусорный бак. Старый жулик пару раз пожаловался, что по её милости упустил пару важных сделок, но она тут же поставила его на место, заявив, что в следующий раз обязательно перенаправит на новый адрес Мундугнуса очередную посылку со щупальцами тентакулы.

Примерно раз или два в неделю обязательно являлись какие-нибудь подозрительного вида волшебник или ведьма и настойчиво требовали мистера Флетчера, который намедни задолжал крупную сумму денег, продал прохудившийся котёл или просроченное зелье. Вскоре после переезда Юфимия повесила на дверь табличку, гласившую, что дом номер восемь по Милтон-Роуд отныне является её собственностью, однако незваных гостей меньше не становилось.

Магглы доставляли проблем немногим меньше, чем «приятели» Мундугнуса. Дом располагался в Брикстоне, недалеко от станции Херн Хилл. Брикстон всегда считался одним из самых неблагополучных районов Лондона⁽⁴⁾. В начале восьмидесятых в районе то и дело вспыхивали массовые беспорядки, спровоцированные Пожирателями смерти; Аврорат и Орден Феникса посылали людей по пять раз на дню. Магглы, конечно, и не подозревали, что всё это время их стравливали между собой Пожиратели, тем самым облегчая себе работу по очистке мира от «маггловской заразы». Они и не догадывались, что стычки между их полицией и маргиналами во многом дело рук тёмных волшебников. Сейчас обстановка в районе была много спокойнее, но периодически всё же случались конфликты.

Каждое утро, выглядывая в окно, Юфимия видела неизменную картину: стайка подростков проносится мимо на стареньких велосипедах; на углу улицы играет на гитаре темнокожий музыкант в расстёгнутой цветастой рубахе и драных брюках, рядом с ним сидит лохматый пёс и держит в зубах кепку; худощавый паренёк возится с мопедом во дворе своего дома, его руки испачканы, вокруг раскидано бесчисленное количество инструментов; компания потрёпанных жизнью мужчин распивает бутылку пива за игрой в карты; женщина развешивает бельё на верёвке; работяги и немногочисленные офисные клерки спешат по направлению к железнодорожной станции или автобусной остановке… Этот повторяющийся с понедельника по пятницу ритуал вкупе с отвратительной обстановкой дома на Милтон-Роуд и безденежьем наводил на неё тоску.

Всё чаще Юфимию стали посещать мысли о необходимости найти хоть какую-нибудь работу. В Министерство сестре Пожирателя смерти путь был заказан даже в качестве секретаря самого мелкого чиновника, владельцы лавок в Косом переулке тоже не нуждались в антирекламе своих заведений. В конце концов, ей удалось получить место помощницы мистера Селвина в «Ядах и противоядиях», и теперь она шесть дней в неделю толкла сушёные глаза жуков в агатовых ступках и кромсала на мелкие кусочки флоббер-червей, представляя на их месте бывшего супруга. Она неплохо разбиралась в растениях, и хозяин вскоре стал поручать ей готовить несложные отвары и зелья.

Дельфи, напротив, быстро свыклась с новым жилищем и с детским любопытством наблюдала за жизнью магглов, обосновавшись на подоконнике в крошечной гостиной Мундугнуса. Задвинув зелёную портьеру, прихваченную опекуншей из старого дома, она подолгу смотрела на улицу и потихоньку узнавала маггловский мир.

Соседи привыкли обходить стороной маленький домик из красного кирпича, чудом уцелевший во время пожара в начале восьмидесятых, и его странного хозяина. Из дома то доносились непонятные звуки и загадочные вспышки света, то несколько недель стояла гробовая тишина: это означало, что мистер Флетчер давно не появлялся дома. Новые обитатели дома — странно одетая женщина и нелюдимая девочка, не посещавшая школу, — нравились им не больше жуликоватого мистера Флетчера.

* * *

Насквозь провонявшая смесью жабьих мозгов и целебных трав Юфимия аппарировала в небольшом парке рядом с домом. Она посмотрела на часы: они показывали без четверти четыре. В тот день она закончила работу пораньше и решила немного проветриться, пройтись по парку. Солнце уже не так пекло, и было приятно идти по зелёной лужайке, наслаждаясь ароматом цветов и ненавязчивым щебетанием птиц.

Была суббота, и магглы наводнили Брокуэлл-парк, считавшийся одним из лучших мест для семейного отдыха в округе. Утомлённые за неделю лондонцы брали с собой корзины с едой и расстилали на изумрудной траве в тени деревьев разноцветные покрывала. Дети играли в подвижные игры; взрослые обсуждали насущные проблемы за бутылочкой холодного пива, жарили хот-доги, некоторые читали газету или какую-нибудь лёгкую книжку из тех, что продавались на входе.

Дельфи в этот жаркий день вопреки обыкновению не захотела остаться дома и, купив по дороге мороженое, отправилась в парк. Маггловской мороженое показалось совершенно невкусным по сравнению с волшебным лакомством. Но она всё же доела пломбир и, облизав испачканные растаявшим мороженым пальцы (что ей всегда запрещала делать строгая опекунша), выбросила обёртку в урну. Из дома она захватила альбом для рисования и набор карандашей и собиралась устроиться в тени деревьев и порисовать часок-другой.

Дельфи часто рисовала родителей по колдографиям из газет и портретам из книги, купленной зимой в Косом переулке. Ей правда казалось, что мать в жизни гораздо красивее истощённой женщины в чёрно-белой робе, изображённой на колдографиях, и на своих рисунках она сильно приукрашивала её.

Расположившись в тени раскидистого дерева и прислонившись спиной к нагревшейся за день коре, Дельфи раскрыла альбом на чистой странице. Увлёкшись рисованием, она не заметила, как её обступила компания соседских ребят во главе с заводилой Питером Блэком. Тот факт, что маггловский мальчуган смел носить фамилию её покойной матери-волшебницы, выводил обычно спокойную Дельфи из себя.

— Кто это у нас здесь? — протянул противный мальчишка, выхватывая из её рук альбом. Карандаш прочертил жирную полосу поперёк листа, испортив рисунок. — Малявка Дельфи! Рыбка попалась в сети!

Спутники Питера — двое крепких ребят чуть постарше главаря, маленький конопатый паренёк и белобрысая девчонка по имени Лиз — гнусно захихикали.

Дельфи в ярости сжала кулаки и приказным тоном заявила:

— Отдай мои рисунки. Сейчас же!

Питер, листая альбом под смешки товарищей, отрицательно покачал головой.

— Сначала я посмотрю. А потом, может быть, и отдам.

— Твоя мамаша? — скривилась Лиз, показывая на портрет Беллатрикс. — Вот ведь уродина!

— Не смей оскорблять мою мать, грязная маггла! — в гневе закричала Дельфи, бросаясь на отшатнувшуюся от неожиданности девочку. Один из здоровяков, носивший прозвище Толстый Сэм, грубо оттолкнул Дельфи рукой, и она, упав, больно ударилась о землю.

— Как ты сказала? — переспросила Лиз, хмуря и без того насупленные брови. — Маггла? Это что, какое-то ругательство?

Дельфи в ответ лишь смерила её взглядом, полным ненависти и презрения. Она с силой сжала кулаки, отчего костяшки пальцев побелели. Дети продолжали смеяться: им, очевидно, нравилось провоцировать её на конфликт.

— Надо бы проучить её, Пит, — предложил Толстый Сэм, противно хрустнув пальцами. В соседнем доме жил другой мальчик по имени Сэм, высокий и худой, поэтому к нему приклеилась эта кличка.

— Пожалуй, — согласился Пит, захлопнув наскучивший альбом. — Эй, малявка, догоняй!

Мальчишка со всех ног помчался по идеально подстриженному газону, виляя вокруг кустов, в направлении пруда. Свита, радостно гикая, последовала за ним.

Дельфи пыталась догнать их, но бег не был сильной её стороной, и она, задыхаясь, была вынуждена прекратить погоню. Согнувшись пополам в удушающем приступе кашля, красная от напряжения и злости, она без сил рухнула на колени. С непривычки Дельфи тяжело давались физические нагрузки, ведь в отличие от других детей она не играла в салки на свежем воздухе и не носилась по улицам, разгоняя стаи пугливых воробьёв. Немного отдышавшись и потеряв драгоценные секунды, она из последних сил пустилась в сторону пруда, где за кустами цветущих азалий скрылись обидчики.

Она надеялась, что Пит и его шайка ещё ничего не успели сделать с альбомом — единственной ниточкой, соединявшей с семьёй. В мечтах они были вместе (даже строгая тётя Юфимия и её брат, о котором опекунша так охотно и часто рассказывала), и не было никакой войны — ни победы, ни поражения.

Когда до обидчиков оставалось не больше трёх футов, Дельфи увидела, как они нарочито медленно, листок за листочком, вырывают из альбома рисунки и бросают их в наскоро разведённый на берегу пруда костерок.

— Жги! — визгливым голосом приказала Лиз, чуть ли не подпрыгивая от нетерпения. Она вырвала из альбома криво нарисованный портрет Беллатрикс и скомкала его, приготовившись бросить в огонь.

Дельфи остановилась как вкопанная, смотря, как оранжевые языки пламени пожирают почерневшие листы бумаги. В тёмных глазах заплясали бешеные огоньки. И в тот момент, как портрет Беллатрикс отправился в огонь, произошло нечто странное: вытянув вперёд правую руку в попытке выхватить листок, она оторвалась от земли и в одно мгновение преодолела разделявшее их расстояние. Пальцы Дельфи сомкнулись на тоненькой шейке Лиз, девочки покатились по траве, отчаянно молотя друг друга маленькими кулачками.

— Бей её, Лиззи, так её! — кричали мальчишки, подбадривая подружку.

Дельфи в завязавшейся драке никто, естественно, не поддерживал, но она упорно продолжала бороться с обидчицей.

— Дельфини!

Юфимия бежала к ней, путаясь в длинном платье, на ходу доставая из дамской сумки волшебную палочку. Раскрасневшаяся, в сбившейся на бок шляпе, она не без труда оттащила воспитанницу от маггловской девочки. Увидев кровь на маленьких ладошках, Юфимия испуганно ахнула. Она присела на корточки, развернула Дельфи лицом к себе и, глядя в её сузившиеся от гнева глаза, закричала:

— Что здесь произошло?! Сколько раз тебе говорить — не приближайся к магглам!

Немного успокоившись, Дельфи принялась объяснять ситуацию. Всё это время Юфимия с ужасом смотрела на притихшую компанию маггловских хулиганов.

— Obliviate!

На какое-то мгновение взгляд детей расфокусировался. Юфимия спрятала волшебную палочку и вытерла вспотевшие от нервного перенапряжения ладони.

* * *

— Ты хоть понимаешь, что натворила, бессовестная девчонка! — с порога закричала Юфимия, с силой захлопнув входную дверь, так что пыльная ваза, стоявшая на полке, угрожающе зашаталась.

— Я не нарочно, тётя, — ответила Дельфи, отряхивая от кусочков земли и прилипших травинок остатки альбома.

— Tergeo! — с раздражением произнесла опекунша, направляя волшебную палочку на запачканный альбом. Грязь моментально втянулась в палочку. — Никогда больше не приближайся к магглам! Ты слышишь? Мне не нужны неприятности.

Юфимия, не разуваясь, прошла на кухню, громко стуча каблуками, налила в стакан воды из графина и добавила в него несколько капель Умиротворяющего бальзама. Осушив стакан, она немного успокоилась.

— Думаю, лучше заранее собрать необходимые вещи. Accio, чемодан!

Из комнаты Дельфи вылетел видавший виды обтянутый коричневой кожей чемодан и с глухим стуком приземлился посреди гостиной. Юфимия в спешке бросала вещи в чемодан, предусмотрительно расширенный с помощью специальных чар. Две школьные мантии из плотной ткани, лохматая серая шуба и меховая шапка, пара форменных серых рубашек, высокие ботинки на толстой подошве: зимние на меху и облегчённые летние…

Подумав, Юфимия добавила ещё несколько тёплых свитеров, шарфов и шерстяных носков в довесок к стандартному комплекту одежды. Она помогла воспитаннице упаковать книги, свитки пергамента, перья и прочие канцелярские принадлежности.

— У тебя есть колдографии моих мамы и папы?

Юфимия растерялась. Она никогда не была дружна ни с Беллатрикс, ни с Рудольфусом. Но одна карточка у неё всё же осталась — с приёма в честь её совершеннолетия в доме отца.

— Так есть или нет, тётя? — уже настойчивее спросила Дельфи.

— Есть одна, — наконец, ответила Юфимия, глубоко вздохнув. Ей не хотелось лишний раз доставать колдографию, на которой были изображены счастливые молодые волшебники, полные светлых надежд. Сделав над собой усилие, она всё же принесла заветную карточку.

Дельфи выхватила колдографию из рук опекунши и принялась рассматривать запечатлённых на ней людей. Юфимия, прикрыв веки и откинувшись на спинку неудобного жёсткого кресла, погрузилась в воспоминания.

— Поздравляю вас с семнадцатилетием, мисс! Вы поистине прекрасны и коварны, как сама Моргана, — торжественно произнёс пожилой волшебник, последний из гостей поздравивший Юфимию с совершеннолетием. Затем пожилой волшебник перекинулся парой дежурных фраз с её отцом, который к концу вечера пребывал в довольно мрачном расположении духа, и исчез в камине. Юфимия справедливо предполагала, что причиной того послужил очередной крупный проигрыш отца за ломберным столом.

В задумчивости она обвела глазами полупустой зал. Так и есть: за столиком, обтянутым зелёным сукном, восседал Антонин Долохов — проклятый русский с неизменной сигаретой в зубах. Встретившись глазами с карточным шулером, обворожительно улыбнувшимся ей, Юфимия тут же отвернулась.

— Дочка, — обратился к ней мистер Роули, устало протирая глаза рукой, — тебе понравился праздник?

— Да, папа, — попыталась улыбнуться Юфимия.

— Если ты переживаешь по поводу Ранкорна, то не беспокойся. Я поговорил с Альбертом и объяснил ему, что не стоит и думать о том, как стать мужем Юфимии Роули. Он больше не будет досаждать тебе.

— Спасибо, отец.

Мистер Роули как-то неловко обнял дочь и посмотрел в сторону ломберного стола. Долохов сделал жест рукой, приглашая продолжить игру. Юфимия решительно взглянула в его затуманившиеся глаза.

— Отец, зачем вы продолжаете играть с этим человеком? Разве не видите, он вас обманывает!

— Довольно, Юфимия, — прервал её мистер Роули. Он нахмурился и нервно закусил губу.

— Мама бы расстроилась, — тихо сказала Юфимия, по-прежнему глядя отцу в глаза. У неё были его глаза: зеленовато-карие, приобретавшие золотистый оттенок при искусственном освещении. Мистер Роули не выдержал и отвёл взгляд.

— Лучше бы я умер вместо неё, — вынес вердикт мистер Роули, снова поднося руку к глазам. — Ингрид смогла бы поставить вас на ноги.

— Что вы такое говорите, отец? — воскликнула Юфимия, дотрагиваясь до рукава его парадной мантии.

— Иди, развлекайся, девочка, сегодня твой день, — как-то очень грустно сказал мистер Роули. — Они в Малом зале: Торфинн, Рудольфус с братом, Белла. А мне нужно решить кое-какие вопросы с Антонином.

Юфимия кивнула. Она молча наблюдала, как Персиваль Роули снова направляется к ломберному столу, где его уже поджидал довольный Долохов с колодой карт — паук, расставивший сети. Не в силах больше смотреть, как отец просаживает семейный капитал, Юфимия быстрым шагом направилась к высоким двойным дверям, ведущим в Малый зал.

Распахнув тяжёлые створки дверей, она лёгкой походкой, как будто и не было того разговора с отцом, ступила в комнату. В Малом зале присутствовали только представители молодого поколения, и потому не ощущались скованность и нарочитая манерность, которые всегда угнетали Юфимию на светских приёмах.

В глубоком кресле вальяжно развалился Рудольфус Лестрейндж, повесив мантию на спинку рядом стоящего стула и немного ослабив галстук. Он крутил в пальцах стакан с янтарным виски, периодически делая из него глоток. Беллатрикс сидела на подлокотнике его кресла, сняв неудобные туфли и закинув затёкшие ноги на диван. На её обычно бледном лице проступил чуть заметный румянец, что очень красило молодую волшебницу. Она беззаботно смеялась, делая попытки отнять у мужа стакан, но тот всякий раз успевал увернуться. Торфинн, вслед за Рудольфусом скинув мантию и расстегнув ворот рубашки, сидел в кресле напротив него и о чём-то увлечённо рассказывал, активно жестикулируя руками. Рабастан тоже был здесь. Он расположился на диванчике и щекотал пером ножки Беллатрикс, за что получал от неё шутливые пинки.

Пользуясь тем, что компания поначалу не заметила её, Юфимия достала из кармана мантии только что подаренный компактный волшебный фотоаппарат и сделала несколько снимков. Услышав щелчок затвора, Беллатрикс опустила ноги с дивана и с деланным возмущением воскликнула:

— Ну разве можно так подкрадываться, Юфимия!

— Сестрёнка, — слегка заплетающимся голосом произнёс Торфинн, — что ты сделала с нашим Басти? Он сегодня сам не свой!

Юфимия почувствовала, как щёки её запылали. Странно, никогда ранее она не испытывала ничего подобного.

— Иди к нам, не стесняйся, — позвал её Рудольфус, пересаживая Беллатрикс себе на колени и предлагая ей виски. Изрядно захмелевшая волшебница рассмеялась и залпом осушила стакан.

— Подвинься, Басти, будь джентльменом! — Рудольфус взмахнул волшебной палочкой, откидывая брата на противоположный конец дивана.

Юфимия села на освободившееся место и разгладила складки мантии. Она украдкой посмотрела на Рабастана и с удовольствием обнаружила, что молодой человек тоже смотрит на неё. Юфимия поспешно отвела взгляд, боясь себя выдать.

— Торфинн! Тебе пора спать, — безапелляционно заявила Беллатрикс. — Ты же не хочешь, чтобы отец обнаружил тебя завтра в таком состоянии?

Торфинн поднял на неё мутные голубые глаза. Юфимия усмехнулась: несмотря на скандинавские корни, брат совершенно не умел пить и пьянел после первой же рюмки спиртного.

— Руди, проводи Торфинна в его комнату, — продолжала раздавать указания молодая миссис Лестрейндж. — Ты же знаешь, где его комната, верно?

Рудольфус кивнул и подошёл к другу, чтобы помочь ему подняться.

— Ну и тяжёл же ты, брат! — прокряхтел Рудольфус, вытягивая Торфинна из кресла и подставляя своё плечо. Медленно они направились к противоположному выходу из зала, который вёл в жилую часть дома. Юфимия, Беллатрикс и Рабастан прыснули — было смешно смотреть, как поджарый Рудольфус тащит на себе мощного Торфинна.

— Руди, милый, я что-то устала, — зевая, протянула Беллатрикс, лукаво взглянув сначала на мужа, а затем на Рабастана с Юфимией. — Когда уложишь Торфинна в постель, возвращайся в спальню.

Беллатрикс с присущей ей грацией соскользнула с подлокотника кресла, забрала мантию мужа и, пожелав всем спокойной ночи, вышла из комнаты вслед за Рудольфусом и Торфинном, оставив Рабастана и Юфимию наедине.

— Вот ведь хитрюга! — с восхищением произнёс Рабастан, поворачиваясь к Юфимии. — У Рудольфуса отменный вкус. В детстве мы в шутку спорили, кто из нас женится на Беллатрикс.

Юфимия вопросительно посмотрела на него, но Рабастан ничего не ответил и подвинулся к ней чуть поближе.

— Я слышал, будто вы помолвлены с Альбертом Ранкорном, но мистер Роули сказал мне, что это полнейший вздор. Кому прикажете верить?

Юфимия широко распахнула глаза и возмущённо воскликнула:

— Это не так, мистер Лестрейндж! Ранкорн вот уже два года не даёт мне прохода, а теперь распространяет слухи о грядущей помолвке!

— Тогда я могу вызвать этого выскочку на дуэль, Юфимия, — заявил полный решимости Рабастан, беря её за руку. — Если он только ещё хоть раз посмеет оскорбить вас…

Юфимия положила свободную руку поверх его ладони. Ей несказанно льстило, что за неё собираются сражаться на дуэли, совсем как в старые времена, однако Ранкорн обучался боевой магии в Центре подготовки авроров и мог сильно покалечить незадачливого соперника, поэтому она сочла необходимым предупредить Рабастана.

— Не стоит этого делать. Альберт Ранкорн обучается в Центре подготовки авроров, он может покалечить вас или даже… убить.

Невольно сделав паузу перед словом «убить», Юфимия подумала, как это странно и неестественно, говорить в день своих семнадцатых именин про какие-то убийства и смерти. Знала бы она тогда, что совсем скоро жизнь повернётся к ней, Юфимии Роули, живущей в огороженном отцом тепличном мирке, своей обратной стороной — тёмной и грязной…

Рабастан отрывисто рассмеялся; в глазах мелькнуло что-то странное, сделавшее его взгляд холодным. Он криво улыбнулся одними уголками губ, отчего приобрёл поразительное сходство со старшим братом, и закатал левый рукав мантии чуть выше локтя. Взглянув на его предплечье, Юфимия коротко вскрикнула, прикрыла рот ладонью и уже шёпотом спросила:

— Давно вы являетесь… Пожирателем смерти?

— Почти шесть лет, — ответил Рабастан, опуская рукав. — Ты боишься меня, Юфимия?

Юфимия вдохнула побольше воздуха и выпалила:

— Я не боюсь тебя. Я люблю тебя.

Неожиданно для себя Юфимия сама сделала первый шаг. Она обвила руками шею Рабастана и прижалась к его губам. Теперь их поцелуй был глубже, чем тогда, в саду. Юфимия почувствовала терпкий вкус Огденского виски. Отстранившись, она села поудобнее, поджав под себя ноги и сложив руки на коленях. «Совсем как школьница, которая тайком целуется с однокурсником в оранжерее профессора Спраут». Совершенно некстати Юфимия вспомнила, как в прошлом году целовалась под омелой с юношей на курс младше, Регулусом Блэком.

— Я тоже люблю тебя, Юфимия, — сказал Рабастан, снова прижимая её к себе. — Обещаю, что моя деятельность никогда не навредит тебе.

— А я обещаю…

Рабастан прижал палец к её губам и продолжил говорить за неё:

— А ты пообещай то, что пообещала в саду — никогда не предавать нашу любовь.

— Я никогда не предам тебя, Рабастан Лестрейндж, никогда, — пообещала Юфимия, обнимая его за плечи и откидываясь вместе с ним на диванные подушки. В тот момент Юфимия свято верила, что никакие обстоятельства не заставят её нарушить данную клятву. Ощущая, как Рабастан ловкими пальцами расстёгивает брошку, на которой держалась её парадная мантия, и расшнуровывает корсет бального платья, Юфимия чувствовала себя абсолютно счастливой и мысленно благодарила Беллатрикс, которая так ловко и скоро увела мужа и Торфинна.

— Они здесь такие счастливые, — сказала Дельфи, пряча колдографию в чемодан.

Юфимия грустно улыбнулась:

— Это был самый счастливый день в моей жизни — день моего семнадцатилетия. Мне тогда как раз подарили этот фотоаппарат. Сейчас такими уже не пользуются, но он по-прежнему хорош. Хочешь взять его с собой в Дурмштранг?

Дельфи кивнула. Она уже оправилась от происшествия с магглами и с удовольствием собирала чемодан. Юфимия ещё раз внимательно прочла письмо, присланное из Дурмштранга, чтобы убедиться, что все вещи, необходимые воспитаннице, собраны. К письму прилагался портключ — массивный перстень с чёрным камнем в оправе из серебра.

— Моя мать, Ингрид Розенкранц⁽⁵⁾, норвежка, в своё время училась в Дурмштранге и хотела отправить нас с братом в эту школу, но отец настоял на обучении в Хогвартсе. Она рассказывала, как первого сентября на рассвете надевала кольцо на указательный палец той руки, которой пользовалась палочкой, и спускалась к водам Хардангер-фьорда⁽⁶⁾. Попрощавшись с родителями, взяв в одну руку чемодан, а в другую — клетку с почтовой совой, она медленно заходила в ледяную воду. И, перед тем как погрузиться с головой в воды фьорда, мать поворачивала вокруг пальца перстень и шептала заветные для каждого дурмштрангца слова: «Буря и натиск». Воды фьорда смыкалась над её головой, и она переносилась на палубу волшебного корабля, которого суеверные магглы окрестили Летучим Голландцем. Сама же мама называла его «Нагльфар»⁽⁷⁾, по аналогии с кораблём-предвестником гибели мира из мрачных легенд своей родины.

Дельфи представила себе корабль-призрак, бороздящий северные моря. Живое детское воображение рисовало огромный корабль с прогнившим насквозь корпусом, рваными парусами, пропитавшимися солью и трепещущими на ветру, и капитаном-призраком, руководящим командой инферналов. Она поёжилась от мысли о плавании в компании мертвецов.

— Тут сказано, что подойдёт любой имеющийся поблизости водоём, скрытый от любопытных глаз. Как насчёт пруда в Брокуэлл-парке? — Юфимия сняла очки для чтения, которыми вынуждена была пользоваться уже около года. — Не хочется на рассвете тащиться невесть куда.

Дельфи скривилась:

— Там же магглы!

— Глупости, — отмахнулась Юфимия, аккуратно складывая лист пергамента пополам и вкладывая его в лежавшую на столике книгу. — Какие магглы в такое время!

* * *

В последнюю ночь перед отъездом из дома Дельфи мучила бессонница. Она ворочалась в кровати, пеняя то на неудобный матрац, то на полоску лунного света, пробивавшуюся сквозь неплотно задвинутые шторы. Сощурив глаза, Дельфи пыталась в деталях запомнить свою комнату в доме Мундугнуса в мельчайших деталях: высокий деревянный шкаф с круглым зеркалом на дверце, тяжёлый письменный стол с обтёртыми углами и маггловское офисное кресло-вертушка невнятного цвета, застеклённые книжные полки и вырезанные из старой газеты колдографии, с которых скалились узники в грязных робах.

Она откинула одеяло, встала с кровати и подошла к столу, возле которого стоял собранный чемодан. Надев на тонкий указательный пальчик массивный перстень, казавшийся непомерно большим для детской ладони, Дельфи даже не удивилась, когда тот принял нужный размер. Она долго рассматривала орнамент, выгравированный на блестящей поверхности обсидиана — камня, рождённого в огненном сердце вулкана.

«Буря и натиск», — мысленно произнесла Дельфи, поднося руку с кольцом поближе к глазам. Она вздрогнула от неожиданности и едва не выронила кольцо, услышав скрип двери в прихожей и недовольный голос разбуженной опекунши. Очевидно, в дом пришёл посетитель. Дельфи обуяло любопытство, и она, накинув халат поверх ночной рубашки, на цыпочках прокралась в гостиную.

Спрятавшись за уродливым креслом с пёстрой обивкой в горошек, Дельфи наблюдала за происходящим в гостиной. Опекунша в клетчатом халате и белом кружевном чепце босиком стояла на краешке довольно грязного некогда бежевого ковра и сердито выговаривала посетителю:

— Ты мог хотя бы предупредить о своём приходе, Мундугнус? Мы давно уже спим!

— Прошу прощения, мадам, я справедливо полагал, что найду приют в собственном доме, — недовольно буркнул старый жулик, плюхнувшись в то самое кресло, за которым пряталась Дельфи. Заржавевшие пружины издали противный скрип. Мундугнус попытался достать трубку, но Юфимия, ненавидевшая запах табака, заставила его убрать трубку в карман потрёпанного пиджака.

— Мундугнус, — грозно начала опекунша, скрестив руки на груди, — что на сей раз ты натворил, если появляешься на пороге в столь поздний час без мантии, в таком непотребном виде?

— Продал одному проходимцу пузырёк с водичкой из Темзы под видом воды из Леты, а он, дурья башка, сначала даже не заметил подмены, ха! — принялся хвастаться Мундугнус своими неблаговидными делишками. Он хлопнул в ладоши. — А это были всего лишь разводы этого бен… бензина, ха! Так его вроде магглы называют?

Юфимия гневно поджала губы, тем самым показывая, что ей совершенно неинтересно слушать о махинациях Флетчера. Флетчер, состроив скучную мину, махнул рукой.

— Э, да вы меня всё равно не слушаете…

Юфимия закатила глаза. С тех пор, как она переехала на Милтон-Роуд, ей довольно часто приходилось общаться с Мундугнусом, и она не испытывала от этого вынужденного общения никаких положительных эмоций.

— В общем, надо мне кхм… перекантоваться, — подвёл итог Мундугнус, почёсывая лохматую седую голову. — А то этот горе-зельевар очень уж решительно… кхе-кхе… настроен.

Юфимию раздражала эта дурацкая манера Мундугнуса кашлять и заминаться, рассказывая о своих злоключениях.

— Я постелю в гостиной, — прервала бессвязный речевой поток Юфимия. Она развернулась и пошлёпала босыми ногами в спальню, чтобы принести чистый комплект постельного белья. Поняв, что дело пахнет жареным, Дельфи пулей вылетела из комнаты.

— Дельфини! — прикрикнула на неё Юфимия, заметив, как хлопнула дверь её комнаты. — Немедленно спать!

* * *

Дельфи до утра так и не смогла сомкнуть глаз, волнуясь, воображая опасное путешествие в волшебную школу на краю света. Её беспокоило и погружение в грязные воды озера в Брокуэлл-парке — несмотря на то, что весь август стояла жара, и вода была не холоднее, чем в ванной, Дельфи скорее предпочла бы окунуться в ледяные воды фьорда на родине матери опекунши. Она представляла себе, как грязные воды смыкаются над её головой, заливаются в нос, уши и рот, и она задыхается, забыв произнести дурацкие слова на ненавистном языке.

Даже если она не утонет, то попадёт прямиком на ужасный корабль, вся мокрая, с ряской в волосах и жабами в карманах. Вот смеху то будет!

— Приветствую вас на борту Летучего Голландца, фройляйн Лестрейндж! — низким голосом произнесла Дельфи, представляя, как скелет склоняется перед ней в поклоне и тут же разваливается на части.

Дверь скрипнула, чуть приоткрылась, и в комнату заглянула полностью готовая к выходу на улицу опекунша.

— Хорошо, что ты уже встала. Одевайся, завтракать будем на кухне — в гостиной спит Мундугнус.

Юфимия бодрым шагом пересекла маленькую спальню и расшторила окна. Первые лучи рассветного солнца осветили комнату и солнечными зайчиками заплясали на простеньких цветастых обоях. Чёрные волосы Дельфи разметались по белоснежной наволочке, придавая ей поразительное сходство с матерью. Юфимия невольно залюбовалась, наблюдая, как Дельфи неторопливо потягивается и, зевая, откидывает тяжёлое одеяло.

Опекунша наскоро расчесала её волосы и заплела их в две толстые косы, чтобы причёска в дороге не растрепалась. Затем Дельфи надела шерстяное платье серого цвета, как ей казалось, слишком тёплое для начала сентября, хлопковые чулки и летние ботинки из драконьей кожи на непривычной толстой подошве. Поверх платья она накинула, не застёгивая, форменную мантию кроваво-красного цвета и покрутилась перед зеркалом, рассматривая своё отражение. Обычно бледное лицо казалось совсем белым из-за того, что она не выспалась; под глазами залегли тени.

— Не копайся! — рявкнула опекунша. Она отлевитировала чемодан Дельфи в гостиную, пару раз уронив его на пол и разбудив Мундугнуса. Спросонья Флетчер выглядел ещё более отвратительно, чем ночью: отёкшее морщинистое лицо, красные заспанные глазки и буйная копна спутанных седых волос.

— Доброе утро, мадам Роули, — вяло пробурчал он невнятным голосом и вновь провалился в сон, зарывшись лицом в одеяло и захрапев.

Под громкий храп Мундугнуса, который был слышен даже на кухне, Юфимия с Дельфи позавтракали овсяной кашей с вишнёвым вареньем и свежими тостами. Дельфи быстро допила остывшее какао, промокнула губы салфеткой и поспешила чистить зубы, пока опекунша с помощью волшебства быстро расправлялась с грязной посудой. Моющие заклинания в последнее время удавались ей довольно неплохо.

* * *

Одной рукой подхватив тяжёлый чемодан воспитанницы, а другой — взяв её за запястье, Юфимия быстро шагала по ухоженной дорожке Брокуэлл-парка, с удовольствием вдыхая свежий утренний воздух. Магглы ещё спали в своих постелях и не видели, как две волшебницы с чемоданом наперевес прошли сначала по Милтон-Роуд, а затем свернули в безлюдный парк.

Наконец, впереди показалась синяя гладь небольшого пруда; в воде отражались росшие по берегам плакучие ивы и цветущие рододендроны. Юфимия выбрала удобный подход к кромке воды и поставила чемодан на мокрую от утренней росы траву.

— Ну что, Дельфини, давай прощаться? — немного грустно произнесла она.

Юфимия не хотела себе признаваться или же просто ещё не понимала этого, но за одиннадцать лет она привязалась к девочке. Она уже почти забыла о пророческих словах ведьмы из Лютного переулка: в конце концов, кто сказал, что старуха — не банальная сумасшедшая?

— Прощайте, тётя, — равнодушно сказала Дельфи. Юфимии хотелось бы думать, что воспитанница испытывает те же чувства по отношению к ней, но глаза девочки не выражали эмоций. Юфимия не знала, было ли это последствием бессонной ночи, или же Дельфи просто хотела поскорее избавиться от её общества. Она обняла воспитанницу и поцеловала в успевшую растрепаться макушку.

Взявшись за ручку непомерно тяжёлого чемодана, Дельфи повернулась к ней спиной и шагнула в воду. Она медленно заходила всё глубже и глубже, пока над поверхностью воды не осталась видна одна лишь голова. Тогда она повернула вокруг пальца кольцо-портключ и сделала шаг в никуда.

---

1) Согласно Гарри Поттер-Вики: из боярышника получаются странные, противоречивые палочки, полные парадоксов, потому что их породило дерево, чьи листья и цветы излечивают, а срезанные ветви пахнут смертью; палочки из боярышника могут быть идеальны для целительства, но так же умело могут проклинать, им наиболее комфортно с конфликтной натурой или с волшебником, который проходит через период потрясений. Волос единорога дает самую стойкую магию и меньше других подвергается влиянию колебаний и блокировок. Палочки с волосом единорога тяжелее всего переходят к Тёмным искусствам. Такие палочки являются самыми преданными из всех и обычно сохраняют сильную привязанность к их владельцу, независимо от того является ее владелец завершенным волшебником или нет (волшебником, получившим свое магическое образование). Небольшим недостатком волоса единорога является то, что они не дают самых мощных палочек (хотя это можно компенсировать деревом, из которого сделана палочка). Также они склонны к меланхолии при совсем плохом обращении, это означает, что волос может «умереть» и потребуется его заменить.

Вернуться к тексту

2) Ich bin Delfini Lestrange. Entschuldigen Sie mich, Tante! Ich heiße Delfini Rowley. Ich komme aus England, aus London (нем.) — Меня зовут Дельфини Роули. Простите, тётя! Меня зовут Дельфини Лестрейндж. Я из Англии, из Лондона.

Вернуться к тексту

3) Цикута — чрезвычайно ядовитое растение из семейства зонтичных.

Вернуться к тексту

4) Немного о Брикстоне: https://moscowlondon.livejournal.com/286175.html. В 1981 году в этом районе действительно вспыхивали акции протеста и происходили массовые беспорядки. Улица под названием Милтон-роуд почти полностью выгорела.

Вернуться к тексту

5) О существовавшем в реальности датско-норвежском бароне Розенкранце: https://syacht.ru/%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B2%D0%B5%D0%B3%D0%B8%D1%8F-2019/%D0%BD%D0%BE%D1%80%D0%B2%D0%B5%D0%B6%D1%81%D0%BA%D0%B8%D0%B5-%D1%84%D1%8C%D0%BE%D1%80%D0%B4%D1%8B-21-07-18-28-07-18-%D1%8D%D1%82%D0%B0%D0%BF-4/

Вернуться к тексту

6) О Хардангер-фьорде, возле устья которого находится башня Розенкранца: https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%A5%D0%B0%D1%80%D0%B4%D0%B0%D0%BD%D0%B3%D0%B5%D1%80-%D1%84%D1%8C%D0%BE%D1%80%D0%B4

Вернуться к тексту

7) Нагльфар — в германо-скандинавской мифологии — корабль, сделанный целиком из ногтей мертвецов. По легенде в Рагнарёк он выплывет из царства мертвых Хельхейм.

Вернуться к тексту