Неравноценная замена (джен)

Семнадцать лет спустя

В тот вечер было сказано не так много слов. Обычных слов, которые я слышу ежедневно. Я сам умею ими жонглировать и поворачивать другой стороной. Как кубики в детских забавах, слова имеют много граней. В тот вечер слова показали свой самый неприглядный лик, сложились в самые жестокие фразы.

"Почему бы тебе не удовлетворить свои желания там, где они будут приняты с радостью?" — заботливо посоветовал Фитц.

Мне хотелось его ударить. Впервые. Я смотрел на человека, которого любил, и не мог поверить, что услышал эти слова. Он, как кухарка, помыв посуду, не глядя, вылил грязную воду за угол кухни. Меня всего лишь обдало брызгами, а вот Гарету окатило полностью. Хвала всем богам, что она никогда не услышит этих слов.

По разумению Фитца, это был приемлемый выход — воспользоваться чувствами влюбленного в тебя человека. Допускал ли он такую возможность для себя? Или только для меня? Тогда во мне кипела ярость, а теперь ее место заняло разочарование.

* * *

Почувствовав себя лучше после болезни, я первым делом собирался встретиться с Гаретой.

Все это время, посылая мне цветы, она, вероятно, думала, что я не хочу ее видеть. В действительности все было не лучше: я не вспомнил о ней, не заметил. Маленькое колесо нашей истории начало новый круг, и все опять повторялось. Только бесцветный шут стал ярким лордом, одинокий изгой превратился в завсегдатая высшего баккипского общества, королевский потешник обернулся личным гостем королевы.

Расспросив Чара, моего пажа, где я могу найти садовницу, и выбрав момент, когда слуги в замке больше всего заняты своими обязанностями, я поднялся на этаж для прислуги. Лорду Голдену не пристало бродить здесь, но у вельможи-иностранца много странностей. Все в замке знают об этом. Очень удобно.

Я остановился перед нужной дверью и нарочито громко постучал, но не услышал ответа, еще раз — опять тишина. Ближе к вечеру я повторил попытку и опять не нашел Гарету.

* * *

Мастерская шорника находилась недалеко от конюшен. На стук ответил низкий мужской голос. Ко мне повернулись двое: почти старик, но высокий и крепкий, с аккуратной седой бородой и такими же волосами, и мастер помоложе. Мне был нужен первый. Они разом привстали, отвечая на приветствие и глядя на меня с нескрываемым удивлением. Я обвел мастерскую глазами, останавливаясь на висящих уздечках, стременах, шорах, вдохнул запах кожи и клея и обратился к старику:

— Я хочу заказать у вас новое седло, мастер Пиктон. Как быстро вы сможете сделать его?

Пожилой шорник предложил мне свой стул, но я отказался и нетерпеливо ждал ответа.

— Извините, лорд, но я давно не делаю седла, Рэнт — мой напарник, — он кивнул в сторону другого мужчины, — занимается этим.

— Ну как же! — возмутился я. — А седло королевы? Я был восхищен, увидев его.. Ее величество сказала, что это ваша работа. Поэтому я и пришел именно к вам. — Я понимал, что шорник просто не хочет связываться со скандальным лордом. — Мне бы не хотелось отвлекать королеву и просить ее вмешаться в это дело. К тому же, я всегда хорошо плачу за то, что хочу.

Упомянув королеву, я прижал шорника к стене, и он нехотя согласился.

— Работа займет недели три, может, месяц.

— Очень хорошо. Не торопитесь. Я хочу получить особенное седло.

— Мне нужно увидеть вашу лошадь, снять некоторые мерки, — деловито сказал мастер Пиктон, взяв со стола моток тонкой веревки. От меня не ускользнуло его намерение поскорее избавиться от неприятного гостя.

— Конечно, пойдемте.

Вдвоем мы зашли в конюшню. Малта — моя белоснежная красавица тут же стала нетерпеливо тыкаться в мой плащ носом, трясла головой, постукивала копытами. Ей хотелось на волю.

— Имей выдержку! Обещаю — завтра мы совершим длительную прогулку. Только вдвоем. Порезвимся. — Я ласково трепал лошадь между ушей. Она шевелила большими влажными губами, терлась о мою руку, прикрывая глаза.

— У вас самая красивая лошадь, что мне доводилось видеть, — тепло проговорил старый шорник.

— Вашим конюхам давно пора присмотреть достойных королевы скакунов. Нет, я не говорю, что эти плохи, — обвел я стойла рукой, — но свежая прекрасная кровь, как Малта, улучшила бы породу. Я уже говорил об этом принцу.

— Много лет назад был у нас главный конюх, который с лошадями разговаривал больше, чем с людьми, жеребята знали такую любовь и заботу, каких не ведают многие детишки. При нем наши конюшни не оплошали бы даже перед вашим сатрапом, — старик вспоминал с явной гордостью.

— И что же, королева не удержала такого бесценного работника? Не верю. Где же он? Что с ним произошло? — я проявлял искренний интерес.

— Много всего. — Старый шорник помолчал, обходя Малту, прикладывая веревку к спине лошади, но рассказывать подробности он не намеревался. — А потом он женился и живет сейчас с семьей где-то в глуши. Королева не раз предлагала ему вернуться.

— О, понимаю! — Я подмигнул шорнику. — Прекрасная женушка не захотела делить своего мужа с лошадьми и замком? Женщины такие собственницы! Вы согласны со мной?

— Не знаю. Я никогда не был женат.

— Ну, тогда вы точно на моей стороне! Я вот бежал от подобной участи в ваши края. Но чувства найдут где угодно. Они ведь сидят в нас и ждут момента выбраться наружу, — небольшая откровенность должна была добавить расположения к лорду Голдену. Разговор шел как раз в нужном мне направлении. — Я должен вам сказать... и очень рассчитываю, что это не получит огласку, — я чуть понизил голос и многозначительно посмотрел прямо в глаза мастеру Пиктону, — мне нужно женское седло. Как у королевы. Небольшой подарок.

Шорник понимающе кивнул. Мы с Малтой смотрели, как он связывал отрезанные куски веревки между собой, создавая что-то похожее на сеть или паутину. Закончив, он набросил ее на спину лошади, натягивая и расправляя, еще раз внимательно оглядел, подправил, снял и свернул.

— Все, я закончил, — сказал старик, поглаживая Малту по шее. — Если мне понадобится уточнить что-то, примерить, я ведь могу наведаться к ней без вас?

— Конечно, приходите, когда нужно. Малта уже вас знает, а конюха я предупрежу. И еще, — я достал несколько серебряных монет и протянул их шорнику, — я хочу, чтобы вы использовали самые лучшие материалы: кожу, набивку, краску. Седло должно понравиться самой привередливой леди.

Мастер кивнул, взял деньги и мы разошлись, вполне довольные друг другом.

На следующее утро мы с Малтой, как я и обещал, отправились в город. Я навещал все известные мне лавки ремесленников, покупал там всякую мелочь и расспрашивал. Меня интересовали все продающиеся в окрестностях Баккипа дома с землей. Уже к полудню я знал три места, куда стоило бы наведаться. Это непременно нужно было сделать самому: я должен быть уверен, что человеку, который будет там жить, понравится дом.

В последующие дни я уезжал из замка утром, осматривал продающиеся владения, уточнял детали продажи, а вечером возвращался в Баккип, чтобы окунуться в ночную жизнь праздных аристократов. Всех, конечно, интересовало, где пропадал лорд Голден, но я лишь таинственно улыбался, еще больше подогревая любопытство. А поздней ночью, вернувшись в свои покои, я доставал инструменты и резал маленькое украшение.

Наверное, еще никогда я не был так строг к себе. Хотелось сделать что-то особенное. Я точно знал, как должно получиться, но результат раз за разом разочаровывал.

Возвращаясь в очередной раз из поездки, я становился у старой березы, смотрел и представлял, как наливаются соком голые ветви в предчувствии весеннего тепла. Сняв перчатку, я провел пальцами по стволу и увидел это движение жизни. Вот оно! Я сломал ветку и взял ее с собой. Две ночи мне потребовалось, чтобы вырезать цветок. Древесина была сырая, сочная. Я положил украшение на полку, давая ему подсохнуть. Когда вновь взял свою работу в руки, то невольно восхитился: влага ушла из дерева, лепестки немного изогнулись, сморщились по краям. Цветок стал как живой.

* * *

Моя просьба удивила Чара: обычно лорд Голден отдает приказания. Но в этот раз я именно просил садовницу наведаться в мои покои, как только у нее будет для этого время. Мальчик ушел, а я уселся в кресло перед пылающим камином и стал ждать, пытаясь представить, как сейчас, спустя столько лет, выглядит Гарета. Вспомнилась невысокая худощавая девочка со светлыми волосами и бледной кожей. По ее круглому лицу рассыпались веснушки, они вспыхивали весной, а к зиме были почти незаметны. Она часто опускала свои большие серые глаза. Голос ее я не смог вспомнить.

Стук в дверь, как и когда-то давно, был робкий и отчаянный. Я подхватился с кресла и пошел открывать. Несколько мгновений мы молча смотрели друг на друга.

— Лорд Голден, вы просили зайти, — первой заговорила Гарета,

— Гарета, да, — я схватил ее за руку и потянул в комнату. — Ну, какой лорд Голден? Не называй меня так. Ты же знаешь, кто я!

Положив ладони ей на плечи, я отклонился назад, рассматривая женщину, напряженно застывшую передо мной. Она не сильно изменилась: уже не худенькая, но стройная, волосы были темнее, чем я их помнил, а веснушки стали почти незаметны, все такая же светлая кожа и огромные глаза.

— Гарета, я так рад тебя видеть! Тогда ты покинула замок так внезапно. Я даже не предполагал, что больше не увижу тебя. Думал, что ты вернешься.

Я усадил ее в кресло, налил вино в бокалы и сел рядом. Гарета отпивала вино и не решалась смотреть на меня, а я не знал, как начать разговор. Как объяснить, почему мы сидим у камина только теперь, спустя много месяцев с тех пор, как я вновь появился в замке?

— Значит, ты опять в Баккипе! Давно?

— Давно. Уже... — она задумалась, вспоминая, — лет десять. Я все так же в саду.

— Ты опять покинула дом. Почему?

— Это грустная история. Такая же печальная, как и та, что я рассказала тебе в тот день, осенью. Тогда солнце вдруг выглянуло из-за туч, и ты держал мои руки в своих, но не мог согреть, — она вздохнула и допила вино. Я налил ей еще. — Мама болела долго. Я ухаживала за ней. Все домашнее хозяйство было на мне. И маленькая сестра. Когда мама умерла, отчим не долго горевал... Он... он хотел жениться на мне. Он был очень настойчивым. Дядя опять спас меня. Он по-прежнему работал в замке. И я вернулась, оставив отчиму дом, который был моим. Я ничуть не жалела об этом, даже радовалась, ведь мне было привычно здесь, в замке. Я думала, что здесь будешь ты, — сказала Гарета и замолчала.

Передо мной была уже не робкая девочка, а смелая женщина. Ее чувства, сами по себе, были важны для нее, они стали частью ее и не требовали ответа, не нуждались в нем. Как дерево, вырастая, не нуждается в поливе.

— Дядя очень любит тебя, — заметил я.

— Он и я — все, что осталось от нашей семьи. Мама была его единственной сестрой, своих детей у него нет, он никогда не был женат, — она улыбнулась, — но до сих пор пытается выдать замуж меня. А что произошло с тобой за все это время?

— Со мной? Гарета, ты меня сразу узнала?

— Да, — кивнула она, — хоть ты изменился. Я даже не очень удивилась такому превращению: мне всегда казалось, что, если с кем-то и могут случиться невероятные вещи, то именно с тобой.

— Почему же ты раньше не дала о себе знать? — спросил я, уже на ходу понимая, как глупо прозвучал вопрос.

— Разве не дала? — рассмеялась она. — А как бы ты поступил на моем месте?

— Ох! Наверное, мой поступок был бы не умнее моих слов. Зато ты убедилась, что я все тот же шут и дурак. Ты спросила, что происходило со мной. Давай я расскажу тебе ту часть истории, где есть приключения, пираты, клады и чудеса, — предложил я, вновь наполняя наши бокалы.

— Твоя история будет веселее моей?

— Я сделаю ее такой для тебя. И, клянусь, ни слова не совру и не придумаю!

Я подливал вино, рассказывал и видел, что Гарета верит мне. Я не боялся сказать что-то лишнее и пожалеть потом о своей откровенности: Гарета сохранит это только для себя. Ее напряженность и мой страх улетели вместе с дымом горящих поленьев. Я был так рад этой гостье. Закончив свою историю, я встал.

— Я скоро уеду... — сказал я, и она приподнялась. — Нет, сиди. Подожди немного, я сейчас, — попросил я, направляясь в спальню.

— Я так ни разу и не подарил тебе цветы, — я прикрыл дверь и встретил ее ждущий взгляд. — Нужно исправить эту несправедливость.

— Ты ведь не садовник.

— Кто любит цветы больше, чем садовники... садовницы?

Я взял ее за руку и легонько потянул на себя. Она поднялась, и я надел ей на шею резную розу, черно-белую, поправил кожаный шнурок и крепко прижал Гарету к себе. Она обняла меня. Мы стояли так несколько долгих мгновений. Я вдыхал запах ее волос и целовал в макушку. Встреча и прощание. Мы оба знали это.

— Я пойду, — отстранившись, сказала Гарета. Щеки ее пылали, глаза влажно блестели. Я молча смотрел и запоминал, как она уходит.

Когда дверь закрылась, я налил себе бренди и сел смотреть на огонь.

* * *

Старый шорник был в мастерской один. Он терпеливо наблюдал, как я еще раз оглядываю его работу. Мастер уже не смотрел на меня так неприязненно, как в день нашего знакомства. Напротив: между нами возникло некоторое понимание и уважение. Удовлетворенно покачав головой, я сел на предложенный стул.

— Прекрасное седло. Это, — я достал кожаный мешочек с монетами и положил его перед Пиктоном, — плата за вашу работу.

Он приподнял брови, развязал кошель и заглянул внутрь.

— Самое лучшее на свете седло не стоит и малой части того, что здесь.

— Вы не правы, мастер Пиктон! Это седло стоит ровно столько, сколько я готов за него заплатить. Ни больше, ни меньше. К тому же у вас всегда есть возможность разделить эти деньги с тем, кто вам дорог. С вашей родственницей, например. Садовницей. А вот это, — я протянул ему пергамент, — для Гареты. По этому документу она становится хозяйкой небольшого дома и участка земли. Полдня езды на запад от Баккипа. Пусть пергамент пока хранится у вас. Я прошу, чтобы вы показали его вашей племяннице после моего отъезда из Баккипа, — объяснил я и добавил: — Это моя благодарность за услугу.

Старик бросил пергамент на стол. Я увидел на его лице оскал. Он превратился в зверя, немолодого волка, готового вцепиться клыками в мою шею, чтобы защитить или отомстить. И не важно, что перед ним сидел богатый вельможа, друг королевы, молодой и сильный мужчина.

— Мастер Пиктон! Я говорю совсем не о той услуге, про которую вы подумали, — поспешил я объясниться и успокоить его. Ему, похоже, стало неловко за свой порыв. Он не сводил с меня глаз, но смотрел уже не так хищно. — Я имею представление о своей репутации в замке, но вы меня удивили. Неужели вы могли подумать, что за подобные развлечения я стану платить такую цену? А потом еще приду с оплатой к вам? — спросил я старого мастера, но не стал ждать ответа. — Это стоит гораздо дешевле, чем сделанное вами седло. Или вы что-то другое имели в виду? Чувства, например. Если возможно говорить о них, как о товаре, то стоит помнить, что с ними все не так, как в лавке. Чем больше серебра потратишь, тем сильнее разочаруешься в качестве товара. Потому что то, чего нам хочется, не продается. Его можно получить лишь даром...

— Извините, лорд Голден. Я — старый болван, — он ударил кулаком себе по колену.

— Мне вас извинять не за что. Подобными домыслами вы могли обидеть свою племянницу, если бы она об этом узнала, а не меня. Скажите, у вас есть еще предположения, за что я могу быть благодарен Гарете? — спросил я. Мастер Пиктон отрицательно покачал головой. — Так я и думал: нет. А вам не кажется, что уже это требует моей благодарности?

— Почему же вы не поблагодарили ее сами, а пришли ко мне?

— Потому что я достаточно узнал ее, чтобы понять: она еще более щепетильна, чем вы, мастер Пиктон. Мне легче убедить принять мой подарок вас, чем ее, а вы будете более убедительны для Гареты, чем я.

Я поднялся и взял со стола седло.

— Всего хорошего, мастер Пиктон. Прощайте.

Он кивнул, отведя задумчивый взгляд от пергамента.

— Я не хотел вас обидеть загадками и недоверием, — я остановился у двери. — Моя тайна перестанет ею быть, когда я покину замок. Если Гарета захочет ее открыть, то вы поймете, что я не заплатил ничего сверх меры, наоборот — остался должен.

Я зашел в конюшню и отдал седло мальчику, который ухаживал за Малтой. Нужно будет сделать распоряжения: Барич получит в подарок мою лошадь, а Неттл должно понравиться седло.

Опять подморозило, и лед хрустел под ногами. От этих звуков становилось тревожно и тоскливо. По дороге в свои покои я думал, как в замке после моего отъезда будут обсуждать Гарету и ее подарок от лорда Голдена. Ей придется рассказать дяде правду: слухи больно ранят его, если он так и останется в неведении. Я был уверен, что Гарета уговорит его, и они вместе будут жить в подаренном доме.

Я сделал все, что мог.