Тринадцать (джен)

Глава прямо продолжает действие, описанное в первой главе.

Место действия: Малая столовая дворца. Таймлайн: спустя 15-20 минут. Малая столовая дворца.

Дверь в столовую открыта полностью. Входят двое. Двое мужчин. Первый: мускулистый шатен ростом очень высокого роста. Его сила сразу бросается в глаза. Про таких говорят: «косая сажень в плечах». Лицо его открытое и простое. Глаза голубые. Говорит громко, его голос — низкий бас. На вид ему лет тридцать пять (на самом деле генералу Тэллери тридцать девять). Он — типичный уроженец Тринадцатого дистрикта, кожа у него бледная, экономит на гласных и не утерял почти что детскую привычку искренно восхищаться и горячо ненавидеть. Второй: ниже ростом, физически превосходно развит, но это не так бросается в глаза как у первого, он более коренаст. Движения его плавные, кошачьи. Но это движения большой и опасной кошки. Если первый гладко выбрит, то второй носит усы и бороду, которые делают его старше: на на самом деле он моложе Тэллери на три года. Его лицо умное, а светло-карие глаза холодны как лёд мартовским утром. Имеет привычку говорить негромко и не повышая голоса ни при каких обстоятельствах. Одеты мужчины в серую униформу Тринадцатого, но генерал поверх её одет в кожаную тужурку, а полковник в тёплую куртку с капюшоном, обе вещи несомненно дизайнерские, капитолийского происхождения.

Ещё до того, как вновь прибывшие появились в столовой Плутарх и профессор Аврелий слышат обрывок их разговора:

— Скажи, друг, Сноу травил своих министров в этой самой комнате?

— Нет, в Большой столовой.

— Откуда знаешь?

— Агентура доложила.

— Ясно. Мистер Хэвенсби! Приветствую! Здравствуйте, профессор!

Первый мужчина: генерал Тэллери, нынешний глава Тринадцатого дистрикта, командующий его боевыми силами в Капитолии, в первую очередь, здороваясь с Плутархом, держится не просто на равных, а по-товарищески. Второй, полковник Мэннинг, когда пожимает Хэвенсби руку, ведёт себя более сдержанно. Впрочем, он всегда такой. Ведь Мэннинг — глава службы безопасности (контрразведки) Тринадцатого.

— Здравствуйте, генерал. — Плутарх демонстрирует открытость и показное радушие.

Мужчины обмениваются рукопожатиями, затем освобождаются от верхней одежды, после чего садятся за стол, за котором могут поместиться шесть человек.

— Друзья, старинная панемская традиция не просто разрешает, а рекомендует решать важнейшие вопросы государственного значения за обеденным столом. — начинает Плутарх Хэвенсби.

— Традиция? Капитолийская что ли? — басит генерал Тэллери.

— Нет, она появилась задолго до «Тёмных дней»,— вместо Хэвенсби ему ответил Мэннинг.

— Надо же! — воскликнул генерал. — Плутарх! Ты познакомишь нас с блюдами «Высокого стиля»?

— Мэддокс, ты говоришь ерунду! В Городе закончились практически все припасы НЗ (прим: Неприкосновенный запас. Личные запасы продовольствия капитолийцев). —  сделал генералу замечание младший по званию полковник Мэннинг. Тэллери воспринимает это спокойно. Они — давние друзья.

— Комрад Тэллери прав, кладовая президентского дворца опустошены не полностью. На половину, если быть точнее. И повара выжили. — с ухмылкой, но сдержанной, серьёзно ответил ему министр коммуникаций нового Панема. — Сейчас подадут первое, как известно мне, это французский суп консоме.

— А это вкусно? — заинтересованно спросил Меддокс Тэллери. В его взгляде читалось любопытство. И голод.

— Сами увидите, — пожал плечами Плутарх.

Первое очень понравилось генералу. Полковник ел молча, но после присоединился к хвалебной оде Меддокса Тэллери.

— Это великолепно! Плутарх, ты знаешь, из чего это приготовлено? — Тэллери просто переполняют чувства. Он сугубо искренен в своём восторге.

— Конечно! Три вида мяса, бульон сварен на кости, поэтому суп такой густой. Одно жаль: зелени нет, невозможно достать. К консоме полагается спаржа и свёкла, никак не удаётся достать.

— Ну, это решаемо, — понимающе кивнул генерал. Он уже всё съел и теперь готовится к второму, которое должны вот-вот принести. — В наших теплицах есть свекла. А про спаржу я слышал, белая спаржа, я правильно понял?

— Да-да, всё верно, — подтвердил Плутарх. Слова Тэллери его заинтересовали, он даже перестал есть.

— Раньше спаржу выращивали в Двенадцатом, можно там высадить, — вступил в разговор Мэннинг. Вид у полковника был довольный, ему очень понравился суп. — Плутарх, ведь речь пойдет о ней?

— Да, о Китнисс! — закивал в ответ Хэвенсби. Чем вызвал приступ неудовольствия у генерала.

— Ну вот опять. Поесть спокойно нельзя. Время терпит, камрады, — в этот момент Мэддокс увидел, что ему (специально, Плутарх Хэвенсби всё продумал заранее) принесли добавку, вторую порцию консоме. И он моментально выпал из разговора. Как раз в самой сложной, начальной фазе.

— Да! О Китнисс Эвердин, Я подпишу заключение только при наличии гарантий её жизни, — заявил не спеша дожидающийся второго профессор Аврелий.

Мэддокс протестующе замычал, но его рот так полон, что сказать он не может ничего. Вместо него отвечает Мэннинг.

— Гарантий? Профессор, какие гарантии мы можем дать? Мы же не судьи. Но я прекрасно помню, вы — безусловный сторонник отмены смертной казни. Но пока Панем не готов. Года через полтора, не раньше. Но я заверяю вас, мой голос будет «за». — спокойно произнёс Мэннинг.

Тэллери попытался высказать своё неудовольствие, но его игнорируют. И всё потому, что он занят пережёвыванием большого куска мяса и без опасности подавиться им не может произнести ни единого членораздельного звука.

— Но сейчас смертная казнь действует. В этом всё и дело! — настаивал на своём профессор.

— Не согласен! Это вопрос вообще неактуальный. — возразил ему полковник и намеренно скосил взгляд на Плутарха. Который поймал этот взгляд и моментально включился в дискуссию:

— Согласен. В отношении Китнисс, это не верная постановка вопроса.

— Некорректная. — добавил Мэннинг. Лаконично.

— Почему? А вы намекаете, что она — «Сойка-пересмешница»? — быстро догадался профессор Аврелий.

— Именно. Народ её боготворит. А то, что она натворила, нисколько не поколебало это её обожествление. Она неприкосвенна. — очень чётко сформулировал своё мнение полковник.

— Не согласен, — всё-таки сумел вставить лишь два слова недовольный Мэддокс Тэллери.

Чарльз Мэннинг неожиданно встал на его сторону, весьма неожиданно, даже для Плутарха:

— Однако, камрады, оставить безнаказанным убийство признанного лидера Революции это не годится! Я против! Её необходимо судить! Настаиваю на этом. И в этом мы с Мэддоксом совершенно едины.

Плутарх тщательно делает вид, что ему всё равно, хотя это не так и он возражает полковнику:

— Известный факт, в Бункере Эвердин носила на руке особый браслет с надписью «Психически не стабильна!». И вытекающий из этого факта вопрос: почему её допустили к церемонии казни Сноу?

Мэннинг понял, что вопрос адресован в первую очередь ему и ответ последовал незамедлительно:

— Тебе известно, что на её участии настояла сама камрад президент. Но я не возражал. Я это признаю.

— Что было преступной ошибкой, — громким голосом заявил весьма недовольный Мэддокс Тэллери. — В смысле пригласить Эвердин, а не то, что ты, Чарльз, не пошёл против желания Койн.

— Нет, молодые люди, — возразил профессор Аврелий, — главная ошибка не в этом. Психически нестабильного ребёнка превратили в «первое лицо». Кто-нибудь задумался, чем это чревато?

— Я задумывался, — тяжело вздохнул полковник Мэннинг.

—  Всё равно, я настаиваю на открытом суде. Профессор! — обратился Тэллери к профессору, — Просто ответьте, может ли она отвечать за себя? За свои поступки.

— Не совсем. В ограниченном виде может, но не более того. — уклончиво ответил Аврелий. А затем добавил, — А показания главной обвиняемой? Насколько мне известно, она так и не была допрошена по всем правилам.

— Вы ошибаетесь, профессор, Эвердин вчера дала признательные показания. — с лицом никак не выражающий его эмоции ответил ему Плутарх. Профессор побледнел. Это для него крайне неприятный сюрприз.

Мэддокс Тэллери бросился в бой с яростью и гневом:

— Говорите что угодно, но Эвердин — убийца и её надо судить! И ещё не известно до конца какое участие в этом паскудном деле сыграл Сноу!

— Ты прав, это не до конца расследовано, не было возможности… — согласился с ним Плутарх.

— Все слышали его смех. Я не за что не поверю, что старик Сноу ни при чём! — продолжал атаковать Тэллери.

— Дело нельзя спускать на тормозах. Последствия будут ужасающими, — присоединился к нему Мэннинг.

— Так что вам надо, справедливое наказание или месть? — не желал уступать и защищал Китнисс до конца профессор.

— Справедливость, больше ничего! — заявил генерал Тэллери.

— Справедливость! — присоединился к нему полковник Мэннинг.

— Да. Справедливость. — заявил Плутарх. — И я не считаю таковым, если Китнисс остаток жизни проведёт в лечебнице, доктор!

— Могу ли я быть уверенным, что смертная казнь ей не грозит? — стоял на своём профессор.

— Суд — да, казнь — нет, — начал Плутарх.

Генерал Тэллери промолчал, поэтому вместо генерала высказался Мэннинг:

— Суд несёт немалые угрозы. Кто может поручиться, что неожиданно не всплывут такие подробности, что всем нам тошно станет. Поэтому важнейший вопрос: какая форма суда? Я за закрытый военный трибунал.

— Ни в коим случае, — отрезал профессор.

— Нет, не получится, слишком многие из старших командиров повстанцев будут против. Открытый суд с участием присяжных. Как в древности. Участие профессиональных судей второстепенно, но их участие желательно. — Весомо возразил Плутарх, с аппетитом поедавший принесённую только что порцию утки с пряностями.

— А кто будет её защитником? В древности подсудимому полагался защитник, — проявил свой уровень образованности полковник Мэннинг.

— Об этом подумаем позже. Но защитник будет, — ответил ему Плутарх.

— Настаиваю, чтобы обвинителем был прокурор из нашего дистрикта. Только в Тринадцатом есть квалифицированные обвинители. Не военные преступники, как здесь, в Капитолии. — чётко высказал своё генеральское мнение Тэллери. С последним согласились все: Мэннинг с радостью и солидарностью. Плутарх с кажущейся беспристастностью. А профессор, скрепя сердце.

— Вношу предложение. Камрады! Предлагаю, чтобы в состав коллегии присяжных вошёл один представитель от каждого дистрикта. Данное предложение также не встретило особых возражений, вот только Плутарх забыл добавить «и от Капитолия тоже».

— Нужен ещё судья. Так, кажется, должно быть «по правилам»? — заявил полковник. Спорить с этим никто не стал.

В конце концов, не сразу, но четверым мужчинам удалось прийти к соглашению. Генерал Тэллери упирался, но ему пришлось уступить. Он и Мэннинг дали гарантию, тайно и строго секретно, ни в коим случае, ни при каких обстоятельствах, приговор Китнисс Эвердин не может быть смертным. Милосердием тут и не пахло, расчёт был на то, что относительно мягкий приговор «разрядит обстановку». Полковник Мэннинг не допускал и мысли, что Китнисс Эвердин могут вынести оправдательный приговор.

Профессор Аврелий уехал первым, он давно понял, что ему не отвертеться, что правительство твёрдо намерено провести этот процесс. А сейчас он полагал, что сделал всё. Чтобы обезопасить её. Своего «самого трудного пациента». После чего Мэннинг с Тэллери отправились «на экскурсию» по дворцу. Полковник знал невероятное множество примечательных подробностей о том, какие люди здесь раньше жили, о событиях, которые происходили. Здесь, или неподалёку. Для контрразведчика он был крайне любознателен, что касаемо Врага. Ведь капитолийцы были и оставались для уроженцев Тринадцатого смертельными врагами.

И вот Плутарх Хэвенсби остался один. Как только он остался в одиночестве, тотчас достал из сейфа четыре досье. Изучить их он хотел не торопясь. Очень внимательно. Но присутствие посторонних исключалось.

Не торопясь он разложил на столе четыре папки. Одно имя ему было хорошо знакомо, ещё о двух он что-то слышал, про последнюю девушку знал крайне мало. Хотя в этом деле это не имело большого значения. Четыре девушки, четыре кандидатуры в защитницы Китнисс Эвердин на предстоящем процессе.

Первая папка было досье Гратидии Мелвилл.

Из её дела ясно следовало, что она — типичный представитель «старого режима». Адвокат. 37 лет. Только что привлекалась, но была освобождена от обвинений за недостатком улик, к суду революционного трибунала. Подозревалась она в доносительстве. Мелвилл была осведомителем Супрефектуры, страшного учреждения тайной полиции Капитолия. Раздражённый тем, что на его столе появилось именно её досье Плутарх написал в своём блокноте: «Незамедлительно выйти с предложением камраду президенту распустить Капитолийские коллегию адвокатов! И запретить всем, причём пожизненно, занимать любые государственные должности, даже самые низшие».

Вторая — Пассиены Бельмонт.

Вторая кандидатура была намного лучше: юрист 24-х лет от роду. Политическая нелояльность была отмечена ещё во время её учёбы на юридическом. Находилась в разработке Супрефектуры в течении трёх предшествующих Революции лет. Но раньше «ищеек Сноу» её взяла в разработку разведка Тринадцатого. Именно поэтому ей удалось уцелеть, когда после провала 75-х Голодных игр в Капитолии начались повальные аресты всех подозрительных лиц. Пассиена перешла на нелегальное положение. Активная участница капитолийского подполья. Умна. Отважна. Довольно безрассудна.

Третья — мисс Теренции Фётвуд.

Теренция была хорошо известна Плутарху. Её отцом был партнёр семьи Хэвенсби по бизнесу, она рано осталась без матери, а когда её было пятнадцать при загадочных обстоятельствах во время ревизии принадлежащих ему предприятий в Дистрикте Восемь погибает её отец. С семнадцати лет Теренция исполняла секретные поручения Плутарха Хэвенсби, который ещё семь назад возглавил капитолийских заговорщиков. Сейчас Теренции было двадцать три года. И, пожалуй, её главным минусом было давняя близость её семьи с семьёй Хэвенсби.

Четвёртая — мисс Таис Урбанек. Девятнадцать лет.

Плутарх не слышал раньше этого имени, именно её досье он изучал дольше и тщательнее других. История этой девушки напоминало детективный роман: дочь небогатых родителей, однажды она словно купила счастливый билет в лотерее: за отличную успеваемость в средней школе на окраине Капитолия, её приняли без экзаменов в Университет, на юридический факультет. Её обучение оплатила Леди Аврора Кёнигсегг, самая богатая и могущественная женщина в Капитолии. Чем она заслужила такую щедрость из досье понять было невозможно. Что предсказуемо, училась юная Таис отменно, но неоднократно попадала в разные опасные передряги: её четыре раза грабили на улице, банк, в котором она проходила практику юристом банка, подвергался налёту банды вооружённых грабителей. История была громкой: налёт обернулся кровавой бойней, двое застреленных миротворцами грабителей, семнадцать убитых на месте и двое умерших по пути в больницу сотрудников банка. История приключилась четыре года назад, но Плутарх Хэвенсби не мог припомнить, что кого-то из здания банка вывели целой и невредимой. А именно так случилось с Таис. Из досье следовало, что она успела поработать в известнейшей юридической фирме «Фортуна», которая занималась консультированием. Характеристики у неё были отменные. Но рядом лежала справка о её политической неблагонадёжности, справка датировалась прошлым годом. Один эпизод из её жизни всё же был известен Плутарху: из городского дома предварительного заключения её освободили в «ночь блэкаута», когда планолёт Тринадцатого вывез из Капитолия Пита, Энни и Джоанну. Операцию в тюрьме провели участвовавшие в Сопротивлении миротворцы. Таким образом, Таис побывала в «застенках Сноу», но ей повезло, в какой уж раз, и она уцелела. В середине октября агонизирующий режим убивал направо и налево, без разбора, шансов уцелеть у девушки было крайне мало. Но она выжила и теперь Плутарх с громадным интересом читал историю её жизни.