Тринадцать (джен)

Таймлайн: спустя три месяца после падения власти президента Сноу и победного окончания Революции.

Капитолий. Весна. Середина марта.

Рядом с высокой решёткой, ограждающей территорию президентского дворца от улицы, напротив бокового, служебного входа останавливается автомобиль. Бесшумно.

Это «консул», очень-очень дорогой автомобиль. Не так давно, всего четыре месяца назад он принадлежал главе КУК — Капитолийской Угольной Компании. Этой самой коммпании совсем недавно принадлежала вся власть в Двенадцатом Дистрикте. Владелец «консула» то ли убит, то ли покончил жизнь самоубийством. Неизвестно. Он просто изчез.

Автомобиль несёт некоторые следы революционного лихолетья: фирменный знак выдран «с мясом», имеются царапины, два колеса были повреждены и после серьёзного ремонта восстановлены. Номеров на машине также нет. Зато на стекле имеется спецпропуск, выданный новыми, революционными властями. Но в целом «консул» в отличнейшем состоянии, по-прежнему скорость в 100 миль в час он набирает всего за семь секунд.

Из автомобиля выходит водитель. Его имя — Эолай. Когда-то «давным-давно», он был личным водителем главы КУК, но самым невероятным событием в жизни этого двадцатишестилетнего парня было знакомство с Хеймитчем Эбернети и Семьдесят четвёртые Голодные игры. (Подробно об этом рассказывается в работе «Игра Хеймитча: спонсоры»). После чего вся его жизнь изменилась до неузнаваемости, но об этом он нисколько не жалеет.

Эолай одет в чистый, но далеко не новый рабочий комбинезон. Новая власть и новые порядки, водитель в таком виде в самом Центре Капитолия, всё ещё столичного мегаполиса — примета крутых изменений в жизни Панема, имя которым — Революция.

Эолай открывает заднюю дверь и помогает выйти на улицу пассажиру. Ему за семьдесят, невысокий, но стройный старик. Очень энергичный для своих лет. Одет старик в почти новое кашемировое пальто светло-вишневого цвета, строгие чёрные брюки из чистой шерсти и туфли из светлой кожи. Все эти предметы из «прежнего времени» свидетельствуют что старик «застрял в прошлом». По части представления о дресс-коде при визите в президентский дворец, ведь именно туда он направляется.

— Осторожнее, профессор, — спешит на помощь Эолай, — в этом месте тротуар разобран.

Действительно, мраморный тротуар точно повреждён при бомбёжке.

— Спасибо. Что же это такое? — старик остановился и рассматривал огражденный провал. В тротуаре зияет узкая яма, её оградили в спешке какими-то досками и каменными блоками.

— Здесь была капсула. Не взорвавшаяся. Наши сапёры её обезвредили и при этом выворотили часть тротуара. А заделать так и не заделали. — сообщает старику Эолай.

— Да, молодой человек. Война… — задумчиво изрекает старый господин и обращается к Эолаю с просьбой: — Помогите мне добраться до ворот. И Эолай осторожно доводит старика до калитки, где его уже ждут. В саду президентской резиденции, здесь мало что изменилось. По крайней мере внешне.

— Профессор, здравствуйте. Камрад министр ждёт вас. — пожилого профессора встречает молодой крепкий мужчина, судя по выправке — бывший миротворец.

— Добрый день. Никак не могу привыкнуть, что президента здесь больше нет. — старый мужчина здоровается с молодым, который сопровождает его до дворца. Эолай остаётся снаружи.

— Так это же временно. Камрад Шенк не согласна переезжать. — «миротворец» подчёркнуто вежлив. Очень спокоен. Охотно отвечает на вопросы.

— Я слышал, что ей гораздо уютнее в Цитадели. — отвечает старый профессор.

— Простите, что вы сказали? — «миротворец» слегка удивлён.

— Цитадели.

— Никогда не слышал. Президент Пейлор живёт и работает в старом здании Военного министерства, оно построено так удачно, что никакая диверсия ему не страшна. К тому же удобно охранять.

— Да-да. Как летит время, а когда-то слово «Цитадель» знали все жители Города, — негромко, почти про себя изрекает старый капитолийский учёный. Учёный и врач. Затем он громко спрашивает своего спутника, — Так где расположился ваш шеф? В кабинете бывшего президента, мне что, подниматься на второй этаж?

— Что вы! Как можно! Камрад министр принимает посетителей в библиотеке. Там же он и работает. — Молодой человек умеет общаться, он экстраверт.

— Отличный выбор: — восклицает профессор, — сразу видно, что министр — образованный интеллигентный человек.

Мужчины входят в правый флигель теперь уже бывшей президентской резиденции, как оказывается президент Пейлор не желает перебираться сюда.

— Профессор, вы бывали раньше во дворце? — задаёт ни к чему не обязывающий вопрос «миротворец».

— К несчастью, да. Но я вовремя иммигрировал в Тринадцатый. — с полной серьёзностью отвечает ему старик.

— Ну вот мы и пришли, — говорит молодой мужчина с военной выправкой. Открывается дверь в библиотеку на первом этаже дворца. И мы видим широкое лицо нынешнего хозяина библиотеки и всего дворца — Плутарха Хэвенсби.

* * *

Хэвенсби одет как обычно, в серую униформу Тринадцатого. Но всё же приметы «капитолийских излишеств» имеются: ручка с золотым пером, кресло, обитое натуральной кожей и портрет женщины в рамке на столе.

— Добрый день, профессор Аврелий? Как добрались? — приветствует учёного министр нового правительства и хозяин библиотеки и всего бывшего президентского дворца. Он обращается к «миротворцу», который вошёл в кабинет вместе с посетителем, — Домиций, помогите профессору снять пальто.

— И вам того же. Спасибо, домчался за пару минут. — отвечает старик.

Оказывается, что профессор всё-таки успел «перестроиться на новый революционный лад»: под пальто он надел простой и скромный свитер темно-синего цвета.

Министр усаживает Аврелия на стул перед письменным столом, прямо перед которым стоит маленький столик и садится на второй стул напротив профессора. Сразу в комнату входит молодая девушка лет семнадцати, весьма атлетического телосложения, она приносит две чашки с чаем и тосты. Всё очень скромно, по-спартански. Но чашки из дворцового сервиза, тонкий мейсенский фарфор.

— Пейте чай, доктор! Кофе достать не под силу даже мне, а чай — пожалуйста, из моих личных запасов. — Плутарх надевает маску очень гостеприимного хозяина.

— Благодарю. Предлагаю сразу перейти к делу. — старый профессор настороже, он проделал неблизкий путь во дворец не для того, чтобы попить чай с ПХ.

— Как вам будет угодно, профессор, сразу так сразу. — притворно вздыхает министр и бывший главный заговорщик Капитолия, — Я пригласил вас для того, чтобы определиться. Простите, профессор, но я должен сегодня доложить президенту: либо в понедельник начинается судебный процесс, либо правительство принимает решение о его отмене. И это решение отменить будет нельзя. Вы подпишете экспертное заключение о вменяемости Китнисс Эвердин? Да или Нет?

— Я уже говорил вам и повторять смысла не вижу! — твёрдо «отбивает пас» профессор и лечащий врач Китнисс Эвердин.

— Гарантия, что её не казнят! Никто не в состоянии её дать! Не я, не госпожа президент! — с ещё более фальшивым сожалением в голосе отвечает Плутарх.

— Вы хотели сказать «камрад президент» — иронизирует старик.

— Это не имеет значения. Значение имеет ваше экспертное заключение, профессор, — отбривает его Плутарх.

— Тогда извольте. Она невменяема, судить за убийство её нельзя, она не может нести ответственности. Нет, камрад министр. Это моё окончательное решение. — Мягко, но очень решительно и твёрдо отвечает ему профессор.

— Очень жаль, — на этот раз в словах и мимики ПХ больше искренности, — вы обрекаете Китнисс на пожизненное заключение.

— Я отказываюсь вас понимать! — удивление профессора весьма сильное. Он ставит чашку на блюдце, при этом она звенит. Довольно звонко и громко.

— Пожизненное заключение в вашей клинике. Китнисс никогда не покинет её. — Плутарх не доволен, это заметно невооружённым взглядом. Увы, профессор — не самый любимый его партнёр. Уж больно ершист старый доктор.

— Почему вы в этом уверены?

— А потому, уважаемый профессор, что в случае отмены суда будет принят правительственный указ, в котором Китнисс будет объявлена невменяемой, отменить который будет невозможно.

— Откуда такая уверенность? — скептически спрашивает Аврелий.

— Решение Правительства утверждается Советом представителей Тринадцати дистриктов. Решение Совета не может быть обжаловано. — Профессор уже догадался, что ПХ «начал юлить».

— Господин Хэвенсби! Вам нужно получить моё положительное экспертное заключение. Потрудитесь объяснить мне вашу цель. — Старик расставляет точки над И.

Плутарх всё предвидел заранее, но спектакль необходимо доиграть до конца, не пропуская ничего. Он глубоко вздыхает. Молчит. Начинается пауза в беседе. Она длится минуту или около того.

Наконец министр отвечает старому профессору:

— Вам всегда подавай ясность. Хорошо. Да, мне нужен позарез «процесс Эвердин». Но мне категорически не выгодно её осуждение. Подчёркиваю, это не в моих интересах. Однако, страсти ненужным образом накалились. После гибели их президента в Тринадцатом случилось два переворота. Сначала власть захватил генерал Кристи. «Старая гвардия». Но он был неосторожен и «молодые волки» съели его. Теперь отборными войсками из Бункера командуют генерал Тэллери и полковник Мэннинг.

— И что? Эти господа хотят отправить девочку на эшафот? Нет, тогда уж лучше клиника, — горячо возражает профессор.

— Не торопитесь с выводами. Тэллери — бывший глава охраны Коин. И, конечно, он очень зол на Китнисс. Вы что-то хотите добавить, пожалуйста, не смущайтесь, — ПХ возвращает слово профессору.

— Тэллери я видел всего два раза. И мне не кажется, что он сильный лидер, — Плутарх согласно кивает, — А что касается Мэннинга. Ведь он — глава контрразведки, верно? — Плутарх кивает второй раз. — С ним мне приходилось вести длительные беседы. Он лидер. Воля и ум развиты в одинаковой степени. Думаю, что Тринадцатый возглавляет именно он. — Плутарх кивает с утроенной энергией. Скажите, мистер Хэвенсби, с семьёй Эвердин контактировали именно его люди?

— Всё верно. Именно они и отвечали за её безопасность. А Боггс, он ведь из разведки. Он появился и у Мэннинга «разболелась голова», — кратко, но ёмко сообщает ПХ.

— Следовательно, мне нужно убедить Мэннинга? — делает предположение профессор Аврелий.

— Не совсем. Надо встретиться нам вчетвером. Вы, я, Мэннинг и Тэллери, и вот тогда вы получите ясный и недвусмысленный ответ. Так сказать, карты на стол, господа, те я хотел сказать «камрады».

Профессор не выдерживает и начинает смеятся. Глухой старческий смех. Плутарх не может удержаться и также позволяет себе полуулыбку.

— Когда? — задаёт вопрос Аврелий.

— Сегодня, А вернее — сейчас: — даёт чёткий ответ Плутарх. — Домиций! — обращается он к «миротворцу», который не покидал библиотеку и всё время был рядом, — Свяжитесь с Гвардейскими казармами и передайте командованию моё приглашение на обед. Здесь во дворце. Обязательно упомянув, что говорить будем про суд над Китнисс Эвердин.

Проходит совсем мало времени, Плутарх не успевает съесть свой тост, как Домиций (личный помощник и начальник охраны в одном лице, действительно бывший майор миротворческих сил Панема) возвращается, чтобы сообщить:

— Они уже в пути. Генерал и полковник. Просили передать, чтобы начинали без них.

— Очень вежливые люди, дали нам возможность съесть суп, — резюмирует Плутарх Хэвенсби