I'll Fight (гет)

День 290 до.

Опьянение от чувства иллюзорной свободы, пропустившее мозги Драко через мясорубку еще в поезде, не отпускает его еще пару недель. Оно сливает время во что-то отчаянное, хмельное. Словно одновременно ты там, и там от тебя ничего нет.

Дни казались бесконечным вихрем уроков-завтраков-обедов-ужинов-шумных посиделок в гостиной-сна. Никаких задушевных разговоров, никаких мыслей. Только карусель дней. Малодушно, но он бы не отказался, чтобы так все и продолжалось.

Однако утро четырнадцатого сентября встречает его прохладой и поразительной трезвостью ума.

Драко лежит, рассматривая балдахин.

Да, от этого бессмысленного куска ткани тоже нужно избавиться.

Порой Драко кажется, что, какой бы большой ни была комната, ему все равно не будет хватать пространства, пока он не уберет все лишнее. Панси говорит, что он делает из жилища гостиничный номер.

Ему не хочется вставать, шевелиться вообще. Он бодр и абсолютно спокоен, наверное, нервная система, отказываясь пускать импульсы, просто взяла выходной. А может, он просто немного чокнулся от всего этого дерьма в столь нежном возрасте.

Драко посмеивается и все же поднимается.

Гостиная совершенно пуста в семь утра в субботу, равно как пусты и коридоры. Драко идет по ним медленно. Рассматривает стены, свод, массивные двери и факела. Его мир застрял в прошлом, и Драко понимает это так же хорошо, как то, что вода — мокрая.

Он обожает магические байки в равной степени, что и обычные. Приходит в восторг от кино и этих маленьких коробочек, что используют маглы вместо сов. В противовес этому, он совершенно не революционер. Даже не собирается заикаться об этом. Его устраивает уклад магического общества, он только избавился бы от балдахинов и прочей ветхой дряни. Никакого раскрытия статута секретности, никакого смешения миров.

Мерлин, но он никогда не хотел всерьез избавиться от людей. До того момента, пока не понял, насколько все становится плохо, конечно.

В большом зале парочка заспанных лиц, а вот завтрак уже есть, и это радует. Он плелся поистине долго.

Забини садится напротив него, когда Драко пьет, наверное, третью чашку кофе, бросая быстрые взгляды на почерневшую руку директора.

— Старик выглядит хреново, — выдает он в ответ на пожелание доброго утра, и Забини возводит взгляд к небу.

Но Дамблдор действительно выглядит плохо. Цвет лица землистый, а волосы и борода начисто лишены прежнего лоска, лежат в чуть подправленном беспорядке. А еще его рука выглядит так, будто ее хорошенько прожарили.

Блейз не мог не заметить подобного, и Драко выжидающе смотрит другу в глаза.

— Ну, вообще-то, да, — парень сдается. — Но я бы не особо надеялся на это.

— Я и не надеюсь, — чистосердечное вранье — почти что правда.

Наверное, это был бы лучший из всех возможных вариантов.

Блейз предлагает пойти в Хогсмид. Драко качает головой, говорит, что хочет вспомнить, что такое чувствовать в своих руках снитч, и, как только зал начинает наполняться народом, уходит оттуда, прихватив со стола яблоко.

Ему немного стыдно, что сбегает от собственного лучшего друга. Он действительно соскучился по полетам, по еще теплому ветру. Он считает, что такую возможность нельзя упускать.

А еще Драко не хочет говорить о том, что происходит.

Древко метлы лежит в руке как влитое. Он устраивает себе американские горки, крутит петли, поэтому, когда вдруг обнаруживает себя в неприметной башенке в северном крыле замка, куда еще никогда не попадал, Драко остаётся без сил.

Без сил. И да, все еще без плана.

Драко смотрит на непривычный вид из окна. Вот на что пялится Поттер из своей гостиной.

Он высушивает одежду заклинанием и садится.

Он не придумал план. Да какой, к чертям, план тут может быть?! Драко прикуривает от палочки и рассматривает огонек на конце такой родной деревяшки.

Он не знает, как убить Дамблдора. И как не убивать его, он не знает тоже.

Драко в ловушке, в которую попал просто потому, что оказался в то самое время, в том самом месте. Вся его жизнь вела к тому, чтобы закончиться вот так.

Будто другого пути у него и не было.

Он смеется, отшвыривает сигарету, приглаживает волосы.

Он-то думал, что все это имеет смысл, каждое утро, когда просыпался. То, как он учится, как играет в квиддич, в кого влюбляется. Да даже какой цвет нравится ему больше всего! Думал, что это определяет его, его дальнейшую жизнь.

А оказалось, что все, для чего он появился в этом мире, так это подохнуть, исполняя волю ебаного психопата с манией величия!

— Еба-аный пизде-е-ец... — вытягивает с хриплым смехом и впечатывает кулак в пол в наполняющей его ярости. Она, жаркая, оглушающая, заставляет смеяться и выть, разрывая о камень кожу, с каждым ударом все безумнее.

Он не выберется. Он умрет в конце этого года.

Рука в месиво, он не заметил, как успел вскочить. Накладывает обезболивающее заклинание, снова приваливается к стене, сползая.

СМЕРТЬ. УМРУТ. УМЕРЕТЬ.

Эти слова набили оскомину, даже если он произносит это только в голове.

Стало значительно темнее. И, скорее всего, ужин, как и обед, он пропустил.

Согревающие чары. Как же хорошо, что у него есть магия! Драко старается собраться с мыслями. После истерик они достаточно четкие. Какого черта он об этом знает?

Он нашел проклятое ожерелье. Это был максимум, на что он тогда был способен. И оно, конечно же, было абсолютно бесполезно, потому что ему никак сюда его не пронести. Все, что он действительно может, так это подойти к старику и просто послать в него аваду или проткнуть мечом. Да хоть вилкой затыкать.

Возможно, в этом случае Лорд, как и сам Драко, решит, что он сошел с ума от радости и отдал жизнь ради высокой цели? Пощадит родителей от капли сочувствия?

Какой пиздец.

Драко разминает затекшую спину.

Это чертовски несправедливо!

Нужно поесть, залечить руку, написать на завтра эссе.

Чудесная жизнь двойного агента, Драко.

Он сидит на кухне больше часа, дожидаясь, пока коридоры становятся достаточно пусты. Правда, теперь он не уверен, что сможет встать. Домовики приходят в священный трепет от того, как он набрасывается на еду. Они смотрят на него, и их уши подергиваются.

Драко обожает радостных коротышек. Он рассыпается в комплиментах и уговаривает их перенести его в спальню.

От него пахнет какими-то сладостями и теплом, и он засыпает не раздеваясь. Это был просто восхитительный выходной, и Драко надеется, что и завтра не подведет.

День 289 до.

Воскресенье отличается от субботы разве что тем, что на обед он все-таки приходит. Драко заключает, что дерьмовая стабильность — все равно стабильность, и не стоит пенять на это, ведь всегда может возникнуть приставка «очень».

День 287 до.

Запереть в склянке смерть, удачу и любовь. Драко был очарован этим с первых минут готовки своего первого зелья.

Мама без конца пророчила ему карьеру зельевара, и он был бы счастлив, будь это именно так. Он пошел бы учиться дальше, уехал бы в Болонью, да так бы там и остался. Начал бы преподавать сам, оттаял под теплым солнцем, курил травку со студентами, писал научные труды.

Панси брызгает в него бобовым соком и смеется. Он закидывает в ее котел толченый корень орхидеи, и ее зелье окрашивается в насыщенный синий цвет. Заживляющую настойку это не испортит, но теперь ей придется вспомнить, что его нейтрализует.

Драко забрал бы Панси с собой в Италию. Паркинсон закопается в историю магического искусства, будет ходить на светские приемы в длинных легких платьях, к тридцати начнет носить очки. Он переживет ее самую пышную свадьбу всех времен и народов, станет крестным ее детей.

Драко Малфой — тот еще мечтатель.

Настойке нужно немного покипеть, и у него есть время рассмотреть панику на лице Лонгботтома. Снейп свалил, а вот потеющие ладошки останутся с гриффиндорцами еще долго в этих стенах.

Как так произошло, что сбылась заветная мечта крестного, Драко спросить еще не успел, потому что разворачивается на 180 градусов, как только видит того, но приятнее думать, что это не просто так случилось.

Знает ли Снейп, как расцвел без него очкарик?

Драко откидывается на спинку стула и рассматривает, как Поттер что-то увлеченно режет. Трудяжка. Раскраснелся, губы шевелятся. Он еле сдерживает порыв хохота. Панси удивленно оглядывается.

— Как ты думаешь, насколько офигел Снейп, узнав, что он просто запугивал шрамоголового до немощности? — шепчет он, улыбаясь во весь рот.

— Мужчины никогда не вырастают, да? — со вздохом смеется она, и Драко самодовольно качает головой.

Он снова переводит взгляд на Поттера.

Зубрил все лето? Или действительно боялся профессора? Поттер и сам выглядел ошеломленным, когда зелье удачи словно каламбуром судьбы из-за удачи ему и досталось.

Хотя, почему бы и нет? Драко даже разозлился тогда на пару минут, но потом снова провалился в свой спасительный бред. Но это не ограничилось одним днем, очкарик стал варить зелья лучше. А вот Грейнджер, например, не стала. Драко переводит взгляд на сидящую чуть впереди девчонку.

Морщила нос и вовсе не радовалась, когда очередное варево Поттера выходило совершенным. Завидовала? Дружок держит секрет фирмы в тайне?

Слизнорт хлопает в ладоши, прерывая его размышления.

Драко переливает розоватую вязкую жидкость в колбочку и ставит на преподавательский стол. Профессор все еще не проявляет к нему ни малейшего интереса. И Драко благодарен ему за это. Подхватывает сумку и проскальзывает к выходу. Быть невидимкой достаточно просто, если двигаться достаточно быстро.

День 285 до.

Забини говорит ему, что у него не получится, Драко ухмыляется и теряется в толпе, оставляя Блейза, растерянного и возмущенного его ребячеством.

И он усиленно продолжает прятаться всю следующую неделю. И половину последующей тоже.

Только теперь Драко отстранен, он как будто за стеклом, смотрит на свою жизнь и не хочет в ней участвовать. Избегает разговоров, вообще любых контактов. Друзья поджимают губы или качают головой, когда он в очередной раз прогуливает ужин или пропадает с конца уроков одного дня до начала их в следующем.

Он совершенно открыто скрывается, но никто не решается сделать с этим хоть что-то. Это именно то, что ему нужно, и их принятие — как островок спокойствия. Драко не решается подойти к нему, бережет на худший из дней.

День 279 до.

День-хуже-чем-другие — это 25 сентября. Он начинается в три утра адской болью, разрывающей левое предплечье и голову.

Драко орет так громко, что откуда-то возникает Блейз и накладывает Силенцио. Забини тщетно пытается прижать его дергающееся тело к кровати, и Драко, вопя, попадает тому куда-то в область головы, но на это совершенно плевать. Он извивается, пытаясь раздавить собственную голову, а когда боль пропадает, блюет прямо на кровать и чуть не падает туда же лицом.

Забини молчит, тащит его под душ, укутывает в халат.

Когда Снейп появляется на пороге его душевой, Драко находится где-то в заключительной части потока сознания, льющегося Блейзу в уши. Он повторяет фразы по 5 раз, но парень вроде понимает, что Драко просто пытается объяснить доходчиво.

У Северуса кривая усмешка и безразличный взгляд. Снейп смотрит так на него с тех пор, как на руке появилось клеймо. Словно Драко его подвел или разочаровал. Он ненавидит крестного за это. Как будто тот предпочел бы его потерять, чем принять и вот таким тоже.

— Это, Драко, говорит о том, что ты недостаточно хорошо справляешься со своими обязанностями, — голос ледяной и становится холоднее, когда профессор понимает, что Блейз не торопится подниматься на ноги. — Он прекрасно осведомлен о твоем страхе и недоволен, что ты не шлешь ему вестей.

Драко смотрит ему в глаза и делает вид, что просто не понимает, о чем тут речь.

Брови Снейпа приподнимаются разве что на миллиметр, но Драко хватает и этого.

— Дурной, слабый мальчишка, — бросает ему Северус и выходит.

Драко приглаживает мокрые волосы рукой, призывает палочкой Забини сигареты, предлагает Блейзу и, наконец, встречается с ним лицом к лицу.

— Охуительный будильник, как думаешь? У нас заботливый коллектив: не дают забыть о важных делах, поддерживают в трудных решениях!

— Ты вербуешь меня, что ли? — Блейз хмыкает и высовывается посмотреть на источник шума в комнате. Домовой эльф пищит что-то, и Драко приводит это как аргумент к пункту о поддержке того, что, как бы то ни было, Снейп, видимо, не мог допустить, чтобы ученики возвращались в грязные постельки.

Забини совершенно невесело смеется и помогает ему добраться до комнаты.

Мышцы напряжены, и периодически их сводит судорогой. Драко падает на перестеленную кровать, роняя с собой Блейза.

— Я в западне, — именно на этом их и прервали, правда, теперь он снова обреченно-спокоен. — Я в западне, Блейз. Я расписал сотни вариантов развития событий, и во всех в итоге я мертв.

— Может, ты не зря надеешься, и старик скопытится сам собой? — просто, чтобы возразить, и он это понимает. Они знают, что так не бывает и что за все в жизни приходится платить.

— Ты рад, что мы, наконец, можем все обсудить? — Драко хотел бросить этой фразой как победное, что он не просто так сбегал от них, а спасал от своего чудесного общества, но выходит хрипло и оттого жалко.

— Нет.

Блейз лежит с закрытыми глазами, и Драко закрывает свои.

Он прислушивается к чужому дыханию и пропускает момент, когда проваливается в сон.

День 273 до.

Первое октября — день, когда он готов признать что все книги, которые он находит, с описанием самого Хогвартса, его защиты и его брешей, совершенно бесполезны. Это замкнутый круг, в котором он находит шанс, а потом берет издание новее и узнает, что это исправлено. Он рыщет в дневниках, мемуарах и записках. Он рисует карту тайных ходов, и, конечно же, половина из них непригодны.

Когда Блейз прекращает задыхаться от каменной пыли и жуткого запаха хрен пойми чего, выбираясь из под очередной спрятанной в закоулках статуи, Драко решает — к черту! Он все равно не был уверен, что это хоть как-то бы помогло от самого замка, а не от людей в нем.

Видимо, он действительно как на ладони, потому что сеанс подбадривания от Волдеморта не заставляет себя ждать. Драко успевает закрыть за собой дверь и наложить заглушающее. Расставаться так с ужином — почти привычка. Может, правы девчонки, что не едят после шести?

Ебучий Лорд и не ждет от него успеха. Гадина наслаждается агонией.

Драко часто гадает, есть ли у Лорда действительно хоть какая-то цель, или он просто упивается страданиями, в принципе, все равно, чьими? Потому что он не видит цели. Не видит ничего, кроме сюрреалистического бреда третьесортной пьески, потому что должно же быть хоть что-то, блядь, еще?! Может, это не просто кромешно жестокая борьба за власть?

Не-е-ет, — тянет ехидный голосок в голове, — не ищи этому оправдания. Все именно так, как ты думаешь. Смотри правде в глаза!

В такие моменты он срывается на все, что попадается ему под руку, и сейчас это стулья. Он в одном из заброшенных кабинетов. Слой пыли вековой, и никаких гостей не предвидится, поэтому он отрывается. Швыряет и так хлипкие деревяшки о стены, бьет об пол, прыгает на них, падает и, в результате, лежит с красным лицом в обломках и ревет.

А потом хохочет.

Сойти с ума — это вовсе не так красиво, как в романах. Нет ничего возвышенного в тахикардии, поте, сломанных вещах и жизнях. Драко чинит мебель и размышляет о том, чтобы устроить огромный костер и нахер сжечь все подобные произведения.

Он плутает минут двадцать в поисках уборной, чтобы прополоскать рот. А потом решает прогуляться. Бродит, рассматривая портреты на стенах.

Он ходит достаточно тихо, да и в Хогвартсе сейчас практически нет звуков, так что наверняка это его состояние виновато в рассеяности и глухоте. Но он улавливает приглушенные рыдания и всхлипы, когда уже поворачивает в, как назло, слегка освещенный коридор.

Он делает пару быстрых шагов вперед и застывает. Наверное, вселенная решила наказать его за грязные помыслы о горящих пергаментах. И вот тебе — главный книжный червь тысячелетия.

В метре от его ног обнимает свои коленки ревущая Грейнджер.

Первая школьная любовь одиннадцатилетнего Драко. Он аж оседает от этой мысли, только сейчас понимая, что совершенно забыл.

Почему вообще вспомнил?

Это было будто сто лет назад, словно не с ним и в другой вселенной. До того, как он понял, что все реально, а страшные истории не всегда кончаются, если захлопнуть книгу. Он смотрит на нее во все глаза, а она все еще плачет и совершенно его не замечает.

Нужно просто уйти.

Нужно спросить, что случилось, приобнять или встряхнуть. Будь это Панси, да будь это кто угодно другой, Драко бы так и сделал. Потому что это нормально. Но это именно она. И поэтому Драко выдает:

— Грейнджер, ты чего ревешь? Тебя Уизли бросил?

О, матерь божья, какой идиот! Он только что мысленно отвесил себе самый сильный подзатыльник, на какой был способен. Но каким-то чудом это, вроде бы, помогает. Заучка поднимает голову и смотрит на него.

Наверное, он самый последний из всех людей на планете, кого она рассчитывала встретить. Смотрит на него во все глаза целую минуту. Он даже не успевает ничего сделать. Но ее лицо кривится, и, сжавшись, она снова начинает рыдать.

Блядь, это что, из-за него?!

Мозг слишком устал, чтобы мыслить здраво. Драко так заебался от собственных слез, от слез Панси и молчаливой покорности Блейза, от маминых слез. Мир скоро потонет в чертовых слезах, и поэтому Драко не может себя остановить.

Он плюхается рядом с ней и несет что-то похожее на:

— Блин, Грейнджер, прекрати! Прекрати, кому говорю. Нахер тебе этот уебан! Он стремный! Перестань плакать, Грейнджер!

Он ловит ее руки, отдирая от лица, она сопротивляется, вроде бы даже пробует его укусить.

— И он дерьмово играет в квиддич, и тупой! — он не уверен, что причина ее слез действительно Уизли, просто не знает, что еще, и поэтому выбрал это.

Кисти его рук все в ее слезах.

— Блядь, да эта его телка жирная и уродина! — с Панси в ее четырнадцать это прокатывало, а другого опыта у Драко нет.

— Хочешь, я его отпиздошу за то, что он такой тупорылый?! — он орет это практически ей ухо, потому что девчонка вертится, и ему приходится отстраниться.

В результате он просто подпирает собой стенку рядом с ней и ждет, пока рыдания сами собой сходят на нет.

Они сидят в тишине, и левую руку начинает покалывать, потому что она оперлась на нее, но Драко не хочется двигаться. Это настолько нереально, что дарит ему какое-то успокоение.

— Кого? — она молчала как минимум полчаса, пока Драко сидел тут, и оттого ее голос хрипит, он усталый и мягкий.

— Уизли, конечно, — сообщает он ее макушке.

Странно, что она вообще запомнила, что он там говорил.

— Удивлена, что не Гарри, ну или хотя бы не за компанию, — ей не нравится тема для разговора, но Драко не уверен, что может предложить что-то другое.

— О, только попроси, — ну еще вот это, может, да.

Она посмеивается (или просто издает какие-то звуки) и все еще не меняет свое положение.

— Откуда ты узнал о Лаванде?

Интересно, у Грейнджер есть подруги?

"Такие разговоры должны проходить в спальне и с шоколадом", — думает Драко. Ну, кроме всего, что касается физических расправ. Она решила побыть лучшими подружками с ним? Каменный пол совсем не холодный и жесткий, а рука, скорее всего, утратила способность к функционированию, так что он совсем не против.

— Они облизывали друг друга в большом зале. Все время. Мне пришлось есть через отвращение, — доверительно сообщает Драко. — И она определенно жирная и стремная.

Она садится напротив него, подвернув под себя ноги, и внимательно смотрит.

Он такой же растрепанный, как в туалете поезда, с расстёгнутой рубашкой навыпуск и красными глазами. За этот учебный год он так выглядит чаще, чем за всю свою прошлую жизнь, неудивительно, что даже перед ней.

Драко интересно, что будет дальше.

Но она, похоже, уже отходит от шока, на лице отражаются тревога, страх. А вот вздернутый нос и отведённые глаза — это смущение. Грейнджер поднимается, поправляет одежду и начинает отступать. На последнем шаге из коридора она вновь внимательно смотрит на него, и Драко вскидывает руку в примирительном жесте.

— Ничего здесь не было.

Она задерживается еще на секунду и исчезает в темноте.

День 272 до.

Он засыпает на трансфигурации, потому что гипнотизировал стену, пока не стало светать.

Вчера ему стало любопытно. А о чем он еще забыл?

Сколько всего, что казалось ему важным, погребено в темных закоулках памяти? Видимо, это так не работало. Нельзя вспомнить то, о существовании чего ты и не подозреваешь.

А как у остальных?

Какие шепотки обрывает в своей голове Дамблдор? А папа? Останавливает ли он свои мысли о сыне, как сын о нем? Что вычеркивает из своей реальности Забини? Плачет ли в темных коридорах Снейп? К какому воспоминанию возвращается Грегори, вызывая патронус? Как осознала себя волшебницей Грейнджер?

Ему хочется знать ответы. Ему нужно подтверждение, что он такой же, как и все они. Ему необходимо знать, что он не один в этом мире, он не понимает, на что ему можно опереться. Летит в кажущейся бездонной яме, но знает, что рано или поздно почувствует, как его кости ломаются на кусочки.

Он пялился на Грейнджер все утро.

К завтраку он был уверен, что ее не было там, в коридоре. Недосып, усталость и постоянный страх и не такое могут учудить. И ему хотелось, чтобы она там была. Он искал подтверждения.

А наблюдал подростковую Драму.

Рыжий действительно продинамил подружку. И Драко даже готов понять его, потому что во взгляде Уизли, обращенном на девчонку, читается нечто среднее между благоговением и ужасом, он сделает ради нее что угодно и он любит ее. Но совершенно не так, как ей того хочется. И такое просто случается. Неужели она думала завлечь парня, грезящего в постельке о карьере мирового игрока в квиддич, об океанах всеобщей любви и высотах собственной значимости, книжками, спасением домовых эльфов и усердными ответами на уроках? Наверняка он робеет рядом с ней и превращается даже в большего дауна, чем есть.

И вот Грейнджер сидит с выражением вселенской печали на лице и ковыряется в тарелке. А Поттер ерзает рядом и желает раствориться.

— Ты в порядке? — Блейз щурится, он серьезнее, чем ему сейчас стоило бы быть.

— Не-а, — тянет Драко. Набирает в ладонь орехов и снова начинает изучать спину Грейнджер.

Он не спросил ее вчера, из-за чего действительно она плакала. Понимал же, что не из-за нищеброда, из-за парней так не плачут. Или плачут?

Он совершенно не знает Грейнджер и понятия не имеет, как она плачет по разным поводам. Может, она действительно ревела из-за рыжего, а он приписал ей то же невыносимое отчаяние, что видел в себе.

— Блейз, ты хочешь чего-нибудь, что не можешь себе позволить?

— Не могу, как не могу послать нахер МакГонагалл и не переться в эту чертову башню? Да.

— А оно тебе надо? — Драко хмыкает. — Ну да, что-то такое, не вдаваясь в подробности.

Вертикальное положение дается даже с большим трудом, чем он полагал. Месяцы сна по четыре часа, нерегулярного питания и безумия решили напомнить о себе в полную силу именно сегодня. Драко кажется, что он даже почти застонал.

— Ты похож на клабберта, или инфернала, или на все это вместе взятое, — решает "порадовать" его Забини. — Не знал бы, что это не так, мог бы с уверенностью сказать, что вы с директором по вечерам зависаете в одном пыточном клубе.

Они плетутся по коридору, потому что Драко просто не способен развить скорость больше улиточной. И, когда цель близко, он едва удерживает себя от сна.

И в результате, конечно, выключается, пуская слюни на учебник и свитки. Просыпается от тычка в бок и отлепляет перо от щеки.

По классу пробегают шепотки и смешки. А над ним возвышается Минерва МакГонагалл. Наверное, он выглядит уж очень стремно, раз она смотрит на него обеспокоенно и поджимает губы.

— Мистер Малфой, пойдемте со мной, — Драко кажется, что его движения чересчур размеренные, потому что все тело весит, по ощущениям, целую тонну. — И возьмите с собой сумку.

Он сгребает все вперемешку, не особо заботясь о том, как и что там сомнется.

Вряд ли МакГонагалл дернула его из класса из-за чего-то серьезного, учитывая, что он просто заснул на уроке. Или совершенно наоборот, его сон — это удачный предлог, и сейчас она скажет ему, что отец пытался сбежать и он мертв, или что его поместье в огне, а мать не могут обнаружить. Или она потребует показать руку, потому что ходят слухи, что...

Он не позволяет себе оглянуться, взгляд сейчас наверняка бешеный. Шепотков он уже не избежит, не стоит усугублять положение.

Черт-черт-черт.

— Как вы себя чувствуете, мистер Малфой? — вопрос звучит, как только он закрывает дверь.

— Все хорошо, профессор, я просто не выспался.

Она оглядывает его изучающим взглядом с головы до ног. Драко плевать, все в порядке, его видок был настолько отвратительным, что она не смогла пройти мимо. Что за бред, Господи.

— Так выспитесь, мистер Малфой, — он отступает от двери, когда она делает шаг навстречу.

Его выгнали с урока, чтобы он поспал. Это вполне вписывается в еще одну сюрреалистическую сценку, и он и не думает возражать.

Где-то в секунде от того, как его голова касается подушки, и до того, как выключается, Драко понимает, что не произнес в своей голове имя Волдеморта ни разу за последние часов восемь, а это, безусловно, рекорд, как минимум, года.