Дядя Вернон (джен)

Примечания:

В данную главу вставлен комментарий Signe Hammer, удачно вписавшийся в фанфик.

Обойдя дом, Гарри содрал доски с задней двери и, открыв её Алохоморой, проник внутрь. В гостиной царили полумрак и полосатые тени от окон, падающие на пол и зачехленную мебель. Кухня встретила его стерильной пустотой, на столе так и стояла позабытая фляга, из которой Грюм наливал всем в стопки Оборотное зелье. Вздохнув, Гарри прошел мимо неё и открыл холодильник. С минуту поглазев на девственно чистые полки, он с досадой захлопнул дверцу — совсем у него мозги заржавели! Вот и что он тут рассчитывал найти? Битком набитый едой холодильник, шкафы, полные сухарей и галет?

Его желудок, выпустивший порцию желудочного сока в предвкушении скорого ужина, разочарованно вытянулся, издав печальную голодную руладу. Виновато погладив живот, Гарри вернулся в гостиную, скинул на пол чехол с дивана, забрался на него с ногами и, съежившись в позе эмбриона, предался грустным размышлениям.

Итак, Гарри отпустили живым только потому, что он пообещал не возвращаться в маг-мир. А так как его рожа со шрамом на лбу известна всем, то появление там не останется незамеченным, и любой, кто увидит его, обязательно доложит тому-то и тому-то, так что до Дамблдора его вылазки так или иначе дойдут, а уж тот постарается ликвидировать Гарри за незаконное вторжение. Животному там нечего делать, он никто и звать его никак.

Гарри грустно фыркнул — ну и черт с тобой… А Поттер, тот, который номер два, от славы отказался. Вернее, от незаслуженной славы, причем хорошенько так наорав на отца, Джеймса Поттера: мол, зачем ему чужая слава, если он и так теперь знаменит как Поттер-без-шрама? После чего гордый олененок, вскинув молодые рожки, потребовал у матери вернуть его на родину, в Америку, к его возлюбленной, что замороченная мама и проделала, не слушая протестов старшего оленя.

Перед отбытием Гарри спросил Второго, вернуть ли ему мантию-невидимку, раз он настоящий Поттер и законный наследник? Законный наследник бросил по сторонам настороженные взгляды и шепнул, приблизив лицо:

— Знаешь… а оставь её себе… Думаю, тебе она нужнее будет.

Гарри улыбнулся в густеющие сумерки — а оригинал-то хорошим человеком оказался, совсем не отличимым от него. Или наоборот? Это он оказался хорошей копией?.. М-да-а-а… Крутая каша тогда заварилась. Узнав о пророчестве и о том, что Темный Лорд узнал о ребёнке, который должен родиться и уничтожить его, светлые маги придумали гениальный план — заменить детку клоном. Ну и разумеется, никто и не подумал о том, что клон живой и тоже имеет чувства — физически и морально он ничем не отличается от оригинала…

— Здравствуй, овечка по имени Долли, брат я твой… Одинаковая выпала судьбинушка-доля нам с тобой… — печально пропел Гарри, чувствуя, как подкрадывается температура. Стресс наконец-то догнал его, начался отходняк.

Вспомнилась верная Гермиона, которую он бессердечно прогнал, заставив поверить, что у него всё хорошо и он знает, где его родственники. Гарри крепко зажмурился, пытаясь не разреветься. У неё свои заботы, нечего её тормозить и грузить своими проблемами, пусть забудет о нем и едет в Австралию на поиски своих родителей. Ему же с ней теперь никак — он отныне персона нон грата в волшебном мире. Так чего ж она мучиться-то будет, возиться с ним, с бесполезным грузом?.. Нет-нет, пусть забудет о нем и отправляется туда, где она нужнее.

Хотя… а если с ней поехать? Гарри сел, спуская ноги на пол. Она же не откажется от его помощи? А чем он ей может помочь? — заколебался было он, но тут же воспрянул духом. Морально, конечно же, просто поддержит её в пути и поисках. Огляделся, прикидывая, где его тётка маггловские документы держала? Но, узрев всё те же полосатые тени и чехлы на мебели, стух — нигде. Она их, скорей всего, с собой забрала, кто же оставляет ценные бумаги в брошенном доме?

Дышать становилось всё труднее, жар стал удушающим. Гарри поднял горячую руку, потрогал такой же пылающий лоб и понял, что безнадежно болен. Вот не было печали… Перед глазами всё расплывалось, нещадно кружилась и гудела голова, но он всё равно поднялся и подтащился к столу, скинул с него покрывало-чехол и выдвинул ящик в надежде найти там аспирин…

Увы и нет. Ящик был пуст, как и холодильник со шкафами. Тут к жару подобрались лихорадка с ознобом, и Гарри начало трясти от холода. Подобрав с пола чехлы, он закутался в них, вернулся на диван и забылся в беспамятстве. Сказалось всё: и год скитаний по диким местам Англии-Шотландии-Уэльса, и сны на мерзлой земле в продуваемой всеми ветрами палатке, и полуголодное существование с пайком из сырых грибов и черствого хлеба. А после всех этих испытаний-партизанщины в лесах ему и отдохнуть-то не дали! Полет на слепом драконе, прыжок с него в холоднющее ледниковое озеро с ожогами по всему телу, и финальная драчка со спятившим Лордом с коротким визитом на призрачный вокзал Кингс Кросс.

Интересно, а как там Дамблдор оказался, на небесном вокзале?.. Гарри слабо улыбнулся сквозь температурный полубред — а Дамбушке никто не обрадовался… Все смотрели на него с таким подозрением: где он отсиживался, пока в Хогвартсе шёл бой и умирали дети. Такого магическая общественность не простила даже «Великому и Светлому» — где он был? Почему не явился и не вызвал Волан-де-Морта на дуэль? Грин-де-Вальда почему смог, а Лорда нет? Почему же? И зачем сейчас припёрся? И прочие тоже — вместо себя големов подсунули. А трупы детские — вон они лежат… и замок разрушен… и Кингсли как-то не проявляет привычного почтения, за что ему отдельное спасибо и обещание отдать за него голос, если он станет баллотироваться в министры.

Таким образом, вместо ожидаемого почета старик встретил отчуждение и недоверие широкой массы, члены МАКУСА, прибывшие вместе с Поттерами из Америки, оценили поступок Дамблдора и совместно с МКМ сняли его с должности Верховного Мага Визенгамота, мотивируя это тем, что трупы в них не заседают. Вот так старик сам себя загнал в ловушку, из которой не вылезают — в могилу, и ничего не попишешь, даже если могилка не настоящая, а гипотетическая. Из мертвых не воскрешаются. Даже темные лорды.

За МАКУСА подхватились и остальные, поснимав дедушку со всех пьедесталов и выдернув из-под его тощего зада все занимаемые им должностные кресла и троны. Пинок был воистину волшебным, и Дамбушка со свистом вылетел со всех регалий и привилегий, ему милостиво оставили только право получать скромное пособие от государства, короче говоря, зарвавшегося старичка выпнули на пенсию, учтя напоследок его хамское поведение, когда он нагло заявился на поле боя, где и кровь-то детская ещё не остыла… Да, Дамблдору ещё и жестокость приписали, с бесцеремонностью и неуважением к павшим на войне. А что касается клона…

Тут брови спящего паренька нахмурились, а лицо жалобно сморщилось — клона сочли просто живым, но по-человечески не имеющим никакой ценности. Иди-ка во-о-он туда, мальчик, мир большой, где-нибудь да устроишься. Только к нам не суйся, нам, волшебникам, такие, как ты, не нужны. Здравствуй, овечка по имени Долли, брат я твой…

Гарри всхлипнул и, не просыпаясь, тихо заплакал. Нам с вами остается только стоять и беспомощно смотреть на страдания больного мальчика, ибо не было рядом с ним никого, кто мог бы погладить его по плечу, укрыть потеплее одеялом и положить на горячий лоб влажное полотенце…

Но… чу! Кто это там крадется в синих сумерках, расцвеченных желто-полосатыми лучами от уличных фонарей? Кто-то лохматый, усатый и хвостатый. Снежно-белый кот приподнялся на задние лапы и понюхал спящего, потом призывно мяукнул в лицо, словно вопрошая: а что с тобой, человек? Не дождавшись ответа, кот оттолкнулся от дивана, опустился на пол и скользнул прочь. Благословен будь, славный Мистер Лапка!

Спешно просеменила, теряя шлепанцы, старушка Фигг, нагнулась над Гарри, тронула дрожащей ладонью пылающие лоб и щеки…

Плыл по волнам беспамятства Гарри Поттер, плыл по небу-океану, нырял в кошмары — умирал… Тонул, захлебываясь страхом. А вынырнув, просыпался ненадолго, чтобы ощутить чью-то руку на горячем лбу, теплую ладонь, ласкающую по щеке, и падал вновь в тягучий сон-болото. Тонул, кричал и просыпался. И в эти недолгие проблески, в полудреме, Гарри сознавал, что лежит на кровати, укрытый тонким одеялом, вокруг пахнет больницей и раздаются голоса. Смысл слов до его воспаленного мозга не доходил, но как-то понял он, что простужен, истощен и что у него двустороннее воспаление легких — итог его бродячей жизни. Итог короткой битвы, клинической смерти в лесу от Авады Темного Лорда и предательства тех, кому он верил, доверял…

И уплывал всё дальше кошмарный призрак овечки Долли, желтоглазой с горизонтальными зрачками, уплывал и таял, исчезая навсегда. Потому что обходились с ним, как с человеком: он лежал на больничной высокой койке, опутанный проводами и трубками, подключенный к ИВЛ. Катетеры и зонды, искусственное вскармливание и опорожнение. Было мучительно-стыдно чувствовать трубочку там, внизу живота, было тошнотворно сознавать свою беспомощную слабость, чувствовать себя слабее слепого крольчонка. Да он даже почесаться не может! А меж тем тело его чесалось нестерпимо от уколов и, увы, неизбежной аллергии на некоторые лекарственные компоненты. А ещё от немытости, потому что лежачих больных редко моют в больничных учреждениях. Зудела также голова, и, поерзав ею по подушке, Гарри однажды понял, что его обрили налысо, и чешется кожа оттого, что растут новые волосы. Ну вот… он ещё и новобранец лысый!

Спящий мальчик обиженно хмурится, сиделка-медсестра внимательно смотрит на приборы жизнеобеспечения, убедившись, что всё в порядке, устало откидывается на спинку стула — вроде всё нормально, мальчику, наверное, плохой сон снится, потому и хмурится.

Она же стала и свидетельницей окончательного гарриного пробуждения, когда он вырвался, наконец, из долгого сна. Открыл глаза, прислушиваясь к себе и окружающим звукам, вздохнул и посмотрел на полную, некрасивую, но такую родную женщину рядом с собой, сиделку, знавшую все его физические секреты. Посмотрел вопросительно, глазами спрашивая: где он, сколько, почему?

— Ну наконец-то, мистер Дурсль! — огорошила его сиделка. — Выкарабкался! — счастливо сообщила она стенам. Встала, захлопотала, позвала кого-то, послала за доктором. Гарри лежал и тупо моргал на неё, не рискуя, впрочем, переспросить: а почему он мистер Дурсль, ну его, ещё решит, что он память потерял.

Степенно, по-журавлиному переставляя длинные ноги, пришагал доктор, на бейджике у него милейшее имярек: др. Соломон. Сел на стул, откинул лист планшета, вчитался во что-то и начал:

— Гарри Эванс-Дурсль?

Гарри оцепенело кивнул — ну не отрицать же! Доктор Соломон дальше ведет допрос:

— Восьмидесятого года рождения?

— Да…

— Как зовут маму?

А вот мамы-то и нет. Гарри, тяжело вздохнув, отвернулся от доктора.

— Не помним, Гарри? Что маме скажем? Огорчим?

Гарри растерянно обернулся обратно и, озадаченный сверх меры, уставился на лошадиное лицо врача. Это он о чем говорит? Какая мама? Его застопоривший мозг со скрипом провернулся, выдвигая вперед вопрос, который он догадался озвучить:

— Где я?

— В Инсбрукской клинике имени Моцарта, молодой человек. А поместил вас сюда ваш отец, Вернон Дурсль. Маму вспомнили?

— Да! Петунья, — с облегчением выдохнул Гарри.

Ушел доктор Соломон, а Гарри растекся счастливой лужицей — как всё просто, оказывается!.. Но… до чего же странно-то. Миллион вопросов в голове и ни одного ответа.

И самым большим вопросом сейчас встал Инсбрук. Это же где-то в Европе, на материке? Вопросом номер два стала его неожиданная новая фамилия: с каких это пор он стал Дурслем? За какие-такие заслуги??? И как он в Европе-то оказался? Он же не помнит ничего: ни корабля, ни самолета с вертолетами. Как он Англию-то покинул? И почему он Дурсль???

Вернулась медсестра-сиделка и обрадовала его сообщением, что через неделю его выпишут и отправят домой, на дальнейшую реабилитацию. На осторожный вопрос «куда?» последовал изумительный ответ:

— В Зальцбург, мистер Дурсль. Н-да-а-а, крепко же вас пневмонией приложило, уже не помните, что вместе с семьей переехали…

— Но я правда не помню! — запротестовал Гарри. — Я в Англии заболел!

— Во-о-от потому-то вас и забрали из школы раньше времени. Для вас специальный чартерный рейс заказывали, мистер Дурсль, самолетом ночью сюда доставили, полуживого. Хорошо же они там за здоровьем следят, лимонники снобистые, — последние два слова и дальнейшая фраза были подчеркнуты презрением. — Детей из бедных кварталов на фабриках-заводах гнобят, дома и школы-пансионы не отапливают, из игр только гольф… ну совсем никакой фантазии!

Высказавшись, сиделка принялась за работу — впихивать в Гарри жиденькую кашку с ложки. А Гарри покорно открывал рот и ел, полностью офигев от поступивших сведений. Получается, его сюда самолетом перевозили, ну и ну, сильно же он заболел, так отрубился — ничегошеньки не помнит. Проглотив очередную ложку безвкусной жижи, Гарри робко спросил:

— А кто за мной приедет?

— Не знаю. Может, родители? — дружелюбно предположила сиделка.

Точный ответ Гарри узнал через три дня, когда приехал дядя Вернон. Такой же пузатый и красный, как и всегда, с пышными моржовыми усами и маленькими бесцветными глазками. Но — господи ты боже мой! — каким же родным он сейчас оказался, самым-самым близким, самым родным и нужным человеком. Он вошел, тяжело ступая, шумно пыхтя-отдуваясь, глянул на застывшего Гарри и кивнул, мол, вижу тебя, парень. На хлипкий венский стул не рискнул сесть, встал в изножье койки и хмуро оглядел тощее очкастое недоразумение с цыплячьей шеей и стрижкой под ноль. Нехотя сообщил:

— Мы с твоей тётей тебя усыновили. Это был единственный способ вывезти тебя из страны на законных основаниях. Как племянник, ты нам не мог бы принадлежать, потому что у нас нет документов твоих родителей, ни удостоверений о них, ни детских метрик…

Гарри открыл было рот, но дядя поднял руку, не дав себя перебить.

— Я знаю, что они с тобой сделали и каким образом ты перестал существовать. Если ты помнишь, мальчишка, я всегда утверждал, что они ненормальные психи, все поголовно! Запомни и не забывай это впредь.

— М-метрика?.. — всё же выдавил Гарри, потому что он же ходил когда-то в младшую школу в Литтл Уингинге, и какие-то документы у него должны были быть. Дядя Вернон, казалось, прочел его мысли.

— Были-то были, но сплыли с тех пор, как объявился американский Гарри Поттер. А куда второго с таким же серийным номером паспорта девать? Тебя то есть.

— А как же… а я… — невпопад забормотал Гарри, сам не зная, чего спросить-то хочет. Дядя Вернон нехорошо побагровел, и Гарри испуганно заткнулся, думая, что чем-то рассердил его. Но, как выяснилось через минуту, он ошибся, дядя не рассердился. Продолжая натужно пыхтеть, он достал из принесенного с собой портфеля папку, а из неё пожелтевший от времени лист бумаги.

Это оказалось свидетельство о рождении близнецов:

Имя — Дадли Дурсль

Гарри Дурсль

Вес какой-то, рост какой-то… День, час. И далее:

Мать — Петунья Эванс Дурсль

Отец — Вернон Дурсль

Сверху, дрогнув, лег второй лист.

Свидетельство о смерти.

Гарри Дурсль скончался спустя семь часов после рождения, причина смерти — врожденная патология легких.

В ушах Гарри зашумела кровь, стало трудно дышать. У Дадли был брат-близнец, который не прожил и суток. Умер, не могучи вдохнуть воздуху… Словно издалека донесся голос дяди Вернона:

— Только благодаря метрике Дадли мы сумели доказать, что ты имеешь право на жизнь, что бы там ни говорили ваши чокнутые маги. Отныне ты живешь с нами, как близнец Дадли, и у вас теперь один день рождения на двоих — двадцать третье июня. Согласен ты, мальчишка?

Разумеется, он согласен, как будто у него есть какой-то выбор.

— Но… как вы согласились меня приютить, зачем? Кто я вам?

Дядя Вернон стал багровым, свел жидкие брови и злобно пророкотал:

— Мы что, зря на тебя тратились семнадцать лет?!

И отвесил такую привычную, прямо-таки родную затрещину. От всей широты своей дурслевской щедрой души.