Дядя Вернон (джен)

Приближаясь к умирающему, он сам не знал, зачем делает это. Он сам не знал, что чувствует, глядя на белое, как полотно, лицо Снейпа и его пальцы, пытающиеся зажать кровавую рану на шее. Гарри снял мантию-невидимку и смотрел сверху вниз на ненавистного ему человека. Расширенные черные глаза Снейпа остановились на Гарри, и он попытался что-то сказать. Гарри нагнулся к нему. Снейп схватил его за край одежды и притянул ближе. Из его горла вырвался страшный булькающий звук:

— Собери… собери…

Из Снейпа текла не только кровь. Серебристо-голубое вещество, не газ и не жидкость, хлынуло из его рта, ушей и глаз. Гарри понял, что это такое, но не знал, что делать… Гермиона вложила в его дрожащую руку наколдованный из воздуха флакон. Мановением палочки Гарри направил серебристое вещество в его горлышко. Когда флакон наполнился до краев, а в жилах Снейпа не осталось, похоже, ни капли крови, его судорожная хватка ослабела.

— Взгляни… на… меня… — прошептал он. Зеленые глаза встретились с черными, но мгновение спустя в глубине черных что-то погасло, взгляд их стал пустым и неподвижным. Рука, державшая одежду Гарри, упала на пол, и больше Снейп не шевелился.

Просмотр воспоминаний профессора был подобен глоточку воздуха перед следующими событиями, коротенький роздых перед марш-броском в финальной битве.

— Авада Кедавра!

— Экспеллиармус!

Хлопок был подобен пушечному выстрелу. Золотое пламя взвилось в самом центре круга, по которому они двигались, — это столкнулись их заклятия. Гарри видел, как зеленая вспышка Волан-де-Морта слилась с его собственной, и как Бузинная палочка взмыла ввысь, чернея на фоне рассвета, закружилась под зачарованным потолком, точно голова Нагайны, и пронеслась по воздуху к хозяину, которого не пожелала убивать, чтобы полностью подчиниться его власти. Гарри, тренированный ловец, поймал ее свободной рукой — и в ту же минуту Волан-де-Морт упал навзничь, раскинув руки, и узкие зрачки его красных глаз закатились. На полу лежали смертные останки Тома Реддла: слабое, сморщенное тело, безоружные белые руки, пустое, отсутствующее выражение на змеином лице. Волан-де-Морт погиб, убитый собственным обратившимся вспять заклятием, а Гарри стоял с двумя волшебными палочками в руке и глядел на опустевшую оболочку своего врага.

Какое-то мгновение вокруг еще стояла тишина. Потом зал очнулся и взорвался шумом, криками, восклицаниями и стонами. Ослепительное солнце залило окна, все рванулись к Гарри, и первыми к нему подбежали Рон и Гермиона; это их руки обвивали его, их громкие голоса наполняли звоном уши. Потом рядом возникли Джинни, Невилл и Полумна, а потом все семейство Уизли, Хагрид, Кингсли, МакГонагалл, Флитвик, Стебль — Гарри не мог разобрать ни слова из того, что все разом кричали ему, не мог понять, чьи руки обнимают, тянут, толкают его; сотни людей теснились к нему, желая прикоснуться к Мальчику-Который-Выжил, благодаря которому все наконец кончилось…

А потом… Настала другая тишина, гулкая, ошеломляющая. Все взгляды устремились в сторону входных разрушенных дверей, туда, где среди завалов щебня и обломков одиноко бродил Филч в поисках своей пропавшей кошки. Но смотрели не на Филча, а на группу людей, входящих в холл замка, людей, которых априори не должно было быть в живых: Дамблдор шел в центре и впереди всех, за ним, растянувшись веером, шли Римус Люпин с Нимфадорой Тонкс, Сириус Блэк, Фред Уизли, ещё кто-то, ибо взгляды всех приковала пара, невозможная и нереальная по самой своей сути — Лили и Джеймс Поттеры. А с ними шагал юноша, как две капли воды похожий на Гарри Поттера.

Мир перевернулся.

Друзья и однокурсники растерянно переводили взгляды с Поттера на Поттера, терли глаза и трясли головами, но пока ещё можно было различить, где настоящий: их друг стоял в центре холла, перепачканный сажей и пылью, украшенный ссадинами и царапинами на лице, в драной голубой рубашке и старенькой курточке. Тогда как новоприбывший Гарри был чистенький, причесанный и одетый с иголочки в такую ладную одежку, словно только что из-под утюга. А кроме этого, у Поттера номер два не было шрама на лбу. Этот факт почему-то всех успокоил: Гермиона и Невилл, Рон, Полумна и прочие, кто сражался рядом с Гарри, потеснее сгрудились вокруг него. А сам Гарри озадаченно таращился на центральную фигуру седобородого волшебника и силился понять, как такое вообще возможно: инсценировать свою смерть и заставить всех поверить, что он мертв? Белые одежды и седая борода директора вдруг стали отвратительными, а сам старик омерзительно лживым. Скользким и подлым насквозь.

Голубенькие глазки скользнули по толпе, по удивленным лицам, лаская их всеобъемлющей любовью, и остановились на Гарри. Потом открылся брехливый рот, и из него полилась сладкая патока:

— Га-а-арри, ма-а-альчик мой! Какой ты храбрый, ах, какой ты храбрый, отважный мальчик!.. Мы все так благодарны тебе за победу… — тут патока, видимо, кончилась, в голосе зазвучала деготь, а в глазах сверкнули холодные льдинки. — А теперь не будешь ли ты так добр, мой дорогой мальчик, я хотел бы забрать назад свою палочку.

Рука Гарри непроизвольно крепко сжала Бузинную палочку. Если сначала у него и были благородные порывы вернуть смертоносную палочку обратно в гробницу, то сейчас от тех порывов не осталось и следа — палочка стала его личной собственностью, и возвращать её ожившему «хозяину» у Гарри не было теперь мотива. Кому возвращать-то? Этому предателю?!

— Простите, но она моя. Мне мистер Олливандер сказал, — как можно вежливее объяснил Гарри, безотчетно пряча палочку за спину.

Холодные глазки Дамблдора метнулись было к Кингсли, но тот отрицательно покачал головой:

— Нет, Дамблдор, я не стану силой отбирать палочку у героя.

— Бру-у-уствер, но… герой же вот! — Дамблдор показал на Поттера-без-шрама. — Он — настоящий Избранный.

— Да хоть Папа Римский! — непокорно взбрыкнул Кингсли. — Мы сражались не с ним, а рядом с вон тем. Кстати, а кто они, близнецы?

В душе Гарри и его друзей на коротенький миг вспыхнула робкая надежда, и они вопросительно уставились на Дамблдора и на Поттеров. Но те, к их удивлению, скривились.

— Какое там, ха-ха, близнецы, ишь, придумали… — мерзенько хихикнул Дамблдор, назидательно поднимая пальчик. — Нет-нет-нет, дублер он, клон, созданный из пупочной крови младенца Поттеров. Не могли же мы рисковать настоящим волшебником! Так что мы его создали, вырастили с помощью суррогатной матери и переправили в дом малютки, а когда он подрос, подкинули его Дурслям, чтоб те его вырастили так, как и положено.

— Это что же получается… Поттер — не человек? — недоверчиво сощурилась МакГонагалл.

— Нет! — счастливо развеселился Дамблдор. — Клон, образец человека, его биологическая копия, хи-хи… — и резко, без перехода, рявкнул: — Отобрать у него палочку!

Ребята, вздрогнув, нервно переглянулись, ещё плотнее скучиваясь вокруг Гарри.

— Но позвольте! — недоуменно прогудел Кингсли. — Запрет на клонирование человека подписан четыре месяца назад… — увидев непонимание на лицах окружающих, пояснил: — Единственный международный акт, устанавливающий запрет клонирования человека — Дополнительный Протокол к Конвенции о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением биологии и медицины, касающийся запрещения клонирования человеческих существ, который подписали двенадцатого января тысяча девятьсот девяносто восьмого года двадцать четыре страны из сорока трех стран-членов Совета Европы. Сама Конвенция ещё не утверждена, но начало положено.

— Ну и что? — зло возразил доселе молчавший Фред Уизли. — Гарри создан ещё задолго до запрета, и на него он не распространяется!

— Ну, значит, он подлежит утилизации, — недовольно буркнул добрый дедушка.

— Нет! — вскрикнула Гермиона, перепуганно вцепляясь в гаррины плечи. Сам виновник обсуждения тем временем пришел в себя, его сердце перестало екать при виде живого и сто раз похороненного Сириуса, ощущения при виде отца-матери тоже сгладились, особенно тем, как они нежно обнимали своего Гарричку за плечи и талию, а тот ласково к маме прислонился щечкой… Сразу видно, что оригинал в любящей и полной семье вырос. И мать, и отец не вызывали у Гарри теперь того потаенного трепета, с коими он относился к ним раньше, теперь, когда он смотрел на них, в душе его ничего не трепыхалось, потому что видел воочию, что это абсолютно чужие люди. Какие-то там Лили и Джеймс Поттеры, и всё, ничего личного. Отошел и шок от известия, что он, оказывается, искусственно созданный клон. Многолетнее противоборство с Темными Лордами и не так психику закалит-укрепит.

Правда, потихоньку начала грызть обида — а за что они так с ним обращаются? Он, значит, старался, рос, страдал, сражался тут для них, победу завоевывал, а его, стало быть, в утиль, как ненужную отработанную вещь…

А тут и новые предательства начались. Молли Уизли оценивающе окинула взглядом бывшего героя, потом оглядела натурального Поттера, стоявшего рядом с родителями, и скомандовала:

— Джинни, отойди от него! — кивнула на Поттеров и добавила: — Вот твой настоящий жених.

— Чего? — опешила Джинни.

— Богатенький!.. — дополнила Молли, мило скалясь лыбой саблезубого тигра. Колебалась Джинни ровно одну секунду, потом глянула на Гарри, равнодушно пожала плечами, дескать, а какая разница-то? И шагнула к матери. Гермиона залилась слезами и уткнулась лицом в спину Гарри, когда и Рон, неуверенно оглядываясь на них, отошел к настойчиво улыбающейся матери.

Невилл смачно сплюнул, выражая тем самым, что конкретно он думает о продажной семейке. Дамблдор снова потребовал, капризно топнув ножкой:

— Да отберите же у него наконец кто-нибудь палочку!

Сотни вопросительных взглядов устремились на Гарри, тот подумал и кивнул, решаясь на эксперимент, положил палочку на пол и отошел от неё на пару метров. Приглашающе глянул на Дамблдора. Обрадованный старик коршуном накинулся на палочку и с ликующим возгласом схватил её. Чтобы, однако, тут же отшвырнуть её прочь с пронзительным воем — палочка больно ужалила его током, не признав прежнего хозяина.

— Я же сказал, что она моя, — виновато пояснил Гарри, ловя её. Дамблдор, однако, не спешил мириться с таким раскладом. Лихорадочно оглянувшись, он впился глазками в Поттеров и ткнул в них пальцем.

— А если настоящий Гарри заберет палочку у поддельного Гарри? Гарри, мальчик мой, попробуй, отбери палочку и передай мне!

И ручки потер в предвкушении. Но Поттер номер два вдруг отрицательно замотал головой и хмуро сказал:

— Я не стану этого делать. Сама палочка доказала нам, кто её настоящий владелец. Я к ней никогда не прикасался, никогда её не видел, так с чего вы взяли, что она меня послушается?

— Так он же клон, образец тебя! — попытался вразумить его Дамблдор. — Возьми её, уверен, она тебя послушается.

— А я не хочу! — встал в позу второй Поттер, скрестив руки на груди. — Я уважаю этого человека, клон он там чей-то или нет, но его желания и чувства для меня законны. И девку рыжую от меня уберите, она не в моем вкусе! И вообще, у меня в Америке уже есть девушка.

Джинни, к слову сказать, повела себя достойно: окатив американистого Поттера презрением, с облегчением от него отошла и юркнула за спину Фреду и Джорджу, под защиту старших братьев, в кои-то веки сообразив, что пора вообще-то самой думать.

Так, ладно, с палочками разобрались, с ожившими мертвецами тоже всё более-менее прояснилось. Гарри нащупал в кармане скляночку с воспоминаниями Снейпа и встревожился, вдруг спохватившись — а он-то жив? Почему-то его не было видно среди вернувшихся… Отыскал в толпе Кингсли и, протолкавшись к нему, спросил:

— Снейпа не видели?

— Не, — пробасил тот. — С момента побега прошлой ночью его никто не видел. Да, с дуэли с МакГонагалл его мы точно не видели. Пожиратели, поди, его убили, лежит, наверное, где-нибудь в лесу…

Гарри покивал, вежливо поблагодарил и рванул прочь, к Гремучей иве. Дерево лишь вяло шевельнуло плетьми, когда он проскальзывал в лаз. Неосознанно он торопился, спеша, вдруг испугавшись, что оставил там умирающего, а не мертвого, он же не врач, в конце-то концов!..

Снейп лежал в той же позе, в которой его оставили Гарри, Рон и Гермиона. Застывший и молчаливый. Сердце сдавила тоска — он всё же умер. Часто сглатывая, Гарри подошел и опустился на колени рядом с телом, с болью всмотрелся в бледное лицо, сморгнул выступившие слезы и вынул из кармана флакончик с памятью. Ну и куда их теперь? Как их вложить в голову мертвому? Хотя… а может, не надо? Надо, наоборот, передать их в Министерство, и пусть Снейпа оправдают хотя бы посмертно?

Глаза Северуса смотрели в никуда, и рука Гарри сама собой потянулась к его лицу, чтобы прикрыть глаза усопшему. До сей поры Гарри никогда не притрагивался к трупу, не считая Добби, но тот умер на его руках и был тепленьким, когда его завернули в погребальный саван. Снейп же, по идее, должен был окоченеть ещё с ночи, но тело его отнюдь не походило на труп. Едва Гарри коснулся век, как они с тихим шорохом осыпались песком. Гарри замер в ступоре, наблюдая, как оплывает-осыпается песочный… песчаной слепок человека. Перед ним лежала песчаная статуя, вернее, использованный, отслуживший свое голем. Или Элементаль. Отодвинувшись, Гарри обиженно съежился у стены, обняв колени руками — ну вот, и он туда же… Но, попыхтев и пошмыгав носом, он пришел к выводу, что Снейп, в отличие ото всех, поступил как раз честно, никого не обманув. Просто исчез и не объявился вместе со всеми.

С интересом посмотрев на склянку, Гарри тихо фыркнул и убрал её в карман, по крайней мере, у него есть адрес: Коукворт и Паучий тупик. А там, глядишь, и профессор найдется. С таким оптимистичным настроем Гарри и покинул Визжащую хижину. Проходя по двору мимо куч щебня и гор обломков, он вдруг услышал полузадушенный писк. Остановившись, наклонился, прислушиваясь. Позвал:

— Эй! Кто тут?

— Мя-я-а-а-а… — жалобно пропищал кто-то откуда-то из глубины. Голос был тоненький, как у маленького ребёнка. Но в это Гарри не поверил, определив источник звука, он принялся лихорадочно копать, откидывал камни и проговаривал:

— Сейчас… погоди, Норри, сейчас вытащу…

На грохот откидываемых камней из замка сбежались люди, поняв, что Гарри откапывает живое существо, тоже включились в раскопки, безмерно удивив старого завхоза. Наконец вытащили кошку, исхудавшую в дым от стресса, пропыленную насквозь, но живую и обалдело моргающую на яркий свет дня. Старенький Филч расплакался, зарываясь лицом в пыльную шерстку.

После положенного карантина в больничном крыле, подлечив раны-переломы-вывихи, выжившие студенты смогли покинуть Хогвартс. Семейку Поттеров обходили стороной, бросая косые взгляды: тоже мне, р-р-родители Избранного героя, своего ребёнка в Америке спрятали, а вместо него, значит, подделку в мир выпихнули, ню-ню… Но с другой стороны, Поттеры заслуживали и уважения тем, что надежно спрятались от убийцы, смывшись от него на край света, умыкнув с собой и Дите Пророчества.

Грохот колес успокаивал, а качка убаюкивала. Примостившись в углу, Гарри крепко спал, спрятав покоцанное лицо в высокий воротник старой куртки, шершавая ткань больно царапала полузажившие ссадины, но парень не обращал внимания на дискомфорт. Напротив него сидела Гермиона, с горечью размышляя о том, как ей теперь найти родителей, которых она год назад запульнула в Австралию… Пока что ей предстояло вернуться в пустующий дом.

Прибыв в Лондон, Гермиона попросила таксиста отвезти Гарри в Литтл Уингинг, а потом и её — в Рединг. Пока ехали в машине, она всю дорогу сверлила Гарри глазами, тот ерзал и отбрыкивался, уверяя, что всё в порядке, мало ли почему его не встретили, как обычно! И вообще, он никогда не возвращался из школы так рано, ещё в мае… Его родственники просто не знают, что он едет. И сердито попросил водителя остановить машину в паре кварталов от дома. Гермиона покачала головой, обозвала его упрямым козлом и, захлопнув дверцу, гневно зарылась вглубь салона. Машина уехала, а Гарри поплелся на Тисовую, запоздало пожалев о своей не вовремя вскочившей гордости. Ну что ему мешало принять помощь Гермионы?!

Придя к дому номер четыре, Гарри совсем упал духом, глядя на заколоченные окна и двери, впервые осознавая, что Дурсли уехали навсегда и неизвестно куда…

Примечания:

В данную главу вставлен комментарий Signe Hammer, удачно вписавшийся в фанфик.

Обойдя дом, Гарри содрал доски с задней двери и, открыв её Алохоморой, проник внутрь. В гостиной царили полумрак и полосатые тени от окон, падающие на пол и зачехленную мебель. Кухня встретила его стерильной пустотой, на столе так и стояла позабытая фляга, из которой Грюм наливал всем в стопки Оборотное зелье. Вздохнув, Гарри прошел мимо неё и открыл холодильник. С минуту поглазев на девственно чистые полки, он с досадой захлопнул дверцу — совсем у него мозги заржавели! Вот и что он тут рассчитывал найти? Битком набитый едой холодильник, шкафы, полные сухарей и галет?

Его желудок, выпустивший порцию желудочного сока в предвкушении скорого ужина, разочарованно вытянулся, издав печальную голодную руладу. Виновато погладив живот, Гарри вернулся в гостиную, скинул на пол чехол с дивана, забрался на него с ногами и, съежившись в позе эмбриона, предался грустным размышлениям.

Итак, Гарри отпустили живым только потому, что он пообещал не возвращаться в маг-мир. А так как его рожа со шрамом на лбу известна всем, то появление там не останется незамеченным, и любой, кто увидит его, обязательно доложит тому-то и тому-то, так что до Дамблдора его вылазки так или иначе дойдут, а уж тот постарается ликвидировать Гарри за незаконное вторжение. Животному там нечего делать, он никто и звать его никак.

Гарри грустно фыркнул — ну и черт с тобой… А Поттер, тот, который номер два, от славы отказался. Вернее, от незаслуженной славы, причем хорошенько так наорав на отца, Джеймса Поттера: мол, зачем ему чужая слава, если он и так теперь знаменит как Поттер-без-шрама? После чего гордый олененок, вскинув молодые рожки, потребовал у матери вернуть его на родину, в Америку, к его возлюбленной, что замороченная мама и проделала, не слушая протестов старшего оленя.

Перед отбытием Гарри спросил Второго, вернуть ли ему мантию-невидимку, раз он настоящий Поттер и законный наследник? Законный наследник бросил по сторонам настороженные взгляды и шепнул, приблизив лицо:

— Знаешь… а оставь её себе… Думаю, тебе она нужнее будет.

Гарри улыбнулся в густеющие сумерки — а оригинал-то хорошим человеком оказался, совсем не отличимым от него. Или наоборот? Это он оказался хорошей копией?.. М-да-а-а… Крутая каша тогда заварилась. Узнав о пророчестве и о том, что Темный Лорд узнал о ребёнке, который должен родиться и уничтожить его, светлые маги придумали гениальный план — заменить детку клоном. Ну и разумеется, никто и не подумал о том, что клон живой и тоже имеет чувства — физически и морально он ничем не отличается от оригинала…

— Здравствуй, овечка по имени Долли, брат я твой… Одинаковая выпала судьбинушка-доля нам с тобой… — печально пропел Гарри, чувствуя, как подкрадывается температура. Стресс наконец-то догнал его, начался отходняк.

Вспомнилась верная Гермиона, которую он бессердечно прогнал, заставив поверить, что у него всё хорошо и он знает, где его родственники. Гарри крепко зажмурился, пытаясь не разреветься. У неё свои заботы, нечего её тормозить и грузить своими проблемами, пусть забудет о нем и едет в Австралию на поиски своих родителей. Ему же с ней теперь никак — он отныне персона нон грата в волшебном мире. Так чего ж она мучиться-то будет, возиться с ним, с бесполезным грузом?.. Нет-нет, пусть забудет о нем и отправляется туда, где она нужнее.

Хотя… а если с ней поехать? Гарри сел, спуская ноги на пол. Она же не откажется от его помощи? А чем он ей может помочь? — заколебался было он, но тут же воспрянул духом. Морально, конечно же, просто поддержит её в пути и поисках. Огляделся, прикидывая, где его тётка маггловские документы держала? Но, узрев всё те же полосатые тени и чехлы на мебели, стух — нигде. Она их, скорей всего, с собой забрала, кто же оставляет ценные бумаги в брошенном доме?

Дышать становилось всё труднее, жар стал удушающим. Гарри поднял горячую руку, потрогал такой же пылающий лоб и понял, что безнадежно болен. Вот не было печали… Перед глазами всё расплывалось, нещадно кружилась и гудела голова, но он всё равно поднялся и подтащился к столу, скинул с него покрывало-чехол и выдвинул ящик в надежде найти там аспирин…

Увы и нет. Ящик был пуст, как и холодильник со шкафами. Тут к жару подобрались лихорадка с ознобом, и Гарри начало трясти от холода. Подобрав с пола чехлы, он закутался в них, вернулся на диван и забылся в беспамятстве. Сказалось всё: и год скитаний по диким местам Англии-Шотландии-Уэльса, и сны на мерзлой земле в продуваемой всеми ветрами палатке, и полуголодное существование с пайком из сырых грибов и черствого хлеба. А после всех этих испытаний-партизанщины в лесах ему и отдохнуть-то не дали! Полет на слепом драконе, прыжок с него в холоднющее ледниковое озеро с ожогами по всему телу, и финальная драчка со спятившим Лордом с коротким визитом на призрачный вокзал Кингс Кросс.

Интересно, а как там Дамблдор оказался, на небесном вокзале?.. Гарри слабо улыбнулся сквозь температурный полубред — а Дамбушке никто не обрадовался… Все смотрели на него с таким подозрением: где он отсиживался, пока в Хогвартсе шёл бой и умирали дети. Такого магическая общественность не простила даже «Великому и Светлому» — где он был? Почему не явился и не вызвал Волан-де-Морта на дуэль? Грин-де-Вальда почему смог, а Лорда нет? Почему же? И зачем сейчас припёрся? И прочие тоже — вместо себя големов подсунули. А трупы детские — вон они лежат… и замок разрушен… и Кингсли как-то не проявляет привычного почтения, за что ему отдельное спасибо и обещание отдать за него голос, если он станет баллотироваться в министры.

Таким образом, вместо ожидаемого почета старик встретил отчуждение и недоверие широкой массы, члены МАКУСА, прибывшие вместе с Поттерами из Америки, оценили поступок Дамблдора и совместно с МКМ сняли его с должности Верховного Мага Визенгамота, мотивируя это тем, что трупы в них не заседают. Вот так старик сам себя загнал в ловушку, из которой не вылезают — в могилу, и ничего не попишешь, даже если могилка не настоящая, а гипотетическая. Из мертвых не воскрешаются. Даже темные лорды.

За МАКУСА подхватились и остальные, поснимав дедушку со всех пьедесталов и выдернув из-под его тощего зада все занимаемые им должностные кресла и троны. Пинок был воистину волшебным, и Дамбушка со свистом вылетел со всех регалий и привилегий, ему милостиво оставили только право получать скромное пособие от государства, короче говоря, зарвавшегося старичка выпнули на пенсию, учтя напоследок его хамское поведение, когда он нагло заявился на поле боя, где и кровь-то детская ещё не остыла… Да, Дамблдору ещё и жестокость приписали, с бесцеремонностью и неуважением к павшим на войне. А что касается клона…

Тут брови спящего паренька нахмурились, а лицо жалобно сморщилось — клона сочли просто живым, но по-человечески не имеющим никакой ценности. Иди-ка во-о-он туда, мальчик, мир большой, где-нибудь да устроишься. Только к нам не суйся, нам, волшебникам, такие, как ты, не нужны. Здравствуй, овечка по имени Долли, брат я твой…

Гарри всхлипнул и, не просыпаясь, тихо заплакал. Нам с вами остается только стоять и беспомощно смотреть на страдания больного мальчика, ибо не было рядом с ним никого, кто мог бы погладить его по плечу, укрыть потеплее одеялом и положить на горячий лоб влажное полотенце…

Но… чу! Кто это там крадется в синих сумерках, расцвеченных желто-полосатыми лучами от уличных фонарей? Кто-то лохматый, усатый и хвостатый. Снежно-белый кот приподнялся на задние лапы и понюхал спящего, потом призывно мяукнул в лицо, словно вопрошая: а что с тобой, человек? Не дождавшись ответа, кот оттолкнулся от дивана, опустился на пол и скользнул прочь. Благословен будь, славный Мистер Лапка!

Спешно просеменила, теряя шлепанцы, старушка Фигг, нагнулась над Гарри, тронула дрожащей ладонью пылающие лоб и щеки…

Плыл по волнам беспамятства Гарри Поттер, плыл по небу-океану, нырял в кошмары — умирал… Тонул, захлебываясь страхом. А вынырнув, просыпался ненадолго, чтобы ощутить чью-то руку на горячем лбу, теплую ладонь, ласкающую по щеке, и падал вновь в тягучий сон-болото. Тонул, кричал и просыпался. И в эти недолгие проблески, в полудреме, Гарри сознавал, что лежит на кровати, укрытый тонким одеялом, вокруг пахнет больницей и раздаются голоса. Смысл слов до его воспаленного мозга не доходил, но как-то понял он, что простужен, истощен и что у него двустороннее воспаление легких — итог его бродячей жизни. Итог короткой битвы, клинической смерти в лесу от Авады Темного Лорда и предательства тех, кому он верил, доверял…

И уплывал всё дальше кошмарный призрак овечки Долли, желтоглазой с горизонтальными зрачками, уплывал и таял, исчезая навсегда. Потому что обходились с ним, как с человеком: он лежал на больничной высокой койке, опутанный проводами и трубками, подключенный к ИВЛ. Катетеры и зонды, искусственное вскармливание и опорожнение. Было мучительно-стыдно чувствовать трубочку там, внизу живота, было тошнотворно сознавать свою беспомощную слабость, чувствовать себя слабее слепого крольчонка. Да он даже почесаться не может! А меж тем тело его чесалось нестерпимо от уколов и, увы, неизбежной аллергии на некоторые лекарственные компоненты. А ещё от немытости, потому что лежачих больных редко моют в больничных учреждениях. Зудела также голова, и, поерзав ею по подушке, Гарри однажды понял, что его обрили налысо, и чешется кожа оттого, что растут новые волосы. Ну вот… он ещё и новобранец лысый!

Спящий мальчик обиженно хмурится, сиделка-медсестра внимательно смотрит на приборы жизнеобеспечения, убедившись, что всё в порядке, устало откидывается на спинку стула — вроде всё нормально, мальчику, наверное, плохой сон снится, потому и хмурится.

Она же стала и свидетельницей окончательного гарриного пробуждения, когда он вырвался, наконец, из долгого сна. Открыл глаза, прислушиваясь к себе и окружающим звукам, вздохнул и посмотрел на полную, некрасивую, но такую родную женщину рядом с собой, сиделку, знавшую все его физические секреты. Посмотрел вопросительно, глазами спрашивая: где он, сколько, почему?

— Ну наконец-то, мистер Дурсль! — огорошила его сиделка. — Выкарабкался! — счастливо сообщила она стенам. Встала, захлопотала, позвала кого-то, послала за доктором. Гарри лежал и тупо моргал на неё, не рискуя, впрочем, переспросить: а почему он мистер Дурсль, ну его, ещё решит, что он память потерял.

Степенно, по-журавлиному переставляя длинные ноги, пришагал доктор, на бейджике у него милейшее имярек: др. Соломон. Сел на стул, откинул лист планшета, вчитался во что-то и начал:

— Гарри Эванс-Дурсль?

Гарри оцепенело кивнул — ну не отрицать же! Доктор Соломон дальше ведет допрос:

— Восьмидесятого года рождения?

— Да…

— Как зовут маму?

А вот мамы-то и нет. Гарри, тяжело вздохнув, отвернулся от доктора.

— Не помним, Гарри? Что маме скажем? Огорчим?

Гарри растерянно обернулся обратно и, озадаченный сверх меры, уставился на лошадиное лицо врача. Это он о чем говорит? Какая мама? Его застопоривший мозг со скрипом провернулся, выдвигая вперед вопрос, который он догадался озвучить:

— Где я?

— В Инсбрукской клинике имени Моцарта, молодой человек. А поместил вас сюда ваш отец, Вернон Дурсль. Маму вспомнили?

— Да! Петунья, — с облегчением выдохнул Гарри.

Ушел доктор Соломон, а Гарри растекся счастливой лужицей — как всё просто, оказывается!.. Но… до чего же странно-то. Миллион вопросов в голове и ни одного ответа.

И самым большим вопросом сейчас встал Инсбрук. Это же где-то в Европе, на материке? Вопросом номер два стала его неожиданная новая фамилия: с каких это пор он стал Дурслем? За какие-такие заслуги??? И как он в Европе-то оказался? Он же не помнит ничего: ни корабля, ни самолета с вертолетами. Как он Англию-то покинул? И почему он Дурсль???

Вернулась медсестра-сиделка и обрадовала его сообщением, что через неделю его выпишут и отправят домой, на дальнейшую реабилитацию. На осторожный вопрос «куда?» последовал изумительный ответ:

— В Зальцбург, мистер Дурсль. Н-да-а-а, крепко же вас пневмонией приложило, уже не помните, что вместе с семьей переехали…

— Но я правда не помню! — запротестовал Гарри. — Я в Англии заболел!

— Во-о-от потому-то вас и забрали из школы раньше времени. Для вас специальный чартерный рейс заказывали, мистер Дурсль, самолетом ночью сюда доставили, полуживого. Хорошо же они там за здоровьем следят, лимонники снобистые, — последние два слова и дальнейшая фраза были подчеркнуты презрением. — Детей из бедных кварталов на фабриках-заводах гнобят, дома и школы-пансионы не отапливают, из игр только гольф… ну совсем никакой фантазии!

Высказавшись, сиделка принялась за работу — впихивать в Гарри жиденькую кашку с ложки. А Гарри покорно открывал рот и ел, полностью офигев от поступивших сведений. Получается, его сюда самолетом перевозили, ну и ну, сильно же он заболел, так отрубился — ничегошеньки не помнит. Проглотив очередную ложку безвкусной жижи, Гарри робко спросил:

— А кто за мной приедет?

— Не знаю. Может, родители? — дружелюбно предположила сиделка.

Точный ответ Гарри узнал через три дня, когда приехал дядя Вернон. Такой же пузатый и красный, как и всегда, с пышными моржовыми усами и маленькими бесцветными глазками. Но — господи ты боже мой! — каким же родным он сейчас оказался, самым-самым близким, самым родным и нужным человеком. Он вошел, тяжело ступая, шумно пыхтя-отдуваясь, глянул на застывшего Гарри и кивнул, мол, вижу тебя, парень. На хлипкий венский стул не рискнул сесть, встал в изножье койки и хмуро оглядел тощее очкастое недоразумение с цыплячьей шеей и стрижкой под ноль. Нехотя сообщил:

— Мы с твоей тётей тебя усыновили. Это был единственный способ вывезти тебя из страны на законных основаниях. Как племянник, ты нам не мог бы принадлежать, потому что у нас нет документов твоих родителей, ни удостоверений о них, ни детских метрик…

Гарри открыл было рот, но дядя поднял руку, не дав себя перебить.

— Я знаю, что они с тобой сделали и каким образом ты перестал существовать. Если ты помнишь, мальчишка, я всегда утверждал, что они ненормальные психи, все поголовно! Запомни и не забывай это впредь.

— М-метрика?.. — всё же выдавил Гарри, потому что он же ходил когда-то в младшую школу в Литтл Уингинге, и какие-то документы у него должны были быть. Дядя Вернон, казалось, прочел его мысли.

— Были-то были, но сплыли с тех пор, как объявился американский Гарри Поттер. А куда второго с таким же серийным номером паспорта девать? Тебя то есть.

— А как же… а я… — невпопад забормотал Гарри, сам не зная, чего спросить-то хочет. Дядя Вернон нехорошо побагровел, и Гарри испуганно заткнулся, думая, что чем-то рассердил его. Но, как выяснилось через минуту, он ошибся, дядя не рассердился. Продолжая натужно пыхтеть, он достал из принесенного с собой портфеля папку, а из неё пожелтевший от времени лист бумаги.

Это оказалось свидетельство о рождении близнецов:

Имя — Дадли Дурсль

Гарри Дурсль

Вес какой-то, рост какой-то… День, час. И далее:

Мать — Петунья Эванс Дурсль

Отец — Вернон Дурсль

Сверху, дрогнув, лег второй лист.

Свидетельство о смерти.

Гарри Дурсль скончался спустя семь часов после рождения, причина смерти — врожденная патология легких.

В ушах Гарри зашумела кровь, стало трудно дышать. У Дадли был брат-близнец, который не прожил и суток. Умер, не могучи вдохнуть воздуху… Словно издалека донесся голос дяди Вернона:

— Только благодаря метрике Дадли мы сумели доказать, что ты имеешь право на жизнь, что бы там ни говорили ваши чокнутые маги. Отныне ты живешь с нами, как близнец Дадли, и у вас теперь один день рождения на двоих — двадцать третье июня. Согласен ты, мальчишка?

Разумеется, он согласен, как будто у него есть какой-то выбор.

— Но… как вы согласились меня приютить, зачем? Кто я вам?

Дядя Вернон стал багровым, свел жидкие брови и злобно пророкотал:

— Мы что, зря на тебя тратились семнадцать лет?!

И отвесил такую привычную, прямо-таки родную затрещину. От всей широты своей дурслевской щедрой души.

Примечания:

Предупреждаю сразу: маги с логикой — не дружат!

Места в вагоне скоростного ICE были очень комфортными — пара мягких диванов с багажным отделением под ними, откидной столик между ними же. И офигенные виды, проплывающие за окном. Ну представьте себе: за окном чисто пасторальная картинка с сувенирной открытки — голландские домики на зеленых холмиках, утопающие по самые крыши в зелени, с коровками и овечками по лугам… полтора часа спустя за окном всё тот же милый зеленый хоббичий городок, а потом — бах, ну всего-то на секунду глаза отвел, а в окне — горы. И никакой холмистой долины, только горы, ущелья, бездонные пропасти, бесконечные ледники, и водопады, водопады… и мосты. Пожалуй, самая главная достопримечательность австрийских горных железных дорог — это мосты. Бесчисленное множество самых разных мостов, причем в самых неожиданных местах. У Гарри сердце обрывалось, когда поезд, деловито пыхтя, тащил вагоны почти вертикально вверх, в гору, змейкой полз по мостовому серпантину и радостно чухал над жуткой пропастью, дно которой скрывалось в тумане… А один раз поезд, казалось, пустился вплавь, пересекая огроменное озеро-море по низкому мосту. В общем, незабываемое путешествие, и Гарри не раз задавался вопросом: это ж сколько храбрости надо иметь машинисту, чтобы вести поезда по этакому маршруту?

Зальцбург, Солёный город, показался через час пути. Сначала это была голубая дымка на горизонте, Гарри уже видел многочисленные городки и посёлки, окруженные горами. Но Зальцбург ошеломил Гарри, он тянулся во все стороны, обнимая и окружая горы. Вот вдали проплыл Альтштадт, Старый город, наползающий на склоны Капуциненберга, чуть дальше показалась-наплыла снежная вершина Гроссглокнера, и так же неспешно уплыла в голубой туман. А Зальцбург, казалось, был со всех сторон, он бесконечной скатертью расстилался меж гор и долин, воистину — сказочный город в сказочной стране!

Приехали, наконец-то приехали! На стоянке перед вокзалом дядю Вернона дожидался грузовик, Гарри малость удивился: сколько он себя помнил, Дурсли пользовались семейным фордом, типичной городской машиной, но спрашивать ничего не стал, а молча забрался в салон. Дядя с кряхтением втиснулся за руль, вставил ключ зажигания и повернул. Под капотом зарычал мощный мотор, железный монстр выплюнул ком сизого дыма из трубы, встряхнулся и, порыкивая, выехал со стоянки. Гарри прилип носом к стеклу, жадно разглядывая дома, неширокие улицы, современные витрины магазинов, а сверху, вот странность, вывески и указатели из средневековья, старинные котлы, ножницы, сапоги… Чудеса, да и только!

Дядя мерно крутил баранку и вполголоса рассказывал-комментировал проплывающие мимо интересные объекты. Вот Хохензальцбург, самый большой замок в Европе, вот Гетрайдегассе, цеховая улица, соединяющая прошлое и настоящее. А во-о-он там бывший епископский город, он прекрасен в любое время года. И наконец:

— Гляди, вот сейчас проедем Блицгертнергассе, и вот он, наш дом.

Гарри с интересом посмотрел на туманную аллею, заросшую странными корявыми и отчего-то голыми деревьями. И не удержался от любопытства:

— А что такое Блиц… гертер… как там?

— Блицгертнергассе переводится как «Улица сада молний». Видишь те деревья, дохлые?

— Вижу, — Гарри зябко поежился. Дядя фыркнул в усы.

— В прошлом тут не хило молнии гуляли, да и сейчас могут шандарахнуть, достается ещё деревьям. Уж не знаю, с чего эти молнии решили, что для них тут громоотводы стоят, но лучше в дерево, чем в корову или машину.

Ещё полчаса езды сквозь живой лес, потом вдоль стен оград, и, наконец, автомобиль свернул в ворота. Вот и дом. Гарри с трепетом уставился на старинный серый особняк, двухэтажный, весь заросший плющом и вьюнком, с эркером над входом и мансардой вдоль всего дома, понизу тянется широкая терраса-веранда. Машина въехала во двор и остановилась, сыто уркнув двигателем, как переевший тигр. Гарри передернулся, пытаясь отогнать эти странные ассоциации грузовика с хищником.

В просторном светлом холле их встретила Петунья, к Гарри она не кинулась с объятиями, только нервно кивнула в знак приветствия и отрывисто приказала идти наверх. Покорно поправив на плече рюкзак, Гарри пошел к лестнице, тётя бросила вслед, что его комната находится в конце коридора справа от окна.

Хмыкнув на такое более чем прохладное отношение, Гарри поднялся на второй этаж и потопал по неширокому, но длинному коридору, две двери с обеих сторон озадачили — а чего так длинно-то? — четыре комнаты всего, стало быть. На стенах картины и фотографии, и Гарри, проходя мимо, невольно смотрел на них, и если картины его не привлекали, насмотрелся он на них в свое время в Хогвартсе, то фотографии в рамках заинтересовали. Себя на них он не нашел, конечно, зато семейка Дурслей была в полном составе, даже тётушка Мардж наличествовала со своим неизменным бульдогом.

Окно, дверь справа. Ладно, не чулан под лестницей. Потянув дверь на себя, Гарри вошел и обалдело заморгал на пороге — огромная, угловая, с двумя окнами и дверью сбоку от входа, справа. В углу, меж окон — стол со стулом, два разных шкафа и кровать у стены. За белой дверью обнаружилась полноценная ванная, чем объяснилась загадочная длина коридоров. Не комната, а целые царские покои с собственной ванной! По лицу Гарри против воли расплылась широкая радостная улыбка. Пройдя к кровати, скинул рюкзак и снова осмотрелся, отметив, что шкафы здесь для вещей с мелочью и для одежды — на гардеробном висело зеркало.

В дверь кто-то торопливо стукнулся, и, не спрашивая, не дожидаясь разрешения, в комнату заглянул Дадли. Вот он-то с объятиями не стал задерживаться — подлетел и сгреб Гарри в охапку, сдавив до хруста в ребрах. Ну точно дементоры подменили!

— Да-а-ад… а-а-атпусти… за-ду-ши-и-и-хххр… — еле-еле прохрипел Гарри.

— Дурак! — сипло сказал Дадли. И отпустил. Гарри тут же начал потирать бока, взглядом спрашивая: «это что сейчас такое было?» Дадли хрюкнул и развел руками, мол, а сам ты как думаешь? Ясно. Соскучился братец. Вздохнув, Гарри сам полез обниматься, ла-а-адно, к черту прошлое, живем здесь и сейчас.

Потискав дылду ростом под два метра и шириной в косую сажень, Гарри оттянул его к кровати, толкнул на неё и, сев рядом, принялся расспрашивать: как жили, как переехали, почему в Австрию и так далее и тому подобное… И узнал, наконец, почему тётушка Мардж так редко приезжала к ним. Оказывается, она жила здесь всегда, в этом доме на Улице Сада Молний, в Зальцбурге.

Тот дом, который Дурслям любезно предоставил Орден Феникса, оказался ненадежным — через неделю была совершена первая попытка покушения на их жизнь, Вернон и Петунья с Дадли уцелели просто чудом. Пришли к ним гости пресловутый мистер Мейсон со своей женой, снова на подписание какого-то договора, а Дадлик с утра чем-то траванулся, Петунья взяла машину мужа и увезла Дадлика на обследование, сам Вернон отправился за вином в супермаркет, так как Туни по рассеянности перепутала марку, а у миссис Мейсон оказалась аллергия на белое полусухое…

Вернон как раз возвращался с двумя бутылками великолепного красного крепленого кагора, когда увидел нечто, похожее на шаровую молнию, влетающее в окно гостиной со стороны парка. Рвануло так, что от дома только куча пыли и осталась. Вмиг сложив два и два и получив тотальную задницу, Вернон позаимствовал машину Мейсона, забрал из больницы жену с сыном и рванул на материк. Благо что никто не знал, где обитает Марджори Дурсль.

Гарри слушал и потрясенно смотрел в родное лицо Даддерса, чувствуя, как по коже под рубашкой ползут крупные мурашки страха. Нет… эти маги действительно психи!.. Что им Дурсли-то сделали??? Вопроса, кто именно это сотворил, даже не возникало, понятно кто — сами фениксовцы, Пожирателям-то они на кой черт сдались?!

Гарри так возмутился этой подлостью, что, когда Дадли ушел к себе, решительно вызвал Патронуса. Взмахнул палочкой перед собой и рявкнул:

— Экспекто патронум!

И заморгал растерянно, когда перед ним появился… разлапистый серебряный бульдог. Но почти сразу сообразил, что это его подсознательная благодарность тётушке Мардж, приютившей его семью. Поняв и успокоившись, он начал диктовать:

— Кингсли, у меня претензии к подпольной организации, известной вам как Орден Феникса. Её ещё не распустили? Если нет, то советую этим заняться. Иначе расскажу кому надо, как сие общество убило группу магглов, и в противном случае толпы последователей Торквемады на площади перед Министерством — гарантирую.

И повел палочкой от себя, посылая Патронуса по адресу. После чего занялся обустройством в своем новом обиталище: вынул вещи из рюкзачка, разложил по полкам, попутно размышляя о клонировании животных. Дело в том, что во всей этой каше был один настораживающий факт — знали ли маги вообще о клонировании в восьмидесятом году? У них и слова-то такого не было, поди, только големы, наверно. А вот с девяносто седьмого года оно у всех на слуху, с момента появления овечки Долли. А пророчество уже было, и к нему готовились. Магам куда проще спереть чужого ребенка и стереть его родителям память, чем с помощью темной магии и такой-то матери клона выращивать. Из этого следует совершенно грязный итог — могла ли Лили Эванс подло и бессовестно поступить с сестрой-магглой, похитить у неё одного из двух малышей и инсценировать его смерть? Помнится, в одной книжке, «Плюсы и минусы чернокнижья», кажется, он читал, как ведьмы на шабаше приносили в жертву младенцев. Его до до сих пор бросает в дрожь и холодный пот от одной фразы, вычитанной оттуда.

"— Вы все знаете условия Договора. Знак посвященного получит лишь та ведьма, что сумела не оставить следов и совершить истинное подношение. Все ли вы готовы?

— Да, о Верховная!..

— Все ли принесли вытопленный жир младенца?

— Да, о Верховная!..

— Младенец был ещё жив?

— Да, о Верховная…"

Дальше он вроде читать не смог — в глазах потемнело. Ну, не знаю… не менее жестоко, чем швырять детей об стену, как это делал Юлий Лупп, убивший таким образом трехмесячную дочку Калигулы. А ведьмы на то и ведьмы, чтобы пакостить и всем вредить.

Теперь к вопросу о том, а почему они с Поттером номер два так похожи? Задумавшись, Гарри подошел к зеркалу и всмотрелся в свое отражение. Оттуда на него смотрел тощий недомерок примерно метр с кепкой без подпрыга. Но плечи, слава богу, широкие, и руки мускулистые, не задохлик, в общем… А тот, другой, Гарри, кстати, тоже не похож на своего отца, Джима Поттера… Они очень разные: Джим высокий, Гарри — нет, волосы у них тоже по-разному темные, и что с того, что они одинаково играли в квиддич, правила-то игр не передаются по наследству. Это ж так просто: взлохмать темные волосы, надень круглые очки и будешь похож хоть на Джона Леннона, не то что на старшего Поттера. Гарри снял очки и подслеповато прищурился, вглядываясь в свою ушастую рожу. Хм… уши оттопырены сейчас из-за лысой черепушки, но совсем не как у Дадли, фейс тоже явно не его… да и ростом не вышел. Но ведь это как раз не странно, бывают двойняшки, совершенно не похожие между собой, зато каждый очень похож на какого-нибудь родича.

Ладно, слово «клон» магам всё же известно, просто раньше его, наверное, по-другому звали, подменышем, например, вот и всё. А Дурслей ему по-настоящему жаль, теперь он понимает, почему они не называют его по имени — им просто больно. Просто физически и психологически не могут назвать чужого ребенка именем своего умершего сына. Возможно, у них каждый раз возникает мысль-вопрос, почему умер именно их Гарри?

А тут судьба, словно в насмешку, подкидывает им на порог племянника с тем же именем. Есть отчего огорчиться. Вздохнув, Гарри вышел из комнаты — доносящиеся снизу запахи сообщили ему, что настало время принимать пищу. Проходя по коридору, он снова смотрел на фотографии, уделяя внимание черно-белым, сам не зная зачем. И одна из фотографий его тормознула: две девочки, тоненькая, похожая на жеребёнка Петунья и маленькая Лили, стоят бок о бок рядом со своими родителями, и мужчина, сидящий на стуле, странно похож на… Гарри приблизил лицо, пристально всматриваясь в черно-белую копию себя. Ну, то есть не совсем точно копию, мужчина на фотографии был всё же взрослым, даже старым, но черты лица, хоть и сглаженные ретушью, отдаленно напоминали его собственные. А Петунья, по идее, своего папу никогда не видела маленьким, поэтому могла не обратить внимания на сходство деда и внука.

Ну всё! Суки, вы все у меня попляшете, я вас заставлю сказать правду, а понадобится, сам Волан-де-Мортом стану, имею личный опыт, как себя вести!.. У Поттеров не было детей, вот в чем фокус. Они попросту украли одного из детей Дурслей и клонировали Гарри, чтобы подкинуть копию им же. Самая циничная издевка над людьми, как раз в духе ведьм и троллей.

Едва он подумал об этом, как тело пронзила страшная боль, пронзила внезапно, всего, целиком и насквозь, и была такой нестерпимо-сильной, что Гарри отчаянно закричал, раскинув руки и хватаясь за воздух и стены.

Точно так же закричал в своей спальне в далекой солнечной Калифорнии другой Гарри, истошно закричал и забился в сильнейшем припадке, скрюченные пальцы когтили воздух, а когда он упал на пол, стали царапать пол, глубоко впиваясь в доски, кроша их в щепы. А потом…

Взглядам прибежавшим Лили и Джеймсу открылась ужасающая картина того, как на волю вырывается освобожденный памятью тролль. Утрачивая при этом навеянную личину Гарри Дурсля.

Вернон и Петунья с Дадли и Мардж взлетели по лестнице и едва не споткнулись о распростертое тело Гарри, который продолжал страшно вопить от нестерпимой боли возвращавшегося краденого лика. Потому что в Калифорнии умирал тролль-похититель, тролль-подменыш, тем самым возвращая Дурслям похищенного сына. Такое иногда случается, если человек-замена начинает подозревать, что он не тот, за кого его выдают. Вот так и в случае с Гарри… Стоило ему понять и даже догадаться о тролле, так всё и началось, и сразу завершилось: тролль освободился, но тут же умер, попав под палящие лучи калифорнийского светила, а Гарри Поттер, он же Эванс-Дурсль, снова стал самим собой.

Никакого клона на самом деле не было, был лишь тролль, которому магам понадобилось подарить человеческое лицо, для чего и похитили одного из малышей. Обратный обмен завершился, боль прошла. Тролль покинул тело Гарри и, переместившись в Америку, умер, а Гарри вернулся в себя, в свое настоящее тело. И им совсем не помешало расстояние между Америкой и Европой, разве у Магии могут быть какие-то границы?

Отдышавшись, Гарри открыл глаза и увидел над собой испуганные лица всех Дурслей. Прислушался к себе — боль действительно уходила, в переломанные конечности возвращалась чувствительность, голова перестала раскалываться, вот только с глазами что? Очки испачкались? Что ж так плохо видно-то? Подняв дрожащую руку, Гарри снял их и моргнул — зрение улучшилось. Петунья ахнула и, как подкошенная, упала перед ним на колени.

— Г-гарри… Это же ты?!

Фух… Гарри и сам знал, что это он, криво улыбнувшись, сел и потер лицо непривычно большой рукой. Крупной, не такой, как раньше. Одежда затрещала, став на пару размеров меньше, плечам стало тесно, а ногам больно — ботинки тоже стали малы.

— Что произошло? — растерянно прогудела Мардж. — Вроде не он приезжал, а? А тот, худосочный, куда делся?

— Знаешь… — Гарри задрал голову на Вернона. — А клона-то и не было. Маги слишком тупы, чтобы додуматься до этого, они применили простую магию Подмены. Другими словами — меня похитили тролли и поменяли нас местами. И… э-эм-м-м, не уверен, что вы обрадуетесь, но в вашем чулане десять лет жил тролль. За что вам, как ни странно, спасибо, — Гарри хихикнул. — Это тролль сражался против Волан-де-Морта. А Дамблдор побоялся в том признаться, вот и ляпнул сказочку про клона, благо что слово сейчас всем известно.

Вернон нагнулся, тронул парня за плечо и впервые произнес:

— Гарри?

Гарри ухватился за руку отца и встал, оказавшись вровень с него ростом. И Вернон увидел глаза родного сына, небесно-голубые, как у него и Дадли… Петунья заплакала, протягивая к мальчику дрожащие руки. Протянув свою, Гарри обнял и прижал к себе маму, с каким-то невозможным облегчением зарываясь лицом в её густые каштановые волосы. Что ж, у него теперь имеются ни с чем не сравнимые ощущения личного опыта, невероятное знание того, что чувствует человек, которому довелось побывать в шкуре тролля. Вернее, пожить вместо него. Хорошо, что Дурсли его не любили, иначе бы монстр их давно высосал, питаясь чужой любовью.

О троллях написано достаточно много сказок, чтобы понять, о чем идет речь. Не зря же говорят, что если тролль кого-то искренне полюбит, то погибнет, ибо не в силах пережить такое возвышенное и светлое чувство, как любовь. Ибо любовь для него запретна, как и красота. Тролли живут в тени, сырости и грязи и испытывают вечную злобу к окружающему миру. Настоящие, по крайней мере, — он-то, слава богу, был подменен.

Обо всем этом думал Гарри, стоя в кольце объятий родителей и брата и сам обнимая их вместе с тётушкой Мардж. И снова вспоминая, как начался обратный обмен с чудовищем, едва он пожалел Дурслей, всего-то на миг, мимолетно, на секундочку понял, почему Дурсли избегают называть его по имени, и пожалел их. А пожалев, признал любовь, освобождая тролля, изгоняя его из украденного ребёнка, возвращая самого себя. Ведь Гарри Поттера на самом деле не было, никогда и нигде. Был похищенный циничными колдунами невинный ребёнок и подмененный на жестокого и хитрого тролля. Тролля, который на короткий миг перед смертью познал великую силу любви, пожалев осиротевших людей, потерявших ребёнка.

Когда страсти маленько улеглись, Гарри вернулся в свою комнату снимать с себя разошедшуюся по швам одежду и рассматривать себя в зеркале — надо же узнать свое истинное лицо?

Ну что сказать, лицо осталось прежним, только черты чуточку увеличились, ибо сам он резко вырос до размеров Дадли. И глаза поменяли цвет, стали голубыми, настоящими, от папы и мамы. Развеселившись, Гарри скорчил рожу себе и немного подурачился, изображая всякие позы помешанных на себе бодибилдеров, пуча мышцы и играя кубиками пресса. После одной особенно заковыристой стойки и зверской морды а-ля Терминатор Гарри совсем расшалился и захохотал, счастливый донельзя. Сейчас он всем всё простил, не надолго, не бойтесь, с Дамблдором он ещё поквитается, тем более, что понял теперь, почему его не убили, а отпустили живым, просто выпнув из маг-мира. Чтобы не убить того Поттера, жившего в Америке, вот почему. И его странное бессмертие тоже теперь объяснилось — на троллей не действует Авада Кедавра. Троллья шкура сродни великаньей и по функциональности почти ничем не уступает драконьей броне… Неплохой, в общем-то, план — выставить против сумасшедшего Лорда практически неуязвимое магическое существо, в данном случае тролля-подменыша. А то матери никогда не прикрывали собой своих детей, ага.

Но в том-то и дело, что Лили не закрывала его собой, она просто удрала, прихватив с собой оригинал, настоящего Гарри Дурсля, и оставив вместо себя голема из песка, которого Лорд и завалил, думая, что убивает настырную мамашку.

Отсюда, как сволочной прыщ, вылезал такой же настойчивый вопрос — а почему его не вернули Дурслям как украденного родного сына, а подкинули какого-то мифического племянника по имени Гарри Поттер? На них, увы, ответить могут только Лили Поттер и Дамблдор. Правда, на краю сознания зудливо царапалась некая мыслишка… Подумав, Гарри прислушался к ней и понял, что она подбрасывает ему воспоминание из той же книги «Плюсы и минусы чернокнижья» о том, что девушка, ступившая на стезю ведьмы, как правило, награждается кучей женских болячек, предрасположенностью к ранней старости и бесплодием, короче говоря: ведьма не может иметь детей. Взамен она получает сомнительную вечную молодость, власть над мужчинами и некоторое умение в ворожбе. То есть может начинать пугать народ всякими ведьмовскими штучками: парней сушить, коров губить, так, чтоб у них молоко пропадало… Чуму-холеру насылать на людские поселения.

Наверное, этим и объясняется малоплодие среди волшебников? Поня-а-атно теперь, почему маги так редко женятся на магглокровных ведьмах — они обычно бесплодны. Ведь это женщина, ступившая на порочный путь колдовства. Что ж, святые отцы-инквизиторы знали, почем фунт лиха, и потому с таким упорством сжигали ведьм на кострах.

Гарри потряс головой, так, стоп, а Гермиона что, тоже опорочена? Но тут ему вспомнилась давным-давно произнесенная фраза мамы:

— Знали ли мы? Да, конечно, знали! Как мы могли не знать, когда мы знали, кем была моя чертова сестрица! О, она в свое время тоже получила такое письмо и исчезла, уехала в эту школу и каждое лето на каникулы приезжала домой, и её карманы были полны лягушачьей икры, а сама она все время превращала чайные чашки в крыс. Я была единственной, кто знал ей цену, — она была чудовищем, настоящим чудовищем! Но не для наших родителей, они-то с ней сюсюкались — Лили то, Лили это! Они гордились, что в их семье есть своя ведьма!

Ну… Гермиона, насколько он знает, такими вещами не балуется: родителей своих не пугает, не обижает, соседей не трогает, коров не портит… Значит, что? Гарри задумчиво посмотрел в потолок — получается, бог есть? И он защищает простых смертных от происков дурных колдунов и ведьм, при этом закрывая глаза на добрых волшебников, знахарей, ведуний, волшебниц, ясновидящих и предсказателей? На всякий случай Гарри перекрестился и крепко зажмурился. Но ничего страшного не произошло — земля не разверзлась, и молнией не поразило.

Вместо этого явилось другое знамение — короткий стук в дверь. Гарри подхватил с пола полотенце и поспешно в него завернулся, прежде чем сказать:

— Войдите.

Вошел Вернон. Глянув на сына, он прошел к кровати и положил на неё стопку одежды, а сверху пару ботинок.

— Вот. Пока Дадлино поноси, потом съездим в магазины и купим тебе, хорошо?

— Да, хорошо, — Гарри подошел и взял рубашку. — Спасибо.

— Ага, одевайся, я подожду тебя за дверью, — сказал Вернон и вышел, давая Гарри возможность спокойно заняться собой. Отодвинув мысли на потом, Гарри оделся и выскользнул в коридор, притопывая ботинками, чтобы определить — не жмут ли? Не жали, а были, к счастью, немножко великоваты. Отец привел его на кухню, где их ждал горячий и сытный обед. Съев несколько ложек мясного рагу, Гарри нерешительно посмотрел на сидящую вокруг стола родню и тихо спросил:

— Как вы думаете, я родился магом или мне её внедрили?

Петунья пожала плечами.

— Не знаю, Гарри. Малыш, которого сиделка унесла в родильный бокс, не вернулся ко мне живым… Сказали, что умер. Тельце нам отдали потом для похорон, а затем на нас как помутнение рассудка нашло, почему-то никто из нас не потребовал доказательств, что это именно наш ребёнок погиб.

— Ну это у них просто, называется «стереть память». Хороший Обливиэйт и привет, ничего не помнишь. Они это очень хорошо умеют — подправлять и корректировать людям память таким образом, что им кажется, что всё было так, как и произошло. Вот, например, Питер Петтигрю убил двенадцать человек, взорвав улицу Бомбардой, а обливиэйторы потом подчистили память свидетелям так, что они все, как один, оказались уверены, что на самом деле взорвался газ.

— Убийцу-то хоть наказали? — возмутился Вернон.

Гарри вспомнил серебряную руку, задушившую Питера, и кивнул.

— Да, его казнили.

— И то хлеб… — успокоился Дурсль.

Прошло несколько дней. Для Гарри наступила мирная, тихая и размеренная жизнь, полная солнца, лета и покоя, такого же надежного и непоколебимого, как окружающие Зальцбург снежные вершины Альп. Давно для него купили одежду, протаскав по всем магазинам и набив до отказа два шкафа — один в его комнате, а другой внизу, в гардеробе в холле. Отросли волосы, спрятав лопухастые уши, к своему новому, раздавшемуся вширь и ввысь телу Гарри привык быстро. Привык он и к тётушке Мардж, которую раньше шугался по понятным причинам, тётка оказалась нормальной, со своеобразным чувством юмора. Привык и даже привязался к двум бульдогам: престарелому Злыдню и его преемнику, четырехмесячному щенку по кличке Пармезан. А вообще-то бульдогов была целая стая: пять вольеров элитных сук, которые давали отличное потомство. В роли производителя обычно выступал Злыдень, но к сукам иногда привозили на случку других кобелей, победителей на местных собачьих выставках.

Так что Гарри вскорости познал все тайны и секреты разведения породистых собачек. Порой ему от этих подробностей хотелось плакать и создать зелье «Разувидин».

Кроме своры разлапистых шерстяных крокодилов, на ранчо Марджори Дурсль содержались и лошади, чему Гарри искренне поразился, ему и в голову не приходило, что мадам, подобная Мардж, способна ещё и скакунов разводить. Но оно так и было, под руководством управляющих работников ранчо на рынок в Верону регулярно поступали табунки двухлеток — гунтеров и ганноверов.

Итак, текла неспешно мирная спокойная житуха, ошарашивая и встряхивая иногда собачьими родами или лошадиными коликами, и ничто, абсолютно ничто не предвещало никаких бед извне. Тем более из далекой и ставшей почти сном Англии.

Однажды вечером, после обильного и вкусного ужина, семейство Дурслей собралось в гостиной оттянуться перед сном кто чем: тётушка Мардж засела в кресле с вязанием на спицах, Вернон с Дадли зарылись в шахматы, с головой уйдя в стратегии и ходы, Петунья села к телевизору, а Гарри бездельничал — любовался мамой, следил за ходом пешек и ферзей, слушал вполуха бормотание телеящика и кормил щенка своими пальцами, которые тот старательно посасывал и покусывал. И в какой-то момент краем уха уловил фразу диктора вечерних новостей:

— Сегодня во второй половине дня на Центральном железнодорожном вокзале в Вене была задержана группа подозрительных подростков, лет шестнадцати и старше. На вопросы стража правопорядка отвечать отказались, паспортов при двух из них не обнаружено, только у самой старшей из девушек был изъят паспорт на имя английской подданной Гермионы Грейнджер. Ведутся…

Гарри рывком поднял голову, впиваясь взглядом в экран, по которому как раз мелькали кадры задержания двух девушек и парня, в которых он с изумлением признал Невилла, Полумну и Гермиону. Не помня себя от ужаса, Гарри ползком подобрался поближе и чуть ли не носом уткнулся в стеклянную поверхность, в страхе вглядываясь в родные лица друзей. Его странное поведение было замечено Дурслями, а поняв, в чем дело, внимательно дослушали новости о том, что подростков пока переправили в полицейский участок до полного выяснения обстоятельств.

Гарри сидел ни жив ни мертв и отчаянно пытался не сойти с ума от страха за недотеп… Ну, Гермиона понятно зачем в Вену приперлась, наверняка с пересадкой до Австралии, но Невилл-то с Полумной за каким лядом в это затесались??? Они же младенцы наивные в мире магглов!

— Папа… помоги!.. — взмолился Гарри, круглыми глазищами глядя на Вернона и чувствуя, что точно скончается, если тот откажет.

— Лохматую девчонку вроде помню, твоя однокурсница… — прогудел папа. — А остальные — кто?

— Тоже мои однокашники, — с облегчением ответил Гарри, вставая с пола. Вернон кивнул и поднялся с кресла.

Сборы были оперативными. Дорожная сумка, пара смен белья, документы-паспорта с наличными, и готов турист. Снова жутенькая горная дорога, снова чухает ещё один храбрый паровозик среди великанских круч, ведомый не менее отважным машинистом. На сей раз в сказочную Вену, легендарную столицу Австрии. Прибыв, Вернон и Гарри сели в такси и отправились в полицию. Нашли инспектора и объяснили цель своего визита. Полицейский начальник, не моргнув, выслушал рассказ Вернона, о том, что ребята заблудились, приехав на аттракционы. Переварив сведения, полисмен кашлянул и желчно осведомился, отчего Гарри невольно вздрогнул:

— А почему в паспорте мисс Грейнджер нет отметки о прохождении таможенного контроля? Они что, из воздуха возникли? Как джинны из лампы?

Гарри вздохнул — начитанный дядька, с шуточками… А друзья его и правда из воздуха появились, как это обычно бывает при перемещении порталом или трансгрессии. И что с ними случилось? С чего они на маггловскую территорию сунулись? Вернон тем временем миротворчески пробасил:

— Начальник, вы бы привели их сюда, сынок мой за друзей волнуется. В первый раз из Лиенца в Вену приехали, перепугались, поди…

— Ах, из Лие-е-енца… — протянул коп, моментально добрея лицом. — А то смотрю, дикие какие-то, как будто из провинции… — и гаркнул в сторону двери: — Крайзер! Приведи-ка тех потеряшек с вокзала.

За дверью согласно хрюкнули, после чего послышался топот удаляющихся ног. Пока ждали, вежливо глазели на стены и друг на друга. Наконец вернулся Крайзер и привел с собой горе-путешественников. Гарри поразился — от Гермионы, казалось, одни глаза остались, огромные и замученные. Невилл выглядел так, словно его под прицелами сотни автоматов вели на расстрел, одна Полумна вела себя как обычно — витала в облаках с нарглами и мозгошмыгами.

Вернона Гермиона узнала: облегченно разревевшись, она бросилась ему на шею, жалобно лопоча:

— Дядя Вернон, спасите!!!

Вернон сгреб глупую девчонку, подержал на своем пузе, а потом попытался отодрать от себя и поставить на пол. Однако Гермиона отдираться не желала и упорно продолжала цепляться за шею и пиджак. Пришлось подойти и похлопать её по спине.

— Гермиона, эй! Сюда посмотри…

Услышав знакомый голос, Гермиона оглянулась, а увидев не менее родное лицо, соскользнула с пуза дяди Вернона и с плачем повисла на шее Гарри. Тут же рядом очутились и Невилл с Полумной, последняя-таки удосужилась спуститься с небес и оставить морщерогих кизляков. Какое-то время в кабинете полицейского начальника стоял бессвязный хор голосов и рыдания настрадавшейся Гермионы. Наконец страсти-эмоции поутихли, и Вернон смог уволочь детей вон, пока до полисмена не дошло — а чего они по-английски говорят-то, выходцы из Лиенца?

Снова поезд какой-то номер, такой же отважный, как и его предшественники, горные кручи, мосты над пропастями, и снова на горизонте Соленый город — Зальцбург. За всё время пути Гермиона не сводила с Гарри потрясенных карих глаз, испуганно хваталась за его руку, стоило тому пошевелиться, словно боялась, что он исчезнет. На полпути к станции удалось выжать из неё только обещание рассказать о том, что они в Европе делают. Невилл же растерянно примеривался к Гарри: то руку к руке приложит, то от плеча до пола на глазок отмерит, видимо, заметил, что Поттер малость увеличился. Полумна загадочно улыбалась, глядя на невилловы экзерсисы. Потом и Гермиона заметила, чем Невилл занимается, и спросила:

— А что ты делаешь?

— Да вот не пойму никак, то ли Гарри вырос, то ли я измельчал, — Невилл развел руками и добавил: — У него ещё и цвет глаз поменялся…

— Странно, — Гермиона подозрительно оглядела Гарри. — Это точно ты?

— Я, я, — подтвердил тот. — Твои канарейки были очень милыми, когда атаковали с писком… сама знаешь кого.

Гермиона успокоенно кивнула — то заклинание видели только Гарри и Рон, а Рон о том позоре ни одной живой душе не рассказывал, ещё чего, признаться, что тебя желтенькие птички обклевали, обкакали и перышками обсыпали.

Приехали, устроили бедняг отдыхать с дороги, накормили, напоили, дали себя в порядок привести, потом собрали в гостиной и принялись дознаваться — что, зачем и почему? Похлюпав носиком, Гермиона начала каяться:

— Я год назад изменила память своих родителей, и теперь они уверены, что зовут их Венделлом и Моникой Уилкинс, а мечта всей их жизни состоит в том, чтобы перебраться на жительство в Австралию, что они уже и проделали. Я это сделала для того, чтобы обезопасить их на тот случай, если Волан-де-Морту приспичит найти их и выспросить, где я или где Гарри, потому что я, к сожалению, кое-что им о нем рассказала. Ещё в моих планах было, если переживу поиски крестражей, то отыщу маму и папу и сниму свои заклинания. Если нет, что ж, думаю, чар, которые я навела, хватит, чтобы они жили в безопасности и довольстве. Венделл и Моника Уилкинс, видите ли, даже не подозревают, что у них имеется дочь…

Глаза Гермионы опять наполнились слезами. Поплакав, она продолжила:

— Я отправила запрос в Австралию о местопребывании Моники и Венделла Уилкинсов, а мне… — Всхлип. — А мне сказали, что никакие Моники и Венделлы Уилкинсы в Австралию не прибывали, и я решила поехать туда и узнать хоть что-то о них, Невилл пообещал помочь с портключом, но… боюсь, он малость растерялся, а Полумночка сказала, что нас тут найдут и помогут. — Снова всхлип и истеричное рыдание. — Я… я не понимаю. Они должны быть там! Мои мама и папа. Мне стра-а-ашно-о-ооо!..

И бедняжка снова зашлась в истеричном вое.

— Ну ты и ду-у-ура… — протянул в полной тишине офигевший Дадли. — Ты хоть паспорта-то им справила? Или прямо так и отправила их, беспамятных, наобум и хрен куда?

Все были так ошарашены, что даже не стали укорять Дадли за грязный язык. Вместо этого Вернон принялся просвещать ребят о том, какой строгий контроль на таможне в Австралии.

— В Австралии к посторонним относятся очень серьезно. Каждого въезжающего проверят-перепроверят сотню раз, пересчитав не то что каждую вошь на волосинке, но и обувь вымоют с мылом и бесплатно. Кстати, за провоз вшей там могут и расстрелять. Дело не в гордости и не в навязчивой идее о чистоте — дело в биологической безопасности. Биологическая безопасность столь же важна на земле кенгуру, как национальная безопасность — на земле личной свободы. Чтобы проехать в Австралию, надо преодолеть бесконечные дипломатические и административные препоны, чтобы получить разрешение от департамента на въезд на этот крайне изолированный материк. Мисс Грейнджер, как вы думаете, как там встретят двух подозрительных людей без удостоверения личности, без сопроводительных и хотя бы мало-мальски пояснительных бумаг? И при том ваши м-м-м… родители, будучи под заклятием, рвутся на материк, несмотря на попытки их удержать и расспросить?

Гермиона смотрела на Вернона и, казалось, была на грани обморока. Только и смогла прошептать:

— Что же мне делать, дядя Вернон?..

Вернон оглядел ребят и вздохнул, видя их вопрошающие лица, полные надежды на него.

— Что-что… в Австралию едем, вот что. Разбираться надо…

Примечания:

В данной главе вставлены комментарии **Хорек белый циничный**, **Signe Hammer**, за что им отдельная благодарность!

Но прежде чем собираться в Австралию, Вернон занялся более насущными делами: перво-наперво справил паспорта горе-деткам, всё чин по чину и закону. Потому что даже магглорожденная Гермиона очень сильно отстала от жизни, можно сказать, Хогвартс основательно отупил её, да так, что по уровню интеллекта она теперь могла сравниться разве только с древней бабкой из глухой сибирской деревни на пять дворов без радиостанции.

Те месяцы, которые она проводила на каникулах с родителями, ума и знаний ей не прибавили, потому что мама с папой оберегали дочу от внешних проблем. И виза на горнолыжный курорт во Франции для Гермионы появлялась как-то сама собой, как те крылышки цыплят-бройлеров из холодильника для китайских деток, искренне полагавших, что у курицы четыре ноги…

К тому же, начиная курса с четвертого, Гермиона вообще перестала проводить каникулы с родителями, уезжая в гости к Уизли в «Нору» или на площадь Гриммо к Сириусу Блэку. Ну, а к ним, понятное дело, попадаешь простенько и со вкусом — через камины и портключами, никаких документов-паспортов не надо.

Поэтому, имея сильные такие сомнения насчет того, что Грейнджеры-Уилкинсы вообще в Австралии, Вернон решил пошарить по своим каналам, потому что кто в Австралии разрешит спуститься с трапа самолета личностям, у которых ни паспортов, ни прочих документов? У британцев упрощенная процедура при въезде в Австралию, но всё равно, хоть какие-то бумажки у них с собой должны быть. А дипломы стоматологов? Одно дело приехать туристом, совсем другое — с целью осесть надолго, если не насовсем, для чего нужно разрешение на работу. Если они хотят работать, как и раньше, стоматологами, то надо же подтвердить свою квалификацию — нужен диплом. Которого нет. Обычно таких «туристов» выпинывают обратно с первым же самолетом, даже из здания аэропорта не дадут выйти.

Осторожненько пошуршав там-сям и подергав нескольких знакомых полицейских начальников за нервы-ниточки, Вернон узнал следующее: Грейнджеры Англию не покидали, равно как и Уилкинсы, которых попросту не существовало. Грейнджеры, увы, были помещены в больницу на принудительное лечение, так как их сотрудники-коллеги стоматологи заметили их некоторую неадекватность… Перво-наперво, Джон Грейнджер начал обращаться к жене как к Монике, а та, в свою очередь, принялась называть мужа каким-то Венделлом. А ведь все вокруг — персонал и пол-Лондона — знали, что их зовут Джон и Джина. Сначала это сочли чудачеством, но потом кто-то спросил у них о дочке, мол, что-то Гермиону давно не видно, Джонатан и Джорджина страшно удивились и на полном серьезе заявили, что никакой дочери у них нет и не было. Обеспокоенные коллеги, среди которых были акушер, лично принимавший роды у Джины и державший в руках орущую малявку Гермиону; дантист, проводящий коррекцию правильного прикуса у той же мелкой Гермионы; а также крестные, которые сами знаете кем приходились Гермионе, переглянулись и забили во все колокола.

Доблестные полисмены начали расследование: опросили всех соседей, те постепенно, потихоньку-полегоньку припомнили, что искомая девочка с одиннадцати лет начала уезжать в какой-то закрытый пансион, дома показывалась только на каникулах, а вот потом… ну да, пару лет её действительно что-то не видно стало. Дом опечатали, перекопали сад в поисках неучтенных трупов. Спятивших Грейнджеров сперва арестовали, потом, после досмотров толп психиатров и психологов, признали недееспособными и отправили в Бедлам. Ну, а куда ещё-то? Если они упорно отрицают наличие ребёнка, называют себя Уилкинсами и при этом помнят всех коллег по именам. Даже акушера, который, по их мнению, никакого ребёнка у них не принимал. Вот и как это понимать? Правильно, бедняги просто сошли с ума от пропажи дочери. Гермиону объявили в розыск, разместив её фото во всех газетах и показав на всех телеканалах.

Ну, у Гермионы как-то не было возможности посмотреть телевизор весь девяносто седьмой год: скитания по лесам этому как-то не способствуют, газет Гермиона тоже не читала, не имела такой дурной привычки. Также и радио послушать негде и некогда было. Надо было видеть её отупевшее личико, когда Вернон плюхнул перед ней толщенную папку полицейских сводок, вырезок из газет и медицинских справок. Вот твои родители, дальше сама разгребай, дура…

Прочитав копии полицейских протоколов, сухие и заковыристые медицинские термины типа прогрессирующая шизофрения, обширная амнезия, навязчивая идея фикс поехать в Австралию, и полюбовавшись на фото папы-мамы в смирительных рубашках, спеленутых аки мумии и обдолбанных транквилизаторами, Гермиона залилась слезами.

Послушав её вой, Вернон спросил у Гарри:

— Нам в Англию уже можно вернуться? Как там сейчас с вашими чокнутыми психами дело обстоит?

— Не тронут, — скрипнул зубами Гарри. — В противном случае натравлю кое-кого. Я им просто раскрою Статут — пора магглам узнать, что все эти катастрофы и взрывы газа на самом деле нападения колдунов. А для магглорожденных есть отмашка. Вот выписка из моего учебника… — Гарри покопался в памяти и выдал: — «В тысяча девятьсот восьмом году папа Пий Х переименовал Святую Инквизицию в Священную Конгрегацию Священной Канцелярии. Священная Канцелярия просуществовала до тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года, когда папа Павел VI переименовал Священную Канцелярию в Священную конгрегацию доктрины веры, существующую и поныне». Я понимаю, что моя угроза натравить инквизицию вообще-то бессмысленна, но в Священную конгрегацию в принципе настучать можно. Если знать, куда и кому.

Гарри оглядел припухших и притихших родственников и друзей и поднажал:

— Вы полагаете, волшебники в курсе всех тонкостей, касающихся инквизиции и церкви? Вы слишком хорошо о магах думаете. Они в свой Статут вцепились, как голодные псы в кусок мяса, видимо, их здорово «ушибло» тогда, в семнадцатом веке, и ничего о маггловском мире принципиально знать не хотят. С подачи бородатого мудозвона маги ещё могут воспринять какие-то маггловские праздники с религиозным подтекстом, типа Рождества, и то потому, что волшебства там больше, чем собственно религии. А уж различать инквизицию и Конгрегацию, я уж не говорю о том, что англичане не католики и к Святому престолу не имеют никакого отношения… магглы-то и то не всегда различают, а маги и подавно. Поверьте, имя Торквемады у них ещё свежо в памяти, и стоит мне только намекнуть на священный костерок, очищающий такой, так они ещё глубже в подпол зароются, если вообще из страны не сбегут, подальше, туда, где к магии относятся куда лояльнее.

— Э-э-э, Гарри, а ты чего такой грозный? — робко спросил Невилл, опасливо помаргивая.

— Имею право! — вызверился Гарри. — Шутка ли: от родителей украли, сделав вид, что ребёнок умер, потом им тролля подкидывают, причем с таким подлым переподвывертом, что они и знать не знают, что у подменыша лицо их собственного сына! Хорошо хоть Дурсли «племянника» не любили, а то б я-тролль высосал бы их за милую душу в первые же годы…

— То есть ты не клон? — переспросил Невилл. Гарри мрачно кивнул.

— Нет, я не клон, меня с троллем поменяли местами. Настоящий я жил в Америке, а тролль с моим лицом замещал меня. А как только тролль пожалел Дурслей, то умер, тем самым освобождая настоящего меня и возвращая на место. Произошла обратная замена — Я-из-Америки вернулся в себя, а тролль, умирая, переместился к похитителям.

— А как выглядел тролль? В смысле, его тушка? — поинтересовалась Полумна.

Гарри показал на себя.

— Вы его видели, я всю жизнь, с первого курса, с вами был, вы знали меня как тролля по имени Гарри Поттер.

Гермиона растерянно моргнула.

— Но, Гарри, мне кажется, ты что-то путаешь, тот тролль, напавший на меня в туалете на первом курсе, был совсем не похож на тебя.

— Сама не путай горного тролля в своем истинном виде с троллем-фейри! — огрызнулся Гарри. — На тебя напал натуральный взрослый тролль в своем исконном обличье, тогда как меня подменили на хитрого злобного карлика из малого народца фейри, жителя Полых холмов, тролля-подменыша. Они очень разные, заметь.

— Ты почему такой умный? — обиделась вдруг Гермиона, скрестив руки на груди.

— Да вот… — Гарри демонстративно уставился в потолок. — Учение тайком с фонариком под одеялом по ночам, оказывается, очень сильно запоминается. Я же страсть как хотел учиться, а если тебе к тому же запрещают…

Вернон хрюкнул, поймав брошенный на него искоса взгляд сына, вспомнив, как заходил к «племяннику», чтобы спросить — а почему у него свет из-под двери просачивается? — но, зайдя, обнаруживал, что мальчишка крепко спит в темной комнате. Вот хитрец! Хлопнув в ладони, он грузно поднялся с кресла.

— Так, всё, собираемся. Мы возвращаемся в Англию. Надо найти Грейнджеров и посмотреть, что с их памятью. Кроме того, мы больше не будем бегать и прятаться от колдунов, надо будет — вторую инквизиторскую войну развяжем. Пусть они от нас бегут и прячутся.

— Но они вроде и так это делают? — робко вставила Гермиона.

— А ты не возникай, — сварливо заметил ей Дадли. — Ты и так уже напортачила выше крыши. Кто тебе вообще давал право над родителями эксперименты проводить? В общем, доигралась ты, пожинай теперь плоды своей глупости — с твоими заумными заморочками может сработать старый шпионский принцип: «Если что-то может пойти не так, то это обязательно пойдёт не так». Поэтому, составляя планы, надо делать, чтобы этих «не так» либо совсем не было, либо иметь с десяток запасных планов на каждое «не так». Чего, как мы понимаем, ты не делала — по причине отсутствия опыта и времени. У тебя в плане этих «не так» было хоть жопой жуй, пардон за крепкое слово. Я себе представляю, как ты отправила родителей в Австралию, если сама, их разыскивая, угодила в Австрию — это тоже суметь надо! Вот и чего ты своей самодеятельностью добилась? Вот этого? — Дадли махнул рукой в сторону бумажной кучи на журнальном столике, в частности, на фотографии Грейнджеров, спеленутых смирительными рубашками.

— Но я думала — это так просто! — жалобно хлюпнула носом глупышка. — Мои мама с папой так часто ездили за границу, что мне показалось, никаких проблем у них не будет…

— Так ездили-то они как Грейнджеры, а не как Уилкинсы! — рявкнул Дадли. — Чтобы улететь как Грейнджеры, надо осознавать себя Грейнджерами или хотя бы знать о своей «двойной» фамилии. А они на полном серьезе осознают себя Уилкинсами. Так представил себе — я Уилкинс, а мне какая-то левая девушка говорит, что я должен предъявить паспорт на фамилию Грейнджер. Я, может, и без памяти, но не идиот, у меня непременно возникнут вопросы… Но ты и тут перестаралась, — Дадли снова покосился на газетные вырезки. — Вон, написано: «Почему Грейнджеры считают себя Уилкинсами? Где их дочь? По одной из версий, Грейнджеры убили своего ребёнка, на почве стресса сошли с ума и попытались скрыться из страны под чужими именами и фамилиями».

Посмотрел на Гермиону и добил:

— То есть они настолько зомбированы, что действительно думают — они Уилкинсоны? Ты им память-то вернуть сумеешь?

Недоучившаяся ведьма снова залилась слезами, но её никому не было жаль, даже Гарри, который в этот миг был полностью согласен с авторами книги «Плюсы и минусы чернокнижья», искренне полагая, что девчонка слишком заигралась в феечек с волшебными палочками, считая себя сверхумной и выше всех. Ну да, как родителям память стереть, так взрослая колдунья и ей лучше знать, а как искать этих родителей, так «дядя Вернон, спасите!!!», сразу стало видно, какой она глупый ребёнок.

Пока Дурсли собирались к переезду на родину, Гарри троллил Министерство письмами трех видов — Вопиллерами, голосовыми Патронусами и простыми, помноженными на манер тех, что из трубы камина в гостиную влетали. Память у Гарри оказалась пакостной, и тролль в его душе на сей раз голову поднял прямо.

Министр и его окружение вскоре стали жалеть, что вообще занимают этот пост — письма налетывали круглые сутки без продыху и перерыва, требуя одного и того же — ареста Дамблдора и его подпольной организации имени Ордена Феникса. В доказательство обоснуя была приложена память какого-то маггла о том, как в пыль взрывается дом от направленного заклинания Бомбарды. Так мало того! Усиленный Сонорусом глас Патронуса грозно требовал сожжения Дамблдора на святом инквизиторском костре! И ведь не попрешь против истца: правды-матки и кровной мести требовал сам герой — Гарри Поттер! Ага, тот самый, из Америки. Письма совами и магией не отслеживаются, Патронусы тоже невесть откуда приходят, поэтому никто и не подозревал, что точка отправки у них несколько ближе — через канал Ла-Манш.

Министр и его горе-чиновники жалко отбрехивались, посылая виноватые извинения Поттеру. Джим, получая письма, сперва фигел, потом, разобравшись, начал подхихикивать, прочитав очередную порцию корреспонденции, пересылал их истинному адресату — Гарри Дурслю. И включился сам в переписку, посылая своего Патронуса-оленя с тем же требованием — предать Дамблдора Поцелую дементора. Двойного давления Поттеров отца и сына министр не выдержал, послал обещание, что проследит за тем, чтобы тайная подпольная организация была распущена, а Дамблдор посажен в Азкабан. Гарри обещание не удовлетворило, ему этого было мало для полной гарантии безопасности своей семьи. Очень мало.

И некто, живший в темном домике в Паучьем тупичке, получил тайное послание.

Уважаемый профессор Снейп.

Позвольте прежде всего поблагодарить Вас и вернуть Вам Ваши воспоминания. А теперь я хотел бы внести некоторую ясность в прошедшие события.

Вы помните Гарри Поттера? Вам, наверное, уже известно, что его якобы клонировали? Так вот, сэр, должен сказать Вам, что всё это — ложь. Дело в том, что Гарри Поттера на свете не существовало. На самом деле против Волан-де-Морта сражался тролль, выращенный как Гарри Поттер. Это совершенно точно, как голем из песка, лежавший на Вашем месте в Визжащей хижине.

У Поттеров детей нет, потому что Лили бесплодна и не могла родить ребёнка. Поэтому она поступила проще: выкрала своего племянника, одного из близнецов — Гарри Дурсля. Весьма грязный поступок, Вы не находите, сэр? Она ещё и память Петунье подчистила, как будто её ребёнок умер… Далее, думаю, провели ритуал подмены, и Дурслям подкинули тролля-подменыша с лицом их собственного сына.

Как полагаете, сэр, какого наказания заслуживает милейший дедушка Дамблдор, обманувший весь магический мир?

С уважением.

Гарри Эванс-Дурсль.

P.S. Нам вскоре, возможно, понадобится опытный легилимент — надо будет вернуть память двум людям, можем ли мы рассчитывать на Вашу помощь, сэр? Если нет, то, пожалуйста, посоветуйте нам кого-нибудь другого, такого же опытного и надежного, как Вы.

Северус скомкал письмо, оцепенело глядя в огонь камина — Гарри Поттера не существовало. Почему-то он сразу поверил в это сообщение. Да оно и понятно… ведь придумать такой бред невозможно. Вспомнился мальчик, одним своим видом вызывающий раздражение: вечно лохматый, в растянутой одежке, в круглых очочках. Как он пугливо ежился на каждый его рык, робко моргая зелеными зенками. Словно в издевку, зелеными, как у Лили. Волна бешенства начала заливать его с головой, руки, сжимающие письмо — задрожали. Значит, вот такая свинья на убой?! Агнец на заклание? Тролль вместо Поттера. К этой зарождающей ярости прибавилась и старая боль, смертельная рана, нанесенная Дамблдором в ту ночь, когда — как он думал — умерла Лили. Которая, как выяснилось недавно, никогда не умирала, а просто сбежала, спряталась на краю света. Хороша подруга — ни разу не дала о себе знать, с-сучка! А он-то! Хоронил её годами, память о ней берег-хранил, тьфу!.. Мальчишку ещё оберегал и… даже… привязался, прости господи, к троллю.

Злобно выругавшись, Северус призвал к себе пергамент и писчие принадлежности. Черкнув пару строк с просьбой о встрече, он привязал послание к лапке совы и послал её к Дамблдору.

Как и следовало ожидать, от своего карманного Пожирателя дедушка подвохов не ждал. Встречу, конечно, назначил не дома, а где-то у черта на куличках, но согласился же?! Дождавшись ответа от старика, Снейп трансгрессировал по заданным координатам и оказался на кладбище в Годриковой впадине. Дамблдор дожидался его на могиле Игнотуса Певерелла. При виде Северуса расплылся в слащавой улыбочке. И, как всегда, забыв о том, что Северус ему первым написал, Альбус, будучи уверенным в своей непогрешимости, сладко запел:

— Се-е-еверус! Как хорошо, что ты обо мне не забыл, мой мальчик! — и без перехода заявил: — Мне очень нужна твоя помощь.

«Вот как?» — подумал Северус и ровно спросил:

— И какая же?

— Найди мне клона. Почему-то никто не понимает, что от мальчишки нужно избавиться, а ведь он опасен, Северус, очень опасен. Так уж сложилось, что об этом знаю только я. Помоги мне, Северус, найди эту химеру, найди и уничтожь!

Северус припомнил письмо, оставленное дома на столе, корявый почерк подростка и подпись «Гарри Эванс-Дурсль», хмуро посмотрел на заигравшегося старика и коротко бросил через плечо:

— Взять!

Из мрака ночи выплыли не меньше двух дюжин дементоров, всем скопом налетев на старика, они в момент высосали из него магию, всю, подчистую и досуха. А потом, подхватив под белы рученьки, препроводили новоиспеченного сквиба к порталу на Азкабан.

Прочтя в магических газетах об аресте Дамблдора, Гарри облегченно перевел дух и со спокойной совестью начал вместе со всеми собираться к возвращению в Литтл Уингинг.

Возвращение домой всегда знаменуется как очень волнующее событие. Это возвращение тоже не стало исключением из правил, волновались так, что аж дыхание перехватывало: шутка ли, родной дом целый год не видели, а уж о том, что они однажды и вовсе в него вернутся, и мечтать не смели даже.

Петунья расплакалась при виде родненького милого особнячка, в котором прожила с самого первого дня свадьбы, с тех пор, как стала миссис Дурсль и ощутила себя полноправной хозяйкой своего собственного дома. Дадли недоуменно забубнил:

— А че это он такой маленький стал?

Тоже нормальная и весьма распространенная реакция для того, кто долго был в отъезде. Гарри понимающе покивал и сказал брату:

— Так ты же вырос, Дад, вот он и стал маленьким.

Вернон тихо фыркнул в усы и, засучив рукава, двинулся сдирать с входной двери доски. Гарри и Дадли присоединились к отцу, а Петунья вежливо здоровалась и раскланивалась с соседями, которые со всех концов Тисовой улицы заспешили к четвертому дому выразить восторг и поприветствовать вернувшихся Дурслей.

Отдирая очередную планку, Гарри неуверенно прислушался: вместе с треском выдираемых гвоздей и скрипом досок откуда-то снизу доносилось тихое, сдавленно-злобное рычание. Услышал и Дадли, тоже замер, испуганно выкатив глаза, потом оба, молча и не сговариваясь, опустили головы и уставились на плиты каменного крыльца под ногами. Рычание доносилось именно оттуда — из-под крыльца.

Поняв причины заминки в работе, Вернон вооружился фонариком и, опустившись на колени, посветил в дыру, образовавшуюся от вывороченного камня. Рычание стало нервным.

— Хм… — произнес Вернон. Дадли взволнованно шепнул:

— Кто там, пап?

— Глаза, — глубокомысленно сказал Вернон.

— Чьи?.. — испугался Дадли.

Вернон выпрямился и попросил Петунью:

— Дорогая, позвони от соседей, пусть пришлют кого-нибудь из ветконтроля, у нас под крыльцом сидит бродячая собака.

Ладно, позвали собаколовов, и дальнейшие отдирания досок от окон и дверей сопровождались топотом и ругательствами дюжих парней, гоняющихся за сучкой неопределенной породы с отвисшими сосцами под тощим брюхом. Парни изощрялись вовсю: расставляли сети, махали палками с петлями на концах, но тощенькая ребристая дворняга виртуозно уворачивалась, шныряя туда-сюда, отчего-то не отбегая далеко. Ну, видя её полные сиськи, Гарри догадывался о причине и старательно помогал дворняжке, незаметно перепутывая сети и завязывая узлами петли на палках. Дистанционно, исподтишка, с оглядкой по сторонам.

Наконец ловцы бездомных животных сдались, махнули рукой, содрали с Вернона штраф за напрасный вызов, погрузились в машину и уехали. Шавка, крадучись, пробежала вдоль стены дома и юркнула под крыльцо. Вернон грозно запыхтел и досадливо забрюзжал:

— Ну вот же она! Бери — не хочу… Эх, не вовремя они уехали.

Гарри засмеялся и легонько тронул отца за локоть.

— Да ладно тебе, пап. Она не помешает, у неё там щенки спрятаны, вот. Поэтому она и держится рядом.

По лицу Вернона стало понятно, что щенкам он как раз и не рад. Гарри снова посмеялся и увел папу в дом помогать маме с уборкой чехлов и пыли. Позже, ближе к вечеру, из Рединга приехала Гермиона, с утра ездившая отметиться в полицейском участке, мол, жива-здорова и очень удивлена отсутствием родителей…

После долгих разговоров было решено остановиться на такой легенде: весь год Гермиона проходила практику за границей (печать в паспорте прилагается), с родителями общалась исключительно по переписке (пару десятков писем сумели наклепать, равно как и конверты с марками с разными датами). Последние несколько месяцев девушка была на разъездах и не могла толком пообщаться с родителями, а теперь, когда она вернулась, вдруг узнала, что мама с папой зачем-то упечены в дурку! Кто постарался? И зачем? И нет, в их роду сумасшедших не было! Не с чего им с ума сходить!..

Или это происки неких недоброжелателей? Ну да, ну да, пока главная наследница шляется невесть где, некие мошенники решили провернуть свое маленькое грязное дельце — упечь Грейнджеров в дурдом и прибрать к рукам их процветающую клинику. Такое, знаете ли, применяется почти повсеместно и во все времена…

Что поделать, ради никому ненужного волшебного статута пришлось пойти на такую вот ложь, очернить ни в чем не повинных гипотетических мошенников. Зато Грейнджеров удалось вернуть домой. Ну, почти, ага… физически они оказались дома, зато мозгами были хорошо так повернуты на Австралии. Ну хоть плачь. И Финита Максима, и Гомениум Тоталум, и Ревелиум Проксима, и ещё какие-то «симы», штук эдак двадцать, были перепробованы Гермионой в тщетных попытках вернуть Джину и Джона в закостеневшие головы Моники и Венделла. Ни в какую. Бедные мама с папой наотрез отказывались вспоминать горе-дочь, держались за руки и хором мечтали о поездке в страну сумчатых прыгучих кенгуру и быстроногих диких динго.

Вот об этом она сейчас и рассказывала, попутно соля пирожное, над которым горько рыдала, покаянно колотя себя пяткой в грудь. Гарри только головой покачивал, глядя на ведьму-недоучку, и горестно вздыхал. Вот всегда так: после войны спокойная жизнь только снится, обязательно какая-нибудь бяка останется, как после мировой — огромные заминированные площади, на которых редко и один раз ошибались саперы. Отступая, побежденный враг раскидывал мины и бомбы где только можно…

Вот и сейчас так же: война кончилась, а бяка осталась. Ну и как Грейнджеров вытащить из иллюзорного «настоящего», если они сами не хотят оттуда вылезать? Вздохнув, Гарри пообещал Гермионе позвать специалиста и вышел проводить подругу до такси. Постоял, глядя вслед красно-желтым огням машины, потом, когда огни скрылись за поворотом, Гарри поднял глаза к темнеющему небу, к далеким колючим звездочкам, вспоминая, как заболел здесь, в пустом заколоченном доме. Вспомнив, невесело хмыкнул — пневмония? У него? Ни разу не чихнувшего с пеленок? Просто магия Подмены закончилась, начала таять, уходить за ненадобностью, тролля-то для чего выращивали? Вот-вот, именно для этого — для сражения с Волан-де-Мортом, и когда он победил, дошел до конца, установка магии прекратилась. Просто это было долго и мучительно, ведь, как и всё живое, тролль не хотел умирать. И любовь здесь ни при чем. Он ведь влюблялся и раньше — целовался с Джинни, сох по Чжоу Чанг, страдал-умирал из-за смерти Сириуса… Да тролль из-за его любвеобильности сто раз скончался бы!

А так всё логично: он сразился с главным противником, против которого его и настроили с тех самых пеленок, а после победы пришло время уйти с шахматного поля. Вот почему тролль ушел, просто он исполнил свою задачу. И ему это не нравится, ведь то, что рассказала Гермиона, слишком похоже на ту установку с последней его битвой. Как бы это не произошло с памятью Грейнджеров, а? А то, чего доброго, придется везти их на Зеленый континент. А ему совсем не хочется куда-то срываться, пусть даже и ради красотки Гермионы… и так только-только вернулся из-за границы.

Выразив небесам эту свою мысль, Гарри повернулся к дому и наткнулся на внимательный взгляд лопоухой коричневой дворняжки. Собака смотрела на него пристально и голодно.

— Понял, мэм, — шутливо поклонился Гарри. — Сейчас принесу вам перекусить.

Прошел в дом, побродив среди ящиков и тюков, выкопал из одной коробки алюминиевую миску, принес на кухню, сполоснул и, вытерев, наполнил остывшим рыбным супом. Петунья неодобрительно поджала губы, без особого труда догадавшись, к чему это всё. Гарри заметил её неудовольствие и попенял ей:

— Мама, ну живая же собака…

Прихватил кусок хлеба и вышел на крыльцо. Поставил миску с супом на плиты возле крыльца, сам сел на ступеньку и принялся крошить хлеб в суп. Собака дождалась, когда в миску упадет последний кусок, и только тогда вылезла из-под крыльца. Сначала долго лакала бульон, прихватывая размокшие куски булки, потом принялась за гущу из крупы и рыбы. При этом она временами поднимала голову и, прижав ушки, бросала на Гарри благодарные взгляды. Её глаза Гарри очень понравились: янтарные такие, золотистые, они необычно смотрелись на морде цвета молочного шоколада.

— Откуда ты, девочка?

Собака не ответила, вильнув хвостом, старательно вылизывала миску. Сзади скрипнула дверь, и на крыльцо вышел Дадли с корзиной. Деловито предложил обернувшемуся Гарри:

— Давай-ка на задний двор её переселим. Держи корзину, — Дадли протянул упомянутый предмет и кивнул: — Собери сюда щенят, а я поищу место под навесом.

Машинально взяв корзину, Гарри уставился на собаку, та, не мигая, уставилась в ответ.

— Не сожрешь? — спросил Гарри. Псина наклонила голову набок. Сочтя это разрешением, Гарри полез под крылечко. Лег на плиты и просунул руку в дыру по локоть, потом по плечо… нашарил теплую пушистую кучу и замер, почувствовав влажные язычки и горячее дыхание кутят. Осторожно отделил одного и вытащил наружу, положил в корзину на мягкую фланель, полез за следующим. Собака стояла рядом и с интересом следила за действиями человека, похоже, интуитивно доверяя ему, так как не проявляла беспокойства за щенят. Ну и правильно, вообще-то, они же умные, собаки…

Всего пушистых комочков оказалось четыре: два черных с белыми пятнами, один белый и один кофейный. Коричневый, как мамка. Уложив их всех, Гарри поднялся с плит и, кивком пригласив дворняжку следовать за собой, прошел в боковую калитку рядом с гаражом, ведущую на задний двор, где уже чем-то гремел Дадли, убирая из-под навеса садовый инвентарь и какие-то коробки. Здесь, в пристройке позади гаража, и над котельной зимой было очень тепло, а по причине весны и вовсе замечательно. Отсюда щенкам не будет угрожать опасность в виде дороги с автомобилями. Из сарайчика собачата могут выйти только на газон, окруженный кустами и живой изгородью, правда, их мама вполне способна перескочить через забор, но Гарри понадеялся, что она не станет убегать.

Вместе с Дадли они приготовили подстилку в широком ящике, застелив его тряпками и старыми ковриками, после чего была постелена фланель и уложены щенки. Прекрасно всё понимающая сучка запрыгнула в ящик и улеглась. Слепые кутеныши, тоненько попискивая, нашли мамку и жадно присосались к обновленному источнику жизни.

Гарри с интересом присмотрелся к белому щенку и хмыкнул, увидев на ушках характерные рыжеватые намеки на пятнышки.

— Хе, а папаша-то у них — далматин.

— А мама кто? — спросил Дадли, разглядывая дворнягу.

— Банти, — решил Гарри. — Бездомная маркиза…

— Согласен, — кивнул Дадли. — Это имя ей подходит.

Выйдя с задворок, парни вернулись в дом, поднялись на второй этаж и разошлись по своим комнатам. Гарри включил лампу и открыл окно, кинув в ночь сигнал из палочки — совиный ультразвук. После чего сел за стол и стал писать письмо профессору Снейпу.

Пролетающая мимо в поисках работы молодая сова уловила сигнал и свернула к заказчику в робкой надежде хотя бы тут получить постоянную работу с хорошим окладом. Нашла дом, из которого перехватила призыв почтальона, влетела в открытое окно и, сев на подоконник, вежливо ухнула, здороваясь с работодателем. Гарри поднял голову от стола и посмотрел на случайную почтальоншу: серенькая, неприметная совушка, болотная и ничейная — на лапке не было ни ремешка, ни колечка, которые говорили бы о её принадлежности к какому-либо дому или почтамту. Гарри вздохнул — ещё одна бродяжка… Очень уж выразительно сова смотрела, просительно и жалобно, мол, так нужна работа, что негде жить!

— Негде жить, говоришь? — язвительно спросил Гарри, роясь в чемодане в поисках мешочка с ремешками и колечками для привязки сов. Вообще-то он и так собирался наведаться в Косой переулок, чтобы приобрести новую постоянную сову, но раз она сама прилетела, бесплатная, между прочим, то глупо её не принять к себе, такую молоденькую, с первой перелинькой, вон, следы от детского пуха ещё виднеются… Нашел кольцо с ремешком для писем и подошел к окну, прикрепляя кольцо к правой лапе, снова спросил:

— Ты девочка?

Сова поспешно кивнула, преданно заглядывая в глаза. Ей очень не хотелось в совиный магазин на сортировку, хотелось самостоятельно найти себе дом и хозяина, а не по решению какого-то левого мага. Что ж, с её мотивациями Гарри согласился, судя по всему, сова будет исправной помощницей. Не хуже Букли.

«Приплюхала к троллю как-то раз на службу болотная кикимора», — всплыла в мозгу фраза из старой, давно прочитанной сказки. Тихо фыркнув, Гарри предложил:

— Ты не обидишься, если я тебя Кикиморой назову?

Сова неуверенно помотала головой, согласная, в принципе, на любое имя, лишь бы приняли и признали своей.

— Кикиморы, конечно, не летают, — продолжал Гарри, возясь с ремешком. — Но ты будешь первой такой крылатой кикиморой. Я просто не знаю, кто ещё в болотах обитает… Болотные фонарники разве что.

Сова с интересом глянула в лицо парню, благодарная за то, что тот просто с ней разговаривает. Посмотрев в желтые круглые глаза, Гарри, однако, передумал.

— Нет, кикимора отпадает, я тебя Фонариком назову. Идет?

И снова сова не посмела возразить, хотя Фонарик звучит куда лучше… Сообразив это, она закивала. Получив ответ, Гарри наставительно добавил:

— И последнее условие: никому чужому в руки не даваться! Только тому, к кому пошлю, поняла?

Новонареченная сова старательно закивала, соглашаясь на всё и сразу, потому что пернатой попой почуяла, что нашла идеального хозяина, который, кроме работы, способен одарить не только угощением, но и вниманием, вон как с ней хорошо беседует, это очень редкое качество для волшебника.

Разобравшись с совой, Гарри вернулся к столу дописывать послание. Дописал. Привязал к лапке и сообщил имя самого первого её адресата — Северус Снейп. Крепко держа в уме это имя, Фонарик взлетела в ночное небо, негромко ухнула и всплеснула крыльями, открывая воздушный портал до абонента. Магический поток послушно подхватил послание от совы, прочерчивая путь в пространстве, прямиком в точку назначения: в небо над домом Северуса. Пролетев межпространственный коридор, Фонарик увидела и самого адресата — угрюмого носатого мужчину, сидящего в кресле перед камином. Влетев в распахнутое окно, она приземлилась на подлокотник кресла и добропорядочно протянула лапку с письмом, старательно ведя себя, как заправский и опытный почтальон, очень сильно не желая опозориться с первым же своим заданием.

Северус молча отвязал послание, развернул и принялся читать. Дочитав, посмотрел на сову.

— Подождешь ответа?

Фонарик очень важно и степенно кивнула — конечно, сэр! — втайне раздуваясь от гордости. Она справилась! Справилась со своей первой доставкой! И, взлетая ввысь с ответом, уже более уверенно открыла портал в обратную сторону — к хозяину.

Встречу Гарри и Гермионе Северус назначил в Риджентс парке во второй половине дня. В назначенный час Гарри и Гермиона уже стояли возле чугунных ворот обсерватории Королевской музыкальной академии. Гермиона нервничала, вздрагивала и часто оглядывалась, Гарри рассеянно смотрел на неё, покачиваясь с пятки на носок и глубоко засунув руки в карманы, наконец не выдержал её метаний, сварливо буркнул:

— Да перестань ты уже! Не сожрет тебя профессор…

— Да? — Гермиона нервно вцепилась зубами в ногти и принялась остервенело их грызть. — А ничего, что мы его бросили там одного умирать?!

— Впервые вижу материальное раскаяние, но ваши ногти не похожи на вас, мисс Грейнджер, — произнес позади них ледяной голос профессора. — Так что прекращайте грызть ногти — они не ваша совесть.

Испуганно обернувшись, Гермиона чуть не уткнулась носом в черный плащ, подняв глаза, громко сглотнула, увидев черные сверла, пронзившие её насквозь из-под полей черной шляпы. Черный кошмар, Ужас в ночи стоял перед ними, словно само воплощение зла во плоти. Зато Гарри радостно заулыбался и счастливо протянул руку.

— Здравствуйте, сэр, рад вас видеть!

К смятению Гермионы, жуткий профессор ПОЖАЛ протянутую руку Гарри Дурсля, чем вверг её в полный ступор. А когда он ещё и улыбнулся в ответ… вполне так по-человечески, ступор стал кататонический.

— Взаимно, мистер Дурсль. Как поживает Петунья?

— Спасибо, хорошо, — тепло ответил Гарри, вглядываясь в глубокие обсидиановые глаза Северуса. Тот с таким же мягким интересом оглядел парня, отметив, в первую очередь, изменившийся цвет глаз: зеленые ранее, теперь они стали темно-голубыми, совершенно неузнаваемо переменив внешность бывшего Поттера. Да и в плечах Гарри раздался, и ростом вроде повыше стал. Стрижка аккуратная, короткая, а не тот лохматый ужас на голове, как прежде. Наглазевшись друг на друга, профессор и бывший ученик повернулись к Гермионе и вопросительно уставились на неё.

— Что? — робко пискнула та, съеживаясь под пристальным взглядом двух пар глаз.

— Координаты давай, — пояснил Гарри. — Мы не знаем, где ты живешь.

Всё поняв, Гермиона покраснела и, собравшись с духом, протянула им дрожащие руки. Переглянувшись, Снейп и Гарри взялись за её конечности и переместились в заданном направлении.

Они очутились на широкой улице, вдоль которой стояли элитные двух- и трехэтажные коттеджи. Выпустив руки Гарри и профессора, Гермиона шагнула к двухэтажному, очень темному дому, коричневому с белыми окнами. Глядя ей вслед, Гарри негромко сказал Северусу:

— Она в последнее время очень много плачет, что обычно ей не свойственно. Как вы думаете, она могла сломаться от предательства Рона и того, что сотворила со своими родителями?

— Вполне возможно… — вполголоса отозвался Северус, пристально следя за тоненькой девичьей фигуркой, начиная понимать угнетенное состояние бывшей своей ученицы.

Вошли в неширокую прихожую, затем проследовали за Гермионой в комнату её родителей. Джон и Джина сидели рядышком в изножье кровати и зачарованно пялились на фотообои во всю стену, изображающие жаркий австралийский буш с белыми голыми стволами эвкалипта, желтой волнистой травой и скачущими кенгуру… Похоже, сейчас это был единственный способ удержать Монику и Венделла на месте. У Гарри сжалось сердце при виде столь печальной и плачевной картины — бедная Гермиона, как она сама-то с ума не сошла от такого?!

Северус медленно подошел к ним, придвинул стул, уселся напротив и осторожно заговорил:

— Здравствуйте. Как поживаете?

— Спасибо, хорошо, — благодушно отозвалась Моника-Джина.

— Австралия… — томно вздохнул Венделл.

— Меня зовут Северус, я учитель в школе, — осторожненько начал прощупывать почву профессор.

— Очень мило, — ласково ответила Моника-Джина.

— Австралия… — мечтательно вздохнул Венделл.

— Вы умеете готовить? — Северус аккуратно кинул пробный шар.

— Не помню… — нахмурилась Джина и тут же просияла Моникой: — Мечтаю попробовать суп из зеленой черепахи!

— Австралия!.. — вдохновенно причмокнул Венделл. — Жаркое из хвоста кенгуру…

В течение следующего часа Северус мягко и настойчиво подкатывал различные шарики-вопросы, отвечая на которые, нежно таяла Джина-Моника и вздыхал Венделл на все вариации «ах, Австралия…»

Гермиона всё это время, опешив, смотрела, с каким терпением стучится профессор в одеревеневшие головы её родителей. Удивительно! Куда подевался тот желчный, вечно злющий профессор, ястребом следящий за учениками в классе и шипящий на каждое косорукое действие того или иного растяпы?

Несколько раз Северус проник в сознание при помощи легилименции, бережно прощупывая поверхностные воспоминания и легонечко, очень-очень тихо, наподобие крылышек мотылька, пытался чу-у-уточку сдвинуть тяжеленные бетонные блоки беспамятства, беспорядочно сваленные Гермионой. Наконец он выпрямился на стуле и с таким недоумением воззрился на девчонку, что у той сразу появились сомнения в своей адекватности. Потому что профессор смотрел на неё, как на полную и бесповоротную дуру. Вопрос, заданный им, только подчеркнул её диагноз.

— Мисс Грейнджер, — опасным тоном прошептал профессор. — А зачем вы стерли родителям ВСЕ воспоминания о себе? — тут он бросил взгляд на фотографии на стене, на которых между Джиной и Джоном перед тортиками и подарками были приличные такие зазоры пустого места. — И даже с фотографий себя удалили? Вы понимаете, что после такой тотальной чистки вашим родителям просто НЕЧЕГО вспоминать?

Гарри, услышав это, обреченно приложил руку к лицу. Все. Капец Гермионе! У Гермионы задрожали губы, а глаза наполнились слезами. Потерянно всхлипывая, она принялась объясняться:

— Я всего лишь хотела защитить их от В-волан-д-де-Морта и его приспешников на случай, если они начнут искать меня и Гарри.

— Это, конечно, похвально, — серьезно заметил профессор. — Но зачем же так радикально? Теперь ваши родители полностью беспамятны, как, к примеру, Златопуст Локонс. Вы его, кстати, видели?

— Видела, — хлюпнула носом Гермиона и тут же воспрянула духом, округлив глаза. — А он вспомнил себя! Открытки сам себе начал подписывать!..

— Это его привычки и самовлюбленность себя вспомнили, а не он сам… — буркнул себе под нос Северус. Посмотрел на Гарри и вдруг попросил: — Найдите мне человека с больными зубами и приведите сюда.

Гарри кивнул и вышел из дома на улицу. Постояв и подумав, двинулся к видневшемуся невдалеке мосту — бомжи обычно там кучкуются… Нашел, побродил среди них, наклоняясь и заглядывая в глаза, старательно улыбался, стремясь вызвать ответные улыбки. Наконец один дедок так скалозубо ощерился, что Гарри вздрогнул от вида полностью сгнивших черных пеньков. Передернувшись, он всё же решил не перегибать палку, а выбрал другого бездомного с кариесом. Принялся уговаривать пройти в тот дом за небольшую плату.

— Зачем? — бдительно насторожился мужик.

— О, не волнуйтесь, сэр, вам просто зубы посмотрят, — попытался его успокоить Гарри.

— В смысле: пересчитают и сдерут золотые коронки? Э, нет, не выйдет, не пойду я никуда! — заартачился бомж. Пришлось уговорить его ещё парой хрустящих свежих фунтов. Увидев их, бомж протянул дрожащие руки в самодельных митенках, цапнул денежки и только после этого согласился зайти в гости. Гарри привел его к Грейнджерам, завел в гостиную, куда Северус с Гермионой привели Джину и Джона.

Бездомного мистера усадили в кресло, Северус начал втолковывать Грейнджерам, что у парня страх как зубы болят, не посмотрят ли они? Когда две каштановые головы — одна пышная, другая с залысинами — склонились над раззявленным ртом «пациента», Северус незаметно от них трансфигурировал ложки и вилки в те жутенькие садистские зубодробительные инструменты, от которых всех добропорядочных граждан бросает в дрожь.

Сперва Моника и Венделл с интересом рассматривали ротовую полость, бедняга из-под моста при этом сидел, не дыша, ожидая самого худшего. Что ж, дождался, к сожалению…

Венделл-Джон задумчиво подпер пальцем подбородок и раздумчиво сообщил, что для разъединённости тканей требуются ножницы, ножи, скальпели и пилы, долота, кусачки и прочее.

Слушая всё это, случайный пациент потел, дрожал, пучил глаза и испуганно мычал, потому как с раскрытым ртом довольно сложно протестовать…

Тут и Моника-Джина включилась, потребовав подать набор базовых инструментов, универсальных и необходимых каждому стоматологу. Надо было провести досмотр ротовой полости пациента для ориентировочного выявления существующих проблем. После диагностического предопределения для лечения, зубопротезирования и удаления зубов она деловито попросила лоток для самих инструментов, стоматологическое зеркало, которое даёт увеличенное изображение, стоматологический пинцет и угловой зонд. И, вот ужас-то… КЛЕЩИ для выдирания.

Чего бедняга уже не смог вынести — заверещав не своим голосом, он ужом скользнул из кресла и со скоростью выдры утек на улицу сквозь окно, благо что то открыто было по причине теплой погоды.

Гарри до крови искусал себе все костяшки рук, очень стараясь не заржать при виде приключений, выпавших на голову несчастного бродяги. Джон и Джина молча обозрели опустевшее и опрокинутое кресло, распахнутое окно, в котором таял шлейф ароматов немытого бомжачьего тела и ме-е-едленно повернулись к… Гермионе. Под их пристальными взглядами та нервно икнула и затравленно оглянулась по сторонам. Папа, многообещающе глядя на неё, так же медленно расстегнул и вытянул из петель штанов брючный ремень. Гермиона попятилась. Папа грозно рыкнул:

— А ну стоять! Давно ремня не пробовала, шарлатанка чертова?

Взвизгнув, девчонка подпрыгнула и бросилась бежать, за ней, размахивая орудием наказания, устремился разозленный отец. Джина задумчиво погладила зажим — страшноватого вида инструмент, до жути похожий на те самые клещи, и вздохнула. Подняла глаза на Гарри и Северуса и серьезно сообщила им:

— Как странно, не правда ли? Мы столько раз были в своей стоматологической клинике, видели точно такие же инструменты, и ничего. Ничего в нас не екало и не колыхалось… А тут… я как будто проснулась. И Джон — тоже.

Замолчав, она посмотрела в потолок. Оттуда доносились характерные звуки: смачные шлепки ремня и визгливые вопли дурочки: папа догнал дочку и теперь отводил на ней душу, замороченную за целый год.

Сочтя дело решенным, Северус и Гарри предпочли откланяться. Вежливо распрощались с миссис Грейнджер, передали поздравление с выздоровлением мистеру Грейнджеру, привет Гермионе и покинули дом. Шагая по широкой улице в сторону вокзала, Гарри поинтересовался у Северуса, молчаливо идущего рядом:

— А как так получилось, сэр? Им же нечего было вспоминать? Гермиона же всё о себе стерла…

— К счастью, память не так просто повредить, мистер Дурсль, — степенно ответствовал профессор. — Бывали такие случаи, когда человек напрочь забывал собственное имя, но тут-то и кроется то самое загадочное таинство мозга: сознание может потерять всё, что ты помнил, но тело твое — не забудет. Вот, к примеру, история городского врача в повести польского писателя Тадеуша Доленго-Мостовича «Знахарь». Вследствие несчастного случая человек полностью потерял память, но руки его не забыли старую профессию, и благодаря своей физической памяти мужчина смог реабилитироваться в далекой глухой деревеньке, куда его забросила судьба: он стал спасать людей по-прежнему, помня навыки врача, но уже как деревенский знахарь, коновал-самоучка. Советую вам прочитать эту книгу, мистер Дурсль, она весьма поучительна и интересна. Именно этот случай я вспомнил и подумал, что старая профессия поможет Грейнджерам вспомнить и вернуть себя. Правда, я сам не ожидал, что это случится так быстро… буквально в один день.

— Ну да, — закивал Гарри. — Потому мне и интересно — а как так получилось?

— Думаю, разгадка в том, что Грейнджеры на самом деле память не теряли, просто некоторые участки их воспоминаний были заблокированы, заткнуты желанием-установкой: поехать в Австралию. К нашему всеобщему счастью, Грейнджер НЕ стерла родителям память в буквальном смысле, силенок не хватило, полагаю, для столь тонкого и крайне сложного волшебства. Локонс-то посильнее был, он мастерски владел заклятием Забвения. Вот и всё, мистер Дурсль, — глубокомысленно подытожил профессор Снейп.

Гарри облегченно засмеялся.

— Ну, значит, им очень повезло, что Гермиона не доучилась! — помолчав, Гарри тихо спросил: — Сэр, а Лили хорошая?

— Почему вы спрашиваете? — ровно переспросил Северус.

— Ну, понимаете… — Гарри пнул подвернувшийся камушек. — Она моя тётя и всё такое, но мне претит то, как она подло поступила со своей сестрой — украла у неё одного из двух близнецов, да ещё и подстроила так, что младенец якобы умер. Мне же тётю Петунью тогда так жалко стало, когда я прочитал в свидетельстве о смерти, что маленький Гарри Дурсль умер через семь часов после рождения, так и не сделав живительного вдоха, в заключении о причине смерти стояло «врожденная патология легких».

Северус странно посмотрел на него. Осторожно согласился:

— Да… весьма… неблаговидно с её стороны. Но точно ли мы с вами знаем, о чем говорим? Видите ли, мистер Дурсль, я знал Лили в детстве как милую и веселую девочку и как-то не представляю, что она могла вырасти в такое вот… циничное существо.

— А зачем она маму на каникулах пугала? — заупрямился Гарри. — Её карманы были полны жабьей икры, и она превращала чайные чашки в крыс. Вы представляете, как Петунья боялась? Берет чашку, а она — в крысу, здоровенную…

— Ну, мне Лили не докладывала, как она на каникулах шутила, — вынужденно признал Северус. — Но ребёнка похищать — это всё же за гранью разумного.

Помолчав, Северус предложил:

— Мистер Дурсль, как вы смотрите на то, чтобы посетить Дамблдора и задать ему те же вопросы?

— Положительно, сэр, — ответил Гарри, но тут же опасливо добавил: — Но он ведь… в Азкабане?

— Да, в Азкабане, — подтвердил профессор. — Уверяю вас, мистер Дурсль, в присутствии дементоров и трех капель Веритасерума старик будет куда сговорчивее, чем в зале суда. К тому же, мне кажется, вам не нужна огласка? — проницательно прибавил Снейп.

— Ну да… — Гарри посмотрел вниз, но камушка не нашел и вздохнул. — Не хотел вам говорить, сэр, но мы с дементорами, м-м-м… не дружим.

— Не беспокойтесь. С ними дружу я, — в обычной своей язвительной манере произнес желчный зельевар. Гарри удивленно взглянул на него и воскликнул:

— Вы шутите?! Как можно дружить с этими кошмарными монстрами? В их присутствии я всегда слышу, как кричит перед смертью моя мама.

— Которая на самом деле не умирала? — аккуратно подтолкнул Снейп. Гарри сбился с шага и растерянно остановился, изумленно глядя на профессора — и в самом деле, как? Пришлось признать его правоту.

— Я запутался, сэр. Совсем ничего не понимаю.

— Я тоже не понимал, почему вокруг школы летали злые инфериды, — задумчиво кивнул Северус. — Но недавно мне удалось узнать причину их неудовольствия. Они, во-первых, являлись подвидом смертофалдов, очень похожими на дементоров, из-за чего их часто путают, а во-вторых, они были связаны клятвой не трогать привидений, обычной их пищи, то есть им запрещено было пожирать их, отчего они бесились и плохо воздействовали на окружающих, сея вокруг холод и уныние. И охотиться на призраков им запретил… Дамблдор, — с многозначительной паузой сказал Северус. И заключил: — Ну что, отправимся в гости к дементорам? Заодно и спросите Дамблдора, зачем он науськивал на вас псевдодементоров с очень плохими настроениями.

— Давайте! — согласился Гарри и протянул руку для парной трансгрессии. У него теперь и у самого распирало всё внутри от вопросов: значит, инфериды? Поддельные дементоры? Ну-ну…

Черная крепость Азкабан торчала прямо, одинокая и непонятная, как параллелепипед со скошенной треугольной вершиной при квадратном основании… Парящие вокруг темные невесомые фигуры, благодаря своевременному объяснению профессора, не пугали Гарри так откровенно, как прежде. Вблизи они, как ни странно, тоже не вызвали ожидаемого страха, чем Гарри был искренне поражен. Но с другой стороны, это как раз подтверждало несомненную правоту профессора Снейпа. Настоящие дементоры совсем не те, какими их представляют хитрожопые министры для широкой массы. Но и панибратствовать с ними тоже не стоит, поцелуют так, что мало не покажется…

По просьбе Северуса двое трехметровых чудищ привели Дамблдора в допросную комнатку с зеркальцем между смежными помещениями, усадили в железное креслице, третий, поджидавший их, подплыл к старику и влил в глотку полстакана воды с тремя каплями зелья Правды. Дождавшись действия, Северус вошел в камеру, а Гарри прилип к стеклу, приготовившись слушать и смотреть. Первый вопрос Северус задал про Лили.

— Скажи-ка мне, Альбус, кто придумал план с подменой ребёнка на тролля?

— Я придумал, — глухо ответил Дамблдор, глядя в точку перед собой.

— Почему именно Гарри Дурсль?

— Потому что нужен был ребенок с родственной Лили кровью. У неё детей не было, поэтому для этой цели подошел племянник. Только его она могла признать своим ребёнком и согласилась усыновить.

Северус скрипнул зубами и покосился в сторону зеркала, за которым за ними наблюдал Гарри. Было очень тяжело, но он нашел в себе силы спросить:

— Неужели Лили смогла пойти на такой подлый поступок — украсть ребёнка у сестры?

— Лили его не крала, — монотонно забубнил Дамблдор. — Я внушил Лили, что её сестра погибла вместе с мужем и вторым малышом. Она думала, что растит сироту, и любила Гарри, как собственного сына. Так же, как Петунья была уверена, что её ребёнок умер и у неё остался один Дадли.

Гарри почувствовал боль в пальцах, посмотрев вниз, он увидел, что намертво вцепился в стол, так, что костяшки побелели. Выдохнув, постарался расслабиться и стал слушать дальше. Северус с отвращением посмотрел на старика и хмуро продолжил расспросы:

— Что ты собирался сделать с Гарри после битвы?

— Гарри должен быть уничтожен. У него осталась память тролля, и он мог всё вспомнить и понять, а значит, разоблачить меня и мой гениальный план. Не помогут даже вложенные ложные воспоминания о смерти матери, которую убивал Волан-де-Морт. Тролли чувствуют ложь. Гарри должен умереть, — тоскливо добубнил старик, проклиная зелье, развязавшее его язык.

Гарри оттолкнулся от стола и вышел вон, сердито печатая шаг. Вон оно как… Его догнал и молча пошел рядом Северус. Вопрос о псевдодементорах отпал сам собой.

Вернувшись домой и войдя в гостиную, Гарри наткнулся на три пары вопросительных глаз. Дурсли хором желали знать, где целый день пропадал их сынок и брат? Побрыкавшись, Гарри признался, что после решения проблем Грейнджеров они с профессором Снейпом посетили Азкабан для выяснения возникших новых вопросов. Петунья ткнула дрожащей рукой в телефон и патетично воскликнула:

— А позвонить домой не мог, сказать нам, что задержишься, дрянной мальчишка?!

Гарри покаянно повесил голову, запоздало сообразив, что и вправду ничего о себе не сообщил. А ведь маме и без того достаточно страхов — и так натерпелась за всю свою жизнь. И никакие объяснения не прокатят, мол, в Азкабане телефонов нету. У него для связи есть сова и Патронус. Оставалось только одно — извиниться.

— Простите, — виновато сказал бессовестный сын. Вернон подошел и отвесил отеческую затрещину, после чего рыком велел убраться с глаз долой, но из дома при этом не выходить! Весьма распространенная родительская логика — на глаза не попадаться и из дома ни ногой…

— А на двор можно? — попытался скрасить свое наказание Гарри. А на двор… ладно, можно. Но не дальше!

Немного позже, когда Петунья перестала громко и напряженно дышать и малость поостыла, Гарри рискнул подойти и заговорить с ней, всё-таки некоторые новости лучше не откладывать.

— Мам, Лили думает, что ты умерла.

Дзынн-нь, бряк… с грохотом упала крышка от кастрюли. Петунья потрясенно уставилась на сына.

— Что?..

— Ну да, — закивал Гарри. — Мы с профессором только что это узнали. Лили меня не крала, это всё Дамблдор.

— Вот… задушить его мало! — побагровела Петунья.

— А он в тюрьме, — успел вставить Гарри.

— И расстрелять! — рявкнула мама, явно не слыша. — Значит, из-за него все эти беды? Мертвый младенец, тролль в чулане, покушения на Дадли… Всё, хватит с меня! — Петунья совершенно разошлась, красная от бешенства, повернулась было к телефону, но Гарри опередил, торопливо спросив:

— Какие покушения на Дадли?

— Ну знаешь!.. — мать резко остановилась. — Сначала этот дуболом Хагрид наколдовывает Дадлику поросячий хвост, думаешь, его легко было удалить? Да ещё испытывая при этом моральное унижение — подумать только, у него, у гордого мальчика, вырос такой кошмарный атавизм, звериный отросток там, где его у человека быть не должно! У него психика из-за этого чуть не сломалась, психологи еле-еле убедили его не бояться выходить на улицу, ещё немного, и Дадли мог бы стать ярым социофобом, ему всё казалось, что все вокруг знают, что у него там хвост! А конфетка? Та бесовская дрянь от близнецов Уизли?! Мало того, что Дадли чуть не задохнулся от неё, когда язык вырос до полутора метров, и я натерпелась страха, видя, как умирает от удушья мой второй ребёнок, так этот недомаг, папаша тех ублюдков, произвел какое-то заклятие, от которого язык уменьшился, но как-то… странно… я бы сказала. Дадли не мог есть, рот его не слушался, язык утратил вкусовые рецепторы, две недели мой мальчик провел на катетере и желудочном зонде. Потом-то, конечно, всё прошло, но чего это нам стоило, Гарри, ты бы знал…

Что ж, Гарри теперь знал и буквально ощущал в руках ребристую тяжесть и холод армейского автомата, как он, нагреваясь, рычит и колотится, прошивая косой очередью тощую грудь старика… И всех Уизли в придачу. Ибо незачем им теперь жить и коптить небо своим смрадным дыханием. С-с-сволочи!.. Им, магам, шуточки, а человеку простому это — прогулка по Грани, боль и долгое выздоровление. Нет, правы всё-таки святые отцы-инквизиторы: жечь надо подонков, жечь, жечь и жечь бесконечное число раз! Скрипнув зубами, Гарри яростно спросил:

— Ты куда хотела звонить, мама?

— Я хотела позвонить Мардж, чтобы сказать ей, что наконец знаю, кто виновен во всех наших несчастьях. Я хотела, чтобы она передала это полковнику Фабстеру. Пусть он теперь знает имя пакостника, который нам всю жизнь испоганил.

Гарри озадаченно смотрел на мать и не понимал, какое отношение имеет к ним какой-то полковник Фабстер, о котором тётушка лишь раз упомянула, что он нянчится с её бульдогами. Из её случайной оговорки Гарри представлялся некий пожилой джентльмен на пенсии, возможно, полный и лысый, трепетно любящий шерстяных крокодилов… Смущенно спросил:

— А при чем тут полковник Фабстер?

— У него была внучка, Салли Энн Перкс. В девяносто первом году она, как и ты, поступила в Хогвартс. Ты её там видел, Гарри?

Гарри задумался. Вроде она перед ним была в очереди к Распределяющей Шляпе. Как сейчас, он помнит их имена, прокарканные сухим голосом МакГонагал: Мун, Нотт, Паркинсон, девочки-близнецы Патил, затем Салли-Энн Перкс и наконец его собственное — Поттер, Гарри! — выкрикнутое куда более торжественно, чем имена прочих неинтересных детей. И вот что странно… на пятом курсе на сдаче экзаменов СОВ… Гарри напряг извилины, пытаясь вспомнить, была ли Салли Энн на заданиях? Но как ни тужился, никак не мог припомнить ту девочку-пуффендуйку, бледную и темноволосую. Насколько он помнил, через десять минут ожидания перед кабинетом экзаменаторов профессор Флитвик вышел к ребятам и выкликнул: 

— Паркинсон, Пэнси! Патил, Падма! Патил, Парвати! Поттер, Гарри!

И Гарри тогда прошел в Большой зал, на коротенький миг удивившись тому, что не прозвучало фамилии и имени их однокурсницы — Салли Энн Перкс, но тем не менее крепко, до дрожи, сжимая в руке палочку.

— Профессор Тофти свободен, Поттер, — сообщил ему Флитвик и показал на маленький столик в дальнем углу, за которым сидел, наверное, самый древний и самый лысый из всех экзаменаторов. Неподалеку от него Гарри увидел профессора Марчбэнкс — она принимала экзамен у Драко Малфоя, а за ним стояли ученики, чьи фамилии начинались на букву «М»: Лили Мун, Мораг МакДугал и Эрни Макмиллан.

Но тогда он, ещё будучи троллем, не задумался о том, почему Салли Энн не пришла сдавать экзамены. Гарри встревоженно посмотрел на Петунью.

— Я не понимаю, мама… я помню Салли Энн на первом курсе, ещё она, кажется, мелькала на втором, а дальше не помню. Не обращал внимания. Помню только, что она не пришла сдавать экзамены в девяносто шестом году. У нас в тот год был экзамен СОВ.

— Рассказать тебе, почему она не пришла? — горько спросила Петунья, безотчетно комкая полотенце. Гарри с нехорошим предчувствием неуверенно кивнул. — Потому что в июне девяносто четвертого года Салли Энн привезли в цинковом гробу. Семье полковника Фабстера сообщили, что девочка упала с лестницы и сломала шею. Её родители поверили, они знали о перемещающихся туда-сюда лестницах и загоревали. Но дедушка, полковник Аарон Фабстер, не поверил: его грациозная внучка до Хогвартса посещала балетную школу и навернуться с лестницы при таком идеальном чувстве равновесия никак не могла. Скорей всего, её столкнули. И он, пренебрегая правилами этики и гуманизма, распорядился вскрыть цинковый ящик. Свидетели, присутствовавшие при вскрытии, тут же попадали в истерики и обмороки — девочку не сталкивали с лестницы, её разорвали. Причем так жестоко, что даже генералам стало страшно: живот вспорот, горло вырвано и по всему телу глубокие рваные борозды, словно её белые медведи с американскими гризли драли.

Петунья помолчала, потом промокнула глаза полотенцем и горестно вопросила:

— Скажи мне, Гарри, какие хищники могли так разорвать Салли Энн здесь, в горной Шотландии, если ближайшие крупные звери находятся на материке, а белые медведи никак не могли приплыть в Англию на льдинах?

Гарри стоял ни жив ни мертв, скованный ледяным страхом. Июнь девяносто четвертого года, полнолуние, та жуткая ночь с беглецами и предателями, толпами анимагов и дементоров. Ночь, в которую Люпин забыл выпить зелье, и его волк вырвался на свободу. Только он мог так порвать человека…

И он знал об этом, когда врал, что вроде никого не ел. Да, он не ел. Он разорвал ребёнка и прятал глаза, говоря об этом. Он уволился, трусливо сбегая от собственной совести. Руки Гарри сжались в кулаки. Во всем этом виновен Дамблдор, раз допустил в школу оборотня. Как со стороны, Гарри услышал свой голос:

— Звони полковнику, мама, я заставлю убийцу прийти к нему.

И тут же, не откладывая дела в долгий ящик, пошел к себе — писать письма. Сперва Люпину.

«Мистер Люпин.

Если у Вас осталось хоть что-то человечное, то будьте добры, уважьте человеческие законы. Вы должны ответить честь по чести за смерть девочки, убитой Вами в то полнолуние девяносто четвертого года. И не говорите, что не помните. Не надо лгать.

Если Вы не готовы к благородному поступку или Ваш зверь окажется сильнее Вас, то я буду вынужден арестовать Вас по Закону.

Жду Вашего честного ответа.

Гарри Поттер.

PS. Также я отказываюсь принимать участие в жизни Вашего сына Тедди, официально я не успел стать его крестным и впредь не соглашусь взять на себя эту обязанность. Не желаю иметь ничего общего с оборотнями».

Отложив написанное письмо в сторону, Гарри принялся писать второе.

«Дорогая тётя Лили.

Я, Гарри Эванс Дурсль, спешу сообщить Вам, что я жив, здоров и нахожусь дома у своей мамы — Петуньи Дурсль. Пожалуйста, напишите нам, а ещё лучше — приезжайте к нам. Поверьте, мы рады будем видеть Вас и Вашего мужа, Джеймса Поттера, у нас в гостях.

С любовью и уважением, ваш племянник Гарри».

В конце концов, они же его растили и воспитывали, хоть он того и не помнит, так как пребывал в некой раздвоенности и, вернувшись в себя, почти полностью забыл американскую жизнь, потому что ей на самом деле принадлежал тролль. Просто он знает, что жил в Америке, пока тролль замещал его в Англии. Н-да-а-а… сложно это всё, трудно сообразить — кто где был, как обычно это и происходит при подмене без разделения сущностей. А всё потому, что идиотам-магам понадобилось подарить его лицо троллю. Ну и подарили, вместе с телом и памятью, блин, как всегда, перемудрили в своих колдунских экспериментах… никогда ничего толком не сделают!

Побрюзжав ещё с минуту, Гарри свернул письма и повернулся к шкафу, с которого за ним наблюдала сова.

— Иди сюда, Фонарик.

Сова послушно перепорхнула на стол и с готовностью протянула хозяину правую лапку. Гарри показал ей первый свернутый пергамент и внушительно сказал:

— Это письмо для Римуса Люпина. Запомни. Ответа от него не надо ждать, отдашь и сразу отправляйся в Америку со вторым письмом, вот этим… — Гарри показал второе и привязал ко второй лапке. — Оно для Лили Поттер. Поняла? У неё задержишься, отдохнешь и подождешь ответ.

Фонарик с уважением взглянула в лицо любимого хозяина, конечно, она всё поняла и постарается оправдать его доверие, шутка ли, найти и передать послания двум абонентам, чьи адреса даже сам хозяин не знает! Ласково коснувшись клювом его ладони, Фонарик повернулась к окну и вылетела в весенний вечер. Достигнув нужной высоты, она отдала мысленный приказ магии — открыть воздушный портал до Римуса Люпина. Дождалась перехода и влетела в подпространство, точка выхода которого оказалась в небе над Девоном. А вот и дом, и сам адресат… Однако чем ближе подлетала Фонарик к окну, тем тягостнее становилось у неё на душе — абонента окружала столь темная аура зла, что крылья коченели от ужаса. Подлетев вплотную, Фонарик чуть не смалодушничала, отказавшись от работы, хотелось развернуться и удрать подальше от монстра. И забыть профессию почтальона. Но, вспомнив доброе лицо мальчика, доверившего ей корреспонденцию, Фонарик устыдилась и, пересилив себя и свой природный страх перед оборотнями, влетела в окно. На лету содрав с лапки письмо, она кинула его на пол в середине комнаты и, заложив крутой вираж, поспешно вылетела обратно, удирая со всех крыльев, теперь она могла позволить себе эту вольность — письмо-то доставлено, а значит, её совесть чиста.

Фух… пронесло. Крылья целы, сама она жива, корреспонденция доставлена. Теперь можно и по второму адресу. Так, кто там на очереди? Лили Поттер? Покосившись на пергамент, привязанный к левой лапке, Фонарик вмиг возгордилась самой собой — надо же, помнит, несмотря на жуткий визит к чудовищу! И громко, пронзительно взвизгнула, посылая сигнал магии: открыть портал до Лили Поттер. И честно офигела, увидев длиннющий МЕЖКОНТИНЕНТАЛЬНЫЙ коридор. Что, простите?.. Куда-куда её послали??? Америка с Лили что, за океаном?! Ну, хозяин… ну… слов нет! Я люблю тебя!!!

Издав счастливый вопль, окрыленная любовью и невероятным сверхдоверием молодого хозяина, Фонарик очертя голову ввинтилась в пространственный коридор. Лили, слава Птаху, оказалась нормальной тёткой, безо всяких монструозных примесей в крови, чему Фонарик порадовалась и почти с облегчением протянула рыжеволосой ведьме лапку с посланием. И с неистощимым интересом наблюдала за дальнейшими событиями, сидя на жердочке для почтарей.

Зеленоглазая красотка с рыжими волосами по имени Лили развернула пергамент, прочитала. Замерла, непонятно глядя куда-то перед собой, перечитала письмо, потом не то села, не то упала, как будто у неё ноги подкосились. Упала на диван, к счастью, не на пол. Снова перечитала послание, отчего Фонарик вконец заинтриговалась — да что ж там такого хозяин написал, что ведьма дар речи утратила, удивившись до нестояния?!

Тут к красавице, похоже, голос вернулся, потому что она громко закричала:

— Джейми, о, Мерлин, Джим! Джейми!!!

И рыдает, рыдает, аж захлебывается плачем. Фонарик осторожно покосилась на окно — не дай Птах Великий, она дурные вести принесла, что ли? Где-то внизу что-то с дребезжанием упало, потом послышался топот быстро бегущих ног, и в комнату влетел лохматый мужчина в круглых очках.

— Что случилось, Лили? — испуганно крикнул он.

— Петунья! — выкрикнула Лили, сияя слезами счастья. — Петунья жива! И Гарри у неё!

— Оу… — мужчина облегченно растекся по двери. — Ты меня напугала! — признался он и попенял ей. — Тебе же нельзя волноваться, мы же чудом после стольких лет…

— От счастья волноваться — можно! — радостно отозвалась Лили. — Джейми, а давай вернемся в Англию, ну пожалуйста! Мне так надоела Америка… К тому же я хочу, чтобы наш малыш родился дома, в нашем родном городе. Джейми, ну?

— Хорошо… хорошо, — Джеймс запустил пятерню в волосы, привычно лохматя их. — Хорошо, будь по-твоему, давай вернемся… но не в Годрикову впадину. Там этот мудозвон жил, не хочется мне так близко находиться от мерзкого запашка Дамблдора и его могил.

— Я сейчас напишу Петунье и спрошу, где она живет, может, получится в тот же город переехать, где моя сестренка проживает, купим домик где-нибудь поблизости… — воодушевленно тараторила Лили, порхая по комнате в сборах писчих принадлежностей: там кусок пергамента, тут перо, здесь ножик для очинки пера… песочек, сургуч, свечку, ложку для сургуча. Видно, что рыженькая девушка давно никому не писала. Фонарик незаметно выдохнула и расслабила крылья — что ж, подождем ответа, как и велел милый хозяин.

* * *

Телефон надрывался уже целую минуту, тужась и теряя голос до слабенького хрипа, когда с улицы донеслись торопливые шаги и твердая рука наконец-то подняла трубку. Телефон всхлипнул и замолчал, чуть не растекаясь лужицей — ну слава те, господи, передал-таки международный звонок!

— Да? — отрывисто рыкнул полковник Фабстер.

— Суперинтендант Уортингтон вас беспокоит, — сухо отчиталась трубка. — Объявился убийца вашей внучки Салли Энн Перкс.

— Слушаю! — моментально подобрался полковник.

— Честно говоря, история не совсем адекватная, — в голосе суперинтенданта послышалась неуверенность. — В лондонский полицейский участок пришел мужчина средних лет, слегка бомжеватый с виду, и заявил, что это он убил девочку и готов понести заслуженное наказание. В базе данных о нем ничего нет, сам он назвался Римусом Люпином.

— Это не он, — мрачно возразил Аарон. — По крайней мере, не на нем лежит вина гибели моей внучки.

— Э-э-э… вы правы, сэр, — на всякий случай согласился суперинтендант. — Человеку не по силам так выпотрошить… хм. Простите.

— Я имел в виду: виноват другой, — сурово рыкнул полковник. — Виновника зовут Альбус Дамблдор, вот он-то как раз мне и нужен. А Люпина — выпустите! Пусть сам как-нибудь договаривается со своей совестью.

— Э-э-э… Да? В таком случае что со стариком делать? — растерянно спросил суперинтендант. Фабстер насторожился.

— А Дамблдор что, тоже у вас?

— Да, привели в наручниках только что. Старый-престарый, в полосатой робе и с бородой до Мерлина… Боже! — в трубке раздались шлепки-удары чем-то по столу, вроде как журналом. И истеричный вопль суперинтенданта: — Бога ради, обрейте его уже… шлеп, хлоп… откуда у него такие вши?! И клопы, мать вашу!!!

Примечания:

Вопрос к читателям. Что делать с Дамбушкой?

Примечания:

В данную главу вставлены комментарии от **Elerosh**, **темносвет** и **барбидокская**, спасибо вам, мои дорогие!

Полковник Аарон Фабстер приехал за два дня до майского полнолуния. К тому времени всё было готово к казни двоих волшебников — Альбуса сколько-то-имен Дамблдора и его ручного верволфа Римуса Люпина. Потому что Люпина запретил выпускать сам Гарри, точно знавший, что такое оборотень. Ну ещё бы, он же воочию, своими собственными глазами видел, как тот оборачивался и выл на луну, страшный и непостижимый в самой своей природе.

Гарри считал, что волкодлак должен ответить за смерть девочки. Люди тем от зверей и отличаются, что разум преобладает над инстинктами. Он вроде взрослый человек? Он не понимает, что оборотню в школе не место? Его туда учителем насильно притащили и цепями приковали? Должен был понимать всю опасность для окружающих. А зелье? Он знает, как оно важно для него, должен под дверью лаборатории караулить, чтоб выпить сразу, как только Снейп сделает. А в итоге Снейп за ним, как за дитем, бегал и уговаривал принять лекарство.

Люпин вообще должен был научится сам его варить. Пусть это зелье и сложное и требует мастерства, но если оно настолько для тебя важно — из кожи вылезь и научись. Всего одно зелье для себя — это реально. Тем более Люпин вроде тупым не был, из отличников.

Тем более, что у Люпина уже есть опыт нападения на человека. И пусть тогда Северуса к нему заманили, но он ведь должен был избегать повторения ситуации. Тем более сейчас, когда зелье существует и его им снабжают. Разгильдяй, опасный для окружающих.

Конечно, в первую очередь виновен Дамблдор: брать учителем оборотня — это верх безответственности. Разумеется, он догадался предоставить место для отсидки во время оборота, а так же личного зельевара с лекарствами наизготовку, следить за приемом зелья и обезвредить в случае чего, но это же Римус Люпин, оборотень. А оборотень — это оборотень, о них написаны горы трактатов и бестиариев со всеми кровавыми подробностями. Так что Дамблдор виноват больше, ведь не пригласи он оборотня в Хогвартс или хотя бы обеспечь безопасность, то трагедии не было бы, можно сказать, что девочка сама виновата из-за гуляния в лесу, но кто сказал, что оборотень не пробрался в Хогвартс, по тем же книжкам мы знаем, что оборотни всегда ищут, кого укусить и обратить, а тут целая школа жертв: жуй — не хочу…

Мало того, что вшивый директор волколака в школу притащил, так ещё и охрану липовую выставил! Вместо полноценных и надежных дементоров он приволок стаю смертофалдов-инферид, охотников на привидений и пожирателей душ — голодный инферид способен напасть и на человека. Это доказал Снейп, отловив парочку диких тварей с помощью дементоров. И представил их на суде. Ну что сказать… с виду ничем не отличаются: те же размеры, те же балахоны. Судьи и приставы начали смущенно косится друг на дружку, мол, а в чем отличие между тем и тем? Одинаковые ж вроде…

Снейп хмыкнул и поднял бровь. Дементоры тут же поснимали капюшоны с инферид. Оп-па… а у них морды! Зуба-а-астые. И глаза. Красные, злые и голодные, горят рубиновыми угольками над пираньими челюстями с двумя частоколами иглообразных зубов. Сразу всем вспомнились болотные зины.

И на Северуса-то с таким уважением стали поглядывать. Шутка ли, своры дементоров на поводках у него, послу-у-ушные, что те доберманы, верные и понимающие хозяина с полумига. История дружбы Северуса с дёмушками оказалась проста до банальности. Помните, как Володыч пал в восемьдесят первом, самоубившись о чугунный лоб неуязвимого троллёныша? И как всех пожирателей тогда пачками загребли и покидали в Азкабан? А теперь давайте припомним — а кто Азкабан-то охраняет? Верно, дементоры, а они самые наичестнейшие существа на свете, своего рода лакмусовая бумажка волшебного мира. Идеальные, самые верные и самые неподкупные стражи. Не зря ж министры всех стран и народов в первую очередь подписывают нерасторжимые договоры с ними, стремясь заполучить себе надежную охрану своих тюрем и собственных персон.

Дементоры — пневмофаги, прирожденные легилименты, чуют человеческую суть, как свое собственное «я», питаются чувствами и эмоциями. И по-настоящему виноватого они буквально потрошат наизнанку. Раз за разом налетывают дементоры на виновного, хватают его за щеки своими хладными дланями и жадно припадают безгубыми ртами к бледным губам обреченного, высасывая из его мозга все светлые воспоминания. Оставляя при этом всё самое плохое, что есть в человеке. Зубов у них нет, так как они не питаются плотью. Нет у них и глаз, им незачем смотреть на мир физических вещей, если они видят то, что сокрыто от людского взора — души и помыслы.

Ну и как они, по-вашему, должны были отреагировать, когда им в камеры запихнули невинных людей? Удивились, конечно, покрутили костлявыми пальцами у виска, пожали плечевыми суставами и начали собственные дознания — кто, за что и почему. Ну, Беллу Блэк пососали за вредность, Малфоя прилизали хорошенько, а когда тот, заикаясь от их любезности, откупился с помощью министра и злата с серебром, тихо-мирно отпустили, щедро одарив азкабанскими блохами… Сириуса, которого посадили для видимости, дементоры всласть потаскали за вихры, чувствуя в нем продажность и неискренность. Так что когда Дамбушка спохватился и выцарапал Сирю из тюрьмы, тот был уже малость неадекватен и еле-еле понял, что должен сыграть «ах какого несчастного, бедненького и оклеветанного со всех сторон крестного», что ему, впрочем, удалось — мозгов-то мало осталось… Что касается Барти Крауча-младшего, то он был настоящим преступником, в тюрьму был посажен законно и за дело: как-никак, убийство магглов для самоутверждения под крылом злобного Лорда всё-таки считается преступлением, и дёмичи старательно мурыжили и трахали его мозг, в течение энных лет являя ему картинки беспричинно убиенных магглов. Так что Барти был тоже со съехавшей крышей, когда совершил побег из тюрьмы при помощи собственного отца.

Сиделец по имени Северус им особенно приглянулся — невинный с ног до головы и насквозь, он заслужил их уважение стойким и суровым самобичеванием, укоряя себя за смерть любимой девушки. Которая, по дементоровым каналам, была вполне себе живой. Искренне не понимая, почему парень убивается по живой подружке, сочувствующие и всё понимающие дёмушки попытались помочь бедняжке в силу своих способностей и разумения, вливая ему в голову сны о живой и цветущей Лили. Говорить-то они не умеют. Словами, в смысле. Но так или иначе, а Северус почуял их особое расположение к себе, присмотрелся к ним повнимательней, понял и проникся, стал сам уважать дёмичей. Ну, а где взаимопонимание, там и дружба с проистекающими результатами. Друзьями стали — не разлей вода. Чуть ли не братьями… А что? Они же похожи: одинаково ядовитые и желчные, любят носить черные мантии-балахоны и годами не приближаются к шампуням. А ещё… а ещё дёмушки научили Севушку летать! Парить в небесах, как они, без помощи метел и фестралов.

Итак, приехал полковник Фабстер. Прошел в здание окружного суда имени Бейли, в котором министр магии решил устроить закрытый суд только для посвященных. Ознакомился с протоколами и всеми собранными материалами по делу Альбуса сколько-то-имен Дамблдора и присвистнул — дел старик наворотил будьте-нате… Помимо приглашения в школу всяких неадекватов вроде одержимых Квирреллов и оборотистых Люпинов, в загашнике «добрых» дел доброго дедушки фигурировали и такие делишки, как подмена настоящих стражей фальшивыми, халатное отношение к проблемам в школе, когда по коридорам разгуливали монстры ХХХХХ класса опасности — всякие горные тролли, церберы и василиски. Так, ладно, это, наверное, можно для закалки детей-волшебников: будущие маги должны знать, как уничтожить то или иное чудище. Но подвергать-то их смертельной опасности зачем? Ведь, помимо Салли Энн и Миртл Уоррен, в школе погибли ещё Седрик Диггори, Джек Слоупер, Колин Криви, Пенелопа Кристалл, в разные годы и по разным причинам, конечно, но погибли они в школе, то есть, грубо говоря, там, где детская смертность никак не предусмотрена, в школе детей вообще-то учить надо, а не на фарш пускать…

Кроме того, Дамблдор засадил в Азкабан безвинно осужденных людей, таких, как братьев Лестрейнджей и их друга Антона Долохова — за то, что они якобы свели с ума чету Долгопупсов и за попытку убить Невилла Долгопупса. А как же, он же наверняка тоже дитя пророчества, рожденный в конце седьмого месяца!

Однако, увидев их ясные и чистые незамутненные взоры, судьи как-то усомнились в их виновности — с подачи дементоров они давно должны были слететь с катушек, поседеть и начать заикаться. А они здоровенькие, что означало только одно — дёмушки их не трогали. А не трогают они невиновных. Это совершенно точно, как и дементорово кресло Правды в зале суда номер десять, которое хватает цепями только настоящих преступников. Посмотрели на бритого сверху-донизу Дамблдора, в его лживые бегающие глазки, и… распорядились допустить Лестрейнджей и Долохова до места свидетелей и дать им право слова. Под присягу на библии.

Что ж, они рассказали, да такое-е-е…

Когда сработали охранные амулеты, висевшие на шеях Рудика с Рабастаном, сигнализируя о том, что на их родственников напали, все они вместе с Антоном подхватились и поспешили на помощь без промедления. Алису и Френка спасти не успели, зелье уже отравило и выжгло их мозг, зато годовалого малыша Невилла перехватить сумели, запустив четыре Секо в тролля, прежде чем Дамблдор успел чирикнуть заклинание подмены. Видите ли, господин Судья, вон тот человек, лысый который, пытался подменить Невилла на тролля. Далее произошел бой, быстрый и стремительный, в ход которого вмешалась Августа, пришедшая с опозданием: не разобравшись сгоряча и видя мертвые тела сына и невестки, замороченная криками Дамблдора, бабка атаковала своих же родственников со стороны двоюродной племянницы Беллы Блэк. Сработал стереотип: они же Пожиратели Смерти, когда как Дамблдор свой собственно-свойский фениксовец.

Повязанных Пожирателей отправили в Азкабан, Френка и Алису, которые оказались живы, определили в Мунго, даже не подумав перепроверить слова Дамблдора, что те сошли с ума от пыток Круциатусами, а как же, он же ав-то-ри-тет! Если он сказал, что сошли с ума от пыток, значит, так оно и есть, и нечего тут…

Боже ты мой, какими ласковыми взглядами наградили старика Невилл и Августа. Василиск удавится… А к Дамбушке только один вопрос и остался — ну и зачем?

А тот под воздействием зелья Правды вынужденно признался, что, мол, хотел ошибку исправить. Гарри-то неправильно подменился, ненадолго, до того момента, когда тролль станет не нужен. Ведь когда это всё закончится, колдовство спадет, и тролль будет не у дел и уйдет. А ему надо, чтобы подмененный тролль остался навсегда, так больше гарантий, что его тайна никогда не раскроется.

— А внешность?

— А что внешность? В год все дети на одно лицо, по ним никак не скажешь, какими они будут к пяти-шести годам и старше.

— Ага, ясно, а Гарри Поттер что?

— А че? А с ним ниче, так и вырос бы нормальным правильным троллем. По имени Поттер. Просто биологически он был бы Невиллом, вот и все. А первый мальчик, Гарри Дурсль, официально и так уже мертв, его исчезновения никто бы не заметил. Всё равно же Поттеры… упс…

— Что-что, ну-ка договаривайте, старче, эй, кто там, влейте ему в глотку ещё Веритасерума! Так-с… Что там с Поттерами, дорогой?

— Всё равно Поттеры не смогут зачать ребёнка, пока рядом с ними живет тролль. Есть такое качество у фейри — оставаться единственным ребёнком в семье. Тролли этого вида ни с кем не любят делиться.

Так, суду всё ясно. Грохот молотка был подобен кузнечной кувалде — с такой яростью судья грохнул по плашке, ну не мог он оставаться беспристрастным при таких-то откровениях! Взгляды всех сошлись на полковнике. Пыхтя от бешенства, судья кивнул ему.

— Он ваш! Предоставляю вам приговорить его к смертной казни по вашему усмотрению. Будет исполнено всё, что вы пожелаете.

— Да? — сухопарый высокий мужчина задумчиво потер переносицу. — Хорошо. Крепкий бункер типа каменный мешок найдется? Желательно с бронированным экраном для наблюдения. Ненадолго, всего на одну ночь полнолуния.

— Организуем! — пообещал Кингсли.

— Очень хорошо, — полковник Фабстер удовлетворенно пригладил седые усы. — Посадите туда Дамблдора и Люпина вместе, а перед экраном поставьте расстрельный взвод, и проследите за тем, чтобы их ружья были заряжены серебряными пулями.

— Будет исполнено! — и грохот судейского молотка поставил точку в этом самом странном слушании, на котором открыто присутствовали обычные люди и волшебники.

Крадется по небу беременная Луна. Крадется медленно, незаметно, но верно и неотвратимо, постепенно сползая с тени Земли, чтобы на несколько часов стать полной, идеально круглой и волшебной. Ведь именно в полнолуние цветет рута красноцветная, зарождается тоска в собачьих сердцах, нарушается работа сонаров в больших головах китообразных млекопитающих и подскакивает-падает давление в крови людей, страдающих лунатизмом, отчего некоторые из них начинают ходить во сне. Печалятся и плачут волвены, волвеки и добрые звери Дарео, выходят на берега рек и озер прекрасно-хищные келпи, подкарауливая случайную жертву — мечтательных поэтов и художников, вышедших на прогулку под луной в поисках вдохновения, потирают холодные ладони и, горбясь, зябенько кутаясь в плащи, капая слюнками, крадутся в ночи вампиры всех мастей, спеша на Лунную Охоту, и воют, воют по всему миру бешеные верволфы, раздирая кожу на груди, стремясь выскочить из тесной человечьей шкуры, обезумев от тлетворного влияния полной Луны.

Люпин крепился, держался, терпел до последнего, со страхом глядя на Дамблдора. Тот обреченно вжимался в стену, беспомощно наблюдая, как желтеют и наливаются безумием глаза его бывшего ученика.

Цельностальной куб с панорамным окошечком в одной стене не давал ни малейшего шанса на побег. Сваренный из толстых листов муассанитовой стали и обитый изнутри пластинами драконита, этот куб мог бы выдержать и прямое попадание кометы размером со штат Аризона, не то что жалкие потуги пока-ещё-Люпина, пытающегося процарапать дверь в своем человечьем виде. А он пытался, видит бог. Всё ещё пытался спасти от себя старичка, потому что не желал убивать человека. Но не его волк. Луна, наконец, докралась до родильного отделения в небесной канцелярии и разродилась новорожденной — полной Луной. Её свет, незримый в подвальных помещениях глубоко под землей, но оттого не менее смертельный, всеми потоками и мощью обрушился на оборотня, шарахнув со всей силы по кумполу. Рев, отразившийся от шести поверхностей тесного куба — четыре стены, пол-потолок — оглушал, разрывая барабанные перепонки.

Семеро солдат, стоя перед окном, хладнокровно смотрели и подмечали характер ран, нанесенных оборотнем, и могли с точностью до миллиметра идентифицировать их с ранами на теле девочки, внучки полковника. А перед рассветом, в минуту перед обратным обращением, открылась раздвижная дверь, и в грудь пошатывающемуся Люпину устремились серебряные осы, милосердно оборвав его жизнь до того, как он осознал, что убил своего Учителя.

Гарри и Невилл молча переглянулись, покидая здание суда. Было немного жаль дурака-Люпина, но ещё жальче было Салли Энн, выскочившую ночью за первоклашками, чтобы отругать их и пинками загнать обратно в замок, а детишки ещё и обиделись на неё, не позволившую им полюбоваться на Хогвартс при свете полной луны… Они же на каникулы собирались, и это было последнее июньское полнолуние в школе! Н-да-а-а… никогда не знаешь, что в детскую головенку взбредет и на что они обидятся. Детей-то Салли прогнала, а сама осталась, потому что услышала, как убегает прочь кто-то невидимый. Ну, Гарри с Гермионой к тому времени давно уже спали в больничном крыле, спал и Рон со сломанной ногой в гипсе, кто ещё невидимый может шастать по школе и её окрестностям? Дамблдор? Да. А почему не вмешался? Почему не остановил девочку, не прогнал её прочь, как она — малышей? А зачем? Красивая лунная ночь, оборотень далеко в лесу, что страшного может случиться? Ошибся ты, старче, случилось, и случилось самое страшное. И ты совсем уже гнида, раз позволил умереть ребёнку вместо себя, ты даже не подумал заступиться за Салли Энн…

— Невилл, — окликнул Гарри.

— Что? — обернулся тот и растерянно замигал, увидев, что Гарри протягивает ему Бузинную палочку.

— Возьми её себе, — попросил Гарри.

— Ты чего? Зачем? — испугался Невилл.

— Смотри… — Гарри, вздохнув, махнул палочкой и прошептал: — Вингардиум Левиоса…

С земли нехотя поднялся кем-то брошенный бумажный комок, повисел перед ними, потом задрожал и упал обратно наземь. Гарри пояснил недоуменно молчащему Невиллу:

— Видишь? Это из меня магия уходит, я чувствую, скоро стану обычным человеком. Мои родители не волшебники, брат — тоже, так что все закономерно. Ну не надо на меня так смотреть!..

В глазах Невилла появилось прямо-таки похоронное выражение, и смотрел на Гарри так, словно уже прощался с ним, как с умирающим.

— Гарри, нет… — истово запротестовал он, безотчетно прижимая руки к груди. Гарри покачал головой и, всунув ему в руки палочку, хлопнул его по плечу.

— Да не горюй ты так, нормально всё. Или ты думаешь, что со мной и знаться не стоит, если я стану обычным магглом?

— Да нет, Гарри, что ты? — заотнекивался Невилл. — Просто… просто я-то маг, как же мне в обычный мир?..

— Обыкновенно, — хмыкнул Гарри. — в гости придешь, чай попьешь, телевизор посмотришь, чего ещё? Ладно, пока!

И, пихнув друга напоследок, Гарри отошел к машине, возле которой его ждал полный и очень крупный мужчина с роскошными усами — дядя Вернон. Невилл, замороженный ужасом, стоял и смотрел вслед, не в силах поверить и осознать того, что произошло с его лучшим другом. В ушах его по-прежнему грохотали погребальные колокола — Гарри Поттер уходит из волшебного мира…

Примечания:

В главу вставлен комментарий **Signe Hammer**, спасибо за содействие!

Долго ещё стоял Невилл на ступенях лестницы суда Бейли, прижимал к груди палочку Гарри и слепо смотрел в никуда, пытаясь представить себе магический мир без Гарри Поттера. Сзади раздались шаги, миг спустя двое братьев Лестрейнджей встали по обе стороны от него, хмыкнули, переглянувшись, и заговорили вроде как между собой.

— А Невилл-то ещё дурачок у нас, Рудик, — язвительно начал Рабастан. — Я даже не говорю о Гарри, но ему-то что хорошего дал маг-мир? У Гарри, как теперь выяснилось, несмотря на то, что магия его покидает, есть родители, семья. А что у Невилла, несмотря на всю его магию? Полоумная бабка, куча комплексов, вбитых ею, родители-овощи… Да гори она, эта магия, синим пламенем, у магглов сейчас и без магии прекрасно живётся, уж точно лучше и чище — как посмотришь на Косую Аллею, плач архитектора, единственное, по чему бы я скучал, если б остался без неё, может быть, зелья косметические для дам-с и трансгрессия, чтобы хоть до работы добираться без хлопот.

— А уж их отношение к детям… — согласно подхватил Рудольф. — Можно ругать социальные службы и ювенальные юстиции вдоль и поперек, обычно это делают те, кто ни фига не знает, как именно это дело функционирует, но факт остаётся фактом: смерть ребёнка в маггловском мире — цивилизованном, подчеркиваю! — это всегда нонсенс, всегда проводится следствие до полного выяснения. Магглы над своими детьми трясутся почище кур-наседок и за своего ребёнка порвут голыми руками даже шестиметрового инсектоида с Марса.

Помолчав, дяди дружно хлопнули Невилла по плечам.

— Так что не горюй, сынок, Гарри абсолютно ничего не теряет, оставшись без магии — у него впереди длинная и интересная жизнь без оглядки на «популярность», тухлые пророчества и некоторых дебилов-магов.

Снова переглянувшись, дяди обошли Невилла и, спустившись по лестнице, скрылись в проулочке. Последовавший хлопок трансгрессии подсказал Невиллу, что дядюшки убрались прочь. Парень потряс головой, пытаясь уместить в голове поступившие сведения. До него как-то не сразу дошло, что только что с ним беседовали кошмарные Лестрейнджи, те самые жуткие Пожиратели Смерти, о которых ему с колыбели рассказывала бабушка… Особенно горько было признавать, что у него куча комплексов, вбитых полоумной бабкой, по словам Рабастана, из-за которых он, Невилл, был затюканным и неуверенным в себе тюфяком. А дяди, как он узнал на суде, на самом деле спасли его от участи, подобной Гарри. Если бы не они, на его месте сейчас был бы тролль…

Гарри сидел на заднем сиденье, смотрел в окно на мелькающие мимо витрины и мрачно размышлял о том, что маги что-то чересчур безнадёжно отстали от магглов, у которых было и Возрождение, и богатейшая литература, в том числе и детская, особенно у англичан (!), кинематограф, ТЕАТР, разнообразнейший спорт, туризм, исторические достопримечательности, МУЗЕИ, мюзиклы, выставки, показы мод, цирк, телевидение, компьютеры… Да у магглов только успевай голову поворачивать, куда пойти и что посмотреть! И всё это творят люди без малейшего намёка на магию! А в Хогвартсе, а в Хогвартсе… ой, блин…

Гарри застонал и стукнулся лбом о стекло четыре раза — по одному втыку на каждого основателя гребаной школы.

— В чем дело, сынок? — озабоченно прогудел отец, наблюдая за ним в зеркало заднего обзора.

— Прикинь, папа, в Хоге я даже географию не учил! — горестно поделился с ним Гарри.

— А что так? Некогда было? — спросил папа.

— Да если бы! — раздосадовано воскликнул Гарри. — Нет, пап, не в том дело, просто самого предмета не было.

— Так и знал! — фыркнул Вернон. — Нет, точно ненормальная школа! География же обязательный предмет в магичке!

— Вот именно, — совсем загрустил Гарри, гадая, что за магичка? — Спасибо младшей школе, хоть знаю о географии вообще…

— Так, — посерьезнел отец. — Это надо компенсировать. Как ты смотришь на то, чтобы нанять репетитора для ускоренного общего образования?

— Положительно, — смущенно поежился сынок. — Только… а он смеяться не станет над моей необразованностью?

— Не станет, — внушительно ответил Вернон. — Я из посвященных приглашу, из тех, кто уже который год доучивают бедолаг из магических школ, пропустивших общешкольное образование.

— Ух ты! — безмерно удивился Гарри, таращась на папин затылок. — А что, есть такие?

— Есть-есть… — благодушно пробасил Вернон. — С осени и начнем. А пока отдыхай… знаю я, как тебе в Хогвартсе досталось. Полковник Фабстер со мной материалами дела поделился.

Гарри вздохнул и отвернулся к окну. Ну вот, совсем он деревня необразованная! Его папа, стопроцентный маггл, в курсе о всяких хогвартсах, вон, магичка оказалась магической школой…

По приезду домой Гарри с удовольствием последовал папиному совету — отдыхать. С головой окунулся в летние каникулы с просветительно-образовательной программой: посещал все доступные музеи, выставки и парки, зашел в театр и влюбился в оперу, это оказалось просто упоительно: слушать, как певичка-соло целую минуту тянет верхнее «до», а ты уже и думать устал — когда ж у неё дыхание закончится? Посетил все цирковые представления и пришел в восторг от фокусов иллюзионистов, уморительных клоунов, дрессированных зверей, восхитился ловкости жонглеров, канатоходцев и эквилибристов… Полазал по искусственной горушке, пробуя альпинизм, знакомясь с тросами и страховочными поясами, крепежными колышками и втулками-карабинами. В кои-то веки освоил велосипед и совершал теперь велопрогулки по вечерам с мамой и Дадли. Записался на курсы поварского дела и под присмотром матери учился готовить торты и супы, жалея лишь об одном: что не знал этого искусства раньше — не пришлось бы голодать, скитаясь по лесам и долам.

Кроме вышеописанных занятий, у него была ещё и забота о Банти и её щенках. Кутеныши уже открыли глаза и вовсю изучали мир, ограничивающийся пока задним двориком. Круглые, как колобочки, щенки, спотыкаясь и падая на каждом шагу, вперевалочку ползали по газону, удивляясь каждой бабочке-букашке и звонко выражая свое изумление веселым тявканьем. Помимо голосистости, пузатые малявки отличались ещё и сручестью: что ни час, а двор усыпан множеством ароматных кучек и лужиц на плитах. Гарри и Дадли пугались этого и очертя голову кидались убирать, пока мама с папой не заметили собачьих приветов и не объявили щенкам полное и бесповоротное аутодафе. При уборке находились странные вещи вроде сжеванного носка или погрызенной туфли… иногда шейные платки, которые карапузики использовали в качестве канатика для перетягивания. Ну, всё бы ничего, да вот только предметы были не их… во всяком случае, платок в ядовитую желто-зеленую клетку явно не принадлежал Дурслям.

А тут и трения среди соседей начались, мол, куда-то начали пропадать предметы обуви, причем все на левую ногу. Услышав эти сплетни, братья Дурсль воровато оглянулись по сторонам и старательно слиняли как можно незаметней, догадавшись наконец, откуда у них на дворе валяются левые ботинки и туфли…

Милая мамочка Банти, как могла, заботилась о своих детках и, зная, что у них режутся зубки, стала носить им кожаные изделия, почему-то считая их лучше пластиковых косточек с ароматом курицы и резиновых колечек со вкусом бекона. Пришлось Дурслям отдать всю свою старую обувь на расправу мелким аллигаторам, чем дико обрадовали собачат. Мигом у них появились любимые игрушки: белый щенок теперь постоянно таскал и жевал гаррину разношенную кроссовку, коричневый полюбил дядивернонский ботинок, а две черно-белые девчонки беспрестанно мусолили петуньины балетку и сапог. Тут надо отметить, что выбранная обувь была на левую ногу. Совпадение, наверное…

С миром волшебников Гарри связывала теперь только сова. Фонарик оказалась преданной птицей, хозяина, ставшего простым магглом, не бросила, а продолжила верно служить, нося корреспонденцию.

Невилл, слава богу, тоже оказался другом, на чашечку чая заглянул. Раз, второй, приютился, привел Полумну, потом приволок за шкирку Драко Малфоя и попросил Гарри перепередать Бузинную палочку ему, мол, у него-то есть…

Гарри посмотрел на них, одинаково высоких, широкоплечих дылд, и посоветовал им подраться. Честно, кулаками и без магии. Драко и Невилл переглянулись: презрительно и обещающе, по крайней мере, у Невилла кулаки точно чесались надраить рожу белобрысу. Вышли на задний дворик, закатали рукава, поплевали на ладони и сошлись в вольном спарринге, честь по чести лупцуя друг друга по корпусам и пересчитывая зубы. За спаррингом наблюдали благодарные зрители в лице пятерых собачек, одной совы и Гарри с Дадли. Причем собачки это дело звонко комментировали голосистым лаем.

Гонга не было, перерывов — тоже, так что парни дрались по полного изнеможения, в конце концов повиснув друг на друге, и, крепко обнявшись, устало перепихивались кулаками по бокам. По чистой случайности Драко победил, повалившись сверху на Невилла как более легкий. Палочка досталась ему.

Магия Бузинной палочки крайне избирательна, просто так её не возьмешь, её надо либо передать другу, или отнять силой у врага, по-иному она не может функционировать…

Лежат парни, пыхтят, пытаются отдышаться после драчки, а щенята, видя вожделенные лица так близко от земли, пришли в совершенный щенячий восторг — почему-то собаки шалеют от этого: издав ликующий вопль, пушистые аллигаторы всем скопом накинулись на парней и давай лизать-лизать-лизать-лизать, захлебываясь счастьем. Глаза их, полные любви и обожания, так сияли…

В общем, Невилл Долгопупс и Драко Малфой, потомственные аристократы и чистокровные маги в энном поколении, стали первыми владельцами дворняжек. Ушли, зажав под мышками собачат: Невилл — бурого мальчика, а Драко — черно-белую девочку.

Двадцать третьего июня отпраздновали день рождения близнецов — Гарри и Дадли. На их восемнадцатилетие приехали тётушка Мардж и полковник Фабстер из Зальцбурга. Кроме того, пришли миссис Фигг и Аргус Филч, как потом выяснилось, именно они нашли Дурслей. Когда кот Мистер Лапка прибежал к хозяйке с докладом о том, что в пустом доме пацан тухнет, старушка Фигг была не одна, у неё был Филч, привезший на лечение пострадавшую кошку. Передав Поттера полиции и скорой, Арабелла озаботилась поисками родственников занедужившего парня. Вот тут-то и помог ей Филч, услышав о тётке с бульдогом и подсказав искать связи среди собачников, участвующих на выставках бульдогов. Марджори Дурсль и её пёс Злыдень из Зальцбурга привели поиски понятно куда. Вот так их и нашли. К чести сказать, дядя Вернон сразу же сорвался к больному племяннику, не откладывая поездку на потом…

Сами Гарри и Дадли позвали на свой общий день рождения своих друзей. Криса Денниса, Дика Малькольма, Джея Гордона и Пирса Полкисса пригласил Дадли, а к Гарри приехали Гермиона, Полумна, Невилл и Драко, который, видимо, пользовался малейшим поводом наверстать упущенные годы, прошедшие во вражде. Гарри его понимал, так как сам был рад переломам в отношениях, в конце-то концов люди растут, меняются, и точно так же меняются их интересы и взгляды, а Драко в конечном итоге оказался нормальным человеком. Гарри же помнил, с каким ужасом и отвращением смотрел Драко на безносого Лорда-сифилитика, и как всё семейство Малфоев, виновато оглядываясь, осторожненько отползало в стороночку от поля битвы, пока совсем не смылись тишком. И слепому пню ясно, что они вместе положили на Лорда большой и толстый болт, вколотив его с гвоздями в крышку гроба.

Гермиона при виде Малфоя аж брови подняла и от удивления решила прикопаться к нему.

— А что этот хорь тут делает? Эй, Малфой, тебя ещё не стошнило от такого многообразия грязнокровок? Ты по сторонам-то оглянись: вокруг тебя — магглы!

— Закройся, Грейнджер!.. — растягивая слова, лениво отозвался тот. — Не то Гойла к тебе сосватаю, он как раз невесту ищет. Ты ему в самый раз.

— Это ещё почему? — невольно попятилась Гермиона.

— А он по тебе с третьего курса сохнет! — припечатал Малфой. — Говорит — клевая девка, горячая и темпераментная. Помнишь, ты мне в нос врезала? Так вот, тот твой подвиг очень круто так впечатлил Грегора, спит и видит, как ты под ним брыкаешься. Он любит норовистых лошадок.

Оскорбиться, обидеться или разозлиться Гермиона не успела — слова белобрыса услышал Дадли. Откуда и почему в нем включился рыцарский синдром испанского быка, не понял никто, да и некогда было… Гарри вздохнул и устроился поудобнее на заборе, наблюдая, как Дадли мутузит белобрысого хама, отстаивая и защищая честь оскорбленной мисс. И ёжику лысому понятно, что Большой Дэ запал на красотку Грейнджер. Сам он осторожненько и аккуратненько привлек к себе за талию Полумну, присевшую рядышком на заборчик. Что интересно, она не возражала, а уютненько прислонилась к его сильному телу своим хрупким девичьим плечиком, ласково склонив белокурую головку. Томно вздохнув, мечтательно сказала:

— Они вместе интересно смотрятся. Ваши родители не будут против?

Гарри правильно понял её вопрос.

— Нет, не будут. Грейнджер в надежных руках и не так взрывоопасна для посторонних. Дадли с ней справится.

Полумна подняла голову и заглянула ему в лицо, Гарри ответно вгляделся в светло-голубые, небесные глаза девушки и почувствовал, как внутри растет и ширится теплый шарик счастья — Полумна Лавгуд, удивительная девочка, подарившая ему любовь. Ведь именно её когда-то пожалел Гарри-тролль. Взгляд Гарри переместился на её коралловые губы… Опыт поцелуев с девушками у него был довольно плачевный, вернее, во время поцелуев рыдала Чжоу, что не очень-то способствует хорошей практике, а Джинни… А Джинни уже имела опыт, перецеловавшись (и не только) с половиной парней в Хогвартсе. Так что с ней он был птенцом желторотым. Зато Полумна — это он точно знал — ещё ни с кем не целовалась, и это позволило ему ощутить себя настоящим мужчиной, что оказалось весьма приятно.

Петунья и Вернон только переглянулись, видя за столом более чем очевидные парочки — Гарри и блондиночка нежно льнули друг к дружке, а Гермиона прикладывала пакет со льдом к синякам и дула на свежие царапины-ссадины на покоцанной роже Дадли.

В июле в Литтл Уингинг переехали Поттеры, купив себе дом на берегу реки Уинг-ривер. Дурсли им, конечно, помогли с обустройством, а беременная Лили, придя в гости и увидев Банти с двумя щенками, впала в сентиментальность, свойственную всем женщинам в положении, и взяла себе одного, мотивируя свое желание тем, что собачка принесет уют их ещё не обжитому дому.

Остался последний щенок — белый с рыжими далматинистыми пятнышками, который давно, ещё со слепого сосунства, определил Гарри и Дадли себе в хозяева. Банти, видя, что её детки отлично пристроены, таинственным образом исчезла. Скорей всего, вернулась к хозяину. Гарри потом несколько раз её видел на северной окраине города — знакомая дворняжка благочинно шла на поводке рядом с пожилым джентльменом, разговорившись с которым, Гарри узнал, что Стаси крайне непоседливая девочка, имеет странную привычку убегать из дома и надолго пропадать, на вопрос о щенках старик горестно посетовал на жену, утопившую первый помет Стаси. С тех пор девочка больше не рожала. Ну-ну. Гарри обменялся понимающим взглядом с хитрющими глазами собаки и подмигнул ей, мол, молодец, девчонка!

Её пятнистый сын получил кличку Феликс. Надеюсь, вам не надо переводить значение этого славного имени?

С осени, как и было обещано Верноном, началось ускоренное обучение Гарри и Гермионы. Горе-ученики, в состав которых входил ещё и Джастин Финч-Флетчли, и ещё кто-то из магглорожденных, стали посещать частную школу в лондонском пригороде, основанную для таких бедолаг, оставшихся без общего образования благодаря Хогвартсу. Забавной выглядела встреча Гарри и основателя…

Вернон и Джон привезли ребят на своих семейных машинах к старому, но очень благородному красивому зданию, четырехэтажному, густо увитому розой и повиликой, с любопытным названием на вывеске над входом — «Северекс-колледж». Гермиона отчего-то побледнела, прочитав это название, а вот до тугодума Гарри как-то не дошло сразу. Зато, войдя в кабинет для учета на прием и увидев повернувшегося к ним стройного профессора в черном элегантном костюме и при галстуке-бабочке под горлом, враз понял, при чем тут Север и Рекс. Северус Снейп, он же Принц, стал Королем, отцом-основателем школы для дебилов, по крайней мере, именно это читалось в его приветливом взгляде сытого василиска, брошенном на входящих студентов. Ой, как же неуютно стало Гермионе, кто бы знал… сразу зачесалась её пятая точка, всё ещё помнящая папин ремень.

Гарри вздохнул и храбро поздоровался — а-а-а, будь что будет!

— Здравствуйте, профессор Снейп!