Простить и понять (гет)

Они оказываются прямо под аркой, увитой листьями клена, березы и липы и украшенной ягодами боярышника.

— Мистер Малфой, вы опозд…

— Да, мы согласны, — выпаливает Драко скороговоркой, и Гермиона автоматически кивает.

Напыщенному магу с министерской нашивкой на мантии плохо дается даже элементарный Вингардиум Левиоса (первый курс, право слово — рассечь воздух и взмахнуть!). Венки из осенних листьев опускаются на головы криво-косо, и внутренней перфекционистке очень сложно удержаться и не поправить их.

— Приложите палочки, — суетится маг, по-птичьи дергая шеей. Его обвисшие щеки трясутся, что делает его похожим на старого индюка. Не магический мир, а птичник!

Противостояние с Малфоем на время забыто, они слаженно, словно один организм, прикладывают палочки к ветхому пергаменту.

— Соедините ладони, — человек-индюк производит сложный пасс, будто обвязывает их руки невидимой лентой.

Сухая фраза «Объявляю вас мужем и женой» заканчивает короткий обряд, регистратор вручает Драко пергамент и с громким хлопком покидает место действия, оставляя новоиспеченных супругов под аркой.

Гермиона совсем не чувствует себя счастливой невестой. Где эйфория? Где кураж? Она… ошеломлена. И раздражена, но это с ней перманентно. Ошеломление отбрасывается, сейчас не до того. Предстоит многое выяснить.

Наконец удается осмотреться. Они в магловском парке? Кто-то разбудил в себе романтика? Хотя… если судить по оформлению, романтика воскрешали. И не очень удачно. Пока она крутит головой в разные стороны, надеясь, что не похожа на птицу, повисает длинная пауза. Тишина становится давящей.

— Я думала, мы аппарируем в Министерство, — говорит Гермиона, чтобы ее разбить.

— Ты хотела осеннюю свадьбу на пленере, не хотела церемонии…

Какая трогательная забота! Лучше бы дал знать, что с ним всё в порядке, когда она сходила с ума от страха за него и от непонимания происходящего! Волна гнева смывает остатки растерянности.

— Ты!..

— …и никого лишнего рядом…

Люди делятся на тех, кто понимает буквально все, и тех, кто понимает все буквально…

— Прости, этот индюк слегка подпортил…

— Малфой! — не выдерживает она.

— От Малфой слышу, — Драко скалится как кретин. Впрочем, почему как?

Он стремительно достает из кармана коробочку. Ах да, кольца. Они же теперь женаты. Вопрос в том, надолго ли? Если цель Драко — раздраконить отца…

Гермиона протягивает руку, Малфой неправильно трактует ее жест и пытается натянуть ей на палец кольцо. Обойдется! Она должна быть уверена, что тут нет подвоха. Судя по всему, подвоха нет, так как кольца он отдает безропотно. Она долго и пристально изучает их: пару обручальных с рунической вязью по ободку и помолвочное — аккуратное серебряное с небольшим неброским камушком. Появись оно на пальце вовремя, Гермиона была бы счаст... довольна.

При поверхностном осмотре в кольцах не ощущается магии, ни темной, ни светлой — никакой. Ладно, уговорил. Прежде чем Драко успевает вытащить первое, Гермиона ловит его руку и сама натягивает кольцо, стараясь не упустить ни малейшего изменения выражения его лица. А затем так же самостоятельно надевает свои кольца.

Малфой робко, даже испуганно смотрит на ее губы. Не то чтобы она еще не поверила, что об этом Люциус не соврал, но убедиться в очередной раз не грех…

Она делает шаг назад и легко откидывается на ковер из травы и листьев, разводя полы платья, открывая жадным серым глазам кружевное белье и чулки. Гермиона жалеет, что предпочла удобство красоте и надела на ноги балетки вместо шпилек, впрочем, судя по малфоевскому лицу, впечатление она произвела и так.

— Иди ко мне, — манит его пальчиком с алым ногтем. Она старается учесть все его слабости.

В глазах Драко такая мука, что Гермионе снова не удается подавить приступ жалости, приходится напоминать себе, что человек перед ней играет в свои игры.

— Я запланировал ужин, — лицо Драко забавно дергается, пока он пытается взять себя в руки.

Гермиона чувствует себя извращенкой, собственный дивертисмент не на шутку ее возбудил. У нее кинк на тех, кто вызывает жалость?

— Мы можем сразу перейти к десерту, — шепчет она, не до конца понимая, где заканчивается игра в соблазнение и начинается соблазнение, и кто кого соблазняет. В конце концов, Драко не единственный из присутствующих был лишен секса с тех самых пор… Желание хотя бы прижаться к нему всем телом непреодолимо. Гермиона сразу ощущает, что не одинока в своем желании. В нос ударяет смесь запахов: туалетной воды, пота и возбуждения. Не потереться о напряженный член почти невозможно. Только понимание, насколько он перевозбужден, не позволяет ей перейти этот Рубикон. Драко потом не простит. Если ему удалось продержаться так долго, нельзя дать ему сорваться сейчас. Хрен с ним, с браком.

За спиной кто-то смеется, и Малфой дергается. Идиот спланировал свадьбу в магловском парке, но не подумал про маглоотталкивающие чары? Некоторым следует для разнообразия включать верхний мозг. Но нужно признать, что смех чертовых маглов спас ситуацию, ибо послать все к драклам хотелось адски. Драко прикрывает ее собой (джентльмен выискался!), она запахивает платье и очищает его от листьев.

Проходящая мимо парочка откровенно пялится на них. Ничего удивительного.

Перед глазами оказывается покрытая испариной шея Драко, пройтись бы по ней языком, но нельзя. Она легонько дует на кожу и с удовлетворением замечает, как та покрывается мурашками.

— Ты не договариваешь, — констатирует Гермиона факт, известный им обоим, и прекращает умышленно искушать.

Малфой выглядит несчастным и выжатым, совсем не так должен выглядеть новоиспеченный муж. А потом он смотрит на циферблат, и неуверенность Гермионы снова берет верх. Ей хочется испепелить часы, которые сама и подарила, разбить их Бомбардой ко всем соплохвостам.

— Ждешь, когда можно будет закончить этот фарс? — спрашивает Гермиона, впиваясь ногтями в ремешок часов.

— Что? — Малфой вскидывает брови. Сама невинность. Но она-то знает. Правда, высказаться без экивоков пока не может. Но никто не отнимет у нее право зайти с другой стороны.

— Я про наш брак. Поспорил со своей Панси?

— Грейнджер, ты бредишь от счастья? Что за мысли?

— Ты знаешь, как работает мой мозг… — пытается докричаться до его мозга Гермиона. Но кто-то совершенно не желает думать! — Я сопоставляю факты и делаю выводы. Ты боишься близости со мной.

Она не может назвать имя, но должна попробовать подвести его к правильной мысли.

— Херня, — рычит Драко, и на секунду Гермионе кажется, что он сейчас овладеет ею прямо здесь, забыв о своих договоренностях с отцом, маглах в парке и всем остальном. И самое страшное, что она готова ему поддаться. Нет, так нельзя, они почти у цели.

— Наш брак не консуммирован. В полночь он станет недействительным, — изображать равнодушие становится все сложнее.

— Кто тебе наплел эту...

Ну же, Драко! По его лицу растекается понимание. А затем злость. Злость превращается в решимость, к решимости добавляется азарт. Гермиона подхватывает его настроение. И… начинает верить. Это оказывается очень просто. Нужно было всего лишь убедиться, что они на одной стороне.

— Идем! — цедит Малфой.

— Стой, — Гермиона хватает его за руку. Сейчас следует отбросить эмоции. Теперь весь расклад как на ладони, дело за малым — правильно разыграть карты. Вдвоем они смогут сыграть против кого угодно.

— Когда? — задает она последний вопрос. Это важно. Старый павлин признал козырь в рукаве… Он может прятаться в ответе на ее вопрос. Конечно, Грейнджер не дура и понимает, что Драко не даст прямого ответа, но Люциус не мог учесть всё. Она опускает взгляд на часы. Искреннее восхищение в светлых глазах… мужа усиливает ее веру в их победу.

* * *

Три месяца назад

Двое сидят за низким столиком, на столике доска с волшебными шахматами и механические шахматные часы. Играют эндшпиль.

Еще одни часы — тоже механические, но с капелькой волшебства — висят на стене, закрывая часть родового гобелена, ту часть, где изображены ныне живые представители фамилии.

Сухопарый колдун со светлыми длинными волосами громко щелкает часами и почти неслышно шепчет команду коню. Конь стремительно сдвигается на две клетки вперед и на одну вправо. Девушка напротив него впивается тонкими пальцами в доску и, клацнув часами в свою очередь, быстро наговаривает что-то пешке. Соперник, сцепив зубы и раздувая ноздри, сбивает пешку конем. Девушка встряхивает гривой каштановых волос, подталкивая своего ферзя, и объявляет насмешливо:

— Шах! И вы отвечаете на мой вопрос.

Маска вежливого безразличия слетает с лица колдуна, он морщится в отвращении:

— Валяйте.

— Обет или спор?

— И то, и это, — колдун победно усмехается и с интересом рассматривает свои ногти.

Придется доставать информацию по крохам. Ладно. Она уже изучила манеру игры противника и готова использовать его слабость. Он до последнего старается сберечь фигуры, сразу видно, не гриффиндорец. Ей приходится пожертвовать слоном, чтобы поставить…

— Шах!

Напоминать про право на вопрос не приходится. Противник без паузы цедит сквозь зубы свое «валяйте».

— Что на кону?

— Место главы рода, — мерзко скалясь и растягивая слова, отвечает он, а затем жалит: — Сами понимаете, что выберет мой сын.

Будь это так однозначно, как хотелось бы мистеру Малфою, уточнения не было бы. Следующий шах, и она вызнает…

— Предмет спора?

— Многое, — он усмехается, радуясь, что обставил оппонентку, но получает болезненный укол от магии.

— Незачет, — комментирует Гермиона очевидное.

— Драко поспорил со мной, что продержится без распутства с вами до самого Мабона. До собственной свадьбы.

— Вы не верите в выдержку своего сына? — вскидывает бровь Грейнджер, стараясь не сорваться и не бросить Агуаменти в источающего самодовольство павлина. Фантазия о том, как вода будет капать с жалкой пародии на хвост и с тонкого носа, примиряет ее с ситуацией. Она не нападает на безоружных. Не нападает!

— Я верю в отсутствие у него инстинкта самосохранения. Похоже, гриффиндорство передается…

Гермиона знакома с Драко с одиннадцати лет. Как бы ни передавалось отсутствие инстинкта самосохранения, это случилось с ним очень давно. Одна история с гиппогрифом чего стоит. Делиться этими размышлениями Гермиона не спешит.

— Я даже знаю, что они с невестой планируют получить отцовское благословение и использовать его... одна — для… недостойных своего происхождения вещей, второй — для недостойных своего происхождения людей.

Гермиона пропускает мимо ушей попытку оскорбления, сосредоточившись на впитывании информации. Ей все еще не удается уловить суть ловушки. Понадобится помощь эльфа.

— Не вижу препятствий…

Малфой пожимает плечами и возвращается к игре.

— Если брак, который попытается заключить мой сын, не будет консуммирован до полуночи, то он станет недействительным, а вы примерите роль калифа на час.

Гермиона все еще не видит проблемы, Люциус недооценил склонность гриффиндорцев к самопожертвованию, и ее манера игры его ничему не научила. Она легко может поступиться статусом жены, если это означает, что Драко навсегда избавится от давления отца. По мерзкой ухмылке она понимает, что что-то упускает.

— Чтобы занять мое место, он должен быть женат, — входит во вкус Малфой-старший, не дожидаясь нового шаха. — Чтобы это произошло в текущем году — женат до того, как день станет короче ночи. Если же он вступит с вами в интимную связь до той же полуночи, он тоже не станет главой рода, — Малфой переводит взгляд с гобелена на часы и продолжает как ни в чем не бывало: — К тому же я подстраховался. Как именно, простите, не скажу. И вы не сможете рассказать Драко о нашем разговоре. На гостиной чары неразглашения.

Игра заканчивается ничьей. И Гермиона решается попытать счастья еще раз.

— Еще одна партия, условия те же.

На кону ее будущее с Драко против одного вопроса за каждый шах и трех, если она сумеет поставить мат. С честным ответом, разумеется. Но она не проиграет. Единственная польза года сожительства с Роном — он натаскал ее в магические шахматы.

Они играют еще одну партию, а затем еще одну. Свести их удается только к ничьей. Возможно, дело в том, что Гермиона занята обдумыванием задачи, поставленной Люциусом, и тем, сколько он недоговорил и где соврал. Стрелки больших механических часов сходятся на отметке двенадцать.

Из окошка высовывается фарфоровый джарви, напевая первые ноты гимна Хогвартса, и Гермиона, кажется, находит одно решение.

* * *

В ее спальне на мягких простынях лежит Драко. Он лениво водит рукой по ее волосам, слегка запутывая, а она наконец отбрасывает все напускное и позволяет себе выговориться. Рассказывает обо всем прочитанном о древних обрядах, о вариантах консуммации брака в разных культурах, об отличиях систем исчисления времени и нумерологических вычислениях погрешностей. Она понимает, что Драко сейчас не способен оценить глубину проведенных ею исследований, но рассказа не прерывает. Она жалуется на то, как ей не хватало формулировки малфоевского спора (знать бы, оговорено ли было проникновение, контактное взаимодействие сексуального характера или оргазм, можно было не выверять все до секунды и, даже выверив, не полагаться на авось). Еще было последнее замечание про лазейку, которое не позволяло расслабиться и получить удовольствие от… бесконтактного секса, которому они предавались около четырех часов, позволяя себе всё, кроме того, чего хотелось до звезд перед глазами. И Гермиона надеялась, что ее оргазмов достаточно, чтобы магия признала брак совершённым, если магии вообще нужна была консуммация. А когда до полуночи оставалось две минуты, Гермиона обнаружила заложенный Люциусом сюрприз и поняла, что права была с самого начала и времени у них нет совсем. Благо измученный бесконечной прелюдией муж (это слово все еще звучит дико!) не подвел. Ему хватило одного настойчивого «кончи сейчас, Драко», сказанного ее командирским голосом, и нескольких фрикций. Пока Драко двигался, фарфоровый джарви в голове Гермионы напевал первые ноты гимна Хогвартса.