Earthen (гет)

Конечно, Аид, как и другие, получил приглашение на новый званый вечер. Он уже начал задумываться, когда на Олимпе проводятся именно праздники, а когда боги просто непрерывно пьянствуют. Зевс приложил к приглашению Аида особое послание, указующее, что тот обязан прийти нарядным и счастливым, иначе Зевс сам вытащит его из его преисподней. И как бы Аид ни хотел бы не идти на поводу у брата, ссориться с Зевсом хотелось еще меньше.

Как и ожидал Аид, стоило ему зайти — одетым в одно из своих самых красивых и тяжелых одеяний черного и золотого цветов, — Зевс тут же подскочил к нему с яркой улыбкой, протянув ладонь. Он схватил брата за плечи и потащил внутрь, бормоча на ухо всякую чепуху. Аид знал, что просьба Зевса "выглядеть нарядно" не означало красиво одеваться, Аид и так всегда одевался соответствующе, бог он или нет? Большинство олимпийских богов считались нереально красивыми, но представители природы Аида, те, кто был тесно связан с таинственной темнотой, часто страдали от унижения. По мнению большинства, кожа неестественного цвета, светящие глаза, зубы, заточенные под клыки, неровно распределённые пятна пигмента по всему телу, горящие веснушки или рога, растущие из неестественных мест, были признаками сумасшествия, ненормальности. Аид не всегда выглядел некрасиво, но за века правления подземным миром он очень сильно изменился — как внешне, так и внутренне. Зевсу же это было не по душе, он не желал мириться с этими изменениями, считая их отталкивающими, как и другие олимпийцы. Эти "неправильные части" тела напоминали им о том, насколько непредсказуемой могла быть магия подземного царства.

Аид послушно повиновался Зевсу, направляясь за ним следом. Кожа владыки царства мертвых была бледной и призрачной, но по крайней мере более естественного оттенка. Глаза светились серебром, волосы падали мягкими косами, обрамляя лицо. Он выглядел как обычный, хотя и бледный, человек — или бог — и этого было достаточно, чтобы Зевс успокоился.

Вечная битва между братьями, в которой Аид не хотел участвовать, но выбора ему не предоставили, вскоре должна была начаться.

Как и ожидал Аид, Зевс повел его прямо к стоявшей в полном одиночестве нимфе, чьи волосы тоже были заплетены в изящные косы. Идеальная кандидатура для знакомства!

Аид старался избежать, казалось, неизбежного сватовства, но стоило ему деликатно сбежать от одной нимфы, как Зевс сразу же подыскал другую.

— Что у тебя за навязчивая идея? — раздраженно спросил Аид, когда Зевс потянул его за собой к очередной второстепенной богине, сидевшей одной за столом. Он вырвал свою руку из руки Зевса и посмотрел ему в глаза, и тот, будто бы обидевшись, надул губы.

— Аид, я просто не хочу, чтобы ты и дальше оставался один.

— Когда это имело для тебя значение? — спросил Аид, не в силах сдержать раздражение в голосе. — Тебе, похоже, было наплевать на меня и мою личную жизнь, когда много веков назад ты отправил меня туда.

— Оставим прошлое в прошлом, — махнув рукой, попросил Зевс.

Аид тихо зарычал.

— Я не хочу, чтобы мне кто-то что-то навязывал, — раздражённо ответил он. — У тебя все равно ничего не получится.

— А я так не считаю, — упёрто сказал Зевс и, не обращая внимания на протесты Аиды, снова решительно увлек его к новой жертве и следующему предполагаемому разговору.

Таким образом они мотались туда-сюда всю ночь: Зевс знакомил Аида с кем-то, а тот неловко мямлил, не имея возможности наброситься на Зевса и нахамить ему открыто. Аид был богом, который был способен контролировать себя даже в самой абсурдной ситуации, но и Зевс был богом, и только он был способен полностью разрушить все границы самообладания своего терпеливого брата. Наконец, Зевс отвлекся на другого бога на некоторое время, которого как раз хватило, чтобы Аид поспешно удалился.

Ночь прошла довольно скучно, а по меркам богов Олимпа — откровенно тоскливо. Ничего особенного не было рассказано, ничего интересного не было сделано, и Аид был немного разочарован тем, что главным событием его вечера стало отсутствие косточки в оливке.

Он скрылся на балконе, вдали от пышных празднеств и светской жизни Олимпа, решив подышать холодным ночным воздухом. Аид вздохнул, опустив голову, передернул плечами, пытаясь снять напряжение в мышцах, и погрузился в свои мысли, не заметив, что больше не один. Внезапно по его позвоночнику пробежала дрожь, и он стиснул руками каменную балюстраду, к которой прислонился. Она была здесь. Богиня Земли. Он огляделся вокруг. На этом балконе — никого, но на следующем...

— А, дева-Персефона, — сказал он, выходя в небольшой внутренний дворик, заросший растениями и увитый лианами.

Она повернулась к нему, и он снова замер, попав под ее двухцветный взгляд. Она мило улыбнулась ему, и Аид почувствовал, как в груди потеплело.

— Бог без имени, — ответила Персефона; он тем временем подошел и встал рядом с ней. — Это несправедливо, что ты знаешь мое имя, а я твоего нет, — надулась она, и Аид отвернулся, чтобы скрыть улыбку. — После маминых слов ты теперь мне никогда его не скажешь, да?

— А какое имя, по-твоему, мне подойдёт? — спросил Аид. Персефона снова внимательно посмотрела на него, разглядывая некоторое время. Она прикоснулась изящный пальчиком к губам и ухмыльнулась, пьянящая эмоция озорства просочилась в ее глаза.

— Оморфос.⁽¹⁾

Аид застыл, застигнутый врасплох комплиментом. Снова у этой богини получилось его смутить. Будучи богом мертвых, он редко бывал удивлен или тронут чем-либо, но сейчас слова Персефоны настолько пронзили, казалось, его холодное, не способное на любовь сердце, что щёки Аида моментально стали алыми, они загорелись под взглядом богини Земли. А кто бы устоял под ним? Удивительно: его, Аида, самого бога смерти, несущего смердящий запах холодной тьмы, назвали красивым, чистым. И Персефона сказала это на полном серьёзе! Уж Аид умел распознавать ложь с непревзойденным мастерством. Мало кто мог избежать его честных суждений, и сейчас он мог сказать лишь то, что эта прекрасная богиня говорит ему правду. Она действительно считала его красивым.

— Я... — он запнулся, не зная, как продолжить, его уши вмиг стали красными и горячими. — Вряд ли заслуживаю такое имя.

Взгляд Персефоны смягчился, и она сделала шаг навстречу к нему.

— Почему же? — она снова оглядела его с ног до головы. — Я думаю, ты очень красив.

— А ты очень смела, — сказал Аид, решив превратить этот нежный и хрупкий момент в игру комплиментов. Стоило ли поддаваться кокетливой земной богини, даже если та была великолепна?

Персефона посмотрела на него.

— Тебя так смущает моя смелость?

— Совсем наоборот, — ответил Аид. — Я думаю, что такая смелость достойна восхищения.

Персефона улыбнулась и будто бы перестала о чем-то беспокоиться. Смотря на нее, Аид понял, что она чего-то не договаривает.

— Думаю, некоторые не согласятся с тобой, — тихо сказала Персефона, проведя ладонью по своей руке.

— Значит, они глупцы, — легкомысленно ответил Аид, и Персефона подняла голову, встретившись с ним взглядом. — Мы — боги. Смелость — наш удел, — и Аид пожал плечами, открыто глядя на нее.

Расслабленное выражение лица Персефоны вдруг стало подавленным и немного тревожным. Аид нахмурил брови. Персефона выглядела расстроенной, и он не знал почему. Что он мог сделать? Должно быть, он сказал что-то не то. Ему захотелось треснуть себя по лбу. Наконец-то у него появился шанс поговорить с этой прекрасной богиней, а он все испортил.

— Ты в порядке? — рискнул спросить Аид, опасаясь, что она не простит его. Как ему поступить в такой ситуации?

— Я... — Персефона прикусила губу.

Она выглядела неуверенной и расстроенной, и с каждой секундой она все больше смущалась. Что случилось?

— У меня есть вопрос, — наконец осмелилась сказать она.

— Хорошо, слушаю, — кивнул Аид.

— Ты... — она снова прикусила губу, словно боясь закончить фразу, — Ты когда-нибудь боялся своей силы?

Аид нахмурил брови. Он хотел бы сказать ей "нет", потому, что был довольно стар, прожил много лет, прошел через многое, и мало что уже удивляло или пугало его. Но ведь так было не всегда.

Когда он родился, его мать, Рея, сделала все возможное, чтобы он остался жив в те дни, когда его силы были дикими и необузданными, пугающими и неуправляемыми. Несмотря на то, что его истинные способности проявились намного позже, у Аида с самого рождения была хорошо развита интуиция: он мог предчувствовать какие-то вещи, события и обладал большой восприимчивостью к переходу энергий из одного царства в другое. Аид помнил далекие дни, когда тени прилипали к его коже, а золото лилось с кончиков пальцев. Бог богатства должен был бы вызвать восхищение, но тогда эта сила больше пугала, чем восхищала. Его первые силы проявлялись странным и отвратительным образом. Драгоценные камни прорастали из его кожи, камни и магма воспламенялись под его руками. Для ребенка это было ужасно, даже несмотря на обещание матери, что его силы станут более умеренными, когда он повзрослеет. Аид был первенцем Кроноса, и поэтому он, конечно же, должен был стать сильным и могущественным богом.

Аид открыл рот, чтобы ответить, но вместо этого из его уст прозвучал вопрос:

— Почему ты это спрашиваешь, Персефона?

Ее глаза увеличились, но Персефона не выглядела испуганной. Тогда зачем она это спросила?

— Я...

— Персефона!

Она выпрямилась и посмотрела через плечо на Деметру, выходящую из храма. Та взглянула на Аида, и он побледнел под ее взглядом. Он отпрянул назад, когда Деметра подошла и схватила дочь за руку, оттаскивая ее прочь.

— Не смей больше тайком сбегать, — пригрозила Деметра, и Персефона покраснела от смущения, когда мать потащила ее на другую сторону двора. — Я же просила тебя не разговаривать с ним!

— Мама, я клянусь, ничего страшного не произошло, — успокаивала мать Персефона.

Аид все еще чувствовал в ее ауре звенящее обещание.

Позже Аид услышит последнюю фразу ещё раз, только она будет сопровождаться более угрожающем предупреждением никогда больше не смотреть на ее дочь.

Деметра оглянулась через плечо и посмотрела на него с такой злобой, что казалось, она смогла бы разорвать смертного на две части.

Аид раздражено передернул плечами, но уступил и поклонился, извиняясь.

Деметра исчезла вместе с дочерью.

Аид потер виски. Это был долгий день. Хотелось домой. Цербер наверняка соскучился.

Аид хотел только одного — лечь, свернуться калачиком и отгородиться от всего мира. И он сделает это. Аид был главным в своём мире, на своей земле, поэтому он мог исполнить свою маленькую мечту хоть прямо сейчас. Прежде чем Зевс, или Гера, или Деметра, или кто-нибудь ещё смогут до него добраться.

1) Оморфос (греч.) — красивый, прекрасный, чистый.

Вернуться к тексту