Первые впечатления (джен)

Утро принесло яркий солнечный свет, грязь и Невисмута в сопровождении жены и шурина. Бран был не в настроении играть в дипломатию и как мог вежливо отвечал на вопросы.

Да, он укрывал пленника в своей палатке всю ночь. Нет, не думал о нем сообщить, он сам допросил незнакомца и убедился, что тот не шпион.

— Откровенно говоря, пленник был избит и не представлял угрозы ни для кого, кроме себя. Поэтому я решил не беспокоить вас такой мелочью, зная, что у вас есть более важные дела…

«Например, потакать своей прекрасной, вероломной жене, которая бросает влюбленные взгляды на своего брата, пока ты не видишь, наивный дурак…».

Борджиа ударил его. Бран резко вдохнул, но никак не отреагировал. Чувствуя, что за ним наблюдают, Бран опустил глаза, стараясь ничем не выдать своих эмоций. Сжав кулаки так сильно, что ногти оставили на ладонях полумесяцы, Бран молча смотрел, как они уезжают. Сердце колотилось, как сумасшедшее, от желания выплеснуть страшный гнев, который накопился за все столетия, что он переходил от контракта к контракту, становясь при этом все меньше похожим на себя прежнего.

Бран взял себя в руки и вытер кровь из разбитой губы. Однажды он убьет за это Чезаре Борджиа. Он поклялся всеми богами земли и неба.

* * *

— Доброе утро, мастер-шпион.

Джарет застонал и открыл глаза. На мгновение солнечный свет слепил его. Послышался смешок, а затем вход в палатку снова закрыли, вернув блаженный полумрак.

— Открой глаза, друг мой.

Джарет осторожно приоткрыл один глаз и, убедившись, что в палатке стало темнее, открыл второй глаз и с интересом огляделся — прошлой ночью из-за усталости, боли и алкоголя он мало что заметил.

В небольшой, местами залатанной палатке не было ничего, кроме раскладушки, стола и стула. Человек, разбудивший его, показался смутно знакомым.

— Ты капитан, — простонал Джарет. — Я помню тебя… с прошлой ночи.

— Да, но я больше не капитан. Уже рассвело и мой контракт подошел к концу.

Так вот почему наемник упаковывал свои вещи в седельные сумки. Джарет заставил себя сесть, поймав сползший с плеча шерстяной плащ. Плащ Джарета украли бандиты, стоило ему отъехать недалеко от дома. Значит эта вещь наемника.

— Вот, это твое.

Рассеянно поблагодарив, наемник забрал плащ.

— Могу я спросить, куда ты направляешься? — осторожно поинтересовался Джарет.

В слабом утреннем свете Джарет видел, что у него разбита губа. Наемник был чистокровным сидхе, красивым в своей отстраненности, с холодными серыми глазами и густыми черными косами, в которые были вплетены бисер и блестящие перья ворона. И точно такие же перья были вытатуированы на его лице…

— Да. Зови меня Бран.

Это могло быть и не настоящие имя. Иногда изгнанники брали себе новые имена. Джарет вздохнул.

— Меня зовут Джарет. Я не шпион, но если я останусь в этом лагере, меня казнят.

Интересно, узнал ли его Бран?

— В этом нет никаких сомнений. Я бы посоветовал тебя убраться подальше…

— Я хочу пойти с тобой.

Бран помедлил и серьезно посмотрел на Джареда.

— Ты готов стать наемником? Сражаться в битвах и мелких конфликтах, пока удача наконец не оставит тебя? Не думаю, что ты хочешь от жизни именно этого, Джарет. Боги, даже твое имя выдает высокое происхождение. Лучше найди какого-нибудь короля, кто возьмет тебя в качестве марионетки.

— Во мне не течет королевская кровь, Бран. Кроме того, мой отец запретил королевствам Летнего Двора брать меня на службу.

Бран приподнял бровь. Джарет надеялся, что не выдал себя — мало кто за пределами королевской семьи мог наложить подобный запрет. Но если Бран долго был в изгнании, то возможно не слышал об Этайне, правой руке короля.

Или скандале вокруг Джарета, сыне Этайна, которых был навеки изгнан из Летнего Края после неудачного покушения на старших братьев.

— Я не могу вернуться, но и кануть в неизвестность не собираюсь. Может я и потерпел неудачу, но я обрету силу, чтобы отомстить.

Бран смерил его холодным взглядом.

— И ты думаешь, что найдешь силу рядом со мной? Позволь кое-что тебе объяснить, мальчик: у изгнанников нет пристанища, кроме дороги, они ничего не оставляют после себя. Если ищешь власти, отправлялся в Двор Зимы, ни одно королевство в Подземье не примет тебя. Если у тебя есть амбиции — избавься от них, путь изгнанника ведет только к войне и смерти.

Джарет открыл было рот, чтобы возразить, но Бран отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Быстро затолкав плащ в седельные сумки, Бран перекинул их через плечо и вышел из палатки. Джарет последовал за ним.

— Куда ты идешь? — спросил он, щурясь от яркого солнца.

— Как можно дальше. На юг, где нужны солдаты для борьбы с пиратами Кениса. На восток в Летний Край, где хотя бы тепло и сухо — какая разница? В мире всегда ведутся войны.

Они дошли до конюшни, и Бран направился к невзрачной гнедой кобыле с белым носком. Джарет лихорадочно соображал, что делать.

— Говорят, за Великой Равниной есть нетронутые земли. Возможно, там найдется место даже для изгнанников.

Бран какое-то время молча гладил лошадей и угощал их яблоками.

— Запад? — переспросил он и горько рассмеялся. — Там нет ничего, кроме пустоши и гоблинов, мальчик.

— Тогда мы сделаем это место своим.

И это заставило Брана задуматься.

* * *

«Тогда мы сделаем это место своим».

Бран искренне не понимал, как двухсотлетний щенок, проведший в скитаниях не больше года, взял и причислил себя к изгнанникам. Вот только он был не щенком, а дворянином Летнего Двора, рожденным для роскоши и праздных интриг, бессмысленных забав и жестоких игр. Тот, кто сослал Джарета, не мог не знать, что сделают с ним долгие годы скитаний.

Бледное красивое лицо Джарета было обезображено синяками, платиновые волосы неровно подстрижены, одежда износилась и пестрела заплатками. Он, должно быть, совсем не походил на прежнего себя — разодетого в шелк и атлас, с подведенными сурьмой глазами и многозначительными жестами. Хорошо.

— Ты станешь изгнанником, Джарет? Возьмешь меня в спутники?

Джарет понял, что должен ответить прямо, без притворства.

— Да.

Бран вздохнул.

— Пусть будет так.

Он забрался на коня и кивнул Джарету на гнедую кобылицу.

— Будешь ездить на Белом Носке, пока не купишь другую лошадь.

Его люди застрелили лошадь Джарета прошлой ночью. Наблюдая за Джаретом, Бран отметил, что тот превосходно держится в седле, хоть и заваливается на левый бок — давали о себе знать сломанные ребра.

— Кому принадлежит тот великолепный вороной конь? — поинтересовался Джарет, жадно рассматривая статного коня.

— Борджиа.

Бран почувствовал на себе хитрый взгляд Джарета.

— Борджиа? Тот, кто разбил тебе губу?

— Хм, — Бран сдался и повернулся, чтобы встретится с лукавыми глазами. — Но сегодня мы не возьмем его коня, это будет слишком заметно.

— Можно устроить все аккуратно.

— Знаю. Но я готов подождать. И вот твой первый урок, Джарет: терпение предпочтительнее сиюминутных прихотей. В отличии от Дворов, где репутация и влияние зависят от внешности, в реальном мире красивые жесты бесполезны.

— Ты признаешь, что не можешь себе этого позволить.

— Я не могу себе этого позволить. Мы не можем себе этого позволить. Поэтому сегодня утром я позволил себя ударить, и даже тебе, гордому и надменному повелителю сидхе, придется склонить голову, если того потребует ситуация.

Впервые Джарет выглядел оскорбленным.

— Я не склонюсь ни перед чем и не перед кем. Ни перед отцом, ни перед Правителем Летнего двора, ни перед Верховным Королем.

— В конце концов ты склонишь голову, мальчик. Как и все остальные.

* * *

Они покинули лагерь без вороного коня Борджиа, хотя Джарет бросил задумчивый взгляд в его сторону, когда они уезжали. Он смутно помнил утренний скандал: спокойный голос Брана, сердитый — Борджиа, а затем звук пощечины.

При Дворе даже прикосновение без разрешения считалось смертельным оскорблением, но здесь Бран — гордый, полный достоинства Бран — позволил напыщенному дураку не только ударить себя, но еще и извинился.

«В конце концов ты склонишь голову, мальчик. Как и все остальные».

Изгнанники, те кто был выдворен из своих королевств или Дворов за преступления, не связанные с политикой, были самыми презираемыми существами в Подземье. Они стояли ниже крестьян, потому как самый обычный крестьянин занимал определенное место в иерархии; изгнанники же были сами по себе. Одни становились бандитами и ворами, другие, как Бран, подавались в наемники, но всех их объединяло одно — им некуда было идти.

Теперь Джарет стал одним из них.

«Я не склонюсь ни перед чем и ни перед кем. Ни перед отцом, ни перед Правителем Летнего двора, ни перед Верховным Королем».

Изгнанники кланялись, когда им велели, и принимали презрение, как должное — годы, полные горя и унижений, сломили их.

Но с ним такого не случится. Джарет отказывался покоряться судьбе.