Моя девочка (гет)

Уроки французского проходили на третьем этажа в вытянутом кабинете, что располагался над самым переходом, соединяющим два корпуса школы.

До начала занятия оставалось еще несколько минут и класс возбужденно переговаривался. Всем хотелось посмотреть на нового учителя, которого взяли на замену Лидии Юрьевне — ушедшей, как это обычно бывает, в декретный отпуск. А точнее, ученики хотели понять — что он из себя представляет? Будет ли блюсти дисциплину и спрашивать их по всей строгости? Или же наоборот — поддержит добрую традицию этого кабинета и не станет возводить особых рамок, давая детям со спокойной совестью филонить?

Вика, сидевшая с Марго за одной партой, то и дело бросала в воздух: «Интересно, он симпатичный?». Марго лишь пожимала плечами. Ей все это было не интересно. Подперев ладонью подбородок, она смотрела в окно, где небо затягивали пыльные тучи.

За те несколько лет, что Марго изучала французский — язык Флобера и Бальзака так и не стал для нее более понятным, чем был на самом первом занятии. Все эти артикли, предлоги и глаголы остались для Марго непроходимыми дебрями, в которых ей, по правде говоря, вовсе и не хотелось разбираться. Лидия Юрьевна, — хоть и пыталась строить из себя строгую преподавательницу, — не особо терзала класс и Марго, с горем пополам, удавалось получать неплохие отметки.

Нет, Марго нравилось порой слушать Эдит Пиаф или смотреть французские фильмы, но она не питала к самому этому языку никакого трепета. Для нее это был просто набор звуков. Который при этом у нее еще никак не получалось запомнить.

Наконец прозвенел звонок и одновременно с этим дверь кабинета распахнулась. Класс в ожидании замолк. На пороге появился Он.

— Здравствуйте, меня зовут Голубев Илья Валерьевич и, как вы уже наверное догадались — я ваш новый преподаватель французского языка.

Молодой с виду — чуть ли не вчерашний студент, — он был высок, слегка сутулился и одет в темный, явно не вчера купленный, пиджак и просторные брюки. Копны кудрявых волос на голове, казалось, никогда не касалась расческа, а об резкие скулы можно было порезаться, если бы кто-то решился приложить к ним палец.

Класс внимательно наблюдал за каждым движением, каждым жестом и каждым словом нового преподавателя.

— И так, — сказал он садясь и уверенно раскрывая журнал сразу на нужной странице. — Давайте пробежимся по списку.

Оглянувшись, Марго с удивлением отметила, что сегодня на уроке присутствуют все ее однокласники без исключения. Дело невиданное, учитывая, что французский явно не стоял на первом месте среди предметов обязательных для посещения.

Задумавшись об этом, она совсем прослушала собственную фамилию, и встрепенулась, лишь когда Вика толкнула ее в бок.

— Ковалева? — повторил Илья Валерьевич, оглядывая класс.

— Здесь, — подала наконец голос Марго.

— Повнимательней, — произнес он с мягким укором и Марго неожиданно для самой себя почувствовала, как краснеет.

Закончив отмечать присутствующих Илья Валерьевич хлопнул в ладоши и поднялся со стула. Тут же присев на край стола, он достал из своей сумки какую-то потрепанную книжку. «Отверженные» Гюго. Великий, по словам преподавателя, роман — сегодня исполнит две функции. Даст ученикам и учителю возможность «притереться друг к другу», и непосредственно поможет в изучении языка.

— Стиль Гюго одновременно прост, но в тоже время изящен, — произнес Илья Валерьевич, кладя экземпляр на первую парту. — Читая его произведения вы сможете как пополнить собственный словарный запас, так и по достоинству, даже с вашим уровнем знаний, оценить всю красоту его прозы и мелодику французского языка.

И ученики начали по очереди читать роман вслух, а потом вместе с преподавателем обсуждать написанное. Все еще примостившись на углу стола, Илья Валерьевич, зажав собственный экземпляр тремя пальцами правой руки — активно жестикулировал левой, то словно призывая того или иного ученика не стесняться, то как бы соглашаясь с какой-нибудь мыслью, то наоборот оппонируя сказанному.

Некоторое время Марго следила за одними лишь его руками. Эти длинные, тонкие пальцы могли быть пальцами пианиста или, например, скрипача. Но достались человеку, который избрал своей судьбой — учить других людей. Марго почему-то казалось это несправедливым. Она глянула на собственные ладони и с какой-то трагической горечью осознала, что ее собственные, казалось, куда как более женственные руки, не идут ни в какое сравнение с руками ее нового преподавателя.

Время бежало вперед. Ученики все больше втягивались в процесс обсуждения и даже начали получать удовольствия оживленно споря о трактовке того или иного образа из книги или значения слова. А Илья Валерьевич все так же восседал на своем, — уже как будто бы таком привычном, — месте и совершенно им в этом не мешал, лишь иногда, — когда все грозилось свестись к обычной базарной ругани, — направляя дискуссию в правильное русло.

А в это время Марго была готова отдать все на свете — лишь бы до нее никогда не дошла очередь и не пришлось читать вслух. В те разы, когда ей все-таки приходилось делать это на уроках французского, Марго чувствовала себя словно экспонат на витрине. Ей казалось, что не просто все в классе, а все люди в городе, в стране, на планете Земля — слушают сейчас ее и только ее. В такие моменты язык будто переставал слушаться и речь становилась дурацкой, насквозь фальшивой и неправильной; и даже самые простые слова, которые Марго прекрасно знала как читать — выглядели перед ней китайскими иероглифами. После этого Марго еще долго приходила в себя — до конца урока, а может и до конца дня не в состоянии держать в дрожащих руках ручку.

И тут послышался вкрадчивый голос Ильи Валерьевича:

— Так, и следующая у нас — мадемуазель Ковалева, — с легкой усмешкой сказал он, когда Вика закончила читать свой отрывок. — Прошу.

Сглотнув, Марго глянула в текст. Буквы расплывались перед ней, и среди всей этой мешанина сложно было различить что-то конкретное. Пытаясь сосредоточится на первом слове в строке, Марго ощущала, как спина ее покрылась потом, а в ушах поселился еле слышный но такой неприятный и назойливый звон.

Подняв глаза она посмотрела на преподавателя и попыталась без слова сообщить ему, что чувствует сейчас. Описать одним лишь выражением глаз, какие эмоции накрыли ее будто волна, и Марго была вот-вот готова в них захлебнутся.

И Илья Валерьевич понял. Спокойным голосом он произнес:

— Следующий, — и Марго показалось, что при этом он, едва заметно, подбадривающе кивнул ей.

Глаза Марго подернулись слезами и сквозь эти дрожащие линзы соленой влаги вся окружающая действительность вдруг исказилась и стала какой-то ненастоящей. Вика что-то зашептала подруге на ухо, но Марго ее не слушала. Разве мог хоть кто-то понять, что сейчас испытала Марго, взойдя, будто Достоевский, на эшафот и помилованная в последний момент, так и не услышав звука выстрела?

Под конец урока Марго все-таки пришла в себя, а когда ученики со звонком повалили в коридор даже повеселела.

— Ну, как он тебе? — спросила Вика, когда они спускались в столовую.

— Вроде ничего. Милый.

— А по мне слишком… женственный что ли. Ты видела его руки?

— Видела, — кивнула Марго.

— Вообще не похожи на руки мужчины.

— Ну, может оно и к лучшему.

— То есть?

— Я имею ввиду…

Марго не успела закончить мысль. Бросив мимолетное «Привет» — мимо прошел Леша Панарин. Подруги, с поразительной синхронностью обернулись ему в след. Затем переглянулись между собой в удивлении.

— Это он мне или тебе? — спросила Марго.

— Не знаю, — пожала плечами Вика. — Но если Тимур узнает, что Панарин надумал подкатить ко мне — ему не поздоровится. Блин, а я тебе не рассказывала? Тут на днях такое случилось…

И Вика пустилась в долгий и путанный рассказ о своих взаимоотношениях с парнем, о том, как все между ними было не просто, как они ссорились, а потом бурно мирились, но ведь это, любила повторять Вика, и есть настоящая любовь, когда вы говорите друг с другом не словами, а чувствами.

Марго не слушала. Она и так знала, что Вике будет достаточно ее удивленных хмыканий и сочувственных кивков раз в минуту. Вместо этого мысли Марго унеслись к Леше Панарину.

Он учился на класс старше и с виду был типичным парнем, на которого Марго никогда бы всерьез не обратила внимания. Слишком шумный, слишком наглый, слишком зацикленный на себе. Пускай и симпатичный. То и дело Марго видела его в коридоре первого этажа окруженного группой таких же парней, которые слушали очередную лешину байку с трепетным вниманием, даже не пытаясь поставить под сомнения правдивость случившегося. Ну конечно же Леша буквально вчера выпил на спор литр водки или угнал от полиции на отцовском мотоцикле. Именно эта бравада — наполовину сотканная из вранья, наполовину из приукрашенных фактов — и раздражала Марго сильнее всего.

Но однажды Марго оказалась в физкультурном зале. Занеся в каморку преподавателя журнал, она уже была шла обратно, но тут до нее донеслись оживлённые голоса. Класс Леши только что закончил урок, и мальчики теперь, — разгоряченные и довольные — переодевались из спортивной формы обратно в школьную. Все бы ничего, но дверь раздевалки при этом оставалась нескромно приоткрытой и Марго смогла увидеть стоящего в одних трусах Лешу, который переговаривался с кем-то из своих дружков.

Взгляд Марго заскользил по линиям пресса, вздувшимся дорожкам вен и бугоркам мышц, напряженным, казалось, даже сейчас, когда Леша просто стоял. И в тоже мгновение в мыслях Марго родилась фантазия, в которой она до сих пор стеснялась признаться даже себе самой. Ей вдруг ясно, как день, представилось, что именно там, в потной раздевалке пропитанной запахом дешевых дезодорантов, Леша берет ее за плечи и толкает на облупленные скамейки лицом к стене. А затем резким движением стягивает брюки вместе с трусиками, обмазывает член собственной слюной и…

Даже тогда Марго не решилась представить, что же будет дальше. Ее пронзило желание и предательски свело ноги. Едва в состоянии сделать вдох, чувствуя, как сумасшедше колотится в груди сердце — Марго поспешила убраться из раздевалки подальше.

И вот теперь это небрежное: «Привет». Леша знал, что Марго точно станет думать, с чего это вдруг он решил уделить ей, пускай такой мимолетный и, казалось, неважный, но знак внимание. И Марго действительно задумалась. Но тут же отбросила эти мысли. Как бы ни был хорош собой Леша Панарин — она все еще считала его пустословом и маленьким человеком, и не собиралась тратить на мысли о такой персоне даже одной минуты минуты своего времени.

Вернувшись домой, Марго хотела сделать домашку, и, быть может, посмотреть какой-нибудь фильм или почитать книгу. Но вдруг навалилась какая-то глупая усталость, — то ли реакция на погоду, то ли до сих пор отзывался урок французского, — что Марго так за весь вечер ничего и не сделала. Лишь сидела на кухне, то и дело подливая кипяток себе в кружку с чаем, да стукая по стенкам ложкой, размешивая сахар.

Бабушка о чем-то спрашивала и Марго лениво, односложно отвечала. Не было сил даже на это. Когда вернулся с работы дедушка, он, оставив зонт сушиться в ванной, первым делом прошел на кухню и хотел было завлечь Марго в какую-то очередную свою авантюру, где помощь внучки ему была «просто необходима», но Марго, напустив скорбное выражение, сказала, что, видимо, приболела и идет спать.

Закрыв дверь комнаты и как есть, в одежде, улегшись на кровать, Марго стала смотреть в потолок. Наконец, ее все оставили в покое. Действительно хотелось спать, но шум капель по оконному стеклу, который, обычно, даже нравился Марго и дарил приятное успокоение — теперь наоборот раздражал и звучал словно навязчивая барабанная дробь.

Повертевшись на кровати и так и эдак, полежав на правом боку, затем еще немного на левом, Марго снова оказалась на спине. Отсветы уличного фонаря проникали в комнату и рисовались на потолке странноватыми узорами. Разглядывая их, Марго вновь вспомнила сегодняшний урок французского. Но в памяти всплыл вовсе не тот самый страх внизу живота и ощущение паники, а руки Ильи Валерьевича, что так ловко, словно были отдельной живой сущность, вели занятие.

«Милый», — так назвала его Марго, когда Вика спросила ее мнение. Но было в учителе что-то явно большее, чем просто мальчишеская непосредственность и обаяние. Смотря на него, Марго чувствовала себя в безопасности, ей хотелось заслужить его одобрения, услышать, как он произнесет своим спокойным голосом: «Молодец, ma cherie» и улыбнется уголком рта…

Думая об этом, Марго опустила руку на грудь и сквозь ткань домашней потрепанной футболки нащупала напрягшиеся соски. Касаясь их кончиками пальцев, Марго дышала все тяжелее и быстрее, чувствуя, как руки у нее покрываются мурашками, а все тело бросает в жар. Продолжая трогать себя за грудь — другой рукой Марго ловко оттянула резинку штанов и пальцы ее тут же оказались в трусиках. Подушечки ощутили пушистую полоску волос на лобке, а затем тепло и влагу, что растекались у Марго между ног. Она запрокинула голову и веки ее вдруг стали тяжелыми, неподъемными. Негромкий стон. Содрогание. И Марго, на мгновение выгнув спину, обмякла на кровати как тряпичная кукла.