Моя девочка (гет)

Лишь закрыв дверь на щеколду — Марго почувствовала себя в безопасности.

Открыв в кране несильный поток, она несколько секунду наблюдала, как ванная начинает заполняться горячей водой. Этот шум успокаивал. Марго всегда он нравился и она совершенно не понимала, как можно лежать в ванной в полной тишине и не задумываться при этом о самоубийстве.

Пригладив свои недавно подстриженные каштановые волосы, Марго глянула зеркало, что висело над раковиной, и критично себя оглядела. Ей, в целом, нравилась собственная внешность: плавные черты; карие глаза; тонкие губы, с, можно даже сказать, трагичным изгибом. Лишь назойливый прыщик, что недавно выскочил на лбу — все никак не желал сходить, и Марго поднесла к нему два указательных пальца, с намерением выдавить. Но тут же одернула сама себя, решив, когда выйдет из ванной, помазать его той самой мазью, что стояла на полке в бабушкиной комнате.

Потянув за край пояса домашнего халата — Марго одним плавным движением развязал не крепкий узел, обнажив полоску кожи. А затем повела плечами и халат упал к ее ногам.

Смотря на собственное тело, Марго каждый раз испытывала неясный трепет, что поднимался изнутри. Проведя рукой по шее, она коснулась пальцами груди. Небольшая, но аккуратная и помещается в ладонь, рассуждала Марго, касаясь сосков кончиками пальцев. По спине пробежала приятная дрожь. Марго улыбнулась собственному отражению и перешагнув бортик ванной ощутила как горячая вода вначале слегка терзает, а потом уже нежно гладит ее кожу.

Сделав глубокий вдох, Марго опустила голову на бортик ванной и вытянула вперед ноги. И сразу стало так хорошо и комфортно. Продолжая оглядывать собственное тело, Марго думала, что оно еще такое молодое, совсем девчоночье, но в тоже время привлекательное. Она не могла не замечать негромких мечтательных вздохов одноклассников, когда выходила к доске или игнорировать парней постарше, чьи скользящие по ее телу, оценивающие взгляды то и дело ловила в школьных коридорах.

Подруга Марго — Вика, недавно стала встречаться с таким вот парнем постарше и теперь постоянно делилась подробностями. И хотя порой Марго было неловко слушать викины рассказы, как она делала своему парню минет, Марго все равно нет-нет, но представляла себя на ее месте.

Думая обо всем этом — Марго невольно потянулась к своему животу, а потом и ниже. Прикрыв глаза, она стала поглаживать сама себя — сначала медленно и лишь кончиками пальцев, словно стесняясь, но с каждой секундой, — чувствуя, как нарастает изнутри желание, — продвигаясь все дальше и дальше. Захлюпала вода и Марго была вот-вот уже готова испытать удовольствие по сравнению с которым ее недавний опыт с зажатой между ног подушкой показался бы ерундой. Она изогнула спину, воздуха не хватало, еще немного…

— Марго! — послышался за дверью бабушкин голос. — Ужин готов, не засиживайся, не трать воду!

Испугавшись и невольно дернувшись всем телом, пытаясь прикрыть наготу, совсем забыв, что сама заперла дверь, Марго с громким стуком ударилась локтем о стенку ванной.

В туже секунду руку словно проткнули длинной иглой. Глаза наполнились слезами и Марго с силой стиснула зубы — лишь бы не вскрикнуть, не издать даже мало-мальского вздоха или стона. Так она и лежала, свернувшись в позе эмбриона и жалея сама себе, безуспешно пытаясь сконцентрироваться на шуме воды и сделать вид, будто боль, которая медленно оседала в ней и не существует вовсе.

Уроки французского проходили на третьем этажа в вытянутом кабинете, что располагался над самым переходом, соединяющим два корпуса школы.

До начала занятия оставалось еще несколько минут и класс возбужденно переговаривался. Всем хотелось посмотреть на нового учителя, которого взяли на замену Лидии Юрьевне — ушедшей, как это обычно бывает, в декретный отпуск. А точнее, ученики хотели понять — что он из себя представляет? Будет ли блюсти дисциплину и спрашивать их по всей строгости? Или же наоборот — поддержит добрую традицию этого кабинета и не станет возводить особых рамок, давая детям со спокойной совестью филонить?

Вика, сидевшая с Марго за одной партой, то и дело бросала в воздух: «Интересно, он симпатичный?». Марго лишь пожимала плечами. Ей все это было не интересно. Подперев ладонью подбородок, она смотрела в окно, где небо затягивали пыльные тучи.

За те несколько лет, что Марго изучала французский — язык Флобера и Бальзака так и не стал для нее более понятным, чем был на самом первом занятии. Все эти артикли, предлоги и глаголы остались для Марго непроходимыми дебрями, в которых ей, по правде говоря, вовсе и не хотелось разбираться. Лидия Юрьевна, — хоть и пыталась строить из себя строгую преподавательницу, — не особо терзала класс и Марго, с горем пополам, удавалось получать неплохие отметки.

Нет, Марго нравилось порой слушать Эдит Пиаф или смотреть французские фильмы, но она не питала к самому этому языку никакого трепета. Для нее это был просто набор звуков. Который при этом у нее еще никак не получалось запомнить.

Наконец прозвенел звонок и одновременно с этим дверь кабинета распахнулась. Класс в ожидании замолк. На пороге появился Он.

— Здравствуйте, меня зовут Голубев Илья Валерьевич и, как вы уже наверное догадались — я ваш новый преподаватель французского языка.

Молодой с виду — чуть ли не вчерашний студент, — он был высок, слегка сутулился и одет в темный, явно не вчера купленный, пиджак и просторные брюки. Копны кудрявых волос на голове, казалось, никогда не касалась расческа, а об резкие скулы можно было порезаться, если бы кто-то решился приложить к ним палец.

Класс внимательно наблюдал за каждым движением, каждым жестом и каждым словом нового преподавателя.

— И так, — сказал он садясь и уверенно раскрывая журнал сразу на нужной странице. — Давайте пробежимся по списку.

Оглянувшись, Марго с удивлением отметила, что сегодня на уроке присутствуют все ее однокласники без исключения. Дело невиданное, учитывая, что французский явно не стоял на первом месте среди предметов обязательных для посещения.

Задумавшись об этом, она совсем прослушала собственную фамилию, и встрепенулась, лишь когда Вика толкнула ее в бок.

— Ковалева? — повторил Илья Валерьевич, оглядывая класс.

— Здесь, — подала наконец голос Марго.

— Повнимательней, — произнес он с мягким укором и Марго неожиданно для самой себя почувствовала, как краснеет.

Закончив отмечать присутствующих Илья Валерьевич хлопнул в ладоши и поднялся со стула. Тут же присев на край стола, он достал из своей сумки какую-то потрепанную книжку. «Отверженные» Гюго. Великий, по словам преподавателя, роман — сегодня исполнит две функции. Даст ученикам и учителю возможность «притереться друг к другу», и непосредственно поможет в изучении языка.

— Стиль Гюго одновременно прост, но в тоже время изящен, — произнес Илья Валерьевич, кладя экземпляр на первую парту. — Читая его произведения вы сможете как пополнить собственный словарный запас, так и по достоинству, даже с вашим уровнем знаний, оценить всю красоту его прозы и мелодику французского языка.

И ученики начали по очереди читать роман вслух, а потом вместе с преподавателем обсуждать написанное. Все еще примостившись на углу стола, Илья Валерьевич, зажав собственный экземпляр тремя пальцами правой руки — активно жестикулировал левой, то словно призывая того или иного ученика не стесняться, то как бы соглашаясь с какой-нибудь мыслью, то наоборот оппонируя сказанному.

Некоторое время Марго следила за одними лишь его руками. Эти длинные, тонкие пальцы могли быть пальцами пианиста или, например, скрипача. Но достались человеку, который избрал своей судьбой — учить других людей. Марго почему-то казалось это несправедливым. Она глянула на собственные ладони и с какой-то трагической горечью осознала, что ее собственные, казалось, куда как более женственные руки, не идут ни в какое сравнение с руками ее нового преподавателя.

Время бежало вперед. Ученики все больше втягивались в процесс обсуждения и даже начали получать удовольствия оживленно споря о трактовке того или иного образа из книги или значения слова. А Илья Валерьевич все так же восседал на своем, — уже как будто бы таком привычном, — месте и совершенно им в этом не мешал, лишь иногда, — когда все грозилось свестись к обычной базарной ругани, — направляя дискуссию в правильное русло.

А в это время Марго была готова отдать все на свете — лишь бы до нее никогда не дошла очередь и не пришлось читать вслух. В те разы, когда ей все-таки приходилось делать это на уроках французского, Марго чувствовала себя словно экспонат на витрине. Ей казалось, что не просто все в классе, а все люди в городе, в стране, на планете Земля — слушают сейчас ее и только ее. В такие моменты язык будто переставал слушаться и речь становилась дурацкой, насквозь фальшивой и неправильной; и даже самые простые слова, которые Марго прекрасно знала как читать — выглядели перед ней китайскими иероглифами. После этого Марго еще долго приходила в себя — до конца урока, а может и до конца дня не в состоянии держать в дрожащих руках ручку.

И тут послышался вкрадчивый голос Ильи Валерьевича:

— Так, и следующая у нас — мадемуазель Ковалева, — с легкой усмешкой сказал он, когда Вика закончила читать свой отрывок. — Прошу.

Сглотнув, Марго глянула в текст. Буквы расплывались перед ней, и среди всей этой мешанина сложно было различить что-то конкретное. Пытаясь сосредоточится на первом слове в строке, Марго ощущала, как спина ее покрылась потом, а в ушах поселился еле слышный но такой неприятный и назойливый звон.

Подняв глаза она посмотрела на преподавателя и попыталась без слова сообщить ему, что чувствует сейчас. Описать одним лишь выражением глаз, какие эмоции накрыли ее будто волна, и Марго была вот-вот готова в них захлебнутся.

И Илья Валерьевич понял. Спокойным голосом он произнес:

— Следующий, — и Марго показалось, что при этом он, едва заметно, подбадривающе кивнул ей.

Глаза Марго подернулись слезами и сквозь эти дрожащие линзы соленой влаги вся окружающая действительность вдруг исказилась и стала какой-то ненастоящей. Вика что-то зашептала подруге на ухо, но Марго ее не слушала. Разве мог хоть кто-то понять, что сейчас испытала Марго, взойдя, будто Достоевский, на эшафот и помилованная в последний момент, так и не услышав звука выстрела?

Под конец урока Марго все-таки пришла в себя, а когда ученики со звонком повалили в коридор даже повеселела.

— Ну, как он тебе? — спросила Вика, когда они спускались в столовую.

— Вроде ничего. Милый.

— А по мне слишком… женственный что ли. Ты видела его руки?

— Видела, — кивнула Марго.

— Вообще не похожи на руки мужчины.

— Ну, может оно и к лучшему.

— То есть?

— Я имею ввиду…

Марго не успела закончить мысль. Бросив мимолетное «Привет» — мимо прошел Леша Панарин. Подруги, с поразительной синхронностью обернулись ему в след. Затем переглянулись между собой в удивлении.

— Это он мне или тебе? — спросила Марго.

— Не знаю, — пожала плечами Вика. — Но если Тимур узнает, что Панарин надумал подкатить ко мне — ему не поздоровится. Блин, а я тебе не рассказывала? Тут на днях такое случилось…

И Вика пустилась в долгий и путанный рассказ о своих взаимоотношениях с парнем, о том, как все между ними было не просто, как они ссорились, а потом бурно мирились, но ведь это, любила повторять Вика, и есть настоящая любовь, когда вы говорите друг с другом не словами, а чувствами.

Марго не слушала. Она и так знала, что Вике будет достаточно ее удивленных хмыканий и сочувственных кивков раз в минуту. Вместо этого мысли Марго унеслись к Леше Панарину.

Он учился на класс старше и с виду был типичным парнем, на которого Марго никогда бы всерьез не обратила внимания. Слишком шумный, слишком наглый, слишком зацикленный на себе. Пускай и симпатичный. То и дело Марго видела его в коридоре первого этажа окруженного группой таких же парней, которые слушали очередную лешину байку с трепетным вниманием, даже не пытаясь поставить под сомнения правдивость случившегося. Ну конечно же Леша буквально вчера выпил на спор литр водки или угнал от полиции на отцовском мотоцикле. Именно эта бравада — наполовину сотканная из вранья, наполовину из приукрашенных фактов — и раздражала Марго сильнее всего.

Но однажды Марго оказалась в физкультурном зале. Занеся в каморку преподавателя журнал, она уже была шла обратно, но тут до нее донеслись оживлённые голоса. Класс Леши только что закончил урок, и мальчики теперь, — разгоряченные и довольные — переодевались из спортивной формы обратно в школьную. Все бы ничего, но дверь раздевалки при этом оставалась нескромно приоткрытой и Марго смогла увидеть стоящего в одних трусах Лешу, который переговаривался с кем-то из своих дружков.

Взгляд Марго заскользил по линиям пресса, вздувшимся дорожкам вен и бугоркам мышц, напряженным, казалось, даже сейчас, когда Леша просто стоял. И в тоже мгновение в мыслях Марго родилась фантазия, в которой она до сих пор стеснялась признаться даже себе самой. Ей вдруг ясно, как день, представилось, что именно там, в потной раздевалке пропитанной запахом дешевых дезодорантов, Леша берет ее за плечи и толкает на облупленные скамейки лицом к стене. А затем резким движением стягивает брюки вместе с трусиками, обмазывает член собственной слюной и…

Даже тогда Марго не решилась представить, что же будет дальше. Ее пронзило желание и предательски свело ноги. Едва в состоянии сделать вдох, чувствуя, как сумасшедше колотится в груди сердце — Марго поспешила убраться из раздевалки подальше.

И вот теперь это небрежное: «Привет». Леша знал, что Марго точно станет думать, с чего это вдруг он решил уделить ей, пускай такой мимолетный и, казалось, неважный, но знак внимание. И Марго действительно задумалась. Но тут же отбросила эти мысли. Как бы ни был хорош собой Леша Панарин — она все еще считала его пустословом и маленьким человеком, и не собиралась тратить на мысли о такой персоне даже одной минуты минуты своего времени.

Вернувшись домой, Марго хотела сделать домашку, и, быть может, посмотреть какой-нибудь фильм или почитать книгу. Но вдруг навалилась какая-то глупая усталость, — то ли реакция на погоду, то ли до сих пор отзывался урок французского, — что Марго так за весь вечер ничего и не сделала. Лишь сидела на кухне, то и дело подливая кипяток себе в кружку с чаем, да стукая по стенкам ложкой, размешивая сахар.

Бабушка о чем-то спрашивала и Марго лениво, односложно отвечала. Не было сил даже на это. Когда вернулся с работы дедушка, он, оставив зонт сушиться в ванной, первым делом прошел на кухню и хотел было завлечь Марго в какую-то очередную свою авантюру, где помощь внучки ему была «просто необходима», но Марго, напустив скорбное выражение, сказала, что, видимо, приболела и идет спать.

Закрыв дверь комнаты и как есть, в одежде, улегшись на кровать, Марго стала смотреть в потолок. Наконец, ее все оставили в покое. Действительно хотелось спать, но шум капель по оконному стеклу, который, обычно, даже нравился Марго и дарил приятное успокоение — теперь наоборот раздражал и звучал словно навязчивая барабанная дробь.

Повертевшись на кровати и так и эдак, полежав на правом боку, затем еще немного на левом, Марго снова оказалась на спине. Отсветы уличного фонаря проникали в комнату и рисовались на потолке странноватыми узорами. Разглядывая их, Марго вновь вспомнила сегодняшний урок французского. Но в памяти всплыл вовсе не тот самый страх внизу живота и ощущение паники, а руки Ильи Валерьевича, что так ловко, словно были отдельной живой сущность, вели занятие.

«Милый», — так назвала его Марго, когда Вика спросила ее мнение. Но было в учителе что-то явно большее, чем просто мальчишеская непосредственность и обаяние. Смотря на него, Марго чувствовала себя в безопасности, ей хотелось заслужить его одобрения, услышать, как он произнесет своим спокойным голосом: «Молодец, ma cherie» и улыбнется уголком рта…

Думая об этом, Марго опустила руку на грудь и сквозь ткань домашней потрепанной футболки нащупала напрягшиеся соски. Касаясь их кончиками пальцев, Марго дышала все тяжелее и быстрее, чувствуя, как руки у нее покрываются мурашками, а все тело бросает в жар. Продолжая трогать себя за грудь — другой рукой Марго ловко оттянула резинку штанов и пальцы ее тут же оказались в трусиках. Подушечки ощутили пушистую полоску волос на лобке, а затем тепло и влагу, что растекались у Марго между ног. Она запрокинула голову и веки ее вдруг стали тяжелыми, неподъемными. Негромкий стон. Содрогание. И Марго, на мгновение выгнув спину, обмякла на кровати как тряпичная кукла.

Со временем, Марго стала замечать детали в Илье Валерьевиче, которые были неприметны глазу по началу.

Например, он всегда чуть хмурил брови, что придавало его лицу задумчивое, но совсем не отталкивающе, а наоборот — даже располагающее выражение. Он любил смотреть собеседнику в глаза и Марго всякий раз терялась в такие моменты, особенно когда нужно было подойти к его столу, чтобы сдать работу, или случайно встретившись с ним в коридоре во время перемены. Он то и дело запускал пальцы в свои непослушные волосы, и становился похож на беспокойного мальчишку, который непонятно как оказался в их классе и вдруг взял бразды правления в свои руки. Он постукивал пальцами по столу и негромко что-то напевать себе под нос, когда проверял работы учеников — Марго несколько раз заставала его за этим занятием и у нее вошло в привычку не заходить в кабинет сразу же, а тихонько приоткрывая дверь осторожно заглядывать внутрь и секунду-другую смотреть на Илью Валерьевича, пока он сам был в полном неведении, что за ним сейчас наблюдают. И он всегда заканчивал урок одной и той же фразой: «Au revoir, ne tombe pas malade». Что в переводе означало забавное: «До свидания, не болейте». Эти слова стали первыми, что Марго выучила на французском наизусть и была уверена, что не забудет никогда.

Шли дни. Тепло ранней осени, которая будто хватала обрывки лета и выдавала за себя, — с хорошей погодой и голубым небом, по которому плыли пышные облака прямиком из фильмов Миядзаки, — сменилось на холодную, серую, дождливую хмарь. Все чаще над головой было видно не солнце, а налитые свинцом тучи. И в один из таких дней, когда, казалось, вот-вот должен пойти самый настоящий ливень с грозой, но пока в воздухе повисло затишье — Марго решила задержаться в классе французского и обсудить с Ильей Валерьевичем места в последнем домашнем задании, которые остались ей непонятны.

— Идешь? — спросила Вика, закидывая на плечо сумку.

— Я догоню, — кивнула головой в сторону преподавательского стола Марго.

Вика мгновение складывала два и два, чтобы получить очевидный результат, а потом округлила рот в виде буквы «о» и понимающе кивнула.

Когда последний ученик пожелал Илье Валерьевичу удачных выходных и вышел из класса, Марго подошла к нему. Учитель, уже начав заполнять своим быстрым, косым почерком какие-то бумаги, поднял взгляд:

— Марго? Ты что-то хотела?

— Да, — кивнула она, и вдруг почувствовала, как спутались в голове все мысли. — Я… Я хотела спросить, не поможете ли вы мне с домашним заданием?

— Но разве на то оно и не домашнее задание, чтобы ты делала его самостоятельно? — поднял брови он.

— Да, да, это конечно. Просто я так и не поняла один момент.

Глаза Ильи Валерьевича, казалось, могли видеть Марго насквозь. Под этим взглядом она чувствовала себя такой слабой и уязвимой; ей тут же начало казаться, что он все знает — что Марго совсем были не интересны никакие домашние упражнения и вопросы французской грамматики, она просто искала повод подольше остаться с ним наедине, и поговорить, если получится, о чем-то кроме Пруста и второй формы глаголов.

Но даже если так и было — все это осталось лишь сомнениями в воспаленном воображении Марго. Илья Валерьевич совершенно не подал виду, будто сомневается в ее искренности и, подвинув в сторону свои бумаги, указал на стол, как бы предлагая ей поделиться с ним своей проблемой.

«Да, да, сейчас», — пробормотала Марго, суетливо раскрывая молнию на сумке и доставая оттуда учебник.

— И что же именно ты не поняла?

— Вот, это место, — указала Марго на одно из упражнений, которое выбрала еще вчера.

Илья Валерьевич прочел задание:

— Ага, тебе надо определить и подставить правильную форму, чтобы предложение обрело нужный смысл, верно?

— Да.

— И в чем, собственно, сложность?

— Я не уверена как именно стоит употребить être вот здесь.

— Si j’ (être) célibataire, je te inviterais au cinéma, ma jolie, — прочел Илья Валерьевич предложение целиком. — То есть: если бы я был холост, я бы пригласил тебя в кино, моя красавица. Верно?

— Верно, — кивнула Марго, готовая отдать что угодно, лишь бы он сказал эти слова по-настоящему, искренне.

— Значит тебе нужно употребить etre в подходящей по смыслу форму. И как это будет звучать?

— Э-м-м… étais?.. — неуверенно произнесла Марго.

Илья Валерьевич оторвал взгляд от учебники и заглянул Марго в глаза. Так, как только он умел это делать. На мгновение ей показалось, что он сейчас обзовет ее ни на что ни способной дурой и скажет выметаться из его кабинета, потому что французский, великий язык великих поэтов, писателей, революционеров и полководцев — не должен звучат от такой глупой девчонки.

Но вместо этого Илья Валерьевич довольно усмехнулся как обычно одним лишь уголком рта.

— Ну вот, — сказал он, закрывая учебник и протягивая его Марго. — Все не так уж и сложно, если разобраться, правда?

Облегченно кивнув, Марго стала убирать учебник обратно в сумку.

— Кстати, — неожиданно сказал Илья Валерьевич, с натяжным скрипом открывая один из ящиков своего стола. — У меня кое-что для тебя есть. Думаю, ты девушка неглупая и заинтересуешься.

С этими словами он достал такую же потрепанную на вид, — как и «Отверженные» на самом первом уроке, — книгу и опустив на стол, толкнул в направлении Марго.

— Но вы же знаете, я не то чтобы хорошо читаю по-французски, — растерянно улыбнулась Марго.

— Книга в переводе. Не сказал бы, что он идеален, но, скажем так, вполне сносен. Конечно, всякого автора лучше читать в оригинале, но… — он с какой-то меланхоличностью вздохнул. — Имеем что имеем.

Марго взяла в руки книгу и прочла слова на обложке: Мишель Уэльбек, «Элементарные Частицы». Она вдруг представила, как и пальцы Ильи Валерьевича в свое время перебирали эти страницы, так же сжимали форзац, оставляя едва заметные маслянистые отпечатки и как книга эта, наверное, лежала рядом с его кроватью, безмолвным наблюдателем, когда он раздевался и отходил ко сну.

Последний образ особенно сильно заставил сердце Марго дрогнуть в груди, сбившись с привычного ритма. Сглотнув, она вновь посмотрела на своего преподавателя:

— Спасибо, — и голос ее, слава богу, остался тверд, не выдав душевные бури Марго.

— Не за что, — кивнул он. — Что ж, а теперь, если я больше ничем не могу тебе помочь, то, боюсь, меня ждет такая неприятная вещь, как работа, — и с этими словами Илья Валерьевич вновь подвинул к себе бумаги.

Марго улыбнулась и кивнув на прощание, вышла из кабинета.

Сбегая вниз по лестнице на второй этаж, где у них совсем скоро должен был начаться урок информатики, Марго то и дело бросала взгляд на зажатую в руках книгу, словно боялась, что без ежесекундной проверки та может вдруг исчезнуть.

Она чувствоала небывалую легкость в каждоем своем движение и мир вдруг заиграл новыми красками. И даже обычно раздражающие Марго вещи, — вроде назойливых младшеклассников, со своим непрерывным гомоном, или никак не желающие открываться старые дверь на этаж — теперь воспринимались ей лишь как обыкновенные мелочи, о которых не то что задумываться, на которые даже внимания обращать не стоит.

Вновь бросив, наверное, уже сотый беглый взгляд на книгу в своих руках, Марго, сама того не замечая, вдруг с размаху налетела на чью-то фигуру. И пускай ей самой худо-бедно удалось сохранить равновесие, книга выпала из рук и оказалась на полу, опасно раскрывшись прямо посередине, обнажая линию скотча, скрепляющую норовящие разъехаться страницы.

Не успела Марго толком сообразить что к чему, как чья-то рука подняла книгу с пола. Лишь тогда она вскинула глаза и поняла, что столкнулась ни с кем иным, как с Лешей Панариным.

— Мишель Уэльбек, — прочел он слова на обложке, нарочно коверкая их и читая по слогам. — «Элементарные Частицы». Ты читаешь это, Ковалева?

«Боже мой, как в дешевых сериалах», — подумала Марго, одергивая край рубашки, и протягивая руку, чтобы забрать у Леши книгу. Но он не спешил ее отдавать.

— Так читаешь?

— Пока нет, — ответила Марго, все еще вытянув вперед руку.

— Просто так носишь с собой, значит?

— Мне только что дал ее Илья Валерьевич, это его книга и я должна буду потом ее вернуть.

— Ну надо же-е-е, — протянул Леша, вновь бросая взгляд на обложку. — И часто он таким занимается, а?

— Чем?

— Делает своим ученицам подарки.

— Это не подарок, Панарин. Это, если ты вдруг ослеп, старая, разваливающаяся книга, которую я бы очень хотела чтоб ты отдал мне обратно.

— По-моему, он какой-то странный, этот француз.

— Мне очень интересно твое мнение.

— А тебе он, похоже, нравится. Угадал?

На мгновение Марго показалось, что кровь хлынула к щекам и неприятным жаром вспыхнул лоб. Но Леша, разумеется, обратил бы на это внимание и не преминул отпустить язвительный комментарий, а пока он просто стоял, все так же улыбаясь, как умственно-отсталый.

— Так я угадал? — повторил он, когда Марго попыталась выхватить у него из рук книгу.

— Да, да, просто обожаю его, жить не могу, — в конец раздраженная его мальчишеским поведением огрызнулась Марго. — Отдай мне наконец чертову книгу, долбанный ты придурок!

Улыбка за мгновение пропала с лешиного лица. Явно не ожидая такой реакции, он весь как-то осел, стал будто бы меньше, ссутулив плечи и отступив на полшага назад.

И Марго, забрав у него из рук книгу, довольная собой, отправилась наконец на занятие.

Марго читала «Элементарные частицы» весь вечер. Не обращая внимания ни на зазывания бабушки пойти ужинать, ни на затекшую шею и слипающиеся глаза — все это было неважно. Она уснула лишь за полночь, когда в один присест прочла добрую половину с полной решимостью завтра продолжить и дочитать оставшиеся страницы.

Когда с утра бабушка стала будить Марго в школу, та лишь проворчала что-то невнятное по поводу живота, который уже второй день неустанно болит, и отвернулась на бок. Но вновь уснуть не получилось. Вернувшись с таблетками активированного угля и стаканом воды, бабушка заставила внучку все-таки открыть глаза, сесть и выпить лекарство «как положено». Марго была готова сделать что угодно, лишь бы ее оставили в покое. И едва бабушка закрыла за собой дверь, Марго схватила с прикроватной тумбочки книгу и вновь погрузилась в трагическую историю двух братьев, один из которых изобрел новаторский способ клонирования, чем, по сути, вычеркнул любовь из уравнения человеческих отношений.

Отрываясь от чтения, только чтобы раз или два сходить в туалет, Марго не заметила, как за окном наступил вечер и в очередной раз пошел дождь.

Лужи на асфальте уже напоминали маленькие озера, когда Марго наконец перелистнула последнюю страницу и прочла заключительное предложение. А потом еще несколько долгих секунд просто смотрела, не моргая, перед собой, не в силах ни пошевелиться, ни даже закрыть книгу.

В голове у нее, словно костер, медленно распалялось желание с кем-нибудь обсудить прочитанное. Марго не хотела оставаться с этим, тронувшим ее до самых основ души сюжетом, наедине в собственной комнате. Ей хотелось бежать, кричать, говорить с людьми об этой книге и слушать, впитывать их мнения и трактовки. Чувствуя, как от нервного возбуждения задрожали пальцы, Марго вдруг поняла, что, на самом деле — все куда проще. Ей не нужны были все, ей нужен был один единственный человек, который, она была уверена, сможет понять ее.

Не тратя времени Марго вскочила с кровати. Распахнув дверцу шкафа она нацепила на себя первые попавшиеся вещи, — старые джинсы и какую-то полосатую кофту, — и выскочила в коридор, где, не обращая ни малейшего внимания на удивленные возгласы бабушки, прыгнула в кроссовки и тут же выбежала из квартиры, напрочь забыв даже про куртку.

Дождь крупными каплями хлестал Марго по всему телу, но ей было все равно. Она лишь боялась, как бы влага не попала на книгу, что она несла с собой и поэтому спрятала ту под кофту, прижав к груди и ощущая ее приятный холодок, который придавал удивительной силы и уверенности.

Марго и сама не знала, работал ли сегодня Илья Валерьевич. Могло случится так, что она прибежит к школу и там вовсе никого не окажется. Придется тогда, вымокшей насквозь, полной дурой, плестись обратно домой, где бабушка задушит своими расспросами и причитаниями. Потому Марго старалась не думать об этом. Удача сейчас должна была бы оказаться к ней благосклонна и не стоило отпугивать ее всякими плохими мыслями.

Школа хранила удивительное, гробовое молчание, столь непривычное для Марго. Охранник на входе оказался единственным человеком, которого она встретила за все время. Он проводил ее нахмуренным взглядом, но ничего не сказал, и Марго решила, что это хороший знак.

Поднявшись на третий этаж, она приблизилась к кабинету французского языка — и тут сердце ее сделало радостный кульбит. Из под двери в коридор пробивалась узкая полоска электрического света.

Сделав глубокий вдох, чтоб привести в порядок сбивчивое дыхание, Марго постучала. И, не дожидаясь ответа, вошла в кабинет.

Илья Валерьевич сидел за своим столом и при свете старенькой настольной лампы, что-то писал в журнале одного из классов, то и дело прерываясь на задумчивые паузы во время которых то почесывал себе щеку, то щелкал ручкой об поверхность стола.

Полностью погруженный в собственные мысли, он, казалось, даже не обратил внимания на стук, а потом и тот факт, что дверь его кабинета раскрылась и на пороге появилась мокрая насквозь, словно искупалась в океане, Марго. Лишь когда она негромко кашлянула, пытаясь привлечь к себе внимание, он неуверенно повел головой в ее сторону, хотя взгляд при этом оставался сосредоточен на журнальных записях.

Но когда Илья Валерьевич наконец смог различить, кто, — и самое главное в каком состоянии, — стоит перед ним, глаза его тут же округлились от удивления и брови взметнулись кверху.

— Марго! — произнес он даже более ошарашенно, чем она ожидала, от чего в груди сразу растеклось приятное тепло. — Что ты здесь делаешь?

— Я… Я… — с трудом проговорила она; от холода зуб на зуб совсем не попадал. — Пришла… В-вернуть вам к-книгу.

И с этими словами она достала из под кофты «Элементарные частицы», которые, как бы она ни старалась, все равно изрядно вымокли, и протянула книгу преподавателю.

Аккуратно, словно боясь, что если он этого не сделает, с Марго может случится что-нибудь нехорошее, Илья Валерьевич забрал роман у нее из рук.

— Чуть-чуть промокла, — нервно усмехнулась Марго.

— Ничего. Все впорядке.

— Точно?

— Точно. Ты хочешь чаю? Он тебе определенно не помешает. Садись, я сейчас.

Проследив, чтобы она села за первую парту прямо напротив преподавательского стола, Илья Валерьевич показал пальцем, что обернется буквально мигом и вышел из кабинета.

Оставшись в одиночестве, Марго, все еще порой ощущая, как ее собственное дыхание переходит в хриплый рокот простывшего человека, только сейчас задумалась, как, наверное, странно эта сцена выглядела со стороны Илья Валерьевича. Ученица, которой он только вчера дал почитать книгу, — и, наверное, уже совсем забыл об этом, — вдруг прибегает к нему в кабинет субботним вечером, когда он уже, скорее всего, собирался идти домой, и, вся мокрая насквозь, возвращает книгу обратно. Но, с облегченной радостью подумала Марго, надо отдать ему должно, повел он себя как самый настоящий джентельмен. Еще и чаю сейчас принесет.

Так Марго и сидела, в ожидании, полная дрожащего счастья и в голове у нее не укладывалось, что она все-таки решилась на эту, самую настоящую, как она понимала сейчас, авантюру.

Когда Илья Валерьевич вернулся минут через десять — в руках у него были две кружки чая, над которыми плясал ленивый дымок. Поставив одну из них перед Марго, другую он, держа одним лишь указательным пальцем за ушко, поднес к губам.

— Я не знал, сколько сахара тебе класть, — сказал Илья Валерьевич, когда Марго обхватила чашку двумя руками и сделала солидный глоток совершенно не обратив внимания, как горячий напиток ошпарил ей горло, — поэтому не положил вовсе.

— Все равно, — помотала она головой. — И так хорошо.

— Славно…

Несколько минут они сидели в молчании. Лишь изредка слышались хлюпающие звуки глотков, да ливень по прежнему шумел в окна, словно пытаясь пробраться в класс и нарушить такую уютную атмосферу кабинета.

— Знаешь, — произнес Илья Валерьевич медленно, — я ведь, сейчас, по правде, держусь из последних сил.

Марго подняла на него удивленный взгляд.

— Может, я лезу совсем не в свое дело, — продолжал он, — но ты, как будто, должна рассказать мне, что вообще случилось. Иначе я, чего добро, сойду с ума от этой загадки, что будет, словно Дамоклов меч висеть надо мною.

Марго улыбнулась одними губами. Словно Дамоклов меч… Так мог сказать только он.

Подавив довольный смешок, Марго стала суетливо, то и дело сбиваясь с мысли, описывать преподавателю события двух последних дней: как она пришла домой с книгой, как начала читать и буквально с первых же страниц история настолько поглотила ее, что Марго даже не пошла сегодня в школу, а целый день провела в постели, читая, читая, читая.

Слушая рассказ Марго, Илья Валерьевич постепенно расплывался в довольной и понимающей улыбке. Он, конечно, пожурил ее, что она прогуляла школу, но сделал это совершенно беззлобно, словно для отчетности, ведь так и полагалось вести себя ответственному учителю.

— Что ж, — произнес он, беря в руки книгу и вглядываясь в обложку — всю во влажных кляксах, — теперь ты поняла, что такое — настоящая литература.

— Да… — выдохнула Марго, на зная, что еще можно добавить и просто чертовски довольная, что Илья Валерьевич выслушал, а самое главное — понял ее. Хотя, вдруг подумала Марго, разве в этом могли быть сомнения?

— Я, признаюсь, даже чувствую себя чуточку более важным, чем я есть на самом деле.

— Почему?

— Потому что ты прочла эту книгу по моему совету — и вот какая у тебя реакция.

— Вы — самый лучший учитель, что у меня когда-либо был, — выпалила с жаром Марго.

— Спасибо.

— Нет, правда.

— Мне действительно очень приятно.

— Вы такой молодой, но как будто уже так много знаете.

— Так просто кажется.

— А я думаю, что вы очень умный… — произнесла Марго и замялась на мгновение. Следующие слова, которые она очень хотела произнести, все никак не желали слетать с ее губ, будто что-то удерживало их, не давало выпорхнуть на волю, повиснуть в воздухе и дальше лишь наблюдать, какая последует реакция. Марго сглотнула и тут же к ней пришло осознание — она уже и так сделала за сегодня столько всего, о чем еще пару дней назад не могла и подумать, так почему же сейчас нужно остановится? И почувствовав, как изнутри, прямо от сердца, поднимается уверенность, Марго закончила негромко: — …и очень красивый.

Илья Валерьевич неожиданно смутился. Марго бросила на него быстрый взгляд и вдруг поняла — случилось удивительное. Ему впервые было нечего сказать и он мог лишь хмуриться сильнее обычного, делая вид, что задумался над чем-то, а на самом деле всеми силами пытаясь скрыть, как предательски раскраснелись щеки.

Марго поняла, что попала в самую точку. И тут же она протянула через стол руку и положила ее сверху на ладонь своего преподавателя.

Взгляды на мгновение пересеклись.

— Марго… Что… Что ты делаешь? — пробормотал Илья Валерьевич, глядя то ей в глаза, то на ее руку.

Марго не ответила. Ей просто нравилось ощущать такую нежную, приятную на ощупь, кожу своего учителя — словно это было подтверждением того, какой он мягкий и интеллигентный он был, раз даже кожа у него такая. Марго хотелось, чтобы мгновение остановилось — и длилось вечность. Чтобы эти секунды, когда она касалась руки Ильи Валерьевича, навсегда отпечатались на пленке ее памяти, и заняли почетное в коллекции самых дорогих воспоминаний. Первая поездка на велосипеде. Прогулка по осеннему саду вместе с мамой в шесть лет, когда Марго казалось, что она оказалась в сказке. Случайная встреча с любимым актером и автограф, что до сих пор висел в рамочке над ее кроватью. Первый поцелуй с мальчиком — Артемом Никифоровым, — за старым сараем на даче. И вот теперь — это.

Марго встала со стула. Все еще держа Илью Валерьевича за руку, она обогнула парту и подошла к нему — такому броскому, уверенному к себе молодому преподавателю на уроках, который сейчас, казалось, даже боялся вздохнуть.

Замерев на мгновение, Марго посмотрела в его глубокие, словно море, карие глаза. А затем подалась вперед. И губы их соединились в поцелуе.

Он не стал строить из себя недотрогу. Лишь мгновение Илья Валерьевич сидел без единого движения, пока губы Марго касались его губ. Но затем будто кто-то переключил тумблер в его голове — он подался вперед и с жадностью ответил на поцелуй.

Запустив пальцы в его буйные волосы, Марго не могла поверить, что это происходит на самом деле. Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Казалось, она попала в какой-то необыкновенный сон, который решило показать ей разгоряченное беспрерывным чтением подсознание, и она вот-вот проснется, среди ночи, насквозь мокрая от пота и сгорающая желанием. А в пустой комнате никого не окажется рядом.

Но когда руки Илья Валерьевича вдруг обхватили ее бедра, Марго поверила — да, все это правда. И осознание того, что она сейчас действительно целует человека, о котором грезила все эти недели, а он сжимает ее тело, и пальцы его двигаются к пуговице на поясе джинсов — заставило Марго содрогнутся в экстазе.

Отшвырнув в сторону чашку, — которая тут же упала с громким треском на пол, и конечно же разбилась, пролив остатки чая, — Илья Валерьевич усадил Марго на стол. Поцелуй распался и он какое-то мгновение прижимал свой лоб к ее лбу, а руками водил по груди, плечам и шее. Он поцеловал ее в мочку уха, а потом резким движением сдернул с бедер джинсы, которые выглядели сейчас не как предмет гардероба, а словно надоедливая преграда на пути к небывалому удовольствию.

Марго негромко вскрикнула и обхватила шею преподавателя руками. В судорожной спешке он все пытался расстегнуть никак не поддавшийся ремень на брюках, а губы его тем временем осыпали щеки Марго бесконечными поцелуями.

Когда же ему наконец удалось расправиться с непокорной пряжкой — брюки тут же гармошкой сложились у его ног. Одна рука Ильи Валерьевича пробралась в трусы и стала водить вверх-вниз по члену, а другой он щупал грудь Марго с напряженными точками сосков прямо через кофту.

Наконец, вытащив член из трусов, Илья Валерьевич приблизился к Марго вплотную. На ней все еще были белые, совсем обычные трусики девушки, которую не слишком заботят подобные вещи. Он, уже куда более аккуратно и даже с нежностью, опустил их Марго до колен и, задрав ее ноги к верху, наконец вошел в нее.

Марго запрокинула голову и втянула носом воздух. Это было так странно — ощущать в себе другого человека. Странно… и вместе с этим очень приятно. Чувствуя, как Илья Валерьевич проникает в нее все глубже — Марго испытывала ни с чем не сравнимое удовольствие. Ее невинность тонула в этих незамысловатых движениях и каплях пота, что выступали на бедрах. Горячие дыхание Ильи Валерьевича жгло ей лицо и Марго не могла отвести от него взгляда. В эти мгновения — он был для нее всем. Она хотела, чтобы он был ее и только ее. Хотела, чтобы руки его, нежные, как солнечный свет касались лишь ее груди, а голос, звучащий как течение горной речушки шептал комплименты лишь ей одной. Марго улыбнулась этому прекрасному образу и подалась вперед чтобы снова ощутить горьковатый привкус преподавательских губ.

Еще несколько раз глубоко и со всей полнотой проникнув в Марго, Илья Валерьевич весь как-то сжался, лицо его нахмурилось, а потом он отстранился от Марго, конвульсивно дернулся и изо рта его вылетел облегченный стон.

Марго глянула на пол. Несколько лужиц беловатой спермы плавали на полу в остатках пролитого чая.

— У вас есть салфетки? — спросила Марго, тяжело дыша.

— А?.. — Илья Валерьевич воззрился на нее, словно только что заметил. — А, да. Да, сейчас.

Утерев со лба испарину и вновь натянув брюки, он стал шарить в ящиках стола, открывая и закрывая их один за одним, пока наконец не поставил перед Марго упаковку давно открытых, напрочь потерявших собственную «влажность», салфеток.

Вынув несколько штук, Марго принялась утирать ими сначала лицо и шею, а следом и бедра.

— Я… Э… Пойду — схожу за тряпкой, — словно все еще находясь где-то не здесь сказал Илья Валерьевич почесывая затылок. — Хорошо?

Марго кивнула и он ушел, вновь оставив ее в одиночестве. Но какой же поразительный контраст, подумала она, спрыгивая со стола и одним движением подтягивая трусы вместе джинсами. За какие-то жалкие сорок минут — вся ее жизнь вдруг перевернулась с ног на голову и уже никогда, — это Марго знала точно, — не будет прежней.

По крайне потому, что теперь она раз и навсегда перестала быть девственницей. И ощущение это… окрыляло.

Следующие несколько дней Марго, если бы ее спросили, с уверенностью назвала лучшими в своей жизни. Никогда еще до этого она не чувствовала себя такой счастливой, довольной и, как будто бы, дышащий полной грудью, готовая распахнуть объятия для всего Мира.

И пускай прощание с Ильей Валерьевичем вышло в тот вечер несколько скомканным и неловким, — Марго рассчитывала, что он проводит ее до дома и она сможет прижаться к нему под зонтом, однако преподаватель, сославшись на кучу незаконченной работы, отказался, — Марго старалась об этом не думать. Зачем уделять внимание незначительным мелочам, когда у тебя есть столько воспоминаний, от одной мысли о которых в груди словно распускается целый букет роз и наполняет все вокруг смыслом.

Казалось, Марго не способна расстроить даже погода, которая с каждым становилась все хуже, хотя — куда уж хуже?

Естественно, «новая Марго», — постоянно улыбающаяся и всем довольная — не могла не обратить на себя внимания окружающих.

— Ты прямо-таки светишься, — сказала Вика во вторник, за день до назначенного в расписании урока французского, который Марго ждала с неистовым нетерпением, чуть ли не считая секунды.

— Серьезно? — подняла брови она, словно не понимая, о чем речь.

— Черт возьми — да.

— Ну, может быть я просто счастлива.

— А есть повод? — удивленно посмотрела на подругу Вика.

— А разве он нужен, чтобы быть счастливой? — мечтательно запрокинула голову Марго.

Поняв, что внятных ответов ей все равно не добиться — Вика оставила бесплодные попытки докопаться до истины.

Сказать по правде — Марго сгорала от желания поделиться хоть с кем-нибудь событиями субботнего вечера. Но в тоже время понимала, что, пусть она сама и не видела в этом ничего такого, многие, особенно взрослые, могут все неправильно понять. Очень легко скатится в грязное толкование этой истории, закрыв глаза на красоту Истинной Любви, что соединила две души. Так думала Марго. Поэтому и старалась помалкивать, хотя, порой, все же не сдерживалась и отпускала едва понятные намеки, от чего Вика теперь то и дело смотрела на подругу с подозрительным прищуром.

И наконец — этот день настал.

Поднимаясь по лестнице на третий этаж, Марго казалось, что все вокруг могут слышать, как громко стучит в груди ее сердце. Словно маленький жучок — по спине бегал зуд возбужденного ожидания, и когда Марго наконец взялась за дверную ручку, она негромко выдохнула, лишь бы дать себе секундную передышку и появится в кабинете не с таким раскрасневшимся лицом.

Но Ильи Валерьевича за столом не оказалось. Напряженно нахмурившись, Марго сделала неуверенный шаг через порог и заглянула в дальний конец класса — быть может, учитель там что-то ищет у книжных полок или поливает цветы? Секундная надежда пронзила Марго, но следом она увидела лишь оживленно болтающих между собой одноклассников.

Тут же в голове возникла такая неприятная, но удобная мысль — что-то случилось. Причем, что-то очень серьезное. Ведь не мог же Илья Валерьевич, зная, кто сегодня стоит у него в расписании вторым урок — вдруг уйти из класса. Марго знала, что это совсем не в порядке вещей. Обедал он обычно тут же, с другими учителями в основном лишь вежливо здоровался, а значит вряд ли сейчас проводил время вместе с ними. Значит?..

Марго тряхнула головой отгоняя эти навязчивые, и откровенно глупые, как она сказала себе, мысли. Он просто отлучился по каким-то делам. Его вызвал к себе директор. Или просто захотелось в туалет.

Вроде бы успокоившись, Марго прошла за свою парту и принялась выкладывать на нее тетрадь, учебник и ручки. Все это она старалась делать медленно, с расстановкой, а когда закончила — еще раз поправила все предметы, чтобы каждый из них лежал ровно, — ни миллиметра в сторону. Порядок успокаивал.

Но когда от начала урока прошло уже десять минут, а Илья Валерьевич так и не явился — Марго начала беспокоится по-настоящему. Если его отсутствие в кабинете на перемене она еще могла как-то оправдать, то вот опоздание — было не просто чем-то из ряда вон выходящим, а самым настоящим нонсенсом. Илья Валерьевич никогда не позволял себе начинать урок даже на минуту после звонка, не говоря уже о десяти.

Нервный взгляд Марго метнулся на Вику. Поддержки — вот чего она искала. Если бы подруга так же сидела, с недоуменным взглядом, не понимая, что происходит, Марго почувствовала бы себя хоть на чуточку, но лучше. Но Вика беззаботно болтала с Леной Савицкой, сидевшей от нее через проход, и совсем не предавала значению тому факту, что урок уже начался. Оно и к лучшему — меньше придется заниматься.

И когда Марго начало казаться, что она вот-вот готова закричать от панического напряжения, что связало все ее внутренности в тугой узел — Илья Валерьевич наконец вошел в класс.

Он изменился, Марго сразу это заметила. И хоть они не виделись всего несколько дней, учитель успел за это время постареть на несколько лет. Лицо подрагивала чуть ли не обморочная бледность, привычный пиджак висел на нем, словно на жерди, мальчишеская копна волос теперь больше напоминала немытую швабру, а все движения — такие плавные и элегантные раньше, — теперь стали судорожными и обрывочными, будто Илья Валерьевич не знал, за какую вещь ему взяться и что вообще делать.

Наблюдая, как он сначала сел за свой стол — написав что-то на клочке бумажки, — затем с негромким бормотанием встал, а потом уселся обратно — класс молчал.

Видимо и сам понимая, что все это никуда не годиться, Илья Валерьевич с силой сжал ладонью собственное лицо, будто надеясь, что это приведет его в тонус, или хотя бы даст нужный заряд энергии, чтобы отвести урок до конца. Получилось так себе. Но, по крайне мере, он смог окончательно встать со стула, взять в руки учебник и, поспешно отвернувшись к доске, начать молча что-то писать.

Когда же он наконец отошел в сторону, ученики увидели, что это были номера заданий. Штук десять и из самой последний части учебники — было попросту невозможно выполнить их за оставшиеся крохи урока.

— Сколько успеете — столько успеете, — нетвердым голос прервал общее роптание Илья Валерьевич, усаживаясь обратно за свой стол. — Все. Работаем.

И передвинув монитор, чтобы тот стоял прямо перед ним, он стал что-то оживленно щелкать на клавиатуре.

Пытаясь сосредоточиться на подстановке слов, сослагательном наклонении и формах глаголов, Марго все равно, то и дело, поднимала глаза и смотрела на Илью Валерьевича, в надежде встретиться с ним взглядами. Но он был словно прикован к происходящему на мониторе и не на мгновение ни отрывал от него взгляд, сколько бы Марго за ним не наблюдала. И поэтому когда прозвенел звонок и настала пора сдавать тетради — у нее едва ли было выполнено второе упражнение.

В этот раз Марго даже не стала дожидаться, когда последний ученик покинет класс. Подойдя к преподавательскому столу она произнесла негромко:

— Илья Валерьевич, можно с вам поговорить?

— Не сейчас, Ковалева, я занят, — ответил он, даже не смотря в ее сторону.

— Но это…

— Я же сказал — не сейчас, — отрезал он. А затем, секунду обдумывая это решение, встал со стула и прихватив какие-то бумаги — вышел из кабинета, едва не задев Марго плечом.

Она было выбежала за ним следом в коридор, но посмотрев в обе стороны так и смогла различить его удаляющуюся фигуру. Преподаватель словно провалился сквозь землю.

Быть может, подумала Марго, у Ильи Валерьевича случилась какая-то проблема в семье и ему сейчас попросту не до нее? Такое она могла понять. Это, конечно, не оправдывало его стальной тон и то, как он холодно назвал ее фамилию, но Марго готова была смириться с этой секундной вспышкой, если бы… если бы что? Узнала, что его мать тяжело больна и буквально вчера врачи сообщили ему, что шансов на выздоровление нет? Или, быть может, что-то случилось с его женой? «Но погодите, — перебила сама себя Марго. — Он ведь не женат, а значит — этого не может быт». В том, что преподаватель холост — Марго была уверена с более чем стопроцентной вероятностью. Слишком уж хорошо она изучила его элегантные руки. И ни в один из дней на пальцах не было ни единого кольца.

Весь остаток дня Марго провела в какой-то вялой апатии. Делать ничего не хотелось — все ее мысли были не здесь: на уроках русского, физики и истории, а словно где-то далеко — в бесконечных рассуждениях и подстановке возможных вариантов. В поисках ответов. Вот только как узнать, какой из них — правильный?

Придя домой Марго сытно и плотно поела. Бабушка даже удивилась, когда внучка, буквально за пару минут проглотив тарелку супа еще и попросила добавки.

— Правильно, правильно, кушай, — повторяла она. Но Марго не слушала. Она размышляла.

В конце концов Марго пришла к выводу, что нужно попробовать поговорить с Илье Валерьевичем еще раз. Пусть он попробует все объяснить, а она постарается понять. Марго знала, что поймет. Ей даже казалось, что по итогу все окажется так просто, скучно и даже прозаично, что останется лишь рассмеяться от того, какой глупой паникершей она была. Какой-нибудь дурацкий отчет, что нежданно-негаданно свалился на преподавательскую голову и который срочно нужно было сдать — от того и такая нервозность. О том, что никакой отчет не способен за три дня превратить элегантного и даже педантичного человека в выпотрошенную копию самого себя — Марго старалась не думать.

Сначала она хотела написать ему записку, но потом рассудила, что ее тяга к старомодному драматизму может плохо кончится, если записку прочтет кто-то другой. Поэтому решила остановится на сообщении в социальной сети.

Правда тут же Марго столкнулась с проблемой — кажется, Илья Валерьевич не был зарегистрирован ни на одном сайте, где люди могли бы отправлять друг другу сообщения.

Тогда она попыталась найти адрес его электронной почты, якобы для того, чтобы отправить на проверку задание, но и эта затея не увенчалась успехом. Марго с нервной усмешкой думала, что, конечно, так и должно было быть. Он был человеком аналоговой эпохи, слишком неприспособленным, — со всеми этими романами Гюго и французской словесностью, — к современному миру.

И когда уже, в отчаянии, Марго зашла на сайт в школы, надеясь непонятно на что, ей вдруг улыбнулась удача. В галерее улыбающихся портретов на вкладке «Педагогический состав» она отыскала фотографию Илья Валерьевича, а снизу — его номер телефона.

Набирая сообщение, — выдержанное в спокойном, но все же несколько требовательном тоне, — Марго пыталась вспомнить, когда последний раз писала кому-то СМС. И пришла к неутешительному выводу, что, похоже, до этого момента — никогда в жизни. Вот так, думала она, ставя в тексте последнюю точку, никогда не знаешь, что, когда и почему случится с тобой в первый раз. И нажала кнопку «отправить».

Сообщение успокоило Марго. Оно было наглядным свидетельством того, что она не сидела сложа руки и пыталась докопаться до истины. Оставалось лишь ждать ответа.

Но он так и не пришел. Не было ответа и на следующий день. А когда в пятницу урок французского был заменен на биологию, Марго ощутила, как вся те те тревожные мысли и чувства, что она подавляла в себе последние несколько дней — вспыхнули с новой силой, словно облитые керосином.

На какой-то момент ею даже овладело желание пойти к школьную администрацию и потребовать у них рассказать, что случилось с Ильей Валерьевичем и почему он отменяет занятия. А если бы не получилось, тогда каким-нибудь образом, — правда, Марго и сама не знала каким, — выведать у них его адрес и наведаться к преподавателю с визитом.

Все эти планы и идеи на самом деле были нужны Марго по одной простой причине — отсрочить неизбежное. Сделать так, чтобы пожирающий мрак осознания, что, возможно, все это начало происходить с ним после того субботнего вечера и именно отношения с Марго как-то изменили его жизнь — не вступал в свои права как можно дольше. Марго не могла, не хотела верить в то, что все это происходит из-за нее. Как это вообще могло быть? Что такого она сделала, раз Илья Валерьевич вынужден скрываться непонятно где и не ходить на работу?

Раз за разом Марго перебирала в памяти события того, — все еще прекрасного, хоть краски уже слегка и померкли, — дня. Там была страсть, была любовь, были два разгоряченных тела, что хотели обладать друг другом и получили это с полна. Марго со скрупулезностью детектива расследующего преступление восстанавливала каждую свою реплики, каждый жест и мало-мальское движение лица. Но так и не смогла понять, что же она такого сделала, — если все-таки сделала, — что теперь отзывалось столь неприятными последствиями.

Затем наступила субботу, а значит — ровно неделя с того самого дня, как Марго, мокрая насквозь, объявилась на пороге кабинета французского. И словно насмехаясь над этим, — а может наоборот, отдавая должное, — Вселенная преподнесла Марго то, чего она больше всего хотела.

Когда она сидела в столовой и ела булочку с капустой болтая ни о чем с Викой — телефон ее неожиданно звякнул. Марго замерла, так и не поднеся еду ко рту. Она точно знала, что именно это был за звук и что он предвещал.

Сунув руку в карман, Марго дрожащими пальцами разблокировала экран телефона. Сообщение, с того самого номера, что был указан на сайте школы, было коротким и умещалось всего в пять слов: «На углу стадиона. В четыре»

Марго перечитала сообщение несколько раз, запомнив наизусть. Ей почему-то показалось это важным. Нужно было сохранить эти куцые слова, доказательство, что Илья Валерьевич все еще думает о ней, если вдруг случится что-то непредвиденное. Марго не знала, что именно, но даже предполагать не хотела.

Она убрала телефон обратно в карман и лишь тогда заметила, что сидящая напротив Вика не сводит с нее взгляда. Но ты был вовсе не лукавый взгляд озорства, попытка угадать, кто же там написывает ее подруге; наоборот — Вика нахмурила брови и внимательно смотрела на Марго в упор.

— Что? — не поняла та, пытаясь придать своему голосу наивной беспечности. Получилось так себе.

— Ты бледная, как смерть, — ответила Вика.

— Неужели?

— Ты в порядке, Марго?

— Я… Эм… Да. Да, в полном.

— Что случилось? — Вика подалась вперед и понизила голос, словно находилась рядом с постелью умирающего. Кто тебе написал?

— Написал? Ах, ты про это? Просто какой-то спам, — пожала Марго плечами и снова взялась за булочку.

Вика не поверила. И даже не пыталась скрыть этого. Откинувшись на спинку стула она сложила руки на груди и все еще не сводя с Марго пристального взгляда покачала головой, словно соглашаясь с какими-то своими мыслями. Марго старалась смотреть куда угодно лишь бы не на нее.

Последние два урока оказались самой настоящей пыткой. То и дело беспокойно ерзая на месте, Марго никак не могла сосредоточится, готовая хоть сейчас сорваться с места и побежать на условленное место встречи, чтобы дожидаться Илью Валерьевича там, лишь бы не сидеть в этих душных классах и не слушать занудных речей преподавателей, старательно делая вид, будто тебе не все равно. Но как? Как Марго могло быть не наплевать на эритроциты, когда уже совсем скоро она сможет увидеться с человеком, о котором думала не переставая с самой первой встречи и которой объяснит ей, что между ними произошло не что иное, как глупое недоразумение. Марго великодушно простит его, оставив обиды в прошлом и все станет как раньше.

Даже не став ничего говорить Вике, — хотя девчонки жили рядом и обычно ходили домой вместе, — Марго, едва прозвенел звонок, схватила с вешалки свою куртку и выскочила на улицу.

Она увидела его еще издалека. Узнала, чуть сутулую фигуру и копну волос, что то и дело трепал ветер. Сунув руки в карманы пальто, Илья Валерьевич сосредоточенно пинал лежавшие на земле камушки.

— Здравствуйте, — выдохнула Марго подходя, слегка вымотанная пробежкой.

Илья Валерьевич вздрогнул от неожиданности и обернулся.

— Привет, Марго.

Он снова назвал ее по имени. И для Марго это прозвучала словно музыка, взамен холодной отрешенности фамилии, тогда, в кабинете. Хороший знак.

— Я… — начала было она, но тут его ладонь взметнулась вверх и Марго замолчала.

— Позволь мне… — Илья Валерьевич вздохнул и, как всегда, запустил пальцы в волосы, но лишь для того, чтобы в следующую секунду их снова растрепал хулиганистый ветер. — Марго. Думаю, мы оба с тобой понимаем, что тот… инцидент, произошедший между нами неделю назад — не был чем-то естественным. Преподавателю и ученице… в общем, это не то чтобы в порядке вещей. Я много и упорно думал об этом, пытался понять и проанализировать собственное поведение. Тогда меня словно… как это говориться? Переклинило. Что-то случилось в голове и я не отдавал себе отчета в том, что делаю. Мною просто вдруг овладело желание и я не стал ему сопротивляться, и даже наоборот — отдалась без сожалений. Но теперь… Теперь — да, я сожалею. Мне кажется, что и ты и я, — в первую очередь конечно я, — поступили неправильно. Все это было ошибкой. Так что давай забудем о случившемся, вычеркнем эту нелепую ситуацию из нашей памяти и будем спокойно жить дальше, не возвращаясь к ней.

Несколько секунд Марго не могла произнести ни звука. Ей даже показалось, что от услышанного она навсегда потеряла дар речи. Она открывала и закрывала рот, но так и не могла найтись, что ответить на этот ужасный монолог.

— Вы… сожалеете?.. — выдавила она наконец глядя на Илью Валерьевича и чувствуя, как дрожат губы.

— Господи, прошу, только не надо этого.

— Чего?

— Устраивать сцен.

Марго всю передернуло. Она была готова броситься на него и расцарапать в кровь лицо, но руки вдруг отяжелели, стали неподъемными, словно налились свинцом.

— Как… Как я могу забыть?

— В этом нет ничего сложного, — ответил Илья Валерьевич и в голосе его снова засквозила преподавательская нотка превосходства, словно они были в классе и он объяснял Марго непонятный материал. — Ты молодая девушка и, естественно, тебе, в силу возраста, свойственно принимать глупые решения, как например…

— Замолчите! — крикнула она, не в силах слушать рассуждения о собственной несостоятельности.

— И да, — кивнул он невозмутимо, — чрезмерно бурные реакции тоже вполне себе частое явление.

— Что… что вы вообще такое говорите?

— Всего лишь научные факты.

— Я… Я люблю вас.

— Нет. Не любишь, — покачал он головой.

— Люблю!

— Марго, ты просто…

— Откуда вам знать?! Откуда вам знать, что у меня на душе? Как можете вы утверждать, что мои чувства — это неправда?

— Потому что ты всего лишь глупая девчонка! — вышел из себя Илья Валерьевич и горячие слезы хлынули из глаз Марго.

Илья Валерьевич понял, что погорячился. Нервно оглянувшись по сторонам — как бы не было свидетелей, — он попробовал было коснуться плечо Марго, надеясь, что получится ее успокоить, но она тут же отшатнулась всем телом.

— Марго, — произнес он уже более спокойно, — скажи мне одну простую вещь. Чего ты хочешь?

Марго тихо всхлипнула. Она сама не знала. Ей просто хотелось любить. И быть любимой.

— Я л-люблю вас, — повторила она дрожащим голосом, глядя себе под ноги на серый грязный асфальт. Слезы скатывались по ее щекам и падали на землю темными звездочками.

— Это не любовь. В твоей голове не существует настоящего меня. Есть лишь идеализированный образ, который ты сама придумала и в который упорно веришь, отказываясь разочаровываться. Ты не способна посмотреть на меня, как личность, как на человека, а значит и никакой настоящей любви здесь быть не может, — он помолчал, словно обдумывая, стоит ли ему говорить следующие слова. Решил, что должен: — Я не люблю тебя Марго. Вот и вся разница. Ты уверовала в фантом, но не способна разглядеть за ним реального человека, который на самом деле не испытывает к тебе ровно никаких чувств. Тебе нужно просто смириться с этим фактом и жить дальше. Поверь — еще появится в твоей жизни парни и мужчины, которых ты сможешь оценить по достоинству и которые смогут по-настоящему полюбить тебя. И то, что между нами было — сквозь года покажется тебе лишь мимолетной глупостью, ошибкой молодости, не такой уж и фатальной, чтобы о ней горевать, но и не такой, чтобы называть это Великой Любовью. Было и было. Так ты будешь думать. И пускай сейчас ты считаешь, что я — злодей, что я не прав и говорю тебе ужасные вещи, но поверь — повзрослевшая Марго, твоя будущая ипостась, я уверен, со мной бы согласилась.

И с этими словами он вновь коснулся плеча Марго, но на этот раз она никак на это не отреагировала, лишь продолжила стоять, склонив голову, словно грешница на небесном суде.

Только когда послышались удаляющиеся вдаль шаги, Марго разрешила себе поднять взгляд. Илья Валерьевич уже успел превратится в небольшую фигурку, что с каждой секундой становилась все меньше и меньше, а потом и исчезла вовсе, скрывшись за поворотом.

А Марго продолжала стоять на месте. Дорожки слез успели обсохнуть, и теперь, при каждом дуновении ветра щеки ее неприятно покалывало. Но она ничего не собиралась с этим делать. Быть может, Марго и хотелось кричать, рвать на себе волосы, заламывать руки и резать ногтями кожу, — но вместо этого она продолжала стоять без единого движения, словно превратилась в статую.

Она не могла сказать сколько точно прошло времени. Лишь когда окончательно стемнело Марго нашла в себе силы, чтобы оторвать ноги от земли и начать шевелить коленями, превращая движения в шаги. Так, неуверенно переступая с пятки на носок, она поплелась домой, готовая поклясться, что вместо души у нее теперь зияло пустое пространство, которое вряд ли удастся чем-то заполнить.

Разум Марго после того разговора, когда она-все таки добрела до дома и рухнула на кровать — словно покинул тело и теперь она воспринимали все происходящее будто со стороны. Вещи, события и разговоры происходили вовсе не с ней, а с какой-то другой Марго Ковалевой, быть может, героиней сериала, быть может, персонажем книги.

Она продолжала чисто машинально ходить в школу; писать конспекты; кивать в ответ на вопросы, или наоборот — качать головой из стороны в сторону; переходить дорогу на зеленый и стоять на красный; щелкать каналы на телевизоре в поисках того, что можно посмотреть, коротая бесконечные часы; есть и испражняться. Но все эти действия словно потеряли всякий смысл и вдруг стали такими сложными, неподъемными, что Марго теперь лишний раз задумывалась, а так ли ей хочется делать глоток уже давно остывшего чая или умывать лицо.

Зеркала — стали ее врагами. Если раньше проходя мимо, Марго не упускали возможности посмотреться в них, оценить себя как бы со стороны, быть может поправить выбившуюся прядь или разгладить появившуюся складку, то теперь, стоило ей лишь взглянуть на собственное отражение, внутри поднималось какое-то невозможное отвращение.

Ушел сон. Первые несколько ночей после разговора с Ильей Валерьевичем — Марго не спала ни единой минуты. Именно тогда у нее возникли первые мысли, что самоубийство — это выход. И эта идея — набрать полную ванну горячей воду и, стащив у дедушки бритвенное лезвие, перерезать себе вены — причем важно, что резать стоило именно наискосок, а никак не поперек, — вдруг показалась Марго такой привлекательной и одновременно с этим так испугала ее, что она, со слезами на глазах, выпросила-таки у бабушки пару капсул снотворного. Марго думала, что хотя бы во сне найдет спасение. Пускай лишь на ночные часы, но она будет в безопасности, вдалеке от навязчивых мыслей и идей. Но сумбурные, обрывочные сны заставляли Марго то и дело просыпаться — всю в поту и тяжело дышащую. А когда она, утирая рукой испарину, пыталась вспомнить, что же ей снилось — перед глазами неизменно возникал образ Ильи Валерьевича.

Единственная хорошая новость заключалась в том, что Илья Валерьевич решил оставить свою должность, а значит Марго была избавлена от насилия над самой с собой — нахождения на его уроках или случайных встреч в коридорах.

На замену ему пришел дряхлый, лысый старичок — Спартак Арсеньевич. Он еле слышно разговаривал, то и дело принимался пожевывать нижнюю губу, и от него постоянно пахло рыбой. Большую часть занятий он старательно боролся за сохранение последних крупиц собственной памяти, совершенно не думая о классе, и Марго окончательно оставила любые попытки выучить французский.

Все эти события, быть может, всего одной недели, растянулись для Марго на целый год, а то и десятилетие. И когда она, спустя время, вдруг обнаружила себя сидя на унитазе в кабинке женского туалета, подперев голову ладонями, так что на ногах от локтей образовались бурые, похожие на гематомы, следы, Марго поняла — нужно что-то делать.

Но как понять — что именно?

Размышляя над этим, она вышла из туалета все еще прихрамывая на затекших ногах и тут, словно Судьба услышала ее просьбу, ей явилось Озарение.

Леша Панарин все так же, как и всегда, сидел в компании своих дружков и самозабвенно рассказывал им очередную историю из своей увлекательной жизни. Компашка порой взрывалась хохотом, а порой наоборот — синхронно морщилась и сжимала зубы, когда Леша рассказывал самые отвратительные, но яркие подробности.

Не дав себе времени подумать, потому что мысли могли посеять сомнения, Марго направилась прямиком к ним.

— Панарин, на пару слов.

Леша удивленно посмотрел на Марго. Потом переглянулся со своими дружками. Некоторые из них захихали. Но Леша, пожав плечами и словно говоря: «Я и сам не понимаю, в чем дело», — все-таки встал и пошел следом за Марго.

— Чем обязан, Ковалева?

— Знаешь, мне бы очень понравилось, если бы ты пригласил меня куда-нибудь на свидание.

— Погоди, погоди.

— И я бы даже сказала тебе «да».

— Чего?

— А потом, посидев в каком-нибудь месте, мы могли бы пойти к тебе, ну и…

— Ты на что намекаешь? — вскинул брови Леша.

— Ясно на что, — раздраженно ответила Марго, но тут же смягчилась: — Не строй из себя праведника.

— И не пытался, — почесал он затылок.

— Вот и славно. Так что?

— Ну… А в чем подвох?

— Нету никакого подвоха.

— Так не бывает.

— Все бывает в первый раз.

— Да, но как меня быть уверенным, что ты меня разыгрываешь?

— Зачем мне это? — устало вздохнула Марго.

— Я откуда знаю, что у тебя на уме?

— Леша, давай, только честно — я тебе нравлюсь?

— Ну… Я…

— Да или нет?

— В целом… Да, нравишься.

— Ты хочешь меня?

— В смысле?..

— Именно.

Леша округлил глаза и утере лицо рукой. А Марго лишь оставалась удивляться, какой, на самом деле, он неуверенный в себе тюфяк.

— Да, — сказал он наконец. — Да, я хочу тебя.

— Ну значится пригласи меня на это чертово свидание.

— Хорошо, — кивнул он, и добавил, уже более уверенно: — Хорошо. Тогда э-э-э у торгового центра в пять?

— Вот и отлично, — облегченно выдохнула Марго и развернувшись на каблуках ушла, оставив Лешу в полном недоумении от произошедшего.

Собираясь на свидание, Марго впервые за долгое время чувствовала себя если не хорошо, то хотя бы сносно. Стоя перед зеркалом и решая, какую вещь надеть, она действительно хотела выглядеть неплохо, но вовсе не для Леши, а для самой себя. В итоге Марго выбрала юбку ниже колена, голубую рубашку и кардиган. Просто и со вкусом.

— Не думал, что ты все-таки придешь, — усмехнулся Леша, когда они встретились в назначенное время.

— Все еще думаешь, что это какая-то шутка?

— А как иначе?

— Можешь просто успокоится и постараться хорошо провести время.

— Тоже неплохая идея, — вновь усмехнулся он.

Немного побродив по улице и с некоторым трудом, но все-таки общаясь на всякие отстраненные темы, Марго с Лешей решили зайти куда-нибудь перекусить. Во многом, потому что погода опять начала портится, во многом, потому что Марго надеялась, что за едой не придется так уж старательно делать вид, что тебе интересно слушать собеседника.

Они расположились в небольшой кафешке у запотевших окон, и к ним тут же подошла бойкая официантка с карандашом наготове. Записав заказ она отпустила какую-то мимолетную шуточку про первое свидание и упорхнула, не дожидаясь реакции.

Леша в задумчивости постучал пальцами по стулу. Потом, словно пересилив себя, все-таки оторвал взгляд от окна и посмотрел на Марго:

— Хочешь, расскажу как мы с отцом ездили на рыбалку вместе с одним бизнесменом?

Марго безразлично пожала плечами и Леша расценил это как согласие. Он начал рассказывать эту историю, о которой невозможно было молчать, то и дело махая руками и с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться самому в местах, где, по идее, смеяться было положено Марго. Но большое на что она была способна — это вежливая улыбка в особенно громких местах рассказа. Половина сказанного пролетала у нее мимо ушей, и Марго от нечего делать разглядывала Лешу, думая о том, что вовсе не видит перед собой человека. Напротив сидела конструкция: кости, мясо, жир и полное отсутствие признаков интеллекта. Зато какой точеный профиль…

Они просидели в кафешке около часа и все это время Леша рассказывал одну историю за другой. Его, казалось, вовсе и не интересует — внимательно слушает Марго, да и слушает ли вообще, он словно упивался самим процессом повествования и выставления себя каждый раз в самом выгодном свете из возможных. Разглядывая кофейную гущу на дне кружки, Марго вздохнула. Этот разговор, — если его можно было так назвать, — вымотал ее не хуже какого-нибудь олимпийского марафона.

— Слушай, может пойдем к тебе, — сказала она наконец, со звоном ставя чашку обратно на блюдце.

— Куда ты так спешишь? — удивленно вскинул брови Леша.

«Заставить тебя наконец заткнутся и заполнить душевную пустоту твоим членом», — подумала Марго. А вслух сказала:

— А чего тут сидеть? Кофе — паршивый, музыка — тоже. Мы могли бы заняться куда как более интересными вещами.

На мгновение Леша прищурил взгляд, внимательно глядя на Марго. Все еще сомневается, не вожу ли я его за нос, рассудила она. Но следом он уверенно кивнул:

— Ладно. Пошли.

Марго до этого момента никогда не задумывалась, где может жить такой человек, как Леша. Наверное, в какой-нибудь новостройке: страшной на вид, но с квартирами по цене загородного дома. Так и оказалось. Когда они вступили в лифт, и Леша ткнул девятнадцатый этаж — ноги Марго невольно дернулись. Она вдруг представила, что будет, если лифт сорвется с тросов и они с такой высоты рухнут в шахту. Живя на третьем этаже и всегда поднимаясь в квартиру по лестнице, — потому что в ее доме лифт уже лет семь как не работал, — Марго не могла понять, как люди живут в таких домах и не опасаются, постоянно, за собственную жизнь.

Оказавшись в квартире, Марго смогла по достоинству оценить вкус лешиной мамы, — ведь обычно именно женщины занимаются декором, — и отдать ей должное. Просторный коридор, кухня, две комнаты — и все это в приятных пастельных тонах, что успокаивали глаз и придавали твоему нахождению здесь ощущение безмятежности.

— А твои родители сейчас не в городе? — спросила Марго, пока они раздевались.

— Они вообще редко появляются. Обычно я сам по себе.

Марго стала чуть более понятно, почему Леша вырос именно таким.

Комната Леши оказалась типичной комнатой парня-подростка. Запах носков, не выключающийся ни на минуту компьютер, сдутый футбольный мяч под кроватью, на стене — постер с какой-то британской рок-группой. Марго показалось, что ей знакомо лицо солиста, но она не была уверена.

— Arctic Monkeys, — сказал Леша, заметив ее интерес.

— Что? — не поняла Марго.

— Группа так называется.

— А-а.

— Хочешь послушаем?

— Ну… давай.

Присев на корточки Леша достал с нижней полки шкафа, — как показалось Марго сначала, — массивный черный ящик. Лишь затем она узнала в нем проигрыватель пластинок. И только после этого обратила внимание на обширную коллекцию, что теснилась на тех же полках, но выше. Что ж, раз Леша мог себе все это позволить — почему нет?

Марго присела на кровать, а Леша стал перебирать пластинки одну за одной, отщелкиваем их указательным пальцем, словно бумаги в картотеке.

— Ага, вот, — проговорил он спустя минуту. — Тебе должно понравится.

Достав из конверта, — на черной обложке которого были изображены какие-то линии, — пластинку, Леша аккуратно поставил ее на проигрывать и, — Марго показалось даже с каким-то трепетом, — опустил сверху иглу.

Комнату наполнила музыка. Покачивая головой, Леша отступил на шаг от проигрывателя, все еще не сводя с него взгляда, словно боясь, что стоит ему отвернутся — тот вдруг перестанет работать, а потом сел рядом с Марго.

— Альбом «AM», две тысячи тринадцатый.

— Ясно, — кивнула Марго.

— По моему — лучший их альбом.

— Угу.

— Есть еще, конечно, «Favourite Worst Nightmare» две тысячи седьмого. Второй их альбом в принципе. Но мне все таки кажется «АM» — лучше, он более цельный что ли.

— Понятно.

— А вот «Suck It and See» — две тысячи одиннадцатого — я вообще не понимаю, хотя по нему многие тащатся.

— Да, странно.

Леша начал негромко подпевать, хлопая себя в такт музыке по ноге.

Они прослушали несколько песен и когда Марго уже начало казаться, что дело опять придется брать в свои руки, Леша медленно, словно стесняясь, положил руку ей на колено. Марго посмотрела на него и их взгляды встретились.

— Ты если хочешь, я могу убрать… — проговорил Леша, но Марго тут же помотала головой. Быть может, даже чересчур энергичней, чем следовало.

Тогда лешина рука продвинулась чуть дальше и оказалась у Марго на бедре. Прикрыв глаза, Марго думала о том, какая у Леши загрубевшая, шершавая на ощупь кожа — ни в какое сравнение с кожей Ильи Валерьевича. Но тут же отбросила эти мысли. Ей совершенно не хотелось сейчас возвращаться, пускай даже мысленно, к образу этого человека.

Подавшись вперед, Леша поцеловал Марго и они вместе легли на кровать продолжая целоваться, Леша проникал своей рукой все дальше и вот он уже коснулся ткани трусиков Марго. Она нетерпеливо охнула. Он все понял.

Задрав подол ее юбки, Леша, с придыханием, — правда, куда меньшем, чем когда он ставил пластинку, — стянул с Марго белье. На мгновение в ее голове промелькнула мысль, что она, — удивительно, — не чувствует ни толики смущения, раздвинув ноги перед Лешей Панариным, по сути, первым попавшимся ей на пути парнем. Наоборот — Марго ощущала себя желанной и ей это нравилось. Она надеялась, что это чувство еще ярче вспыхнет внутри нее, когда Леша наконец сподобиться достать свой член.

А пока же он, проведя руками по бедрам Марго, прильнул языком к ее вагине, начал целовать и влажно ласкать ее, от чего Марго сжала свою грудь и изогнула спину в приступе удовольствия. Запустив пальцы Леше в волосы, она стала направлять его движения — указывая, в каких местах ей нравилось ощущать его проворный язык больше всего. Казалось — даже музыка звучала под стать этому прекрасному действу, словно это был не просто альбом, а саундтрек к какому-то фильму с красивой постельной сценой, в котором у Марго была главная роль.

Вся сгорая от желания, Марго поудобней разлеглась на кровати и расстегнула верхние пуговицы рубашки, давая Леше понять, чего хочет.

Леша суетливо бросился к своему столу и достал оттуда квадратик презерватива. Надорвав его, он вынул резинку, и, немного подрочив, натянул ее на свой член. Это, не сказать чтобы очень сексуальной зрелище, почему-то наоборот еще сильнее завело Марго и она распаленное засунула в себя два пальца, словно приглашаю Лешу присоединиться.

Он стянул с себя футболку и взобрался на нее сверху с каким-то старческим кряхтением. Марго нахмурилась, но ничего не сказала. А следом она ощутила, как лешин член вошел в нее и на мгновение у нее перехватило дыхание. Музыка продолжала орать, а Леша принялся двигать бедрами. Легкие, казалось, набухли в груди у Марго, он быстро хватала ртом воздух, прикрыв глаза, ощущая на себе тяжелый вес лешиного тела, его дыхание и кисловатый запах пота. Но едва успев сделать с десяток движений — Леша вдруг застонал; глаза его округлились, а потом вернулись к привычным размерам и он уткнулся лицом в плечо Марго, тяжело дыша.

— Ты... Ты кончила? — пробормотал он через мгновение.

— Ага, — ответила Марго смотря в потолок.

— Ну и хорошо.

Леша перекатился на спину и лежал так пару минут рядом с Марго все еще быстро, с натугой, дыша. Презерватив так и висел на его опавшем члене. Леша вновь коснулся колена Марго, но теперь она не испытала ровным счетом ничего, кроме отвращения. Сжав зубы, она уже хотела как можно скорее убраться отсюда.

Дождавшись конца песни, — почему-то решив, что так будет символичней, — Марго встала с кровати. Одернув подол юбки, она подошла к небольшому зеркалу, что висело рядом дверью и какое-то время разглядывала себя приводя в порядок.

— Уже уходишь? — спросил Леша, ложась на бок и подпирая рукой щеку.

— Ага.

— Могла бы и остаться.

— Зачем?

— Ну… Не знаю.

— Как узнаешь — скажешь, хорошо?

— Ладно… — пробормотал Леша нахмурившись, а потом добавил уже оживленней: — Я тебя провожу.

— Не стоит, — ответила Марго, отворачиваясь от зеркала.

— Тогда я позвоню. Или, ну, встретимся в школе?

— Не нужно мне звонить, — ответила она с раздраженным нетерпением, словно объясняла ребенку прописные истины. — И в школе не стоит трепаться о том, что между нами было.

— Я не понимаю.

— Тебе и не надо. Я просто…

Марго осеклась, вдруг задумавшись — она просто… что? Секс с Лешей виделся ей отдушиной, возможностью хотя бы на какое-то время выкинуть из головы Илью Валерьевича и получить удовольствие. Так Марго думала. Но было ли это правдой на самом деле? Не было ли это попыткой показать, что она вовсе не страдает и может позволить себе заниматься сексом с кем и когда вздумается? Вот только — было ли Илье Валерьевичу до этого дело? Он ведь даже никогда не узнает, о том, что Марго перепихнулась с Лешей Панариным под альбом группы Arctic Monkeys «AM» две тысячи тринадцатого года. И Марго вдруг поняла, какой же она была дурой. Бросив взгляд на все еще развалившегося на кровати Лешу, она вовсе не испытывала облегчения, что переспала с ним. Наоборот — теперь потеря Ильи Валерьевича ощущалась для нее в разы острее и больнее. Было ощущение, что ее предали, оставили одну на этой грешной земле, и куда бы теперь Марго не пошла — всюду ее спутником будет лишь пустота, тревога и боль.

При этих мыслях у Марго неприятно защемило в груди, и она машинально поправила локоны, хоть ее прическа и так выглядела хорошо.

— … я просто устала и хочу спать, — проговорила она наконец, решив, что сейчас лучше оставить все, как есть. — Закроешь за мной дверь?

Леша наконец стянул с члена наполненный спермой презерватив, кинул его в мусорное ведро у стола и быстро оделся. Уже в дверях он попытался поцеловать Марго в щеку, и она, подумав мгновение, все же разрешила ему это сделать.

Бредя домой, Марго, завидев вдалеке огни круглосуточного магазинчика, рядом с которым голосила какая-то компашка, решила свернуть во дворы. Не то чтобы там было безопасней, особенно сейчас, когда округа утонула в сумерках, но слишком уж ей не хотелось привлекать внимание этих нетрезвых господ.

То и дело пиная какие-то камешки, Марго смотрела себе под ноги, совершенно не замечая, куда идет. И когда до нее вдруг донеслись оживлённые голоса — поначалу решила, что ей просто показалось. Но голоса не смолкали и Марго вдруг замерла, вскинула голову и прислушалась. Раз, два, три — отсчитало сердце в груди и Марго негромко охнула. Ошибки быть не могло. Она слишком часто слышали эти мягкие окончания и переливы интонаций, слишком хорошо их запомнила.

Сейчас голос Ильи Валерьевича звучал возбужденно, даже радостно. Скользнув за угол, Марго аккуратно выглянула из-за стены дома и попыталась разглядеть, что же происходит и почему ее бывший преподаватель сейчас в таком приподнятом настроении.

По началу Марго различила две фигура, что стояли в круге света от уличного фонаря: самого Илью Валерьевича, чьи непоседливы волосы легко было различить даже издалека и какую-то девушку, — она, сунув руки в карманы, то и дело переминалась с ноги на ногу, явно замерзнув — но потом поняла, что на самом деле людей было трое. На руках у Ильи Валерьевича сидел ребенок.

Понять издалека — мальчик это или девочка — было невозможно, но чем дольше Марго смотрела, тем больше деталей подмечала. На вид ребенку было около трех лет, одет он (или она) — был в милый голубенький комбинезончик и вязаную шапочку, со свисающими помпонами, которые Илья Валерьевич то и дело толкал свободной рукой, чем изрядно забавлял малыша.

И когда у Марго уже почти не оставалось сомнений, Илья Валерьевич вдруг поднял ребенка вверх на вытянутых руках со словами: «Ты ж моя девочка!», а потом прижал к себе и поцеловал.

Марго вздрогнула. До момента, пока он сам не произнес эти слова, она как будто не верила, не отдавала себе отчета, что ребенок действительно может быть его. Марго хотелось верить, что, быть может, эта женщина — его сестра, а ребенок на руках — племянница. Но слишком уж Илья Валерьевич тепло, и именно что по-отцовски обращался с девочкой — то и дело целовал и прижимал ее к себе, а она довольно смеялась.

«Но ведь… кольцо», — вдруг подумала Марго. Он никогда не носил обручального кольца. Никогда. Она готова была поклясться чем угодно. Однако сомнений, что все это время у Ильи Валерьевича была семья, и более того — он уже несколько лет был отцом, — не оставалось.

Ощущая какую-то смутную тяжесть в груди, словно ее вот-вот могло стошнить, Марго все равно осталась стоять на месте, наблюдая, как счастливое семейство, еще немного постояв, — Илья Валерьевич с женой о чем-то оживленно переговаривались, но до Марго долетали лишь обрывки: ужин… метро… родители… — скрылось в одном из подъездов.

По телу Марго пробежал холод с погодой никак не связанный. Значит, вот так… Он был занят другими делами, другими чувствами и совсем не думал о ней. Хотя Марго сама не понимала, что надеялась увидеть. «Ну хоть что-нибудь!», — тут же едва не закричала она и нервно сглотнула подступающую ко рту желчь. Она не могла больше оставаться на улице, где все вдруг стало напоминать о Нем. На этой площадке он играл со своей дочкой, а в этот магазин ходил с женой, в эту урну выбрасывал мусор, а стоя здесь болтал с соседкой. И Марго поспешила домой, то и дело запинаясь, будто силы разом покинули ее, но упорно продолжая идти вперед.

Бабушка сидя на диване перед телевизором, увидев, что внучка вернулась — тут же стала интересоваться, как все прошло. Дедушка сидел там же, на диване, но ему все это было неинтересно; прикрыв глаза он негромко посапывал. Марго пожимала плечами и употребила все возможные вариации слова: «Нормально». А потом, усевшись в кресло и поджав по себя ноги, невидящим взглядом уставилась в телевизор, где шла очередная серия любимого бабушкиного сериала про сложные отношения в большом городе. Возможно, будь Марго в чуть ином состоянии, она бы даже смогла отметить некоторую иронию ситуации, но сейчас она вновь ушла с головой в хаотичные размышления, которые все никак не хотели выстраиваться в четкую последовательность, а именно это ей сейчас и было нужно.

Марго могла разрушить его жизнь самыми разными способами. Могла все рассказать его жене — о том, как Илья Валерьевич нагло совратил очарованную им ученицу и воспользовался ее состоянием, когда она была без памяти влюблена в него. Могла пойти еще дальше и написать заявление об изнасиловании. У Марго были на руках все козыри. Она снова выглядела юной, романтичной особой, к огромному сожалению попавшей под влияние грязного проходимца, а вот Илья Валерьевич наоборот — оказывался в положении хуже некуда. Не особо общаясь с коллегами, он вряд ли сможет дождаться от них симпатии; его поспешное бегство с преподавательской должности — теперь становится еще более подозрительным, а охранник без проблем подтвердит, что в ту субботу Марго прибежала дождливым вечером в школу. Даже не придется сдавать никакие пробы. Илья Валерьевич — растлитель малолетних девушек, будет растоптан, уничтожен, вымаран из жизни общества еще до начала суда и будет совершенно не важно, какие вялые аргументы он будет лепетать в свою защиту.

Но и этого Марго было мало. Любую, — казалось, даже полностью разрушенную в бараках Освенцима или атомной пыли Хиросимы, — жизнь — можно так или иначе восстановить. Илья Валерьевич молод, и явно не глуп, если он сможет выжить в тюрьме, где «с такими как он» делают не особо приятные вещи, которые Марго даже не захотела представлять, то у него впереди будет еще несколько десятилетий, чтобы уехать в другой город, а может и в другую страну и начать там все с чистого листа.

Нет… Марго нужно было что-то такое, от чего он не смог бы оправится. Нанести удар в самое дорогое, самое сокровенное.

Кивнув сама себе Марго встала с кресла и сказала бабушке, что пошла спать. Но закрыв дверь, Марго выбралась в окно на пожарную лестницу, что незамысловатым узором прижималась к стене их дома. Усевшись прямо на жесткий рифленый металл, Марго просунула ноги между прутьями перил, и опустила подбородок на сложенные ладони.

Отсюда было видно новостройку Леши Панарина — она вся светилась бесчисленными окнами и казалось такой инородной на фоне остального пейзаже. Было видно и школу — словно антитеза, она стояла, без единого лучика света, молчаливая глыба, уснувший колосс.

Холодный ветер, казалось, перебирал каждую кость в теле, но Марго было все равно. Внутри нее поднималась непоколебимая решимость и ни что не способно было ей помешать.

«Моя девочка» — так он ее назвал.

— Моя… Девочка… — повторила Марго уже в слух, и вновь кивнув сама себе, поднялась на ноги. В ее голове уже родился план.

План Марго требовал подготовки. Нельзя было кидаться в этот омут с бухты-барахты, не зная, что тебя ожидает, пускай ей и очень хотелось как можно скорее исполнить задуманное.

Удивительно, но большинство людей совершенно не обращают внимание на то, что происходит вокруг них. На какие-то мелкие события или других людей, которые, быть может, проходят мимо. А если тебе еще надо следить за ребенком — ты становишься совсем слеп и не способен обратить должного внимания, что за тобой вот уже неделю неустанно ходить по пятам какая-то школьница.

Но Марго не могла винить жену Ильи Валерьевича, скорее даже наоборот, она обожала ее за эту невнимательность и тот факт, что благодаря ей все получается так просто. Быть может — даже слишком.

Малышку, как выяснила Марго, — услышав однажды грозные прикрикивания матери, когда ребенок сделал что-то не так, — звали Вера. Имя Марго понравилось. Она даже задумалась, сидя в один из дней на скамейке и дожидаясь, пока мать с коляской выйдут из подъезда, что, быть может, назовет так своего ребенка. Если у нее конечно родиться девочка.

Изучив расписание и привычные маршруты семьи — во сколько они обычно гуляют и где именно; когда Илья Валерьевич приходит домой и как рано уходит на работу; а самое главное — в какой детский сад ходила Вера — Марго пришла к выводу, что именно в детском саду ребенок в первый и единственный раз за день оказывается без назойливой материнской опеки. Все остальное время она либо дома в четырех стенах, либо куда-то идет с мамой, то есть — находится под неустанным контролем. И хотя в детском саду была воспитательница, Марго с радостью, и одновременно с какой-то грустью успела понять, что уследить разом за всеми детьми из группы попросту невозможно.

Узнав все, что нужно было узнать — Марго решила снова несколько дней походить в школу, где все то время не появлялась, потому что у нее попросту не хватало времени.

Ведя себя на уроках как ни в чем не бывало — ни будучи ни слишком веселой, ни смурной, Марго хотела дать всем понять: «Это снова привычная я, самая обычная девчонка, не стоит обращать на меня внимания».

Вика, казалось, была даже рада такой перемене. Она хотела было, раз или два, обсудить, что происходило с подругой в последнее время, но Марго ловко переводила тему на совершенно другую, и больше Вика не предпринимала этих попыток, решив, видимо, что раз все хорошо, то незачем и волноваться лишний раз.

Несколько беспокоил Марго только Леша Панарин. Вернее — ей просто не хотелось обсуждать с ним чтобы то ни было, и тратить на это душевные силы, которые совсем скоро должны были пригодиться ей для другого. Несколько раз они встречались взглядами в коридоре, но Марго всегда была в сопровождении Вики или спешила на урок, всем своим видом давая понять, что ей сейчас не до разговоров.

Лишь за день до начала осуществления плана, Леша вдруг поймал ее в очереди в столовой.

— Господи! — выдохнула Марго, когда он неожиданно подкрался сзади. — Не нужно так пугать.

— Извини.

— Чего ты хотел?

— Я… Ну, просто поздороваться.

— Поздоровался?

Он кивнул и Марго снова отметила про себя с какой-то жалостью, как он, на самом деле отличается от того образа, которым пытается играть на публику.

— Слушай, я тут подумал… Может, сходим завтра в кино?

— Завтра не могу.

— Тогда на выходных?

Марго кинула на него взгляд. Лицо у Леши было такое, что, казалось, не пройдет и пару минут как он начнет скулить, лишь бы разжалобить ее.

— Я подумаю, — сказала она наконец, лишь бы он отстал. Марго сейчас было совершенно некогда разбираться с тоскливыми ухажерами.

— Отлично, — улыбнулся Леша. — Тогда э-э-э я тебе напишу. Или позвоню?

— Лучше напиши.

— Ага. Понял. Ну, до встречи.

— Прощай.

Он ушел и Марго вздохнула, прикрыв глаза. Какая же это все была невозможная глупость. Ей вдруг показалось, что учеба, школа, Леша Панарин, отношения, секс, все это настырное копошение жизни — не более чем какая-то глупая игра, в которую ее обязали играть, хотя Марго совсем не хотела. Она была бы рада оставить все и оказаться где-нибудь в другом месте, ни здесь, с другими, а не с этими, людьми, которые, быть может, привнесли бы в жизнь тот самый Смысл. Но пока… пока она могла думать лишь о том, что собирается сделать завтра и мысли об этом — придали Марго сил.

На прогулку дети выходили около двенадцати. Когда малышня с шумными криками высыпала на улицу, Марго уже была поблизости. Воспитательница — сухопарая женщина с тугим пучком волос на затылке что-то сказала своим подопечным, потом несколько минут побродила рядом, видимо, контролируя, чтоб каждый занялся каким-то полезным делом, и, убедившись, что все в порядке — уткнулась в телефон.

Подойдя к ограде детского сада, что была ей почти по грудь высотой, Марго привстала на цыпочках, в попытке разглядеть тот самый голубой комбинезончик. Выглядеть при этом Марго старалась как можно более непринужденно, словно то, что она делала — было в порядке вещей и нечего даже обращать внимания. Но все равно то и дело приходилось нервно озираться по сторонам, опасаясь, как бы мимо не прошла какая-нибудь особенно въедливая пенсионерка и не подняла шум, привлекая к Марго лишнее внимание, которое ей было абсолютно ни к чему.

Вера вскоре нашлась. Она копошилась вместе с другими детьми в песочнице — такая крохотная, такая беззаботная и довольная. Марго снова опасливо огляделась. Сердце — эта надоедливая мышца, — билось ей в ребра словно бродячая собака, не давая спокойно вздохнуть. Прильнув к забору, Марго произнесла негромко:

— Вера. Вера.

Девочка не обратила никакого внимания. Марго сглотнула. Ей казалось будто каждая упущенная секунда тяжелым грузом падает ей на плечи. Нужно было поторапливаться.

— Вера! Вера! — произнесла Марго уже громче.

Ребенок поднял взгляд и Марго готова была закричать от радости. Но самое сложное теперь было впереди.

— Иди сюда, — поманила ее Марго. — Мне нужно тебе кое-что сказать.

Другие дети не обращали совершенно никакого внимания на происходящее, и Марго, лишь бы избежать приступа паники, с холодной отстраненностью вдруг задумалась: какие, на самом деле, это поразительные существа, и как они отличаются от взрослых, например, от нее самой. Хотя пройдет всего каких-то пару лет и они станут абсолютно такими же — жертвами комплексов и общественного мнения.

Вера поднялась на ноги, стряхнула со штанин песок забавными движениями ребенка и неуверенно подошла к ограде, воззрившись на Марго снизу вверх. Марго присела на корточки и теперь они с девочкой смотрели друг другу в глаза.

— Пора домой. Твой папа сказал забрать тебя.

— Папа? — переспросила Вера.

— Ага, — кивнула Марго. — Папа. Я отведу тебя к нему. Пойдем.

— Но…

— У нас мало времени, малышка. Если пойдешь сейчас — я куплю тебе что-нибудь в магазине, хорошо?

И с этими словами Марго взялась за угол сетки в ограде и отогнула его в сторону. Получился проем, чтобы Вера как раз могла в него пролезть. Открытие о существовании такой чудесной возможности для побега Марго сделала на второй день своих наблюдений.

Марго надеялась, что трехлетние дети не отличаются особой сообразительной, но чем дольше Вера смотрела то на Марго, то на проем — тем отчетливей в ее больших глазах читались сомнения. В эту секунду она была похожа на олененка, того самого, из мультика, который потерял маму и не знал теперь, как ему жить.

Но Вера была уже взрослой девочкой и могла сама принимать решения. И она решила пойти с Марго. Протиснушвись под сеткой, она оказалась на другой стороне ограды. Она оказалась рядом с Марго. В ее руках.

Марго не могла поверить, что у нее действительно получилось. Бросив последний взгляд на по прежнему безмятежно играющих в песочнице детей и воспитательницу, которая даже не смотрела в их сторону, Марго отправила ей воздушный поцелуй, и взяв Веру за руку, поспешила скрыться с глаз долой.

Надежда Марго на то, что они с Верой будут похожи на сестер, похоже, оправдывалась. По крайне мере проходившие мимо люди не обращали на девочек совершенно никакого внимания, и Марго лишний раз убедилась в собственной правоте и слегка успокоилась, но все равно пока еще чувствовала себя напряженно.

И, как оказалось — не зря. Вера не поспевала за быстрыми шагами Марго и вскоре начала хныкать. Приходилось то и дело останавливаться и утирать ей слезы. По началу Марго пыталась говорить с ребенок нежно и ласково, но та, казалось, начала понимать, что что-то не так, и никакие уговоры и обещания купить мороженое на нее не действовали. Поняв, что привлекает так слишком много внимания, Марго, едва они свернули с людной улицы, разок тряхнула Веру за плечи, надеясь таким образом заставить наконец замолчать. Сработало. Дальше они шли в тишине. Лишь звук шагов непривычно громко отдавался от асфальта.

Оказавшись на перекрестке, что разделял жилой квартал с прериями заброшенного пустыря, они стали дожидаться нужного сигнала светофора. И тут Марго стала чувствовать себя все более странно. Ей вдруг начало казаться, что реальность деформируется, теряет свои оттенки, будто кто-то наложил на прохожих, дома, небо, солнце — серый фильтр и теперь все вокруг стало монохромным. Она попыталась было утереть лицо рукой — сбить это неприятное наваждение, но ничего не вышло, наоборот как будто стало только хуже. Тогда Марго попыталась вздохнуть, но во рту у нее совсем пересохло, и кислород лишь оцарапал гортань. Казалось — до нее самой лишь сейчас дошло понимания, что именно она собирается сделать и теперь организм во всю противился этому.

Но затем загорелся зеленый и едва Марго вместе с Верой перешли дорогу — все сомнения разом исчезли. Теперь их ничто не отделяло от пустыря, где никто не сможет их увидеть и помешать.

Вера снова захныкала и Марго уже не стесняясь никого и ничего — ударила ее по лицу. Толку от этого было мало — девочка лишь еще громче стала захлебываться слезами, но Марго испытала удивительно приятные ощущение. У нее была власть. Она могла делать с Верой все, что заблагорассудится и, черт возьми, это было приятно. Перед глазами всплыл образ Ильи Валерьевича и Марго улыбнулась ему, — а на самом деле сама себе, — ах, если бы он только мог сейчас ее видеть.

Чем дальше они уходили в заросли сорной травы и всяких обломков, старых покрышек и сломанных телевизоров — тем хуже было слышно город. Казалось, они не шагали, а перемещались во времени. Но вовсе не в прошлое, а куда-то наоборот в далекое будущее — во времена, когда человеческой цивилизации пришел конец и о ее существовании напоминали лишь всякие безделушки, вроде календаря за две тысячи шестой год.

Марго понравился этот апокалиптический образ. Она усмехнулась собственным мыслям и глянула на Веру, чье лицо уже раскраснелось от слез, а зеленые сопли липкими паутинами свисали из носа.

И тогда Марго поняла — пора.

Она огляделась. Попыток у нее, конечно, было сколько угодно, но хотелось расправиться с этим делом быстро, без особой грязи. Раз и готово. И как раз в этот момент на глаза ей попался обломок кирпича.

Марго снова опустилась на корточки. Утерев Вере лицо, она проговорила самым елейным голосом, на который только была способна:

— Ну вот, мы почти пришли. Ты главное не плачь, сейчас увидишь папу. Но сначала — закрой глаза и не открывай, пока я тебе не скажу, договорились? Это такая игра. Закроешь глазки, а когда откроешь — папа уже будет тут. Здорово, правда?

Вера неуверенно кивнула и Марго поцеловала ее в щеку, ощутив на губах соленый привкус слез.

Девочка закрыла глаза, а Марго выпрямилась и стараясь не слишком шуметь подошла к тому самому обломку кирпича, что успела заприметить. Он оказался ощутимо тяжелее, чем выглядел. Марго решила, что так оно даже к лучшему.

— Сейчас-сейчас, уже почти, — проговорила она, подходя к Вере сзади. — На счет три — открывай глаза. Раз… два… три.

Замах. Глухой звук удара. Вера театрально повалилась на колени, а потом упала лицом в пыль. Марго сообразила, что негромкий щелчок, который она услышала — был не чем иным, как хрустнувшим черепом малютки под ударом кирпича. И, словно в подтверждение этому, над головой Веры, будто нимб у святого, растеклась небольшая лужица крови.

Всем нам приходится расплачиваться за грехи отцов. Марго была уверена, что малышка, — а точнее ее «будущая ипостась» как выразился бы Илья Валерьевич, — простила бы ее и даже поняла. Марго просто сделала то, что было должно. В каком-то смысле, Вере даже стоило испытывать благодарность. Она никогда не станет старше, не познает боли и разочарования, из которых соткана вся человеческая жизнь. Не каждому человеку так везет.

Кинув кирпич в сторону, Марго приблизилась к Вере. Ткнув ее в бок носком ботинка, чтобы убедиться уже окончательно, она вздохнула и подняла ребенка на руки.

Тело девочки, казалось, совсем ничего не весело. Легка, словно пушинка, она показалась Марго даже легче, чем пресловутый обломок кирпича, забравший ее жизнь. Быть может — чистая и непорочная душа Веры уже успела покинуть тело, и оттого то оно ощущалось таким невесомым, полым?

Опустив тело в особо буйные заросли травы Марго лишь тогда заметила на шее у Веры родинку, в том же самом месте, что и у отца. Удивленная этим чудом наследственности, Марго коснулась уже остывающей кожи девочки пальцами в последний раз — прощаясь. А следом накидала поверх тела всякого мусора, что нашла поблизости и критично оглядела проделанную работу. Если не знать, что здесь лежит чей-то хладный трупик — так и не догадаешься.

Марго усмехнулась, довольная проделанной работой. Отряхнув руки, — они больше не казались ей какими-то несуразными, — и бросив последний взгляд на серое безмолвие пустыря, она неспешно отправилась к себе домой. Очень уж хотелось согреться и выпить горячего чая.