Конан и философский камень (джен)

В следующей палате было настолько темно, что вообще ничего не было видно. Однако стоило кладоискателям сделать несколько шагов, как комнату внезапно залил яркий свет.

Перед Конаном, Субудаем и Малаком открылась совершенно квадратная комната, пол которой был расчерчен на чёрно-белые клетки. Перед ними стояли ряды чёрных каменных статуй — воинов, королей, вельмож, всадников, боевых слонов и каких-то башен. Вдоль другой стены палаты были выставлены такие же, только белые.

— Это что, гробница кхитайского полководца? — спросил гирканец. Конан мог только пожать плечами.

Троица попыталась миновать каменное воинство и пройти дальше, но внезапно фигуры зашевелились. Кони стали рыть копытами землю, слоны затрубили, воины грозно забряцали мечами, а один и вовсе замахнулся им на Малака.

— Да когда же это всё наконец кончится?! — взорвался заморанский жулик. — И что, что это вообще такое?!

Конан внимательно оглядел два ряда статуй. Потом — клетчатый пол. И тут до него дошло.

— Я знаю, на что это похоже. Есть на востоке игра, название которой по-хайборийски звучит как "Король умер". В неё надо резаться такими же белыми и чёрными фигурками на таком же поле. Выиграл тот, кто загонит вражеского короля — вон того низенького пузана — в угол так, чтобы тот не мог двинуть ни рукой, ни ногой. Как в жизни, — усмехнулся киммериец.

— Впервые про такую слышу, — сказал Малак. — И что нам теперь с ней делать?

— Я думаю, сыграть. И выиграть, — дал варвар самый очевидный ответ. — Мне приходилось играть в "короля" в Туране, в Иранистане, в Вендии, а уж в царстве Косала, где эту игру придумали, я проигрывал детям. В этом подземелье детям делать нечего, так что шансы у нас хорошие.

— Тогда тебе водить, Конан, — сказал ему Субудай. — Знать я про такую забаву знаю, но в Гиркании в неё играют только ханы — да и то не все. А мне милей кости да бабки.

— И что теперь делать? — снова начал нервничать Малак.

— Я думаю, стать фигурами самим.

Конан не без труда, но растолковал сообщникам правила, насколько понимал их сам. Затем подошёл к башенке — или "ладье", как её называли в Косале, и встал на её поле. Ладья отъехала куда-то в темноту.

— Выбирайте себе фигуры, — окликнул варвар компаньонов. Субудай, как истинный гирканец, подался в кони. Малак, малька покумекав, занял должность слона.

Партию в "короля" начали, по древнему обычаю, белые, выдвинув со стороны короля одного из воинов — "пешек". Они уверенно пёрли вперёд и едва не обрушили чёрным весь левый фланг, но Конан сумел-таки выстроить линию обороны для чёрного короля и вывел из игры слонов и ладью противника. Малак, как самый бестолковый игрок, просто закрыл глаза в тихой панике и ватными ногами ходил по доске, куда ему говорят. Субудай радовался, что после охоты на ключи собрал все стрелы.

Битва была не менее жестокой, чем любое сражение воинов из плоти и крови. Вскоре большую часть фигур стащили с доски для "короля" по тёмным углам залы. Белые оказались в затруднительном положении, но и чёрным "союзникам" Конана пришлось несладко — они потеряли королеву. Игра застопорилась: киммериец оглядывал клетчатое поле боя взглядом матёрого наёмника, думая, куда бы нанести удар, чтобы самим критически не подставиться. И не видел таких выигрышных мест.

— Мы можем задавить их короля одним ударом, — обратился он к соратникам. — Для этого нужно, чтобы королева ушла в сторону, оставив его без защиты. Но кто-то из нас должен рискнуть.

— Чем и как? — встревожился Субудай.

— Подставиться под удар королевы. Сейчас белый король торчит в куче пешек и ему некуда будет деться от чёрных, — мрачно сказал киммериец.

— И кто из нас должен полечь костьми? — спросил Малак.

— Решит жребий. Малак, давай свой мешок. Кто вытянет рогатку — тому и пропадать. Если остальные вернутся с философским камнем — то при нужде смогут его воскресить.

Все три "фигуры" стояли близко друг от друга, поэтому жребий тянуть было удобно. Рогатку вытянул Субудай.

— Так тому и быть, — печально сказал гирканец. — Если эти идолы меня убьют, вынесите потом моё тело в чистое поле и сложите погребальный костёр по всем правилам, чтобы Четыре Ветра унесли меня в зелёную долину вечной весны. Там все мои сородичи — они погибли в кровавой распре, когда я был ещё юным.

Субудай шагнул на три клетки вперёд и вбок, бесстрашно глядя в лицо каменной белой королеве. Та метнулась к нему и возложила руку на его спутанные чёрные волосы. Воин-гирканец издал глухой стон и упал как подкошенный.

Конан вспомнил, как когда-то Субудай вместе с ним предавал огню тело Валерии, которая точно так же разменяла свою голову на его жизнь. Но киммериец не был бы собой, если бы поддался тоске, и он решительно прошагал оставшиеся ему до победы пару клеток. Белый король, оказавшийся в безвыходном положении, пал на каменные колени и бросил под ноги Конану свой венец. Белые фигуры, грохоча каменными стопами, разбредались в стороны.

— Доволен небось, что хоть в игре это увидел?! — сказал Малак, на котором лица не было.

— Лучше посмотрим, что с ним, — варвар подошёл к Субудаю, которого стащили с доски вместе с чёрными, нагнулся, взял в руки его голову, приоткрыл глаза и выдохнул с облегчением.

— Он жив. Но в каком-то зачарованном сне. Когда в наших руках будет камень, то с этим легко будет совладать.

— Уже не верится, — сказал Малак. — Пойдём отсюда, пока эти каменные бабы не вернулись.

Из-за следующей двери на двух оставшихся кладоискателей дохнуло вонью.

В коридоре лежала серая обезьяна — огромный взрослый самец, который один на один заломал бы Конана и глазом не моргнул. Но кто-то другой уже убил обезьяну. И убил заклятием, а не оружием — судя по скрюченной позе двуногого зверя и по гримасе невыразимого ужаса и боли на его клыкастой харе.

— Это был Северус, — рассудил варвар. — Больше некому.

Перед следующей дверью — да сколько их ещё будет, этих дверей!!! — Конан взялся за меч, а Малак — за кинжал, стараясь не представлять себе, кто и что там может сидеть. Но они увидели только безобидный с виду столик с бутылками фигурного и цветного кофийского стекла.

"Здесь и отдохнём", — подумал варвар, но стоило ему приблизиться к самым заманчивым бутылочкам, как в дверях палаты вспыхнули языки противоестественного фиолетового пламени, отсекая им путь и вперёд, и назад. Западня захлопнулась.

— Кошмар! — выдохнул Малак. — Хоть выпьем с расстройства, что ли?

— А вдруг там отрава? Северуса нам расхваливали как доку в ядах, — сказал ему киммериец, но тут вдруг обратил внимание на пергамент, пригвождённый к столу.

— Так... Так... "Впереди опасность, то же позади, но две из нас помогут, ты только их найди. Одна вперед отправит, еще одна — назад, в двух — вино всего лишь, а еще в трех — яд"... Да это какая-то загадка! — пришлось опять капитально наморщить ум, что давалось варвару не так уж и легко.

Малак тоже пробежался взглядом по пергаменту, уточняя условия задачи. Выяснилось, что яд находится строго слева от вина, но самая большая и самая маленькая бутыль безопасны. Снадобья и зелья в крайних бутылках не помогли бы одолеть проклятое пламя по дороге вперёд. Во втором сосуде слева и во втором справа было налито одно и то же...

— Чепуха какая-то, — начал кипятиться Конан, тоже порядком уставший от волшебных хитросплетений. — Я бы просто кидал по очереди эти бутылки в фиолетовый огонь, и если от какой-нибудь он испарится...

— Погоди ты, — пробурчал Малак. — Мне это напомнило одну поучительную историю. Как-то раз в Хауране меня приговорил к смерти судья, который был большим любителем шарад и головоломок. Он всегда приговаривал, что раз смертник достаточно умён, чтобы их разгадать, то бесспорно заслуживает помилования. И меня запустили в комнату, где точно так же стояли семь пузырьков. И точно так же среди них был спрятан яд, судороги от которого поистине выворачивают жертву наизнанку...

— Нашёл время байки травить, охотник на живых ключей, — отвернулся варвар.

— Где же я там определил яд... — гнул своё заморанец. — Ага! Значит, эти вперёд, эти назад, а эти так себе... Если моя чудодейственная память мне не изменяет, то вперёд нас пропустит вот этот, самый маленький горшочек!

Конан посмотрел на Малака, как на одержимого. Но ничего более разумного у него уже предложить не получалось.

— Ну допустим, — тяжёлым голосом сказал киммериец. — А как отсюда выбраться назад?

— Самый толстый пузырь. Крайний правый. Но учти — в бутылке, что поведёт нас вперёд, снадобья ровно на один глоток!

"Была не была", — подумал варвар-наёмник и взял бутылочку. Она действительно могла два раза поместиться в широкой киммерийской ладони.

— Мне почему-то кажется, что ты не в обиде, — сказал он Малаку.

— Знаешь — да, — ответил тот. — После... вот этого вот всего... всего вот этого вот... я уже не решусь идти вперёд. Моя шкура мне была, есть и будет дороже! А у тебя есть какое-то более важное дело, чем золото, раз ты готов ради него рваться за камнем, несмотря ни на что. Возможно, скоро оба мы уснём вечным сном в этом паршивом подвале, так что можешь открыться мне — зачем?! Зачем ты это затеял?!

— Была девушка. Мы влюбились друг в друга. Потом она спасла мне жизнь. А потом убили её саму. Убили таким ядрёным чёрным чародейством, что наш колдун разводил руками. Оставалось только возложить её на погребальный костёр, — коротко изложил всю историю Конан. — Камень нужен мне, чтобы наконец ей отплатить.

— Могу только пожелать тебе удачи, — тихо сказал Малак.

— Теперь делаем так. Я иду вперёд, будь там хоть все демоны Стигии, и делаю, что должен. Ты вернись туда, где мы оставили Субудая, и ожидай там. Ах да... Которые тут бутылки с вином? — спросил варвар.

Заморанец показал.

— Возьми их с собой — по одной на брата. Говорят, что старое вино из Пуантена так крепко шибает в нос, что способно пробудить даже от колдовского оцепенения. Может, и Субудай очнется?

— А как ты будешь возвращаться за нами?

— Если я прикончу Северуса, то, скорей всего, и чары его иссякнут. А ты думал, в песнях и сагах зря поют про то, как рушится злодейский замок или храм? Огня здесь уже не будет.

Конан сделал глоток и шагнул вперёд, к неверным фиолетовым огням. Всё нутро киммерийца ожгло холодом, как если бы он проглотил ледяную глыбу с вершин Нордхейма. В юности он как-то пытался это сделать на спор с одним знакомым асиром, и дело едва не кончилось худо.

— И только попробуй выпить мою долю! Я из любых адских вертепов тебя достану! — крикнул он вслед Малаку, который двинулся в противоположном направлении.

Теперь Конану предстояло идти и сражаться в одиночку. Готовясь к самому худшему, он как можно быстрее двинулся через фиолетовое пламя, но не чувствовал ничего, даже щекотки. И кончилось оно быстро.

И тут киммериец увидел то, чего вовсе не ожидал.

Перед ним стоял Квиринус собственной персоной.