Просто дыши (гет)

В больничной палате Крюка было тихо — накануне его отцепили от всех механизмов, и он наконец-то хорошо отдохнул. Изголовье кровати было поднято, и лицо Крюка было отвернуто от дверного проема к окну, выражение его лица было безмятежным, пока он спал.

Эмма остановилась в дверях, наблюдая за ним, удивляясь тому, каким молодым и невинным он выглядел, когда не донимал её до чертиков.

— Поцелуй, — стонал предположительно спящий пират, и она задалась вопросом, не спал ли он все это время.

— Ты собираешься говорить это каждый раз, когда я вхожу в комнату? — спросила Эмма, захлопнув дверь бедром.

Крюк медленно повернулся и посмотрел на нее с преувеличенным разочарованием на лице.

— Я не могу поверить, что ты стала заложником поцелуя умирающего человека.

Она закатила глаза.

— Ты не умираешь.

Он слегка пошевелился, поморщившись.

— Ты обещала поцелуй. Пираты не нарушают обещаний.

— С каких это пор? Ты лгал, когда я встретила тебя. Разве ложь не является своего рода правилом номер один во всем пиратском кодексе поведения? — она бросила куртку на край его кровати и схватила стул, который стал её вторым домом во время его пребывания в больнице.

— Ложь и обещания — две разные вещи, любимая.

— Ну, ты что-то забываешь — я не пират.

— Ты больший пират, чем ты думаешь, Свон.

— А кто сказал, что я нарушила своё обещание? — она схватила журнал с тумбочки и начала его листать.

Он крякнул, протянул руку и схватил журнал.

— Придёшь ещё?

Она откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Разве ожидание не является частью острых ощущений? Я целую тебя, ради чего тебе осталось жить?

Он медленно облизнул нижнюю губу, и она изо всех сил старалась сохранить выражение лица. Она понятия не имела, как мужчина в выбеленном больничном халате и с пятидневным изголовьем мог выглядеть опасным.

— Я уверен, что мы можем придумать что-нибудь ещё, — сказал он с ленивой ухмылкой. — Повышай ставку. Если да, то я в игре.

* * *

— Ты что делаешь, Свон? — спросил Крюк, прислонившись к дверному проему её спальни.

— Мне нравится, чтобы всё было просто, — объяснила она, опуская кровать и направляясь обратно к пирату. Она предложила ему свое плечо и поддержку, когда он, хромая, подошел к кровати и со вздохом опустился на землю.

Она не учла лестницу, когда решила, что ее спальня — лучшее место, чтобы держать его, пока он выздоравливает вместе с ней и ее семьей. Это был десятиминутный подъем, и она боялась, что они не смогут его закончить, поскольку он останавливался на каждом шагу, чтобы отдышаться. Возможно, ей следовало вместо этого отдать ему диван, и тогда ей не пришлось бы отказываться от своей кровати, но казалось, что это последнее место, куда следует положить парня, который спас её сына и чуть не погиб при этом.

— Просто? — спросил Крюк, оглядевшись вокруг и заглянув в ее комнату. — Однажды я знал монаха — веселого парня, постоянно пьяного, — который дал обет бедности. Думаю, у него было больше вещей, чем у тебя.

Она проследила за его взглядом и сама осмотрела комод без всяких безделушек, журнальный столик с лампой и книгу, которую она никогда не собиралась дочитывать. На стенах висели картины, но это были фотографии Мэри Маргарет, и она никогда не уделяла им больше внимания, чем мимолетным взглядом. Она думала об этом месте как о своем доме, возможно, пришло время ей начать вести себя так же. Она немного всё поменяла: повесила фотографию на комод, убила растение на подоконнике. Она думала перестать жить так, как будто она была той Эммой, которая не могла пустить корни и доверять людям.

Должно быть, она была слишком тихой, потому что Крюк внезапно ворвался в её мысли:

— Свон?

Она покачала головой, чтобы прояснить ситуацию и проговорила:

— Извини.

Она подождала, пока он поднимет ноги, а затем развернула одеяло, фактически укрывая его. Она старалась не смеяться над тем, насколько сюрреалистической стала её жизнь.

— Я принесу сюда телевизор. Это улучшит ситуацию?

Его лицо просветлело и он уточнил:

— Коробка с движущимися картинками?

Она вздохнула:

— Да, коробка с движущимися картинками.

— Полагаю, этого будет достаточно.

— О, ты думаешь?

* * *

— Что вы, ребята, задумали? — спросила Эмма с порога.

— Пиратские фильмы, — объяснил Генри, запихивая в рот пригоршню попкорна.

Крюк поерзал на куче подушек, сложенных между его спиной и изголовьем. Он вздрогнул и слегка застонал от явной боли, а Эмма боролась с желанием спросить, в порядке ли он. Он выписался из больницы всего неделю назад и, хотя и не на сто процентов, выздоравливал, и это было всё, что для неё имело значение. Спросить его восемь тысяч раз в день, в порядке ли он, сведет их обоих с ума.

Генри сидел рядом с пиратом, вытянув ноги и скрестив лодыжки на одеяле, которое дала ему Мэри Маргарет. Ей следовало сказать ему, чтобы он снял кроссовки с её кровати, потому что это казалось маминской фразой, но у неё не хватило духу придираться к нему после того, как она потратила столько времени, чтобы вернуть его. Содержимое холодильника, казалось, было разбросано по кровати и тумбочкам. Судя по разбросанным по полу фантикам, они, видимо, уже давно были на своем маленьком киномарафоне.

Крюк прищурился к телевизору, на его лице появилось растерянное выражение:

— Неужели ваша земля действительно думает, что мы только и делаем, что пьем ром и суетимся?

Она повернулась и положила руки на бедра, глаза сузились.

— Серьезно? — спросила она.

Посмотрев вниз, ерзая с потертым краем одеяла на коленях, он пробормотал себе под нос: «Я понял».

— «Пираты Карибского моря», — указал Генри на телевизор, и когда фильм подошел к концу, начали идти титры: «Первый, со скелетами-пиратами».

— Понятно, — ответила Эмма, наклоняясь, чтобы подобрать белье, разбросанное по полу. Удивительно, как работает мужской разум: одна неделя в современном мире, и они тут же возвращаются в неряшливый режим.

— Воробей всегда был немного шутом и нелепым шоуменом, — сказал Крюк с полным ртом попкорна, — но я не припомню, чтобы он был таким идиотом.

— Воробей, — пробормотала Эмма. — Как в «Капитане Джеке Воробье»?

— Да.

— Они были друзьями, — сказал Генри, и Эмма поборола ухмылку, глядя на то, как он имитировал акцент Крюка.

— Не товарищи, парень, знакомые. У тебя, как у пирата, гораздо больше знакомых, чем приятелей.

— Держи друзей близко, а врагов еще ближе, — сухо сказала Эмма.

— Именно. Это у тебя пиратский ум, Свон, как бы ты ни старался это отрицать.

— Нет, — поправила она. — Что у меня есть, так это сверхъестественная способность цитировать практически любой фильм, который я видела. Эта цитата была из «Крестного отца». Тот, который нам придется смотреть без Генри.

— Эй! — Генри прервал её.

— Слишком жестоко, малыш.

— Хорошо, следующий! — Генри бросил миску с попкорном на колени Крюку и скатился с кровати, чтобы сменить DVD. — "Принцесса-невеста", — прочитал он на обложке, открыл обложку и вытащил диск.

— О, мне нравится это название, — сказал Крюк, и Эмма поняла, что оно адресовано ей. Она встретилась с ним взглядом, он подмигнул, а она закатила глаза, надеясь, что он не увидит, как покраснели ее щеки.

— Это один из любимых фильмов моей мамы, — сказал Генри, не обращая внимания на молчаливый разговор между пиратом и его матерью.

— Это так? — спросил Крюк.

— Он неплохой, — сказала она, перекладывая белье на руках. — Кстати, приятель...

— Да, любовь моя?

— Завтра я научу тебя пользоваться стиральной машиной, — она взглянула на стаканы, оставляющие кольца на столе, и миски с растаявшим мороженым, и поморщилась. — И посудомоечной машиной.

На его лице расплылась медленная улыбка:

— Не могу дождаться.

Генри рассмеялся.

— То же самое касается и тебя, приятель, — добавила она, выходя из комнаты. — То, что добрый капитан восстанавливается после столкновения со смертью, не означает, что мы внезапно оказались в свинарнике.

Громкий стон раздался со стороны Генри: — Но… мама… — после чего парень последовал за ней вниз по лестнице, и ей понравилось, как прозвучали её слова — как правило.

Эмма уже начала слышать звуки фильма, когда она поднималась по лестнице после запуска стиральной машины. Диалог был ей настолько знаком, что она могла практически разыграть сцену, в которой всё происходило.

— Как пожелаешь, это все, что он ей сказал, — нежный голос Питера Фалька эхом разнесся из её комнаты.

Она замерла на ступеньках.

— О, нет, — выдохнула она, бросаясь к двери.

Она прибыла как раз в тот момент, когда в повествовании появилась фраза, от которой у нее всегда останавливалось сердце:

«В тот день она была поражена, обнаружив, что, когда он говорил: «Как пожелаешь», он имел в виду: «Я люблю тебя».

Лицо Крюка было бледным, когда он смотрел фильм, выражение его лица было зеркальным отражением её, в этом она была уверена.

— Умение запоминать фильмы? — спросил он практически шепотом, и она кивнула.

Он сглотнул.

— Почти каждую строчку? — спросил он, и она снова кивнула.

— Черт возьми, — сказал он так тихо, что она почти не расслышала.

Она развернулась на каблуках и выбежала из комнаты. Она была на кухне, расхаживая, и в это время чайник, который она поставила, начал нагреваться. Ей следовало воспользоваться микроволновой печью, но ей нужно было время, чтобы вода закипела, чтобы собраться с мыслями.

Крюк не сильно отстал, и она не удивилась, когда он, хромая, вошел на кухню, явно запыхавшийся после спуска по лестнице. Она почувствовала укол вины — она знала, что он последует за ней, и ей следовало хотя бы подставить ему плечо для поддержки.

Эмма поспешила вокруг стойки, выдвигая для него табуретку, на которую он со вздохом сел. Опустив голову на минуту, он провел рукой по бинтам, все еще обернутым вокруг его груди и раны, которая чуть не убила его. Она затаила дыхание, ожидая услышать какие-нибудь явные признаки того, что его дыхание ухудшилось, что он, возможно, подхватил инфекцию, пневмонию или что-то в этом роде. Её разум прокручивал миллион вещей, которые всё еще могли пойти не так из-за его травмы.

— Расслабься, Свон, — сказал он сквозь стиснутые зубы. — Просто немного отвык от всей этой ерунды.

Её плечи расслабились, и она поборола желание протянуть руку и ощупать его лоб на предмет лихорадки.

— Я знаю, мне пора расслабиться, да? — сказала она, криво скривив губы.

— Расслабляться? — спросил он, и на его лбу появилось недоумение.

— Это то, что сказал бы мне Генри: «Боже, остынь, мама».

— Ещё одно твое непонятное высказывание, любимая?

Она закатила глаза и ухмыльнулась.

— Да, это так.

— Да? Ты смеешься надо мной?

— Может быть, — подмигнула она.

Чайник начал свистеть, и она поспешила снять его с плиты. Взяв две кружки, она поставила чайник на островок рядом с огромным ассортиментом изысканных чаев Мэри Маргрет, которые она хранила в до боли милой корзинке с клетчатой ​​подкладкой и кружевной каймой из салфетки. Выбрав два пакетика своего любимого напитка, она разложила их по кружкам и поставила одну перед Крюком.

— Что? Никакого рома? — предсказуемо спросил он, и она покачала головой.

— Не бойся, приятель. Никакого рома со всеми этими обезболивающими и антибиотиками.

— Чепуха, по моему мнению. Ром действует так же хорошо, как и все ваши модные лекарства.

Он склонился над кружкой, лениво помешивая в ней ложку, пока насыпанный им сахар растворялся и чай заваривался.

— Ром притупляет боль, а не лечит её, — сказала Эмма, изучая Крюка, когда он сидел напротив неё.

Его крюк находился в ящике прикроватной тумбочки в её комнате, но он настоял на том, чтобы носить такелаж, закрывающий его культю — он стал необычно тихим в больнице, когда она спросила его, почему он чувствует необходимость скрывать это, но она не стала торопиться с этим вопросом. Он также носил толстовку с капюшоном и длинными рукавами поверх футболки, которая, по её мнению, предназначалась скорее для того, чтобы скрыть кожаные ремни, обвивавшие его руку, чем для того, чтобы помочь согреться. Добавьте сюда серые спортивные штаны, принадлежавшие Дэвиду, и она с удивлением обнаружила, что ей не хватает кожаного плаща и яркой рубашки. Он выглядел совсем по-другому в «крестьянских одеждах», как он их называл, — такими обнаженными и уязвимыми.

— Я бы смирился с болью в любой день, любимая, — сказал он, поднимая голову и встречаясь с её взглядом. Её всегда поражало, насколько его глаза синие… и какими грустными они были, когда она находила время, чтобы не обращать внимания на ухмылку и чванливость.

— Капитан! — позвал Генри сверху. — Ты вернешься?

— Меня вызвали, — рассмеялся Крюк.

— Спасибо, что веселишься с ним.

— Он? Он потешает меня, девочка. Я бы сошел с ума, если бы не ты и твой сын. Спасибо, что дали мне приют, хотя я уверен, что не сделать этого было бы гораздо легче.

— Ты спас Генри — ты можешь оставаться здесь столько, сколько захочешь.

Он поднял бровь.

— Я имела в виду «надо» — до тех пор, пока тебе это нужно.

— У меня столько же потребностей, сколько и желаний, Свон, — его голос понизился на октаву, а выражение лица стало чистым, и она, не дрогнув, встретилась с его взглядом.

— У меня тоже.

Она задавалась вопросом, есть ли особые способы заставить пирата покраснеть.

Она дала ему пару секунд, чтобы поерзать, прежде чем сменить тему:

— Итак, этот фильм…

— Да, — Крюк выглядел облегчённым. — Тот фильм.

— И эта фраза. Совпадение, да?

Он кивнул, опустив глаза, теребя край манжеты своей толстовки. Её детектор лжи зашкаливал.

— Полное совпадение.

— Ничего не значит.

— Чертова романтическая чепуха, по моему мнению.

На этот раз он посмотрел вверх, на потолок. Хорошая попытка, приятель, подумала она.

— Рада видеть, что мы на одной волне, — сказала она, и что-то странное поселилось в её груди — как будто ей хотелось плакать и смеяться одновременно.

— Мама! — Генри прервал его.

— Одну секунду, малыш! — кричала она в ответ.

Она взяла обе кружки и пошла к лестнице, но остановилась и оглянулась на Крюка, который следовал за ней в нескольких шагах.

— Знаешь, ты сегодня не спросил, — сказала она.

— Что не спросил?

— Свой поцелуй.

Края его рта изогнулись в улыбке, но выражение его лица не стало ужесточенным, как обычно, когда он собирался превратиться в капитана Иннуэндо. Он сделал шаг вперед, как будто приглашал её потанцевать на выпускном и нервничал, что она откажется.

— А ты бы хотела?

Она переминалась с одной ноги на другую, внезапно почувствовав себя подростком, влюбленного в школьника.

— Возможно, — сказала она, пожав плечами. Она надеялась, что это выглядело гораздо более беспечно, чем казалось.

— Возможно? — повторил он, и она кивнула.

Он наклонился, его теплое дыхание коснулось её лица. Он наклонил голову, убрал волосы с её плеча и провел большим пальцем по её щеке. Она закрыла глаза и задержала дыхание.

— Как пожелаешь, — прошептал он, когда его губы коснулись её губ.