Carry You Home (джен)

Примечания:

Честно говоря, именно эта часть повлияла на моё решение взяться за перевод: я всё ждала, когда Винду подойдет к трупу и скажет: "Скайуокер, ты опять сделал всё по-своему, тебе вообще ничего доверить нельзя". И Оби-Ван такой: "А я ему говорил тоже надеть жилет, но нет, он же самый умный." Джедаи, кстати, прилично себя ведут: если бы они знали, как он восстановит равновесие, то порвали бы баян на поминках. Даже Оби-Ван наверно не отказался бы от водки и кутьи, хотя петь и плясать бы не стал, потому что это неприлично.

Оби-Ван не знал, сколько времени занял полёт до Храма, он лишь ощутил мягкий, глухой удар при посадке, а свет, хлынувший в открывшиеся двери, едва не ослепил его. Оби-Ван поднялся со скамьи и, выйдя из корабля вместе с Асокой, часто заморгал из-за светившего прямо в глаза солнца. Пятёрка и Джесси снова встали у дверей часовыми.

Сила всё так же вопила от боли, как это было с... того самого момента, и он не понимал, почему не изменился Свет Храма, когда угасло самое яркое пламя в Силе.

Он отметил, что тогруты нет рядом, и уже начал паниковать, когда обнаружил её в объятиях Рекса, который бормотал слова утешения расстроенному падавану (она ведь больше не падаван: её мастер умер, теперь она сирота).

Их встречали Мейс Винду, Пло Кун и Йода. Они ожидали увидеть труп, но не тот, который им предъявят.

Оби-Ван направился к ним, чувствуя, как щиты скрывают истинные эмоции мастеров, но на их лицах была одинаковая страдальческая мина, кроме Винду — тот выглядел более злым, чем обычно.

— Нечто ужасное мы ощутили, — заговорил Йода заунывным голосом, — боль распространилась в Силе.

— Да, магистры, — ответил Оби-Ван, будучи не в состоянии поднять глаза. Все посмотрели на тело в его руках, продемонстрировав общую скорбь.

— Идёмте, — начал давать указания Мэйс. — Почему бы не отнести рыцаря Скайуокера в морг, а затем вы и падаван Тано отчитаетесь перед Советом.

Оби-Ван кивнул и пошёл за Асокой.

___________________________________________________________________________

— Итак, вы утверждаете, что Хардин не пытался стрелять в вас, несмотря на то, что вы были на открытом пространстве?

— Так точно, мастер Тийн.

Взгляд Оби-Вана метнулся к своему пустому креслу: он сейчас стоит перед остальными членами Совета. Присутствуют все — кто-то лично, кто-то в виде голограммы.

— Что он сказал, когда вы его поймали? — спросила мастер Галлия.

— Сказал, что сепаратисты заплатили ему в три раза больше за убийство Энакина, — он почувствовал, как задрожал его голос на имени Энакина, и был благодарен Совету за то, что они проигнорировали это проявление слабости.

— Что наталкивает на вопрос: означает ли это, что сепаратисты знали о нашем плане? Если да, то каким образом? — спросил Ки-Ади.

— Я вам скажу, каким образом: налицо утечка данных, — заявил Иит Кот, после чего в Совете разразился яростный спор, все начали переговариваться друг с другом.

Это продолжалось, пока мастер Йода не постучал о пол своей тростью.

— Переговариваться друг с другом мы не должны. Ни к чему это нас не приведёт. Ужасной трагедией смерть Скайуокера является. Большая потеря это. Скорбит Сила. Скорбим мы. Но восстановить равновесие мы должны.

— Я согласен, мастер, — добавляет Мейс. — Также на кону статус Избранного, присвоенный Скайуокеру, независимо от от того, верите ли вы в пророчество.

— Я считаю, тут есть два возможных варианта: либо смерть Скайуокера косвенно повлечет за собой равновесие, либо он никогда не был Избранным — предположил Оппо Ранцизис.

Совет продолжил спор, но Оби-Ван больше не слушал и не думал о них. Какая разница, будет ли исполнено пророчество, когда рыцарь-джедай и один из лучших генералов Республики мертв?

Его любимого падавана и друга больше нет, а они, похоже, беспокоятся только о грёбаном пророчестве.

Он направился к выходу из Зала Совета.

Должно быть, Кит Фисто заметил это первым и спросил:

— Оби-Ван, ты куда?

— Досточтимые магистры, мне очень жаль, но в данный момент я не могу найти в себе силы беспокоиться о том, как повлияла смерть моего падавана на пророчество.

Он ощутил спиной сочувственные взгляды.

— Оби-Ван, извини, что мы... отвлеклись, но нам бы хотелось завершить допрос, — попытался остановить его Пло Кун.

Кеноби остановился в дверях и оглядел сидящих в зале.

— Задание уже с треском провалилось, и я не вижу смысла в дальнейшем его обсуждении. Прошу меня извинить, но теперь у меня есть более важные дела.

Он обернулся и увидел Асоку.

Твою ж мать.

— Какое задание?

— ...Асока, я тебя не заметил.

— Ответьте мне.

Поколебавшись, он продолжил:

— Не так я хотел сообщить тебе об этом, но...

— Сообщить о чем?

Оби-Ван огляделся.

— Пошли в мои апартаменты, — и Асока последовала за ним.

____________________________________________________________________________________

Оби-Ван никогда не задумывался, как много в его комнате вещей, напоминающих об Энакине.

Отголоски присутствия его падавана напоминали стенания умирающих духов. Асока тоже их ощутила и прерывисто вздохнула.

Были и материальные следы: тут гидроспаннер, там полусобранный дроид.

Пока он застыл в дверях, охваченный воспоминаниями, Асока прошла мимо и плюхнулась на диван.

— Моё терпение закончилось, Оби-Ван, вам лучше сказать сейчас, — заговорила она совсем как Энакин, и сердце Оби-Вана сжалось.

Он прошёл в комнату и сел рядом с ней.

— Стрелять должны были в меня.

Её внимательный взгляд наполнился сочувствием.

— Оби-Ван...

Он жестом остановил её.

— Нет, — продолжил он, поднимаясь с дивана, расстёгивая ремень и снимая верхнюю робу, чтобы продемонстрировать пуленепробиваемый жилет. — Я буквально был тем, в кого должны были стрелять.

Он видит, как на её лице сменяется множество эмоций, и последняя из них — смутный гнев.

— Совет узнал о плане похищения канцлера, — начал рассказывать Оби-Ван, сняв жилет и бесцеремонно швырнув его на пол, после чего снова надев верхнюю одежду, исключительно ради приличия. — Они хотели внедрить шпиона в ряды сепаратистов, поэтому анонимно наняли Рако Хардина — охотника за головами, которому, по слухам, нужна была работа. Он должен был застрелить меня. Однако сепаратисты, похоже, добрались до него первыми и предложили гораздо больше за его... услуги.

Асока смотрела на него, часто моргая.

— Подождите, значит... он должен был выстрелить в вас, и что потом?

Оби-Ван уже оделся, но продолжал стоять.

— Я должен был сымитировать собственную смерть и заменить Рако Хардина.

— А нам рассказать вы собирались?

— Нет. Ну... мы почувствовали, что... реакция Энакина должна была сыграть решающую роль в придании правдоподобности моей... моей смерти.

Асока уставилась на него, раскрыв рот. Она застыла от изумления, но встряхнулась, недоверчиво усмехнувшись.

— То есть вы собирались вот так... манипулировать нами? Я знаю, что чувствую сейчас, но даже не представляю, ка-как бы он перенёс твою смерть. И-и ты собирался заставить нас в это поверить? — она поднялась и направилась к нему. — Этого не может быть!

— Асока, я...

— Нет! Не вздумай оправдываться. Из-за вашего дебильного грёбаного плана и ваших дурацких грёбаных тайн Энакина убили! — она тяжело дышала и оскалилась, обнажив клыки.

Полное опустошение, царившее внутри него, должно быть, частично отразилось на его лице, потому что гнев Асоки уступил место ужасу и недоверию.

— Как вы могли? — она развернулась и вышла.

Если её предыдущие обвинения были мелкими ножичками, то последнее, исполненное мучений, стало выстрелом бластера в грудь.

О, разве в этом нет трагической иронии?

_________________________________________________________________________

Оби-Ван подходил к квартире Падме, и его ноги словно увязли в зыбучих песках, а ужас возрастал. Он знает, что Энакин и Падме близки, то есть были близки (ближе, чем следовало, как он подозревает), поэтому новость станет для неё ударом.

Он сомневается, сможет ли выносить чужое горе, уже захлебываясь в своём.

Дойдя до двери и подняв кулак, чтобы постучать, он испытал нерешительность: должен ли именно он — тот, кто виноват в смерти Энакина — сообщать ей об этом?

Но ответ ему известен. Эту ношу он никогда бы не скинул на Асоку, а Падме определённо не заслужила узнать обо всём из голонета.

Нет, только он может ей рассказать.

Он постучал.

За дверью раздалось "иду", и вскоре Падме открыла.

— Оби-Ван, какой приятный сюрприз! Входи, пожалуйста! — она провожает его до плюшевого дивана и предлагает сесть. — Я сейчас вернусь, только заварю нам чай, — не дожидаясь ответа, она ушла.

Через какое-то время она вернулась, поставила дымящиеся чашки с чаем на стол и села в кресло слева от него.

— Мне кажется, мы с тобой уже сто лет не виделись! Ты слишком редко заходишь! — на её лице мелькнула тень раздражения. — Эта ужасная война. Если бы только Республика... ладно, неважно. Уверена, ты пришёл не для того, чтобы слушать мои разглагольствования о политике. Как твои дела?

— Я... бывало и лучше. — Оби-Ван, мягко говоря, сильно преуменьшил. Должно быть, Падме уловила что-то в выражении его лица, потому что сразу забеспокоилась.

— Что-то случилось? А где Энакин? О, его опять ранили? Кляусь, он...

— Падме, на нас... напали. Энакин... в него стреляли.

— О боже... но он в порядке, да? Пара дней в резервуаре с бактой, и он снова будет тренироваться с тобой и Асокой, верно?

— Падме, его... — слова застревают в горле и душат. Правда — глубокая, мрачная, ужасная — грозит разорвать его и поглотить целиком.

Отчасти он хотел бы, чтобы это случилось, особенно глядя на Падме, которая смотрела на него взглядом человека, стоящего на краю утёса и ожидающего чуда.

Именно Оби-Вану придется столкнуть её в пропасть.

— Мне очень, очень жаль, Падме... его больше нет.

Оби-Ван видит, как выражение её лица искажается.

— Ох... — выдавливает она, аккуратно ставит чашку на стол, и на её глаза наворачиваются слёзы. — О Сила... — она подносит руку ко рту, плечи вздрагивают от рыданий.

Оби-Ван подошел и положил руку ей на плечо, чтобы успокоить.

Он понятия не имел, сколько простоял так, загоняя собственное отчаяние глубоко внутрь, но, когда Падме, наконец, берёт себя в руки, она смотрит на него полными скорби, покрасневшими глазами.

— П-прошу прощения, обычно й-я не бываю столь эмоциональной, — говорит она со слабой улыбкой, — н-но я соболезную и твоей утрате. То есть... я даже не представляю.

Он понимает, что не сможет улыбнуться ей в ответ, поэтому даже не пытается.

— Й-я ценю твою заботу, но у... меня всё будет хорошо, — похоже, она не нашла это утверждение убедительным. — Полагаю, ты в полном праве проявлять эмоции, Падме. Я знаю, что вы с ним были близкими друзьями. Он был очень высокого мнения о тебе.

В ответ она чуть ли не скривилась.

— Мы были... несколько больше, чем друзьями.

Оби-Ван вздохнул. На самом деле, ему следовало знать, но, кроме того, он сожалеет, что Энакин не доверял ему. Паранойя и сомнения не позволяли его падавану посвящать его в столь важные части своей жизни, и, если честно, Оби-Ван даже не может винить его за это.

— Понимаю, — ответил он, чувствуя жуткую усталость. — Вы были любовниками.

— Ах, ну... мы женаты.

Ох!

Такого он никак не ожидал.

Он уверен, что выражение его лица при других обстоятельствах можно было бы счесть весьма забавным.

— С каких пор?

— Свадьба состоялась после Джеонозиса. Она была скромной, свидетелями были Р2 и 3ПО. Как бы я хотела сообщить тебе эту новость по какому-нибудь приятному поводу, и чтобы он тоже был здесь.

— И я бы хотел, — отвечает он. "Больше всего на свете", — не договаривают оба.

Падме — жена... то есть была женой Энакина.

Он осознаёт, что должен сказать ей всю правду.

— Падме, мне нужно кое-о-чем рассказать тебе...

_______________________________________________________________________________________

Ну, по крайней мере, она восприняла новости лучше, чем Асока, думал Оби-Ван, уходя от Падме.

Но это не значит, что она восприняла их хорошо.

За последние 12 часов он разрушил несколько жизней, и с каждой из них всё больше ненавидел себя.

__________________________________________________________________________________________

Оби-Ван одиноко стоит перед каменным постаментом, надев капюшон.

Асока стоит напротив и не смотрит в его сторону.

Большинство солдат из Торрента расположились в задней части зала вместе с другими служащими 501 легиона. Но Асока вытащила вперёд Рекса, который выглядит необычно смущенным в серой одежде.

Падме тоже пришла. Её шею украшает медальон из джапора, предположительно подаренный ей Энакином.

Присутствовали и другие сенаторы, и в первую очередь — сам канцлер.

Но он не может сосредоточиться, наблюдая за людьми. Как бы ему ни хотелось, он не в состоянии оторвать глаз от накрытого тела на постаменте.

Световой меч Энакина оттягивает его пояс, кибер-кристалл меча излучает боль.

"Хотя нет его больше, собрал нас вместе сегодня рыцарь-джедай Энакин Скайуокер. Мы же должны помнить, что со временем тоже уйдем. Существами Света мы являемся, и лишь временные сосуды тела наши. Все мы окажемся там же в своё время. Enoah kar tonbrei midai'al*". (*Джедай един с силой)

"Enoah kar tonbrei midai'al", — послушно повторяют остальные джедаи.

Традиционные для джедайских траурных церемоний слова кажутся такими неподходящими, неадекватными по отношению к человеку, который оказал огромное влияние на столько жизней.

Но разве это не всегда так? Не бывают ли слова бессильными, когда речь идет о тех, кто дарит нам ощущение целостности, удовольствие и другие эмоции, сложно поддающиеся описанию.

"Минуту молчания я объявляю, чтобы запомнить и двигаться дальше".

Тишина вокруг кажется слишком пустой. Раньше она была наполнена нежным сарказмом, а теперь навсегда останется пустой.

Как родители не должны хоронить своих детей, так и мастера не должны хоронить падаванов.

Стук Йодиной трости слышен на весь зал, и тело Энакина начинает погружаться под пол.

Оби-Ван хочет лишь одного: закричать в знак протеста, сказать, чтобы они остановились, чтобы он смог в последний раз взглянуть на ученика.

Но каждую секунду он откладывает это на следующий момент до тех пор, пока не становится слишком поздно.

Сила разрастается, переполненная горем и сумятицей.

Луч света, устремившийся вверх, ослепителен, но всё же не столь ярок, как свет ушедшего.

Эмоций нет, есть покой.

По его щеке стекает одинокая слеза.

Примечания:

Автор: В замечательном Дискорд-чате по ЗВ разгорелись дебаты на тему, является ли поведение Оби-Вана в арке "Обман" приемлемым. На это можно смотреть с разных сторон, и высказаться как за, так и против. Я стараюсь представить эти аргументы везде, где это возможно, но они применимы к канону, где задание идет по плану. В моей AU всё не так.

Кроме того, я не пытаюсь очернить Совет Джедаев, извините, если случайно так вышло. Не забывайте, что это монолог от лица Оби-Вана, который находится в расстроенных чувствах (как бы ни пытался это отрицать) и не может мыслить ясно, так что он предвзято воспринял вполне законные опасения Совета. Кроме того, прошу прощения за выдуманных членов Совета: я понятия не имею, кто туда на самом деле входил на момент арки.

Часть траурной речи Йоды взята из эпизода "Войн Клонов" — "Джедай, который слишком много знал".

Очень надеюсь, что глава вам понравится. Очень приветствуются лайки и комментарии — как положительные, конструктивные, так и просто кричащие на меня (для меня это будет комплиментом).

От переводчика: есть наверно много аргументов за то, что поведение Оби-Вана приемлемо, но давайте не будем забывать канон, в котором Энакин поехал кукушкой после смерти матери и почему-то решил, что люди вокруг не должны умирать, и именно он должен это осуществить — он говорит об этом Падме после резни таскенов. Поэтому, инсценируя свою кончину, Оби-Ван наступил Энакину на сверхценную идею и допустил второй по величине про@б после Мустафара.