В стране свободных и доме храбрых (джен)

You can't depend on intelligence

Oh, you can't depend on God

You can only depend on one thing

You need a busload of faith to get by

Lou Reed “Busload of Faith”

Средний класс начала века — это фиктивное понятие. Очередная сказка для взрослых, убаюкивающая своим мерным радиовещанием. Скрипучий матрас после рабочего дня. И это уже не рабская жизнь, а вполне себе середнячковая. Ты еще работаешь на дядю, еще протираешь штаны на жестком стуле, так что потом всю неделю болит зад и спина. Но ты уже не роешься в помойке по-крысиному: значит, твоя жизнь — твердая и непоколебимая середина.

Когда Фреду Трампу исполняется тринадцать, испанка уводит у него отца. Сегодня день поминовения. Вниз по Ямайка Авеню, как по линейке, шагает строй мужественных офицеров, ружей и звезд с полосами, а за ними неспешно ползут грузовички. Черные каблуки дам бьют частый ритм по ровному асфальту; Фред бездумно глядит на их жеманную походку. Пахнет майской свежестью. Вдруг большая сухая ладонь отца сжимает его маленькую и мягкую. Отцовское лицо как-то исказилось, и одними губами он прошептал, что ему дурно. Когда они вернулись домой, отец умер, едва оказавшись в постели. На его сжатых губах отпечатался кровавый поцелуй.

Отец оставляет им наследство, но его совсем скоро пожирает послевоенная инфляция, как Атлантический океан сокрушает «Титаник». Она шуршит бумагой на зубах и скрипит медью. Как только обсыхают слезы, мать берет займы, распродает оставшуюся землю и шьет на продажу. Приходится затянуть пояса. Они больше не отмечают дни рождения, донашивают тряпки, распродают хлам с чердака. Фред пропускает занятия и берется за любую подработку, которую предложат соседи: таскается с клюшками за толстосумами по полю для гольфа; красит бордюры, вдыхая ядовитые пары; сгорбившись, растаскивает продукты из магазина по всему Квинс. Его любимая скрипка, тонкая и светлая, как молодая девушка, обрастает слоем пыли. Пока сверстники кидают друг другу мячики, Фред пашет, а по ночам зубрит учебники, чтобы его не вышвырнули.

Ему пятнадцать. В Нью-Йорке играет джаз. Дымятся тонкие сигареты между бордовых женских губ, флэпперы получают право голосовать и падать в койку к первому встречному незнакомцу. В моде политика: толпиться на площади, как бараны, и кричать бессмысленные лозунги. Когда Фред чудом получает диплом, то следующим же утром отправляется на стройку. За чек в одиннадцать баксов и легкий завтрак он должен подменять мула, толкая тележки с плотно уложенными досками и кирпичами. Зимой, когда дорога слишком скользкая для скотины, он тащит телеги на собственном горбу. Его одноклассники, молодые Гэтсби, оканчивают бизнес-школы и получают тридцать пять в неделю. Пятничным вечером они уже спешно суют их бутлегеру в душном подпольном баре.

Когда спина и ноги устали его кормить, он устроился плотником. Наскреб денег на курсы инженерии в Бруклине. Мать помогала ему с недвижимостью.

Если Фред брался за что-то, то доводил дело до конца, касалось ли дело его проектов, стрижки газона или мастурбации. На последнее едва оставалось время, пока ночью он строил чертежи, утром сдавал их, а в полдень стругал бревна. Свой первый дом Фред построил в Вудхейвен. Это был аскетичный семейный домик с черепицей и низким заборчиком, каких полно в черных районах. Но он был от ямки фундамента до кончика флигеля его. В этом отношении Фред — самый настоящий американец и пособник нового общества потребления. Его жилища становятся фастфудом архитектуры: как только готов каркас одного, он берет заказ на второй, и мятые баксы непрерывно лавируют из рук в руки. А для умницы-брата Джона кирпичи с цементом и взмокшие усатые рабочие — это дисциплина. Четыре стены он прорисовывает вплоть до пылинок и потом уже продает свой пряничный домик. Только это именно Фред три года контролировал двадцать строек своими руками с лопнувшими от труда мозолями. Поэтому он, арестованный и оштрафованный за участие в марше Ку-Клукс-Клана — единственный мужчина матери и их общий костыль, а вовсе не пай-мальчик Джон.

Вскоре по всему процветающему Квинс Боро торчат фастфудные домики. Мозоли наконец начали окупаться. У него есть своя империя, даже лучше отцовской. Куда лучше. Его проекты, его дома и его счета множились и росли теперь со стремительной скоростью.

Когда замолкают саксофоны прокуренных клубов, на нью-йоркское благополучие рушится Великая Депрессия, словно казни на Египет. Фред выучил, что за взлетом всегда следует спад, поэтому вкладывается в гипермаркет, ведь обнищавшим людям нужно набить желудки чем-то дешевым. Когда разоряется очередная компания, выдающая кредиты, он начинает скупать их проблемные дома задешево. Фред выжимает девять дней из недели, выжимает из цента доллар. Ухо лижет сладкий шепот коммерции. Фред может позволить себе достойный костюм, а костюм может позволить мужчине почти все, что угодно.

Фред знакомился с индустриальным хищниками, с толстосумами, которым в детстве подавал шарики для гольфа, с мужчинами большой политики. Он катался по стальному Нью-Йорк-Сити даже чаще, чем узкоглазый турист, и заучил названия всех высоток. В это время безработица поднялась до двадцати пяти процентов: на каждую паперть набилась кучка новых нищих, семьи с детьми и одиночки. Рядом с его домами вырастают мусорные Гувервилли, прямо на пустырях в Центральном парке, как островки нищеты.

Из их дощатых крыш гордо торчат звездно-полосатые флажки. В этом городе слишком много денег. Слишком много у одних и совсем мало у других.

Но Фред пробился в число первых. Фред Трамп — мессия потребления. Это позволило ему проникнуть в тайные, чиновничьи круги. Полосатые жирдяи, теневые влиятельные брокеры и просто негодяи никогда не были его друзьями, но зато они видели его домики, его кошелек и его костюм. Одним словом, все то, из чего сооружается Репутация. А его Репутация была построена чернорабочими, пахавшими за гроши на бесплодной земле его отца, но зато эта Репутация была не хуже хрупеньких дворцов золотой молодежи или аферистов.

На душной вечеринке с пуншем он встречается с синими глазками и яркими губами будущей невесты. Мэри Энн моложе его на шесть лет, иммигрантка без образования, горничная. Но влюбленный Фред героически вытягивает ее из колючего терновника семьи, как тянутся за красивой ягодой в кустарнике. Они женятся в конце того же года. По окончанию медового месяца в праздном и помпезном Атлантик-Сити муж надевает костюм-тройку и встает на работу. А жена, как Золушка после бала, превращается в домохозяйку с милым фартучком и хлопотами по дому.

Фред строит, словно одержимый клондайкским золотом. Его золото — белокожий средний класс Бруклина и Манхэттена. Толпы семеек пасутся, шумят под дверьми его офиса, чтобы успеть свить свое гнездышко, ухватить свой дешевый, но сытный архитектурный бургер. Когда подходит Вторая мировая, он, американский патриот немецкого происхождения, разбивает армейские бараки и застройки для зеленых человечков. Таблоиды боро печатают его рекламу на первых страницах. Он устраивает лодочные шоу и ставит пятидесятифутовые баннеры — свой Имидж.

Фред — миллиардер. Он умирает от пневмонии в девяносто три. Весь Квинс набивается в часовню утром, чтобы поглазеть на его старое, как высохший лимон, лицо. У всех, кроме Мэри и детей, искусственная скорбь. На поминках Дональд произносит прочувствованную речь, заканчивая ее словами: «Я строю высотку на Риверсайд-Драйв. Это превосходный проект!»