Сага о Сакши́. Книга 1. Дорога в Юшэнг (гет)

Вилан

Праздник осенней листвы в королевстве Чунхуа был в самом разгаре. И на этот раз торжества проходили в особенной атмосфере, поскольку императорский дворец почтил присутствием сам король сильфов со своей свитой. Это было совершенно небывалое событие — зачинающаяся дружба между людьми и представителями другой расы. И никто не знал, сколько продлится союз и чем закончится.

Император Линь Чао в безграничной мании величия имел огромный двор и стремился поразить "крылатого" короля И́ннэя и его супругу И́льмар роскошью и изобилием, не подозревая, что сильфы видит эту кичливость насквозь и посмеиваются про себя.

Находясь в свите своего короля, я не была настолько обременена дипломатическими обязанностями и соблюдением межгосударственного и межрасового этикета, как их величества, и потому имела возможность осмотреться более внимательно.

Мы прибыли вчера, поздним вечером, и, кроме нескольких слуг, я ещё никого из представителей Дома Линь не видела. Поэтому теперь, во время встречи глав двух государств в тронном зале, разглядывала членов императорской семьи.

Сам Линь Чао был, по человеческим меркам, уже отнюдь не молод, ему шёл седьмой десяток. Как мало живут люди, это просто смешно. Его законная супруга, чьё имя я пропустила мимо ушей, но в случае необходимости непременно выясню, выглядела так, словно лет на двадцать была моложе императора. Что ж, это вполне возможно. Она держалась с царственным величием, но красотой не отличалась, и с первого взгляда мне стало ясно, что она не задумываясь пошлёт на казнь любого, кто встанет у неё на пути. Император был ничуть не лучше.

Рядом с родителями восседали два принца. Лица их казались весьма неприятными, а манеры и того хуже — заносчивость и снобизм, похоже, родились вместе с ними. Это и понятно: они — дети императрицы.

Позади стояли дети императора, рождённые многочисленными наложницами. Я насчитала восемнадцать юношей и четыре девушки, все разного возраста. Императору, как никому, везло с сыновьями. Но как же это мерзко — иметь жену и при этом ещё десятки любовниц.

Все находившиеся в зале наложницы, а их было пятеро, обладали гораздо большей красотой и изяществом, чем супруга императора, и потому их дети выгодно отличались от её сыновей, но одеты были намного хуже, чем отпрыски высочайшей четы. Наверное, ненаследных принцев и принцесс сбывают куда ни попадя.

Встреча двух владык была вызвана угрозой нападения драконов. Ледяные — белые и красные — драконы до сих пор не интересовались людскими государствами из-за их относительной бедности, по сравнению с государствами других рас, и их малых размеров. В них и развернуться-то негде таким огромным существам. Но не так давно шпионы Линь Чао принесли крайне тревожные новости: император ледяных драконов Ло Фэн решил соединить все человеческие страны в единое государство и в качестве колонии присоединить к своей империи. В виде наглядного примера он приказал стае подручных сжечь дотла маленькое княжество на юге.

Линь Чао хотел править один и не собирался подчиняться какому-то крылатому уроду. Разумеется, так он не выразился вслух. Однако поспешил заручиться поддержкой тех, кто успешно долгие годы противостоял императору драконов.

Я понимаю, что наш владыка прибыл в Чунхуа скорее из любопытства, чем из-за какой-либо выгоды. Люди сильфам не союзники. Они жадные и коварные, и у них нет крыльев. Что они могут нам предложить? Но Линь Чао буквально упал в ноги владыке Иннэю. Мой король справедлив и милосерден. И он решил, что попробовать объединиться стоит хотя бы ради простого народа, за судьбу и благосостояние которого несёт ответственность его повелитель.

Император Линь Чао был вне себя от радости. Он поклялся владыке Иннэю в вечной верности заключённой дружбе и даже предложил скрепить её бракосочетанием между его старшим сыном и одной из принцесс-сильфид. Владыка Иннэй ответил, что в этом нет необходимости: если договорённость будет достигнута, сильфы сдержат слово и выполнят свою часть уговора, сдержали бы люди. Это был вежливый отказ от соединения двух государств кровной связью. Я видела, как вздрогнул император Линь — словно по лицу ударили. Похоже, он не привык получать отказы и проявил недюжинную выдержку.

Позже, на пиру в честь встречи двух повелителей, он был очень красноречив, но я заметила, что улыбался только его рот, но не его глаза: видимо, он не забыл обиды, хотя никто и не собирался его обижать.

Прибывшая сторона поднесла дары императорской семье — прекрасные ткани, музыкальные инструменты, украшения, лакомства, которые умеют делать только у нас, тонкие цветочные вина... Оружия в числе подарков не было — мы не выдаём наши секреты.

Пир был великолепен, но на нём были немногие. Советники императора и его семья, вот и всё. Всех нас усадили на низенькие резные скамеечки, обитые алым бархатом. Каждому поставили низкий маленький столик с угощением и напитками. Приходилось сидеть, скрестив ноги, — мы нашли это не очень удобным, но нельзя же осуждать чужие обычаи. Мне очень понравились тарелки и пиалы, вырезанные из необыкновенно красивого минерала. Были ещё ужасно странные и смешные столовые приборы с виде двух отшлифованных лучинок-палочек, с которых у нас постоянно падала еда обратно в тарелку. Как с их помощью можно есть? Это какая-то пытка? Представители принимающей стороны снисходительно улыбались, глядя на наши старания справиться с этими кошмарными приборами, мы же удивлялись собственной неуклюжести. Поданные блюда имели весьма необычный вкус, но еда была действительно хороша.

Нашей делегации отвели ряд столиков по правую руку от тронов императора и императрицы. По левую, точно напротив нас, расположились принцы, принцессы и сановники. Императорская чета и наши владыки восседали за одним столом на помосте.

Через проход от меня сидели наискосок слева толстяк с самодовольным лицом и масляными глазами, прямо напротив — худощавый юноша с грустным и строгим взглядом, наискосок справа — тоненькая постоянно смущавшаяся девушка из ненаследных принцесс.

Было вино из цветов лотоса — сладкое, лёгкое, оно, тем не менее, опьяняло быстро и сильно. Если бы не угощение, должно быть, мы все захмелели бы уже после первого стакана.

Звучало много заздравных речей, шутки и смех разносились всюду по залу, мы видели выступление придворных танцовщиц... Но отчего-то мне больше всего запомнилась невесёлая усмешка того принца, что сидел в двух метрах напротив меня.

Лицо у него было такое чистое, светлое и ясное, что не хотелось отводить взгляд. Верхняя часть каштановых волос, приподнятая надо лбом и собранная сзади в конский хвост простой деревянной заколкой со шпилькой, нижние — длиной ниже пояса, ото лба к щекам припадали две короткие невесомые прядки, ещё две длинные пряди спускались от шеи по плечам до талии. Брови вразлёт, глаза светло-карие, прозрачные, словно хрусталь, — серьёзные, строгие, печальные, какие бывают у повидавших много боли и горя. Губы, красиво выписанные природой, может, чуть тонковатые, без улыбки. На лице застыло задумчивое выражение, и я понимала, что он внимательно слушал всё, что здесь говорилось, обдумывал и делал выводы.

Высокий рост и изящное сложение, скрываемые струящимися, как у всех здесь, светлыми одеждами, создавали ощущение хрупкости. Так оно или нет, но в этом молодом человеке я ощутила крепкий внутренний стержень, какой бывает далеко не у всех. И ещё я почти видела, что на самом деле он занимает куда больше места, чем его физическое тело. Красивый не классической, канонной, а некой особой красотой, похожий на сияние снега под луной, этот молодой человек привлёк моё внимание своей необычностью. Он показался мне прекраснее, чем иные красавицы, в его внешности было что-то женское, но отнюдь не женоподобное, и хрупкость его не портила. На меня он посмотрел всего пару раз, да и то мельком, а в основном глядел или в пол перед собой, или куда-то в сторону.

Перед тем, как отправиться в выделенные нам покои, отец взял меня под руку:

— Как тебе здесь? Не жалеешь, что приехала с нами?

— Жалею только об одном, — улыбнулась я. — Что мы не догадались включить в число подарков наше столовое серебро. Вот бы посмотреть, как они с ним управятся. Пожалуй, не лучше, чем мы сегодня.

Отец рассмеялся, расценив сказанное как шутку, и мы отправились отдыхать.