Сага о Сакши́. Книга 1. Дорога в Юшэнг (гет)

Место действия в этой работе — планета Альта́рион. Не берусь судить, где она находится. Возможно даже, что и не в нашей галактике.

Альтарион — огромная планета. На момент начала повести почти все континенты покрыты, в основном, лесами и горами, есть немного ледников. А также имеются три моря, но их площадь едва ли превышает сорок процентов от поверхности планеты.

Из рас, населяющих планету, самые многочисленные и развитые — драконы, альвы, сильфы, люди. Есть и другие расы, может быть, и о них будет упомянуто. Культура и традиции людей и драконов Альтариона мне видится очень похожей на древне-китайскую. Поэтому именно её я и взяла за образец. А альвы мне напоминают древних кельтов. Говоря о сильфах, я вступаю в область догадок и ориентируюсь исключительно на голос собственной интуиции.

Но всё-таки прошу, уважаемые читатели, всё время помнить, что это другая планета, а не наша с вами Земля.

Мир велик, кто знает, где прямо сейчас ходит по своей орбите Альтарион...

Вилан

Праздник осенней листвы в королевстве Чунхуа был в самом разгаре. И на этот раз торжества проходили в особенной атмосфере, поскольку императорский дворец почтил присутствием сам король сильфов со своей свитой. Это было совершенно небывалое событие — зачинающаяся дружба между людьми и представителями другой расы. И никто не знал, сколько продлится союз и чем закончится.

Император Линь Чао в безграничной мании величия имел огромный двор и стремился поразить "крылатого" короля И́ннэя и его супругу И́льмар роскошью и изобилием, не подозревая, что сильфы видит эту кичливость насквозь и посмеиваются про себя.

Находясь в свите своего короля, я не была настолько обременена дипломатическими обязанностями и соблюдением межгосударственного и межрасового этикета, как их величества, и потому имела возможность осмотреться более внимательно.

Мы прибыли вчера, поздним вечером, и, кроме нескольких слуг, я ещё никого из представителей Дома Линь не видела. Поэтому теперь, во время встречи глав двух государств в тронном зале, разглядывала членов императорской семьи.

Сам Линь Чао был, по человеческим меркам, уже отнюдь не молод, ему шёл седьмой десяток. Как мало живут люди, это просто смешно. Его законная супруга, чьё имя я пропустила мимо ушей, но в случае необходимости непременно выясню, выглядела так, словно лет на двадцать была моложе императора. Что ж, это вполне возможно. Она держалась с царственным величием, но красотой не отличалась, и с первого взгляда мне стало ясно, что она не задумываясь пошлёт на казнь любого, кто встанет у неё на пути. Император был ничуть не лучше.

Рядом с родителями восседали два принца. Лица их казались весьма неприятными, а манеры и того хуже — заносчивость и снобизм, похоже, родились вместе с ними. Это и понятно: они — дети императрицы.

Позади стояли дети императора, рождённые многочисленными наложницами. Я насчитала восемнадцать юношей и четыре девушки, все разного возраста. Императору, как никому, везло с сыновьями. Но как же это мерзко — иметь жену и при этом ещё десятки любовниц.

Все находившиеся в зале наложницы, а их было пятеро, обладали гораздо большей красотой и изяществом, чем супруга императора, и потому их дети выгодно отличались от её сыновей, но одеты были намного хуже, чем отпрыски высочайшей четы. Наверное, ненаследных принцев и принцесс сбывают куда ни попадя.

Встреча двух владык была вызвана угрозой нападения драконов. Ледяные — белые и красные — драконы до сих пор не интересовались людскими государствами из-за их относительной бедности, по сравнению с государствами других рас, и их малых размеров. В них и развернуться-то негде таким огромным существам. Но не так давно шпионы Линь Чао принесли крайне тревожные новости: император ледяных драконов Ло Фэн решил соединить все человеческие страны в единое государство и в качестве колонии присоединить к своей империи. В виде наглядного примера он приказал стае подручных сжечь дотла маленькое княжество на юге.

Линь Чао хотел править один и не собирался подчиняться какому-то крылатому уроду. Разумеется, так он не выразился вслух. Однако поспешил заручиться поддержкой тех, кто успешно долгие годы противостоял императору драконов.

Я понимаю, что наш владыка прибыл в Чунхуа скорее из любопытства, чем из-за какой-либо выгоды. Люди сильфам не союзники. Они жадные и коварные, и у них нет крыльев. Что они могут нам предложить? Но Линь Чао буквально упал в ноги владыке Иннэю. Мой король справедлив и милосерден. И он решил, что попробовать объединиться стоит хотя бы ради простого народа, за судьбу и благосостояние которого несёт ответственность его повелитель.

Император Линь Чао был вне себя от радости. Он поклялся владыке Иннэю в вечной верности заключённой дружбе и даже предложил скрепить её бракосочетанием между его старшим сыном и одной из принцесс-сильфид. Владыка Иннэй ответил, что в этом нет необходимости: если договорённость будет достигнута, сильфы сдержат слово и выполнят свою часть уговора, сдержали бы люди. Это был вежливый отказ от соединения двух государств кровной связью. Я видела, как вздрогнул император Линь — словно по лицу ударили. Похоже, он не привык получать отказы и проявил недюжинную выдержку.

Позже, на пиру в честь встречи двух повелителей, он был очень красноречив, но я заметила, что улыбался только его рот, но не его глаза: видимо, он не забыл обиды, хотя никто и не собирался его обижать.

Прибывшая сторона поднесла дары императорской семье — прекрасные ткани, музыкальные инструменты, украшения, лакомства, которые умеют делать только у нас, тонкие цветочные вина... Оружия в числе подарков не было — мы не выдаём наши секреты.

Пир был великолепен, но на нём были немногие. Советники императора и его семья, вот и всё. Всех нас усадили на низенькие резные скамеечки, обитые алым бархатом. Каждому поставили низкий маленький столик с угощением и напитками. Приходилось сидеть, скрестив ноги, — мы нашли это не очень удобным, но нельзя же осуждать чужие обычаи. Мне очень понравились тарелки и пиалы, вырезанные из необыкновенно красивого минерала. Были ещё ужасно странные и смешные столовые приборы с виде двух отшлифованных лучинок-палочек, с которых у нас постоянно падала еда обратно в тарелку. Как с их помощью можно есть? Это какая-то пытка? Представители принимающей стороны снисходительно улыбались, глядя на наши старания справиться с этими кошмарными приборами, мы же удивлялись собственной неуклюжести. Поданные блюда имели весьма необычный вкус, но еда была действительно хороша.

Нашей делегации отвели ряд столиков по правую руку от тронов императора и императрицы. По левую, точно напротив нас, расположились принцы, принцессы и сановники. Императорская чета и наши владыки восседали за одним столом на помосте.

Через проход от меня сидели наискосок слева толстяк с самодовольным лицом и масляными глазами, прямо напротив — худощавый юноша с грустным и строгим взглядом, наискосок справа — тоненькая постоянно смущавшаяся девушка из ненаследных принцесс.

Было вино из цветов лотоса — сладкое, лёгкое, оно, тем не менее, опьяняло быстро и сильно. Если бы не угощение, должно быть, мы все захмелели бы уже после первого стакана.

Звучало много заздравных речей, шутки и смех разносились всюду по залу, мы видели выступление придворных танцовщиц... Но отчего-то мне больше всего запомнилась невесёлая усмешка того принца, что сидел в двух метрах напротив меня.

Лицо у него было такое чистое, светлое и ясное, что не хотелось отводить взгляд. Верхняя часть каштановых волос, приподнятая надо лбом и собранная сзади в конский хвост простой деревянной заколкой со шпилькой, нижние — длиной ниже пояса, ото лба к щекам припадали две короткие невесомые прядки, ещё две длинные пряди спускались от шеи по плечам до талии. Брови вразлёт, глаза светло-карие, прозрачные, словно хрусталь, — серьёзные, строгие, печальные, какие бывают у повидавших много боли и горя. Губы, красиво выписанные природой, может, чуть тонковатые, без улыбки. На лице застыло задумчивое выражение, и я понимала, что он внимательно слушал всё, что здесь говорилось, обдумывал и делал выводы.

Высокий рост и изящное сложение, скрываемые струящимися, как у всех здесь, светлыми одеждами, создавали ощущение хрупкости. Так оно или нет, но в этом молодом человеке я ощутила крепкий внутренний стержень, какой бывает далеко не у всех. И ещё я почти видела, что на самом деле он занимает куда больше места, чем его физическое тело. Красивый не классической, канонной, а некой особой красотой, похожий на сияние снега под луной, этот молодой человек привлёк моё внимание своей необычностью. Он показался мне прекраснее, чем иные красавицы, в его внешности было что-то женское, но отнюдь не женоподобное, и хрупкость его не портила. На меня он посмотрел всего пару раз, да и то мельком, а в основном глядел или в пол перед собой, или куда-то в сторону.

Перед тем, как отправиться в выделенные нам покои, отец взял меня под руку:

— Как тебе здесь? Не жалеешь, что приехала с нами?

— Жалею только об одном, — улыбнулась я. — Что мы не догадались включить в число подарков наше столовое серебро. Вот бы посмотреть, как они с ним управятся. Пожалуй, не лучше, чем мы сегодня.

Отец рассмеялся, расценив сказанное как шутку, и мы отправились отдыхать.

Утром следующего дня Линь Чао вышагивал в своем кабинете. На возвышении расстояние от одной стены до другой оказалось не таким уж большим, и в раздражении он решил, что кабинет маловат и не соответствует такой великой личности, как император Дома Линь.

Всю ночь ему не давал покоя отказ Иннэя связать их государства родственными узами, и с рассветом гнев только усилился. Какой-то ничтожный царёк посмел ему отказать! После того, как ему было оказано такое гостеприимство и доброжелательность?! Линь Чао напрочь забыл, что это была его инициатива и что сильфы, вообще-то, ни о чём не просили, но любезно пошли навстречу беде людей.

О сильфах он знал только то, что они живут тысячи и десятки тысяч лет, обитают в Небесной Гавани — городе в облаках, — и составляют опасную оппозицию драконам.

И когда в зал с утренними приветствиями, кланяясь, вошёл советник, на лице которого написаны все грехи его жизни, император раскричался на него, затоптал ногами и даже разбил какую-то бесценную статуэтку, силясь попасть в докучливого слугу и, конечно, промахнувшись, от чего монарший гнев рос как на дрожжах.

С присущим ему долготерпением, И Мин сумел успокоить повелителя, а затем ловко перешёл прямо к делу. Он, мол, всю ночь не спал от беспокойства, думая о том, как огорчился его господин и какие невежи их гости, не оценившие такую милость. И незаметно так ввинтил в свою речь махонькую мыслишку о том, что не худо бы отомстить за вероломство. Мнимую вину короля сильфов — неблагодарность за проявленное ему благорасположение — он преподносил императору так, что в сознании Линь Чао она росла снежным комом, обрастая всё новыми, выдуманными наспех деталями. Якобы он, И Мин, слышал, как в своих покоях Иннэй говорил жене, что в жизни не видел такого ничтожного императора и такого нищего двора. Что породниться с Линь Чао означало бы покрыть королевскую семью сильфов несмываемым позором.

— Так пусть же и покроет себя этим позором, мой господин, — зашептал И Мин прямо в подставленное и широко раскрытое для всякого вранья ухо императора.

— Как покроет?! — в ярости заорал вконец накрученный Линь Чао. — Не могу же я силой женить первого или второго принца на его дочери!!!

— Это очень просто, Ваше Величество, — с пакостно-льстивой улыбкой поклонился И Мин. — Нужно скомпрометировать одного из свиты короля.

— Кого? — император остановился и впервые за утро с любопытством поглядел на своего сановника.

— Проще всего опозорить женщину. Королеву нельзя — это слишком очевидно, король сразу всё поймет. Но следующая по статусу в королевской свите — Вила́н, дочь генерала Тайри́. Она не делегат и здесь случайно, какой с неё спрос!

— Что ты предлагаешь?

— Она может соблазнить одного из сыновей Вашего Величества. Разумеется, не наследных. А какого-нибудь наименее уважаемого. Скажем, пятнадцатого принца.

Лицо императора приобрело ещё более заинтересованное выражение.

— И что?

— А потом Ваше Величество бросит обвинение королю Иннэю, что, мол, попраны древние обычаи, что так не делают, что это позор, что сильфы официально отказались породниться, а сами воспользовались доверием и пустили в ход такое коварство... Потребуйте брака во искупление бесчестья.

— Допустим. Но как это произойдет? Не могу же я запереть их на целую ночь одних и ждать, что... — Линь Чао фыркнул. План звучал так глупо, что раздражение начало возвращаться.

— Есть много способов, повелитель, — мелко и угодливо рассмеялся И Мин. Как горошинки запрыгали по полу. — Они сами друг друга найдут.

— Допустим, — снова кивнул Линь Чао. — А мне что с того?

— О, много чего... Во-первых, для этих зазнаек такое поведение совершенно неприемлемо и позорно, а тем более у их женщин. Во-вторых, у короля планы на эту девушку. Есть брачный сговор между королем Иннэем и королём альвов Элланом, чьей подданной она также является, поскольку она полукровка... Для Иннэя брак Вилан с пятнадцатым принцем абсолютно бесперспективен. А для вас, Ваше Величество, выгода прямая. Если пятнадцатый принц войдёт зятем в семью Тайри, то свяжет вас сразу с двумя государствами.

— Если он туда войдёт, то сразу сбежит, — мрачно отозвался Линь Чао. — Сложно представить, чтобы его жена относилась к нему хуже, чем я или его старшие братья.

— Можно ведь и не выпускать принца из страны. И предложить оставить здесь барышню Вилан в качестве посла доброй воли — залогом мира и дружбы с сильфами...

План обрастал всё новыми подробностями, мотивами, перспективами... Советник явно подготовился к секретному разговору со своим повелителем и пришел не с пустыми руками. За это Линь Чао его и ценил. И хотя огрехи у И Мина тоже случались, заслуги его значили больше, только потому его голова всё ещё оставалась на плечах.

Линь Бай Лин

День, посвященный началу осенних листопадов, выдался тёплым и погожим, но на верхнем этаже по-прежнему холодно. Эта часто императорского дворца почти не отапливается. Хотя, если открыть окно, помещение библиотеки довольно скоро нагревается до приемлемого и даже приятного состояния. Сегодня тепло настолько, что можно открыть и дверь.

Библиотека и весь этаж в целом давно заброшены. Сюда, кроме меня, никто не приходит. Даже слуги. Отчего-то все уверены, что на этом этаже обитают неупокоенные души усопших, что по ночам они бродят по коридорам и, если кто-нибудь попадётся им в это время, они могут его задушить. Во всяком случае, когда двенадцатого принца нашли здесь мёртвым, всё свалили на призраков. Тем лучше. Первый и второй принцы всюду ходят, всех задирают и ищут ссоры, находят способы мучить тех, кому повезло меньше, чем им. Но на этом этаже они не бывают никогда. Как и император, который, чуть что, хватается за плеть.

Здесь тишина и тайны древних мудрецов. Здесь я провожу дни. Я никому не нужен, и мне тоже не нужен никто. Покрытые пылью полки, шелест шёлковых свитков и бамбуковых планок, их загадки и секреты гораздо интереснее, чем то, что делается в императорских покоях. За свою жизнь я изучил их много. Думаю, никто лучше меня не знает содержимое этого собрания древних рукописных источников. Сведения о ядах и эликсирах, описание духовных техник, секреты воинского мастерства, священные обряды давних дней — это куда увлекательнее пустых придворных бесед.

Сквозь раскрытую дверь слышатся лёгкие шаги, шуршание ткани, приглушённые голоса. Скользя взглядом по странице, краем глаза замечаю в дверном проёме промельк женских одежд. Кто-то не испугался россказней слуг.

— Доброе утро, ваше высочество.

Одна из женщин вернулась и замерла на пороге, присев в быстром поклоне. Это барышня Вилан, дочь того генерала, что приехал с королём сильфов.

В её голосе ни намека на насмешку или презрение. Очевидно, всего лишь желание соблюсти этикет. Разумеется, я встаю и складываю руки в ответном поклоне.

— Доброе утро, барышня Вилан.

Сильфы не похожи на нас. У них другие лица, другие глаза и волосы, другие голоса и другая одежда. Другие обычаи и традиции, медицина и искусство, иная архитектура и образ жизни. Иное происхождение. Я читал об этом давным-давно, много лет назад.

У Вилан густые длинные волосы цвета красного дерева, завитые упругими спиралями и скреплённые по бокам заколками. Её платье, болотно-зелёное, вышитое серебряными нитками, выглядит скромно и строго. Это просто платье, стянутое в талии и с квадратным вырезом на груди. Такие у нас не носят.

Она с интересом оглядывает комнату.

— Простите, что помешала, ваше высочество. Вы заняты.

— Ничего, барышня Вилан. Вы не помешали.

Необычное чувство — просто разговаривать. Когда собеседник не имеет желания тебя унизить, подколоть, оскорбить или использовать в своих целях или ради потехи. Разговаривать с тем, кто проявляет уважение. Конечно, она ничего обо мне не знает. Не знает о ненависти ко мне отца и двух старших принцев, о том, что детей некоторых наложниц разрешено обижать, это исходит от самого императора. Она ничего не знает. Возможно, у их народа совсем другие обычаи. Возможно, их король добрее к своим детям и подданным...

— Вам здесь не скучно? Я собираюсь осмотреть императорский сад, и эта девушка вызвалась проводить меня. Вы не хотели бы присоединиться?

Девушка? А, да, дворцовая служанка. Её слова вызывают у меня улыбку. Скучно? Мне никогда не бывает скучно наедине с собой. И это место — единственное, куда старшие братья не смеют заявляться. Но она приглашает. В её словах вежливый... интерес. Ко мне?..

Я закрываю окно, за которым солнце заливает сиянием просторы мира, а мне с рождения запрещено покидать пределы дворцового комплекса. Там ветер, побывавший во всех мыслимых уголках света, а я... Закрываю дверь на висячий замок. Ключ хранится у меня, он всё равно никому не нужен. Как и я. Впрочем, мне тоже никто не нужен. Так что и говорить об этом нечего.

Сад прекрасен и огромен. Говорят, здесь собраны все цветы и растения, какие только существуют. Солнечные блики играют на глади озёр и прудов. Дорожки засыпаны белой мелкой галькой, шуршащей под ногами. Всюду стоят скульптуры, скамьи, беседки.

Теперь, когда она рядом, я вижу, что глаза у неё — как вода в ноябре, вижу, как прозрачный серый цвет у краёв становится всё темнее по мере приближения к зрачку. Как будто удаляется от берега к глубине. Это необычно.

Она не спеша идёт рядом и иногда задаёт вопросы или делится впечатлениями. Мы просто гуляем. Она не похожа на наших придворных жеманниц. Спокойная разумная серьёзная девушка. Вряд ли её можно назвать красавицей, но для меня это достоинство. Скорее, она мила и приятна.

Я наблюдал за ней вчера в числе прочих гостей. Её манеры на приёме были теми же, что и сейчас, ничто не изменилось. Она искренне посмеялась над своей неловкостью за ужином и с любопытством воспринимала всё, что видела здесь. Несколько раз я ловил на себе её изучающий взгляд вчера и сегодня, но не думаю, что это значит что-то большее, чем обычный в таких случаях интерес.

— Благодарю, ваше высочество, что отложили ради меня ваши дела.

Она присела в поклоне, попрощалась и ушла, и я вернулся к своим книгам.

День прошел так же, как и всегда. Правда, за ужином произошло кое-что. Нас никогда не допускают к трапезе с императором, императрицей и их детьми. Для нас — отдельное помещение, не слишком красивое и удобное, но это лучше, чем ничего. Один из слуг пролил чай на мою одежду. Видимо, он из новых — рассыпался в извинениях, бросился вытирать. Другой наполнил мой стакан заново. По счастью, горячий чай не попал на кожу, иначе был бы ожог.

Это случилось в девятом часу вечера. Потом, через два часа, я снова повстречался с барышней Вилан, когда шёл в свою комнату, собираясь лечь спать. В голове шумело, будто я стоял рядом с рекой. В глазах появился туман, а по телу растеклась странная лёгкость, тянущая слабость и какая-то истома, пульсирующая, казалось, везде.

Она шла навстречу мне, и с ней точно было что-то не так. Она остановилась рядом, будто меня-то и искала. Её губы дрогнули, словно хотела что-то сказать. Но потом она покачнулась, обвила мою шею руками и буквально повисла на мне, неотрывно глядя в мои глаза. Сначала я подумал, что понравился ей и что там, откуда она родом, нормально таким недвусмысленным образом проявлять внимание к мужчине.

Ноги подгибались и не слушались, а внутри разливалось странное навязчивое желание прикоснуться к женщине, тянуло и сжималось в болезненном нетерпении. И тогда я понял — это подействовало какое-то зелье, а противоядия у меня, естественно, не было. Перед глазами всё плыло, всюду танцевали разноцветные огни.

Вилан явно не сознавала, что делает, когда принялась целовать меня прямо в коридоре, где в любой момент мог появиться нежелательный свидетель. Хуже было то, что у меня не было сил отстранить её, каким-то образом воспротивиться её желанию. Ей, должно быть, так же плохо, как мне, а учитывая, что она женщина, полагаю, что ещё хуже. Но она проявила уважение, и всё, чем я могу отплатить за него, — это проявить уважение к ней и по возможности сдерживать безумную жажду обладания, не причиняя боли, пока не закончится опьянение.

Моя комната была совсем рядом, и после того, как мы ввалились туда, кажется, весь мир, оставшийся за закрытыми дверями, перестал существовать. Ночь только началась. Я не видел ничего, кроме неё, ни о чём не мог думать, кроме её горьковато-сладких губ и пахнущих цветами волос и рук. И мне было всё равно, что её страстная нежность — всего лишь действие наркотика, что рано или поздно наваждение закончится. Что, если бы не это, между нами, вероятнее всего, никогда ничего не произошло.

В её объятиях было тепло и спокойно, они немного утишали боль, причиняемую сопротивлением дурману. Но, уделяя больше внимания её губам, чем её телу, мне удавалось облегчить состояние Вилан. Это — моя благодарность ей.

Безумие длилось так долго, что мы оба провалились в глубокий сон лишь под утро. Но в голове назревали вопросы, требовавшие осмысления, и часа через два от моего сна и следа не осталось.

Во дворце было так тихо, что он казался заброшенным. Только какая-то птица выводила тоненькие трели в кроне дерева под окном.

Моя рука лежала на плече Вилан, она спала, прижавшись и обнимая меня. И я лежал неподвижно, чтобы не будить её. Пусть поспит. Сюда нескоро кто-то придет. В отличие от слуг императора, наша обслуга приходит позднее и куда менее охотно.

Какая-то часть меня наслаждалась ощущением покоя и не хотела, чтобы это закончилось. Другая искала ответы.

Вне всякого сомнения, нам обоим подмешали какой-то любовный эликсир. У незнакомцев обычно не возникает естественного желания наброситься друг на друга с поцелуями. И, похоже, он был без вкуса и запаха, раз не вызвал подозрения. Мы проглотили его, ничего не заметив. И тот, кто подмешал эту гадость, знал, как она подействует и для чего ему это.

С древних пор близость мужчины и женщины начинается с поднятием брачной вуали за закрытыми дверями. Кому же понадобилось поставить телегу впереди лошади?

Вероятно, тому, кому выгодно осрамить такой недостойной связью представительницу другого государства. Это вопрос политики и выпад явно в сторону короля сильфов. И об этом обязательно узнают. Будет скандал, потому что тому, кто всё это устроил, невыгодно замолчать подобное событие. Спутница из свиты короля и сын супруги-наложницы императора. С другой стороны, принц есть принц, статус не даст окончательно опорочить девушку. Никто не подумает, что нас просто свели вместе. Будут исходить из того, что мы сами этого захотели. Иначе зачем бы это было нужно!

Кому нужно? Неужели император так мелко мстит королю Иннэю за отказ выдать замуж одну из дочерей? Он сам бы до такого не додумался. Что за корысть? Подумаешь, позор. Это скользкая дорожка, Иннэй так же может решить отомстить и разгорится война, а императору нужны союзники, а не враги.

Я не верю в случайность. Даже предположить, что кто-то кому-то другому подмешал эликсир, а досталось нам, смешно и нелепо. Нет, это сделали целенаправленно. Интересно, чем это всё обернется? Сперва увидим, что будет, а потом разберёмся, кому это нужно и зачем.

Вилан вздохнула, устроилась удобнее, крепче обняла. Не думаю, что таков её обычный образ жизни. Я знаю, что я её первый мужчина, это, оказывается, заметно. Как она поведёт себя, когда осознаёт происшедшее? Закричит? Расплачется? Почувствует себя униженной и оскорблённой?

Что это за яд и каковы его свойства? Как он действует? Есть ли последствия? Есть ли противоядие? Закончилось ли это в самом деле или ещё нет? Меня поразила сила его воздействия, мощь безумия, боли и наслаждения. Разум не покинул, я всё прекрасно помню, даже воля оставалась при мне, правда, в значительно подавленной степени. Нужно найти его в свитках и изучить хорошенько.

Вилан наконец проснулась. Видимо, несколько мгновений она приходила в себя, потом подняла голову с моего плеча, осмотрелась, перевела взгляд на меня, и мы встретились глазами. Начинается.

Но её реакция удивила меня. Она улыбнулась — мягко, слегка сонно, ласково. И продолжала смотреть так, словно ничего особенного не случилось. А потом осторожно коснулась пальцами моего лица, погладила по волосам.

— Кажется, ситуация вышла из-под контроля.

Её голос, немного напевный, низковатый и звучный, растекался по воздуху, как запах поля. Как это — лежать в траве, среди цветов, и смотреть в небо? Как это — утонуть в нём взглядом и душой? Как это — когда есть только ты, земля и оно?

— Нас опоили.

Не вижу смысла подбирать другие слова, чтобы прикрыть ими смысл происшедшего. Ничем нельзя завуалировать такие вещи.

— О, — отозвалась Вилан, опять опустила голову ко мне на грудь и обняла крепче. Странная женщина.

Минуту спустя она заметила:

— Какое коварство.

— Здесь такое в ходу.

Похоже, барышня Вилан нисколько не расстроилась. Или же сочла, что сожаление ничего не изменит. Она не торопилась, словно пришла ко мне по доброй воле. Словно сама хотела этого. Словно чужой злой умысел ничуть ее не смутил.

И тут в дверь тихо постучали, и, не дожидаясь ответа, в мою комнату проскользнула неизвестная девица в одежде дворцовой служанки. Это показалось ещё более странным. Отпрысков императора от наложниц не балуют. И я совершенно точно никогда не видел эту служанку раньше. Хотя дворец велик и всех знать невозможно. С каких это пор они входят к нам так запросто?

— Ваше вы... Ой!

Девица прикрыла глаза руками и выскочила вон. Тоже странно. От смущения забыла, зачем пришла? И почему, постучавшись, не дождалась ответа? А впрочем, теперь уже всё равно, поздно прятаться. Смешно.

Думаю, Вилан и это видела.

— Хм.

— Скоро об этом будет кричать каждая галка.

— Тогда, — ответила она, — нам стоит быть во всеоружии.

В молчании, не глядя друг на друга, мы оделись. Логично было бы ожидать, что она сейчас же выскользнет за дверь. Но вместо этого она подошла и обвила меня руками за шею и поцеловала, не отводя взгляда, не закрывая глаз.

— Пойду к себе. До встречи.

А потом она удалилась, оставив в моих руках пустоту и сладкий, как вино, аромат тёмно-красных цветов.

Новость и впрямь очень быстро облетела дворец, и прежде всех её сообщили императору. Государь империи Чунхуа радовался злобной мелкой радостью. Тому ли, что план И Мина сработал, или тому, что позор вот-вот падёт на золотоволосую голову короля-сильфа... Эту радость портило только присутствие ненавистного отпрыска. Едва узнав о том, что всё получилось, как надо, он повелел пятнадцатом у принцу Линь явиться пред гневные очи отца-императора.

Кнут дрожал в его руке, когда он смотрел сверху вниз на коленопреклонённого сына. Линь Чао было всё равно, по какому поводу карать его. Проклятого щенка он на дух не переносил, век бы его не видел, но у гадёныша было лицо его матери — красивее её император в жизни своей не видел, как не видел никого, кто способен был так сопротивляться его власти и напору. И это лицо, эти волосы, эти манеры, эта стать — извечное напоминание о его бессилии — были его затаённой болью, но отпустить или убить его Линь Чао не мог. Не мог отпустить прошлое.

Принц стоит на коленях, опустив глаза. Молчит, не защищается. Если император решит ударить — не станет уворачиваться. Но он не трусит, не лебезит, не заискивает, не умоляет о милости и снисхождении. Как сломить это непокорное смирение? Этим утром кнут потому только не разгулялся по телу принца, что об этом особо просил И Мин:

— Помните, Ваше Величество, сегодня принца нельзя наказывать: девушка непременно заметит. У короля сильфов будет лишний повод для вопросов и подозрений. Сейчас нам надо согнуть короля в бараний рог, а не настраивать против себя.

Линь Чао этот аргумент показался ерундой, но И Мин всегда давал дельные советы.

— Ах, ты, ничтожество! С кем ты спутался! Я веду переговоры, а ты их срываешь? Я создаю союз, а ты тайно его разрушаешь? Как ты смел поднять на неё свои глаза, коснуться бесстыжими руками! Что, простых служанок мало? Мерзкий распутник!!! Как теперь мне смотреть в глаза королю?!

Добренький И Мин, льстиво подхихикивая, произнёс:

— Ваше Величество! Что такого? Дело молодое. Может, и девушка не была строга... Однако, это и в самом деле позор. Следует принять меры...

— И приму, — с угрозой в голосе пообещал Линь Чао.

Линь Бай Лин

Слухи расползлись слишком быстро. Это наводит на размышления. С каких пор о такой мелочи докладывают лично императору? Обычно до этого никому нет дела. С кем бы ни развлекались принцы — первый, второй и все последующие, — кого и когда это заботило! С чего же такой интерес ко мне?

Смотрю, как завязанный в узел конец плети покачивается передо мной. От ненависти темнеет в глазах. Это не просто ненависть. Это что-то куда более глубокое, от чего бросает в дрожь и сжимает горло в бессильном удушье.

Однажды мне стало понятным отношение императора. Он подозревает, что я не его сын, что моя мать отдалась кому-то, принадлежа ему, императору. Отлично. Может, это благословение. Если бы мог, я бы выпустил из себя всю его кровь. Всю до капли. Я бы покинул этот мир, чтобы не дышать одним воздухом с этим чудовищем. Слишком много чести — не хочу умирать из-за него.

Можно ли считать человеком того, кто, опоив девушку, увёз из родной страны и сделал своей наложницей против воли, а когда она пришла в себя и оказала отчаянное сопротивление, заточил на много лет в темницу? Можно ли назвать человеком того, кто, обезумев от похоти, ворвался к ней однажды и сломил хрупкую преграду? Можно ли назвать человеком того, кто требовал любви, а сам держал любимую женщину вместе с ребёнком заточении, изводя обвинениями в измене императору и ежеминутно угрожая расправой?

О его подозрениях знают все. Тот, на кого пал гнев императора и кто мог быть моим отцом, давно отмучился и умер. Мой черёд ещё не настал. Если однажды мне удастся вырваться отсюда, я найду способ заставить императора заплатить за всё. А также тех, кто все эти годы причинял моей матери и мне боль и унижения.

Моё сердце запечатано каменной печатью. Иногда я задумываюсь, есть ли оно у меня. Я не слышу его биения и то, что чувствую, — это лишь тени того, что чувствуют другие. Знаю, что есть на свете то, что люди зовут любовью, дружбой, доверием, радостью, нежностью, состраданием, болью потери, отчаянием, ревностью... Есть и много другого. Но я почти ничего не чувствую, кроме, разве что, удивления, опасения, недоумения людским поступкам, физической боли, ярости, ненависти. Что ж, есть это, и то хорошо. Потому что чаще всего внутри меня пустота и безразличие.

Эту печать создала моя мать незадолго до смерти. Она была сведуща в таких вещах. Мне в ту пору было лет шесть. Однажды я услышал от неё такие слова:

— Дорогой мой. Я скоро уйду, мне придётся тебя оставить, поэтому я должна сделать всё, что тебе жилось как можно легче без меня. И ты должен знать, что тебя ждёт нелёгкая судьба. Тебе предстоит так много вынести, что я боюсь, выдержит ли твоё сердце всю боль одиночества и предательств, обиду, гнев, отчаяние, горечь... Твоё сердце — сердце небесной сути, оно из ветра и огня. Много раз оно будет сгорать дотла и возрождаться из пепла. Никогда не будет оно знать настоящего покоя. Поэтому я запечатаю его в камне, и до часа освобождения оно будет мало что чувствовать, но так я сохраню его для тебя, пока не наступит твой срок. Однажды у тебя появится друг, который сможет, кусок за куском, возродить твоё сердце к жизни. Каждый осколок будет отрываться с плотью и кровью — увы, это непременное условие, изменить его я не могу. Узнать этого друга ты должен будешь сам. Как и то, что многие только притворяются друзьями в своих корыстных целях. И ещё: ты, как и твой отец, познаешь безумную, больную, измученную, иступлённую любовь. Она многому тебя научит. И когда ты научишься любить, испытаешь наконец покой и радость и обретёшь самого себя...

Мама была провидицей и многое знала наперёд. Её слова были мне непонятны, но я запомнил, затвердил их наизусть и вечерами вспоминал её голос, лицо, улыбку, руки... Она любила меня. А потом ушла. Ушла наша служанка, которая заботилась обо мне. Она была добра. Со временем я узнал, что император лично допрашивал её в подземной темнице, она так и не вернулась. Но, судя по тому, что я ещё жив, она не выдала никакой тайны или же сама ничего не знала. А может быть, нечего было выдавать, и подозрения так и остались подозрениями. Ушёл старый слуга, сменивший её. Ушла собака, жившая в нашей комнате. Рано или поздно уходят все. А я остаюсь. И снова вокруг холод и одиночество, пустота, ненависть императора и издёвки окружающих. Вот и вся моя жизнь. Единственное, что заставляет меня жить, — ледяная ярость и мамины слова. "Час освобождения".

Вилан. Нынешней ночью эта женщина стала моей. Всё моё тело помнит её, под закрытыми веками мелькают воспоминания. Что я чувствую? Что чувствует она? Что между нами? Она теперь в самом деле моя, или же следует забыть об этом? Или воспоминание об этом всегда будет связывать нас?

Всё это разом проносится в голове, пока я смотрю на завязанный узел кнута. Как смеет он обвинять меня в распутстве, когда нет ни единой служанки, не побывавшей в его руках! Как смеет мне что-то ставить в вину он, добивающийся своего ядами и приворотными эликсирами! Однажды придёт и его срок. А пока... я потерплю.

Вилан

Когда я вернулась в свои покои, со стула испуганно вскочила заспанная девушка-служанка.

— Барышня Вилан, я не знала, что вы встали так рано и куда-то ушли! Я не знала!.. Простите меня!

— Да, я... — я запнулась, не зная, что сказать. Не отчитываться же, что я и вовсе тут не спала. — А что ты здесь делаешь?

— Я принесла чай, но он уже остыл. Позвольте, я принесу только что заваренный.

Девушка убежала, а я в ожидании обещанного чая забралась с ногами на кровать. Во рту было горько и сухо — должно быть, последствие дурмана. Как это всё неожиданно и странно. Я никогда себя так не вела и уж тем более сейчас не могла объяснить, с чего это вчера вечером бросилась целовать этого юношу, а потом безо всяких душевных терзаний отдалась ему. На меня это совсем не похоже. Должно быть, принц прав, говоря, что нас опоили. Ему лучше знать, каковы здешние обычаи.

Впрочем, и в эту минуту я ни о чём не сожалела. Только внутри была пустота и лёгкое недоумение. Скорее, я не знала, как ко всему этому отнестись. От воспоминания о нежности его рук и губ, о том, что он обращался со мной как с живой драгоценностью, нежданно попавшей в его ладони, повеяло теплом, и невольно я улыбнулась. Он такой красивый. Несмотря на худобу, так статен и чудесно сложен. Подобная красота должна сиять с возвышения, её нельзя прятать. Я никогда не встречала такого мужчину среди людей.

Какой свет от него исходит... Он мог бы быть одним из нас. Мог бы быть одним из стражей земли или неба... Я не вижу его путь, но чувствую, что он тернист и долог. Чувствую, знаю, что мы оба связаны, наши дороги не разойдутся, что они пересеклись, потому что должны были пересечься. Что ж, получается, эта странная связь уже возникла. И я здесь, чтобы... помогать ему? Он так важен для мира? И чем обернется для нас эта связь?

А кроме этой ночи, что между нами есть? Станет ли он искать встречи со мной? Подумает ли обо мне хоть раз? Соскучится ли? Оставила ли я в его сердце, в его душе хоть какой-то след? Если нет... Я вернусь домой. Нет, не в Небесную Гавань, а в Зелёные Холмы. Может быть, не стоило покидать их.

— Вот, барышня, ваш чай.

— Сядь.

Девушка покорно садится напротив.

— Расскажи о юноше, который на вчерашнем пиру сидел напротив меня.

— О пятнадцатом принце Линь?

— Да. Расскажи мне о нём всё, что знаешь.

— Нуууу... Принц Бай Лин сын супруги-наложницы Мейли. Ходят слухи, что его сердце из камня и он ничего не чувствует. Ни боли, ни горя, ни радости, ни счастья. И император очень не благоволит к нему, постоянно наказывает. И все остальные тоже...

— Что "тоже"? — я поняла, что мои брови медленно и верно ползут вверх.

— ...тоже его не любят и... — пролепетала несчастная девушка.

— ...пытаются проверить, так ли это?

— Ну, д-да....

— Всё так плохо?

— Честно говоря, — девочка вытянула шею и перешла на шёпот, и мне пришлось придвинуться ближе, — бедный принц добра здесь совсем не видит.

— И все они — дети наложниц — тоже? Я вчера их много насчитала на приёме.

— Нет, барышня. Сама супруга-наложница Мейли навлекла на себя гнев императора, а заодно и на сына.

— Неужто её вина так велика?

— Об этом не мне судить, барышня.

— Могла ли я видеть её вчера?

— Супруга-наложница Мейли умерла около двадцати лет назад.

— А что же принц? Что он за человек?

Девушка слегка порозовело, её голос стал мягче и теплее.

— Его высочество красивый и приятный юноша. Хотя ему приписывают всякие грехи и сторонятся, я никогда не видела от него зла. Он добр с теми, кто добр с ним, но таких почти нет. Некоторые люди вызывают злобу и ненависть одним фактом своего существования... Однако он скрытен и недоверчив, а ещё никому не открывает душу и не терпит чужих прикосновений...

Выговорив всё это, служанка вскочила, торопливо налила чай в стакан из темной глины и, извинившись, выбежала вон. Должно быть, решила, что сказала куда больше, чем имела право.

Я вспомнила строгий задумчивый взгляд больших глаз принца. Грустинка в них сразу стала понятна. Жизнь во дворцах людских властителей отнюдь не легка. Во всяком случае, не для всех. Если бы я могла хоть чем-то помочь... Но меня об этом никто не просил.

Больше ничего интересного не происходило, и я успела немного поспать. Однако через какое-то время меня разбудила всё та же девушка-прислужница с известием, что меня желают видеть мои владыки. Когда я вошла в их покои, повелитель вышагивал из стороны в сторону. Жестом приняв мой поклон, Его Величество заговорил:

— Только что я имел весьма неприятную беседу с императором Линь Чао. Он утверждает, будто бы ты провела эту ночь с одним из его сыновей. Отвечай, так это или нет? Император лжёт?

— Нет, не лжёт, — я опустила голову. Трудно одновременно думать о том, что это всё спланировано, а не случайно, что об этом подозрительно быстро стало известно императору, что меня бессовестно опозорили в глазах обоих властителей, как теперь смотреть в глаза моим обоим повелителям, моему будущему жениху — сыну Его Величества Эллана, и как держать ответ перед Его Величеством Иннэем и Её Величеством Ильмар, а главное, кто виновен в этом и как это произошло. И при всём этом не сказать ничего лишнего.

Его Величество Иннэй медленно выдохнул, и я поняла, что он раздражён до предела. И кто бы его винил в этом!

— Линь Чао заявил, что ты нарушила дворцовый этикет и проявила неслыханное неуважение к его Дому. Теперь он навязывает мне брак между тобой и этим юношей, во избежание позора с обеих сторон.

— Неуважение? — поразилась я. Как будто плеснули в лицо холодной водой. — В чём же здесь неуважение? И потом, это никого не касается, кроме нас двоих.

— Никого не касается, говоришь? А на самом деле, касается многих. Мы на чужой территории. Он заявил, что в случае отказа не только ославит тебя везде, где сможет, но ещё и объявит нам войну. Войны я не боюсь: у них нет крыльев, и до Небесной Гавани им не добраться. Но он грозит перейти под начало императора драконов. А это уже угроза королю Эллану. А Эллан не сможет воевать на два фронта — и против драконов, и против людей. И ещё: твой брак с принцем Даром давно обговорен, хоть и не объявлен. Это то, чего желали мы все. Но если эта история будет обнародована, какими глазами будет смотреть на тебя каждый из альвов и, прежде всего, члены королевской семьи? А твоя семья — они тоже тебя не поймут. Теперь ты понимаешь, что натворила? Понимаешь, что ты скомпрометирована? Что, по-твоему, я должен сделать?

— Понимаю.

— Вилан, как ты могла поступить так легкомысленно? Это на тебя так непохоже, — королева Ильмар поднялась на ноги, подошла и взяла меня за руку, с беспокойством заглянув в глаза. Она всегда относилась ко мне ласково, как и король, впрочем. Какой стыд — держать ответ перед ними.

— У меня нет ответа на эти вопросы, Ваше Величество. Я ничем не могу ни объяснить, ни оправдать своё поведение.

— Но как же быть? — король наконец тоже посмотрел на меня. — Если я отобью тебя от этого брака, может грянуть война. И Дар, как бы тепло к тебе ни относился, жениться уже не сможет, да и нечестно обманывать его — мы же не люди.

— Обычно это женщины говорят о позоре, а не мужчины, — тихо заметила я.

— Обычно да. Но люди очень странные.

— Да, вот то и плохо, что этот юноша — человек. До сих пор наша кровь не смешивалась с людской, — произнесла королева.

— Он не человек, — встрепенулись я, радуясь, что хоть немного могу успокоить своих владык. — Во время...

— Избавь нас от подробностей! — рассердился Его Величество. — Переходи к делу!

— ...я сумела заглянуть в глубь души принца. Чем он является, пока не вижу, его сущность искусственно скрыта и себя пока не проявила. Но она очень сильна.

— Ну, хорошо, Вилан. Решение за тобой. Иди к себе, загляни теперь в свою глубину. Хорошенько посмотри. И передай мне с отцом своё решение.

Два часа спустя

Линь Бай Лин

— ...я договорился для тебя о браке с сильфидой, дочерью военного советника Его Величества Иннэя.

— Благодарю, мой император, — придворный этикет велит отвечать главе государства Чунхуа именно так, и я складываю руки в поклоне.

— То, что ты натворил этой ночью, бросает тень на наши ещё не прочные отношения с сильфами. Король в ярости, но понимает необходимость замять скандал и отдает тебе руку дочери своего генерала. Я повелеваю тебе жениться на соблазнённой тобой женщине, дабы не потерять её доброе имя и доброе имя Нашего Величества.

Голос императора суров и пренебрежителен. Но он так доволен, что скрыть не может даже от меня.

— Воля императора — закон для меня.

— Более не держу. Иди готовься к свадьбе. Церемония и празднество состоятся послезавтра. Хоть какой-то толк от тебя, ничтожество.

Выходя из императорских покоев, чувствую вкус ненависти и горечи на губах. Нас свели вместе принудительно, и вот результат — принудительный брак. И всё обставлено так, словно в этом замешаны только мы двое. Должно быть, и ей сейчас не легче. Либо она выйдет за меня против воли, либо у нее просто нет выхода. Партия из меня никудышная, это знают все. Как жить вместе тем, кого к этому заставили?

Снова иду в библиотеку. Там, в одной из старейших книг, которые осыпаются прямо в руках, есть подходящий по признакам яд "Крыло махаона". Он называется так, потому что одна из его частей — ягоды тёмно-синего цвета. Такие не водятся в государстве Чунхуа, и добыть их стоит немалых денег. Срок действия яда напрямую зависит от количества этих ягод, и используют его в виде порошка без вкуса и запаха, ни еда, ни напитки не изменяются при его добавлении. На сколько ночей рассчитана доза, знает только тот, кто изготовил и подмешал порошок. Что ж, очень жаль, что нельзя узнать прямо сейчас, закончилось или повторится нынче же?

В книге ничего не говорится о том, как противостоять этой напасти. Только странные строки о том, что тела любовников являются противоядием друг для друга, но и вызывают своего рода наркотическую зависимость на время возгорания любовного пламени. Никакого другого антидота нет.

Да и где бы я мог достать его? Мне запрещено покидать дворец. Но могла бы отыскать Вилан, ведь это и в её интересах, — кому хочется быть чьей-то марионеткой?

Знать бы, кому мы обязаны этой милостью. И почему она согласилась стать моей женой.

Спускаюсь вниз с заброшенного верхнего этажа. В памяти мелькают обрывки воспоминаний, и сейчас внутренним взором я вижу Су Жень, нашу бывшую служанку. Дважды она опаивала меня, по чьему-то приказу или по своей воле — не знаю. Скорее, она делала это для себя. Кто станет поднимать шум из-за чести служанки! Но оба раза доза оказалась слишком слаба, и, превозмогая боль, я смог перетерпеть. Какое удовольствие наблюдать за тем, как та, кто хотела подчинить меня своей воле с помощью чар, платит за своё коварство, и не прийти на помощь, не облегчить её мук. Третьего раза не случилось: убегая от возжелавшего её второго принца, Су Жень упала с лестницы и свернула себе шею. Если бы я не знал этого наверняка, то подумал бы, что и нынешний приворот — дело её рук.

На следующем этаже размещены гостевые покои, а чтобы попасть на тот, где живём мы, рождённые супругами-наложницами и просто наложницами, нужно спуститься ещё ниже.

Неподалеку от лестницы слышны голоса, и, прячась за уступом, я прислушиваюсь. Это Вилан и её отец медленно прогуливаются по коридору. Голос генерала звучит тихо и невесело, а голос Вилан какой-то чересчур ровный, даже равнодушный.

— ...я думал, вы с Даром... Он будет расстроен.

— Дар никогда не стал бы меня принуждать.

— Владыки сердятся на тебя. И Его Величество Эллан тоже не простит.

— Его Величество Иннэй понимает, что решать мне.

— И ты решила?..

— Да.

— Это долг велит тебе согласиться на этот брак или что-то ещё?

— И долг, и что-то ещё.

— Что же? — со своего места мне было видно, как генерал Тайри остановился и заглянул в глаза дочери.

— Я могу сказать только, что это взвешенное решение.

— Вы с его высочеством познакомились только вчера. Семья без любви — такое испытание выдержит не каждый.

— Чтобы полюбить кого-то, не нужны столетия.

— Он вызывает в тебе хотя бы какие-то добрые чувства?

Вилан улыбнулась и промолчала. Почему она согласилась выйти за меня, если имела возможность отказаться? Впрочем, иногда выбор предоставлен так, что никакого выбора, на самом деле, нет. Она сказала: есть что-то ещё. Что — ещё?

Она могла бы рассказать про приворот. Разразился бы скандал со страшными последствиями, и, конечно, не было бы никакой свадьбы. Я могу рассказать про приворот. Например, королю сильфов, и тогда разговор закончится тем же. Если рассказать императору, моя жизнь не будет стоить ничего и закончится в ту же минуту. Какой бы отвратительной она ни была, у меня на неё свои планы. Может быть, жениться на Вилан — не так уж плохо для меня. И, возможно, не так уж плохо для неё.

Дневная суета захватила императорский дворец. По приказу Линь Чао готовился изысканный обед, на котором, по согласованию с коронованным союзником, планировалось огласить скоропостижную помолвку и сообщить о грядущем свадебном торжестве. Император времени даром не терял, боясь, что король Иннэй найдет лазейку и исхитрится не выдать свою подданную за ненавистного сына Линь Чао. Пока что, скрепя сердце, Иннэй согласился отдать её руку принцу Бай Лину, и потому следовало спешить. Согласно придворному церемониалу, нельзя начать подготовку к бракосочетанию прежде объявления помолвки, но, тем не менее, тайные приготовления начались: алые, шитые золотом, наряды из газовой ткани и золотые украшения для жениха и невесты, красные ковровые дорожки, красные фонари и оранжевые флаги, цветы, благовония, праздничные огни, тончайшая, вырезанная из нефрита, посуда, приглашения, подарки... И пусть император женил самого нелюбимого сына, всё же свадьба в императорском доме просто обязана быть роскошной — речь шла о чести повелителя.

Вилан планировала совсем пока не встречаться с принцем. Всё равно это быстро станет достоянием общественности, и опять начнут шушукаться по углам. Или, того хуже, возникнет ещё большее разногласие между венценосными союзниками. Достаточно уже того, к чему всё это привело.

Прогуливаясь в одиночестве в дворцовом саду, она услышала голоса двух мужчин и, выглянув из-за куста осенней сирени, усыпанной пышными душистыми кистями цветов, увидела двух наследных принцев, младший из которых при ближайшем рассмотрении оказался гораздо более противным, чем издали.

— Повезло выродку. Я бы и сам женился на сильфочке, — прогундосил младший. — Может, сломаем ему что-нибудь? И свадьбы не будет.

— Тогда отец нам что-нибудь сломает, — оборвал старший. — Забудь ты об этой девке. Есть куда красивее и проще.

— Есть, конечно. Но такой у меня ещё не было.

— Ну, ты всегда сможешь навестить её после свадьбы. Обожди немного...

Отвратительный разговор затих в отдалении. Вилан покачала головой: да неужели эти самодовольные мерзавцы думают, что она и её супруг останутся в Чунхуа после брачной церемонии? Ну нет, она и сама уедет, и мужа заберёт с собой. А что там они хотели сломать Бай Лину? Сами выродки. Она всё-таки решила отправиться к нему, хотя и подумала, что, если он до сих пор жив и цел, то как-то умеет с ними справляться.

Бай Лин в это время сидел в своей библиотеке, и она отправилась прежде всего туда. Он разбирал письмена какого-то свитка, при появлении будущей невесты встал и, секунду поразмыслив, приветствовал её церемонным поклоном. Всё утро он прикидывал, как лучше держаться с ней, и пришёл к выводу, что то, что произошло между ними, — это случайное обстоятельство, и стоит продолжать придерживаться правил этикета.

Вилан была другого мнения. Она считала, что нет смысла делать вид, что это событие ни на что не влияет, тем более что оно привело к неожиданным и значительным последствиям. Поэтому она без стеснения и сомнений подошла, обняла за шею и поцеловала.

Против воли юноша жарко ответил на поцелуй, он был в полном смятении, совсем себя не понимая. Её губы и руки были похожи на струйки теплого воздуха. Она выводила их отношения на новый уровень, превращала случайное в постоянное, показала, что ни о чём не жалеет... Значит ли это, что он и в самом деле небезразличен ей?

За свои двадцать пять лет он никого никогда не любил. Кроме матери. Только к ней он испытывал какой-то душевный трепет. Его никто не любил и не нуждался в нём. И потому он не знал, что делать с этим крошечным огонёчком тепла, зародившимся между ними.

"Здравствуй, мой хорошенький!" — мысленно прошептала Вилан. Несмотря на явную худобу и тонкую кость, принц был прекрасно сложен. Красивое, длинное, чётких пропорций тело, узкая талия, широкие плечи. И очень, очень красивое лицо: прямые стрелы бровей, большие выразительные глаза, тонкие и трогательные черты и мраморно-белая кожа. Ей нравилось в нём всё.

Доверительно улыбнувшись, Вилан заметила:

— Так всё обернулось...

— Почему ты согласилась? — Бай Лин так хотел услышать о причинах, побудивших её принять предложение императора, что перешёл к нему сразу. Он ни секунды не верил в то, что она могла успеть влюбиться в него, это только в красивых сказках так скоро случается. Нет, разумеется, есть какой-то скрытый мотив, какая-то её собственная выгода, и вот это он хотел знать прямо сейчас.

— Не скажу, — лукаво усмехнулась девушка, отводя взгляд от испытующе смотревшего на неё любовника.

— Вилан! — нетерпеливо окликнул он, впервые назвав её по имени.

— Бай Лин! — отзеркалила она и мягко добавила: — Не настаивай. Однажды узнаешь.

Бай Лина это ничуть не удовлетворило, но он предпочёл не давить. В конце концов, совместная жизнь всё равно всё покажет, а уж он будет само внимание и бдительность.

Сменив тему, он жестом указал на свиток. Вилан не знала письменности государства Чунхуа, и ему пришлось самому рассказать о том, что удалось узнать о "Крыле махаона". Нет, ну есть же на свете нахалы, вздохнула она, имея в виду отравителя.

— Как думаешь, это закончилось или ещё нет?

— Как знать, — Бай Лин задумчиво смотрел в окно. — Возможно, яд рассчитан только на одну ночь, а возможно, на несколько. Может быть также, что всю дозу яда нам дали вчера, а может быть, и сегодня добавят. Ничего не ясно.

— Не то чтобы я была против, — усмехнулась Вилан, — ведь ничего по-настоящему плохого не произошло, физического вреда нам не причинили. Но как-то это мерзко — быть фигурками в чужой игре.

Бай Лин приподнял бровь.

— Жизнь — это всегда игра, твоя или чужая.

Вилан блеснула глазами:

— Тогда пусть это станет на́шей игрой. Тебе не нужна была жена, а я собиралась замуж за другого. Но раз так, то... Возьмёшь меня в жены?

По его губам пробежала заинтересованная, чуть насмешливая улыбка, из глаз заструилось поразительной чистоты сияние.

— Хорошо.

Заговорщики обменялись довольными понимающими взглядами.

На торжественный обед в огромном церемониальном зале собрались все члены императорской семьи, все гости и многие именитые сановники императора. Прежде чем приглашённые успели занять свои места, вперёд вышел И Мин и торжественно провозгласил:

— Между пятнадцатым принцем Линь — Бай Лином — и девой Вилан, дочерью прославленного генерала Тайри, зажглась любовь. Радуясь счастливому событию, владыки Чунхуа и Небесной Гавани соединят их души, сердца и руки священными брачными узами в день осеннего равноденствия. Слава владыкам! Слава жениху и невесте!

— Слава!.. Слава!.. — подхватили со всех сторон присутствующие, угодливо кланяясь и поздравляя тех, до кого им, по сути, не было никакого дела. Император Линь раздавал благосклонные доброжелательные улыбки. Король Иннэй и генерал Тайри хмурились. Но королева Ильмар и императрица улыбались каждая о своём. Радовались не посвящённые в последние события члены королевской свиты.

Итак, помолвка была оглашена большому числу людей. Об этом было объявлено в народе. Помолвленным отвели общий столик на двоих на высочайшем помосте по правую руку от императора. Это означало, что отныне они на виду и могут быть увиденными в обществе вместе, и это не будет считаться нарушением правил приличия.

Жениха и невесту с поклонами усадили рядом за совместный столик. Всё происходило так быстро и положение было таким абсурдным, что оставалось только терпеть, скрывая ироничные улыбки. Оба подозревали, что с едой им могли дать очередную дозу любовного приворота. И это делало ситуацию ещё более нелепой и несуразной. Да, на таких чувствах семью не построишь, подумала Вилан и постаралась развлечь своего наречённого тихой беседой. Ей удалось вызвать его улыбку и достаточно оживленное участие в разговоре. И глядевшие на них король с королевой и генерал потихоньку начали склоняться к мысли, что эти двое, вполне вероятно, действительно влюблены и счастливы. Может быть, всё на самом деле в порядке и беспокоиться не о чем?

С появлением Вилан Бай Лин почувствовал, что его жизнь медленно, но верно движется в лучшую сторону. Например, сегодня в честь помолвки его нарядили в небесно-голубое ханьфу, украшенное золотой отделкой и голубыми кисточками, надетое на верхний длинный голубой халат, а вместо деревянной заколки с деревянной шпилькой, верхнюю часть волос собрали и скрепили новой гуань⁽¹⁾ из золота и голубой эмали с тонкими голубыми шелковыми лентами. После самой простой одежды, которую обычно носили наименее любимые дети императора (или наиболее нелюбимые), эти одеяния заметно преобразили молодого человека. В его манерах и раньше проглядывало скромное достоинство, сейчас оно стало немного заметнее.

После обеда император предложил королевской семье и её приближённым прогулку по городу. Вечером ожидаются народные гуляния, гостям есть на что полюбоваться. Вилан тут же подхватила жениха под руку и выразила императору пожелание не расставаться с ним, а отправиться на прогулку вместе, и получила высочайшее позволение. Бай Лин, которому с рождения запрещено было покидать пределы дворца, с интересом разглядывал практически незнакомый город-столицу.

Они ехали в паланкине вместе с генералом и одним из доверенных лиц Иннэя, и отец внимательно разглядывал дочь в поисках хоть какой-то натянутости или неискренности, боясь, что Вилан совершает непоправимую ошибку. Но молодые люди тихо переговаривались и продолжали улыбаться друг другу, и Тайри решил больше не вмешиваться. Его занимал и другой вопрос: он отправил через эфир и землю сообщение жене и сыновьям о скорой свадьбе Вилан. Без подробностей. Он знал, что его сообщение дома произведёт эффект взрыва: готовились выдать дочь за принца одной страны, а выходит она за принца другой. Да ещё так скоропалительно. Эфир принёс ответ скорее, чем ожидал генерал: домашние ответили, что прибудут завтра утром.

Когда об этом сообщили императору Линь, он любезно — даже слишком любезно — улыбнулся: разумеется, разве может такое радостное событие произойти в отсутствие родственников невесты?

Бай Лин, слушая всё это, ощущал, что петля вокруг него затягивается всё туже. Он прекрасно видел, как хмурится отец Вилан. Военному советнику короля, разумеется, вовсе не понравился такой крутой поворот. А теперь ещё прибудут её матушка и братья и неприязнь к нему, Бай Лину, возрастёт. Не смертельно, но неприятно. Жаль, что она не сирота, — зачем ему такие проблемы?

Вилан, каким-то поразительным образом уловившая неуверенность и испорченное настроение жениха, поспешила заверить его:

— Ты понравишься моей семье, я знаю.

— Кому нужен такой, как я! — скрывая за холодом нахлынувшую горечь, отозвался принц. Осторожно, но решительно он отнял у неё свою руку.

— Мне, — твёрдо ответила она.

— Зачем?

— Теперь ты — мой. Я буду о тебе заботиться.

— Зачем?!

— Пары женятся, чтобы любить друг друга и заботиться. Разве нет?

— Тебе-то это зачем?

— Затем, что каждый должен быть хоть кому-то нужен и дорог.

— Ещё зачем?

— Затем, что у каждого в жизни должно́ быть что-то хорошее.

— То есть, — решил уточнить принц, вопросительно-насмешливо приподняв брови, — ты делаешь это ради меня?

Он хотел сказать: ты меня не знаешь. Почему согласилась выйти за незнакомого мужчину? Но Вилан, предупреждающе выдохнув, опять посмотрела лукаво и опять ушла от ответа:

— Ты задаёшь слишком много вопросов.

Впрочем, она снизошла до другого объяснения и, потянув его к себе, прошептала на ухо:

— Скоро нас оставят в покое. Это сейчас мы для всех сенсация. После свадьбы до нас никому не будет дела. Вот увидишь.

Бай Лину пришлось смирить недовольство и удовлетвориться таким ответом. И всё же, тоже шёпотом, он счёл нужным предупредить:

— Я не из тех, кто влюбляется с первого, второго или даже третьего взгляда. Если ты ждала красивой сказочки про любовь и про "жили они долго и счастливо", то ты ошиблась.

Вилан пожала плечами и засмеялась:

— Ладно, ладно! Подожду некрасивую. Но лично я намерена жить долго и счастливо.

Бай Лин несколько растерялся. Язвительные шутки и подколки были нормой в его жизни, но к добродушному юмору он не привык. Пришлось признать, что невестушка не так проста, как показалось вначале, и трусить не собирается. И глаза у неё такие, будто она знает то, что никому больше не ведомо, и видит то, что недоступно больше ничьему взору. Но что в них, кроме серебристой пыли, похожей на отражение звёзд в ночном пруду, он понять так и не смог.

Следуя за императором и его свитой, кортеж посетил храмы, алтари и площади (гости вежливо покивали), цветочный рынок (гости восхитились и накупили необычных растений в горшках), невольничий рынок (гостей передёрнуло), гавань (гости долго любовались морем, закатом и необычной формы парусными судами), лучший ювелирный салон (гости внимательно рассмотрели всё, что было предложено), фортификационные сооружения (гости рассмотрели всё, что было предложено, ещё более внимательно), мосты и мостики (гости полюбовались собственным отражением в воде), чайный домик, официально признанный императором лучшим (гости оценили и одобрили вкус любимого императором чая).

Наконец процессия свернула в район, где проживала вся местная знать. Разглядывая удивительные, такие разные и притом похожие, деревянные дома и комплексы домов с крышами, крытыми чёрной, зелёной или красной черепицей, с балками, выкрашенными в красный, вишневый или чёрный цвет, с коньками в виде рыбок, драконов, цветов, фениксов, Вилан вздохнула:

— Как жалко, что мы не смогли просто погулять по улицам и купить что-нибудь интересное. Давай потом сами пойдём — вдвоём? И всё-всё посмотрим без спешки.

Бай Лин поглядел на неё. Был вечерний час, темнота укрыла город, и на улицах зажглись большие бумажные фонари. Простой люд и вельможи — все высыпали из домов. Начиналось праздничное шествие, кругом загорались фейерверки и крутящиеся огненные шары, звучали музыка и смех, всюду царило веселье. Только император и его гости и свита оставались в паланкинах.

Вилан выглядела оживлённой и милой и, похоже, предстоящую семейную жизнь воспринимала всерьёз. Она не требовала, не приказывала, не решала за него, а спрашивала согласия, и поэтому ему не хотелось разочаровывать ее в этот момент.

— Ладно, пойдём, — Бай Лин ответил улыбкой, бессознательно любуясь её блестящими от любопытства глазами. Возможно, теперь, благодаря жене и статусу женатого человека, ему не придётся и дальше оставаться запертым во дворце.

Ему показалось, что Вилан стала чуточку понятнее, чем сутки назад. К тому же, сейчас он знал её несравнимо лучше, чем когда увидел впервые. Она, незнакомка, отнеслась к нему с симпатией и доверием и выразила желание заботиться о нём. Бай Лин понял, что ей удалось удивить его.

Во дворце, прощаясь, она шепнула:

— Если начнётся... приходи ты ко мне. Мы сумеем отгородиться от чужого внимания.

По дороге к своей комнате Бай Лин услышал конец разговора двух слуг, один из которых мыл пол в коридоре, а другой вытирал пыль. Мужчины, остановившись, обсуждали каких-то общих знакомых.

— А я всегда говорил: хорошая жена и мужа, и дом сбережёт. Скромная, добрая, заботливая и красивая женщина — это, считай, подарок небес. Потому что рядом с ней ты всегда дома.

— Это, братец, не хорошая, а лучшая жена! — одобрительно поддержал другой уборщик. — Найти такую мужчине большая удача!

"Значит, вот такую жену считают лучшей?" — отметил про себя Бай Лин, снова и снова мысленно повторяя слова полотёра. Ему неоткуда было вести самостоятельные наблюдения, отношения императора с его супругами оставались для всех тайной, других супружеских пар, доступных для анализа, в его поле зрения не было. И потому сегодня, услышав чужое мнение, он решил, что таково мерило семейной жизни.

Скромная. Добрая. Заботливая. Красивая.

1) украшение для волос, представляющее собой заколку-корону со шпилькой или без

Вернуться к тексту

Перед ужином Вилан успела принять ванну — служанка натаскала в большую лохань воды, брызнула туда какого-то душистого мыла и целебных масел. Эти минуты бесценны — минуты полного покоя. Вилан, забравшись в горячую воду, мгновенно заснула. Но сон мучительно мешался с явью.

Полёт в вечернем небе... Лететь из Небесной Гавани до Чунхуа далеко. И хотя сильфы в полёте невесомы, даже ветру требуется время, чтобы покрыть такое расстояние. Прохладный воздух девятого месяца остужает тело и бодрит сердце. Над головой — звёзды, внизу — облака, в разрывах которых мелькает тёмная земля, и она очень далеко. Что за страны проносятся под ней, она не думает. Она просто летит за королём и королевой. Иннэй точно знает, куда держит воздушный путь, и ведёт своих приближённых к ясной цели — императорскому дворцу Чунхуа. Он никогда не ошибается...

Нежные пальцы гладят её по волосам, кто-то покрывает её губы осторожными бережными поцелуями, внутри Вилан странная зыбкая лёгкость, словно её укачивают прибрежные волны. Ей жарко, и касания прохладных тонких губ возлюбленного приносят облегчение. "Не поранься!" — она осторожно вынимает шпильку и снимает заколку-корону. Ливень длинных каштановых шелковистых прядей укрывает её плечи, будто шатром прячет от мира. "Ты делаешь это ради меня?..". Она поднимает веки и смотрит в прозрачные светло-карие глаза, которые начинают темнеть и становятся совершенно бездонными, и в них она тонет и тонет, а затем на страшной скорости прорывается сквозь туман и попадает в беснующееся пламя — рыжие языки, а вокруг — клубы чёрного дыма. Впереди — чьи-то глаза: красивые, выразительные; медленно поднимаются густые тёмные ресницы, а под ними вокруг вертикально вытянутых зрачков всполохи огня. "Не приближайся!". Прежде чем огонь успеет опалить кожу, Вилан выбрасывает назад, и сквозь туман и ледяную тишину раздаётся злой выкрик: "Всё ложь! Все твои слова — одна сплошная ложь!". И смех, полный затаённой боли и горечи на грани безумия. Этот смех ранит, как взмах кинжала, одним прикосновением оставляющего сочащиеся кровью следы на коже и в сердце и тяжесть бесплодных сожалений о невозвратном...

Ослепительно прекрасный молодой мужчина в роскошных одеждах идёт к ней. Его красота почти смертельна — она поражает в самое сердце, как сталь влетающего в тело меча, как молния. Его лицо сияет любовью и радостью, подобно бликам солнца на воде. А навстречу несётся тонкая, прозрачная стрела, её так трудно разглядеть... Темнота и холод кругом, тепло лишь там, где оковы нагреты телом... Стылое безмолвие нарушает только лязганье цепей...

Резко вздрогнув, Вилан проснулась и села. Вода, доходящая до краёв лохани, расплескалась по полу. Рядом стоит испуганная девушка-служанка. Её имя Дзин Жу, отстранённо припоминает Вилан. Император отдал её в распоряжение гостьи. Дзин Жу — "золотой бамбук"... Она говорила...

— Барышня, пора одеваться к ужину, — говорит она, опасливо притрагиваясь к влажному плечу сильфиды.

— Да... — Вилан кое-как выбралась из воды и зябко завернулась в тонкую хлопковую ткань. Сон не принёс расслабления, только измучил. Появилась тошнота, не слишком сильная, но, тем не менее, достаточно мерзкая. Тошнота предчувствия неприятностей.

— Вы нехорошо выглядите, — отважилась произнести Дзин Жу.

— И чувствую себя так же, — неохотно отозвалась Вилан.

— Может быть, вам ещё полежать? Или совсем остаться в своей комнате?

Остаться в своей комнате... Вилан представила себе своё пустующее место в зале. Они с Бай Лином столько шума наделали, их отношения сейчас, кажется, у всех на устах. Если она не явится к ужину, это будет выглядеть подозрительно и странно и может быть расценено как непочтение к императорской семье. А кроме того, Бай Лин будет чувствовать себя опозоренным, и ему обязательно дадут прочувствовать это сполна. Потому что всё внимание — благожелательное или неприязненное, язвительное — сейчас приковано к ним обоим и именно позором и явится её отсутствие рядом с женихом. Нельзя поступать с ним так. Отныне она несёт ответственность не только за себя, но и за него тоже. Вилан сжала зубы и принялась наряжаться.

Слуга, присланный И Мином, явился к пятнадцатому принцу помочь одеться и сопроводить к ужину. Бай Лин удивился: его ждут в церемониальном зале? Такого прежде не бывало. Ах, да, это всё из-за помолвки. Теперь он на виду, и отныне уже неприлично отверженному сыну императора, помолвленному с сильфидой из окружения короля, есть в неподобающих высочайшей семье условиях. Хотя эти самые условия и созданы именно высочайшей семьёй.

Слуга помог поправить ханьфу и освежить причёску, хотя всё это Бай Лин всю жизнь делал безо всякой посторонней помощи.

— Ваше Высочество, прошу, поторопитесь! — слуга кланяется чуть ли не после каждого слова. — Нельзя опаздывать!

Обращение "Ваше Высочество" раньше было скорее насмешкой, чем титулом и проявлением верноподданического почтения. Но сейчас оно звучит уважительно и искренно.

Озадаченный переменами, Бай Лин шёл позади слуги, указывающего и без него известную дорогу. Ко входу в пиршественную залу они с Вилан подошли с разных сторон, зато одновременно. И он сразу, едва взглянув, заметил, что ей нехорошо.

— Ты нездорова?

Вилан удручённо кивнула. Одетая в платье из тяжелой золотистой парчи, она и сама напоминала осенний листик, только кожа казалась чуть зеленоватой.

— Это так заметно?

Что ей ответить? Ему заметно. Он не воспылал никакой любовью, но она ему ближе сейчас, чем кто-либо, и потому — да, заметно.

— Тебе лучше бы полежать, — принц отвёл глаза, оправляя рукава своего ханьфу.

— Лучше бы. Но я не хотела ставить тебя в неловкое положение.

Слуга объявил их появление:

— Его Высочество принц Бай Лин и дева Вилан!

Пока они шли рядом по ковровой дорожке под прицелом чужих взглядов, пока, подойдя к императорскому возвышению, приветствовали владык — он предписанным церемониалом поклоном, она реверансом, — Бай Лин мысленно слышал её голос: "...не хотела ставить тебя в неловкое положение...". Ей не всё равно? Она... бережёт его чувства?

Трапеза проходила куда менее торжественно, чем предыдущая. Присутствующие шушукались о своём, владыки и их супруги вели увлеченную беседу. Бай Лин искоса наблюдал за своей невестой: она молча клевала из своей тарелки. С палочками она обращалась не ахти и, похоже, была совсем не голодна.

Заметив пристальный взгляд И Мина, верного надзирателя императора, принц пододвинул Вилан нефритовую мисочку с мелкими жареными в пряном соусе рыбками.

— Попробуй. Это вкусно.

Он чувствовал, что её недомогание следует скрыть от посторонних глаз. Нужно делать вид, что всё в порядке и ничего особенного не происходит. Он налил ей чаю из чайничка. Вилан ответила благодарной улыбкой.

Был уже совсем поздний вечер, когда яд снова начал отравлять их и подталкивать к взаимодействию. Однако в этот раз доза была куда меньше предыдущей. Шатаясь от головокружения и задевая плечами стены, принц добрался до покоев своей наречённой. Судя по всему, она уже ждала его, испытывая те же ощущения.

На двери у неё имелась задвижка, и Вилан предусмотрительно щёлкнула ею. Бай Лин подумал, что, может быть, сегодня им удастся перетерпеть и просто поспать рядом. Так и вышло. Охватившее их возбуждение моментально спало, едва они встретились в объятиях друг друга; оставшись в нижних платьях, они забрались в постель, и Вилан заснула сразу же, как только её голова коснулась его груди.

Бай Лин, скользя взглядом по брошенным на пол верхним одеждам, осторожно гладил её по волосам, а сам всё думал об унизительности принудительных сношений. Пожалуй, самое обидное в них то, всё решено за них. Почувствовал бы он желание быть с ней? Маловероятно. Только по личной выгоде. Однако она ему и не противна, и то ладно. Но чем можно защититься от чар неведомого врага?

Принц переместился мыслями в завтра. В ночь перед свадебной церемонией жених, по ритуальным обычаям состоятельных и богатых домов Чунхуа, вышивает золотыми нитками фату для невесты, а невеста мастерит своими руками для жениха шпильку, которую прилюдно воткнёт в его гуань. По обычаю, изящному искусству в Доме императора обучали и принцесс, и принцев без исключения, и все они становились настоящими мастерами иглы и нитки. Но что, если завтрашней ночью им снова будет не до того? Позора не оберёшься. Да и свадьба эта — фарс. Они уже и так близки. И, судя по спокойствию Вилан, всё идёт так, как ей нужно. И отсюда снова вопрос: а что ей нужно? Что она ждёт от своего замужества за ним? Ей так хочется за него замуж? Именно за него. Ведь у нее есть жених. Был, точнее...

Вилан пошевелилась и бессознательно обвила рукой его шею, её ладонь была совсем прохладной, и Бай Лин со вздохом снял её руку, положил себе на грудь и накрыл ладонью, чтобы немного погреть. Наконец, и ему удалось задремать.

Утром появились остальные члены семьи генерала — его жена, два старших сына с супругами и младший сын. А обе супруги были, ни много ни мало, принцессы — дочери короля Эллана. И с ними ещё несколько девушек.

Когда Бай Лина наконец познакомили с членами семьи Вилан, он был удивлён тем, как легко его приняли. Против ожидания, никто не выказал ему неприязни, пренебрежения, подозрительности. Мать Вилан, Альмела, оказалась молодой женщиной редкой прелести с белокурыми вьющимися волосами, ниспадающими почти до колен. Она ласково посмотрела на него, согревая умным и проницательным взором, и тёплым певучим голосом произнесла: "Дорогой зять, добро пожаловать в семью". Её сыновья, высокие, тонкие, улыбчивые, учтиво приветствовали избранника своей сестры. Принцессы, поразительно юные на вид, чьи голоса звучали как пение тихих речных вод, шутливо попеняли сестре своих супругов на её переменчивый выбор и заметили: "Гляньте-ка, за Дара ты замуж не спешила! Чем же очаровал тебя здешний принц?". Вилан и тут, улыбаясь, отмолчалась.

Вслед за своим семейством высказался генерал Тайри: "Ваше Высочество, доверяю вам свою единственную дочь и надеюсь получить ещё одного сына. Завтра ваши руки соединятся в брачном союзе и да не разомкнутся во веки!". Бай Лин улыбнулся им самой милой и трогательной улыбкой, какую смог найти в закромах своего почти бесчувственного сердца, и ответил максимально дипломатично:

— Благодарю, генерал. Обещаю сделать всё, чтобы быть достойным доверия Вилан.

Приготовления в торжеству шли полным ходом и уже совершенно открыто. Слуги метались, как безумные, наталкиваясь друг на друга и поминутно что-то роняя, подгоняемые распорядителями.

И Мин, главный советник императора, раздавал поручения, касающиеся размещения гостей, движения процессии из храма во дворец, расстановки цветов и столов с угощением, придворных музыкантов, столов для подарков, подготовки покоев для молодоженов и тысячей других вопросов. Забот было так много, а времени оставалось всё меньше.

Пробегая по этажу, где жили дети императора от жён и наложниц, он заглянул к пятнадцатому принцу узнать, не закончен ли ещё церемониальный наряд жениха. В комнате Бай Лина он застал господина придворного портного и его помощников.

— Будет ли готово к сроку? — учтиво поклонившись, побеспокоился советник.

— Приложим все усилия, господин главный советник императора, — ответил не менее учтивым поклоном портной.

И Мин перевёл взгляд на принца и аж вздрогнул. Как хорош в алом этот змеёныш! Как эффектно выглядит — убиться можно. Такому бы не на задворках обретаться, а самому на троне восседать. У И Мина на секундочку даже дух захватило от такой перспективы. Неееееет, откуда у этого щенка трон! Его здесь едва терпят, только по милости императора он считается его сыном, хотя, если сам повелитель не уверен, как все остальные могут быть уверенными? Он и не похож на владыку ни в чём...

Похоже, чем-то он себя выдал: насмешливо-вопросительное движение бровей принца требовало ответа, и он со словами "Позвольте откланяться, Ваше Высочество!" и с льстивым сгибанием спины ретировался.

На всякий случай, он заглянул и в покои сильфиды, где застал королеву Ильмар и мать невесты, отстранивших доверенного помощника придворного портного и собственноручно занявшихся окончательной правкой свадебного наряда прямо на будущей новобрачной. Помощник топтался вокруг и пытался давать советы, чтобы хоть чем-нибудь оправдать своё присутствие.

Появление И Мина было встречено также вопросительным взглядом, и, неискренне похихикав, он убежал. В конце концов, главное, что брачными одеяниями занимаются, а кто — не суть.

Проверив, как идёт украшение тронного зала, куда должны явиться молодожены и где их окончательно объявят мужем и женой, он сбегал на кухню. Там работа кипела и без его участия и было нестерпимо жарко. Выскочив на свежий осенний воздух, он едва отдышался и почти вприпрыжку помчался к придворному ювелиру, по пути думая о том, как тяжело с этими двумя сопляками — ну никакого почтения...

Расставшись поутру с Бай Лином, Вилан ощущала жгучую злость. Она не была основана на чём-то конкретном, так, какие-то поминутно ускользающие из памяти мелочи. Зато эмоции переживались ярко и навязчиво. Она всё думала о той каше, которая заварилась вокруг них, и о том, что частично сама в этом виновата, — можно было и не соглашаться на этот брак, владыка вроде бы не настаивал. Вообще, быть может, не стоило лететь сюда. Но в таком случае, напомнила она себе, они так никогда бы и не узнали о существовании друг друга. А вот этого ей уже и не хотелось. Он заинтересовал её настолько, что она была против его исчезновения из её жизни. Теперь, когда она знает Бай Лина, было бы ужасно грустно так и остаться чужой для него. Но сможет ли брак сократить расстояние между ними и сделать по-настоящему близкими? Брачные узы ведь не панацея, обоим придётся как следует потрудиться.

Но что, если трудиться над этим придется ей одной? По совести говоря, Бай Лин ни капли её не любит. Она позволила себе заинтересоваться им, несмотря ни на что, а теперь этот водоворот засасывает их обоих всё дальше и глубже, а она, Вилан, упорно продолжает делать вид, что всё в порядке и так и должно быть. Ну, не глупо ли? Может, лучше всего прямо сейчас найти Бай Лина и сказать ему, что она передумала и пусть они лучше останутся хорошими друзьями? Да, после такого ещё можно остаться друзьями. Или сохранить друг друга в памяти и расстаться навсегда! Навсегда...

— Не вертись! — строго потребовала королева. — Иначе я подошью подол криво. Его Высочество, скорее всего не заметит, но заметят все остальные.

— Простите, моя госпожа.

— Страшно? — понятливо улыбнулась королева Ильмар.

— Мне хочется оказаться дома прямо сейчас, — прошептала Вилан, опустив глаза и надеясь, что её не услышат.

Обе женщины, состоящие в счастливом браке, мечтательно улыбнулись. Где им понять, вздохнула сильфида, которую это ничуть не утешило.

За завтраком, за обедом и за ужином она всё так же уныло крутила палочками в тарелке, гоняя кусочки по кругу. Бай Лин наблюдал за ней и за вечерней трапезой всё-таки спросил:

— Вилан, что с тобой? Ты решила покончить с собой, объявив голодовку?

В его голосе не было сочувствия, он словно недовольно одергивал: "Веди себя прилично — на нас смотрят!".

Вилан заставила себя улыбнуться.

— Я легко обхожусь по нескольку дней без еды — была бы вода. А вот тебе не помешает вес набрать, а то ветром сдует, так что ешь побольше.

На это странное заявление Бай Лин отреагировал только движением бровей.

В конце ужина И Мин у́жиком подобрался к императору и что-то зашептал на ухо, дождавшись паузы в разговоре между своим повелителем и королём сильфов. Император кивнул и громко обратился к своему собеседнику:

— Ваше Величество, я однажды слышал, что и сильфы, и альвы — чудесные певцы и музыканты, а среди ваших благосклоннейших даров были необыкновенные музыкальные инструменты... Не могли бы наши гости порадовать нас своим высоким искусством?

В глазах Иннэя вспыхнули звёзды. Он явно гордился талантами своего народа и народа-союзника.

— Охотно, Ваше Величество. Это наше любимое развлечение на пирах. Я уверен, что мои подданные и подданные короля Эллана с радостью продемонстрируют наше культурное достояние.

Император жестом велел слугам убрать ненужные приборы и столы, главный советник распорядился принести подаренные музыкальные инструменты. Король взмахом руки разрешил начать.

Танцевать и петь собрались все, кроме невесты, даже принцессы. Но король, наклонившись со своего места, взглядом направил в круг и Вилан. Она вся просияла, не раздумывая ни мгновения, вскочила на ноги и присоединилась к приготовившимся начать танец сородичам. Зрители расселись вдоль стен на своих скамеечках, скрестив ноги и расправив ханьфу, разглядывая одежды и движения гостей.

В Чунхуа и мужчины, и женщины прячут нижнюю рубашку, брюки и сапоги под длинным халатом, стянутым в талии широким поясом, а сверху надевается ханьфу с широкими рукавами-крыльями. Мужчины сильфов и альвов брюк не прятали, одеваясь в туники до середины бедра, а на плечи накидывали плащи с капюшоном или без него. Дамы носили платья с открытыми плечами, с пристёгнутыми брошами плащами. Это казалось необычным, вольным и даже несколько бесстыдным. Но это чужие обычаи. Разве можно их осуждать?

Арфа сильфов тоже выглядела в Чунхуа непривычно, здешние арфы выглядят совсем по-другому, они меньше и звучат иначе. Серебряные струны подаренной арфы были натянуты между массивными деревянными рамами и звучали звонко и чисто. Свирель, лютня и деревянная флейта никогда раньше здесь не звучали. И был ещё один инструмент — с мехами, несколькими трубками и чрезвычайно резким гнусавым голосом, однако, своеобразным и, если привыкнуть, приятным. Их звучание наполняло сердца трепетом, лёгкой тревогой, смутными желаниями, неосознанной, появившейся где-то глубоко внутри, мыслью, что настоящая жизнь вовсе не здесь, а там — в далёких далях...

Музыка и песни были поразительны. Они были наполнены всем, что составляло суть неба, поднебесного пространства и земли. Эти существа рисовали звуками и словами целые картины перед глазами зрителей: сюда как будто наяву проникали аромат и темнота дремучих лесов, пение проточных вод, костровый дым, птичьи распевы на заре, вольная воля полей, порывы степных ветров, туманы, пронизанные лучами утреннего солнца, вобравшие в себя летний жар цветы и прогретая сухая земля, зелёные холмы, поросшие изумрудной шелко́вой травой, куда закрыт путь смертным, вьющаяся веселая тропка по склонам, шелестящие восковой листвой дубравы, свежий смолистый запах боров, огромные серебристые звёзды, усыпающие тёмный покров неба, упругая ласка попутных ветров под крыльями...

Они пели про ивы, окунающие свои косы в тихие речные заводи, про тонконогих коней с развивающимися гривами, несущих своих седоков к морю, вечно шепчущему свои удивительные сказания. О томящемся в подвалах золотом вине, крепком и сладком, веселящем и щекочущем, целебном и мягком. О тихой светлой печали о тех, кого уже нет в этом мире. О девах, сплетающих венки для подруг и возлюбленных. О слагающих свои волшебные баллады менестрелях, собирающих истории по всему свету...⁽¹⁾

Они пели о Небесной Гавани — городе, парящем в небе. О его садах, наполненных дивным благоуханием, о ветвях, сгибающихся под тяжестью плодов и цветов, о ровных и прямых улицах, вымощенных белым полупрозрачным камнем, розовеющем в рассветном и закатном зареве, о любви, преодолевший смерть, и подвигах во имя чести и справедливости, о мудрости и благородстве его жителей. Небожителей...

Они танцевали так, как никто здесь не танцевал. У них на обеих руках были надеты браслеты с серебряными колокольцами, которыми танцующие отбивали ритм. Их движения были быстры, изящны, слажены. То они вели общий хоровод, потом дамы кружились своим хороводом внутри кольца из кавалеров, потом разбивались на пары, держась за руки, или клали руки друг другу на плечи и талии. То вдруг кавалеры останавливались и хлопали в ладоши, пока в хороводе кружились дамы, то, наоборот, дамы поворачивались к ним и хлопали, а кавалеры кружились вокруг них. Миг — и новое построение. Миг — и новый переход. Развевались волосы, летели платья и плащи, каблуки чеканили шаг, раздавались смех и дивные голоса, сияли настоящим счастьем и радостью глаза...

Зрители и сами не заметили, как в такт с танцорами и сами принялись отбивать ладонями ритм. Их ноги жаждали пуститься в пляс. Только здесь не положено было мужчинам танцевать вместе с женщинами, а тем более касаться их.

Бай Лин увлеченно смотрел на будоражащее душу зрелище. Как они свободны, как вольны в своих словах и поступках! Они могут делать, что хотят, и их король благоволит своим подданным, уважает, ценит и бережёт их... Они — сильфы и альвы — духи неба и земли. И Вилан — дух. И потому летят они в танце, почти не касаясь пола.

На тонких красивых губах принца застыла заинтересованная улыбка, из-под полуопущенных ресниц взволнованно блестящие глаза следили за каждым движением необыкновенных существ. Тем не менее, он при этом ни на секунду не спускал с Вилан своих светлых глаз. Она то кружилась в середине вихря, то оказывалась на самом краю и пролетала мимо него. Её платье, снова болотно-зелёное, было расшито голубым шёлком, синим и голубым бисером и искрящимися полубусинами. Словно траву устлали росинки. Волосы цвета красного дерева, собранные в высокий хвост, были свиты в косу. Она улыбалась всей своей сутью. Она была счастлива.

Бай Лин следил за ней. Не то, чтобы для этого был какой-то особый повод или она чем-то отличалась от своих сородичей. Но завтра она станет его женой. И его изучающий взгляд неотрывно следовал за ней. Не сразу он понял, что тот низковатый, но такой звучный, пронзительный и чистый, как родниковая струя, голос принадлежит ей, что остальные только подпевают и оттеняют её вокал. Это её пение он слышит. Это она рисует образы в воздухе, будто ткёт узорный ковёр. Это она творит сейчас волшебство...

1) Есть восхитительная песня Wallace band "Мой дом в холмах зелёных". Она, мне кажется, наиболее полно рисует мир альвов.

Вернуться к тексту

Поздним вечером Бай Лину принесли материалы для рукоделия: лёгкий газовый покров кроваво-красного цвета и золотые нитки с иголкой. На ткани уже размечены узоры, их осталось только расцветить золотом. Предстояла долгая работа, и потому принц приступил сразу же. Держа в руках покрывало, накладывая ровные аккуратные стежки на ткань, он старался представить себе, какой будет их совместная жизнь. "Хорошая жена и мужа, и дом сбережёт. Скромная, добрая, заботливая и красивая женщина — это, считай, подарок небес. Потому что рядом с ней ты всегда дома...".

Сегодня он увидел Вилан другими глазами. Говорят: хочешь узнать кого-то — посмотри на него, когда он счастлив. Утром он пообещал себе, что изучит свою жену так хорошо, как только возможно, чтобы облегчить себе жизнь. Легко управлять тем, кого знаешь. Для этого надо всего лишь хорошенько приглядывать за жёнушкой.

К примеру, этим вечером он понял, что пение и пляски в кругу сородичей приносят ей удовольствие. Это сделало её счастливой. Что такое счастье? Бай Лин видел его со стороны, но каково это — самому чувствовать его? Что ещё ей нравится? Что огорчает? Что пугает? От чего она приходит в гнев? Что заставляет её обороняться и что отпускает её напряжение? На что она способна и на что ни при каких обстоятельствах не пойдёт?

Иголка быстро мелькала в длинных пальцах, в мерцании свечей вспыхивала тонкая золотая нить. Бай Лин улыбался, с неожиданным удовольствием вспоминая сияющие глаза Вилан, её радостную улыбку, быстрые летящие движения, вспоминая чистый сильный звенящий голос... Ему понравилось то, какой она открылась. Весёлая, оживленная, беззаботная... Она и так ни из чего не делала проблем. Это такое редкое качество!

Закончив фату под утро, он вдруг вспомнил, что эта ночь прошла в полном одиночестве и здравии, и усмехнулся: какой заботливый недруг.

Вилан с трудом открыла глаза, когда Дзин Жу прикоснулась к её плечу и тихо позвала: "Барышня!". Она уснула, подложив руки под голову, прямо за столиком, за которым работала украшение. Тело ощущалось так странно — будто не своё. Ночь в трудах пролетела слишком быстро. Но выспаться можно потом, главное, она успела.

Странный, но красивый обычай — дарить супругу шпильку в заколку-корону и вдевать её публично. Впрочем, что альвам, что сильфам ювелирный промысел привычен, и здесь она могла блеснуть мастерством. Главный советник императора, И Мин, показал ей свадебную гуань Бай Лина и после принёс все инструменты и материалы, которые Вилан попросила.

— Ой, какая красота! — восхитилась Дзин Жу, склонившись над шпилькой. Взять её в руки девушка не посмела, зато позволила себе рассмотреть как следует. — Барышня, у вас золотые руки. Никто не поверит, что это сработано девичьими пальчиками.

— Для нас это обычное дело, — сонно улыбнулась сильфида. — А разве ваши барышни делают хуже?

Девушка хихикнула в кулачок и на вопрос не ответила.

— Сегодня вам принесут завтрак сюда. По обычаям, вы увидитесь с принцем уже храме.

— Так. А что потом?

— Потом вы — рука в руке — войдёте в павильон, подготовленный для торжества, и там вас ещё раз — прилюдно — объявят супругами. Затем начнется свадебный пир. А после вы и принц...

— Понятно.

Дзин Жу исчезла в дверях и через некоторое время вернулась с подносом, уставленным всевозможными мисочками. И с приговором, что поесть нужно как следует, потому что день будет долгий и, возможно, нервный (все невесты волнуются, как же без этого!), принялась обслуживать хозяйку.

Упоминание всяких брачных ритуалов снова вызвало в Вилан приступ душевной тошноты. Ей-то казалось, что вчера она отмучилась и сегодня спокойно пройдёт через это всё, но нет. Вернулись раздражение и тревога. Это всего лишь чувства, они совершенно не реальны, зато так противны и навязчивы, что хочется перелистнуть поскорее эту страницу и очутиться в завтрашнем дне.

— Госпожа Альмела и барышня Доланна спрашивают, не хотите ли вы посекретничать немножко, пока есть время.

Мама... Наверное, все дочери в утро перед свадьбой роняют слёзы на мамино плечо. Отчего же она, Вилан, такая неправильная?

И Доланна... Вилан своим браком с Бай Лином расчистила ей путь к замужеству за Его Высочеством принцем альвов Даром. Они любят друг друга и заслужили счастье. Дар никогда не любил Вилан как женщину, а она не любит его как мужчину. Да, королю Эллану хочется ещё одни "крылья" в семью — для будущих внуков. Но они, Дар и Вилан, никогда не испытали бы того, за что истинно любящие без колебаний отдают жизни. Это ли не бессмысленное расточительство?

Дару теперь ничто не помешает жениться на Доланне, ведь после Вилан она — первая кандидатка, а Вилан не была бы ей соперницей, не будь она наполовину сильфидой. Девушки не были подругами, но общались вполне сносно, не испытывая взаимной неприязни. Можно бы теперь и посекретничать, но... не хочется. Кстати, почему Дар не приехал? Мог бы, кажется.

— Пожалуйста, передай им, что сегодня я хотела бы остаться одна. Пусть они не обижаются. Я хочу прожить этот день поскорее.

— Вы странная, барышня, — надула губки Дзин Жу. — Все девушки наслаждаются днём своей свадьбы и соединением с любимым. А вы с принцем влюблены, и вам позволено вступить в брак... Или... вам хочется поскорее?..

"Я такая эгоистка, — вздохнула Вилан, слушая её. — Он меня не любит, а я всё равно выхожу за него, чтобы быть рядом с ним. Я даже не спросила: может быть, у него есть дама сердца. Вот глупая! И зачем только я ввязалась во всё это!".

Еда выглядела аппетитно и эстетично, источая наиприятнейшие запахи, но Вилан есть не хотелось. Поддавшись уговорам Дзин Жу, она взяла маринованную сливу и положила в рот. Зачем их мариновать? Они прекрасны свежими и в варенье. Ей подали блюда, традиционно дарившие пять вкусовых ощущений: острое, горькое, сладкое, кислое и солёное. Лёгкие, и тем не менее плотные. Рис, соевые бобы, овощи, обжаренные в кунжутном масле с пряностями, грибные вонтоны на пару... В конце концов, попробовав понемногу того и сего в качестве культурного знакомства с кухней Чунхуа, Вилан постепенно успокоилась. По крайней мере, на время.

Она приняла горячую ванну с какими-то маслами, ароматом напоминающими кардамон и розовый перец. На этот раз мягкая дрёма освежила и придала сил. Просто поразительно, что на сегодняшнюю ночь любовный дурман отступил. Или невидимый кукловод на этот раз не дёрнул за верёвочку.

Вилан всё думала, чем занять время до того момента, когда пора будет отправляться на церемонию. Она вообще смутно представляла себе расписание этого дня. Стыдливые объяснения прислужницы ничего не давали. Она слонялась по своим двум комнатам — спальне и гостиной, пока наконец Дзин Жу не предложила рассмотреть подарки, которые, неукоснительно следуя древним обычаям, прислала семья жениха.

Обычно их преподносят семье невесты в момент помолвки и затем во время обручения, говорила девушка, но этот брачный сговор такой скомканный, что всё смешалось и ничего толком не ясно. Из-за спешности церемония лишена должного размаха, а впопыхах много ли можно успеть подготовить? И вообще, многие формальности, скорее всего, будут опущены, тем более что невеста другой расы, стало быть обычаи должны быть смешанными. Она сама это слышала. Вот и хорошо, обрадовалась невеста.

Расхаживая по покоям, она дважды споткнулась о гуся. Его, тоже согласно древнейшим традициями, прислал император в залог мира и счастья. Сначала его передали с почестями родителям невесты, а уж родители, посмеиваясь, вручили дочери. И дочь совсем не представляла, что с ним делать, подозревая какую-то подколку в свой адрес. Гусю такое обращение не нравилось, он был дикий, шипел и норовил ущипнуть, его поведение несколько отвлекло Вилан от наматывания кругов, и, забравшись на кровать, она разглядывала разгневанную птицу.

В целом, из всех преподнесённых подарков, которые, к конце концов сложили в её покоях, она успела посмотреть только два. Одним оказался поразительной красоты веер из ярко-красной бархатистой ткани, украшенный золотом и кистями. А во втором свертке из красивой блестящей ткани она нашла тонкой работы деревянную шкатулку, инкрустированную янтарем. Внутри лежали изящные ножницы.

— Это для ваших локонов, — объяснила Дзин Жу, любуясь чудесным ларцом.

— Как это?

— Ваш супруг вам сам объяснит, — покраснела служанка.

Принесли золотые свадебные украшения. Пора одеваться, заулыбалась Дзин Жу. Похоже, вся эта праздничная кутерьма её развлекала. Она сама облачила барышню в традиционный наряд: в короткую алую куртку и брюки, на ноги — невесомые матерчатые сапожки, сверху надела длинный халат из газа и стянула его в талии широким поясом из золотого шелка. Под конец — чудесное алое ханьфу, украшенное золотыми цепочками и кисточками.

Она подняла и уложила волосы невесты в сложный высокий пучок, скреплённые множеством простых и несколькими драгоценными шпильками. Это причёска замужней женщины, так сказала Дзин Жу. Замужней, не замужней... Ни альвы, ни сильфы не считали нужным демонстрировать своё семейное положение. Процедура эта растянулась во времени, Вилан даже успела заскучать, но в зеркало смотрелась внимательно. На волосы лёг дивной работы ажурный золотой венец-корона из алых и розовых камней, с его веточек к плечам спускались длинные тонкие золотые цепи с вправленными в звенья самоцветами. В ушах появились тяжёлые золотые серьги, запястья унизали браслеты.

Последней деталью стала свадебная вуаль, вышитая женихом. Вилан, пользуясь возможностью, взяла вуаль в руки первой и залюбовалась работой. Какое совершенство — ни одного косого стежка, ни одной неправильной линии. Человек ли это держал иглу и выводил узоры? Может быть, они появились сами? Вышивка блистала в лучах полуденного солнца ярко и радостно и почему-то сама по себе внушала надежду на счастливое будущее. Интересно, верит ли в него Бай Лин или просто покорен воле своего отца? "Я слишком мало знаю о нём, чтобы что-то предполагать, — остановила она себя. — Вскоре будет больше времени и возможностей изучить его, и тогда я смогу понять то, что скрывается подо льдом".

— Прибыл паланкин за барышней-невестой, — услышала она тихий мужской голос у дверей.

Вилан никогда не страдала нервными расстройствами, скорее, она казалась себе слишком малочувствительной. От этих слов сердце упало в живот и заныло там. "Ты делаешь это ради меня?". Да, пусть так. Пусть это будет ради него. Потому что ради себя, возможно, стоило бежать без оглядки. В момент их слияния Вилан удалось заглянуть в грядущее. В её видениях промелькнуло всего несколько мгновений. Она видела себя как ту, что поможет ему пройти его путь, проходя свой собственный. Страх — это всего лишь страх. И ему поддаваться нельзя. Нельзя позволять пугать себя...

Дзин Жу быстро и аккуратно покрыла голову сильфиды фатой и приколола её невидимыми шпильками, чтобы не соскользнула ненароком. Никто не должен видеть лица деви́цы. Никто, кроме мужа, не может снять покров с головы жены, и сделает он это только наедине.

Вилан решительно вышла за дверь. Платье шуршало, украшения звенели при каждом шаге. Сквозь ткань вуали всё виделось красным. Она напоминала себе человеческую танцовщицу из какого-нибудь увеселительного дома. Правда, виданное ли дело, чтобы танцовщица была так роскошно наряжена? До паланкина она шла пешком по пустынному внутреннему двору, в котором почему-то не было ни души, шагая по красной ковровой дорожке, — по традиции нельзя было пачкать ноги в грязи, чтобы не принести грязь и позор в семейную жизнь.

Паланкин был рассчитан на двоих, и потому для одной казался слишком просторен. Вилан сопровождали родственники невесты, ехавшие верхом. Поскольку храм находился на территории императорского дворца и ехать было совсем чуть-чуть, её просто вынесли из одних ворот и внесли в другие. Отец жениха, надев самую приветливую улыбку, встретил Вилан и по-отечески обнял. В храм вошли только её родители и владыки, остальным было не положено, они "попрощались" с ней здесь, чтобы позже увидеться на пиру.

Бай Лин встретил её в дверях храма, и вместе они по ковру подошли к служителю, который должен был соединить их. Вилан, не знакомая с людскими венчальными обрядами, во все глаза разглядывала алтарь — свечи, цветы, какие-то таблички с письменами, курящиеся благовония... Алтарь поклонения Небу и Земле, как его назвали. Что ж, это было вполне понятно. Ей, по примеру Бай Лина, пришлось отвесить четыре земных поклона — духам Неба и Земли, Солнцу и Луне, Государям и Стихиям Воды и Воздуха, владыкам государств и наконец, родителям.

Клятва "в горе и в радости" у всех рас примерно одинакова. Бай Лин протянул руки ладонями вверх, Вилан накрыла их своими ладонями.

— Я, Бай Лин из Дома Линь, клянусь тебе, Вилан из рода Тайри, любить тебя, защищать и беречь, быть рядом, быть помощью и опорой во всем — до моего последнего вздоха.

— Я, Вилан из рода Тайри, клянусь тебе, Бай Лин из Дома Линь, любить тебя, беречь, заботиться, почитать и слушаться тебя во всем, помогать во всех делах и всегда быть рядом — до моего последнего вздоха.

Это была её первая свадьба, и против воли сильфида вся дрожала от волнения. Видимо, ощутив дрожь её пальцев, Бай Лин перевел взгляд на неё и едва заметно усмехнулся. А как будто он женится в десятый раз!

— Жена даёт своему мужу еду и питьё, а муж с благодарностью принимает и разделяет с ней хлеб и вино.

Упомянутый хлеб был маленьким, не очень вкусным и довольно жёстким, и ей пришлось повозиться, чтобы разломить его на две половинки. Большую половинку как мужчине Вилан отдала Бай Лину. Из её рук он принял крошечный стакан вина, и, как полагается, они разделили ритуальную трапезу, глядя в глаза друг другу.

— Вступившие в брак становятся одним целым, в них течёт одна кровь на двоих. Смешайте вашу кровь ради нерушимой крепости брачных уз.

Это была самая неприятная часть обряда, потому что требовалось сделать надрезы на запястье друг друга. Первым, как положено супругу, Бай Лин провёл ритуальным кинжалом по коже Вилан. Она так нервничала, что не заметила боли.

Сделать надрез на его руке оказалось сложнее. Она едва не уронила кинжал. Теперь она услышала, как он усмехнулся, увидела, как он покачал головой. Но улыбка его была доброжелательной. Кажется, красивее она в жизни не видела...

Потом они соединили руки в местах порезов и с минуту ждали, пока смешается кровь, и сильфида буквально чувствовала, как её душа оплетается, обвивается вокруг него.

— Супруг и супруга, поклонитесь друг другу. Ваше намерение связать свои жизни в одну требует уважения и почитания.

Четырежды они поклонились друг другу. Этот обряд считался официальным уведомлением божественных сущностей о заключённом браке.

Завершая брачный обряд, жрец произнёс:

— Отныне вы — законные муж и жена и уже не можете разделить ваши судьбы, связанные единой божественной нитью. Предки да благословят вас.

Последним в брачном обряде был поклон предкам. Для этого их проводили в усыпальницу. Туда полагалось спуститься вдвоём — представить свою семью усопшим.

Вилан прямо передёрнуло, когда они стали спускаться по широкой каменной лестнице по направлению к арочному проёму в стене. Сам он был тёмный, но в глубине что-то мерцало. Не глядя, Бай Лин протянул ей руку — должно быть, и это предписывалось давними обычаями. Она накрыла его ладонь своей. Лестница так крута, не хватало ещё оступиться и кувырком полететь вниз.

Усыпальница представляла собой каменную палату о двух этажах, уставленную надгробными камнями с вырезанными на них сверху вниз неведомыми надписями. На большом каменном столе стояли зажжённые свечи, в скобах на стенах пылали факелы, источали ароматный дым палочки в курительницах. Тут было так холодно, почти морозно.

Бай Лин подвёл Вилан к стоявшему отдельно надгробию.

— Это императорская усыпальница. Здесь покоится прах моей матери. Больше у меня никого нет.

Он опустился на колени и сложил руки для церемонного земного поклона, Вилан последовала за ним.

— Мама! Это Вилан — моя жена. Она другой расы, но, думаю, вы бы поладили.

У Вилан подпрыгнуло сердце. Как тепло он сказал "мама". И как хорошо прозвучало "моя жена"... Как будто это и впрямь что-нибудь для него значит, хоть самую капелюшку... Она замешкалась и опомнилась, только когда увидела, как он немного повернул к ней голову, слегка озадаченный её молчанием:

— Не хочешь что-нибудь сказать?

Вилан встрепенулась и, секунду подумав, дипломатично высказалась:

— Госпожа! Мы незнакомы, но вы можете верить: я сделаю всё, что в моих силах, ради мира и покоя в нашей семье.

Четыре раза они поклонились праху супруги-наложницы Мейли, а когда выбрались из покоев мёртвых и вышли из храма, Бай Лин снова протянул ей руку и повёл куда-то, всё так же ничем не выдавая своего личного отношения. Это несколько удивляло Вилан: вроде бы они ладили неплохо, а в интимные моменты он был так ошеломляюще нежен... И при этом вот так — он покорен воле отца и традициям, но не более.

Новобрачные прошли по ковровым дорожкам к свадебному павильону. Гостей собралось много. Вся императорская семья и король с королевой, виднейшие сановники страны и знать, гости Дома Линь — не меньше сотни человек.

— Слава молодым супругам! — объявил кто-то, и молодожёны снова поклонились: владыкам государств, гостям и опять — друг другу. Затем тот же неведомый голос объявил, что в знак своей любви супруг вышил своими руками брачную вуаль для возлюбленной. Теперь, став супругой, она приносит ответный дар любимому. И как корона не может обойтись без шпильки, так муж и жена всегда должны быть рядом и вместе.

Вилан вынула из рукава тщательно оберегаемое там украшение (в течение всего этого времени она боялась где-нибудь выронить своё творение, тем более что оно удалось на славу) и вложила в руку Бай Лина. Он мельком посмотрел на предмет, но оценить не успел: по знаку императора ему быстро поднесли деревянную скамеечку, он опустился коленями на мягкую подушку, и Вилан, осторожно придерживая его гуань, вынула шпильку и заменила её своей. Оба подарка они будут хранить вместе, как семейную реликвию.

Прежде чем их отвели к приготовленному возвышению с двумя высокими тронами, император Линь Чао произнёс поздравительную речь. В сплошном потоке лицемерных пожеланий того-сего новобрачным присутствующим самим пришлось отделять важную информацию от переливания из пустого в порожнее. А важной информацией было, во-первых, то, что Вилан не становится принцессой, т.к. пятнадцатый принц не является наследником трона. Он входит в семью генерала Тайри, а император Чунхуа, в свою очередь, обретает новую дочь. Во-вторых, в качестве подарка молодые получают во владение прекрасное поместье "Золотые Лилии" — почти в центре города. И уже завтра утром смогут перебраться в своё семейное гнездо. И в-третьих: принцу по-прежнему запрещено покидать столицу. Долг каждой жены оставаться рядом с мужем, в этом она приносит брачную ему клятву. Но также государство Чунхуа в лице его императора просит госпожу Вилан (теперь император обратился к ней как к замужней даме) оставаться в столице в качестве посланца и гаранта мира и дружбы между двумя странами.

Это был неожиданный и крайне серьёзный поворот. Король Иннэй и так уже жалел, что связался с людьми. Но то, какое коварство применил Линь Чао, чтобы добиться своего, полностью лишило его всяких иллюзий в отношении этого так называемого союза. "Посланец и гарант" — читай заложник. Если произойдут осложнения политических либо военных взаимосвязей Чунхуа и Небесной Гавани, а, возможно, и Зелёных Холмов (так как Вилан — подданная и владыки Эллана), отвечать будет Вилан, и, весьма вероятно, головой. Оказавшись между трёх огней, сможет ли она поддерживать баланс, когда от неё, по сути, ничего не зависит?

Иннэй совсем не хотел соглашаться с этим предложением. Внешне оно прозвучало так доброжелательно, но фактически ставило Небесную Гавань в крайне затруднительное положение. Нельзя оставлять Вилан здесь. И не оставить тоже нельзя — будет выглядеть как отказ от мира и последний шаг от объявления войны.

Это была ловушка, и Иннэй в неё попался. Что ж, от людей не стоило и ждать порядочности.

Бай Лин наблюдал за тем, как окаменело лицо короля сильфов, как беззвучно вскрикнула королева, как сжались кулаки генерала и как в потрясении застыла его жена, как ропот гнева прокатился среди приближенных владыки Иннэя и владыки Эллана. Если бы не правила этикета, он расхохотался бы в голос. Высокие гости угодили в западню. И больше всех в ней застряла его жёнушка. Вот уж не повезло так не повезло.

Папашиному плану можно было бы поаплодировать, кабы он не испортил партию самого Бай Лина. Истаяла надежда сбежать из Чунхуа, ничем не помогла женитьба. Разве что убраться из мерзкого дворца и больше никого из его обитателей не видеть. Ну, хотя бы это. Впрочем, есть ли такое расстояние, которое сопоставимо с его ненавистью к ним всем?

Однако... Если у Вилан и впрямь есть крылья, она может бросить его в любой момент и улететь. Он бы так и сделал. Что значат эти глупые слова в храме? Пустой звук. Кто может удержать её здесь? Так что, если кто и в пролёте, так это он сам. В очередной раз. Она тоже исчезнет, как все другие. Все уходят. Ничто не меняется, разочарование по-прежнему в порядке вещей.

Губы сами искривились в усмешке. Ну надо же. Жаль, что лица Вилан не видно сквозь вуаль. Вот бы посмотреть, как оно вытягивается в растерянности.

Он почувствовал, как её всё ещё холодные пальцы переплелись с его пальцами. "Твой папаша — настоящий гад!". Невероятно, в голосе сильфиды слышна улыбка. Её, что, вообще ничем не пронять? Интересно, дойдет ли дело до скандала. Дойдёт, но не сейчас. Летуны дождутся, когда новобрачные удалятся в свой покой и разойдутся приглашённые, и тогда... Неужели стерпят и такое?

Ещё Бай Лин подумал, что переплюнул всех своих братьев, успев жениться первым. Должно быть, особенно бесятся первый и второй принцы. Это такое потрясающе безнаказанное нарушение многовековых устоев, что сразу ясно, что именно папаше-гаду это и нужно.

Он хотел уколоть Вилан, сказав, что она попалась в расставленные сети, куда её загнали, как зверька на охоте, но промолчал. Его роль в этом деле тоже неблаговидна. Но что такое благовидно, а что нет, когда хочешь вырваться отсюда и сам до конца не сознаешь предела людской подлости? Кажется, хуже уже быть не может. Ан нет, может, может.

Виновников торжества сопроводили к их местам на возвышении, гости расселись за столиками, со всяческими пожеланиями поднялись заздравные чаши — раз, другой, третий... Зазвучала музыка, зазвенели голоса присутствующих. Мало-помалу осадок от не всем приятных новостей разошёлся, в конце концов, на праздниках нельзя грустить.

— Твои сородичи, — заметил Бай Лин, поднося к губам стакан с вином, — живут очень весело.

Надо было что-то сказать. Не молчать же весь вечер. Всё-таки жениться на приятной умной женщине — разве плохо? Если всё пойдет так же, как сейчас, если её выдержка — не показная, возможно, они вполне спокойно смогут ужиться вместе. Конечно, если она не бросится наутёк при первом удобном случае, забыв о муже в спешке.

— Да, — согласилась Вилан, слегка наклоняясь, чтобы сделать глоток из своего стакана, не испачкав покров. — Если бы мы были сейчас в Зелёных Холмах, нас бы осыпа́л дождь из лепестков сирени и фиалкового дерева. У нас первыми начинают танец молодые супруги, и к ним присоединяются все остальные. Я бы взяла тебя за руку и повела танцевать. Ведь свадебный пир — весёлый пир, и танцы длятся до первых проблесков зари.

Под столешницей Вилан протянула ему руку ладонью вверх, и, подумав, он всё же накрыл её своей ладонью. Почему она придает такое значение физическому контакту? Бай Лин немного смутился. Вся эта история вообще какая-то неловкая, а Вилан ведёт себя так, словно... словно всё между ними в порядке и так и должно быть, игнорируя факт, что в этой истории вырван большой и крайне значительный кусок из самой середины и осталось только что-то по краям.

— Однажды ты побываешь и в Зелёных Холмах, и в Небесной Гавани и сам всё увидишь.

— Вилан...

— Ты можешь звать меня Ви, — сказала она.

— Ви... — Бай Лин попробовал это новое обращение "на вкус" и пришёл к выводу, что это, пожалуй, действительно очень личное, по-супружески личное. Что-то, что есть только у двоих. — Что теперь ты будешь делать?

— Ты имеешь в виду ситуацию с тем, что фактически нам обоим запретили покидать этот город? А ничего пока что. Сначала займёмся домом. Всё равно больше ничего не остаётся. А дальше будет видно, как быть.

Когда стемнело, император и его главный советник незаметными, ненавязчивыми намёками дали понять окружающим, что новобрачным пора удалиться в свои покои, что наступает "время для двоих".

Они поклонились владыкам и гостям. Гости принялись кланяться и благодарить за оказанную честь быть приглашенными... В конце концов, Бай Лин, согласно предписанным правилам, взял жену за руку и повёл в отведённый для них павильон. Из окон на траву тёмного вечернего сада лился приятный бело-розово-красный свет бумажных фонариков. Поднявшись по ступенькам на широкую веранду, они вошли в большую просторную комнату.

На низком столике приготовлены еда и вино — это первая семейная трапеза. На возвышении кровать с занавесями из полос тонкой газовой красной ткани и цветочных белых гирлянд. Сухие лепестки в вазе и зажжённые палочки в медной курительнице источают приторно-сладкий запах. За ширмой большая деревянная лохань с горячей водой. На полу лежат узорные циновки.

— Командуй — что дальше, — улыбнулась Вилан. Она понимала, что церемониал ещё не весь соблюдён.

— Ладно.

Каждый из них втихомолку радовался, что этот момент — не такой уж и неловкий: они ведь уже были близки, пускай и по необходимости.

Он подвёл молодую жену к брачному ложу, знаком предложил сесть и сам сел рядом. Вилан молчала, не зная, что сказать, только внимательно смотрела на мужа, опасаясь что-нибудь пропустить. Бай Лин тоже молчал, в голове у него было неожиданно пусто. Потом он вспомнил про покров и, протянув руку, откинул его. Ну вот, он — её муж, она — его жена. Радостно? Обхохочешься.

Он встал, сходил к столику и принёс оттуда два бокала, наполненные вином. Один протянул Вилан и сел рядом, красные чаши-бокалы, украшенные парочкой уток, по традиции, были связаны красной длинной нитью.

— Сделай глоток.

Оба отпили по глотку. После этого Бай Лин взял бокал Вилан, а ей протянул свой.

— Ещё.

Оба выпили. Он подлил вина в её бокал из своего и взглядом предложил сделать то же самое. И на этот раз вино было допито до конца.

— А что это значит?

— Этот обряд называется "единением чаш", он скрепляет супружеский союз.

— Ясно. А теперь?

Бай Лин взял с прикроватного столика шкатулку — ту самую, которую она рассматривала утром. Как будто неделя прошла.

— Мы должны срезать друг у друга по пряди волос и хранить их вместе в знак установившихся супружеских отношений.

Вилан рассмеялась: да, когда волосы собраны в узел, это проще простого. В её смехе не было ничего обидного или неприятного, только готовность пойти навстречу. Она попросила помочь разобрать прическу, и Бай Лин принялся вынимать шпильки и снимать венец с подвесами. Как бы то ни было, прикосновения всё равно облегчат переход к последующему действу. Он и сам не знал, хочет этого или предпочёл бы сразу забыться сном и проснуться женатым. Если не прикасаться друг к другу, брак будет фиктивным, но кто узнает об этом? Почему неведомый "благодетель" упустил чу́дную возможность подлить своё зелье? Всё бы случилось само собой, как случилось в первый раз. И никому не было бы стыдно, хотя это и не любовь была, а похоть чистой воды.

Наконец её волосы рассыпались по плечам, Вилан тряхнула головой. Вот, выбирай любую прядь. Он и выбрал. Потом настала очередь Вилан, и, закрыв глаза, он ощущал, как её пальцы осторожно снимают его гуань. По обычаю Чунхуа, женатый мужчина носит верхнюю часть волос собранной в более высокий хвост, скреплённый заколкой-короной. Она стояла прямо перед ним и прикасалась к его волосам, а он не чувствовал ничего, кроме смятения и озадаченности. Щёлкнули ножницы, и в шкатулку легли обе пряди — тёмно-красная и каштановая. Она села рядом и погладила его по лицу. Бай Лин чуть не оттолкнул её руку, но вовремя вспомнил, что она, Вилан, не желает ему зла и ни разу не причинила боли ни словом, ни делом. Он осторожно взял её пальцы, согревая в своей ладони, — они по-прежнему были холодны и заметно дрожали. А на вид такая спокойная... трусишка! Потом, словно ныряя в омут — тонуть так тонуть, — нагнулся и поцеловал жену в губы.

Сильфы отбыли рано поутру. Король Иннэй сослался на неотложные дела, извинился перед императором и отбыл вместе с женой и со свитой. Но перед тем, прощаясь с Вилан и её мужем, шепнул так, чтобы никто другой не услышал: "Будет совсем невмочь — бросайте всё и летите в Небесную Гавань!".

Молодые супруги, так же не мешкая, отправились в свой новый дом. Императрица, расщедрившись, сделала подарок в виде мешка золотых монет: она-де слышала, что поместью "Золотые лилии" нужна прислуга, новая мебель, работы полно, а на всё нужны деньги. Всё же это дом посланника Небесной Гавани и принца Линь. Теперь семья сама должна о себе заботиться, и её свадебный подарок пригодится. "Ещё бы не пригодился!" — усмехнулась Вилан, складывая все деньги, полученные в качестве свадебных подарков. Их оказалось не так уж мало, в том числе от её семьи и королевской четы. Шкатулки и веера — это, конечно, хорошо, но золото, когда оно необходимо, — ещё лучше.

Поместье оказалось большим и довольно запущенным. Оно было окружено со всех сторон высокой каменной стеной, на южной стороне в город выходили крепкие деревянные ворота и одностворчатая дверь. Внутри образованного таким манером квадрата находились главный дом, два боковых флигеля, расположенных друг против друга, кухня, совмещённая с сараем, и ещё какая-то постройка для хозяйственных нужд. Большой внутренний двор одновременно был садом: в его центральной части лежало озеро, над которым от края до края перекинулись два моста, а берега́ украшали плакучие ивы и цветочные клумбы. Стоя на перекрестии мостов, Вилан всё не могла налюбоваться на нежные бело-розовые цветы, похожие на лотос, росшие прямо из воды. Их было так много, и они источали свежее сладкое благоухание. Всюду деревянные настилы, переходы, беседка и мосты с резными перилами — красивые, но требующие починки. Проваленные ступеньки, отсутствующие то там, то сям доски, поломанные и покосившиеся перила, пустующие клумбы, сломанные ограждения... Мебели в помещениях не было, и сами постройки требовали покраски. Из обитателей — старик сторож. Прежний владелец переехал отсюда и забрал всех своих слуг с собой, а сторож, который не мог переехать вместе со всеми по причине старости и отсутствия родственников, хотел бы остаться на службе, если новые хозяева пожелают. И то польза.

Это место, если его как следует обжить, — для настоящей, бессмертной любви. Что ж, может, так и будет, а может, — нет. Главное, чёртова свадьба наконец позади и их оставили в покое.

— Госпожа, тут столько работы! — протянула Дзин Жу. Вилан, нисколько не стесняясь, выпросила у высокородного свёкра её и повариху. Император был так доволен избавлением от мерзкого "сыночка" и поручительством Иннэя в виде Вилан, что с лёгкостью отдал двух прислужниц. Кроме того, сильфида затребовала официальные права на "Золотые лилии" в виде документов, скреплённых императорской печатью. Никогда не знаешь всей глубины людской подлости, пояснила она удивлённому её деловой хваткой мужу.

Пока они осматривали главный дом, Бай Лин обнаружил хозяйскую библиотеку. Странно, что бывший владелец оставил так много книг. Библиотека была даже в более запущенном состоянии, чем остальные помещения, пыли и паутины тут было куда больше. Но его глаза вспыхнули от радости, когда он принялся разбирать брошенные свитки. Каковы бы ни были читательские предпочтения хозяев, они оставили все древние трактаты. Должно быть, забрали какие-нибудь любовные романы и тексты, посвящённые этикету. Сюда он добавит то, что привёз из своей библиотеки, — этого всё равно никто не хватится. До знаний ли двору, погрязшему в роскоши и разврате!

— Госпожа, здесь нет совсем ничего, — доложила кухарка, осматривавшая кухню и хозяйственные постройки. — Ни еды, ни посуды, ни дров.

— Да, — Вилан задумчиво кивнула. — И телегу бы нам с лошадью. И какой-нибудь экипаж. Можно бы и пешком, но как-то несолидно. Давайте-ка все пойдём за покупками. Иначе придётся спать на полу.

В столице располагалось несколько больших рыночных площадей и множество лавок со всяческими товарами. Они отправились вчетвером на ту, что находилась ближе всех, оставив сторожа в поместье. Нанять телегу и извозчика удалось быстро. Вилан отправила кухарку Не Ху закупить всё, что нужно для кухни, а Дзин Жу — прочую домашнюю утварь, а сама в сопровождении мужа решила пройтись по одёжным лавкам. У принца личных вещей было крайне мало, вследствие постоянного запрета на выход из дворца теплой одежды не было совсем. А она, отправляясь "в гости", не рассчитывала задержаться. Так что оба были одеты совершенно не по погоде. День и так выдался ясным и холодным, а впереди зима. Что тянуть?

Бай Лин, следуя за ней, удивлялся. Дома она ему отдала на хранение и в распоряжение все имеющиеся у них деньги. "Разве ты теперь не хозяин дома и не глава семьи?". Она только отложила немного на свои расходы и на хозяйство. Даже мешочек с золотыми монетами на сегодняшние покупки и тот лежал у него в рукаве. Это так ново и необычно, когда кто-то доверяет тебе свою жизнь, делает тебя равным себе и даже выше... Зачем тебе это нужно, Вилан? Чего ты добиваешься? Он следил за ней настороженным взглядом, но сильфида ничем не выдавала своих тайных умыслов.

В какой-то момент Вилан обернулась, нашла его взглядом и подхватила под руку. Бай Лин хотел строго отчитать нахалку: видано ли, чтобы мужчина и женщина прикасались друг к другу на людях! Как можно так себя вести! И вспомнил: он её муж, и она имеет на это право. Он пожал плечами и свернул туда, куда она его потащила.

Торговые ряды, продольные и поперечные, сами образовали подобие города. Переходы, мосты, тупики, перекрёстки — в них запросто можно было заплутать. Жизнь здесь кипела сильнее, чем в самом городе. Торговцы наперебой предлагали и расхваливали товар, покупатели громко торговались, праздношатающиеся зеваки не упускали случая затеять спор или повеселиться каким-то другим способом. Шумели выставленные на продажу животные. В чайных за столами сидели посетители и обедали или попивали вино за беседой.

Одну за другой Вилан покидала платяные лавки. В одной ей не понравился цвет тканей, в другой — их качество и пошив, в третьей фасоны были какие-то странные... Наконец она нашла то, что пришлось ей по вкусу и устроило полностью. Хозяин, державшийся с достоинством истинного мастера своего дела, показал ей лучшие изделия, и она пришла в восторг.

Её настроение в какой-то мере передалось принцу. Он не мог сдержать улыбки, глядя, как Вилан кружится перед ним в утеплённом ханьфу насыщенного коричневого цвета, отороченном мехом. Верхнее платье кремового цвета, подвязанное блестящим шёлковым поясом того же цвета, что и ханьфу, осветляло её кожу и делало её похожей на цветочный бутон.

— Тебе нравится? — спросила она, сияя как праздничный фонарик.

Бай Лин снисходительно улыбнулся. Почему её заботят такие глупые вещи, как чужое мнение о тряпках? А впрочем, должно быть, все женщины такие, раса, вполне возможно, не имеет значения. Но когда она принялась выбирать одежду и ему, он растерялся. Глядя на всё растущую груду отобранных мужских вещей, он думал о том, что никого особо прежде не заботило, во что он одет и достаточно ли ему тепло и удобно. Почему же Вилан беспокоится об этом? Ведь он ей никто и ей навязали его в мужья. Ему тоже навязали её в жёны, никто не спросил, хочет ли он этого. Только она спросила.

Отсчитав несколько золотых, они расплатились и вышли. Хозяин пообещал доставить покупки прямо к ним домой.

— Теперь разделимся, — сказала Вилан, отдавая ему исписанный листок бумаги. — Поищи мебель, а я узнаю, где можно нанять прислугу.

— Вилан! — окликнул Бай Лин. Ему не слишком понравилась эта идея. — Ты потеряешься.

— Давай встретимся здесь через полчаса, — отозвалась сильфида. — Вон палатка с игрушками. Около неё и найдём друг друга.

И она тут же исчезла в потоке покупателей. Бай Лин закатил глаза и двинулся в противоположную сторону. По распросным сведениям он сумел найти павильоны, торгующие предметами обстановки. От матери ему достался тонкий вкус, из предложенного он отобрал лучшее, купив почти всё. В одном только пункте у него возникло чувство протеста: кровать в их комнату. С одной стороны, Вилан права — спать им на полу, если не купить. С другой, — именно ему приходится выбирать брачное ложе. С одной стороны, позор. С другой, — с ним случались вещи и хуже. Гораздо хуже. Вероятно, придётся смириться с тем, что отныне у него есть жена, которая не умеет быть тихой скромной мышкой и активно участвует в семейной жизни.

Вилан действительно пришла на условленное место. Она, довольно улыбаясь, сообщила, что сумела нанять садовника, плотника, вторую горничную, помимо Дзин Жу, экономку и стражника. Бай Лин поначалу удивился: зачем им стражник. Но быстро понял ход мыслей Вилан: по сути, их поместье — это одновременно дом его высочества принца Линь, — неважно какого по счёту и симпатии императора, с другой, — территория иностранного государства в виду постоянного местонахождения в нём посланника этого государства. И кто знает, кому что взбредёт в голову. Нельзя без охраны.

— Давай ещё немного погуляем? — внезапно предложила Вилан. — Дзин Жу и Не Ху, должно быть, уже купили всё, что нужно, и уехали домой на повозке. Мы можем и задержаться. Всё равно, пока не обживёмся в имении, часто будем приходить сюда.

День клонился к вечеру, когда они зашли в чайный дом. Вилан, уставшая и довольная, изъявила желание выпить чаю и перекусить, а Бай Лину, по большому счёту, было без разницы, куда идти. Если бы у него была свобода действий, он оказался бы за тридевять земель отсюда. Но раз этого нет, то не всё ли равно? В помещении чайного дома, в самом центре зала, находилась раскалённая печь, отдававшая накопленное тепло, и посетители грелись с холоду, попивали чай или вино, угощались изысканным десертом и наслаждались чинной беседой.

Здесь же присутствовал предсказатель, и каждый, кому хотелось узнать свою судьбу, приглашал его за свой стол.

Вилан, в ожидании чая и десерта, любопытно оглядывалась по сторонам, обращая внимание мужа то на красочную роспись стен и ширм, то на цветы, украшающие зал. Прорицатель подошёл к ним сам и предложил свои услуги. Однако, заглянув в глаза пятнадцатого принца, он низко поклонился и, заявив уклончиво: "Прошу прощения, прекрасный господин. Я не осмелюсь..." — поспешно исчез.

Бай Лин молча пожал плечами, хотя его удивило такое странное поведение предсказателя. Вилан удивилась тоже, но виду не подала. Она и сама могла бы заглянуть в будущее, но ей не очень-то хотелось. Во всяком случае, не теперь. Хотя, пожалуй, интересно было сравнить, что увидела бы она и что увидел бы тот человек.

Вскоре в торговых рядах зажглись бумажные фонари, озаряя пространство весёлыми радостными огнями. Со словами "Идём, что-то покажу!" Вилан повела Бай Лина в ту сторону, куда ходила нанимать слуг. Она уверенно подошла к пожилому человеку, у ног которого стояла большая плетёная корзина, накрытая крышкой.

— Я не продал её, госпожа, не продал! — поспешно проговорил мужчина, кланяясь и снимая крышку. — Оставил, как вы хотели!

Вилан присела, взяла что-то, а когда выпрямилась и повернулась, Бай Лин увидел в её руках щенка. Толстый по детству, со светло-серой шерстью, похожей на волчью, забавными блестящими глазами, с мордой, казалось, лукаво улыбающейся, щенок прямо смотрел на него. А потом Вилан протянула его Бай Лину, и молодому человеку пришлось поспешно взять животное в свои руки. Щенок был крупным и довольно тяжёлым.

— Ты хочешь купить его? — в недоумении спросил принц, разглядывая пристроившуюся в его объятиях животину.

— Это тебе, — просияла улыбкой Вилан.

— Мне? — он растерялся, не зная, что думать о ней.

— Да. Ты всё время грустишь, я хотела тебя порадовать. Собаки — верные друзья, они приносят столько добра!

— Господин, это очень хороший щенок! — поспешил ввернуть продавец, решив, что покупатель сомневается. — Девятый в приплоде моей суки. Девять — счастливое число.

Принц наконец поднял глаза на жену.

— Ви! Спасибо.

Они двинулись в обратном направлении, но Бай Лин замедлил шаг.

— Разве мы не должны заплатить за него?

— Я уже заплатила. И это девочка. Как ты её назовёшь?

Потребовалась всего секунда, чтобы подобрать подходящую кличку.

— Цзю.

Вилан заметно удивилась — не то скорости принятия решения, не то краткости клички. А Бай Лин удивился тому, что она не знает простых вещей. Впрочем, что возьмёшь с иностранки. И это удивление он выразил только движением бровей.

— Цзю? А что это значит?

— Девятая. Девятый щенок. Куплена в девятом месяце.

"Какая внимательная, — подумал он с неудовольствием. — Не к добру это. Непросто будет отделаться от неё".

Они вернулись в поместье в нанятом паланкине. В окнах их дома и западного флигеля мерцал свет — это Дзин Жу купила свечи и зажгла их повсюду. Ветер донёс запах дыма от горящих дров и готовящейся еды. Она встретила их у ворот, беспокоясь о долгом отсутствии хозяев. Мебель уже привезли, доложила она. Её много, и пока она стоит в сарае, хорошо укрытая от возможной непогоды. В комнаты внесены только самые необходимые предметы обстановки.

Явились также первые слуги — экономка и плотник. Вилан нанимала их всех через контору, поэтому ни с кем знакома лично не была. Что ж, теперь в поместье уже семеро обитателей, и трое из них мужчины — не так уж и мало. Уже не страшно. Завтра прибудут ещё трое — итого десять.

Щенок принялся носиться и тявкать, как только оказался на земле. Как будто не сидел на руках смирно всё это время. Но едва Бай Лин двинулся к дому, как щенок засеменил следом, точно получил команду.

Оказывается, необыкновенное ощущение — вернуться в собственный дом. Проклятый императорский дворец остался в прошлом. Принц догадывался, что побывать там предстоит ещё не раз, но хоть не жить. Жена, хоть и лезет всё время в глаза и под руку, зато не проявляет высокомерия и агрессии, только как-то неуместно весела и энергична. Хуже всего было то, что он не знал, принять ли всё, как есть, и расслабиться или ожидать каких-то неприятностей. Самое время изучить свою половину.

Они оба познакомились с новыми слугами. Экономка — госпожа Лю — уже вовсю распоряжалась и приводила в порядок Блльшой дом и дом для прислуги. Это была пухленькая дама лет пятидесяти, шустрая, самоуверенная и домовитая. А плотником оказался её супруг, некий господин Ми — высокий плотный молчаливый мужчина, производивший вид человека большой физической силы.

Ужин господам Дзин Жу принесла в их комнату, пока столовая в Большом доме ещё оставалась пустой. В их покоях уже расставлены были застеленная кровать у одного окна, стол и две скамеечки друг против друга — у другого, зеркало в дальнем углу, пара сундуков, блестящих свежим лаком, расстелены узорные циновки.

Можно сказать, первый ужин совсем наедине. Вчера вечером, кроме как к вину, они так ни к чему и не притронулись. Вилан ухаживала за мужем, подкладывая ему еду суповой ложкой. У неё самой с палочками по-прежнему не ладилось. И вид был такой, словно сейчас расплачется в тарелку с лапшой и улитками. Бай Лин, скептически наблюдавший за её муками, наконец отнял у неё её палочки, захватил улитку и немного лапши, обмакнул в кисло-сладкий соус, поднёс к её губам и велел: "Ешь!". Под его раздражённо-требовательным взглядом сильфида, не ожидавшая от него перехвата инициативы, послушно открыла рот, прожевала и проглотила еду буквально со слезами на глазах. Тут-то и выяснилась одна из причин её страданий:

— Мы не едим улиток!

По счастью, кроме улиток, на столе были и другие блюда. Овощи в масле и соусе, например, пришлись очень кстати, и принцу, в конце концов, удалось собственноручно накормить дитё небес. Непривычное занятие его позабавило и насмешило. "Не научишься есть палочками — умрёшь с голоду", — хотел сказать он жене и не сказал. Вот что называется "есть из чужих рук". Что ж, пусть и ест с его рук. Ему не в тягость. Воспоминание об этом моменте ещё долго вызывало у него довольную и несколько злорадную усмешку.

Вечером от нечего делать Бай Лин открыл шкатулку, в которой упокоились красная фата и шпилька. Шпильку он так с тех пор и не видел и решил рассмотреть, что сотворила для него Вилан накануне свадьбы.

На золотую спицу был насажен большой непрозрачный овальный камень — тёмно-красный, уходящий в черноту, как будто багровое пламя окружали клубы чёрного дыма. В неподвижном состоянии его удерживала оплетающая сеть из золотой проволоки. Сложный симметричный узор, выполненный из проволоки разной толщины, казался безупречным. Поворачивая шпильку перед глазами, Бай Лин любовался насыщенным глубоким цветом камня. Он мало разбирался в самоцветах, но этот узнал сразу. Красно-чёрный диметри́н — символ любви и верности. Очень подходящее украшение на свадьбу, если придавать ему такое значение. В свете свечей тёмно-красная часть камня была похожа на запёкшуюся кровь. Превосходно выполненная работа. Жаль, что её участь — пролежать в этой шкатулке.

Было около десяти часов вечера, когда они легли спать. День был долгий, оба устали, чтобы заниматься чем-то ещё. За стенами усадьбы шумел город, а сюда, казалось, опустилась сама тишина. На самом деле, Вилан и Бай Лин находились одни в целом доме, потому и было так тихо. Сюда долетал лишь шум начавшегося проливного дождя и опадающих под порывами ветра листьев.

То ли новая кровать оказалась жёсткой, то ли перина слишком тонкой — оба не могли заснуть, но каждый скрывал от другого, что не спит. В темноте Вилан, видимо, не решаясь попросить о большем, подобралась поближе, положила голову на его плечо. Бай Лину не хотелось в эту минуту ничего, и он вздохнул с облегчением оттого, что она не делает никаких попыток к новому сближению. Пришлось позволить ей залезть к нему под мышку и обнять, и тогда она сразу же уснула. От Вилан пахло молоком и персиками... Мягкий флёр спокойствия и домашнего тепла окутал его, а от её руки обхватившей его, исходило приятное ощущение.

Озарение пришло, как вспышка молнии: "Она привыкает и привязывается ко мне. Поэтому всё время рядом". Он искал в ней следов сожаления об их связи, но она просто приняла всё как есть и нашла в этом удовлетворение. Отчего он не может сделать то же самое? Она доверяет ему. Отчего он не может довериться ей? Доверие — это то, что окружающие постоянно предают и разрушают. Как можно кому-то верить? С другой стороны, надо же хоть кому-то верить. Устав от мыслей, он задремал, так ничего и не решив.

Утром Вилан заметила: надо бы расчистить очаги в главном доме. Скоро станет холодно, да и сейчас не жарко, понадобится отопление. Не мог бы Бай Лин сказать об этом господину Ми? Вчера его жена обмолвилась, что он не только плотник, но и хороший каменщик. Мог бы, ответил принц.

Вскоре после этого хозяйку отыскала Дзин Жу и, опасливо поглядывая, сказала:

— Госпожа Вилан, я не хочу причинять кому-то неприятности, но...

— Говори.

— Мне кажется, статус принца после женитьбы на вас изменился. Сейча́с с ним считаются, потому что он стал ва́шим женихом, а теперь он — ва́ш муж...

— Давай оставим в стороне мою политическую исключительность. В чём проблема? Что ты пытаешься сказать?

— Не Ху. Всё дело в ней.

— И что?

— Нууууу, она же из дворца, и она помнит, как с принцем там обращался отец-император. Да и слугам тоже было позволено слишком многое.

— И что? — нетерпеливо поторопила сильфида.

— Только что госпожа Не наговорила его высочеству всяких гадостей и распорядилась — понимаете, распорядилась! — хотя бы помыть полы... Дескать, толку от него нет никакого... Это любимое выражение Его Величества... и...

— И что? — Вилан почувствовала, что внутри всё похолодело от беспокойства.

— Его высочеству не чужда никакая работа, многие принцы сами о себе заботятся, им почти никто не прислуживает... Но разве так правильно? Я хочу сказать, разве правильно, что служанка может отдавать приказы сыну императора?

— Где он сейчас?

— В восточном флигеле. Там есть старая хозяйская библиотека, и... Госпожа!..

Вилан ринулась туда. В глазах потемнело от гнева. Что эта женщина себе позволяет?! С ней она поговорит позже, а пока увидит мужа.

Бай Лин улыбался вяло протекающим в голове мыслям. Ничто не меняется, да? Какая разница, где и с кем живёшь, — всегда находится тот, кто тебе приказывает. Терпеть выходки от прислуги было привычным делом. Жаловаться — позорно, да и некому. Не ябедничать же Вилан. Можно было бы поставить на место эту бабу, если бы у него были силы, каковые положены от природы... А их нет, так какой в этом смысл! По крайней мере, он всё равно собирался навести порядок в библиотеке. Да и весь флигель не такой уж большой.

Вода в ведре почти ледяная, руки быстро закоченели и покраснели. Лучше не думать о том, что, раз подчинившись чужим приказам, будешь делать это всю жизнь. Но когда-нибудь же появится просвет?

Он вытирал нижние полки и пол под ними, присев на корточки. Увидев влетающую в помещение библиотеки жену, он не успел предупредить, чтобы смотрела под ноги: она с размаху пнула стоящее неподалёку от двери ведро, и, пролетев через всю комнату, оно шмякнулось об стену рядом. Бай Лина окатило грязной водой. Не так, чтобы с головы до ног, — до ног не долетело, вся осталась на лице, волосах и плечах.

— Вилан!.. Зачем ты сделала это?!

Как ему хотелось закричать на неё! Схватить за плечи и встряхнуть так, чтобы... Чтобы что? Чтобы опомнилась. Чтобы тоже выпустила гнев, закричала. На всю эту ситуацию с дурацким браком. Чтобы заорала в голос, высказала всё, что на душе, возможно, самыми неподобающими словами, зато искренне, от души, а не изображала божественное спокойствие! И тогда он поймёт...

Впрочем, подняв на неё взгляд, Бай Лин обнаружил жёнушку застывшей в ужасе с вытаращенными глазами.

— Прости! Прости! Прости! — в горле у неё, казалось, застряла мышь и пищала там, пытаясь выбраться наружу. — Какая я неловкая — ужас!

Она хлопнулась на колени прямо посреди натёкшей лужи, вытащила носовой платок и принялась вытирать его. Это было так забавно, что холодная ярость принца, как змея, свернулась и утихла.

Помолчав минуту, Вилан спросила:

— Наводишь чистоту и порядок?

— Да.

— Тебе... нравится это занятие?

— Не имеет значения. Эта работа ничем не хуже любой другой.

— Да, но...

Принц терпеливо выдохнул, усмиряя новый приступ раздражения.

— Ви, у нас мало слуг, а работы много.

Она кивнула, признавая его доводы, но всё же возразила:

— Ты никому ничего не должен. Делай это, только если сам хочешь.

Она поднялась на ноги и заставила его подняться.

— Тебе нужно вытереться и переодеться: холодно, как бы ты не заболел. Пойду кое-что сделаю.

Вилан вышла. Молодой человек проводил её взглядом. На этот раз он сделал то, что собирался. Сильфида не заметила, как с его старой шпильки соскользнула серебряная ящерка с красными глазками и, уцепившись за подол женского платья, отправилась вместе с супругой хозяина.

Бай Лин частенько отправлял её на вылазку или захватывал сознание живых рептилий. Этому трюку научила его мать. Его шпионы не раз помогали избежать встречи со старшими братьями, не попасть в их унизительные ловушки и не быть избитым и опозоренным. От всего, конечно, спастись невозможно, но польза от "шпионов" была неоценимая.

Вилан остановилась около ступенек одного из мостов, знаком подозвала горничную.

— Дзин Жу, собери всех слуг на кухне.

Сильфида подождала несколько минут и вошла в здание, примыкавшее к воротам. Оказавшись в полутёмном помещении, ящерка спрыгнула на пол и проворно взбежала по стене почти до самого потолка так, чтобы видеть, прежде всего, Вилан.

Пять человек поклонились, как один, сложив руки в почтительном жесте. Вилан кивнула и пошла вдоль шеренги. Остановилась около женщины, стоявшей четвёртой в ряду, скрестила руки на груди и упёрла в неё тяжёлый взгляд. Молчание длилось так долго, что служанка Не почувствовала себя неловко "под прицелом". Но этикет запрещал в таких случаях говорить прежде госпожи, и это только нагнетало напряжение. Остальные тоже поняли, что дамочка чем-то не угодила госпоже, и искоса поглядывали на неё и на повариху, не смея глядеть открыто. Наконец Вилан заговорила. Но легче от этого не стало.

— Кто ты такая?

Не Ху сразу почтительно склонилась ещё раз.

— Служанка Не, госпожа.

— Так ты служанка... Точно служанка? Не императорская дочь? — ядовито поинтересовалась сильфида.

— Ваша милость! — понятливо бухнулась на коленки Не Ху.

— Я и спрашиваю: ты кто такая, чтобы отдавать приказы хозяину поместья? Кто ты, чтобы распоряжаться моим супругом? Ты и впрямь считаешь себя ровней его высочеству или даже выше?

— Госпожа, я только хотела...

— Мне нет дела до того, что ты хотела. Если ты или кто-либо другой ещё раз посмеете проявить к принцу непочтение и переложить на него свою работу — тут же отправитесь искать новое место. Его высочество мне не скажет, да я узнаю. Я всё равно узнаю, понятно?

— Простите глупую женщину! — повариха, стоя на коленях, кланялась уже в землю.

— Ты не глупая, — презрительно ответила Вилан. — Ты почему-то решила, что и тут тебе позволят издеваться над теми, кто не может в силу разных причин указать тебе твоё место. Но здесь не позволят. Ты меня поняла? Всем это ясно?

Грозно обведя взглядом прислугу, Вилан вышла. Ящерка застыла под потолком, разглядывая застывших людей. Никто не сказал ни слова, кухарка стояла на коленях, глядя в пол, и её трясло. Остальные разошлись по своим делам.

Вернувшаяся рептилия проворно взбежала по тонкой ладони принца. Бай Лин задумчиво подсадил её себе на голову, и, вернувшись на шпильку, украшение застыло в привычной позе. Итак, мышка показала зубки и проявила характер. Стало быть, её дружелюбие не показное и не от слабости духа. Возмутилась и стала на его защиту. Может, и правда возмутилась?

Бай Лин только успел привести себя в порядок, как явилась Дзин Жу и, отвесив вежливый поклон, произнесла:

— Ваше высочество, госпожа Вилан просит вас выйти к ней. Пришли новые слуги.

Надо же. От этой девушки он никогда не видел зла, хотя и добра тоже. Они словно бы жили в разных измерениях. Но после недавней взбучки она приседала перед ним как-то даже испуганно. Губы Бай Лина изогнулись в улыбке.

Жену он нашёл во дворе около беседки под ивой. Около неё стояли мужчина и девушка. Вилан, говорившая с ними, обернулась с приветливой улыбкой:

— Как тебе идёт голубой цвет! — заметила она, поправляя кисточку на его нефритовой подвеске, прикреплённой к поясу.

Против воли принц улыбнулся в ответ. Должно быть, только показалось, что в её голосе прозвучала нежность. Вилан мягко взяла его под руку и обратилась к пришедшим. Ничего интересного в них не было: скрюченный горбатый мужчина под шестьдесят и чернявая востроносая вертлявая деви́ца, похожая на мышь. Вилан объявила присутствовавшей здесь же новой экономке, госпоже Лю, что слуги поступают в её распоряжение и ве́дение, но к ней, Вилан, можно обращаться всё равно. Что старшей горничной будет Дзин Жу. Что старый сторож теперь станет привратником, потому что должен же кто-то открывать двери и впускать посетителей. Должно быть, без этого не обойтись. Там, в здании, где помещается кухня, есть комнатка — привратный покой. Вот там пусть и сидит в ожидании дедушка Ву. Эта должность не слишком хлопотная, ему по силам.

Когда госпожа Лю увела новых работников размещаться в доме для прислуги, супруги остались у озера одни. Как бы странно это ни выглядело, они стояли и глядели другу другу в глаза, и Вилан всё так же держала его за руку, словно забыв об этом. Бай Лин обнаружил, что может смотреть на неё спокойно, без раздражения. "Мне так нравится твоя улыбка, — тихо проговорила Вилан, хотя кругом и так никого не было. — Она необыкновенно красива. Жаль, что это бывает редко".

В пруду отражалось холодное ясное небо. Ветер бросал на водную гладь золотые листья клёна, а ветви ивы бороздили водное зеркало своими листьями-пальцами.

— У тебя руки замёрзли, — Вилан, взяв ладони мужа в свои, постаралась согреть их. — Пойдём в дом?

Но, когда они повернулись в сторону большого дома, в дверь у ворот постучали. Явился хозяин особняка напротив. Беспрестанно кланяясь, он представился поставщиком лучших тканей Его императорского Величества и заявил, что буквально только что узнал, что, оказывается, его почтили своим соседством его высочество пятнадцатый принц Линь, сын всеми любимого императора, с супругой — любимицей императорского Дома. Что он позволил себе принести его высочеству и его жене приглашение на свадьбу дочери недостойного соседа в следующем месяце. И если его высочество с супругой согласятся присутствовать, то облагодетельствуют молодую семью...

— Благодарю, досточтимый господин Ван, — ответил принц мягким голосом, в котором почти незаметно звучала насмешка. — Мы с женой... — он посмотрел на Вилан, и она тут же подхватила роль милой соседки, с готовностью кивая, — с радостью придём.

Вернувшись в семейные покои, Вилан совершенно искренне расхохоталась:

— Гляньте-ка на нас! Понятия не имела, что я — любимица императорского Дома.

— А разве сын императора мог жениться на ком-то другом? — с притворным удивлением распахнул глаза Бай Лин.

— Мы с тобой — две притчи во языцех, — Вилан покачала головой. — Но все закрыли на это глаза, чтобы сохранить лицо. И теперь мы — высочайшие соседи. Какое лицемерие!

Она сняла с кровати одеяло и закутала в него мужа. Он посмотрел на неё — не удивлённо, скорее, смиряясь с её неотвязным вниманием.

— Почему ты так носишься со мной?

Вилан усмехнулась: "Расцеловала бы, до чего мил. Даже когда сердится".

— А почему нет? Ты против?

Закутанный во все имеющиеся одеяла, Бай Лин лежал на кровати и размышлял о ненормальном упорстве Вилан. Собственно, в этих одеялах лежали они вдвоём — она старалась согреть его своим телом и сердилась не то на него, не то на себя. Сквозь одежду никакое тепло до него не доходило, скорее уж это он согревал собой неотзывчивые одеяла, но упрямица никак не могла этого уразуметь, а сам бы он такого ей в жизни не подсказал. Дзин Жу, прикрыв глаза, принесла им целый чайник чая с какими-то травами.

— Не понимаю, что с тобой! Почему ты всё время мёрзнешь? Конечно, давно уж не июль, но ведь и не декабрь.

— Ничего страшного. Твоя кровь тоже не такая уж горячая, — ухмыльнулся Бай Лин. Он не хотел поддеть её, само как-то получилось.

Почти совсем стемнело, в комнате горело несколько ламп, и в их мягком свете Бай Лин казался особенно красивым и болезненно хрупким. Как будто кровь совсем отлила от его лица. Не раздумывая, Вилан выпуталась из одеял и побежала разыскивать плотника и по совместительству каменщика — господина Ми.

Вскоре в их спальне весело затрещали дрова в открытом очаге, наполняя комнату ароматом горящей древесины, приятным дымком и ощущением обитаемости наконец. До того дом был словно мёртвый. Поразительно, как меняет атмосферу живой огонь.

Из своего "гнезда" Бай Лин глазами из-под полуопущенных ресниц следил за женой. Как она наливает чай для него, как подбрасывает дрова в огонь и кидает какую-то сухую травку — для аромата, как плотнее закрывает окно, заклеенное плотной бумагой, — чтобы ветер остался снаружи, как подтыкает со всех сторон одеяло вокруг него. Вот она садится на кровать с краю почти рядом с ним, греет ладони о бока своей чашки, устремив взгляд куда-то в стену. О чём она думает сейчас? Может быть, о доме, который теперь далёк и от которого она отказалась, чтобы остаться с ним. Или о бывшем женихе, с которым, очевидно, даже не объяснилась. Что она чувствует? Жалеет ли о своём решении? Представляет ли на его месте своего любимого? Может быть, Вилан заботится о муже из чувства вины? Или думает о том, как ей сбежать отсюда, и подыскивает правдоподобное объяснение и удобный случай? Тогда зачем пытаться выглядеть доброй и сострадательной? Разве он, Бай Лин, нуждается в её жалости или просит о чём-нибудь?

Все эти мысли, каждый из этих вопросов вызывали в нём глухое раздражение, а придумываемые им ответы подымали со дна настоящую злость. В конце концов, он закрыл глаза, чтобы не видеть Вилан и не думать. Ему было всё равно до собственного недомогания. Каковы бы ни были мотивы, сейчас Вилан заботится о нём, с ней рядом отчего-то спокойно, и прямо сейчас всё хорошо.

В какую-то минуту, оставшись ненадолго один, Бай Лин выпростал из-под одеяла руку. Холодно было по-прежнему. Его тело, как будто вбирало в себя жар окружающего воздуха, но этого жара всё равно было недостаточно. На бледной коже тыльной части ладони и запястья всего на несколько мгновений проявилась чешуя. Самая настоящая чешуя. В свете ламп и пламени из очага она сверкала золотом. А потом исчезла, словно и не бывало.

Принц обрадовано улыбнулся. Ну наконец-то — процесс формирования начался, силы пробудились. Теперь ясно, что с ним происходит: внутри него зарождается пламя, тело действительно собирает жар из воздуха, пока не начнет производить его самостоятельно. Скоро всего его покроет чешуя, вырастут крылья, клыки, когти и мех от загривка до кончика хвоста, а дыхательные органы станут нечувствительны к собственному пламени. И когда трансформация завершится, он сможет обратиться и, возможно, даже сразу взлететь.

Это открытие не было неожиданностью: мать рассказала ему о его происхождении. О том, что однажды дракон вырвется на свободу.

Процесс становления у всех драконов завершается в раннем детстве. Почему с ним это происходит только сейчас, Бай Лин тоже догадывался: где-то во дворце спрятан артефакт сна драконьей силы. Император боялся, что его супруга-наложница Мейли вырвется на волю и заодно спалит и дворец, и его самого. Оттого и принцу запрещено было покидать своё узилище. Артефакт исключительно мощный и крайне неприметный. Серебряная ящерка годами шныряла по дворцовому комплексу и так и не нашла его. Император допустил огромную ошибку, позволив сыну (если, конечно, Бай Лин и впрямь его сын) жениться и зажить своим домом. Стоило только покинуть императорский дом, как механизм обращения запустился.

Правда, сказала мама, процесс этот довольно долго, но он ждал освобождения двадцать пять лет, уж несколько месяцев точно подождёт.

Последний из нанятых слуг явился только утром следующего дня. Никто об этом не беспокоился — Вилан предупредила, что, по сведениям конторы по найму, этот человек заканчивает свой прежний контракт и потому не сможет приступить к новой работе сразу же.

Всё утро принц провёл в библиотеке. Новая служанка — вторая горничная — усердно вытирала там пыль, а он сам перебирал свитки, а потом принялся осматривать восточный флигель в целом. Помимо парадного, имелся ещё черный выход, выводящий прямо к каменной ограде. Дверь рассохлась и открылась с большим трудом. Сорной травы тут было предостаточно, но дорожка ещё не заросла. По ней Бай Лин двинулся дальше, желая исследовать все закоулки усадьбы. Если у восточного флигеля есть задний выход, то, по логике, такой же должен быть в большом доме и в западном флигеле. Цзю баловалась и всё время путалась под ногами. Она практически не отходила от своего хозяина, разве только чтобы поесть и поспать в большой корзине около входной двери господского дома — там она могла безнаказанно облаивать любого мимо проходящего.

Огибая восточный флигель, Бай Лин свернул к большому дому и, проходя вдоль него, услышал негромкие голоса. Завернув за угол, за которым находился западный флигель, он обнаружил Вилан и Дзин Жу, которые, хихикая, с оживлённым любопытством рассматривали из своего укрытия некоего молодого мужчину, кого-то ожидающего посреди двора.

— Какой хорошенький! — прощебетала его жёнушка, ничуть не скрывая откровенно оценивающего взгляда.

— Похож на его высочество, только другой, — отозвалась Дзин Жу, вытягивая шейку, чтобы лучше видеть.

Бай Лин скривился: бесстыжая! Только замуж вышла, а уже на других мужчин пялится. Как глаза только не выпадут! А он-то её жалел и подпускал к себе! Что же, пусть больше не рассчитывает на близость и доверие. И если их снова опоят, он ничем не будет ей помогать: пусть хоть помрёт от перевозбуждения — тем лучше, так он быстрее станет свободным! И кто это таков, хотелось бы знать?

Он неслышно вернулся тем же путем и обошёл большой дом с другой стороны, по дороге натолкнувшись на старика сторожа, именуемого нынче привратником.

— Ваше высочество, хозяйка велела сообщить. Там какой-то молодой человек просит встречи с вами.

— Со мной? — поджал губы принц, с трудом подавляя раздражение.

— Да, ваше высочество. Он не местный, судя по всему. Мне кажется, из Юшэнга. Одет как наёмник.

— Вы бывали в Юшэнге, господин Ву? — повернулся он к деду.

— Да, ваше высочество. Давным-давно.

Бай Лин тоже почувствовал прилив любопытства. Но не того рода, что у его жены-ветреницы. Вести с родины. Его мать была родом из Юшэнга. Он решил поговорить с незнакомцем.

"Разве так уж хорош? Уставилась!..".

Он вышел к главному фасаду Большого дома со стороны библиотеки. Скосив глаза, убедился, что женщины разошлись по своим делам.

Визитёр оказался крепкого сложения, примерно одного роста с принцем и, возможно, лет на пять старше. Привратник не обманул, одет пришелец был не типично для Чунхуа: его чёрное кожаное ханьфу доходило только до щиколотки, не скрывало ни брюки, ни сапоги и было туго стянуто кожаным поясом. И грудь, и пояс были украшены плетением из той же кожи, поразительно напоминавшим чешую. Волосы цвета воронова крыла были собраны в высокий хвост и сколоты заколкой-короной из тёмного металла. На светлой коже чётко выделялись угольно-чёрные непрозрачные глаза и соболиные брови. Черты лица были правильными, и с первого взгляда становилось ясно, что этот человек отнюдь не робкого десятка. Сила, мужество, отвага и честность — вот что сразу бросалось в глаза.

Бай Лин ещё ни слова от него не услышал, но сразу сообразил, что это очень полезное знакомство и что мерзавка-судьба наконец-то ему улыбнулась. Едва он остановился перед незнакомцем, как тот поспешно прижал руку к груди внутренним ребром ладони и склонил голову.

— Ваше высочество!

Кто сказал ему, что перед ним принц? Бай Лин, обладавший прекрасной памятью на лица, точно знал, что никогда не встречал этого человека раньше. Жизнь при императоре научила его осторожности, он выжидательно кивнул.

— Сунь Чжао готов служить!

Бай Лин всё ещё не знал, что сказать. Имя ни о чём ему не говорило. Но Сунь Чжао объяснил сам: он явился на службу, по условиям контракта срок службы не ограничен. Если его высочество сочтёт его работу удовлетворительной, он будет рад остаться при нём. Выразил сожаление, что не смог познакомиться с нанимательницей, и Бай Лин чуть не заскрипел зубами.

Эти двое... Он, невинно взмахнув длинными ресницами, улыбнулся подошедшей жене самой приветливой, смущённой и приторно-сладкой улыбкой, какую только смог изобразить. Аж самому стало противно до тошноты. Вилан обняла его предплечье обеими руками и посмотрела на стоявшего напротив Сунь Чжао. Что же, если ей нравятся смазливые красавчики, пусть работает. Бай Лин пообещал себе, что полностью завершит трансформацию за три месяца и тогда сам бросит её ко всем чертям. Он будет свободен. А она... посмотрим.

Вилан объяснила новому стражнику усадьбы, чего она ждёт от его пребывания здесь: тщательно оценивать каждого приходящего с точки зрения возможности причинения вреда, заботиться о безопасности всего имения, сопровождать хозяев во время посещений города либо того из них, кто отправляется куда-нибудь. В остальном — по обстоятельствам. Высказав свои пожелания, она ушла, и Бай Лин вместе с господином Ву сам показал новенькому обустройство "Золотых Лилий".

Сунь Чжао внимательно оглядывал каждый уголок, каждый закуток. Вскоре старичок с разрешения его высочества увёл стражника знакомиться со слугами, и Бай Лин получил возможность уединиться среди древних манускриптов.

Вторая горничная потрудилась на славу. Библиотеку было просто не узнать: ни следа пыли и паутины, исчезли трупики мух, воздух посвежее, и даже как будто стало светлее.

Здесь принц провёл остаток дня, раз за разом, буквально силой, заставляя появляться чешую. К вечеру ему удалось дорастить её до локтя правой руки. Чешуйки были совсем короткими, маленькими и слабыми, как у юного окуня. Они покрывали кожу, но не могли ещё защитить от травм. Они слабо мерцали. Того насыщенного сияния, когда казалось, что каждая чешуйка отлита из чистого золота, не было и в помине. Зато теперь Бай Лин знал, как это должно быть. Внутри себя помнил на мгновение заполнившую всё его тело невиданную мощь. Он знал, что сумеет. Знал, что придёт тот самый день, когда он, тот, кто есть, придёт в чертоги своих предков, и его народ примет его. Ради этого дня он до рези в глазах и зуда кожи заставлял чешую покрывать руку.

Служанка принесла ему поднос с едой. Забежала Вилан, поклевала что-то вместе с ним и опять убежала. Сегодня она так занята, ухмыльнулся Бай Лин. Вместе с экономкой занята распределением купленной мебели по комнатам. Дело это не терпит спешки, а уж скольких обсуждений требует — просто диву даёшься.

По счастью, сегодня Вилан не навязывала мужу своё общество. Ему никто не был нужен, и он никому не мешал.

Вечером у него впервые пошла горлом кровь. В грудине появилась страшной силы боль, резкая, как удар ножа. Подскочив в постели, Бай Лин согнулся, схватился за грудь и сплюнул сгусток крови.

Вилан перепугалась. Она в жизни такого не видела — чтобы на ровном месте открывалось горловое кровотечение. Она совсем растерялась, не представляя, что может предпринять прямо сейчас. Только обтёрла губы мужа платком, судорожно соображая, что делать. И ничего не смогла придумать. Потом заставила его приподняться, подставила своё плечо и колено, чтобы он мог полулёжа опираться на неё, обняла, прижалась щекой к его горячему лбу, погладила по лицу.

— Ну что с тобой... — прошептала она. — Ты весь горишь... И кровотечение это...

Бай Лину хотелось оттолкнуть её, сбросить с себя её руки, прошипеть ей в лицо: "Отстань! Какое тебе дело — здоров я или умираю? Как будто я значу для тебя больше, чем кто-либо другой!". Ему хотелось ладонью стереть с её губ улыбку, вытравить из её голоса эту насквозь фальшивую ласку. Как она смеет делать вид, что он ей небезразличен, что она заботится о нём, когда тут же заглядывается на первого встречного? Как смеет изображать добрую жену, когда мысли её о других?! Как смеет внушать ему, что ей можно доверять?!! Он чувствовал такую ненависть, что готов был ползком покинуть это место, не оглянувшись... И не смог. Мама так делала — укачивала его в своих объятиях. Зачем она ведёт себя так же? Проходили секунды, а он всё не двигался. Только и хватило сил прохрипеть: "Пройдёт!". Горло саднило, во рту привкус крови, его тошнило, грудь разрывало от каждого вдоха, как будто кто-то сидел внутри и отчаянно пытался выбраться наружу, разрывая плоть острыми когтями. Впрочем, боль тела была в его жизни обычным делом.

Вилан осторожно приложила свою руку, почти угадав мучительно болевшее место. Бай Лин с трудом посмотрел на неё снизу вверх и проговорил побелевшими губами, еле скрывая презрение:

— Что ты творишь?

— Полечу тебя немного.

Ладонь у неё была тёплая. И от ладони тепло кру́гом расходилось по грудной клетке. Она что-то шептала, и ему казалось, что ветер громче зашелестел в кронах деревьев, усилился дождь, и листья, опадая, стучат в окна... Снаружи буря, а здесь тихо, темно и даже уютно. Что бы Вилан ни делала, ей удалось свести ужасающие ощущения почти до минимума. Он всё смотрел и смотрел на неё, не в силах простить или оттолкнуть.

— Завтра ты останешься в постели, — предупредила Вилан. — А я поеду в травяную лавку — куплю трав и буду тебя поить.

Утром Вилан ушла в город, взяв с собой Сунь Чжао. Разумеется, она не заметила, как ящерка прицепилась к её платью, легко взбежала по распущенным волосам и прижалась к серебряной заколке, скрепившей узел верхних волос. Оттуда всё было видно и слышно, и никто её не замечал. Уходя, Вилан поручила мужа заботам Дзин Жу, велела ухаживать за ним хорошенько.

Что ж, он продолжил тренировку в постели, не забывая "приглядывать" за ушедшими.

Поначалу Вилан пребывала в состоянии крайней задумчивости и не обращала никакого внимания на нового стражника, тенью следовавшего позади. Найдя травяную лавку, она сосредоточилась на разглядывании и выборе трав.

— Господин хозяин лавки, я возьму пряную овражницу, красную бархотку и луговую виле́ю.

Хозяин с поклонами насыпал выбранные растения в тканевые мешочки, отсчитал сдачу и проводил покупательницу к выходу.

— Господин Сунь, где можно приобрести паланкин? — поинтересовалась сильфида, вспомнив, наконец, о сопровождающем. — И хорошо бы купить ещё повозку с лошадью, иначе и рынок толком не посетить.

— Я покажу, госпожа Вилан.

Видимо, он хорошо ориентировался в городе, потому что через некоторое время привёл Вилан к большому дому с крытым двором, и надпись на табличке у ворот гласила, что здесь продаётся именно то, что ей нужно.

Вилан даром времени не тратила. Она выбрала не паланкин, а карету с лошадиной упряжью, справедливо рассудив, что четверых носильщиков в доме затратно, да и не нужно, — ведь выезжать-то хозяева будут не каждый день. Подобрала соразмерную телегу. Потом уверенно двинулась в сторону загона с лошадьми и нашла там крепкого поджарого вороного жеребца. Владелец попытался объяснить милой барышне, что у жеребчика характер так себе, выбрала бы она какого-то другого — ведь и понести может... (Бай Лин, наблюдавший это представление, ухмыльнулся: да, выбрала бы она кого-то другого... да не выберет, потому что лёгких путей, похоже, не ищет). Под присмотром хозяина Вилан прошлась с ним по двору. Жеребец шёл ровно и уверенно. По её требованию, его оседлали, и она уселась верхом, словно всю жизнь только так и ездила. Сначала лёгкой иноходью, потом рысью, а под конец пустила коня в галоп, наматывая круги по площадке.

— Я беру его, — заявила Вилан, слезая с жеребца при помощи Сунь Чжао, предусмотрительно поддерживавшего свою нанимательницу. — Даже жаль такого мо́лодца использовать только для передвижения кареты или повозки. Ему бы в скачках участвовать...

Был вечер, когда Бай Лин услышал уверенный голос жены. Для неё привратник Ву открыл ворота, и карета въехала во двор.

— Лошадь в сарай возле кухни, карету — в каретный сарай. Поставьте у стены, немного позже телегу привезут — поставить туда же!

Принц "проследил" за ней глазками ящерки. Вилан вошла в кухню и принялась готовить отвар из тех трав, что купила. Процедив его и перелив в стакан, она отправилась в Большой дом. Конечно же, это лекарство для него, ведь больше тут лечить некого.

Что ж, следовало признать: женщины взялись за него всерьёз. Дзин Жу, например, забегала чуть ли не через каждые пять минут — то чай принести, то одеяло поправить, то окно открыть-закрыть. Изобретала, в общем, любой предлог, чтобы войти к господину. Пока он долгим-предолгим взглядом не заставил девушку наконец смутиться, покраснеть и перестать суетиться.

— Ну, вот и я, — Вилан вошла в комнату с дымящимся стаканом в руках, нагнулась и поцеловала мужа куда-то в висок. — Выпей-ка.

Питьё на вкус оказалось пряно-горьковатым и неожиданно освежающим. За время её отсутствия гнев Бай Лина поутих. Он желал найти в поведении Вилан что-нибудь предосудительное и не нашёл. Она несколько часов провела в обществе нового стражника, но ни разу этим не воспользовалась и даже почти не говорила с ним. Казалось бы, в отсутствие Бай Лина у неё руки были развязаны, но она не флиртовала, не пыталась обратить на себя внимание красавчика. Сам Бай Лин, например, постарался бы больше узнать об этом человеке. А Вилан... забыла о нём? Что бы это значило?

Впрочем, выяснилось это довольно скоро, и опять помогла ящерка. Улучив момент, Дзин Жу, довольная возвращением своей госпожи и трещавшая без умолку, ни к селу ни к городу проговорила:

— Сунь Чжао такой миленький, правда, госпожа Вилан?

— Да, он очень славный, — устало улыбнулась сильфида.

Бай Лин уже собирался скривиться, когда услышал от неё слова, которые совершенно недвусмысленно говорили совсем о другом:

— Но для меня мой супруг всё равно красивее всех.

— Конечно, госпожа, — поспешила согласиться старшая горничная. — Как хорошо, что вы его любите. Брак по любви такое счастье.

И Вилан опять промолчала и снова улыбнулась.

— Ви! Ты сегодня целый день ходишь за мной. Ты... — принц осторожно подбирал слова, чтобы не сказать лишнего, — меня преследуешь?

Этот разговор случился между ними двое суток спустя. Молодой человек постоянно замечал, что, куда бы он ни зашёл и ни свернул, туда непременно приходила Вилан. Как будто это она следила за ним, а не наоборот. Поведение жены его озадачивало, потому что она ничем не объясняла свои поступки. Будто всё происходило само собой, будто так и должно было быть. Если так подумать, поместье не такое уж большое. Ради эксперимента он выбрал самый верхний и крайний покой в Большом доме, и сильфида немедля туда заявилась, почти следом за ним.

— Вовсе нет. Я просто... я... — Вилан явно растерялась и не успела обдумать ответ.

— ...соскучилась? — как прохладно и насмешливо это прозвучало! Так отстранённо и странно. Как отповедь. Он хотел узнать её мотивы, а не оправдания, а для этого следовало застать её врасплох.

— Да! — честно призналась Вилан. — Разве жена не может скучать по мужу?

— Значит, ты по мне скучала? — он был явно удивлён и озадачен.

Похоже, его недоумение её развеселило. На губах появилась лукавая улыбка.

— Да! Пожалуйста, составь мне компанию.

Принц помедлил: что у неё на уме? Эта женщина определённо ведёт какую-то игру. В чём её суть? Ему ни разу не встречался человек, который бы не боялся говорить правду и действовать открыто и искренне. Собственно, таковых среди приближённых императора и быть не могло, они недолго остались бы в живых. И потому лицемеры, прохиндеи и подлецы виделись ему везде, потому что только они его всю жизнь и окружали.

— И что мне нужно сделать?

— Побыть со мной.

— Ты хочешь, чтобы мы провели вместе время? — уточнил Бай Лин, судорожно прикидывая, чего ещё следует ожидать от этой женщины и к чему его обязывают её слова.

— Вот именно.

— И как же ты хочешь его провести?

— Давай погуляем вдвоём, пройдемся по улицам, а? Надо же выбираться куда-нибудь.

— Просто скажи, чего ты хочешь. Не нужно ходить вокруг да около.

— Уже сказала: хочу побыть с тобой. В последние дни мы мало виделись. И Цзю возьмём — пусть пройдется с нами.

— Ладно, пойдём, — сдался принц, не увидев в этом предложении ничего преступного или опасного для себя.

— Господин! Купите цветок для вашей дамы!

Возле наспех сколоченного прилавка, уставленного вазами с самыми разными цветами, приплясывала девочка-подросток, предлагавшая свой товар чуть ли не каждому встречному. Яркие красные, оранжевые и жёлтые фонарики освещали прилавок и поневоле задерживали взгляд на разноцветных букетах. Вокруг разносился сладкий нежный аромат, навевавший романтические мечтания. Правда, девчушка, востроносая, с живыми глазами-бусинками, кутавшаяся в драную шаль, не слишком походила на героиню чьих-то грёз. Но она и не для себя старалась.

— Прекрасные свежие цветы!

Бай Лину пришлось остановиться, поскольку продавщица буквально загородила им с Вилан дорогу. Улица вся была заставлена палатками и прилавками. Кругом сновали торговцы-лоточники, наперебой расхваливающие всякую всячину. Прохожие ходили от одного шатра к другому, уличные музыканты наигрывали весёлые мотивы, но в их звучание вкрадывалось порой что-то мистическое, отчего мурашки ползли по коже. Смеялись женщины и мужчины, дети увлечённо разглядывали игрушки и бегали друг за другом. Здесь каждый наступивший вечер был праздником.

— Господин! Купите цветок для вашей дамы! По цветку, который вы выберете, госпожа Лунь, известная прорицательница, предскажет ваше будущее!

Бай Лин чуть было не прошёл мимо, вспомнив, что один такой предсказатель уже отказался сообщить своё ви́дение его грядущего. Но ему пришло в голову, что девушки ведь любят цветы. Избитая истина, но это так.

— Ви! Ты хочешь цветок? — спросил он, внимательно посмотрев на свою спутницу. Она просила побыть с ней, составить компанию. В конце концов, разве это не обязанность мужа — доставлять радость жене?

Вилан кивнула, засмотревшись на цветочницу. Принц выбрал веточку с золотисто-жёлтыми цветами и протянул девушке три мелких монеты. Потом осторожно воткнул веточку в причёску Вилан. Здесь, при дворе Чунхуа, дамы любят украшать волосы живыми цветами.

— Господин, вы выбрали такой красивый цветок! — вздохнула в восхищении цветочница. — Барышне очень идёт!

— Спасибо, милый, — Вилан поглядела на мужа с такой нежностью и благодарностью, что невольно у него что-то вздрогнуло внутри. У неё в глазах сияли отблески света фонариков и огоньков на палочках⁽¹⁾. Что это, какое-то волшебство? И что за трепет в груди? Зачем он и отчего? Неужели всего от двух слов? Разве может камень затрепетать?

— Госпожа Лунь ждёт вас!

Прилавок размещался перед шатром, внутри которого горел яркий свет. Полог из чёрной кружевной ткани позволял различить лишь силуэт женщины, неподвижно сидевшей на маленьком стульчике.

Бай Лин отвёл взгляд от прорицательницы и повернулся к Вилан. "Идём?". Сильфида ободряюще пожала его пальцы и покачала головой:

— Я знаю своё будущее. А ты иди — узнай своё. Может, пригодится.

Девочка приподняла завесу, и принц шагнул в ярко освещённое пространство шатра. Вилан осталась одна. На самом деле, продавщица цветов продолжила свою работу, а её саму обходили посетители торговых рядов, жаждущие развлечений и покупок. Вилан немного схитрила: сильфы и альвы обладают прекраснейшим слухом и зрением, намного превосходящим людские и даже порой драконьи. И, несмотря на окружающий шум-гам, слышала каждое слово, которое сказала госпожа Лунь. И сквозь занавеску разглядела гадательницу: таинственную стройную женщину в белом одеянии, шитом золотыми нитями, с чёрными, как ночь, волосами, собранными в тяжёлый узел, красивым лицом и изящными манерами. От неё исходило чарующее обаяние скромности, а голос звучал певуче и плавно, подобно опадающим лепесткам яблоневого цвета.

Когда Бай Лин сел за низкий столик напротив загадочной красавицы, она заговорила:

— Прекрасный господин! Путь того, кто выбрал золотистую хризантему, тернист и долог и полон страданий. Добиться того, чего жаждет измученный испытаниями, — мести, могущества, свободы, — не так уж сложно, для этого у него есть всё: терпение, мудрость, духовные силы и помощники. С ними легко взайти на вершину своих чаяний.

— Благодарю, любезная госпожа, — принц склонил голову в знак признательности, встал и направился к пологу.

— Господин! — госпожа Лунь окликнула посетителя уже возле самого выхода. — Золотистая хризантема символизирует дары первой и единственной любви — сладкие тёплые мгновения и грусть расставаний, боль потери и горечь разлук, драгоценные воспоминания и счастье встречи, безусловное доверие и преданность выбору сердца... Эти испытания самые болезненные, они могут превратить его в пепел, а могут вознести на невиданную высоту. Но без них жизнь такая жалкая... Очень скоро вы получите то, что принадлежит вам по праву, и тогда поймёте себя и узнаете, что́ вам дороже всего.

Когда Бай Лин покинул шатёр, Вилан уплетала какое-то лакомство, нанизанное на длинную палочку. По его лицу невозможно было понять, что он чувствует и что думает об услышанном.

— Ну как?

— Ничего конкретного, — холодно ответил принц.

Вилан усмехнулась. Она и не сомневалась, что он ни за что ей не расскажет о предсказанном.

— Часто шарлатаны всех мастей выдают себя за всевидящих и всезнающих пророков. А иногда попадаются довольно одарённые. Но ни один провидец не скажет тебе ничего конкретного, только в общих чертах может обрисовать свои виде́ния. Придать им смысл можешь лишь ты сам.

— Тебе тоже всего лишь... обрисовали? — подковырнул Бай Лин.

— Зачем? Я и сама вижу, что там впереди.

Она протянула ему другую палочку с угощением: рис, сваренный с крахмалом, красным сахаром и пряностями и скатанный в оранжевые шарики.

— Вот. Съешь — полегчает.

1) местное развлечение наподобие наших бенгальских огней.

Вернуться к тексту

Первый месяц супружества прошёл тихо и безо всяких эксцессов. Мир как будто забыл о тех, кто жил в усадьбе "Золотые лилии". Дни проходили в заботах. Вилан по-прежнему занималась Большим и гостевым домом и восточным флигелем, оставив западный слугам. Она старалась сделать их уютнее и привлекала к этому и Бай Лина. Временами ему хотелось спалить её в уголь, отколотить, отшлёпать от души наконец. И она же заставала его врасплох шуткой, забавным замечанием или притворным ворчанием и вызывала изумление, смятение, замешательство и невольную улыбку, принося нечаянную радость. Иногда они даже спорили, куда поставить вон тот комод или вооон то кресло. Беззлобно, без скандалов и ссор — в порядке совместного проведения времени, так сказать.

Когда смеются двое, они становятся ближе. Бай Лин научился принимать присутствие жены без чувства протеста. Не любил, но и не отвергал. Ко всему можно притерпеться. И здесь, с ней, уж конечно, лучше, чем рядом с омерзительным человеком, сыном которого формально он был вынужден считаться. Если семейная жизнь такова, он точно не находил её неприятной. В конце концов, Бай Лин разрешил: "Ви, когда мы наедине или в кругу родственников, можешь звать меня А-Лин".

С подачи Вилан даже строптивица служанка Не Ху смотрела на принца теперь с уважением. Сунь Чжао и вовсе не сводил с него преданного взгляда. А сама Вилан была по-прежнему дружелюбна, ласкова и заботлива. И Бай Лин чувствовал, что начинает оживать, что стылый лёд внутри потихоньку тает. Казалось, так будет всегда, и он ничего не имел против.

В один из дней начала десятого месяца Дзин Жу вбежала в библиотеку одна и в заметной растерянности. Бай Лин, в последний момент вынырнувший из процесса медитации, еле успел спрятать чешую, доращенную уже до плеча, и схватил в руки лежавший перед ним свиток, описывающий один из периодов истории Альтариона. Девушка выглядела так, будто не знает, как лучше рассказать о случившемся, не говоря уж о том, чтобы как-то это объяснить. Следом влетел Сунь Чжао.

— Ваше высочество!.. — ещё из коридора заголосила старшая горничная. — Ваше высочество!!!

— Что случилось? — Бай Лин, раздосадованный тем, что его восстановление резко прервано, поднял холодные ясные глаза и внимательно оглядел вошедших.

— Госпожа Вилан!

— Что с ней?

— Она... ушла, — упавшим голосом ответила горничная.

— Куда ушла? Говори толком! — нетерпеливо и строго велел принц.

— Дело было так. Мы были во дворе. Хозяйка хотела дать мне какие-то поручения, но вдруг вся переменилась в лице, словно что-то такое неприятное услышала... И говорит мне: "Отправляйся к господину и скажи, что я ухожу. Что-то стряслось дома. Вернусь, когда смогу. Заботься о принце, береги. И передай Сунь Чжао охранять его!". Тут я уронила корзину с бельём на землю, а когда подняла и выпрямилась, нашей госпожи уже не было.

Повисла такая тишина, что Дзин Жу не знала, куда деваться. Она казалась себе ответственной за исчезновение госпожи, как будто причина была в ней. Ей казалось, что его высочество сейчас во всём обвинит её, закричит, возможно, ударит или вообще выгонит вон.

Похоже, Сунь Чжао чувствовал то же самое.

— Ваше высочество, простите. Это моя вина — недоглядел!

Бай Лин покачал головой и жестом отпустил их.

— Вилан, Вилан... — он усмехался своим мыслям, вспоминая всё, что делала и говорила Вилан за всё время их знакомства. Его голос был мягким, почти нежным от наполнившей до краёв иронии. — Ненадолго же тебя хватило. Зачем было устраивать весь этот спектакль? Зачем изображала любящую жену? Зачем пыталась убедить, что я дорог тебе? Выстилала гнёздышко пёрышками, и наконец надоело? Как предсказуемо. Что же не зашла попрощаться и уронить слезу напоследок?

"Золотистая хризантема символизирует дары первой и единственной любви... Эти испытания самые болезненные... Но без них жизнь такая жалкая...".

Он расхохотался в голос и с грохотом смёл с письменного стола всё, что попалось под руку. Эта любовь — жалкое, лживое, бесполезное чувство! Оно делает людей слабыми, глупыми и зависимыми. Что такое любовь в сравнении с могуществом, властью и местью! И эта женщина, вынужденная навязывать свои цветы на улице, смела осуждать его за стремление занять своё законное место, вернуть себе свои права и свой народ? Она смела осуждать его за решимость достичь своих целей? Хорошо, что он не позволил затуманить свой разум фальшивой лаской, не потерял бдительности.

Его взгляд потемнел, глаза стали непрозрачными, горький и злой смех оборвался. Что ж, этот дом — его. Император отдал им поместье. Здесь он закончит обращение. Что бы там Вилан ни говорила, она, по всей вероятности, не вернётся. Отправилась домой. Это логично.

"...Однажды у тебя появится друг, который сможет, кусок за куском, возродить твоё сердце к жизни... Узнать этого друга ты должен будешь сам... Как и то, что многие только притворяются друзьями в своих корыстных целях...". Ох, мама, ты уже тогда знала всё. Многие притворяются друзьями. Особенно те, которые желают казаться самыми близкими. Ему не нужен никто. Испытание пройдено. А сердце... Кому оно нужно!

С того часа, как пронырливая супружница исчезла, принц посвятил всё время взращиванию духовных сил. Отныне он осознанно забирал из воздуха тепло. Дзин Жу, забежавшая спросить, не нужно ли чего-нибудь его высочеству, поёжилась от ставшего прямо-таки морозным воздуха в библиотеке. Бай Лин попросил большую жаровню с углями, и её принесли. Сперва он хотел вытянуть жар прямо из алых угольев, по которым ещё бегали искры огня, но раздумал. Лучше тянуть из воздуха, а здесь и впрямь холодно, он даже зябко передёрнул плечами. Так или иначе, собственный жар собирался в нём, и принц с нетерпением ждал минуты, когда сможет выдохнуть первую струйку огня.

Формирование чешуи шло медленно, зато успешно. Та, что отросла на правой руке, заметно окрепла. Поначалу казалось, что, проведи по ней ладонью неосторожно, — и она осыплется, как с сушёной рыбины. Но в результате упорных медитаций и тренировок она стала гораздо жёстче и появлялась быстрее, почти сразу после призыва. Кроме того, он начал наращивать чешую на другой руке.

Во время медитаций Бай Лин встретился с собой — тем, кем он будет, когда завершит трансформацию. Он теперь мог призывать перед внутренним зрением огромного шестилапого дракона с гибким змеиным телом и крепким могучим хвостом. Принц видел, как тело дракона покрывает чешуя, которую ему удалось нарастить: на правой передней лапе и чуть-чуть на левой. Как много предстоит работы!

Дзин Жу по нескольку раз на дню пичкала его высочество кровоостанавливающим отваром, который её научила готовить Вилан. Правда, это не сильно помогло. На второй день отсутствия сильфиды кровь у него снова пошла горлом. Может, отвар был приготовлен не так, а может, потому что его сделала не она.

Ви... Проснувшись утром, Бай Лин подумал, что раньше не имело никакого значения, что никогда никто не спал рядом с ним. Он прежде и не думал, что в том есть что-то необычное. А сейчас там, где была она, пустота и холодная ткань одеяла, перины и подушки. Не остывшая, покинутая ею минуту назад, а холодная. И она, Ви, больше не дышит рядом и не кладёт доверчиво голову на его плечо, не обнимает его, засыпая. "Спасибо, милый... Для меня мой супруг всё равно красивее всех... Ты никому ничего не должен. Делай это, только если сам хочешь... Как бы ты не заболел... Если вы ещё раз посмеете проявить к принцу непочтение и переложить на него свою работу... Ты всё время грустишь, я хотела тебя порадовать...". Он почти слышал её голос. Такой знакомый и такой уже далёкий.

Ви... Он наконец нашёл название тому, чем была наполнена вся его жизнь. Одиночество. Двадцать лет одиночества, с тех пор как умерла мать. Он был просто один. И сейчас снова один. Но теперь он знал — было с чем сравнить. Вместе с Вилан отсюда, из этого дома, из усадьбы исчезла главная часть. Её отсутствие так ощутимо. Вернётся ли, как обещала?

Ви... Раньше Бай Лину не особенно хотелось называть её так. Ви. Может быть, уйдя, растворившись вдали, она стала ближе. "...Заботься о принце, береги. И передай Сунь Чжао охранять его...". Зачем заботиться обо мне, если ты всё равно ушла, оставила меня... Так хотела вернуться домой?

Знакомая неожиданно атаковавшая, как в прошлый раз, боль пронзила его насквозь. Сдавив ладонью грудь, словно пытаясь вернуть невидимое остриё обратно внутрь, Бай Лин выплюнул в вовремя подхваченный платок комок густой тёмной, почти чёрной, крови. Как диметрин — свадебная шпилька... Тогда Вилан простым прикосновением рук облегчила эту му́ку. Во рту стало солоно, привкус металла, оказывается, так противен.

С раннего утра зарядил дождь, порывы ветра стряхивали листву с деревьев. Гладь пруда всё время рябилась, казалось, ещё немного, и можно будет увидеть волны. День прошёл как обычно. Но одно событие выбилось из привычных. Занятый проявлением драгоценных чешуек, на сей раз принц не заметил, не расслышал вовремя звука чужих шагов. Он открыл глаза, услышав потрясённый выдох и тихий возглас:

— Сакши́!..

— Что?

— Повелитель!..

Сунь Чжао рухнул на одно колено, склонив голову и устремив взгляд в пол. Вся эта поза выражала такое почтение и преклонение подданного, что на секунду принц даже ощутил недоумение. Мелькнула мысль, что стражник что-то напутал: уж слишком всё просто — повелителем обычно называют короля или императора.

Он велел стражнику подняться на ноги и объясниться. Сунь Чжао, не позволяя себе пялиться на принца и глядя в сторону, выполнил приказ.

Сакши — так называют правящую династию золотых драконов. Ниши́ — правящую династию ледяных, зимних. С древности Сакши стояли во главе всей драконьей империи. Но потом ледяные взбунтовались, некогда единый, народ раскололся на два враждующих клана. На две воюющие стороны. Пламенные драконы — медные, серебряные, бронзовые, стальные и золотые — были благородны и не нарушали установленных правил войны. Им были чужды трусливое предательство, интриги, подлые хитрости и наглая ложь ледяных. На сторону последних переметнулись и многие другие — алые, чёрные ночные, синие, зелёные... Получив численный перевес, ледяные ринулись в бой, не гнушаясь и тыловым саботажем. Но пламенные победили всё равно. Император Сакши милостиво даровал побеждённой стороне право стать самостоятельным народом и занять пустующие земли, создав своё государство.

Как выяснилось, это было серьёзнейшим просчётом, обернувшимся бедой. Ледяные драконы покинули общую территорию и создали свою страну. Но остались те, кто, якобы, остался верен пламенным, а на деле сразу были предателями. С тех пор род Сакши начал угасать. Старый император прочно стоял во главе империи Юшэнг, но его сила таинственным образом постепенно исчезла. Из детей, внуков и правнуков осталась одна только правнучка, но и та пропала неизвестно куда. Искали её, искали, да так и не нашли. Вскоре умер сам император, передав правление наместнику. Но наместник оказался не сильнее — его драконья мощь вообще не проявлялась.

Пошёл слух, что Сакши прокляты и бессилие идёт из дворца. Простые драконы потеряли способность обращаться и летать и стали ничем не отличимы от обычных людей. Хуже того, драконы умирали, едва дотянув до пятидесяти, полностью обессиленные, неспособные к обороту и самостоятельному исцелению. Но кто покидал Юшэнг, возвращал свою суть. И потянулись вереницы бывших жителей империи в разные стороны света. Юшэнг под правлением разжиревших, жадных, развратных наместников, душащих свой же народ, пришёл в полный упадок. И тогда те из верных короне, кто не побоялся преследований правителей, отправились на розыски единственной, кто мог возродить род Сакши, или её потомков.

Бай Лин долго молчал, Сунь Чжао молчал тоже, не осмеливаясь нарушить тишину.

— И ты считаешь, что нашёл...

— У меня нет сомнений, ваше высочество. Ваша чешуя золотая.

— Её пока мало, — принц раздумчиво смотрел в окно, как ветер гоняет по воде листья ив.

— Это ничего, — горячо заверил стражник. — Главное, что она есть. Она даёт вам право занять трон.

Бай Лин медленно кивнул.

— Как звали правнучку императора?

— Мейли, ваше высочество.

Что ж, всё так. Бай Лин чувствовал, что всё то, о чём рассказал Сунь Чжао, правда. В свитках он не нашёл почти ничего о драконах, но это и не требовалось. Его мать — золотая драконица. Стоило только выбраться из императорского дворца, как начала стекаться информация. За одно это следует осыпать Вилан милостями, как только...

— Повелитель... Что стало с принцессой Майли?

— Она давно умерла.

Сунь Чжао огорчённо кивнул.

— Были ли у неё другие дети, кроме вашего высочества?

— Только я, — Бай Лин невидяще скользил взглядом по ивам, кроны которых, словно за волосы, трепал всё усиливающийся ветер. — Так ты дракон.

— Готов служить, повелитель.

— Из каких ты? Из ночных, судя по всему?

— Да, повелитель. Нас не видно ночью. Это удобно.

— Что ж, тебе придётся ещё многое рассказать мне...

Дождь, дождь без конца... Почти смерклось, в комнате со свитками было темно. Бай Лин не зажигал свечи и не просил их принести. Так лучше думать и проще погрузиться в себя. Он и без Сунь Чжао понимал, что войти в Юшэнг должен полностью овладевшим своей мощью. Без этого никто не признает его своим императором. Понимал, что угасание драконьей империи как-то связано с тем, что его мать не могла больше проявлять свою суть, да и он сам тоже. Если во дворце Линь Чао находится артефакт "сна драконов", стало быть, во дворце прадеда тоже есть таковой, но его воздействие в сотни раз сильнее, раз распространилось на всю страну. Значит, первой задачей нового императора должен стать поиск артефакта, и тогда, уничтожив эту вещь, он сможет возродить и всю империю. Драконы вернутся. Возможно, удастся отыскать древних, готовых вернуться под начало Сакши...

Где-то в переходе, подхваченный сквозняком, звенел воздушный колокольчик, напоминая женский голос. Ви... Жизнь так изменилась с её уходом. Принц узнал о себе так много и так при этом мало... И сейчас уже больше не тот, кем был в тот момент, когда она исчезла. А она, Вилан, об этом не знает. "Что со мной? Я... скучаю?", — он даже не удивлялся, только слушал себя, охваченный странной, непривычной грустью, похожей на оцепенение. Дзин Жу, спотыкаясь в вечернем мраке, принесла очередную порцию отвара; едва она вышла, Бай Лин выплеснул его за окно. Неважно, сколько раз истечёт кровью, — он хотел слышать биение сердца и его голос. Если так откалывается, опадает каменная броня, он хотел это знать. Не нужно никакое смягчающее и кровоостанавливающее лекарство. Вилан ушла. За ней следом пришли дожди. Из глаз принца за всю жизнь не вытекло ни единой слезы. Быть может, дождь — это невыплаканные слёзы, которые не стекают с ресниц, а только падают с неба? Надо было быть добрее. Ведь она ничего не просила взамен, а отдавала так много. Ви, здесь тебя не хватает. Мне тебя не хватает...

Третий день принёс собой новые открытия. Чтобы ускорить процесс развития, Сунь Чжао предложил поделиться своими духовными силами с принцем. Бай Лин решил попробовать, вдруг да поможет. Сев напротив хозяина и скрестив ноги, Сунь Чжао приготовился направить силы в каналы господина. Но едва Бай Лин открылся потокам энергии, как чешуя, выращенная с таким трудом, начала дымиться и темнеть. Они поспешно разорвали энергообмен.

— Энергия чёрных драконов не подходит для золотых, — Сунь Чжао виновато повесил голову.

Бай Лин посмотрел на него с мягкой улыбкой. Разве можно винить его в этом? Он делает больше, чем должен бы. И преданность его — честная преданность, не напоказ, не ради того, чтобы втереться в доверие.

— Я сделаю это сам, — Бай Лин осторожно похлопал по плечу своего сородича, впервые в жизни ощутив такое желание.

Оставшись в одиночестве, он начал наращивать чешую на левой лапе и продвинулся уже довольно далеко, когда внутри появилось чувство смутной тревоги. Где она? Что точно сказала Дзин Жу? Он нашёл горничную и заставил повторить каждое слово Вилан.

— "Отправляйся к господину и скажи, что я ухожу. Что-то стряслось дома. Вернусь, когда смогу. Заботься о принце, береги. И передай Сунь Чжао охранять его!", — старательно отчиталась девушка.

Что-то стряслось дома... Она не просто ушла. Она побежала на выручку. Как он мог пропустить эту фразу мимо ушей? Что, если она в беде? Где искать её? И как помочь? Жива ли? Что он может? Как уйти отсюда? За домом наверняка следят — ему запрещено покидать столицу, а Линь Чао не отдаёт приказов дважды.

Сунь Чжао без слов понял взгляд принца.

— Полечу искать её. Вдруг госпожа где-то недалеко.

— Будь осторожен. Люди тебя не должны увидеть.

— Есть! Обернусь за городом.

Сунь Чжао отдал честь и исчез, проскользнув в калитку.

Ночной дракон отсутствовал всю ночь и весь следующий день. Бай Лин пытался использовать это время с толком. Новые чешуйки, хоть и вырастали, но слабые и редкие. И наконец он оставил это занятие. Внутри росла тревога. Что-то было не так. Если бы ничего такого не случилось, Сунь Чжао давно вернулся бы. Может, он тоже попался в какую-нибудь ловушку? А он, Бай Лин, сидит здесь, такой бесполезный и беспомощный... Не может даже спасти и защитить свою женщину. И правда, толку от него никакого.

С трудом сдерживая ярость, он посмотрел на свои пальцы, ему хотелось сжать кулаки, растереть в них что-нибудь. Обе кисти были объяты золотисто-оранжевым пламенем с чёрными дымными кудряшками. Бай Лин согнул пальцы, ограничивая огонь, формируя огненную сферу и любуясь чарующим, завораживающим зрелищем. Как красиво пламя! В безумной, на первый взгляд, стихии столько логики. Она никогда не нарушает законов природы. Она смертельна и идеальна. В ней столько могущества, столько свободы... Она всегда права.

Но огонь — это испытание. Испытание воли, стойкости, выдержки, терпения, внимания. Важно не только вызвать в себе огонь, но и научиться управлять им и не сгореть в нём дотла. Он может стать благословением, а может обернуться настоящим адом. Драконы участся этому с детства, но ему, Бай Лину, придётся осваивать эти премудрости сейчас и самому. Хорошо, что рядом есть сородич.

Он всё смотрел на полыхающие шары в руках, не в силах отвести взгляд или погасить их. Темнота затопила спальню. Ему пришло в голову послать "заряд" в камин, короткий взмах — и шар полетел точно в цель, сухие дрова вспыхнули и занялись пламенем.

Принца охватило чувство жгучего удовольствия, сродни торжеству, ликованию и злорадству, вместе взятым, вызвавшее недобрый смех. Наконец-то сила, которой он жаждал, освободилась из плена магического артефакта. Дракон в нём расправлял затёкшие крылья. Очень скоро он вырвется на свободу и заберёт с собой Ви. А ещё посчитается с некой отвратительной семейкой и её прихвостнями.

Ви. Она снова заняла его мысли, и Бай Лин сжал пальцы, гася пламя. Кожа ладоней осталась гладкой и белой, словно и не танцевали на ней только что рыжие языки и чёрными гривками. Утром он решил проверить свои подозрения и выглянул за ворота. Со стороны улицы их теперь охраняли выстроившиеся в линию четыре дворцовых стражника, а над воротами висела деревянная табличка с выгравированной надписью, сообщавшая, что это поместье "Золотые лилии" и здесь живут хозяева-супруги — его высочество принц Линь Бай Лин и Вилан, гарант и посланница добра и мира из Небесной Гавани. Бай Лин ни секунды не сомневался в том, что стражники здесь не столько для защиты хозяев, сколько для слежки и сопровождения. Забавно: отчего же Линь Чао сразу не выставил стражу, с первого же дня? Неужто ему уже донесли об исчезновении Вилан?

Значит, пока что за ворота просто так не выйти, а крыльев у него ещё нет. Выходит, уйти отсюда можно только небом или по земле с боем. Интересно, а какие крылья у сильфов? Ему пришло в голову, что он ни разу не видел, как летает его жена или кто-либо из её родичей.

Меряя шагами комнату, он попробовал мысленно нащупать, нашарить связь с Вилан. Надо было приставить к ней серебряную ящерицу на постоянное наблюдение. Но он перестал подозревать жену в корысти и вернул шпионку на место. И вот результат. Всё, что Бай Лин сумел увидеть, было всего лишь картинкой, промельком, мыслеформой: спотыкаясь и порой едва не падая, женщина в красном платье с трудом ведёт другую, в зелёном, осторожно обнимая за талию и удерживая в равновесии. Ведомая, в почти бессознательном состоянии, идёт, низко опустив голову, волосы цвета красного дерева скрывают лицо...

Где это? Где они идут? Солнце садится, уже вечер. Значит, несколько часов назад. Или дней? Позади какие-то холмы, под ногами песок и редкая трава. Почему с ними нет Сунь Чжао? Разминулись?

Проклятье! Сидеть на месте хуже всего. Самому полететь бы. Хотя бы движением снять напряжением последних дней, а не сидеть здесь, словно на цепи. Ничего, император Чунхуа, ты за всё ответишь. У тебя нет таких сокровищ, какими смог бы расплатиться за свои преступления...

Время приближалось к полуночи. Бай Лин замер на месте, уловив ухом какой-то шум во дворе, повернулся и побежал вниз по лестнице и на улицу.

Прислуга тоже высыпала из своего флигеля. Он бросился туда, где столпились люди с фонарями и возгласами: "Госпожа!.. Какое несчастье!". Сунь Чжао, обхватив Вилан за талию и поддерживая под локоть, вёл её к Большому дому. Судя по виду, сильфиде было худо. За ними спешила девушка в красном платье.

Не тратя времени на слова, Бай Лин подхватил жену на руки и понёс в их покои. Слава богам, нашлась, жива, цела. Вилан прижалась щекой к его плечу, дыхание было тяжёлым, с хрипами.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, он внёс её в спальню и направился к кровати. Шедшая за ним незнакомка собралась откинуть покрывало, чтобы уложить Вилан, но наткнулась на взгляд принца, как на вытянутую руку, и отступила за спину Сунь Чжао.

Дракон поспешно представил их друг другу:

— Ваше высочество, это принцесса Ма́льви из правящего дома альвов. Его высочество принц Линь Бай Лин.

При других обстоятельствах Бай Лин поклонился бы ей и сказал что-нибудь, подходящее случаю. Но сейчас ему было не до политеса. Он кивнул принцессе, едва удостоив её взглядом и устраивая жену на кровати в положении полусидя, чтобы облегчить её дыхание.

— Позови сюда Дзин Жу и попроси госпожу Лю разместить принцессу со всеми удобствами в гостевом доме.

— Однако, его высочество не особенно вежлив с гостями, — протянула принцесса, следуя за Сунь Чжао.

— Его высочество беспокоится за супругу, — ответил удивлённый её словами дракон. — Она ушла совершенно здоровой, а теперь на ногах не держится. До вежливости ли?

Когда, поручив заботам госпожи Лю принцессу Мальви, Сунь Чжао вернулся к своему господину, тот сидел на краю постели и, вглядываясь в бледное лицо Вилан, мыслями был, очевидно, где-то очень далеко. Сильфида лежала, укрытая одеялами. Хриплое дыхание было слышно даже с порога. Грудь поднималась высоко и низко опускалась, ей по-прежнему было тяжело дышать.

— Что с ней? — спросил принц, не сводя раздумчивого взгляда с жены. Его голос, спокойный, прямо-таки бесстрастный, и лицо, которое ничего не выражало, привели чёрного дракона в недоумение. Но он решил, что повелитель держит всё в себе и не хочет выдавать своих чувств.

— Когда я нашёл госпожу Вилан, она была уже на границе между Чунхуа и чужим государством. В том краю пустынные равнины и островерхие горы. Она и принцесса Мальви сражались с алой драконицей. Госпожа попала под её ледяное дыхание и вдохнула его.

— С алой драконицей?

— Да, повелитель. Алые драконы крайне свирепы и кровожадны. Как я понял, она загнала в ловушку её высочество, и в отчаянии принцесса позвала на помощь. Я не очень хорошо понимаю, как альвы получают и передают сообщения. Госпожа Вилан услышала и бросилась на выручку.

— Дальше.

— Мне пришлось обернуться. К тому моменту госпожа Вилан успела отрубить ей лапу и выколоть глаз, а принцесса атаковала с другой стороны. Видимо, драконица поняла, что ей не справиться с нами тремя, и улетела. Она была сильно ранена.

Не похоже, что рассказ об алой драконице и подвигах супруги произвёл на принца впечатление. Он усмехнулся и покачал головой.

— Бросилась на выручку. Попала под ледяное дыхание и вдохнула его... А теперь её душит кашель, вся в жару и в беспамятстве.

Бай Лин наклонил голову, разглядывая Вилан ещё внимательнее. В подтверждение его правоты сильфида зашлась сухим кашлем, всё так же не открывая глаз. Ей уже не хватало воздуха — она дышала теперь открытым ртом и чаще обычного, всё тело сотрясалось от знобкой дрожи.

— Как думаешь, — заговорил Бай Лин, положив холодные пальцы на её лоб, — если вытянуть из неё жар? Забрать из тела — совсем немного, чтобы спала лихорадка.

— Должно помочь, — прикинув, ответил Сунь Чжао. — Нужно вытягивать медленно и осторожно. Вот только...

— Что — только?

— Что, если лихорадка нужна ей, чтобы согреться?

Сунь Чжао, отпущенный спать, наконец уплёлся нога за ногу, прибежала Дзин Жу, принесла таз с горячей водой и чистую тряпку. Она хотела снять со своей госпожи плащ и платье и переодеть в ночную рубашку, но Бай Лин не позволил и со словами "Я всё сделаю сам!" отослал девушку. Старшая горничная отправилась в свою комнату, размышляя по дороге, когда появились у молодого господина это величие и эти королевские манеры. И ведь не поспоришь и не ослушаешься. Будто перед троном короля стоишь и ждёшь приговора... И вроде бы не прилично мужчине раздевать женщину, но ведь они женаты и, стало быть, он видел уже всё... Значит, кто может быть ближе госпоже, чем муж? Как всё сложно!

Оставшись один, Бай Лин некоторое время смотрел на жену. Вот она. Снова здесь. Как будто и не было всех этих дней и раздумий. Ай да молодец ночной дракон! Всего за несколько дней сделал столько, что заслужил чуть ли не пожизненное право на особые милости будущего императора.

— Ви... — проговорил он мягким насмешливым голосом, осторожно и медленно проводя пальцами по горячей щеке сильфиды. — Вот и ты... Целиком в моей власти. Такая беспомощная... И я могу сотворить с тобой всё, что захочу. Не боишься, что я сделаю что-то такое, что тебе не понравится?

Его разбирало зло. Теперь, когда Вилан здесь, в безопасности, он думал о том, что она бросила его, кинулась спасать какую-то... А что, если бы погибла? Небось ещё закрывала собой эту... принцессу. А его, Бай Лина, заслонила бы?

Расставленные по всей комнате свечи и огонь в камине давали достаточно света. Вилан беспокойно дёрнулась в сторону, потом в другую. Что-то проговорила сквозь стиснутые зубы. Похоже, у неё начался бред. Бай Лин наклонился, сжал пальцами её плечи, заставив лежать неподвижно, закрыл глаза, уходя мысленным взором сквозь её кожу, сквозь кости и вены. Туда, в самую глубину, откуда всё появилось в начале её начал, в алый мерцающий полумрак вечности этой души. Пока он не знал, что делать: вобрать в себя часть её горячечного жара или отдать свой.

Бай Лин прижался щекой к её щеке, позволяя кожей соединиться двум их телам. Пусть они сами восстановят баланс, как восстанавливается уровень воды в двух сообщающихся сосудах. Они прошли обряд смешения крови в храме и единения чаш, их связала красная нить, вне зависимости от того, верит ли в это Вилан. Бай Лин волевым усилием уравновешивал температуру её тела, полагаясь не на прикосновение, а на энергообмен.

Наконец дыхание Вилан стало более частым и быстрым, но не тяжёлым и без хрипов. Её по-прежнему лихорадило, но она уже не металась и не ёрзала из стороны в сторону. Бай Лин отстегнул пряжки, прикрепляющие плащ к плечам и кинул его на скамейку. Развязал пояс и аккуратно снял иноземное платье — то, в котором увидел её впервые. Вся юбка была испачкана — драконьей кровью, надо полагать. Так ты у нас драконоборец... Что, и против меня пойдёшь?

Посадив бесчувственную жену и придерживая для равновесия, Бай Лин прямо поверх тонкого полотна нижней сорочки накинул ночную рубашку, оправил хорошенько и, подставив ладонь под затылок Вилан, бережно уложил обратно на подушку. Смочил тряпку в порядком остывшей воде и промокну́л её лицо, как следует вытер перепачканные в крови руки. Взял с подзеркального столика гребень и тщательно расплёл, расправил и расчесал её волосы, уложил руки на груди и прикрыл одеялами. Мысль, что так убирают покойников, резко отогнал: ещё нет, не сейчас, рано. Она ещё нужна.

Приготовившись спать, Бай Лин лёг на своё привычное место рядом с Вилан, повернулся на бок и продолжил разглядывать. Так близко, что, кажется, слышно её сердцебиение. В голове у принца было пусто и тихо.

— А-Лин... — это она прошептала или ветер за крепко запертым окном?

— Ви... — молодой человек подобрался ближе и прилёг рядом, прижавшись щекой к её плечу. — Спи.

Вилан дышала так тихо, что принц раз десять просыпался и прислушивался, жива ли. Согревшись под одеялами, она перестала дрожать, горячка отступила. Но наступившее утро перешло в день, а она всё ещё спала. Бай Лин не знал, радоваться этому или огорчаться. Потом он решил, что во сне выздоровление наступит скорее.

Сидя рядом с Вилан и размышляя, сколько у неё от него секретов, Бай Лин увидел, что она открыла глаза и смотрит на него. Тогда он наклонился и, сдерживая глухое раздражение, прямо в ухо прошептал: "С возвращением!". Чего он хотел в тот момент? Сам не знал. Оправданий, извинений, заверений, что такое больше не повторится... Но Вилан только обвила его шею руками, удерживая рядом с собой, и так же тихо ответила: "Как хорошо дома...", и снова погрузилась в сон.

Осторожно выбравшись из объятий жены, Бай Лин решил остаться сегодня в семейных покоях и заняться самовосстановлением прямо тут, когда вбежала растерянная и расстроенная Дзин Жу и попросила его высочество немедленно пройти в кухню.

Явившаяся Мальви захотела посидеть с Вилан, и, хотя у принца не было причин доверять ей, он всё же отправился туда, куда настойчиво тянула его горничная. Там он обнаружил Сунь Чжао, крепко держащего руки Не Ху вместо с неким зажатым в пальцах пузырьком. Увидев хозяина, он объяснил, что застал повариху, когда она выливала что-то из бутылочки в чай для принца и госпожи Вилан.

Разумеется, Бай Лин не поверил неловкому оправданию, что это, мол, укрепляющая настойка, которую она, служанка Не, решила дать господам, чтобы поправить их здоровье. Кто такая служанка Не, чтобы считать себя вправе назначать им какое-то самовольное лечение?

Сидя у кухонного стола в окружении столпившейся вокруг прислуги, как на судейском месте, его высочество слушал жалкий лепет перепуганной женщины. А сам всё думал, что император протянул свою грязную руку даже сюда. Он догадался, что это за "лекарство". Но зачем? Они уже женаты. Может, кто-то хочет, чтобы Вилан гарантированно понесла? Это логично, если Линь Чао захотел иметь внуков со способностью летать. Сколько раз они были близки после свадьбы? По пальцам сосчитать можно. Неужели за этим кто-то следит? Кто? Кто из них — Не Ху или Дзин Жу? Обе они из дворца. Но отчего-то Дзин Жу Бай Лин не подозревал. А вдруг напрасно? Они обе могут быть шпионками Линь Чао. И Мина, если уж на то пошло. У "папеньки" мозгов не хватит на такое.

Не Ху всё плакала и причитала, и вид у неё был несчастный. "Никогда не знаешь предела людской подлости", — сказала однажды Вилан. Все остальные слуги были приняты через контракт с конторой по найму.

Бай Лин взял пузырёк, поднёс к носу. Жидкость, плескавшаяся внутри, не пахла ничем и была бесцветной и прозрачной. Он налил в чашку чай из приготовленного заварника и опрокинул туда пузырёк, покрутил чашку в пальцах, смешав чай и "снадобье". Протянул Не Ху.

— Пей.

Кровь отхлынула от лица Сунь Чжао. Бай Лин мысленно ухмыльнулся: его стражник знать не знает об этой истории с "Крылом махаона" и, видимо, решил, что принц хочет отравить виновную повариху её же ядом. Но спорить не смеет, молчит.

Яды бывают разные. Одни убивают, другие ломают что-то внутри, третьи наводят дурман, замутняют разум, лишают рассудка, памяти, изгоняют душу. Не обязательно всё заканчивается смертью, есть конец и похуже её. Но любой яд — это вторжение в чью-то жизнь, бесцеремонное, беспринципное и наглое.

— Что же ты? — спросил принц, рассматривая служанку с отстранённым вниманием. — Разве не хочешь поправить своё здоровье? Пей же!

Не Ху всё-таки взяла чашку, поднесла дрожащими руками к губам, но делать глоток не спешила. Не спуская с неё глаз, Бай Лин позволил себе отвлечься и проверить, как дела у Вилан. Из укрытия своими красными глазками серебряная ящерка видела Мальви, сидевшую рядом на краю кровати.

— Ваше высочество! — не выдержала экономка. — Не надо. Вдруг там яд какой-то...

— И я, и служанка Не прекрасно знаем, какой там яд, — ответил принц, глядя прямо в глаза Не Ху. — Я даже не буду спрашивать, кто тебе велел. Ослушаться такого приказа — всё равно что сразу лишиться жизни, правда? И потому, — он забрал стакан из рук трясущейся женщины, — я не стану наказывать тебя. Ты уйдёшь отсюда немедленно. А сбежишь или вернёшься во дворец — мне всё равно. Вон.

Выйдя из кухонного помещения, Бай Лин знаком подозвал Сунь Чжао и распорядился:

— Проследи, чтобы убралась как можно скорее. Потом пойдёшь в то заведение и наймёшь новую. И ещё шесть-семь стражников из числа тех, кого знаешь и кому веришь. У нас должна быть своя охрана и численный перевес. Назначаю тебя главным в страже.

— Слушаюсь!

Сунь Чжао поклонился и отправился выполнять приказы.

В это время принцесса-альва зашевелилась, и Бай Лин сосредоточился на происходящем в спальне. Мальви склонилась над лежащей Вилан, погладила её по голове и тихо проговорила:

— Ты сделала для меня всё, что могла. Теперь моя очередь позаботиться о тебе. Я возвращаю тебе клятву служения. Больше ты ничего мне не должна и ничем, кроме семейных уз, со мной не связана. Мой отец — дело иное, но я освобождаю тебя от служения мне.

— Ла́ла... — прошелестела Вилан, борясь со сном и болезнью.

"Лала? Это ещё кто?" — хмуро подумал принц.

— Тссссс... Спи и поправляйся.

Мальви поднялась на ноги и вышла. Бай Лин, решив, что пора наконец поговорить, направился ей навстречу. Они встретились во дворе, и Бай Лин отвесил предписанный придворным этикетом церемонный поклон.

— Супруг сестры супругов моих сестёр, — с острым блеском в глазах, преувеличенно тщательно подбирая слова, проговорила Мальви. — Если я не ошибаюсь, это значит зять. Скоро — возможно, если не передумаю, — я тоже стану женой Вире́на, младшего брата Вилан. И мы ещё крепче породнимся.

Остра на язык, оценил Бай Лин. Такие опасны. Надо внимательно наблюдать за ней, пока она тут.

— Невестка, — обратился он в тон гостье, выказывая соответствующую положению и воспитанию осведомлённость. — Окажите честь выпить со мной чаю в беседке.

"Надеюсь, не будет никаких подвохов с приворотами. Эта девица мне точно не нужна".

Открытая всем ветрам беседка не оставляла никаких недосказанностей — все сидящие были видны в ней как на ладони. Тем-то в этом случае она и определила выбор Бай Лина. В солнечный и неожиданно тёплый день приятно посидеть на свежем воздухе.

На правах хозяина он сам налил высокой родственнице чаю. "Непрост... Ох, непрост!" — думала Мальви, разглядывая сына императора Чунхуа и, в свою очередь, выдерживая его изучающий взгляд. Держится скромно, с достоинством, но себе на уме. Что таится под сдержанной улыбкой этого красивого холодного юноши? Чем он станет, и не обернётся ли это всеобщей бедой? Осознаёт ли Вилан, что у её мужа достаточно тайн, которыми, вполне возможно, никогда с ней не поделится?

Отпивая душистый, чуть сладковатый напиток, Мальви с очаровательной улыбкой заметила:

— Вот уж не ожидала, что отогнать драконицу нам поможет... дракон. И что дракон этот служит вам, дорогой зять.

— Драконы живут на всей поверхности Альтариона и летают, где им вздумается. Разве предосудительно взять кого-то из них на службу?

— Конечно же, нет. Приятно встретить тех, с кем не нужно воевать.

— Командир моей стражи сказал, что встретил вас, ваше высочество, и Вилан в месте, мягко говоря, мало населённом людьми. Если судить по описанию, эти земли примыкают к территории империи ледяных драконов. Что понадобилось там вам, принцесса Мальви, и зачем туда полетела моя жена?

Мальви неслышно вздохнула. Она надеялась уйти от скользкой темы, петляя, кружа и прячась за светской беседой. Но принц Линь задал вопрос так недвусмысленно и прямо, что применить прежнюю тактику значило бы выставить себя в его глазах беспросветной дурой. Бай Лин пристально смотрел на неё, и его блестящие глаза и соблазнительно улыбающиеся губы выражали нескрываемую насмешку. Похоже, он видит её насквозь, и если решит, что она нарочно заманила Вилан в это место, рассчитывать на понимание и сочувствие не придётся. Если когда-нибудь он станет королём, его недругам, а тем более врагам, сильно не поздоровится.

Она вздохнула ещё раз и отбросила всякое кокетство.

— Говоря по правде, я ехала сюда. Вы, ваше высочество, должно быть, уже поняли, что я не побывала на вашей свадьбе. Причин не назову, они личные. Так вот, в ту местность нас загнала алая драконица. Это не просто драконица, а сама Кери́н — невеста императора ледяных драконов. Все мои сопровождающие погибли один за другим. Ждать помощи мне было, увы, неоткуда: все братья Вилан сейчас в Небесной Гавани, они служат одновременно двум владыкам, как и их сестра. Я могла рассчитывать только на помощь Вилан. Я укрылась в пещере и стала ждать. Керин стерегла меня днём и ночью. Проклятая гадина подловила не только меня, но и Вилан. В конце концов, мы приняли бой. Что ещё оставалось? И Вилан, и я привыкли сражаться, но даже нам такой противник не по зубам. Если бы не командир вашей стражи, ваше высочество, мы обе погибли бы.

— Благодарю за откровенность, ваше высочество. Но мне бы хотелось знать, как так вышло, что Вилан пострадала от ледяного дыхания, а вы нет?

— Я сумела забраться прямо под брюхо Керин. А Вилан, отвлекая, кружила вокруг неё. В своё оправдание могу сказать только, что успела нанести несколько весьма опасных ран.

— Это делает вам честь, ваше высочество, — ледяным тоном отреагировал Бай Лин.

— Я поставила жизнь Вилан под угрозу. И глупо рисковала сама. Какая там честь! — покачала головой альва.

Бай Лин всё так же не спускал с неё глаз. Милая гостенька едва ли сознаёт, что натворила. Пусть и ненарочно, но она ранила невесту Ло Фэна, и его гнев неминуемо обрушится на страну альвов и на Чунхуа. На Чунхуа ему плевать, пусть хоть дотла сгорит, но пока они здесь, этого не должно случиться. А если драконица расскажет своему жениху, кто именно нанёс ей такие увечья? Если дотянет до дома. Раны в живот — это серьёзно. И эта мерзавка Мальви ни звуком не обмолвилась, что стрясла клятву служения с Вилан. Допустим, сегодня она освободила свою подданную, но это ничего не меняет. И Вилан — идиотка. Ему хотелось пойти к ней, схватить за плечи и трясти так, чтобы выбить, выколотить из неё всю эту альтруистическую дурь.

— Невестка, ваш чай остывает, — мило улыбнулся Бай Лин, закрывая тему. Мальви не лгала, но многого не договаривала. Он чувствовал, что эта история ещё аукнется. И надо же такому случиться, когда сам он ещё далёк до полной "зрелости".

"Фух! — выдохнула альва. — Или Вилан связалась с ним по дурости, или он имеет над ней самую сильную власть, какую только может, — любовь. Ну, и нервы!..".

Несколько дней Бай Лин категорически запрещал Вилан вставать с постели. Шутка ли — застудила лёгкие. Единственное, для чего делалось ежевечернее исключение, — это лохань с горячей водой. Дзин Жу ухаживала за госпожой, а потом Бай Лин снова укутывал её в одеяла, сам кормил, причёсывал и неотлучно находился в непосредственной близости, пресекая каждую попытку подняться на ноги. Даже мыться и то переносил на руках за ширму. Ни о чём не спрашивал, просто лечил. Один раз Вилан пробовала взбунтоваться и даже заявила, что могла бы пешком пройти без устали через всю страну. Лежать, лежать, лежать... Какая скука!

— Ви! Ты сказала: "Пары женятся, чтобы любить друг друга и заботиться", — ровным менторским тоном произнёс принц, заложив руки за спину и расхаживая перед ней туда-сюда. — Не нравится, что я забочусь о тебе?

— Нравится, — пошла на попятный Вилан, несколько опешив от точного цитирования собственных слов.

— Сегодня наш сосед напомнил мне о том, что близится свадьба его дочери и что нас очень, очень ждут. Ты ведь не хочешь огорчить уважаемого господина поставщика лучших тканей Его императорского Величества? Нет? Правда не хочешь? Значит, тебе придётся приложить все усилия, чтобы не испортить торжество своим ужасным кашлем.

Вилан здорово растерялась. Как так вышло, что за время её отсутствия и болезни тихий молчаливый юноша перехватил её инициативу и из ведомого превратился в ведущего? Как получилось, что теперь он и в самом деле глава семьи, а ей предписано быть скромной и послушной женой? Почему кажется, что у него в рукаве есть нечто такое, что намекает на некую силу, с которой лучше не связываться? Раньше ей хотелось тормошить его, вызвать какую-нибудь реакцию, отличную от примороженного спокойствия и тишины заснеженной равнины, а сейчас кажется, что, чтобы прикоснуться к нему, нужно иметь на это право, и что для этого недостаточно просто быть женой. Но она решила не сдавать позиций и продолжать вести себя на равных, словно ничего не изменилось. Нельзя показывать, что робеешь, иначе точно будешь смотреть снизу вверх.

В качестве искупления своей вины Мальви предложила купить подарок на свадьбу, куда пригласили её золовку и зятя. Вилан, по понятным причинам, оставалась дома, Бай Лин сделал жене только одну поблажку — пересадил к окну, чтобы она могла любоваться садом, хоть немного участвовать в жизни дома и дышать свежим воздухом. Мальви, сопровождаемая Сунь Чжао, отправилась в торговые ряды в другом конце столицы.

Принцесса захватила из дому достаточно золота, чтобы купить всё, что понравится, не считая каждый медный грошик. Отец никогда не жалел для неё и других своих детей денег. Мальви переходила от палатки к палатке, примеряла то ленты, то украшения, разумеется, недорогие, потому что для ювелирных украшений место не на рынке, а в лучших столичных салонах. Она постоянно спрашивала своего провожатого, идёт ли ей эта подвеска или, может быть, лучше выбрать вооон ту? А помада — подойдёт ли к коже этот цвет или лучше выбрать другой? Она, будто случайно касалась его руки, увлекала то в одну сторону, то в другую и тихонько хихикала, видя смущение не избалованного женским вниманием молодого дракона.

Сунь Чжао нёс её покупки, а их было уже много, отвечал на её вопросы, следовал за ней всюду и вёл принцессу, куда она хотела. Прежде он с принцессами дел не имел. Впрочем, для Мальви кокетство тоже не было привычкой. С чего это ей захотелось внимания конкретно этого мужчины, она ни за что не сумела бы внятно объяснить. Просто захотелось, и всё. Наверное, потому, что противоположное всегда так привлекательно. Или потому, что её взволновали полуночно-чёрные глаза и волосы Сунь Чжао, или то, что он такой серьёзный, честный и преданный. На нём эти честность и преданность большими буквами написаны. Мальви хотелось, чтобы так он относился к ней, а не только к своему господину. И потому она кружила вокруг него, а он смотрел на неё совершенно очумевшими глазами.

В конце концов, альва отыскала то, зачем пришла: восхитительную напольную вазу из коричневого глазурованного фарфора с золотыми цветами на стенках. Она бы лучше подарила её Вилан или увезла домой. Мальви даже застонала от сожаления. Отдать кому-то эту прелесть! Молодоженам-то она, может, и не понравится вовсе! Сунь Чжао предположил, что её высочество могла бы в качестве подарка купить другую вазу, а эту оставить себе. Мальви так и сделала, удивившись собственной недогадливости.

Приглашение на свадьбу она тоже получила. Отец невесты подловил Сунь Чжао у ворот и выспросил, кто эта красивая барышня в богатом платье, с пышной косой цвета корицы и сказочными глазами. Выяснив, что это принцесса из другой страны, мужчина пришёл в восторг и упросил начальника стражи узнать, не почтит ли и принцесса их торжество своим присутствием.

Наступил день первого совместного похода в гости. Вилан решила, что наденет что-то из нарядов, привезённых из Зелёных Холмов. Всё равно, то, что видели в императорском дворце, не видели здесь. А что подходит для приёма у императора, более чем подойдёт для приёма у городской знати. Вот то платье из золотистой парчи, шитое блестящими коричневыми шёлковыми нитями. Оно так красиво! И плащ на двух пряжках. На волосах венец из золотых кленовых листьев и нитей бус из полупрозрачных белых камней. Бай Лина больше всего впечатлил дивной работы венец — такой он видел впервые в жизни. Вилан вся дышала вольной волей иных миров. Он напомнил себе, что час освобождения близок, нужно только стать самим собой.

Принц, наряженный в золотистое платье и сиреневое ханьфу, казался сильфиде совсем другим, чем прежде. Черты его лица виделись ещё более чёткими и тонкими, тело стройным и длинным, а волосы ещё более мягкими и блестящими. Красота не земли, а неба. Небесная чистота. Звезда, упавшая с чёрного покрывала ночи, высокая, непостижимая, недосягаемая.

Бай Лин не позволил Вилан идти своими ногами — донёс до ворот сам. И только тогда поставил на землю. Выйдя на улицу, предложил руку. Мальви шла следом. И так они вошли в дом, где их прибытия ждали.

— Его высочество принц Линь Бай Лин с супругой Вилан. Её высочество принцесса Мальви, дочь короля альвов Эллана.

Собравшиеся зашушукались, принялись кланяться.

— Приветствуем!.. Приветствуем!..

Свадебная церемония мало чем отличалась от церемонии во дворце. Разве что не было такого размаха. А наряды жениха и невесты, алтарь, подарки, угощение — всё было тем же самым. Мальви быстро затерялась среди гостей, старавшихся привлечь её внимание разговором и разглядывавших её наряд и украшения.

Вилан взяла супруга под руку. От его присутствия ей легче было стоять, меньше чувствовалась противная слабость в ногах. Всё-таки простуда давала себя знать, и Бай Лин ничуть не приуменьшал её тихое коварство.

Наконец он обнял жену одной рукой за талию, другую положил на её предплечье, не нежно — поддерживающе.

— Пойдём домой. Ты ещё не отправилась от болезни. Как бы не стало хуже.

Они простились с хозяевами и покинули праздник, оставив Мальви беседовать с новыми знакомыми. Войдя в поместье, Бай Лин снова взял её на руки и донёс до кровати.

Да, Вилан была вынуждена признаться себе, что встала на ноги преждевременно. К вечеру всё тело заболело. Чтобы как-то отвлечься от неприятных ощущений, она заметила:

— Молодые выглядят такими счастливыми... Мне кажется, они любят друг друга. Им повезло, ведь далеко не все женятся по любви.

Наверное, это золотое мерцание свечей, расставленных в комнате, и уютный голубой полумрак осеннего вечера настроили её на этот разговор. Другого объяснения своему настроению она не нашла.

— Любят... Зачем? — принц, расположившийся за столиком с древними трактатами, чуточку растерялся.

— Никогда не думала об этом. А, собственно, почему бы и нет?

Бай Лин счёл тему интересной и решил исследовать вопрос более детально, тем более что Вилан сама завела этот разговор.

— Любовь делает людей слабыми и уязвимыми. И такими... жалкими.

— Жалкими? — Вилан задумалась. — Хм. Скорее, мою жалость вызывает тот, кто не умеет любить. Ему любить нечем и нечем ценить это удивительное чувство. Как слепой не сумел бы оценить лежащую на его ладони драгоценность и понять, что это рубин, а не кусок стекла.

— Все говорят об этом. Но... что это такое — любовь? Как понять, что ты кого-то любишь?

— Этого в двух словах не объяснишь...

— Разве мы куда-то спешим? — Бай Лин вопросительно повёл бровями.

— Ну, хорошо. Любовь — это когда кто-то тебе важнее и дороже всех, дорог, как никто больше. Ты можешь жить без него, но не хочешь. Он — как точка на карте: в нём сходятся все твои пути, все дороги ведут к нему, все мысли — о нём и с ним. И где бы ты ни была, где бы ни был он, вас всегда связывает невидимая нить. Эту связь чувствуешь и душой, и телом. Самое лучшее место на свете — рядом с ним. И сама ты, если любишь, становишься лучше. Потому что это чувство способно поднять твой дух на небывалую высоту.

— Как понять, что кто-то любит тебя?

— Тот, кто любит по-настоящему, не говорит: "Дай!". Он говорит: "Возьми!". Тот, кто действительно любит, — заботится. Не ради того, чтобы получить что-то в ответ, а потому что хочет сделать для тебя что-то хорошее. Тот, кто тебя любит, принимает таким, какой ты есть. Он может быть не согласен с тобой, но с ним ты тот, кто есть, не кривя душой. И когда тебя любят — это как будто обнимают одеялом за сердце и плечи...

Бай Лин обдумал услышанное. Не слова произвели на него впечатление, а то, как она это говорила. И теперь он готовился задать свой главный вопрос.

— А ты кого-нибудь любишь?

Вилан поняла: Бай Лин приготовил для нее ловушку и с лёгкостью загнал в неё. Ах, муженёк, до чего хитёр, усмехнулась она. Ну, коли так, места в ней хватит и для него тоже.

— Да — тебя.

Бай Лин от неожиданности перестал разглядывать небо, на котором угасали отблески заката, и уставился на жену, не сумев скрыть удивления и озадаченности.

— Меня?

"Враньё, — сама себя осудила Вилан. — Как я могла опуститься до такого? С другой стороны, я обещала любить его, разве нет? Разве не в этом клянутся, вступая в брачный союз? Разве не этом его смысл и цель? И потом, с каждым днём я привязываюсь к нему всё сильнее, всё больше чувствую доверия, и симпатии, и нежности... Разве э́то — ложь?".

— Да.

— Ты любишь меня́?

— Да, — Вилан смотрела куда-то в сторону. Так проще. Она чувствовала, как полный сомнения и раздумий взгляд Бай Лина буквально пронзает насквозь. Словно он думает вслух: "Любишь? Хм, правда? Ну, может, и так".

— Ты поэтому вышла за меня замуж?

— И поэтому тоже.

"Кажется, мне удалось выбить почву у него из-под ног. Не так просто перешагнуть через кого-то, зная, что этот кто-то тебя любит. Значит, не было у него возлюбленной. Иначе он бы не задавал таких вопросов".

"Любишь?..".

Прошло много времени, прежде чем дыхание алой драконицы наконец отпустило Вилан. Тем не менее, она поправлялась гораздо быстрее, чем любой другой на её месте. Бай Лин объяснял это нечеловеческой природой Вилан.

Она проводила время у окна, изучая письменность Чунхуа и старательно копируя письменные знаки, которые для неё рисовал принц. Всё чаще он выводил её погулять к пруду, посидеть в беседке. Его забавляла роль хозяина, раздающего приказы, особенно в отношении Вилан, и её удивлённое послушание, и её зависимость от него. Это были совершенно новые отношения, и они тоже служили для Бай Лина источником познаний и — что там скрывать — тайной радости с примесью торжествования. Впервые он решал чью-то судьбу, ну хотя бы отчасти. Пожалуй, благодаря этому его отношение к Вилан стало значительно лучше.

Отнюдь не последнюю роль играло её признание в любви. Можно сказать, теперь Бай Лин исходил из него, оценивая и анализируя каждый шаг Вилан и каждое сказанное ею слово. Он запомнил всё, что она сказала в тот вечер. Всё. Её слова стали источником важнейшей для него информации. Мерилом. Эталоном.

Среди прислуги его авторитет настолько вырос, что теперь его считали главным. После удаления из дома Не Ху никто не осмеливался даже за глаза проявить к принцу непочтение. Стражникам, которых отобрал и взял на службу Сунь Чжао, а также новой поварихе, надо думать, сразу же пересказали все происшествия, приправленные необходимыми напутствиями. Поначалу деду Ву пришлось потесниться в караулке, поскольку вместе с Сунь Чжао в охране усадьбы состояло аж восемь мужчин, а специального помещения для них не нашлось. Но Вилан быстро решила этот вопрос, отведя для караульного помещения одну из пустующих комнат в гостевом флигеле. Для редких гостей комнат и так более чем достаточно.

Это полностью устраивало Мальви, которая до начала одиннадцатого месяца всё ещё гостила в "Золотых лилиях". Каждая её встреча с ночным драконом выглядела случайной. Но буквально всё служило для того, чтобы оставить след в его сердце и его памяти.

В конце концов, глядя на эти военные манёвры, Вилан сказала мужу:

— Полководец пошёл в наступление... Конец парню. Ей сейчас заняться нечем, а он потом останется с разбитым сердцем, ведь он всё принимает за чистую монету.

— Ты её недолюбливаешь, — заметил Бай Лин, тоже глядя издали на абсолютно "невинную" беседу принцессы и дракона.

— Нет, не так. Я не люблю и не ненавижу её. Просто принимаю, как есть. Я выросла с ней рядом и служила ей... очень долго. А кроме того, она скоро станет моей новой невесткой.

— Если не передумает.

— Что? — удивилась сильфида.

— Думаю, она решила не выходить замуж за твоего брата.

— Ох уж эта Лала!..

Бай Лин тоже удивился.

— Почему ты её так зовёшь?

— Это её домашнее имя. Видишь ли, ей ужасно не нравится, что при рождении её назвали Мальви — терновник.

— И чем это плохо?

— Ну, это же колючка.

— А что значит твоё имя?

— Шиповник, — она помолчала. — Алый шиповник.

Тоже колючка, хотя по ней не скажешь, подумал Бай Лин. Однако, если вспомнить, что они вдвоём сотворили с невестушкой императора ледяных драконов... Должно быть, он в бешенстве, если не в трауре.

Тем же вечером принц через серебряную ящерицу услышал разговор двух дам; он мало походил на дружеский.

— Ла́ла! Оставь Сунь Чжао в покое, — потребовала Вилан. — Ты помолвлена с моим братом.

— Это ты говоришь? Мне?

— Я. Тебе.

— Зануда. Как только твой муж тебя терпит!

— Не увиливай. Ты знаешь. Я никто для твоего отца, но тебя он заставит выйти за Вирена.

— Знаю.

— Зачем ты приехала? Скажи правду. Ты можешь обмануть Бай Лина, но я-то тебя знаю.

Исподлобья принцесса смотрела на золовку и долго молчала. Но так же молча Вилан требовала ответа, и Мальви его дала.

— Я его не обманула, просто всего не сказала. Хочу знать, как это — сбежать почти из-под венца к другому. Может, пригодится однажды.

— Ещё что?

— Отец в ярости. Ты его оскорбила. Он почти никогда не вмешивается в сердечные дела своих подданных, но ты и твои братья — особый случай. Вы полукровки в политически выгодном отношении. Вы не принадлежите себе.

— Уже нет. Что ещё?

— Он хочет знать, чем принц Линь лучше принца Дара.

— Уезжай, Лала. Ты сама найдёшь, что ему сказать. И прошу тебя: не обнадёживай понапрасну Сунь Чжао. Для тебя это просто игра на досуге, а он не заслужил такого.

— Не тебе судить, кто и что заслужил. Ты всё сделала по-своему. А мне... — поджала губы Мальви, отправляясь в свою комнату.

Занятно, Вилан бывает весьма прямолинейна, думал Бай Лин, когда наступила тишина. Отчего с ним её речи так обтекаемы? Сунь Чжао и впрямь не заслуживает того, чтобы какая-то интриганка влюбила его в себя, поиграла и бросила с растоптанной душой.

Мальви принцу не понравилась. Он никак не мог понять, как относиться к ней. С одной стороны, принцесса интересна, красива, умеет привлечь к себе внимание и отнюдь не беспомощна. С другой — Вилан явно имеет против неё что-то, а её мнению Бай Лин доверял гораздо больше и в отношении Мальви был на стороне жены.

Кроме того, Вилан знает, что Сунь Чжао — дракон. Знает и молчит. Почему ничего не говорит? Знает ли, что вся стража поместья — драконы? Как она поведёт себя, когда узнает, что он тоже дракон?

Глядя на Сунь Чжао, Бай Лин решил: "Когда вернусь в Юшэнг — назначу его генералом во главе моей армии. Он заслужил этот пост". Сегодня он снова доказал это, и снова доказал делом.

— Повелитель, пора готовиться к отъезду в Юшэнг, — предупредил ночной дракон как-то вечером. — Нужно всё подготовить, обо всём позаботиться.

— Я ещё не готов, — покачал головой Бай Лин. — Это, оказывается, не так просто.

— У нас есть время, но нужно спешить. Вам вскоре придётся обратиться впервые, здесь этого не сделать, люди заметят. Я всё подготовлю. Прикажите.

— Действуй, — кивнул принц.

Сунь Чжао исчезал в течение нескольких ночей. Он умел перемещаться, не теряя человеческого облика, и Бай Лин пообещал себе перенять этот навык. Что делает его подчинённый, Бай Лин не спрашивал. Все свои силы он направил на самое скорое самовосстановление. Ему удавалось держать свои занятия втайне от Вилан. Она так старается обустроить их имение. Что будет, когда придётся бросить дом, в который она вложила столько труда? Ему было жаль её усилий. Но как сказать ей об этом? Поедет ли она с ним по своей воле? А может быть, даже времени останется лишь на то, чтобы сгрести её в охапку и бежать в ночь?

Мальви уехала на следующее утро после разговора с Вилан. Бай Лин был этому рад, а Сунь Чжао нет. За время пребывания принцессы, ночной дракон привык к её очарованию, к звонкому тёплому смеху, к огонькам в глазах. Она принцесса, а он всего лишь рядовой дракон, даже не из знати. И совсем не богат. И ухаживать не умеет как следует — ни сказать прекрасных слов, ни покорить романтическим поступком. Слова вылетают из головы, тело двигается как у марионетки, а сердце стучит в ушах, когда она рядом. Имеет ли он право поддаться зову сердца? Имеет ли право позволить себе влюбиться в неё? Что он может предложить ей? Едва ли девушка догадывалась, каким чувством вины мучается объект её внимания оттого, что позволяет себе думать о ком-то, кроме своего владыки, которому уже отдал свою верность. Мальви оставляла Сунь Чжао в непонятном ему, непривычном смятении.

Вилан молча наблюдала за тем, как вещи принцессы принесли к воротам. За утро они не сказали друг другу и пары слов. Бай Лин распрощался с гостьей мило и доброжелательно, но эта доброжелательность демонстрировала то, что принцессе не удалось ввести его в заблуждение.

— Невестка, надеюсь, мы увидимся ещё не раз, — сказал принц, кланяясь.

— Благодарю за гостеприимство, дорогой зять, — принцесса присела в реверансе.

И тогда Вилан, которая, казалось, так и не скажет ничего на прощание, шагнула вперёд и обняла Мальви.

— Лала... Ты права. Не мне тебя судить, — зашептала она. — Да, я сделала свой выбор. А ты делай свой: вернёшься домой — будешь жить, как предписано. Сделаешь по-своему — станешь отщепенкой, как я. Но это должен быть твой выбор.

Принцесса ушла одна. Она воспротивилась тому, чтобы её кто-то провожал. Сунь Чжао, испросив позволения у своего господина, догнал её в конце улицы.

— Ваше высочество! — окликнул он девушку, переходя с бега на шаг и протягивая кусочек белой тонкой ткани, покрытый изящной вышивкой. — Ваш платок... Вы уронили.

Мальви поглядела на платок в его пальцах и покачала головой.

— Он мне не нужен.

Она сделала пару шагов, но Сунь Чжао снова догнал её.

— Куда вы пойдёте? — его красивое лицо выражало тревогу.

— Ещё не знаю, — слабо улыбнулась принцесса. — Мне надо побыть одной, о многом подумать.

— Но вы совсем одна!

— Господин Сунь, не беспокойтесь за меня. Я пойду. Может быть, мы ещё свидимся.

Она ушла, не оглянувшись, исчезла за поворотом, чувствуя кожей взгляд ночного дракона.

Бай Лин качал головой, наблюдая за погрустневшим командиром стражи. А Вилан объяснила это так:

— Это у него на нервной почве! Почва тут нервная, вот у него и нервы.

После отъезда Мальви жизнь в поместье вернулась в старое русло. Вилан и Бай Лин снова остались вдвоём. И снова она стала заботливой и нежной. А принц сделал пренеприятное открытие: такие вот гости крадут у него внимание Ви, её тепло и ласку. Так что лучше бы их поменьше, гостей этих. В его жизни было слишком мало доброго отношения, чтобы ещё делить его с кем-то.

Было утро шестого дня одиннадцатого месяца, когда Дзин Жу всплеснула руками.

— Госпожа, накажите меня! Я виновата!

— Что такое? — насторожилась Вилан.

— У его высочества сегодня день рождения.

Вилан была недовольна, но не позволила себе выбранить нерасторопную горничную. Что толку! Она всё утро ломала голову, что подарить мужу такого, что было бы не сложно в исполнении и подняло ему настроение. И наконец отправила Дзин Жу в город за покупками, а сама отправилась лично похлопотать на кухне.

Новая повариха очень удивилась, когда хозяйка поместья вежливо, но твёрдо попросила её с кухни и принялась готовить сама. И справилась, как бы поразительно это ни казалось, не хуже самой мастерицы кухонных дел.

— Ваше высочество, не позабудьте. Сегодня праздник летающих свечей, — напомнила экономка, отыскав принца.

— И что?

— Будем запускать фонари, — засмеялась госпожа Лю.

Бай Лин улыбнулся: вот чем можно порадовать Вилан. Этим вечером во всей столице в небо взлетят десятки тысяч белых фонарей, похожих на восковые свечи. Это волшебное зрелище наверняка ей понравится.

Позвав с собой Сунь Чжао и ещё двоих из охраны, он сам отправился в город. Двое императорских стражников, разумеется, увязались за ними, но держались поодаль. У него ушло около часа, чтобы отыскать и купить фонари для всех обитателей усадьбы. И ещё полчаса на то, чтобы приготовить сюрприз для Ви. Впервые ему хотелось сделать для неё что-то приятное, доставить радость. Просто так. Просто потому что... Потому что она его любит. Разве это не достаточная причина?

Когда Бай Лин вернулся домой — невероятно, что есть на свете место, которое он вполне искренне называет своим домом, — начало темнеть. Вилан встретила его, оживлённая и сияющая.

В столовой Большого дома, тщательно обставленной и готовой к трапезам с гостями, буде таковые когда-нибудь опять появятся, наверное, было бы более уместно отмечать праздники. Но Вилан взяла супруга за руку и увела в их покои. Здесь они проводили много времени вместе, и здесь ей нравилось больше всего.

Это была самая большая комната во всём доме. Поделенная занавесями и ширмой на четыре части — спальню и столовую, ванную и кабинет, она вся-вся была освещена толстыми свечами в тяжёлых кованых напольных подсвечниках. На столике расставлены угощения. Сразу чувствовалось, что она приложила много сил, чтобы сделать этот вечер особенным.

— Я только утром узнала, что сегодня твой день рождения, — извиняющимся голосом сказала Вилан. — Прости, было так мало времени, но я приготовила тебе подарок.

Бай Лин растерянно смотрел на неё. Откуда она узнала? День рождения. Просто название. Кому есть до этого дело? Никому. Кроме Вилан.

Её подарок — пояс. Пояс из сиреневых и серебряных нитей, сплетённых в прочное кружево. Длиной он был около трёх метров и заканчивался кистями. В смятении он позволил ей самой надеть на него свой подарок. Пояс дважды обвил тонкую талию принца, свободные концы с кисточками опустились почти до пола, немного выше подола верхнего платья.

Когда же она успела? Какими проворными и быстрыми должны быть её пальцы, чтобы успеть вовремя... Ви... Бай Лин смотрел на своё отражение в зеркале, к которому его подвела Вилан. Во всём мире ни у кого нет такого пояса. Как он красив и необычен. Не привычная атласная или шелковая лента, а кружевная полоса. Только у неё, у Вилан, нашёлся подарок для него.

— Ви... — это всё, что он смог сказать. Горло перехватило, кожу щёк прочертили две горячие дорожки слёз. Слёзы? Ему никогда не случалось плакать. Ни разу. Диким усилием воли Бай Лин удержался, чтобы не измениться в лице, ничем не выдать того, что с ним только что произошло. Очередной осколок не просто оторвался, а буквально выстрелил изнутри в грудь. Он поспешно проглотил брызнувшую кровь, не дав ей окрасить губы. Ви сразу всполошится, и вечер будет испорчен. Бай Лин улыбался, разглядывая пояс.

— Пойдём ужинать, — Вилан взяла его за руку и повела за стол. — Я не знала, что у вас подают в таких случаях. У нас в Зелёных Холмах в эту пору пекут пироги с яблоками и ягодами. Просто поразительно, что их здесь ещё можно достать!

— Ты сама?.. — юноша смотрел на неё в изумлении. Он не помнил, чтобы кто-нибудь взял на себя труд сделать для него что-то подобное по доброй воле. Кому могло прийти в голову?.. Ви.

— Ну, а что ж? — острым ножом сильфида разреза́ла душистый, пахнущий домашним уютом пирог на аккуратные ровные кусочки и подкладывала на его тарелку. — Не такая уж премудрость. Правда печь наша — сущее наказание. Ну, ничего — приноровлюсь.

Бай Лин достал то, ради чего они с Сунь Чжао потратили сегодня несколько часов. Кувшинчик из тёмно-голубой глазурованной глины и ларец, обитый красным шелком с изысканным шитьём.

— Это вино "Сон императора" из цветов яблони. Лучше его нет.

Вино на вкус было таким... Словно их окутал майский ветерок, принёсший на своих крыльях нежную сладость цветочных садов. В ларце оказались восхитительные конфеты из мёда, каких-то необыкновенных семян и цукатов.

Бай Лин нашёл, что яблочный пирог и грибы с травами на шпажках вкуснее, чём всё, что подают во дворце. Это место становилось тем прекраснее, чем ближе подходило время покидать его. Воистину Линь Чао сделал ему настоящий подарок. Почему нельзя взять с собой "Золотые лилии"?

— Идём! — он поднялся на ноги, схватил Вилан за руку и потянул на улицу. — Пора запускать фонари!

Слуги во дворе уже вовсю готовились к праздничному ритуалу.

— Какие фонари? — сама сияя в предвкушении, как фонарик, спрашивала доро́гой Вилан. — Что это за обычай?

— Сегодня мы запускаем в небо фонари — летящие свечи, уносящие в небо желания, — объяснил Бай Лин. — У каждого свой, у супругов — один на двоих. На стенках фонарика надо написать самое заветное желание.

— Думаешь, сбудется? — Вилан взяла кисть и обмакнула в красную тушь. Рядом готовили свой фонарь госпожа Лю и господин Ми. В "Золотых лилиях" жили только две супружеские пары. Остальные тоже расправляли тонкую белую гофрированную бумагу, писали свои желания, вставляли внутрь свечи.

— Погоди, пока не увидишь, — засмеялся Бай Лин.

У Вилан защемило сердце, когда пришло в голову, что Лала тоже могла бы принять участие в этом. И Сунь Чжао был бы рад. Они бы вместе запускали свои фонари. А сейчас он один. Неважно, что Лала несвободна. Нельзя было разлучать их накануне такого чудесного праздника. Если б она знала...

Наверное, кто-то подал сигнал, потому что неожиданно отовсюду, со всех сторон в чёрное вечернее небо полетели самые настоящие свечи — длинные, сияющие, озаряющие поднебесное пространство чарующим таинственным светом. Их были тысячи. И когда Вилан разжала пальцы, их фонарь тоже устремился к ввысь, унося с собой надежды на счастье. Они не спросили об этом друг у друга. Все, все хотят, на самом деле, одного. "Свечи" всё поднимались и поднимались. Казалось, что это место — осколок чудесной страны, где есть место только прекрасному.

Бай Лин вдруг порывисто обнял Вилан сзади за плечи и крепко прижал к себе. Он не смотрел в небо — он смотрел на неё: на её широко распахнутые глаза, устремлённые в осиянное небо, на улыбающиеся губы...

Вилан уснула сразу же, едва коснулась головой подушки. А принцу не спалось. "...Когда тебя любят — это как будто обнимают одеялом за сердце и плечи...". Глядя на неё, он мысленно повторил то, что написал напротив её незнакомых букв: "Я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда". А что ты загадала, Ви?". Серебряная ящерка проворно взбежала по её плечу, лапкой поправила упавшую на лицо прядь волос, подмигнула красным глазом. Бай Лин погрозил ей пальцем:

— Веди себя прилично!

Дни проходили за днями. Вскоре принцу удалось отрастить чешую уже на большей части тела. Его внутренний дракон тоже обрастал ею. На спине начал проявляться гребень. Прорезывание шипов было болезненным, иногда Бай Лину с трудом удавалось сдерживать стоны. Ему хотелось всего и сразу. Но как человек, пролежавший всю жизнь, не может бегать и прыгать, вскочив вдруг на ноги, так и Бай Лин не мог обратиться в один миг, едва пожелав этого. Приходилось усмирять нетерпение, постепенно продвигаясь всё дальше по пути совершенствования. Может быть, было бы не так мучительно вытерпеть разом полный оборот. Но Сунь Чжао предостерёг: нельзя — сломаются кости, человеческое тело слишком слабо для такого внезапного испытания. По счастью, Вилан ни разу не спросила, чем занят в свободное время её супруг. Бай Лин, кусая губы до крови, раз за разом выгонял из тела шипы и чешую, добиваясь мгновенного перевоплощения.

Куда проще было работать с огнем. Его в себе Бай Лин чувствовал постоянно. Чувствовал, как потеплела кровь. Огонь — это множество частиц, которые быстро движутся, перетекая с одного места в другое. Теперь огонь тёк в его жилах вместе с кровью.

Огонь обладает своим языком, ведь почти всё имеет свой язык. Нужно только научиться слушать и говорить с ним. Даже обладая природным талантом, нужно учиться общению с пламенем — внутренним и внешним. Примерно через неделю после знакомства со своим Пламенем принц услышал первое слово. Оно звучало как треск горящих дров, как хлопки искр. За первым словом пришло второе и третье. Так говорил огонь, существовавший снаружи. Внутренний огонь больше слушал хозяина, чем говорил сам. Бай Лин учился выделять язычки и шары пламени из своей крови, зажигать ими свечи и дрова в камине. Впрочем, заметил Сунь Чжао, форсировать овладение Пламенем нельзя, иначе легко потерять власть над собой.

Побег был запланирован в ночь двенадцатого числа двенадцатого месяца. Время шло, а Бай Лин никак не мог заговорить об этом с Вилан. Порой ему казалось, что она и так всё знает. Трудно понять, что у неё в душе, что скрывается за этим доброжелательным спокойствием. Но что, если она против? Вдруг она хочет остаться? Бай Лин шёл к своей цели, чтобы вернуть то, что принадлежит ему по праву, и никакие препятствия его не пугали. Но вместе с тем, он был полон решимости забрать Вилан с собой.

В один из дней, когда пошёл первый густой снегопад, они вдвоём любовались мохнатыми тяжёлыми хлопьями, стоя на пороге Большого дома, Бай Лин всё-таки спросил:

— Если однажды мне придётся уехать отсюда, ты поедешь со мной?

Он ожидал, что Вилан начнёт задавать вопросы в попытке выведать, что он имеет в виду, и потому спросил небрежно, как о чем-то маловажном. Но сильфида, устремив взгляд в небо, откуда сами собой из пустоты возникали и опускались снежинки, чтобы, долетев до земли, тут же растаять, ответила коротко:

— Да.

Вечером первого числа Сунь Чжао сообщил:

— Повелитель! Из Юшэнга вышел корабль. Двенадцатого он причалит у пустынного берега, мы должны быть там, чтобы сразу отплыть.

— Корабль? — принц вопросительно посмотрел на начальника стражи.

— Чтобы добраться до Юшэнга, нужно пересечь море. Но, когда мы окажемся на борту, нас будет уже не остановить.

— Когда?..

— До моря день полёта...

— Нет. Нельзя, чтобы здесь видели пламенных драконов, — поразмыслив, возразил принц. — Иначе доложат императору Ло Фэну. Если он поймёт... К войне с ним мы не готовы. Поедем на лошадях. Это дольше, но безопаснее.

— Тогда нужно выехать за неделю. Скажем, пятого.

Однако вечером пятого числа, за пару часов до отъезда, в поместье прибыл посланец императора с приглашением (читай приказом) пятнадцатому принцу Линь вместе с супругой явиться во дворец. Это грозило нарушением всех планов и само по себе ничего хорошего не обещало. Бай Лин решил, что в поместье завёлся предатель и император (или И Мин, если уж по правде) что-то подозревает. Не явиться означало бы проявить неслыханное неуважение к императорской семье, хотя она, эта семья, сама никого не уважала.

Раздумывать времени не было, мысли понеслись вскачь. Вилан хотела было пойти одеться более соответственно для визита во дворец, но Бай Лин велел ей остаться дома.

— Мне поехать с вами, повелитель? — спросил Сунь Чжао. — Во дворце опасно. Я сумею вас защитить.

— Я жил там всю жизнь один, — покачал головой Бай Лин. — И в этот раз поеду один. Отвечаешь за госпожу. Всё готово?

— Да, ваше высочество.

— Едем сегодня.

— Есть!

Для поездки принцу привели лошадь из императорской конюшни — роскошного статного жеребца, и всю дорогу он раздумывал, как бы оставить его себе сегодня. Бай Лин чувствовал, что едет прямо в ловушку. Хорошо, что не взял с собой жену. Посланец императора не видел её. Принц скажет, что она больна — слегла с тяжёлой простудой. Ведь до недавнего времени так и было. Линь Чао терпеть не может больных, так что проблем это не вызовет. А ему, Бай Лину, лучше быть одному и думать за себя одного. И если бежать из дворца, то бежать одному, никого не спасая.

Идя по коридорам дворца, принц заметил себе, что поменялось здесь только обращение: с момента женитьбы ему кланялся каждый встречный, даже братья — сыновья наложниц. Не потому, что его вдруг все возлюбили и зауважали. Нет, это высшая форма лицемерия — поступать так, как поступает император. К нему проявляют почтение лишь потому, что он муж подданной двух королей, муж официальной представительницы Небесной Гавани. Это слишком выгодная партия, чтобы рисковать взаимоотношениями с Вилан и королями.

Бай Лин весь превратился в слух и зрение. Императорский дворец — это гадюшник, но ни разу ещё он не чувствовал так остро кожей угрозу, висевшую в воздухе. Вдобавок свою ящерку он оставил дома, чтобы видеть, что там происходит и успеть вовремя сориентироваться.

В какой-то момент он понял, что слышит голоса двух старших принцев. Не имея ни малейшего желания встречаться с этими отбросами, он поспешно укрылся за дверным проёмом одного из залов и переждал, пока они пройдут мимо.

— ...думаешь, он уже тут? — спросил второй.

— Наверняка. Отец же приказал, — пожал плечами первый.

— Интересно, зачем?

— Отец говорит, что у него в доме какие-то шевеления. Наш братец-ублюдок женат без году неделя, а к нему уже ездят представители королевских семей, минуя отца. Не иначе как занялся внешней политикой, а это, знаешь ли, пахнет...

— И что отец намерен с ним сделать? — второй гадко хихикнул. У него и всегда голос был тошнотворно сладким, особенно когда он творил всякие бесчинства, сегодня он звучал уж чересчур мерзко.

— Отец с ним сам разберётся. Говорит, змеёныша надо убрать, пока не натворил бед и не стравил нас с теми двумя. Его и его девку.

— Девку жаль. Я для себя хотел. Пойду поищу её...

— Её тут нет, не приехала, говорят, — старший, как обычно, был лучше осведомлён. У него и мозгов было побольше. Но лучше его это не делало. — Осталась дома.

— Эх...

— Ну, так поезжай навести...

Братья свернули дальше по переходу, их голоса стали невнятными и, наконец, и вовсе стихли. Оставаясь в укрытии, Бай Лин судорожно обдумывал ситуацию. Значит, Линь Чао решил убить его и Вилан. Рискованно. Но сейчас не в этом проблема. Пока он не дошёл до императорских покоев, ему ничего не грозит. Хотя, возможно, сам папаша марать руки не станет. Всё спишут на несчастный случай. А второй выродок отправится к Вилан... Надо было уехать вчера.

Крадучись, Бай Лин двинулся назад. По пути ему почти никто не встретился. В полном одиночестве он, удерживая себя, чтобы не перейти на бег, прошествовал от порога дворца по лестнице и по дороге до ворот, опасаясь, что кто-нибудь догадается окликнуть и остановить его.

По счастью, смена караула привратной стражи только что произошла, а вновь заступившие ни о чём не знали. Лошадь всё ещё стояла там, где её оставили. Невероятное везение, просто немыслимое. Сохраняя показную невозмутимость и достоинство, Бай Лин вышел за ворота и сел в седло. Никто не подумал, что принц вернулся слишком рано и что его нельзя выпускать из дворца. Вероятнее всего, их всех повесят, когда его хватятся. Но сейчас они кланялись пятнадцатому сыну императора — пока что живые и здоровые.

Только скрывшись из виду, Бай Лин хлестнул лошадь, пуская её в галоп. Улицы пролетали одна за другой, прохожие шарахались из-под копыт и разбегались в стороны, что-то кричали вслед. Ему не было до этого дела. Скоро за ним пошлют погоню. И ещё есть второй братец, который, похоже, вот-вот заявится в гости.

Вилан. Нужно удалить её из дома. Спрятать. Отослать вперёд. Чтобы никто не дотронулся, не причинил вреда. Его трясло гнева и страха при мысли, что второй может хотя бы пальцем коснуться Ви. Лёгкой её смерть точно не будет. Уж Бай Лин доподлинно знал о любимых развлечениях второго по старшинству братца в подвалах дворца и о том, что оставалось от объектов его развлечений.

Он чуть не загнал жеребца, пока добирался домой. И только влетев в распахнутые ворота, понял, что что-то не так. Створки ворот за ним сразу захлопнулись. Принц осмотрелся: на стене, спрятавшись в кроне красного ясеня, затаился один из охранников-драконов — вот почему не пришлось ждать. Четверо дворцовых стражников лежали во дворе под стеной перебитые. Десять лошадей стояли оседланные и привязанные. Час освобождения пробил.

Дзин Жу была в ужасе. Она спряталась за каретным сараем, услышав, как снаружи забарабанили в ворота. Грубые голоса требовали впустить императорскую стражу. Очевидно, их привлекло оживление, царившее в поместье весь вечер. Девушка ломала голову, отчего это стража принца засуетилась с наступлением темноты. Никто ничего не говорил и не объяснял, мужчины готовились к чему-то. Она пробовала выспросить об этом у Сунь Чжао, но тот, вздохнув, попросил:

— Просто сделай вид, что ничего не замечаешь. Это касается только его высочества.

Двор и сад освещали факелы и свет полной луны. Все восьмеро мужчин замерли, слушая оклики, доносившиеся с улицы. Затем глава стражи подал знак шестерым спрятаться, а своему помощнику — отпереть ворота. Солдаты императора, видимо, не ожидали такой покладистости. Тем не менее, они вбежали в поместье с обнажёнными мечами.

— Что здесь происходит? — нагло спросил тот, кто появился первым. — Чего шумим?

— Что вам нужно на территории Небесной Гавани? — повысив голос, спросил Сунь Чжао.

— Здесь нет территории Небесной Гавани. Зде́сь территория Чунхуа, и повелевает ею только Его Величество император Линь.

Слово за слово разгорелась ссора, которой так явно искали солдаты дворца. Но когда за их спинами громко хлопнули створки ворот, прыти поубавилось. Впрочем, не настолько, чтобы это что-нибудь изменило. Даже численный перевес в лице выступивших из темноты охранников не усмирил их напор.

— Его Величество император прислал за своей любимой невесткой вторично. Она должна прибыть во дворец немедленно, если не хочет вызвать гнев Их Величеств.

— Госпожа Вилан никуда не поедет, — Сунь Чжао стоял, скрестив руки на груди и не двигаясь с места. — Ни с вами и ни с кем другим.

— С дороги, сброд!

Едва зазвенели, скрестившись, мечи, Дзин Жу опрометью бросилась в Большой дом.

— Госпожа! Госпожа!

Она нашла хозяйку стоящей у окна. В комнате горели только четыре свечи, и в полутьме хорошо было видно, что творится внизу, во дворе. Они обе замерли, едва веря своим глазам. Как получилось, что мирное жилище стало бойней? Минуты не прошло, как ночные драконы уничтожили зарвавшихся людей.

— Вот теперь я действительно чувствую себя заложницей, — тихо сказала сильфида.

— Лошади ждут в конце улицы, — отрапортовал Су Лу.

Сунь Чжао кивнул: — Ведите их сюда, заприте ворота и выставьте часового! Трупы в сторону. Ждём его высочество. Наполняйте седельные сумки тем, что отобрал повелитель. Ничего лишнего не брать.

Через несколько минут часовой, прятавшийся на стене в свесившейся кроне кривого красного ясеня доложил:

— Его высочество.

— Открыть ворота!

Бай Лин влетел на взмыленном жеребце и соскочил почти на ходу. Осмотрелся и, найдя взглядом Сунь Чжао, отрывисто спросил:

— Где она?..

— У себя. Госпожа не выходила.

Принц поспешил к Большому дому, и Сунь Чжао последовал за ним.

— Её отправим вперёд. С ней — двух самых надёжных. Есть такие?

— Да, повелитель. Доставить госпожу в лагерь?

— Далеко?

— Сутки езды.

— Да, пусть едут первыми.

Движением руки Бай Лин велел дракону остаться на улице и бросился вверх по лестнице. Вилан ждала его и, судя по судорожным объятиям и нервной дрожи, сотрясавшей её всю, страшно переволновалась. Бай Лин позволил себе отвлечься всего на секунду, погладив её по щеке, потом рывком распахнул сундук и среди женских одежд выбрал самое тёплое ханьфу — на толстой подкладке, отороченное мехом, с капюшоном. Надел на жену и, схватив за руку, потащил на улицу. Двое охранников уже ждали в сёдлах.

Не терпящим возражений строгим и резким голосом он приказал Вилан:

— Садись!

— А ты? — испугалась Вилан.

— Мы следом.

— Дзин Жу я возьму с собой!

Принц кивнул, и служанку тотчас почти закинули в седло. Сунь Чжао передал одному из мужчин сумку, в которой извивалась и голосила Цзю, — его высочество велел забрать с собой. Бай Лин хлестнул плетью лошадь Вилан с такой силой, что она понесла сразу галопом. Су Лу на скаку схватил её поводья и, повернув налево за воротами, все четверо исчезли из виду.

Бай Лин повернулся к столпившимся кучкой растерянным слугам:

— Уходите все, прячьтесь и больше не возвращайтесь. Сейчас сюда нагрянут.

Дважды повторять ему не пришлось: слуги, ещё не успевшие лечь спать, выскочили за ворота и разбежались в разные стороны. Бай Лин обратился к оставшейся страже:

— Тушите все огни. Приоткройте ворота и прячьтесь. Ловушка должна захлопнуться, как только дорогой гость пожалует в Главный дом. А мы с тобой, — он повернулся к Сунь Чжао, — его встретим. Пора взыскать долги.

Второй принц Линь предвкушал весёлый поход в гости. Причем предполагалось, что весело будет ему, а остальным — по обстоятельствам. Раз младший братец в опале, то весело — это развлечься с женщинами его дома, погонять их по всему имению, а после поджечь его и полюбоваться, как оно горит вместе со всеми, кто там есть. Кроме того, дорогой гость явился с оружием и сопровождением, совершенно не считая такое времяпрепровождение позорным.

И уж никак он не ожидал, что развлекаться будут за его счёт. Он даже засмеялся, увидев, как беспечно ворота оставлены приоткрытыми. По всему выходило, что обитатели отправились спать, махнув на всё рукой. Светилось только одно окно — в самой глубине. Очевидно, жёнушка пятнадцатого принца, а вернее его вдова, срочно нуждалась в горячем утешении.

Оставив свою беспутную свиту обыскивать постройки в поисках чего-нибудь интересного, второй принц зашагал прямиком туда. Ухмыляясь, он шагнул в освещённое переднее помещение и оторопело помотал головой: перед ним в вальяжной позе развалился на диванчике не много не мало сам опальный брат, попивающий чай из крошечной чашечки. Живой и невредимый, представьте себе. И даже как будто ожидающий ночного визита.

Бай Лин ничего не сказал. Только вертел в пальцах чашечку с горячим дымящимся чаем и смотрел снизу вверх дьявольски пронзительным, всевидящим взглядом светлых глаз. На губах издевательская усмешка, которую следовало бы запретить отдельно изданным законом. Как будто говорил: "А кого это сейчас отучат шляться по ночам?". И как-то сразу настигло мерзкое понимание, что у ублюдочного братца на сей раз есть что-то такое в рукаве, с чем просто так не справиться. Что он здесь у себя и было ошибкой сунуться в его логово.

Второй принц услышал, как захлопнулись ворота. Услышал за спиной крики боли и ужаса. Он обернулся: позади, на фоне отблесков огня, мельтешили и корчились фигуры. Бай Лин с сияющей улыбкой на нечеловечески прекрасном лице смотрел на второго принца, наслаждаясь замешательством и зарождающейся паникой. Потом послал воздушный поцелуй. В следующий миг с тонких алых губ сорвалась струя ослепительного белого пламени. А потом... для второго принца не было никаких потом.

Четверо всадников мчались по лесам, пересекая редкие поляны. Всю ночь шел густой обильный снегопад. Белое покрывало окутало землю, копыта лошадей вздымали белый пух, сверкавший в лучах вставшего солнца.

Всадники изредка останавливались, давая краткий роздых лошадям и себе. Перекусить, недолго подремать и снова в путь. Времени на разговоры не было. Женщина только спросила, долго ли ещё ехать. К ночи прибудем, был ответ. И снова несколько часов в седле. Уже не так быстро, как поначалу, но и медлить нельзя, погоня всё ещё может настигнуть.

К ночи действительно добрались. Вилан увидела тот самый пресловутый лагерь, освещённый кострами и факелами. Просторный шатер из чёрно-синих шёлковых полотнищ, предназначенный для принца, стоял в центре лесной прогалины, окруженный шатрами поменьше, несколько фургонов, полных всего, что могло пригодиться в пути, и лошади. Всё говорило о том, что лагерь, где бы в следующий раз его ни разбили, послужит принцу пристанищем на несколько дней.

Вилан помогли спешиться — Су Лу, обхватив за талию, буквально стянул её с коня. Рядом сползла и почти кулём на землю шлёпнулась Дзин Жу, которой как простой служанке такой чести не оказали. Обхватив госпожу за плечи и под локоть, Су Лу повлёк её вперёд. Обитатели лагеря двинулись им навстречу, и оказалось, что к моменту прибытия первых беглецов здесь уже насчитывается около двадцати воинов.

— Супруга его высочества со своей горничной, — громко и звучно оповестил Су Лу. Вилан поняла: в отсутствие Сунь Чжао он здесь главный. — Его высочество прибудет позже.

Воины в молчании склонялись перед ней, пока помощник Сунь Чжао вёл её к большому шатру. Сзади едва передвигала ноги испуганно озирающаяся Дзинь Жу, тащившая сумку со щенком. Перед ней откинули полотнище.

— Госпожа Вилан, вам надо отдохнуть. Сейчас принесут ужин и воду для умывания.

— Господин Су! — Вилан торопливо остановила готовящегося уйти мужчину. — В лагере ведь нет других женщин?

— Нет, госпожа Вилан. Только вы.

— Можем ли мы быть уверены, что...

— Супруга повелителя неприкосновенна. Мы головами отвечаем за вашу жизнь и безопасность перед его высочеством.

— Благодарю. Моя служанка, надеюсь, тоже может рассчитывать на жизнь и безопасность?

— Может, госпожа, — ответил Су Лу, предостерегающе взглянув на девушку. — Если будет разумна и не подвергнет опасности принца, вас или кого-либо из нас.

Су Лу поклонился и вышел. Сжав пальцы и утихомиривая дрожь, вызванную холодным зимним воздухом и переживаниями, Вилан принялась осматриваться. В дальнем конце комнаты, напротив входного проёма, стояла кровать — довольно широкая и уже застеленная. Рядом находилась горизонтальная подставка для одежды, под ногами ковёр. У стенки шатра стол для личных вещей. В центре — стол для еды и письма и две скамейки друг против друга. В напольных подсвечниках горели восковые свечи, источавшие насыщенный аромат мёда. На полу — три жаровни с жарко мерцавшими углями.

В шатре было тепло, и, несмотря на то, что руки всё ещё были ледяными, Вилан сняла и верхнее ханьфу, и то, в котором была к моменту возвращения домой Бай Лина, оставшись в платье. Молчаливые мужчины с суровыми лицами принесли таз с водой, еду и горячий чай. И снова к ним вошёл Су Лу.

— Удобно ли вам, госпожа Вилан? Может быть, вы желаете чего-нибудь ещё? — его голос был весьма прохладным и даже неодобрительным, но, тем не менее, учтивым. Этот человек провёл в её доме больше месяца и ни разу не выказал неуважения. Но только сейчас Вилан поняла свою ошибку: она сблизилась только с Сунь Чжао, и, в основном, из-за его дружелюбия и открытости, а остальные так и остались для неё незнакомцами.

Су Лу её замешательство истолковал по-своему.

— Не беспокойтесь. Никто не посмеет вас тронуть даже пальцем.

Вы и не сможете, хотела сказать сильфида. Кто может причинить вред тому, кто меняет плотность тела за одну секунду, переходя сразу в газообразное состояние? Но обнаруживать свои способности теперь, когда её жизнь превратилась в сущий хаос, было бы смертельно глупо. Она кивнула.

— Благодарю за заботу, господин Су. Его высочество ещё не приехал?

— Нет, но мы будем ждать, сколько потребуется.

Семеро скакали по следам прошедшего накануне отряда. След, шедший ровной четкой тропкой среди пушистого снега, уверенно вёл за линию горизонта.

Первым в шеренге мчался Сунь Чжао. Его конь летел прямо навстречу встающему солнцу. За ним нёсся конь принца. Бай Лин сидел в седле прямо, держа повод в одной руке и хлыст в другой и время от времени подстёгивая своего скакуна. Остальные поспевали ровным строем за двумя первыми.

Они выехали сразу же, не дав себе труда потушить начинающийся пожар, только заперли ворота. Каждая секунда была на счету, потому что во дворце уже должны были обнаружить побег принца. Когда за ним явятся в "Золотые лилии", там найдут только трупы дворцовых стражников и второго принца. Бай Лин постарался, чтобы тело последнего можно было опознать. После этого оставалось только уносить ноги.

Пронёсшись вихрем по ночным улицам, кавалькада вырвалась за город. Луна освещала тропу, ведущую в чащу. Но этой тропой никто не воспользуется — к ногами последнего коня привязаны ветки деревьев, заметавшие след.

Бай Лин пытался вообразить себе выражение лица императора, императрицы и первого принца, выслушивающих известие об убийстве второго сына. Никого не будет волновать, что второй принц явился, не быв зван, в дом, который император подарил послу, брак между которым и одним из его сыновей так важен для политики Чунхуа. Никого не будет волновать, что второй принц явился напасть на это дом и его обитателей.

Бай Лина теперь это тоже не волновало. Один счёт оплачен. Остались и другие, но они подождут. Он почти свободен. Есть только одно дело, которое нужно сделать, прибыв в лагерь.

Нахмурив брови, он снова пришпорил коня, и так, казалось, почти не касавшегося земли. Коленями он чувствовал набитые бесценными планками и свитками сидельные сумки. В той, что под правой ногой, лежала ещё и шкатулка с ритуальными свадебными предметами. Он сунул её внутрь, не думая. Наверное, не хотел, чтобы эти вещи остались на поругание тем, кто потом будет шастать по его дому. Но после понял: это не просто ритуальные предметы. Каждая из этих вещиц имеет значение, с каждой что-то связано.

Он спешил и потому, что там, в лагере, его ждал кто-то важный. Тот, кому он, Бай Лин, дорог. Не как будущий правитель и надежда на возрожение народа. По-другому. "Любовь — это когда кто-то тебе важнее и дороже всех, дорог, как никто больше. Ты можешь жить без него, но не хочешь...". Когда она стала важна? Когда он испытал страх за её жизнь?

Сунь Чжао остановился в месте, где деревья чуть-чуть разошлись, но поляну не образовали. Там осталось кострище. Принц бы продолжил путь, но лошади уже едва не падали, и сам он был измучен. Прислонившись к толстому стволу старой ели, Бай Лин схватился за грудь. Брызнувшая кровь окрасила губы и потекла по подбородку. Ему показалось, что края каменной печати защемили кусочек сердечной ткани. Но даже будь у него снимающее боль лекарство, он не стал бы его принимать. Живое сердце, даже истекающее кровью, лучше, чем холодный молчащий камень.

Бай Лин поймал испуганно-сочувственный взгляд Сунь Чжао и покачал головой, запрещая что-либо говорить или предпринимать по этому поводу. Ви в часе езды от него. От мысли об этом в груди растеклось непривычное приятное тепло. Думает ли о нём прямо сейчас?

Серебряная ящерица показала только тряскую дорогу под копытами коня Вилан, у Бай Лина даже голова закружилась, и он поспешно разорвал "связь".

Вокруг него суетились стражники: разводили костёр, готовили места для отдыха, грели еду и чай. Отдыхали, фыркая и прядая ушами, кони. Но после всадники тщательно скрыли следы своего пребывания и пустились в новый переход. А потом ещё в один.

Истекли сутки с момента исчезновения из "Золотых лилий". Дом остался очень далеко позади. Может, даже в другом времени. А впереди тёплыми золотистыми огнями и запахом свободы манил другой дом, пусть и временный.

Несмотря на глубокую ночь, в гарнизоне никто не спал. Когда прибывшие спешились, их окружили темные молчаливые фигуры. Принц знал, что должен сделать. Долгие недели он готовился к этому. Шагая по направлению к тем, кто прибыл ему на выручку, он весь отдался ощущению лёгкости, какую испытывал, возвращая себя себе. Чешуя вылезла, словно радуясь внезапной свободе, и покрыла все открытые участки кожи. Из спины вылетели-выстрелили шипы гребня, тело "поплыло" в странно-сладкой невесомости. Зрение обострилось, перестраиваясь, на плечах возникла изящная голова дракона, в глазах переливались отблески пламени. Золотое сияние словно отталкивало мрак ночи. В ладонях полыхали буйные огненные языки.

Бай Лин не мог преобразовать всё тело — для завершения трансформации требовалось ещё много времени. Но того, что он продемонстрировал, хватило с избытком, чтобы все присутствующие преклонили колено в едином выдохе потрясения и облегчения: "Повелитель!.. Сакши!..". Не было никого, на чьем лице видна была хотя бы капля сомнения. Потому что те, кто только что прибыли из Юшэнга, не способны были проявить и сотую долю своего естества.

Он стоял среди склонившихся перед ним. Среди тех, кто уже признал его своим императором. На губах молодого владыки играла довольная улыбка. Наконец-то закончилось постылое заточение и началась настоящая жизнь. А потом он увидел Вилан. Она стояла у входа в большой шатёр, и зимний ветер трепал её волосы. Без сомнения, она видела всё. Ви. Бай Лин пошёл прямо к ней и, подойдя, обхватил её за плечи крепко и бережно и прижал к себе. Посмотрел в глаза, прижался лбом к её лбу. У многих были сомнения в уместности присутствия сильфиды рядом с принцем, но после того как истинный владыка прямо и недвусмысленно выразил отношение к своей женщине, об этом уже никто не задумывался.

Вилан стояла в верхнем платье, как выбежала навстречу мужу, и Бай Лин ясно ощутил, как она вся дрожит. Су Лу поспешил откинуть полог, открывая проход в шатёр, и знаком поторопил войти в теплый полумрак.

— Владыка, вам нужен отдых, и госпожа не спала как приехала.

Он вышел, вошли двое, забрали нетронутую остывшую еду и воду и через некоторое время внесли горячий ужин и подогретую воду для умывания, и, наконец, в шатре стало тихо.

Нужны ли слова, когда достаточно взгляда и прикосновения руки? Когда несколько мгновений в объятиях друг друга кажутся долгими и говорящими больше, чем тысячи признаний? Рядом. В безопасности. Почти свободны.

На самом деле, оба были страшно утомлены и голодны. Вилан смогла наконец что-то съесть, не чувствуя, однако, вкуса еды, умыться и согреться. Ей не понравилось, как выглядит Бай Лин: слишком бледен, лицо почти бескровно, еле держится на ногах. После ужина она поспешила уложить его в постель, пообещав себе отпоить его всем, что поможет поднять жизненные силы, которые наверняка вытягивает его постепенное обращение. Улеглась и сама. Бай Лин молчал, только обнимал её за плечи одной рукой, второй накрыв своей ладонью её ладонь, лежащую на его груди. Они так устали, навалилось такое опустошение, что сон не шёл и глаза не закрывались. Ум не мог притормозить и расслабиться.

Лагерь постепенно погрузился в тишину, погасли все огни и слышны были только осторожные шаги дозорных. В большом шатре было тихо и почти темно. Отчего же не спится?

— Ты не удивилась.

Это были первые слова за полчаса молчания. Вилан, узнав наконец, о чём думает её муж, тоже сочла, что этой темы не миновать.

— Нет. Я давно поняла, кто ты.

— Не боишься?

Она поднялась на локте и заглянула А-Лину в глаза. Он ответил прямым взглядом.

— Нет. Ты ведь не причинишь мне вреда.

— А ты?

— Тебе — никогда.

Он кивнул, согревая своей ладонью её ладонь и теплее укутывая жену одеялом. Хотя шерстяное верхнее платье и жаровни с углями не дадут сразу замёрзнуть, стенки шатра из ткани, а вовсе не из камня и даже не из дерева.

— Спи. Завтра снова в путь.

Движение в стоянке началось задолго до рассвета. Сменившиеся часовые отправились отдыхать, а пробудившиеся седлали лошадей, зажигали костры, готовили еду и сворачивали палатки. Работали быстро и молча, боясь разбудить повелителя. Теперь, когда он с ними, стронуться с места можно только по его приказу.

Бай Лин проснулся раньше. Ещё есть несколько минут насладиться покоем. Повернувшись на бок и разглядывая спящую рядом Ви, спрашивал себя в который раз: "Может быть, она и вправду любит?". А если нет? Раньше ему было бы плевать. А теперь — горько и больно. Одиночество привычно, но как же, оказывается, холодно, когда в тебе никто не нуждается. "Может, всё-таки любит?". Потому что без этого их отношения не имеют смысла и брак станет похожим на давно умершее дерево: вроде стоит, но жизни в нём нет и дать ничего не может, кроме сожалений.

Не прислушавшись к дыханию Вилан, он не сообразил, что она тоже не спит. Что и она отдалась собственным мыслям в ожидании момента, когда, увы, придётся покинуть это укромное место.

Как только она поняла, что принца не слишком интересует супружеская близость как часть семейной жизни, всё стало гораздо проще. От неожиданно свалившейся на голову жены ему нужно было другое: её отношение. Внимательный, осторожный и подозрительный, он изучал её, чутко реагируя на малейшие перемены. Так животное, долго терпевшее издевательства и даже пытки, потерявшее всякое доверие к людям вообще, крайне медленно учится заново верить, приближаться, брать еду с рук и не бросаться наутёк или в атаку при любом приближении к себе.

Она старалась окружить А-Лина лаской и теплом, чтобы хоть немного компенсировать всю чудовищную несправедливость жизни, и добилась того, что молодой человек стал больше доверять ей и даже проявлять некую привязанность. Теперь важно было удержать, сохранить их.

Она знала, кем он становится. Знала о готовящемся отъезде. И ни о чем не спрашивала. Какой смысл задавать вопросы, если всё знаешь. В разговорах Бай Лина и Сунь Чжао её имя не упоминалось ни разу, но он сам спросил, поедет ли она с ним. Стало быть, ему не всё равно.

Как бы там ни было, Вилан верила ему. У него могли быть какие угодно недостатки, но чего в нём точно нет, — так это предательства. Тот, кого предавали слишком часто, сам не станет таким, если у него есть хоть капля совести; если ему не всё равно хотя бы до себя.

Наконец принц провёл пальцами по её лицу, шепнул в ухо: "Ви, пора!".

Через полчаса на прогалине уже никого не было, ветки замели следы человеческих ног, конских копыт и колёс фургонов.

— А-Лин, скажи, чего хотел император?

После целого дня пути, когда всадники ехали друг за другом и некогда было переглянуться, перемолвиться словом, это всё, что её волнует? Бай Лин разочарованно пожал плечами.

Пока драконы ставили шатры для ночёвки, принц и сильфида гуляли по хрусткому снегу между деревьями. Она обняла его предплечье обеими руками. Солнце садилось. Вдали показались очертания гор. Предстояло ещё трое суток пути, и одни сутки на отдых и ожидание прибытия корабля.

— Ничего. Просто убить меня.

Вилан, всегда такая сдержанная в словах и поступках, от удивления открыла рот:

— Невероятно. Как тебе удалось остаться в живых?

Принц рассмеялся, вернувшись мыслями в позавчерашний день.

— Просто не явился к нему. Дворец огромен, там есть места, где можно укрыться на время.

— То есть мы сейчас бежим от, возможно, посланных за тобой убийц?

— Не совсем так. Видишь ли... Второму принцу Линь очень хотелось встретиться с тобой именно в моё отсутствие. И так уж получилось, что к тому моменту, когда он приехал в наш дом, ты уже отбыла. И ему-таки пришлось зайти, чтобы со мной поздороваться, — голос мужа, жёсткий и ироничный, обескуражил Вилан. — Разумеется, он явился не один.

— Надеюсь, он был вежлив, — осторожно высказалась она, тем не менее, зная, что это как раз не так.

— Не более, чем всегда.

— И... чем закончилась ваша встреча?

— Я избавил его от оправданий перед императором, — Бай Лин раскрыл ладонь, в которой прыгал огненный мяч.

— Ты его убил?! — Вилан воззрилась на него, начиная понимать, от чего именно они уносят ноги.

— Не одобряешь? Должно быть, убийство того, кто хотел твое́й смерти, не входит в твою систему ценностей? — Бай Лин смотрел на неё искоса, с холодной усмешкой. — Думаешь, он бы пощадил тебя или меня?

— Эммм..

— Так тебе его жаль... Считаешь меня мерзавцем? Полагаю, с твоей точки зрения, мне следовало простить его и отпустить с миром?

Разговор переходил в ссору. Вилан обдумала заданные вопросы. А-Лин сердится, потому что её замешательство выглядит как неодобрение его действий. Но заслуживает ли он этого? Он подвергался смертельной опасности во дворце, а затем дома — уже ради нее. Теперь понятно, почему он отправил её в путь первой.

— Я считаю тебя очень хорошим человеком, с которым случилось много плохого. Ты поступил так, как мог. Как позволяли обстоятельства. И даже не представляешь, как я тебе благодарна за твою заботу. Ты — лучший человек на свете. А насчёт прощения... — Вилан помолчала немного, подбирая слова. — Разве кто-то просил прощения у тебя? Разве кто-то раскаялся перед тобой? Разве кто-то стал относиться к тебе иначе? Что прощать?!!

Взгляд принца смягчился и потеплел, мышцы плеч, оказывается, сами собой напрягшиеся в режиме самозащиты, расслабились. Один раз в жизни кто-то стал на его сторону. Посмотрел так, как даже он не догадывался посмотреть. Впервые он почувствовал, что больше не один. Ви... Этот момент единения хотелось, как бусинку, нанизать на нитку, чтобы потом перебирать и воскрешать в памяти заново.

— Замёрзла? — заботливо спросил Бай Лин, плотнее запа́хивая на ней отвороты ханьфу. — Идём ужинать.

За руку он повёл жену в их временный дом, вспоминая, как всего-то три месяца назад Вилан хватала его и куда-нибудь тянула за собой, а теперь ему самому хочется прикасаться к ней, заботиться, радовать, и это кажется таким естественным... Наливать для неё чай, подкладывать в тарелку вкусные кусочки, кормить, когда палочки не слушаются её пальцев, следить, чтобы было тепло и тихо... Быть её защитой и опорой, плечом, к которому она может прижаться... Произносить её домашнее имя... Потому что их семья — это и есть их дом, где бы он ни был. Потому что вместе они везде дома. Бай Лину чудилось, что его сердце стало как будто больше. Может быть, это каменная броня так сжимает его?

Мир между ними хрупок, но, когда они готовились ко сну, Вилан всё-таки решила задать мужу серьёзный, требующий прямого ответа вопрос. Возможно, такие вопросы стоило задавать по одному в день и лимит на сегодня исчерпан. Но то, что ей хотелось узнать, было действительно важно, тем более что занимало ее мысли целый день.

— А-Лин... — она замялась, почти решившись спросить в другой раз.

— Что тебя беспокоит, Ви? — Бай Лин повернулся к супруге, аккуратно расправлявшей оба их ханьфу на горизонтальной стойке. Пожалуй, даже слишком аккуратно.

— Ты ведь не перейдешь на службу к императору ледяных драконов? — Вилан перестала расправлять несуществующие складки.

— А если перейду? — он выпрямился и с вызовом придвинул лицо совсем близко к её лицу, глаза в глаза, стараясь заметить малейшие изменения выражения, выдающие то истинное, что она предпочла бы скрыть.

Вилан решила выложить всё, что думает по этому вопросу. Ведь однажды может дойти и до такого. Кто знает, что творится в голове этих драконов. В их сознание проникать куда труднее, чем в сознание людей или сородичей.

— Мы сражаемся с Ло Фэном многие столетия. Если ты примкнёшь к нему, это будет страшная потеря. Тогда мы окажемся по разные стороны... Я не буду биться с тобой и с Сунь Чжао. Если вы нападёте на меня, я ударюсь в бегство, но оружия против вас не подниму. Однако к другим такой лояльности не проявлю.

Бай Лин напрягся, чувствуя, как всё внутри ощетинивается от её слов.

— Грозишь мне?

Вилан вздохнула и покачала головой, обняла его за шею обеими руками, зарывшись пальцами в длинные темные пряди, щекой прижалась к его щеке. Бай Лин настороженно замер. Её голос звучал мягко и грустно, как будто они уже прощались.

— Нет. Я доверяю тебе настолько, что честно рассказываю, как поступлю в таком случае. Дальше решай сам.

Бай Лин наконец поднял руки и обнял её, но как-то механически, без чувств. Вилан затронула слишком серьёзную тему. И даже не одну. Праздные вопросы такими не бывают. Он ещё не заглядывал в будущее так далеко, но обдумать это всё равно придётся. В любом случае, Бай Лин знал, что не сделает ничего, что могло бы причинить Ви хоть какой-то вред.

— Тебе не нужно бояться. Даже если придётся стать его слугой, это будет только видимость, пока мы не накопим достаточно сил, чтобы убить его.

— Верю.

В последние сутки перехода отряд остановился в долине, окружённой со всех сторон горами, склоны которых густо поросли хвойными лесами. Это место было таким укромным, что само манило задержаться для более продолжительного, чем на пару часов, отдыха. Глядя на окутанные снегом деревья, казалось, что это не долина и не горы, а хрустальный дворец, в котором живёт сама зима.

Глядя, как Сунь Чжао и Су Лу распоряжаются работами по построению лагеря, принц бросил взгляд на Вилан. Она сидела на стволе поваленного дерева, рядом пристроилась Дзин Жу. Горничная заметно осмелела за время похода, видя, что никто и ничто ей не угрожает. Зато Вилан за последние дни погрустнела и почти всё время молчала, уйдя глубоко в себя. Бай Лин ловил себя на неприятном ощущении, что не имеет представления, что творится в её душе, и что её мысли ему не подвластны. Когда он спросил о причинах этой грусти, сильфида расстроенно пожала плечами:

— Эти горы — окраина земель моего народа. Здесь живут альвы.

— Я никого не вижу.

— Мы живём в горах и холмах. Никому из смертных туда не войти. Если кто и войдёт, сам уходить не захочет. А уйдёт — недолго проживёт среди людей...

В её голосе было столько затаённой тоски и мечтательности, что Бай Лин почувствовал, как внутри взметается гнев и злая ревность. Как много они значат для неё! Того и гляди побежит туда, забыв обо всём. А что, если побежит? Что ему делать тогда? Как удержать? Он чуть не отдал приказ двинуться дальше, но раздумал. И люди, и кони устали. Чем сильнее шёл снег, чем более непролазным становился, тем более измотанными становились путники. Они, разумеется, без звука подчинятся, но это неразумно.

— Хочешь побывать дома? У нас есть немного времени.

Этот вопрос сорвался с губ неожиданно, Бай Лин и не думал ни о чём таком. Но Вилан усмехнулась.

— Для меня закрыт путь домой. Выйдя замуж за тебя, я нарушила волю владыки Эллана, и без его дозволения не посмею даже войти в Зелёные Холмы. Но я жалею только об этом, — мягко добавила она, поняв, какая горечь прозвучала в этом признании.

Впоследствии Бай Лин, вспоминая этот день, пытался понять, можно ли было предвидеть происшедшие позже события. Не было ли какой-то подсказки, которую он пропустил, проявив излишнее доверие и неосмотрительность? Нет, не было.

Его отвлекли Сунь Чжао и Су Лу просьбой уделить им время наедине. Они стали его доверенными лицами, советниками будущего императора, и с ними он планировал все переходы. Разложив карту на столе в большом шатре, они намечали все детали каждого дня пути, чтобы не встретиться с нежелательными осложнениями.

Сегодня совет чересчур затянулся, и, выйдя из шатра, принц с удовольствием вдохнул свежий морозный воздух всеми лёгкими. На глаза ему попалась Дзин Жу. Он хотел напомнить девчонке, что это не развлекательная прогулка, она здесь, чтобы прислуживать своей госпоже и ему заодно. Дзин Жу всё так же стояла у поваленного дерева, неотрывно глядя куда-то наверх, на склон ближней сопки. Но Вилан около неё не было. Её вообще не было в лагере. Бай Лин сам обошел палатки и фургоны — не так уж их и много, чтобы сбиться с ног. Услышав звук его шагов, Дзин Жу прямо-таки подскочила от неожиданности.

— Ваше высочество! — она присела, приветствуя принца.

На вопрос, где госпожа Вилан, она заметно смутилась и сказала, что госпожа ушла вверх по склону. Её с собой не взяла, хотела побыть одна и кое-что найти.

Бай Лин отправил Сунь Чжао и нескольких из отряда обыскать сопку. Смеркалось, время для прогулки неподходящее. Сунь Чжао растерянно сообщил, что наверху нет никаких следов. Дзин Жу побледнела и пролепетала:

— Значит, мне не показалось. Госпожа ходит по снегу, не проваливаясь и не оставляя следов. Она ушла наверх и не вернулась.

Бай Лин закрыл глаза, связываясь с ящерицей, уцепившейся коготками за юбку Вилан. Ящерица видела только лес и слышала только хруст снега под сапогами. Призывно махнув рукой, Бай Лин бросился и сам вверх по склону. Где она? Что с ней? Почему уходит? Всё же решила вернуться домой? Отчего же не сказала сразу?

Сунь Чжао первый добрался до вершины и, бросив взгляд на противоположный склон и его подножие, переменился в лице. Застывшие между деревьев воины и их повелитель тоже молча глядели вниз.

С другой горы спускались крадучись высокие стройные люди в тёмно-зелёных плащах с луками и кинжалами в руках. Тот, кто их вёл, шёл, значительно опередив свой отряд. А навстречу ему шагала Вилан. Встречный ветер раздувал полы её плаща, лицо скрывал капюшон.

Драконы, все до одного, кроме Сунь Чжао, подняли луки и прицелились в ожидании сигнала от владыки. Затаив дыхание, Бай Лин с гребня холма смотрел, как его жена подходит к предводителю чужаков — высокому статному темнокудрому мужчине. Даже отсюда было видно, что он красив. Его люди остановились в отдалении. Вилан вошла в ельник, которым поросло подножие двух холмов. Они улыбались друг другу.

Что ж, у принца был и обзор, и отличный звук, который обеспечивала ему ящерица. Не зря, выходит, он не отозвал свою помощницу. Невероятно, когда уже не оставалось никаких сомнений, она всё же выполнила своё предназначение.

— Ну, здравствуй, маленькая!

Они обнялись. Сверху было хорошо видно, как тепло они улыбаются друг другу, как радуются встрече. Возможно ли, что это всего лишь случайность?

— Рада тебя видеть, Дар. Зачем ты здесь?

Так-так. Вот он, загадочный жених Вилан. Наследный принц альвов. Прямо здесь. Удобное такое совпадение.

— Разведчики донесли, что неподалёку стоит лагерь, по виду из Юшэнга.

— Да. Наш лагерь рядом.

"Ви... Что ты болтаешь и кому?!". Бай Лин чуть не закашлялся, забыв дышать, боясь пропустить хотя бы слово. Одно слово могло бы помочь разобраться, кто такая сама Вилан — друг или враг. Что, если всё-таки враг?

— Как ты могла меня бросить, да ещё так вероломно? — усмехнулся Дар, поведя соболиной бровью.

— Неужели я разбила тебе сердце? — фыркнула Вилан. Как цинично она это сказала. Словно чужие чувства для неё ничто.

— Почти, — улыбнулся мужчина и поднял пальцем её подбородок, ловя взгляд. — Ответь честно: любишь?

Вилан ответила мечтательной улыбкой.

— Люблю. А ты — любишь?

— Угу, — Дар поднял на нее счастливые глаза.

— Ты счастлив?

— Да.

— Я так рада!

Вот он уже снова обнимает её, они стоят, не разнимая рук, и, похоже, не могут наглядеться друг на друга.

— Кажется, всё складывается удачно. Но как ты решилась на такой мезальянс?

— Ну, мой мезальянс не хуже твоего.

— Кстати, я должен поздравить тебя с замужеством. Мальви твой супруг понравился, а ты знаешь, какая она придира.

"Ах, Мальви... Невестка-шпионка. Связующее звено?".

— Точно. Как ты посмел не явиться на мою свадьбу? Даже подарок не прислал.

— Ну, прости, не мог пересилить себя. Обещаю, непременно приеду вас навестить.

— Только попробуй не приехать.

"Только попробуй приехать. С тобой будет то же, что и со вторым братцем!".

Слушая разговор и ещё не веря услышанному, как в полусне, Бай Лин увидел, как сопровождающие Дара один за другим показывают друг другу наверх, окликают своего вожака... Дар и Вилан поднимают головы... Стоя наверху, Бай Лин встретился взглядом с женой. Кажется, целый час они смотрели друг на друга... Вдруг раздался звон тетивы — у одного из драконов дрогнула рука, стрела сорвалась и вонзилась в одного из тех, внизу. Решив, что повелитель дал команду, остальные продолжили обстрел чужаков. И вот уже сам Дар осел на снег, из его плеча торчит стрела. Вилан взвизгнула и кинулась к нему, закрывая собой... Бай Лин опомнился от её вскрика и вскинул руку:

— Не стрелять! Вы пораните её...

Сунь Чжао выглядел совершенно обескураженным, но на его реакцию это никак не повлияло. Поймав взгляд владыки, в одну секунду он переместился к Вилан, подхватил её на руки, и вот он уже на вершине, возле своего господина. Вилан, опущенная на землю, кричит и вырывается, пытается вернуться... Альвы оттаскивают своего принца в безопасное место, поднимают луки и прицеливаются, но Дар велит уходить без боя...

Бай Лин схватил упирающуюся жену за руку, потащил вниз, на ходу отдавая приказ немедленно свернуть лагерь и сниматься с места.

— Связать! — едва сдерживая дрожь бешенства, бросил он Сунь Чжао, вталкивая Вилан в первую подвернувшуюся палатку. — Ещё сбежит.

Су Лу остался командовать погрузкой. Бай Лин, не оглядываясь, вскочил на лошадь. Боясь, как бы Вилан не упала со своей кобылки на всём скаку со связанными руками, Сунь Чжао схватил её поводья и поехал рядом, готовый поддержать супругу принца при первой возможности. Половина отряда галопом помчалась по намеченному пути в сторону моря. Другая половина, собрав походное снаряжение, стремительно понеслась вслед.

В большом шатре было темно и тихо. Слишком тихо. Пусто. Ему удалось заснуть. Измученный терзаниями мозг отключился глухой ночью. Гнев, оказывается, выматывает.

Бай Лину хотелось отпустить свою лошадь и бегом бежать навстречу заходящему солнцу, избывая в движении и трате сил злобу и жажду отмщения. Будь он один, так, вероятно, и сделал бы. Вместо этого мозг прогрызали, прошибали ознобом полные озлобления мысли о бесстыжей изменнице. Какой же он идиот, как можно было поверить всему, что она болтала... Но ведь врёт же она так, что можно с ума сойти, влюбиться до безумия. Эта забота, эта нежность, эта поддержка, признания... Всё насквозь фальшивое. Ничего между ними не было, просто спектакль. Неправдоподобный сюжет и бездарные актёры. Испытания становятся всё изощрённее, всего лишь декорации сменились.

Зачем она вышла за него, если могла выйти за любимого? Мезальянс, так они выразились. Всё её ровное тепло, похожее на храбрый прямой язычок свечи в темноте, оказалось ложью от начала до конца. Вилан и Дар. Вот и всё, что нужно знать. Приручила его, Бай Лина, как зверушку. Наверное, ей это казалось таким забавным — наблюдать, как он привыкает и привязывается, раскрывает перед ней уязвимые места. Воистину, нет предела подлости.

Ему просто почудилось, пригрезилось... Это сновидение — это и было, оказывается, счастье. Всего на минутку. Но какую живительную радость оно дарило... Чтобы затем всё убить. Может, лучше было этого не узнать. Быть одному, зато без таких вот мучений.

Почти проснувшись, Бай Лин провёл рукой по постели рядом, ища Ви. Одеяло было холодным, а постель слишком большой, слишком широкой для одного. Со дня знакомства это первая ночь, которую они провели не рядом.

Под веками мелькают воспоминания: ещё сутки назад Ви сидела рядом, разговаривая с ним, перебирала, гладила, расчесывала гребнем его волосы, и эти простые прикосновения дарили ощущение безопасности, близости и уюта. "Как точка на карте... Самое лучшее место на свете... Я считаю тебя очень хорошим человеком, с которым случилось много плохого. Ты поступил так, как мог. Как позволяли обстоятельства. И даже не представляешь, как я тебе благодарна за твою заботу. Ты — лучший человек на свете...". Как же так можно?

Она где-то близко. Вилан. Ви осталась во вчерашнем дне. Лагерь стоит уже на морском берегу. Сегодня ещё холоднее, ветер ярится так, что и жаровни не спасают. Наверное, она замёрзла. Её теперь некому согреть, разве что Дзин Жу что-то придумает. Бай Лин приказал поселить её где-нибудь подальше, чтобы не попадалась на глаза. Завтра придёт корабль. Что ж, его, Бай Лина, планов это "открытие" не меняет. "Вилан, ты пожалеешь о своей подлости!".

Дзин Жу сочувственно смотрела на свою госпожу. Со вчерашнего вечера, с момента, как принц буквально притащил её обратно в свой шатёр, она не произнесла ни слова. Глядела в сторону, тряслась — то ли от холода, то ли от эмоций — а когда с ней заговаривали, отворачивалась. И без слов ясно, что провинилась. Уж она, горничная, была, можно сказать, свидетельницей отношений между пятнадцатым принцем и сильфидой с первого дня. И ни разу не видела, чтобы его высочество приказал связать жену. Связать верёвкой! Потому что может сбежать... Неслыханно. И с того момента его высочество не смотрел на неё, не приближался, не заговаривал. Поворачивался спиной. Велел убрать с глаз долой. Да что случилось-то?

Дзин Жу увела Вилан в свою палатку. Она пробовала узнать новости у Сунь Чжао, но тот только покачал головой и сам, зайдя проведать, укорил Вилан: "Госпожа, зачем вы это сделали?". Тем не менее, он принёс Вилан своё одеяло и накинул на плечи всё ещё связанной хозяйки. Она не ответила. Но Дзин Жу заметила, с каким сочувствием дракон поглядел на неё. Видимо, ему, в отличие от зазнайки Су Лу, не всё равно до семейных неурядиц принца и молодой госпожи.

Все прочие молчали, не осмеливаясь обсуждать инцидент. Но все, похоже, отнеслись по-разному. К примеру, утром перед отправлением в путь, выведя Вилан из палатки, Су Лу дважды подтолкнул её так, что молодая женщина едва не упала. Сунь Чжао вскинул на него возмущённый взгляд и сам подсадил госпожу на коня.

Вилан по-прежнему молчала. Говорить ей было не о чем. Иначе с языка могло сорваться много, слишком много лишнего. Она была в страшном гневе. Только упорным молчанием можно сдержать, усмирить всю бурю чувств. Только опустив глаза, можно не бояться убить взглядом.

Бай Лин. Пятнадцатый принц дома Линь. Её муж. Она предупредила его, что отряд находится на землях альвов. И что же? Едва увидев её среди сородичей, он приказал стрелять. Закрывая глаза, она видела летящие стрелы, видела, как они вонзаются в тех, кого она знала и любила годы, десятилетия... Как он мог сотворить такое? Неужели ему всё равно, кого убивать? Что, если он — как берёза, которая до определённого момента растёт сильной и красивой, а потом в развитии своём сворачивая на немыслимый, непостижимый путь, становится уродливой, искривляется, будто искалеченная кем-то?

Бай Лина можно оправдать только тем, что Вилан услышала и узнала о нём, о его жизни. Когда кто-то претерпевает столько морального и физического насилия, его психика меняется необратимо, он мыслит не так, как те, у кого не было подобных испытаний. Тем не менее, что-то можно оправдать, но не всё. То, что он сделал, скорее всего, приведёт к войне. Владыка Эллан не стерпит нового оскорбления, его поддержит владыка Иннэй. Драконы ответят. И тогда с трёх сторон сторон будет много жертв, слишком много жертв. Понимает ли это Бай Лин? Сумасшедший — стрелять в наследного принца альвов! Хотя, возможно, он и не знал, — они ведь никогда не встречались. Но разве это повод обстреливать тех, кто ничем этого не заслужил? Дар великодушен, а его отец — не настолько.

Какая же дурацкая ситуация вышла! Получается, что это, по большей части, её, Вилан, вина. Она-то всего лишь хотела найти плюшевый трут — древесный гриб, отвар которого укрепляет силы. Но когда голос ветра донёс до неё новость о двигающихся в их сторону альвах и Даре, Вилан отправилась им навстречу. Как же можно было не повидаться, раз представилась такая возможность! И вот Дар ранен, а она сама пленница. Гриб и тот выронила где-то. Какой идиотизм. Гнев подпитывался чувством вины. Ужасная гремучая смесь. А-Лин, что ты наделал!

Вилан смотрела в спину супруга, летевшего на своей лошади рядом с Су Лу. Оказывается, он отличный наездник. В одной руке поводья, в другой хлыст, спина прямая, взгляд устремлён вперёд, развиваются прямые глубокого цвета тёмно-каштановые волосы, схваченные сверху серебряной заколкой-короной. Как красив. Даже сейчас, сквозь негодование и досаду, она любуется им. Позже попробует "нащупать" его эмоции, когда схлынут собственные. Но и без того ясно, что ничего хорошего Бай Лин о ней не думает. Издали Вилан видела его лицо. Считая, что никто не смотрит, Бай Лин не пытался скрыть обиду и уязвлённость.

Вилан опустила голову, скрывая слёзы. Отвратительный вечер, паршивая ночь. И утро не лучше. Хорошо хоть Сунь Чжао и Дзин Жу не отвернулись от неё. Можно улететь прямо в этот миг. Но вдруг ещё не всё потеряно?

Зимой Радужное море неприветливо. К обледенелым, заснеженным берегам припадает серый шелк воды, в которой отражается тусклое небо. На горизонте встают тучи, похожие на горные хребты. Свистит ветер, относя морских птиц то в одну сторону, то в другую.

Ожидающие корабль люди столпились у костров. Ветер норовит сбить и погасить пламя, отбросить входные полотнища шатров, выстудить, выморозить их внутреннее пространство. А когда начинается прибой, шум волн почти заглушает голоса.

— Ты заботишься об этой предательнице? — не понижая тона голоса, спросил Су Лу. Грохот прибоя всё равно перекрывал любой звук в лагере.

— Она моя госпожа и всегда была добра ко мне. Кроме того, это она наняла меня, — ответил Сунь Чжао.

— У нас нет другого господина, кроме повелителя. И она, хоть и жена его высочества, но не наша повелительница и даже не драконица. Она нам никто, — заявил Су Лу. — И его высочеству такая забота может не понравиться.

— Семейные дела повелителя нас не касаются, — твёрдо возразил Сунь Чжао. — Госпожа Вилан нуждается в заботе не меньше, чем каждый из нас. Кто-то же должен...

Сунь Чжао принёс жаровни в палатку Дзин Жу. В свободное время он приходил сюда чаще, чем в палатку, где жили он сам и его помощник, чем вызывал активное неодобрение последнего. Горничная радовалась его визитам, покровительство главы отряда означало многое. Пусть его высочество забыл о своей жене, но Сунь Чжао опекал госпожу и её служанку. Без этого Дзин Жу ноги протянула бы с голоду и холоду. Госпоже что, она, видимо, не боится смерти. Сколько девушка ни втолковывала ей, что нельзя морить себя голодом, Вилан от еды отказывалась и пила только горячую воду или чай. И, как ни странно, от этого только посвежела и похорошела.

Бай Лин к их палатке не приближался, обходил по широкой дуге, что называется. В свой шатёр он взял только Цзю, которую не волновали никакие проблемы и трудности хозяина. Она только глядела на него умными глазами и радостно носилась кругами. Ей бы всё играть. Неважно, где и с кем. Она и на улице находила себе массу развлечений, закапываясь в снег или гоняя глупых птиц.

У него и самого было достаточно дел. Львиную долю сил отнимало обращение. Здесь, на берегу моря, в первый же вечер Бай Лин уединился в скалах и попытался обернуться полностью. Боль была страшной. Он испытал все му́ки первого превращения. Кости вытягивались и изменялись, мускулы сводило судорогой и выворачивало под невероятными углами. Ему постоянно казалось, что внутри каждую минуту что-то ломается и рвётся, шипит, будто на раскаленные докрасна угли вылили ковш холодной воды, и всё горит заживо.

Когда выросли шесть лап с когтями, Бай Лин не смог простоять и пяти минут, рухнул на землю. Мех на загривке приятно трепал ветер. Он встал, опираясь на хвост и морду, и всё-таки сделал несколько шагов. Крылья тоже выросли, но такие маленькие и слабые, что принц ощутил глухое разочарование. Нечего было и ожидать, чтобы подняться на них в воздух. Но превращение состоялось, так или иначе. И его дыхание расплавило несколько прибрежных камней.

После этого он еле добрался до своей постели. Сунь Чжао поддерживал и подбадривал юного владыку, понимая, какую непередаваемую боль пришлось вытерпеть принцу. Он бы остался прислуживать повелителю, но Бай Лин не позволил, отказался даже от услуг Дзин Жу. Он не хотел допускать к себе никого, и прежде всего служанку жены, чтобы даже случайно ничего не услышать о ней и чтобы о нём ничего не было сказано.

Лёжа на кровати и истекая по́том, Бай Лин улыбнулся. Физическая боль перекрывала душевную. Когда болит тело — это не так страшно. Предательство Вилан копьём пронзило его насквозь и застряло в ране. Всё было бы куда проще, если бы они просто считались супругами и жили в одном доме. Но Вилан сделала то, чего никто не смог до неё: нашла дорожку к его сердцу и прямо туда и ударила.

Слова любви Дара и Вилан звучали в ушах Бай Лина. Кроме него, никто больше их не слышал. Для этих двоих всё складывается удачно. Надо же. Злые слёзы закипали у него в глазах. Его убивало вероломство Вилан и разрывали злоба, разочарование и унижение.

Ночью ударил дождь со снегом. Глядя в темноту, слушая шум ливня за стенкой, Бай Лин чувствовал себя одиноким, как никогда прежде. В сердце поднялась волна ненависти — безумной, смертельной ненависти, которая одним молниеносным ударом уничтожает полмира. В её горько-сладком урагане становилось легче, даже боль от оборота понемногу отпускала.

Мерзавка. Всё равно что лечь спать и обнаружить у себя в кровати ядовитую гадину. Никакой разницы. Что у этих двоих на уме? Для чего они устроили этот дурацкий фарс с женитьбой? Должен же быть какой-то план, какой-то мотив. Он ещё не знал, что сделает. Может, выбросит её за борт посреди моря. Или запрёт до конца жизни, разлучив с возлюбленным. Какая кара для неё самая жестокая? О, он придумает!

Корабль пришёл в полдень, причалив в отдалении, чтобы не сесть на мель. Он напоминал морду дракона, а кожаные паруса с поперечными деревянными планками — крылья. Им повезло, что в этих местах имелся старый волнорез. По нему до корабля довели лошадей, потом перенесли весь груз, пустые фургоны оставили на берегу. Последними на борт были приняты драконы и люди.

— Ваше высочество, куда запереть пленницу? — Су Лу вытащил на палубу Вилан и основательно встряхнул.

Бай Лин сидел на скамейке на палубе, наблюдая за погрузочными работами. Нехотя он перевёл взгляд на Вилан. Она по-прежнему молчала и глядела в пол, почти совсем сомкнув веки. Видимо, ей безразлично, что будет дальше. Похудела, поскучнела, исчез мягкий тёплый огонёк. Ни разу не взглянула на супруга.

Пользуясь возможностью не встречаться с ней взглядом, принц рассматривал её с равнодушным вниманием. Кажется, вся её "любовь" сошла на нет. Конечно, ведь теперь врать незачем.

— Есть трюм, один из отсеков оборудован под темницу, с решеткой и замком. Там грязно, сыро и много крыс, — отрапортовал в приступе великодушия Су Лу.

— Повелитель, — тут же выступил со свои́м предложением Сунь Чжао, — есть комната, вполне подходящая для госпожи. Не обязательно унижать её.

"Ну же, Вилан. Заплачь. Закричи. Упади на колени, умоляй не поступать так с тобой. Попроси прощения. Скажи хотя бы слово. Неужели тебе и впрямь всё равно, что я сделаю с тобой? Ведь я могу даже убить тебя".

Вилан закрыла глаза. Видимо, готова подчиниться любому решению повелителя драконов, заранее не ожидая от него благородства. И в этом особо мерзкая ирония: не "Я это заслужила", а "Ничего иного от тебя и не ждала". Стоит и молчит. Упрямица. Но ей не всё равно: едва уловимое движение губ выдало её.

Как заманчиво — отправить её вниз, в трюм. Грань так тонка... Неужели он опустится до того, чтобы унизительно мелко мстить женщине? Особенной женщине, с которой его связывает так много... и так мало.

"Если ты или кто-либо другой ещё раз посмеете проявить к принцу непочтение и переложить на него свою работу... Ты почему-то решила, что и тут тебе позволят издеваться над теми, кто не может в силу разных причин указать тебе твоё место. Но здесь не позволят...".

Так же едва уловимо Бай Лин кивнул Сунь Чжао, и тот, по обычаям Юшэнга, щёлкнув каблуками и прижав руку к груди, увёл арестантку. Су Лу хотел что-то сказать, но промолчал. Выражение лица у него было такое недовольное... Странное дело, со времени отъезда из "Золотых лилий" Су Лу, бывший до сих пор помощником Сунь Чжао, начал откровенно соперничать со своим старшим, борясь за внимание принца. В этом, конечно, нет ничего такого, здоровые амбиции. Но выглядит неприятно.

— Ваше высочество, вы слишком добры к предательнице...

— Су Лу, — бархатно-насмешливым голосом произнёс Бай Лин, разглядывая теперь э́того мужчину. — Определить наказание для жены и проследить за его исполнением — моя́ забота. Но никто — запомни и передай другим! — никто не имеет право каким-либо образом проявлять к ней неуважение. Словом или делом. Любого, кто посмеет, выброшу за борт. Ясно?

Су Лу поспешно откланялся.

Подняв паруса и сходни, корабль отошёл от волнореза и, направив нос в сторону открытого моря, направился прямо навстречу пламенеющему заходящему солнцу. Закат упал в море, отразившись в тихих водах, как в зеркале.

Бай Лин стоял на корме, глядя на удаляющийся берег. Он прощался с этой страной, в которой прожил всю жизнь и которую совсем не знал. Здесь остались прах его матери и дом, который он так недолго считал своим. Здесь остались враги, тяжёлые воспоминания, ужасные чувства. Здесь не было ничего хорошего. Почти не было. Так некстати вспомнилось, как он вёл Вилан за руку из храма к гостям, как их пряди легли в свадебную шкатулку. Как вышивал для неё вуаль. Как воткнула в его гуань свадебную шпильку... Может ли лживое сердце сотворить такую безупречную вещь? Как заботилась и лечила, подарила Цзю, заступалась за него... Как пела и танцевала... Сказала, что любит его, что он дорог ей... Как вернулась раненой... А теперь — вот так.

"Признайся честно: ты беспокоишься, что в душе Вилан другой. Принц Дар. Наследный принц. А ты — всего лишь её муж, и она с тобой только из-за брачных клятв и потому что заперта здесь, а сама хочет быть с ним. А с тобой она — как птица в клетке: откроешь дверцу — и не поймаешь! Из-за неё сердце трепещет и болит, а она любит другого". Ревность? Да. Когда ты так одинок, это естественно.

Для Бай Лина приготовили богато убранную комнату. В ней было всё, что могло пригодиться в длительном плаванье. На отдельном столе находились грудой сложенные драгоценные свитки и ларец. Он не смог удержаться и открыл крышку. На самом верху лежал кружевной пояс из сиреневых и серебряных нитей, сплетённый руками Вилан. "Я хочу, чтобы ты осталась со мной навсегда". А что ты загадала, Ви?". Должно быть, быть с Даром.

"Я, Вилан из рода Тайри, клянусь тебе, Бай Лин из Дома Линь, любить тебя, беречь, заботиться, почитать и слушаться тебя во всем, быть тебе помощником во всех делах и всегда быть рядом — до моего последнего вздоха". Изменница. Отступница. Бессовестная лгунья.

Бай Лин закрыл глаза. Из-под ресниц выскользнули быстрые горячие слезинки.

Корабль ушёл на глубину. Издавна драконьи корабли строились таким образом, что легко могли плыть под водой и даже опускаться на дно. С одной стороны, пламенные драконы способны сами летать и не нуждаются в транспортных средствах. С другой, когда началось жесточайшее притеснение со стороны ледяных, летать стало совсем не безопасно, а находиться в воде без защиты пламенные не могли — вода гасит любой огонь. Тут-то и пришла идея сделать такой корабль, который мог бы сам передвигаться, но защитил бы всех на нём от воды.

Прижавшись лбом в холодному стеклу, какое-то время принц разглядывал подводный мир. Это было так захватывающе интересно, что ненадолго отвлекло от переживаний. Прежде он никогда не видел ни морской глади, ни того, что под ней.

Впрочем, вскоре к нему зашёл Сунь Чжао, которого явно что-то беспокоило. Поразительно, что он такой бесхитростный, — ничего не может скрыть, всё, абсолютно всё написано на лице.

— Повелитель, окажите милость!

— Какую? — удивился Бай Лин. Сунь Чжао ещё ни разу ни о чём его не просил за всё время службы.

— Прошу, поговорите с госпожой, — ночной дракон склонил голову, понимая, что просит, вероятно, слишком многого.

— А что с ней? — принимая равнодушный вид, спросил Бай Лин.

— Она... ругается и очень разгневана.

— Ругается? Значит, живая. Помощи не просит? Видимо, не нуждается.

— Повелитель, она сердится... на вас.

Принц поднял взгляд на неуверенно переминающегося Сунь Чжао. По губам скользнула невольная улыбка. Наконец-то новости о Вилан. Хоть какая-то её реакция.

— На меня? Неужто считает себя жертвой? Что, покои не подошли? А что это у тебя с рукавом? Чем-то в тебя швырнула?

Сунь Чжао поспешно отряхнул рукав, устремив смущённый взор в пол.

— Она не в меня... Просто брызги... — Сунь Чжао собрался с мыслями. Нужно наконец всё сказать. Владыка должен всё знать. Вдруг это поможет им поговорить и помириться. — Госпожа Вилан считает, что вы отдали приказ застрелить того человека и его людей. Что вы...

— Я отдал приказ?! — кровь бросилась в голову Бай Лину. Так Вилан не только не раскаялась в своём непотребном проведении, но ещё и его обвиняет в гнусности. Да ведь он мог бы и приказать. Совершенно сознательно. И её убить заодно. А ему даже в голову не пришло, он боялся, что её ранят или застрелят. Поразительно.

— И ещё госпожа объявила голодовку пять дней назад...

— И что теперь? Мне её с ложечки кормить? Не морочь мне голову! Или она будет есть, что дают, или сдохнет с голоду. Тогда и хоронить не придётся — море рядом.

Сунь Чжао кивнул, отдал честь и вышел, оставив своего господина дрожащим от ярости и горечи. Ужасны его слова. Ужасны её мысли о нём. Ужасно далеко остались дни, полные доверия и душевной близости. Всё перечеркнуто, всё в прошлом. Остался ли шанс что-то изменить?

— Госпожа Вилан, вы не правы, — Сунь Чжао решил сам попытаться исправить ситуацию, день ото дня становившуюся всё более катастрофичной. — Его высочество здесь не причём. Он вообще не произнёс ни слова в те минуты.

— Да ну! — Вилан трясло от гнева точно так же, как Бай Лина. — И что, кто-то взял на себя труд распорядиться за него?

— Да нет же! У одного из лучников сорвалась стрела. Остальные решили, что дан сигнал... Это была случайность. Наоборот, его высочество велел прекратить обстрел: он боялся за вас...

— Неважно. Последствия будут страшнее, чем одна моя смерть.

— Я был там! — дракон с удивлением смотрел на сильфиду. Ну какие оба упрямые! Почему просто не поговорить и не выяснить всё до конца? Почему не смирить гордыню?

— Спасибо за заступничество, Сунь Чжао, — Бай Лин решительно переступил через порог темницы Вилан и кивнул помощнику, указывая на выход. — За себя я всё скажу сам.

Какое-то время он стоял около открытой двери, размышляя, не зря ли пришёл. Нужно ли довериться его совету? Один раз уже доверился кому-то, и вот результат. Ночью оторвалось ещё несколько осколков, и с некой тайной радостью Бай Лин подумал, что, если истечёт кровью, то и всей этой бесполезной беспросветной жизни конец. Не повезло, он всё ещё жив.

Оставшись наедине с женщиной, которая по-прежнему оставалась его женой, но уже формально, Бай Лин старался придумать, что делать. Они ненавидят друг друга. Наверное, так лучше. Ему хотелось задушить её своими руками и остаться правым навеки. Никто его не осудит. С другой стороны, даже быть рядом с ней невыносимо, но так же невыносима мысль, что Вилан может исчезнуть, раствориться вдали, вернуться домой и забыть о нём. А забудет ли он о ней? На свете много женщин, разве он так безобразен и испорчен, что ни одна не полюбит? А что, если неправы они оба? Это не так страшно, если честно признать сам факт. "Ви...".

Вилан не сумела удержать слёз и шмыгнула носом. Бай Лин чуть не расхохотался. Надо же, не железная, как оказалось. А прикидывалась бесчувственной статуей. Он с наслаждением и жадным ликованием смотрел в её лицо.

Как ни странно, Вилан отошла гораздо быстрее, чем Бай Лин. У неё не было никаких причин не верить Сунь Чжао. Он честный и порядочный и лгать не умеет. И если говорит, что Бай Лин не собирался убивать Дара и стражу, значит, она слишком плохо думает о муже. До сих пор он не сделал ей ничего плохого. Даже сейчас. "Конечно, всё может стать ещё хуже. Но я хочу испытать свою судьбу до конца".

— А-Лин, эти стрелы могут обернуться войной.

"А-Лин? Да как она смеет!..".

— Надо было убить вас всех, — выплюнул Бай Лин. — Ты!.. Ты!..

Он не нашёл слов и повернулся, чтобы уйти. Вилан взяла его руку, но он выдернул её.

— Ты так меня ненавидишь?

— Очень сильно.

От этих слов она успокоилась. "Это не ненависть. Это обида. Ненависть зреет постепенно, а для обиды нужна всего секунда".

— Признайся честно: зачем тебе понадобилось выходить за меня, если ты любишь его, а он — тебя?

— Глупый! Я тебя́ люблю! Что непонятного?

— Расщедрилась!.. Всё ложь! Все твои слова — одна сплошная ложь! — зло выкрикнул он.

— Что ты такое говоришь!

Смех, полный затаённой боли и горечи на грани безумия. Этот смех ранит, как взмах кинжала, одним прикосновением оставляющего сочащиеся кровью следы на коже и в сердце и тяжесть бесплодных сожалений о невозвратном...

Вилан вздрогнула. Это она уже видела. Как грустно...

Они стояли друг против друга: лицом к лицу. Глаза в глаза. Одни полны ненависти, другие — сожаления.

— Ты меня любишь или нет? Скажи.

— Люблю? Тебя? Что ты о себе возомнила?!

— Если не любишь — отпусти.

— Отпустить?! Ты мне́ обещалась, забыла?

— Видимо, для тебя это всё же что-то значит.

— А для тебя, что, это был пустой звук?

— Нет, конечно, — сильфида аж попятилась от стремительно слетающего с катушек супруга. В его глазах, ставших тёмными и непрозрачными, играли рыжие огненные всполохи. Ещё пожара тут не хватало.

— Я всё равно всё узнаю. Рано или поздно.

— Конечно. Ты же такой умный! — раздражённо фыркнула Вилан.

— Вот именно. Облегчи себе жизнь. Признай вину и получи наказание.

— И не подумаю. Мне стыдиться нечего.

— Неужели? Вилан, не испытывай моё терпение на прочность, его и так почти не осталось. Ответь: ты раскаиваешься в том, что предала меня?

— В чём ты видишь предательство?

— Бесстыжая! Говорить о любви другому мужчине, а потом мне — это не предательство, по-твоему? И сейчас ты предаёшь снова — и его, и меня. Зачем скрываешь, что любишь его? Зачем врёшь? Без конца врёшь! Ты никогда не любила меня!

"Вот что для него самое ужасное", — с отстранённым удивлением догадалась Вилан.

Почти невероятным усилием воли юноша взял себя в руки.

— Спрашиваю в последний раз. Зачем я тебе понадобился? В чём расчёт? Говори. Может, если я пойму, то оставлю тебя в живых.

Вилан пожала плечами. Её настроение, напротив, быстро поднималось.

— Не скажу. А то ты решишь, что я прошу тебя о милости и снисхождении.

— А это так ужасно для тебя — попросить меня о милости и снисхождении? — тихо, почти обессиленно спросил Бай Лин. Гнев сам собой куда-то делся. Он так устал, что на него навалилось неожиданное ошеломляющее опустошение. Она просто смеётся над ним.

— Да ну! Ещё зазнаешься. Хотя ты пока не король.

Дверь за ним закрылась с таким ударом, что чуть не вылетела с другой стороны. В замке щёлкнул ключ. Вилан расхохоталась. Забившаяся в угол Дзин Жу смотрела на неё в таком ужасе, что Вилан захотелось затанцевать. Это ревность. Это просто ревность! Только... С ума сойти, какой силы... Но откуда он узнал, о чём они с Даром говорили? Неужели разговор был таким громким? И всё неправильно понял! Хоть бы спросил, что ли! Впрочем, если не знать, о чём действительно шла речь, вполне можно было принять их за влюблённых.

— Госпожа, вы всё сделали неправильно... И его высочество тоже.

Поздним вечером, освободившись от забот, Сунь Чжао пришел навестить госпожу. Вилан спала, отвернувшись к стене, её руки были по-прежнему крепко связаны. Дзин Жу, стоя совсем близко, рассказывала о сцене, свидетельницей которой невольно ей пришлось стать.

— Лучше бы меня тут не было, чем услышать всё это, — вздохнула девушка. — Его высочество был очень жесток. Госпожа, конечно, не грубила, но в конце тоже наговорила лишнего. Можно было бы и помолчать.

Ночной дракон тоже вздохнул.

— Повелитель терпит такую боль, чтобы вернуть свою суть и стать полноценным драконом... Только так он может взойти на трон на законных основаниях — явившись своему народу как Сакши... Ему сейчас нужны поддержка и понимание, а не ссоры.

— А что такого сделала госпожа Вилан? — Дзин Жу не смогла сдержать любопытства.

— Думаю, в её сердце другой мужчина.

Вилан проснулась, когда скрипнула дверь её комнаты. Лёжа на боку, лицом к стене, она не пошевелилась, не желая беседовать и отвечать на вопросы. Разумеется, она слышала всё, что было сказано. "Можно было бы и помолчать". Можно было. Можно было вообще ничего не говорить. Бай Лин приходил не для того, чтобы слушать, а чтобы самому выплеснуть дурное настроение. Пока он в таком состоянии, никакого разговора не получится. Что ж, она подождёт, спешить некуда. Вовсе не его верёвки и замки держат её здесь, а он сам. Если бы не надежда на примирение, Вилан хватило бы и замочной скважины или щели под дверью, чтобы освободиться. Но если уйти, сбежать, Бай Лин возненавидит её настолько, что, пожалуй, убьёт, если встретит в другой раз, и никогда не простит.

Он сказал, что не любит. Но разве тех, к кому безразличны, ненавидят? Разве стараются удержать, когда всё равно?

Было далеко за полночь, когда Бай Лину удалось забыться сном, опуститься на дно, будто привязали камень. Просто спать в непроглядной черноте. Ничего не видеть и не слышать. Перестать чувствовать. Перестать думать. Но даже здесь, в бездонной пропасти забытья, она. Никак не оставит в покое.

Лёжа на краю кровати, оставив пустующей сторону, где спала бы сейчас Ви, если бы не... Он услышал шорох одежды, гостья наклонилась, медленно прижалась губами его к губам, не торопясь отстраниться. Бай Лин невольно горячо ответил, обхватив её руками, лишь бы не уходила, не оставляла одного... Ему померещился её аромат. "Ты ничего не знаешь. Ничего обо мне́ не знаешь. Приходи, если захочешь узнать. Если не боишься...".

Принц резко открыл глаза, сел и осмотрелся. На губах так явственно ощущался след поцелуя... Никого. Дверь по-прежнему заперта на ключ. Воздух наполнен благовониями, но это не тот запах. Ничего. Просто почудилось. Она и в самом деле могла бы прийти, если бы он не сделал всё, чтобы не позволить ей этого. "Глупый! Я тебя́ люблю! Что непонятного?". Когда тебя любят... Как было бы хорошо, не будь того, другого, разговора:

" — Ответь честно: любишь?

— Люблю. А ты — любишь?

— Угу.

— Ты счастлив?

— Да...".

"Любовь — это когда кто-то тебе важнее и дороже всех, дорог, как никто больше. Ты можешь жить без него, но не хочешь...". Он сможет жить без неё. Кроме Вилан, есть так много всего. Теперь он свободен.

Какие-то несколько слов — и она потеряла для него всякую ценность. Возможно, она всегда была чужой и только на миг показалась своей, будто одной крови. Но почему, даже зная всё это, он смертельно боится открыть клетку и выпустить птицу?

Утро второго дня подводного пути застало принца в состоянии глубокого погружения в свою суть. Времени оставалось так мало, что он не решился снова лечь спать. Всю ночь Бай Лин старательно наращивал то одно крыло, то другое. Вчера это были даже не птичьи крылья, а стрекозьи. Маленькие, тонкие, слабые, не способные защитить его в бою. Стыд да и только. Ещё хорошо, что рядом никого не было, — позора не оберёшься.

Здесь, в комнате, на корабле, оборачиваться физически нельзя — корабль затонет. Наращивать крылья можно только духовными силами. Это занятие требовало полной концентрации внимания и хорошо отвлекало от "сердечного томления". В конце концов, сейчас не об этом, не это важно. С семейными проблемами как-нибудь потом. Потом он решит, что делать с Вилан. До чего дошло: "Если не любишь — отпусти!".

Бай Лин потряс головой и, выбросив из сознания мысли о ночной ссоре, снова сосредоточился на укреплении крыльев. Огненных крыльев. Собственно, они не для полетов нужны, а больше как боевое оружие. Змеевидное тело само скользит по воздуху, а крылья прикрывают его в бою. Но если их нет, то дракон уязвим, как воин без щита.

Глядя на золотой язычок свечи на столе, Бай Лин "говорил" с внутренним Пламенем, направляя его из всего тела в лёгкие и крылья, растягивая и расправляя пластичные огненные языки по всей длине и ширине своих крыльев, какими видел их внутренним зрением. Главное не позволять ему́ взять верх над собой. Иногда получалось так, что огонь брал верх, и его самого охватывало пламя, конечно, не причинявшее вреда носителю, но способное причинить вред окружающим. Тогда Бай Лин заставлял свой "голос" звучать сильнее и громче.

К концу третьих суток он почти падал от усталости, но крылья всё-таки стали такими, как надо. В конце концов, он позволил Пламени охватить всё его тело, сжигая боль и утомление. Одежду пришлось выбросить — она сгорела на нём. Но пребывание в Пламени принесло невероятное облегчение и наслаждение. После него и сон пришёл — спокойный, ласковый, исцеляющий.

Наутро явился Сунь Чжао.

— Повелитель, всплываем. Вы готовы к первому полёту?

— Да, — Бай Лин, тщательно скрывая неуверенность, поднялся со скамейки, собираясь выйти на палубу. — Пусть мне никто не мешает.

Но прежде чем он смог опробовать свои силы, Сунь Чжао остановил его:

— Повелитель! Прошу о милости.

Бай Лин обернулся, губы сами собой изогнулись в насмешливой улыбке. Он уже догадывался, о ком пойдёт речь.

— Говори.

— Позвольте госпоже Вилан выходить на палубу.

— Зачем? — искренне удивился принц.

— Она дух воздуха. Нельзя держать её в душном, непроветриваемом помещении!

Бай Лин хотел огрызнуться: ночной дракон слишком беспокоится о чужой жене. Неужто очарован? И откуда он знает столько о духах воздуха? Однако нашёл здравое зерно в словах советника. Вилан не заслуживает снисхождения. Но и труп ему ни к чему, никакой пользы от мёртвого тела нет.

— Ты так добр к ней, — ухмыльнулся он. — Скажи... Как бы ты поступил, если бы застал свою́ жену в чужих объятиях?

Сунь Чжао понял: владыке нужен совет. Сунь Чжао наблюдал за ними и сочувствовал, по совести говоря, обоим. И потому почтительно склонил голову и с готовностью проговорил:

— Я бы выслушал её. Дал бы ей возможность всё объяснить. И я бы поверил её словам, потому что любовь без доверия — это тюрьма для двоих.

— А что, если она грезит о другом и хочет быть с ним?

— Пусть сама мне скажет, с кем хочет остаться.

— А если солжёт? — Бай Лин буквально впился взглядом в Сунь Чжао, и тот поспешно снова потупился.

— Я всё равно бы поверил ей, потому что и сам хотел бы того же — доверия.

— Даже если она уйдёт навсегда?

— Право каждого уйти или остаться, если есть, ради чего. Если любящий не даёт любимому свободы и доверия, то это не любовь... — Сунь Чжао замолчал, словно споткнулся. — Ваше высочество... вы позволите госпоже выходить на палубу?

Принц задумался.

— Это её просьба или твоя?

— Моя, повелитель.

— Ладно. Смотри за ней — как бы чего не вытворила. Ко мне не подпускать.

— Есть.

На палубе не было ни души, кроме капитана. Мокрое дерево немного скользило под ногами, с мачты и парусов стекали струйки воды, которая с палубы при всплытии схлынула через отводные отверстия, пол был почти сухим, но в нескольких местах остались веточки водорослей. Бай Лин поднял одну — она была темно-зелёная, упругая и пахла остро и тревожно. Он вдохнул морской воздух. Вот он какой — запах свободы.

На этот раз Бай Лину удалось полностью перевоплотиться почти мгновенно, и он сразу приподнялся в воздухе, пока корабль не дал катастрофичную усадку. Он думал, что сразу рухнет обратно на палубу, но оказалось, что держаться в воздухе легко. Тело само совершало мягкие извивы, как будто змея ползла по земле. Великий змей наконец стал "на крыло".

Он оттолкнулся от воздушного потока понёсся вверх, чувствуя каждую свою клеточку, движение каждой чешуйки, каждого волоска на спине. Огненные крылья развернулись, как знамя. Золотой дракон обернул их вокруг себя, и они стали щитом. Сложил — и они исчезли из виду.

Бай Лин летел прямо в необъятную синеву. "Любовь... Как можно думать о таких пустяках, когда есть небо и ветер, и ты летишь, куда захочешь...". Корабль внизу казался не больше блюдца. Взгляд скользил по морской глади, по простору, на котором больше никого не было. Только море, небо, воздух и ты. А все земные шевеления не стоят даже секунды внимания. Они так мелки и ничтожны, по сравнению с мощью драконьего тела.

Набрав побольше воздуха, Бай Лин выпустил струю пламени. Оно было золотисто-белым и длиной в десять-пятнадцать метров. Это был неплохой результат.

Купаясь в воздушных потоках, подстраиваясь под них и позволяя нести себя, он случайно бросил взгляд сверху вниз. Там, на палубе, стояла фигурка и, запрокинув голову, смотрела на него. Бай Лин спланировал пониже. Вилан стояла, облокотившись о поручень. Руки, ещё крепко связанные верёвкой, повисли над водой. Наверняка ей жилось в таком положении крайне неудобно, но она молчала. Странно, отчего Дзин Жу не развязала свою госпожу сразу же? Наверное, они обе не решились ослушаться его приказа. Или это такой молчаливый вызов. Но она смотрела на него не отрываясь, и Бай Лину стало её жаль. Он шевельнул когтем, и верёвка, скользнув змейкой, упала в воду. "Если любящий не даёт любимому свободы и доверия, то это не любовь...". Кто сказал, что он, Бай Лин, её любит? Кто сказал, что у него есть к ней какие-то чувства? Чушь. Просто ей некуда отсюда сбежать, вот и всё.

Принц летал несколько часов, пока солнце не вошло в зенит. Потом он устал. Первый полёт получился более чем удачным. Он снова завис в полуметре над палубой, принимая обратно человеческий облик.

— Ваше высочество, вы великолепны, — Сунь Чжао низко склонился перед повелителем. — Теперь никто не усомнится...

Капитан тоже склонился со всем возможным почтением:

— Владыка!

Бай Лин устало и счастливо выдохнул. Это стоит долгих дней упорного совершенствования. Как можно было жить без важнейшей части себя? Всё равно что быть калекой. Собирая себя по кусочкам, он чувствовал, что может и больше.

— Как ты? В порядке? — Вилан, конечно, не удержала язык на привязи.

— Не твоё дело, — ровным, но беззлобным голосом отозвался Бай Лин, проходя мимо.

Закрывая дверь в свою каюту, он услышал, как Сунь Чжао предупреждает её о наложенном на неё запрете приближаться к повелителю. В ответ она удивилась: он, что, боится? "Боюсь? — фыркнул про себя юноша. — Да я тебя одним зубом перекушу!".

Вилан до позднего вечера пробыла на палубе. Никто её не беспокоил ни с хорошим, ни с плохим. Сунь Чжао зорко следил за этим. Он устал за день и мечтал лечь спать, но пока супруга его высочества находилась здесь, он не мог уйти.

Кутаясь в тёплое ханьфу, сильфида смотрела на небо, усыпанное крупными яркими звёздами. Вода была почти стоячая, и в ней отражалось небо. Оттого казалось, что корабль плывёт в ночных небесных просторах. Зрелище само по себе завораживающее. А на холоде и думалось лучше.

Вилан слушала ветер. Днём, едва её выпустили на воздух, она спросила эфир о том, что случилось с Даром и как теперь обстоят дела в Зелёных Холмах. Ветер принёс ответ несколько минут назад. Наследный принц альвов жив и даже почти здоров, но умолчать о происшедшем не удалось. Владыка Эллан разгневан, и только уговоры сына удержали его от объявления войны. Кому? А вот это вопрос. Бай Лин — сын императора Чунхуа, и за срыв планов короля альвов стоит поблагодарить Линь Чао. С другой стороны, Дара ранили именно люди Бай Лина, находившиеся в непосредственной близости от моря, а отнюдь не в столице. Так кому объявлять войну и куда присылать известие об этом?

Вилан вздохнула. Косвенно она в этом тоже виновата. Как бы король Эллан ни благоволил семье генерала Тайри, Вилан в Зелёных Холмах больше не рады. Король не рад — это точно. Стало быть, дорога в случае чего ей только в Небесную Гавань. Владыка Иннэй не так зол и даже пригласил их с Бай Лином. Впрочем, и с мужем теперь отношения хуже некуда. Хотя в жизни всё так меняется... Сегодня определенно наметились какие-то перемены в поведении Бай Лина: выпустил из заточения, развязал, не ругается, хотя и мириться не склонен... Но поговорить не пришёл. И так вчера поговорили, ничего не скажешь. Должно быть, Сунь Чжао выпросил для неё эти послабления. Настоящий друг. Впрочем, если вдруг Бай Лину придет в голову казнить её руками Сунь Чжао, подчинится тот приказу или ослушается? Хороший вопрос: верность кому в нём крепче — повелителю или совести?

Вилан подумала, что здорово рисковала вчера, явившись к А-Лину. Что, если бы он понял, что это не привиделось? Во сне он нуждается в ней больше, чем наяву. Надо быть осторожнее. Если он поймёт, что она приходила на самом деле... То что? Что он сделает? Хм, уже сделал — велел не приближаться к нему. Чем сильнее Вилан хотелось его видеть, тем больше становилось расстояние между ними.

— Госпожа Вилан, пойдёмте спать, — Сунь Чжао честно старался сохранять бодрость, но глаза у него заметно слипались.

Она кивнула и направилась в свою комнату. Чего он хочет, в самом деле? Чтобы она, Вилан, упала на колени и валялась в ногах? Или молчала и не подходила? А что это даст? Куда ни кинь, всюду клин. Да дай она тогда себе труд увидеть, чем всё обернётся, даже не вышла бы в тот день из шатра. Вот уж натворила... И ведь не хотела ничего такого.

Оказавшись в своей комнате, Вилан сбросила ханьфу. В замке повернулся ключ — она по-прежнему узница. Дзин Жу давно видела седьмой сон. Что же делать? По-хорошему, надо лечь спать. Завтра будет новый день. Ещё один день. И ничего не изменится. Нельзя оставаться в таком положении. И нельзя уйти. А что же можно-то?

Вилан решила ещё раз навестить мужа. Главное, не переборщить. Ни о чём важном не спрашивать. Чтобы эта встреча осталась на границе между сном и реальностью.

Она изменила свою плотность — превратилась в дымное тёмное облако. Ночью все кошки серы. Она только поглядит, что он делает. Наверное, уже спит. Можно просто посидеть рядом.

Вылетев в отверстие для ключа своей двери, Вилан просочилась сквозняком в щель между дверью и косяком в покои Бай Лина. Она ожидала, что там уже темно, но в комнате горело несколько свечей, и в зыбком полумраке она разглядела А-Лина. Он лежал на спине в кровати, сняв ханьфу и оставшись в верхнем платье, положив по привычке руки поверх одеяла. Вилан перелетела от двери к пустующему месту на кровати и уселась там, разглядывая чёткий строгий профиль принца. В первую секунду показалось, что он спит. Но Бай Лин смотрел прямо на нее.

— Ви... Значит, всё-таки сон...

Тонкие пальцы Бай Лина нежно, почти невесомо погладили руку Вилан.

— Почему всё так, Ви?

Что сказать? Что ответить? Вилан не знала и потому промолчала. Бай Лин взялся за концы газового шарфа Вилан и потянул к себе и, притянув, стал гладить её лицо.

— Не уходи...

Вилан чуть не заплакала, чудом сдержав слёзы. Ведь то же самое она хотела сказать ему. Но он не услышит. При свете дня он другой теперь. Глядя в его потемневшие непрозрачные глаза с зеркальным отблеском, Вилан только гадала: сколько будет продолжаться эта игра? А-Лин принимает это мгновение за сон, в котором она та, кем была для него до недавнего времени. А завтра снова будет ненавидеть её ту, кем она стала после. Какой абсурд. Какой бред. Он любит одну её половину и ненавидит другую.

Бай Лин осторожно уложил её на спину и лёг рядом, покрывая губы жены бережным поцелуями и страшась выпустить её из рук.

Обдумав то, что услышал, юноша пришёл к выводу, что Сунь Чжао прав. Он может только кричать, обвинять и угрожать, а задать действительно важные вопросы и выслушать ответы боится. Боится услышать, что не нужен, что Вилан жалеет его, жалеет обо всём и хочет быть со своим возлюбленным. И оттого Бай Лин малодушно прячется в моментах её нежности, когда может обнимать, целовать, вглядываться в глаза цвета ноябрьской воды. Этого достаточно — когда она просто рядом. И потому он обнимает и целует Ви и боится узнать правду у Вилан.

— Не уходи...

Слёзы всё-таки брызнули. Сколько же терпения потребуется, чтобы вернуть эту ситуацию в нормальное русло! Что ж, больше она не придёт. Пусть принимает её как есть, а не по частям. Через несколько минут Вилан растворилась, оставив в руках мужа пустоту и свой шарф. Она едва успела улечься спать в своей кровати, как щёлкнул дверной замок и вошёл его высочество собственной персоной, прямой, как тростинка. В руке Бай Лин держал подсвечник с зажжёной толстой восковой свечой. Пришлось притвориться спящей. Осмотрев свою пленницу, он покачал головой, невесело усмехнулся со словами "Это ведь была ты. Что же ты промолчала?" и вышел.

Вилан вздохнула: "А ты стал бы слушать?".

Пятое утро морского пути застало в небе троих: вместе со своим владыкой полетать отправились его советники. Бай Лин усложнил себе задачу: он не просто изучал просторы и ветра́, но делал это в "боевых" условиях. Су Лу и Сунь Чжао, изображая лютых ледяных драконов, "нападали" на него — сначала поодиночке, а потом оба сразу. Уворачиваясь от противников, закрываясь огненными крыльями и атакуя сам, принц исследовал скорость и маневренность своего нового тела.

Советники довольно переглядывались: Сакши осваивал азы в рекордные сроки. Никто быстрее его не смог бы достичь таких результатов при прочих равных условиях. Конечно, так и должно быть: золотые драконы императорской династии во много раз превосходят свой народ в плане духовного совершенствования и магической одарённости. Чтобы возродить силы драконов Юшэнга, повелитель обязан быть во всеоружии. Глядя на упорство принца, Сунь Чжао и Су Лу уже не сомневались, что наконец-то на трон взойдет истинный государь, а не самозванный наместник от ледяных.

— Какая сильная воля у его высочества, — воздал должное Су Лу.

— Прежний император был таким, — кивнул Сунь Чжао. — В нём говорит кровь.

Су Лу хотел было заметить, что правителем мужчину делает трон, а не кровь, и осёкся. Сколько таких сидело в тронном зале дворца в столице, и что? Один за другим сдыхали от обжорства, лени, разврата. Вот тебе и трон. Люди. Какой позор — пламенными драконами правят людишки, ставленники Ло Фэна.

Со стороны эти манёвры казались красивой игрой. Можно было бесконечно любоваться плавными изгибами сильного молодого тела Сакши, словно состоящего из жидкого золота, сверканием чешуи в лучах солнца, мягким мехом вокруг шипов на спине, грацией гибкого хвоста. Бай Лин надеялся, что этот наблюдатель действительно любуется, а не только наслаждается морским рассветом.

Он не успел ещё поговорить с Вилан. Не знал, что скажет ей. Но, пролетая каждый раз над палубой, он искал её взглядом и не находил. Должно быть, она ещё спит.

Как получилось, что они трое прозевали появление чужаков в облаках? Сунь Чжао первый заметил, как с корабля взлетают один за другим драконы-стражники, охранявшие "Золотые лилии". Все они разом окружили повелителя и развернулись навстречу ещё пока невидимому противнику.

Прямо из зарева вылетали ледяные драконы. Их было около десятка, и вёл их алый самец. Появление ледяных грозило огромной бедой, и не только им всем, но и Юшэнгу в целом. Бай Лин и прежде не чувствовал страха за себя, такой эмоции у него отродясь не бывало. Но когда он прикинул, что силы неравны и самая уязвимая сторона — корабль, тревога охватила его. Те, кто приплыл за ним, ещё не могут превращаться и им не подмога. Но страшнее всего то, что Ви там, внизу, заперта в своей комнате вместе с Дзин Жу. Она даже не сможет выбраться наверх. Хотя... как-то же она вчера приходила к нему? Впрочем, не время раздумывать.

Вожак ледяных завис в воздухе напротив компании пламенных.

— Что это у нас тут? Ребятня развлекается? — прогнусил он. Голос Алого прозвучал в сознании Бай Лина. Впервые принц услышал голос одного из тех, кто был с давних пор врагом Юшэнга и представлял кошмарную угрозу всем, кто там жил. — Детишки, вы не на своей территории. Проваливайте, пока целы, малышня! Домой, к мамочкам. Ну, живо!

Пламенные молчали. Какой смысл отвечать на пустое тявканье? Сила не в этом. Каждый понимал, что боя не избежать. Эта стая не должна уйти живой, потому что в таком случае, ледяные обязательно сообщат Ло Фэну, что видели обратившихся и летающих пламенных, а этот факт скрывался самым тщательным образом, и император ледяных пребывал в счастливом неведении, что кое-кто из "вырожденцев" вернул своё естество.

Алый, видимо, считал, что расправиться с пламенными — пара пустяков. До тех пор, пока не разглядел сияние золотой чешуи. Он давно жил на свете, и ему не требовалось отдельного разъяснения, что золотая шкура может принадлежать одним только Сакши. Так же как снежно-белая с алмазным искристым блеском — масть Ниши. Всего секунда понадобилась Алому, чтобы оценить обстановку и перспективы этой встречи. Оба вожака сделали одни и те же выводы в отношении друг друга.

— Убить! — скомандовал Алый.

— Прикрывайте корабль! — приказал Бай Лин.

Ледяные кинулись в бой без предупреждения. Их тела были другими: длинные шеи, толстые широкие бока, кожистые крылья, неповоротливые хвосты, уродливые морды с кривыми зубами-саблями. Они норовили сшибиться грудью со своими противниками, изломать их сокрушительными ударами крыльев и хвостов, разорвать глотки клыками, превратить дыханием в куски льда.

Гибкие пламенные выглядели гораздо более хрупкими и слабыми, по сравнению с мощными ледяными. Но кажущаяся слабость была лишь видимостью. Закрываясь огненными крыльями и выдыхая пламенные струи, подныривая под огромные туши и вцепляясь в уязвимые места, они были практически непобедимы.

Бай Лин схватился с Алым, который бросился на него первым. Он слегка не рассчитал скорости врага, и Алый, мотнув здоровенный башкой, почти оглушил его и отбросил далеко в сторону. Сделав кувырок и поднырнув под брюхо, Бай Лин выдохнул изо всех сил и опалил Алому поджатые лапы. В ответ тот выпустил из глотки морозное облако, сверкавшее ледяными стрелами, и только крылья спасли Бай Лина от позорной участи окончить жизнь в виде куска льда.

Трое синих, четверо чёрных и двое зелёных вихрем налетели на ночных драконов. Силы были откровенно неравны — на двое больше. Вдобавок ночные, кроме своей битвы, отгоняли ледяных от корабля, а те, кто столпились на палубе и не могли обратиться, осыпали напавших стрелами из луков.

— Госпожа! Госпожа! — Дзин Жу, наблюдавшая битву, через окно комнаты, не в состоянии паниковать одна, потрясла Вилан за плечи. — Госпожа, проснитесь! На нас напали!

Вилан еле открыла глаза. Последние слова и по-настоящему испуганный голос девушки заставил её поторопиться с пробуждением. Она кинулась к окну. В небе кипел бой. Настоящий бой. Снизу можно было увидеть немногое. Вилан нашла глазами Бай Лина, занятого сражением со здоровенным алым самцом. Сакши, вившегося вокруг Алого волчком, достать было не так-то просто, но она понимала: Бай Лин скоро выбьется из сил, он ещё так молод. Остальным ничуть не легче, ледяных слишком много. Им нужна помощь прямо сейчас. Она ни разу не сражалась на стороне драконов вообще, но разве они не заодно против захватчиков?

Не обращая внимания на вопли перепуганной служанки, Вилан взлетела. Вытолкнув оставленный в замке снаружи ключ, она вылетела в отверстие замочной скважины и понеслась наверх — вдоль лестницы, мимо стрелков, в небо. Один из двух зелёных, круживших вокруг корабля, увидел струю тёмного дыма. Он тоже был достаточно зрел, имел опыт сражения с сильфами и распознал одного из них. Правда, он в жизни не видел, чтобы сильфы сражались на стороне пламенных, однако прямо сейчас этот факт ничего не менял и не облегчал.

Вилан принялась кружить вокруг, дразня его и пытаясь оттащить от остальных. Свой меч она хранила внутри себя. Это куда удобнее, чем всё время таскать в руках и забывать где ни попадя. Энергия она энергия и есть, в любом состоянии. Мечом она полоснула по морде Зелёного. Шкура у него была как камень тверда, и меч, спружинив, отскочил. "Я из твоей шкуры плащ себе сделаю! — засмеялась она. — Ещё и на капюшон хватит!".

Зелёный дунул в сторону сильфиды, и она "закрылась" мечом. Не теряя времени, дракон отбросил её, боднув головой и, устремившись следом, щёлкнул зубами совсем рядом с её плечом. Удар чуть не вышиб из Вилан дух, она бессознательно увернулась. Махнув крылом, Зелёный почти сбил её в воду, но, ухватившись за него, Вилан взвилась вверх и оседлала толстую шею ящера. Перехватив свой клинок на манер кинжала, она ударила его в шею. Рёв обезумевшего от боли дракона едва не оглушил её, вдобавок лезвие меча застряло в ране, а оставить оружие сильфида не могла.

Зелёный, не разбирая направления, нёсся над водой. То взмывая вверх, то почти касаясь брюхом воды, он пытался сохранить хоть подобие равновесия и скинуть наглого сильфа. Вилан, сама чуть не свалившись, вытащила меч и ударила снова. Не соображая, что делает, Зелёный, перекувыркнувшись, рухнул в воду спиной вниз, достав чуть ли не до самого дна моря, и снова взмыл вверх. И тут Вилан, отплёвываясь, потеряла бдительность и сползла по шее вниз. Дракон, изогнувшись, схватил её зубами и сжал челюсти. Теряя сознание, Вилан ударила в третий раз — в грудь. Этот удар был куда слабее, чем два предыдущих, но его оказалось достаточно, чтобы, хрипя и разбрызгивая кровь, он распластал крылья и обрушился в море. Собрав остатки сил, борясь с накатившей слабостью, Вилан выкарабкалась из воды, взобралась на крылья мёртвой рептилии и, почти обратившись облаком, наконец ухнула в темноту беспамятства, успев только мысленно крикнуть: "На помощь!".

Бой кончился. Выжившим казалось, что уже вечер, тогда как не наступил и полдень. Сплотившись в безумном усилии воли, люди и пламенные сумели отразить смертельный натиск ледяных драконов. Один за другим тонули в морской глубине беспощадные враги, по мере сокращения их численности пламенные набрасывались на оставшихся уже по двое-трое. Ни о каком благородстве речь не шла, только о выживании. Рухнул в море испепелённый почти белым пламенем алый вожак, синие и чёрные исчезали в волнах, окрашивая воду темной кровью. Большой зелёный куда-то улетел, делая сумасшедшие выверты и кульбиты. Но больше всех вреда принёс молодой зелёный дракон, ещё подросток. Его истыкали стрелами, но он со всего размаху упал на корабль, и судно, не выдержав удара, развалилось.

По счастью, имелись четыре больших лодки, и в них набились все, кто остался в живых, — половина "очеловечившихся" драконов, до смерти уставшие пятеро стражников, включая Сунь Чжао и Су Лу, и их повелитель.

Потери были ужасны. Драконы до вечера кружили над местом сражения, ища оставшихся выживших среди обломков и не находя их. Пловцы отыскали Дзин Жу — куском доски бедной девушке пробило голову. Цзю, уцепившись зубами за фрагмент обшивки и отчаянно гребя лапами, сумела остаться на плаву, но и она была ранена. Её забрали в лодку. Отыскались кое-какие вещи, в том числе свадебная шкатулка.

Вилан не нашли. Ни живой, ни мёртвой. Сутки облетали драконы окрестные воды, ища жену повелителя. "Ищите, пока не найдёте!" — велел принц, и сам не прекращавший поисков. Но они ничего не дали.

В конце концов, Бай Лину пришлось принять решение. Его люди понимали отчаяние своего господина, но оставаться вечно в море нельзя. Отдохнув и набравшись сил, драконы забрали всех уцелевших, бросили лодки и полетели в сторону родных берегов.

"Ви, держись! Я найду тебя. Не сдавайся..." — твердил про себя золотой дракон, обращаясь к ней, далёкой и безответной.

P. S. "Золотистая хризантема символизирует дары первой и единственной любви — сладкие тёплые мгновения и грусть расставаний, боль потери и горечь разлук, драгоценные воспоминания и счастье встречи, безусловное доверие и преданность выбору сердца... Эти испытания самые болезненные, они могут превратить его в пепел, а могут вознести на невиданную высоту. Но без них жизнь такая жалкая...".