Заветное желание Гарри (джен)

Уже одиннадцать. Прошел аж целый час. Гарри сидит на алгебре и буравит взглядом круглые часы с белым циферблатом. Он ненавидит эти изящные стрелки ― длинную и покороче. Красная бегающая вызывает в нем меньше неприязни: все же она движется, а не делает вид, что время застыло.

Гарри не любит откладывать плохое на потом, но время его не слышит. Конечно, куда больше он хочет остановить все часы мира, чтобы отработка никогда не наступила. Но это намного сложнее, чем просто мысленно подгонять минуты, а он, увы, не волшебник. Хотя стать им тоже бы не отказался.

Вот бы он наворотил дел!

Для начала ― пожелал бы стать чуть более крепким, ну не с горой мышц конечно, но чтобы выглядеть приятнее, а не как тощий глист. Потом ― вернулся бы на пару часов и не нагрубил бы Снейпу. Нет… лучшее, что он мог бы сделать ― вернуться на два года назад и защитить Мариуса.

Как? Ну, хотя бы предупредить Снейпа об опасности. Он же тогда еще был другим. Может, он бы послушал Гарри-волшебника и не отпустил своего сына гулять одного.

Или сказать напрямую Мариусу, чтобы он не делал глупостей: сидел дома под елкой, ел свою праздничную индейку и не искал приключений на голову.

Гарри шумно вздыхает, но тут же выпрямляется и делает вид, что переписывает задание с доски. Но сосредоточиться не получается: мысли все время уплывают в сторону, время тянется словно силиконовый слизняк ― новая игрушка, которая недавно вошла в моду. Гарри прищурено смотрит на грузную пожилую преподавательницу, которая снует возле доски, и вместо нее ему видится другая фигура ― высокого худого мужчины, одетого во все черное. Он вспоминает самый первый урок по технике рисования ― тот самый, которого он с нетерпением ждал все два года, и вот, этот момент настал…

* * *

В тот день профессор Снейп ворвался в класс, как черный вихрь. Не глядя ни на кого, он схватил журнал и сквозь зубы, как будто его силой принудили преподавать, начал читать фамилии.

Когда список дошел до Гарри, профессор поднял на него черные горящие недобрым блеском глаза.

― А, Поттер, наша новая знаменитость, ― процедил он, как будто выплевывая каждое слово.

Гарри медленно поднялся. Ведь профессор, прервав перекличку, неожиданно начал опрашивать его по своему предмету ― сначала по учебнику, а потом далеко за его пределами. Поначалу Гарри уверенно отвечал ― он все лето читал эту книгу и даже делал зарисовки, как там было показано. Но шквал вопросов все несся и несся на него, не давая опомнится. Разболелась голова и начала нестерпимо кружиться. Оказывается, он так многого не знал… это ужасный позор.

Наиздевавшись вдоволь, Снейп подошел к нему вплотную. Лицо, которое раньше было символом невозмутимости, покоя и надежности, исказилось недоброй ухмылкой.

― Как видите, Поттер, слава ― это еще не все, ― сообщил он таким тоном, будто едва сдерживал рвущееся наружу торжество. ― Но не волнуйтесь, от звездной болезни я вас легко вылечу, ― пообещал он почти ласково. ― И на следующем конкурсе, если вы, конечно, пройдете отборочный этап, в чем я глубоко сомневаюсь, вы будете бороться наравне со всеми. И милое личико с умильными глазками, а также ваше сиротское прошлое вам больше не помогут.

Милое личико? Гарри сел и долгое время не мог сообразить, о чем говорил Снейп. Сколько себя помнил, его все время называли уродом, дохляком и все в таком духе. Но от профессора это звучало далеко не как комплимент. Он, что ли, тоже издевался над его внешностью?

И, кажется, он не знал: сиротское прошлое Гарри было его настоящим.

В тот день Снейп оставил его в покое, объясняя новую тему. Но на следующих занятиях он не упускал возможности подколоть Гарри, а то и вовсе сказать что-то ужасно обидное.

Когда на очередном занятии профессор объявил свободную тему, чтобы «полюбоваться на общий уровень неуспеваемости», Гарри нарисовал орла. Он видел похожий рисунок в книге с репродукциями картин известных художников, и постарался воспроизвести его по памяти. Ему очень понравилась гордая птица, ее красивые расправленные крылья и большой изогнутый клюв. Орел смотрел в небо и был готов вот-вот сорваться в воздух. Гарри так увлекся, что готов был полететь вслед за ним.

Профессор, проходя мимо, лишь мельком взглянул на его рисунок. Гарри выдохнул: кажется, на этот раз ему повезло. Но в ту же секунду услышал позади себя насмешливое:

― Ваша птица, Поттер, никогда не взлетит.

― Почему это? ― не выдержал Гарри и тут же зажал рукой рот. Вырвалось нечаянно, хотя он хорошо уяснил: со взрослыми лучше не спорить. Даже если они кажутся хорошими и милыми ― это может быть ох как обманчиво…

К тому же Снейп больше не был хорошим и милым.

Орел впечатлил всех ― это Гарри понял по восхищенному гулу, который прошел по классу, когда профессор резко развернулся, схватил рисунок и поднял его над головой.

― Кто назовет все ошибки, ― вкрадчиво начал он, ― тому прибавлю один балл к работе.

Галдеж резко стих. Гарри знал: в классе молчат не потому, что жалеют его, а потому что в его рисунке сложно найти хоть одну серьезную ошибку. Ничего особенного не бросалось в глаза, орел парил в воздухе, и Снейпу оставалось только признать, что он погорячился. Но куда там! Тот, видимо, раздосадованный тем, что никто не захотел критиковать рисунок Гарри, сам нашел целых шесть ошибок, которые выглядели совсем уж незначительными и надуманными, после чего с натяжкой поставил тройку.

Гарри тогда сдержался, хотя ему очень хотелось возмутиться и доказать, что Снейп неправ. После подумал, что у того наверное сегодня был плохой день, а на следующем уроке все будет иначе.

Но когда прошла неделя, ситуация повторилась. Потом снова и снова. Гарри осознавал, что профессор вел себя просто невыносимо, потому что не смирился со смертью Мариуса. И ему как будто было все равно, что его теперь никто не любит, что он испортил со всеми отношения, даже с самой директрисой. Снейп, судя по всему, не собирался ничего менять. Гарри его жалел, но никак не мог повлиять на то, что профессор теперь постоянно срывался на него и сделал его особой мишенью для насмешек.

Гарри терпел и не хамил в ответ ― целых три месяца. Он цепко держался за память о Мариусе и о том, хорошем и нормальном профессоре, который, казалось, лег в могилу рядом с сыном. А вместо себя прислал двойника ― жестокого, мелочного и несправедливого.

Но сегодня точка кипения достигла предела. Снейп особо изощренно измывался над эскизом, где Гарри изобразил… чайник. Самый обычный чайник ― простым карандашом. Профессор сначала поглумился над его формой, по его мнению, напоминавшую продавленную шляпу старой ведьмы. Потом прошелся по носику, который, как он сказал, выглядел как клюв горгульи. А про ручку сказал, что если кто-то на свое горе попробует взять такой чайник, то его пальцы неестественно выгнутся, и он на всю жизнь останется калекой.

Конечно, он нес полную чушь, но никто не смел спорить. Гарри почти привык, что за все три месяца Снейп не нашел ничего, ну абсолютно ничего, за что его можно похвалить. Он терпеливо ждал, пока тому надоест придумывать небылицы о его рисунке, но профессор сегодня был в ударе. Когда чайник был раскритикован в пух и прах, Снейп снова помянул пресловутый конкурс, потом плавно перешел на то, что Гарри спекулирует своим несчастным положением, чтобы получать высокие оценки у других преподавателей. Тут он тоже загнул, ведь по алгебре Гарри едва тянул на тройку ― вот не давалась она ему. В довершение всего профессор сказал, что не может поставить ему за эскиз даже «два», потому что ощущение, что эту работу рисовал тролль. А тролли, как известно, не люди, и оценок не заслуживают вообще.

Вот тут Гарри и сорвался.

Он не сказал ничего такого особенно хамского ― кажется. Вообще он плохо запомнил сам момент. И то, что все это несправедливо ― разве это не правда?

Любой одногруппник бы это подтвердил. Да только никто не станет этого делать. Нарываться на Снейпа ― себе дороже.

Теперь он старался не думать о грядущей отработке, хотя это было сложно.

И не думать о судьбе своего эскиза, который Снейп, разорвав на части, скомкал и с отвращением отбросил ― как это постоянно делали Дурсли.

* * *

Звенит звонок. Гарри вздрагивает от неожиданности: он совсем забыл о том, что сейчас алгебра, и полностью погрузился в мысли. Решив не сдавать пустой листок, где успел записать только первое задание с дробями, он просачивается к выходу и сливается с толпой одногруппников.

Вместо того чтобы сразу отправиться в кабинет истории искусств, Гарри сворачивает и поднимается на третий этаж. Там в укромном месте ютится тот самый мини-зал, увешанный картинами, где можно хорошо провести время в относительной тишине. Но как только Гарри заходит в длинный коридор, сразу же видит Снейпа, которого сложно не заметить среди снующих туда-сюда студентов ― его высокую тощую фигуру и черные волосы до плеч, как у художников со старинных портретов.

Гарри останавливается, замешкавшись. Он совсем не хочет попасться ему на глаза и услышать в свой адрес очередные колкости. К тому же это его и так сегодня ждет, зачем лишний раз нарываться? Нужно лишь ускориться и проскользнуть в левый поворот. Вряд ли профессор пойдет проверять, чего он там забыл. Да и рассматривать картины никто не запрещает, тем более ― на перерыве.

Пока Гарри разрабатывает план действий, Снейп приближается. Он уже довольно близко, чтобы можно было разглядеть его неестественно бледное осунувшееся лицо, пустой взгляд, направленный в никуда, опущенные плечи и согнутую шею, что едва ли напоминает его прежнюю гордую осанку. Он идет, а Гарри стоит, как будто его парализовало. Миг ― в его голове рождается план. Совсем другой план, который может его спасти… или еще глубже затолкать в яму.

Но попытаться стоит. Ведь Гарри еще никогда этого не делал, а значит ― говорить о поражении рано.

Он идет, нет ― бежит наперерез тому, кого все старательно обходят стороной.

― Профессор! Профессор Снейп! ― Гарри останавливается перед ним, задыхаясь, как будто пробежал стометровку на огромной скорости, хотя на самом деле сделал всего несколько быстрых шагов.

Тот останавливается с таким видом, будто увидел что-то очень неприятное. Ленивым жестом Снейп отодвигает рукав пиджака и подносит руку с часами к глазам.

― Ваша отработка начнется в пять, Поттер, ― скрипит он. ― Если вы хотите продемонстрировать небывалую пунктуальность, то шутка очень глупая, под стать вам.

Гарри проглатывает очередную обиду и набирает полную грудь воздуха.

― Профессор… простите меня, пожалуйста! ― выпаливает он скороговоркой, чтобы не передумать. ― Я тогда… просто не подумал. Я не должен был вам грубить.

― Конечно, не должны были. ― Снейп внимательно на него смотрит. Это оценивающий взгляд с прищуром, но хотя бы не такой, каким он обычно смотрит на Гарри ― как на мерзкую букашку.

― Вот поэтому я и пришел к вам сейчас, сэр, ― врет Гарри.

― Я принимаю ваши извинения, ― говорит профессор, все так же пристально глядя на него.

― Правда? ― Гарри так удивлен ответом, что не может сдержать восторга. ― Это значит, что…

― …что в пять вы придете на отработку без опозданий и впредь будете вести себя, как воспитанный человек, ― заканчивает за него Снейп.

― Но… я же извинился, ― восторженное настроение Гарри мигом исчезает.

― И я сказал, что принимаю извинения, ― тон голоса профессора становится раздражительным. ― Вы, наверное, не расслышали?

― Расслышал. ― Гарри опускает голову и привычно закусывает губу, но на этот раз что-то не помогает. Рот сам открывается и произносит:

― Но я не заслужил этой отработки, сэр!

― Вот как, ― у Снейпа взлетают брови. Миг ― и его взгляд становится ироничным. ― Как же легко вас раскусить, ― мелодичный бархатный тон слишком обманчив, поэтому Гарри весь напрягается, зная, что это недобрый знак. ― Выходит, извинения были фальшивыми, чтобы избежать наказания. А я, надо же, почти вам поверил…

Гарри набирается храбрости и сжимает руки в кулаки. Все равно уже терять нечего.

― Мой эскиз получился не хуже чем у остальных. ― Он смело глядит на профессора, желая себе ни за что не отвести и не опустить глаза. ― Я заслуживаю хотя бы тройку, а может и больше.

У Снейпа опасно сужаются глаза, а сам он наклоняется вперед, как будто плохо видит Гарри и хочет получше его рассмотреть.

― Остановитесь, молодой человек, пока не поздно, ― шипит он, раздувая ноздри. ― Вы еще не доросли, чтобы критиковать мои решения. Все, чего вы можете добиться ― что я вдруг перестану разбирать ваши каракули, а потом случайно завалю вас на экзамене. И вас отчислят за неуспеваемость. Как вам такой расклад?

― Мариусу бы это не понравилось, ― вырывается у Гарри прежде, чем он успевает подумать.

Профессор бледнеет. В коридоре со слабым освещением с неестественными тенями на лице, впалыми глазами, большим крючковатым носом он выглядит совсем больным. Гарри даже пугается его вида, а к страху примешивается жалость. Он бы все отдал, чтобы этого не говорить, не напоминать лишний раз. Ну зачем, зачем он это сделал!

― Вы ходите по тонкому льду. ― В глубине голоса профессора вибрирует еле слышная дрожь. ― Это самая гадкая и подлая манипуляция, какую вы только могли использовать против меня.

― Но ведь я не виноват в том, что случилось, ― тихо говорит Гарри.

Профессор вскидывается. Он берет себя в руки, и теперь его снова глаза горят тем самым недобрым огнем, который наводил ужас на всех, включая Гарри.

― Двойная отработка, Поттер, ― цедит он сквозь зубы. ― Мне жаль тратить на вас целых два часа, но… я сделаю так, что эту отработку вы запомните на всю жизнь. И это отобьет у вас охоту говорить мне подобные вещи.

С этими словами профессор разворачивается и уходит, ведь как раз звенит звонок, оповещая о начале следующих занятий. Гарри глядит ему вслед, едва справляясь с дрожью в ногах. В ушах звучат последние угрожающие слова ― они опутывают его, будто невидимыми цепями, и не дают пошевелиться.

Гарри нажил себе серьезного врага в этом чудесном месте, которое казалось ему раем. Он просто молодец, так держать, это ж и была его цель, правда?

Кажется, сегодняшний вечер пройдет незабываемо.