Змееловы из Парансана (гет)

Двадцать лет спустя

Будка пограничника стояла у самого склона. Кругом лежал снег, такой белый и искристый, что у Риви заслезился глаз. Наверху виднелись ёлки — злые, будто стражники, — верхушками подпирающие глянцевое голубое небо.

— Ну скажите, хорошо ведь у нас на севере-то, лейтенант? — пробасил пограничник. — Даже воздух другой. Не то что на юге вашем.

Окошко в будке было высоко, над макушкой Риви. Он мог видеть только кусок серого ханбока и волосатую руку, листающую его документы.

Поэтому и приходилось смотреть ниже — на росчерк огромных, продравших железо когтей, на стене будки.

Слева на снегу странным узором застыли брызги крови. Неизвестная птица с коротким криком бросилась в сугроб, вытащив трофей, по виду — кишки.

— На севере? Хорошо, — сказал Риви, задумчиво проводив птицу взглядом.

Из окна высунулась рука с документами. Риви кое-как удержал бумагу и сунул в нагрудный карман, где перекатывались два бутылька граппы.

— Только вот козлов у меня совсем нету, лейтенант. Пятерых наши вчера забрали, а троих, вон, сожрали, падлы. На козле бы вмиг до Парансана домчали.

— Я пешком, — процедил Риви, со злостью подумав про мокрые ноги и лысую армейскую куртку.

— Да уж я-то про вас слышал, лейтенант. — Вслед за рукой высунулась квадратная голова, и на Риви уставились глаза-щёлки. — Вам-то эти падлы не страшны. Вам-то до Парансана дойти — легче лёгкого.

— Как два пальца, — согласился Риви, подняв кверху криво заштопанную правую руку с чудом уцелевшими указательным и большим.

Пограничник замер, потом огладил концы усов, болтающиеся у самого подбородка, и загоготал.

«Похоже, у них так не говорят», — подумал Риви.

— Вы уж простите, лейтенант. Вы на северном так шпарите… Но акцент и словечки эти ваши… Будто всё детство в Шэне со шпаной провели. И глаза ещё. В смысле… глаз… В смысле, глаза…

— Узковаты? Маловаты?

— Ну. И волосы… Как такой цвет на юге называется — ржавый?

— Марроне-россо, говорят в Реджо.

— Длинные бы вам, лейтенант, да почернее. И будете прям типичный северянин, — закивал пограничник, уверенный, что делает комплимент.

— Дед с севера был, в него пошёл, — выдал Риви годами отработанное враньё.

Хотя, может, и не враньё. Поди разбери, с кем там мать переспала. Оставляя семилетнего сына у ворот военной школы, она как-то забыла поговорить об их славной родословной.

— Так значит, в Парансан — на родину деда?

Вот же привязался.

— Именно. Помолиться за предков в храме земного пророка Донсу, — смиренно произнёс Риви, задрав голову к небу. Хитрая птица сидела на ёлке и пожёвывала кишки.

— Дело благое, лейтенант. У нас тут края суровые, но честные. А уж лучше нашего командира нигде нет — хоть на севере, хоть на юге.

При упоминании командира Риви оживился.

— Скажите, а командир — с юга ведь? — спросил он будто невзначай. — Как там его фамилия…

— Фрост? Ну, история долгая.

— А то, что он остановил нападение на город — правда? — перебил Риви.

— Абсолютная, лейтенант, — усатый пограничник заулыбался. — А то мне не знать.

«Любопытно, любопытно», — подумал Риви. Может, командиру с южной фамилией будет плевать на такую ерунду, как съеденные пальцы и убитое змеиным ядом зрение?

Риви кивнул на прощание и направился по заснеженной дорожке вверх, в гору.

— Стойте, лейтенант.

— А?

— Вы это, потише. Наши ночью их отпугнули. Но земля-то до сих пор дрожит, раз в час примерно, нехорошо. Да хранят вас земные пророки.

— Аминь, — хмыкнул Риви, и пограничник удивлённо моргнул.

Похоже, и это на севере не говорят. Что за люди.

Солнце потихоньку начинало подпекать. Воздух тут и правда был другой — звенящий, горький, как стопка ледяной граппы в жару. Утопая сапогами в снегу, Риви поднимался выше и выше. Наконец впереди показалась очередная гора, а под ней дома, сдавленные обручем городской стены.

«Сан» — «гора», так говорят северяне. «Парансан» — «синяя гора».

— Ни черта не синяя, серая, — сказал сам себе Риви, отдышавшись.

Голос в абсолютной тишине прозвучал странно и гулко. От ветра вздрогнули острые ёлочные верхушки, скрипнул под ногами снег.

— Серая гора! — закричал Риви.

— Ра, — ответило эхо.

— Ха, — сказал Риви.

И, поддавшись порыву, загорланил народную песню, что любили в его деревне. Мотив Риви не помнил, слов — тоже, поэтому пел как придётся:

— Счастье! За руки держась, далеко идти! Счастье! Счастье!

— Частье, частье, — подпевало эхо.

Вдруг земля дрогнула и замерла. Потом ещё раз дрогнула и ещё раз замерла. Откуда-то сверху посыпались мелкие камешки, качнулись туда-сюда ёлки и вновь стало тихо. Риви бросил петь, прислушался. Пронесло будто бы.

Но нет. Слева в скалах, меж деревьев и снега, показалось пятнистое тело твари. Двигалась она быстро, быстрее, чем те, что на юге, и уже через десять секунд стояла перед Риви на задних лапах, показывая два ряда ядовитых зубов и синий раздвоенный язык. Эта была здоровая — в три человеческих роста — в то время как южные едва доходили до двух.

Риви выхватил кинжал из-за пояса, сделал шаг назад и тут же потерял равновесие — тварь выгнула спину и выбила оружие у него из рук — легко, будто тонкую ветку. Разверзлась громадная пасть, способная поглотить хоть человека, хоть целую корову.

Раздвоенный язык сомкнулся вокруг грудной клетки Риви. Он знал: начнешь дёргаться — задушит, а потом сожрёт. Нужно дождаться, пока хватка чуть ослабнет — и резко выпрыгнуть в сугроб, — так, может, и не сдохнешь.

Риви пригнул голову у клыков, попытался освободить руку — не смог. Хватка жилистого языка не ослабевала, красное горло твари было всё ближе.

Грудь сдавливало сильнее, запах тухлятины проникал в ноздри. А может, и сдохну, подумал Риви и удивился, что эта мысль не вызвала ни ужаса, ни сожалений.

Вдруг рядом мелькнуло светлое пятно, блеснуло лезвие, и дышать стало легче. Всё обрело резкость: Риви увидел человека в белом, вооружённого топором. Лицо его было скрыто капюшоном и маской, тоже белыми, так, что сверкали одни глаза.

Человек был невысок, едва ли намного выше самого Риви: в пасти он мог выпрямиться почти в полный рост.

Быстрым движением он перерубил кольцо языка и, не дав Риви опомниться, вытолкнул его в щель между зубами наружу.

Челюсти твари сомкнулись, не оставив незнакомцу шанса на спасение.

Риви упал спиной в снег, в поясницу вонзились мелкие камешки. Тут же нашарил кинжал. Вскочил, готовясь метнуть его твари в сердце.

— Не смей! — рыкнул кто-то над ухом.

В этот момент тварь сделала пару неуверенных шагов на задних лапах и взревела от боли. Риви не поверил собственному глазу: из живота у неё, разрывая пятнистую чешую, торчало лезвие топора. За ним показалась рука, потом — голова в капюшоне, а еще через секунду белый человек вывалился из вспоротого желудка, весь в крови и слизи.

Тварь рухнула мёртвой кучей.

Белый человек стоял на коленях, отплевываясь и пытаясь — тщетно — оттереть снегом лезвие топора.

Воняло просто нестерпимо.

— Капитан? В порядке? — тот, кто кричал Риви «не смей», парень с забранными в хвост волосами, погладил белого человека по плечу.

— Чёрт, — процедил он в ответ и стащил с левой руки перчатку, забрызгав снег жёлтыми каплями. Дёрнул вниз маску, сдвинул капюшон на затылок, высвободил длинные чёрные волосы и резко повернулся к Риви.

Тот замер, удивлённо уставившись на обветренные губы, мазки румянца цвета зреющей вишни, загнутые ресницы и короткий шрамик на подбородке — вероятно, след змеиного когтя.

— Надеюсь, у вас был веский повод меня испачкать, — произнесла она.

Да, она — и в этом не было никаких сомнений.

— Это не я, — сипнул Риви. Кинжал в руках почему-то стал ощутимо тяжелее.

— Не вы орали на всю округу?

— Я.

— И?

— И, — повторил Риви, удивившись, как глухо прозвучал собственный голос. — Не я вас испачкал. Вас испачкала змея, а не…

— Отставить.

Она подошла к Риви вплотную — будто специально, чтобы тот ощутил побольше змеиной вони — и наклонила голову вбок. От внимательных глаз — больших, тёмных, под которыми залегли полукруги бессонницы, не укрылось ничего: ни нашивка погранслужбы — стоящий на задних лапах мангуст — ни то, что на обе руки у Риви приходилось всего пять пальцев, ни веснушки на носу, ни мёртвый, смотрящий в пустоту левый зрачок.

— Из Реджо, значит.

Это был не вопрос. Риви тупо молчал.

— Так из Реджо? — повторила она.

— А. Да. Я там служил. Я был…

— Надзирателем в тюрьме, — подал голос её патлатый спутник, и она встретила реплику короткой усмешкой.

Риви разозлился: этот вообще чего лезет.

— Где ещё южный погранец научится говорить, как шэньский барыга. — Она протянула руку, но вместо приветствия с наслаждением вытерла ладонь о край армейской куртки Риви. — И орать, как конченый идиот. Вы правда хотели, чтобы змея выпотрошила вас? Или просто надрались?

Учуяла, значит, несмотря на змеиную вонь.

— Холодно у вас, — процедил Риви. — Если бы граппу не взял, точно бы умер.

— Вы бы и так умерли.

— Что с ним делать? — спросил патлатый.

— Доведём до города. Если заорёт, заткнём рот его же курткой.

— Есть, капитан Фрост.

— Вы капитан Фрост? — удивился Риви.

— Капитан Акира Фрост, командир погранотряда Парансана. Будем знакомиться и ждать новую змею? Или уже пойдём?

Капитан Фрост и её спутник направились вглубь леса мимо ёлок, и Риви последовал за ними.