Я не Поттер Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Он мчался вниз по лестницам, не дожидаясь, пока те состыкуются. По обе стороны его пути выстроились безмолвные мертвые. Их бледные лица были повернуты в сторону убегающего, и костлявые пальцы указывали вперед, в темноту, будто помогая преследователю не сбиться с пути. Вскоре он уловил вдали знакомые слова: «Слизеринцы лучше всех!» — и понял, что портрет рыжей дамы пропустил в подземелья того, кого Невилл так отчаянно стремился поймать.

И вдруг всё изменилось. Он оказался в тускло освещенной гостиной с тяжелыми гобеленами на стенах. Его рука тянулась к горлу парня, сидящего на зеленом диване спиной к нему. Шаг, еще шаг, и вот его пальцы касаются теплой шеи. Но неожиданно парень оборачивается, и перед ним оказывается не юноша, а совсем маленький ребенок — младенец, еще не научившийся говорить. Убивать его нет смысла: из шеи малыша зияет страшная сквозная дыра, сквозь которую видны языки пламени из камина.

В этот момент Невилл каждый раз просыпался в холодном поту, так и не находя в себе сил досмотреть кошмар до конца. Собственно, для того чтобы увидеть этот сон, засыпать было необязательно: стоило лишь закрыть глаза, и видение вновь начинало прокручиваться, словно зацикленная колдография.

Он гнался за призраком их общей свободы — Гарольдом Снейпом, укравшим у них жизнь, будущее и любовь. Но догнать его он не мог. Слишком поздно они осознали, какую роль сын декана сыграл в судьбе всего мира, порабощенного Пожирателями в поразительно короткие сроки.

Иногда Невилл сомневался, понимал ли сам Гарри, насколько важным орудием он был в руках всепоглощающей тьмы. Насколько искусно зло сплело свою паутину, в которой недоброму мальчишке была уготована главная роль. Казалось, все нити судьбы сошлись воедино там, где погибли его родители, и началось мрачное представление. Кто же отправил в их мир Томаса Риддла и Гарольда Снейпа? Зачем? Чтобы вновь разжечь бесконечные войны? Или чтобы Снейп-старший в итоге возглавил школу?

— Да чтоб тебя! — выругался Невилл, поморщившись от боли.

Он осторожно поправил рукой больную ногу, стараясь поставить её прямо. После ранения она не слушалась и усыхала, словно пораженная инфекцией ветвь дерева. Невилл почти сдался, осознав, что больше не станет бойцом. Ирония в том, что наследник Волдеморта, возможно, даже не понял, в кого попал своим поразительно мощным заклятием.

Битва возле Норы скорее напоминала стычку, чем настоящее сражение. А для Гарри, казалось, и вовсе стала простым развлечением. Невилл удивлялся: как такая крупная шишка, как он, вообще могла оказаться там? Искали давно сбежавшего из Азкабана старшего Уизли, но по чьей-то наводке наткнулись лишь на молодого аврора. Его казнили прямо там, под яблоней во дворе.

Узнать Невилла Долгопупса, некогда школьного увальня и давнего недруга Гарри, сейчас было практически невозможно. Он не просто изменился — он стал бледной тенью самого себя. Сгорбленный, коротко стриженный, худой и неприметный, в брюках со стрелкой и неизменной белой рубашке под тонким свитером. Его некогда круглое лицо обрело болезненную худобу: обвисшие щеки, вечно небритая кожа и глаза, в которых не осталось прежней искры — лишь выцветшая, тусклая серость.

Часто в его мыслях всплывали события тех дней, когда они стояли спиной к спине с Гарри, связанные заклинанием Волдеморта. А он послушно играл свою роль, будучи еще совсем несмышлёным. Вспоминал мельчайшие детали беззаботного детства. От такой мелочи как испуг Гарри на юбилее Безголового Ника, где к ним подлетела Плакса Миртл, и до нападения Люпина на первокурсницу, где их разыграли, как последних простаков. Мыслями они дотянулись даже до тролля и не сговариваясь засмеялись, осознав кто именно был героем и спас девчонку в пресловутом туалете.

— Ну уж точно не Гарри! — хохотал Симус. — Хорек! Хорек оказался настоящим героем! Ты можешь себе такое представить?! Грязнокровку спас!

Невилл смеялся:

— Нет, но я представляю, как он умолял Снейпа не рассказывать никому, что Малфой герой!

— Гермиону! — не к месту выкрикнул Финниган.

Смех постепенно стих, а молодые люди замолкли, уставившись в кружки с чаем, заваренным заботливой Молли. Этими кружками могли пользоваться и Гермиона, и Гарри. Мысли о прошлом стали слишком тяжёлыми, и Невилл, передернув плечами, отставил свою в сторону.

В наши дни мужчина уже почти не веселился, и Ханна часто жаловалась Флер и Молли, что не узнает мужа.

— Давай, — сказал он женщине с зелёной прядью в волосах, протянув руку. — Покажи.

Тонкс поднялась из-за массивного обеденного стола. Она по-прежнему не имела права использовать свою палочку за пределами очерченных Министерством границ. Молча вытащила из кармана колдографию и вложила в его ладонь.

— Смотри! — воскликнула она с ноткой торжества в голосе.

На колдографии был запечатлён худенький, но довольно симпатичный ребёнок. Он цеплялся за юбку матери, стараясь вытереть о неё нос, пока та о чём-то оживлённо беседовала с кем-то у выхода из больницы. Лица женщины видно не было.

— Ну и что, Тонкс? Стихийные выбросы магии могут быть очень сильными, — он поднес колдографию ближе к глазам. — У него что, лицо в крови?

Женщина раздраженно махнула рукой в пространство.

— Зуб выбил, четвертый, — сказала она и села в соседнее с Невиллом кресло. — Ты внимательнее смотри!

— Четвертый зуб, — пробормотал Невилл. — Да он просто ловкач…

Тонкс проигнорировала его сарказм, терпеливо ожидая, пока он заметит главное.

Наконец он всё же разглядел часть метки и узнал эти руки, разрушившие его жизнь задолго до Гарри. После чего сцепил зубы и разозлился.

— Ты могла бы начать с этого. Нам одного театрала хватило, — буркнул он, едва скрывая раздражение. — Стоило назвать её имя, Нимфадора.

Тонкс смутилась под его укоряющим взглядом, вспомнив, какую роль мать с колдографии сыграла в судьбе Долгопупсов.

— Прости...

Невилл вновь посмотрел на ребенка и заметил:

— Ему пять, не больше?

— Скоро шесть.

— Мелкий дрыщ, — заключил он. — Что, голодает? Это точно тот самый?

Вопросы не требовали ответов. Оба прекрасно знали, о чём шла речь. О приёме в Министерстве, где Волдеморт чуть ли не целовал младенца — того самого, который, по слухам, был сыном декана зелёного факультета.

— Невилл, да! Это их сын! — Тонкс почти кричала, её голос дрожал. — И прекрати быть таким скептиком. Он не игрушки заставил ходить, а создал живых существ усилием воли. Это не стихийная магия, пойми. Она слишком... осознанная.

Слушатель возвел глаза к небу, призывая высшие силы остановить эту истерику, так похожую на все остальные. Раз в месяц Тонкс являлась домой именно в таком состоянии — возбуждённая, взвинченная и с горящими глазами. Она начинала горячо доказывать, что нашла то, что искала. И от волнения даже не могла удержать на месте внешность примерной матроны, вновь превращаясь в высохшую от горя ведьму, мечтавшую только об одном — мстить. Пусть даже и не понимала, каким образом, ведь не имела ни сил, ни возможностей.

Последнее особенно беспокоило, учитывая скольких усилий им стоило скрывать Тонкс, так и не сумевшую отказаться от совсем уж открытой борьбы и оставшуюся вне закона. Спустя пять лет смертей и разорения, Волдеморт объявил, что тем, кто год не будет замечен в атаках, позволят вернуться к жизни с ограничениями. Кто-то схитрил, кто-то смирился, но Тонкс не опустила рук и с остатками аврората принялась с остервенением, достойным лучшего применения, нападать на всё и всех, на ком была змеиная метка. Невилл до сих пор понять не может — почтовый дирижабль чем ей не угодил?!

— И Беллатрикс… она угрожала нам смертью! Она чего-то боялась!

— Ладно, Тонкс, подожди... — Невилл поднял руку в примирительном жесте, стараясь успокоить её.

Ему самому пришлось устроить Тонкс в больницу Святого Мунго, задействовав все свои связи. Метаморфа, чья внешность давно уже утратила узнаваемость, оформили санитаркой под видом трудоустройства нечистокровных. Это было частью новой промо-кампании, запущенной в честь реформ Темного Лорда.

Они знали главное: Гарри ещё в юности разделил свою душу, спрятав её части в живых людях. Эти "сосуды" не могли быть уничтожены обычным способом — их защита была столь же прочной, сколь изощрённой. Новость о том, что носителями осколков оказались дети, принес их шпион.

До сих пор никто из авроров прошлых лет не понимает — какого книзла они все доверились Чжоу Чанг? И что ею двигало?

Ещё до женитьбы на Ханне он клялся Чжоу в чувствах, которые, казалось, будут вечными. Но передумал. Его утомили постоянные прятки, ведь встречаться вне стен школы она просто боялась. Пара рассталась, и Чжоу не осталась довольна таким поворотом событий.

Ради него она обманывала свою мать — чистокровную волшебницу, прекрасно устроившуюся при новом режиме. Та занимала высокий пост в реорганизованном казначействе Темного Лорда и могла спокойно общаться с влиятельными фигурами, такими как Драко Малфой, не говоря уже о менее значительных клерках.

По просьбе Невилла Чжоу исправно доставала из дома документы, приказы, записки — всё, что могло быть полезным. Именно от неё отряд Даблдора, те из них, кто смог выжить во время обучения, узнали удивительную вещь — Гарри обходит единственного друга детства десятой дорогой. И если Малфой в Лондоне — младший Снейп, вероятно, где-то в Австралии.

Насколько сильно Чжоу была недовольна их разрывом, Невилл понял лишь спустя годы. Она разругалась с матерью, заподозрившей неладное, и сбежала в Паучий переулок. Несколько месяцев Чжоу почти не покидала своей новой квартиры, а в конце концов, будто в знак протеста, тайно вышла замуж за магла.

Однако скрыть это событие оказалось невозможно. На следующий же день сработал новый защитный механизм «антисквиб», едва утверждённый Министерством, а вскоре им же и отмененный.

Утром после скромной свадьбы Чжоу почувствовала себя плохо. Часом позже сова принесла ей контракт, для подписания которого её согласие уже не требовалось. На дорогом пергаменте, принадлежащем отделу «Размножения нечистокровных», изящным почерком Джиневры Уизли — начальницы этого отдела — было изложено следующее: семья, где один из супругов пришлый магл, не сможет иметь детей, пока их магия не будет связана или они не покинут мир волшебства.

Чжоу быстро пришла в себя. Она развелась, помирилась с матерью и приняла правила новой жизни. Но кто вернул бы ей ребёнка, которого она тогда носила под сердцем?

Узнав, что младшая Уизли ждет первенца, юная мстительница вложила в голову Невилла страшные вещи.

И в своём неуемном желании «проверить» хотя бы известных детей из близкого круга приспешников Волдеморта, они совершали набеги на них в самых разных уголках магической Англии, пытаясь похитить их отпрысков хоть на минуту.

Однажды особо пустоголовые, неизвестно по чьему распоряжению, объединились и совершили несусветную глупость — напали на дом Джиневры Гойл, расположившийся в уютной зеленой долине Кривз Крик, по соседству с домами других Пожирателей. Само собой — их всех убили, а на помощь боевому товарищу мгновенно явились все до одного соседи и пол министерства, появился даже полуголый Гарри в одних пижамных штанах.

Но в огне короткого сражения случилось страшное — был смертельно ранен младенец, первый сын Джинни. Её животный крик безграничного ужаса Невилл слышал издалека, но забыть его невозможно. Тогда он спешил остановить придурков, слишком поздно узнав о задуманном, и опоздал. По крайней мере думал, что опоздал. Как он вскоре после события понял — Тонкс не просто поздно его предупредила, она предупредила его так, чтобы он никогда не успел.

В итоге Чжоу узнала, что её обман раскрыт и предпочла спрятаться где-то во Франции. Ведь никаких крестражей ни в ком не нашли и Долгопупс отчетливо понял, что даже Гарольд Северус Снейп не додумался бы до такого.

— Да не успокаивай меня, Невилл! — сказала Тонкс. — Я всё помню!

Мужчина и не собирался её успокаивать. За годы он привык относиться к её словам, как и к ней самой, с настороженностью.

— Мы ждали его воплощения годы…

— И не дождались! — перебила женщина.

— Я хотел предложить еще подождать.

— Невилл, я готова ждать, но мы не вчера родились. Если он не воплотился сразу после смерти, значит, растёт где-то прямо сейчас!

Долгопупс и его друзья консультировались с лучшими магами планеты, проникали на другой уровень бытия, искали в мире мертвых и живых. Ничего.

И это «ничего» по мнению авторитетных магов Англии, Болгарии, Франции и еще десятка стран, означало, что Гарри Снейп пугающе жив. Где он может быть? Чье тело заражено его поганой душой?

Сын Беллатрикс был не только труднодоступным, но и слишком очевидным вариантом. Поэтому на нем не акцентировали внимания, а Тонкс было поручено проверять на силу стихийной магии всех детей, рожденных в тот год. Неважно, оказалась бы находка крестражем или целой душой — их следовало уничтожить. Невилл досконально выучил свой горький урок и понимал, что чем старше новое тело Гарольда, тем сложнее будет решить эту проблему.

Поэтому в этот раз красочный рассказ о сопливом беззубом мальчишке, создающим вполне себе зубастых животных, слегка взволновал и его.

— Нам необходимо собрание, — сказал он твердо. — Созывай всех, кого сможешь.

* * *

Маги, потихоньку заполнявшие дом дедушки Элджи, того самого, что когда-то подарил Невиллу жабу, не состояли ни в какой организации. Их немного объединяло общее прошлое и крепко связывало желание жить. Они больше никак себя не называли — ведь это в школе им позволяли играть в борьбу, но за её стенами за подобную смелость отряды Лорда убивали смельчаков без раздумий, одним движением палочки.

Тем не менее побеждённые воины света не хотели мириться со своим поражением. Англия, тонущая в деньгах и пороках, не устраивала отважных людей.

— А ну дай лапу, старый хрыч! — радостно заорал Симус и схватил за руку пожилого мужчину с усиками над верхней губой.

Люпин заулыбался, поднялся со старого продавленного дивана непонятной расцветки, молча обнял мужчину, похлопав по спине, и сделал шаг назад, оценивая внешность ирландца.

— У меня испортилось зрение, или ты становишься больше?!

Симус засмеялся и согнул руку, демонстрируя мышцы.

— Я готовлюсь, Ремус. А ты?

Люпин вновь повалился на диван, подняв вокруг себя клубы пыли, и добродушно отмахнулся от весельчака, всегда готового ко встрече со злом.

— Конечно, ревматизм лечу! — сказал он и сдавленно засмеялся.

В деревянном покосившемся доме в два этажа, где мебель рассыпалась от неосторожного чиха, яркий свет зажечь не могли. Дом охраняла сотня заклятий, и со стороны, как ему и полагается, строение на краю маленького магловского городка выглядело нежилым. Но никто уже не верил в волшебство так, как это было раньше. Ведь в их мире жил маг, способный создавать собственные магические законы и легко ломать все остальные. Или всё-таки не один?

Даже в тусклом свете свечей оборотень различал на знакомых лицах воодушевление. Его раздражало всё — и лица, и воодушевление, и даже атмосфера таинственности.

— Ремус, подать вам чая? — спросила Ханна гостя. — Вы дрожите!

Худая и плоская, как доска, супруга хозяина дома нависла над оборотнем. Ответить он не успел — со стула напротив раздался надсадный кашель, и Ремус нарочито приветливо подмигнул грифиндорцу, издавшему его.

— Дорогая, у нас вон гость в пижаме надрывается. Я думаю, ему нужнее.

Женщина всплеснула руками.

— Дин! — заорала она на однокурсника. — Ты опять!

Раздетый и босой Дин Томас опять сбежал от семьи в заброшенный дом через улицу, чтобы уже там нырнуть в полуисправный камин с зашифрованной сетью. Главный борец, ещё недавно сбегавший из Хогвартса только чтобы примкнуть к аврорам, в какой-то момент решил остепениться, обзавестись семьёй с чистокровной волшебницей и получил от Джиневры разрешение на родительство.

И сейчас перед Ремусом сидел не сын, желавший отомстить Пожирателям за родного отца, а упитанный отец семейства в синей шёлковой пижаме, заботящийся о благополучии дочери куда больше, чем о высоких материях. Мысленно его бывший учитель поставил галочку напротив пункта: напомнить Невиллу больше Дина не приглашать.

Впрочем, и Ремус боялся за сына, поэтому они с Тонкс много лет назад отдали Тедди на домашнее воспитание Виктору Краму, чтобы даже имени его не было на слуху у тех, кто способен причинить мальчику вред. Сейчас он не Тедди Люпин, а Тодеус Крам, и грызет гранит науки в Дурмстранге.

Конечно, настоял на таком решении он, а не супруга. И только после того, как их дом посреди озера сожгли охотники за головами, которых пустил по следу лично Гарри Северус Снейп.

Последний раз родители видели сына, когда тот запрокинул голову, чтобы рассмотреть своего попечителя. Затем он вложил свою маленькую руку с тонкими пальчиками в огромную — увиденное ему понравилось. Крам осторожно прикрыл малыша своей накидкой, укрывая от снега, и цепи с грохотом подняли мост, навсегда скрывая в мрачном замке самое дорогое, что Люпин когда-то имел.

После этого их союз, никак не оформленный, просто распался. Тонкс осознала, что может никогда не увидеть сына, и переехала к Невиллу и Ханне в их «официальный» дом, оставленный им в наследство бабушкой мужчины, чтобы попытаться силой выбороть себе право на нормальную жизнь.

И хотя домовик Ханны принес ему вместо чая одеяло, и тот его принял, Ремус дрожал вовсе не от холода, а от злости, рвущейся изнутри.

Он кидал во все стороны от себя приветливые взгляды, махал знакомым рукой и даже послал воздушный поцелуй всё такой же красавице Флер, прибывшей с мужем, но без свекрови, которой ход сюда не так давно закрыли из-за дочери, способной вытянуть из головы матери любые секреты даже на расстоянии мили. И в то же время он сердился на всех и каждого, кого видел перед собой.

Оказываясь здесь, маг каждый раз вспоминал, как его высмеяли на первом собрании после Битвы в Запретном лесу. Тогда, выпив бокал фирменного хереса, доставленного кем-то из «Висельника», мужчина со стуком поставил стакан на журнальный столик у дивана, вытер потные руки о колени и медленно поднялся, привлекая внимание.

Добившись желанной тишины, он решился и задал давно выстраданный вопрос:

— Дорогие мои, — начал он ласково. — Вы сидите здесь и радуетесь, но чему? Ну и что с того, что мы смогли с ним разок побороться? Посмотрите туда!

Ремус указал на пустой стул прямо возле Молли, но та не посмотрела, а поджала губы и отвернулась, поняв, к чему клонит оратор.

— И туда! — рявкнул он уже совсем не ласково, указывая на очередное пустующее место.

Маги быстро сориентировались и перестали улыбаться.

— Какого черта, дорогие мои? — зло произнес он. — Соратники Снейпа считают его проигравшим только из-за того, что погибли не все их враги! А вы? Вы почему считаете, что полсотни погибших друзей — это победа?!

— Мы не считаем, Ремус! — возразила вскочившая со своего места Молли. — Но что ты предлагаешь? Сдаться? Этот мальчишка — большая беда, чем Волдеморт!

Тишину, казалось, можно было резать ножом. Раздавался только стук ложки в миске, перемешивающей картофельный салат. Все присутствующие были на стороне главной Уизли. Обозлённая, осунувшаяся, с пучком из поседевших и плохо расчесанных волос на затылке, она всё равно была авторитетом, только слегка меньшим, чем сам Люпин.

— Ты же знаешь, друг, когда они вместе, земля содрогается... — прошептал Кингсли Брувстер, до того момента скромно молчавший в углу у окна. — Младший в их паре — чисто затейник.

— Вот именно! — вскрикнул оборотень и подбежал к нему, хлопнув по плечу. — Ты прав! Содрогается! Каким ещё тёмным магам с их тёмным искусством приходят на помощь потусторонние твари? Мне кто-то ответит? Есть знатоки?!

Вопрошавший осмотрел недовольных присутствующих, не торопившихся ему отвечать.

— Он не рядовой тёмный, да... — совсем нехотя согласился Невилл. — Возле Гарри даже на первом курсе можно было охладиться в жару. А он тогда не знал прям все заклинания мира, только учил.

— Трясло от него, как от лихорадки! — поддержал друга Симус.

Победно разведя руки в сторону, Люпин произнёс:

— Да, именно поэтому я предлагаю вам сдаться.

Оглушающий ропот возмущения вихрем пронёсся по комнате, но маг поднял руку, и звуки стихли.

— На время! — убеждённо произнёс он.

Не находя поддержки, Ремус широким шагом подошёл к сидящему во главе стола Невиллу.

— Ты же сам сказал — он другой, — обратился мужчина к нему. — Так давайте придумаем, как победить его по-другому. Не боевыми заклятиями, не бесконечными жертвами!

Молли окончательно сообразила, о чём речь, и заёрзала на стуле, распереживавшись за старого друга.

Тем временем последний продолжал говорить:

— Я посмотрел ему в глаза, в его бездну. Там! — сказал оборотень и неопределённо махнул рукой в сторону, но все и без подсказок понимали, где именно. — Гарольд живой, обычный, он сын обычных магов, кому-то друг, кому-то враг. Просто он — тьма! Даже если вы сможете случайно попасть в него Авадой, у вас есть уверенность, что зло такой силы исчезнет от тёмного заклинания? К тому же, если он ещё не разделил душу, то обязательно сделает это!

Понятие «простой тьмы» некоторых присутствующих позабавило, и особо несдержанные даже хихикнули. Другие же кидали понимающие взгляды на пустой стакан на столе.

Сидевший позади матери Билл не выдержал:

— Так кто он, Ремус? Ты определился? — добродушно выкрикнул он. — Простой или тьма? Зло или обычный?

Оборотень вдруг понял, что над ним откровенно смеются.

— Наше испытание, вот кто он! — рявкнул мужчина и со злостью пнул ногой пустой стул, где ещё два месяца назад сидела Падма Патил.

После этого он развернулся и пошёл к лестнице, желая покинуть непонятливых друзей. Ему в спину кричали извинения и просили остаться, но маг сильно обиделся. Он ждал яростных возражений, горячего обсуждения, сложных вопросов, но уж никак не насмешек. И пожалел о несвойственном ему красноречии.

Уже у камина на первом этаже его догнала Молли. Она схватила за рукав его поношенной куртки, чуть не порвав, и силой развернула к себе.

— Ремус, посмотри на меня! — строго сказала она.

— Молли… — скривился маг и попытался вернуть себе руку. — Давай без нотаций!

Но женщина вцепилась мёртвой хваткой уже в локоть.

— Мы их оплакали! — возбуждённо заговорила она. — Они погибли, потому что боролись, и мы их оплакали. Нет здесь ничьей вины, кроме Волдеморта и Гарри!

Она глубоко вдохнула, немного успокоилась, отпустила локоть друга и безвольно свесила руки вдоль тела, словно её покинули силы.

— За каких-то три года погибли тысячи хороших душ, Ремус. Ты представляешь, сколько погибнет ещё, если мы всё бросим и начнём искать иной путь?

Люпин не мог согласиться с тем, что погибших, умерших настолько ужасной смертью, можно взять и оплакать за каких-то восемь недель. Они же не сломавшаяся мебель, а чьи-то дети, родители или любимые. Их гибель для кого-то равнозначна гибели целой вселенной. Да и сам он до сих пор просыпается ночами в своей лачуге на болоте, но не от истошного крика кикимор, а собственного.

Однако маг решил не ухудшать и без того неприятную ситуацию.

— Альбус не был идиотом, Молли, — сказал он то, что не успел высказать наверху. — Зря вы старика заклеймили.

Женщина вновь собралась, вскинула голову и громко ответила:

— Был! Он был идиотом! — заорала она на оборотня и грозно потрясла пальцем у него перед носом. — Я так и знала, что ты хочешь поговорить о директоре перед всеми. Не смей превращаться в посмешище. Ты нам ещё нужен!

Несчастная бросилась Люпину на грудь и разрыдалась. Тот мягко гладил старую подругу по спине, стараясь успокоить, но даже не знал, что можно сказать, чтобы облегчить её боль. Молли Уизли имела океан причин для слёз.

— Положа руку на сердце, Ремус, — прошептала она, едва справляясь с дрожью в голосе. — Я считаю Альбуса третьим виновным. Там, наверху, призраки, а не маги. Добрая их часть даже в Косом переулке появиться не может, чтобы не умереть прямо на его тротуаре. Кто виноват, как ты думаешь? Не сам же Гарри виноват в том, что себя не убил?!

Молли уговорила Ремуса вернуться в гостиную, и он, слегка помедлив, послушался. Вернулся, словно ничего не произошло, сел — точнее, провалился в старый диван — и налил себе второй стакан хереса. Стакан тут же попытался ускользнуть, будто живой: кто-то явно не очень разумный продолжал подтрунивать над старым магом даже сейчас.

С того дня Ремус больше ни с кем не делился личными подробностями о пережитом в Битве. Выжившие и так рассказали достаточно. Ноша была тяжела, но, не найдя поддержки у близких, маг принял решение нести её в одиночку. До самого конца.