Я не Поттер! Часть 2 | Магия освобождает (джен)

Беллатрикс равнодушно наблюдала, как её муж тщетно пытался стащить сына с качели, в которую тот вцепился мёртвой хваткой. И, слава Мерлину, не зубами, как делал обычно, когда речь заходила о том, что Гестия уже ждёт в детской и пора бы выучить парочку заклинаний. Белла не понимала, зачем её Гарольду, самому искусному молодому магу из всех, кого она знала, устраивать эти мучения.

— Да подождет! — крикнула она мужу, но тот отмахнулся от неё костлявой рукой и продолжил бессмысленные уговоры.

Женщина несмело улыбнулась своим мыслям и воспоминаниям, в которых огонь битв был для неё чем-то живительным не столько сам по себе, сколько благодаря приемному сыну. Коварный и решительный, он быстро стал для неё ориентиром в бушующем океане страстей. Уже к его двадцати годам это он вел за собой соратников в бесконечных сражениях и подавал матери руку, стоило той оступиться. Тот Гарри был опорой, а этот?

— Миссис Лейстрендж, четвертый!

Угрюмая помощница мадам Помфри вытирала руки о серый фартук так медленно и угрожающе, как только было возможно в такой ситуации.

— Он сам… — прошипела Белла в ответ.

Пожирательница забилась в угол кабинета и умом понимала, что её визиты сюда с сыном и его отсутствующими зубами не могут не вызывать подозрений. Глядя то в стену, то на свои ногти, она уже не грозила всех превратить в пыль. Хватило ума ограничиться единственным разом, после которого даже Темный Лорд не поленился поинтересоваться, как дела у её отпрыска? Не болеет ли?

Не то чтобы он когда-то переставал это делать, и на каком-то этапе взросления сына Белла просто забросила изучение «Энциклопедии магических хворей у малолетних волшебников». Тем более чтобы вылечить этого капризного ребенка — его еще надо было поймать и успокоить.

Вырывающийся из рук отца малыш без переднего зуба, потерянного в неравной схватке с булыжником, который младший Гойл назвал леденцом, вместо нового зуба получил от переполошившейся матери бивень. И орал словно жертва Круциатуса до момента прибытия в больницу, где на удивление быстро угомонился и позволил делать колдомедикам с собой всё, что те пожелают.

То был первый визит из, наверное, сотни. Болезни липли к нему, будто к маглу, и Белла винила себя. Точнее, своё подорванное в Азкабане здоровье. Вдобавок к слабому иммунитету этот Гарри не мог прожить и недели, чтобы не упасть. И пусть это просто мощеная дорожка в саду родного поместья, мальчишка все равно слетал с неё так, что пострадавшего приходилось собирать почти по частям. Не говоря уже о падении с крыши, лестницы и других возвышений, которых до рождения сына ведьма и не думала опасаться.

— Да, на качельке! — заявил виновник событий звонким голосом и попытался слезть со смотровой скамьи задом.

Холодок пробежал по спине Беллы, не готовой жить в этом месте, где в коридорах стараются избегать её взгляда и подобострастно отвешивают реверансы. Не то чтобы Белла не любила знаков внимания и почтения, но в больнице для малолетних? Нет уж, увольте! Она слетела со своего места и успела подхватить сына, уже готового сломать себе что-то еще, кроме зуба.

Тощий черноволосый малыш повис на шее матери и засмеялся, запрокинув голову в приступе веселья. А Белла запустила пальцы в его кудри и с мечтательным выражением на лице думала о времени, когда этот полоумный ребенок превратится, наконец, в настоящего Гарри.

Пугающий момент нежности от той, кого в ней не заподозрить, попыталась разрядить колдомедик:

— На качельке? Упал?

— Нет, укусил! — ответил ребенок.

— Кого? — удивилась помощница.

— Качельку! — удивился пациент.

Медик покосилась на Беллу, та отвела взгляд и обе тяжко вздохнули, словно согласившись с тем, что да — воспитывать такого ребенка это вам не сову дрессировать, и даже такие родители, как у него, вполне достойны сочувствия.

Краем глаза Белла заметила в проеме двери мадам Помфри, время от времени позволявшую себе смотреть на Пожирательницу и её сына во время их визитов. Целительница не имела важной должности и являлась ответственной за действия персонала. К тому же собственноручно лечить детей ей запретили, чтобы не делить последних на «тех» и «этих».

Ведь на «тех» проигравшая сторона покушалась до неприличия часто. Первенец Джиневры, родившийся вскоре после выпуска, погиб во время нападения какого-то сброда, наведенного на её дом стараниями бывшей однокурсницы. И был далеко не последней детской жертвой, настолько диким и безграничным было отчаянье очутившихся на задворках истории.

— Уйди, немедленно, — прошипела Белла. — Вон!

Старая хозяйка больничного крыла Хогвартса кивнула, бросив последний жадный взгляд на ребенка, и поспешила ретироваться.

— И не смей подглядывать, старая крыса! — она заорала ей вслед.

После прихода к власти Лорд приказал смешать чужое прошлое и его будущее в одном котле, дабы успокоить несогласных быстрее и заняться делами более важными.

Его верной приспешнице такая притирка двух миров не понравилась — она была готова уничтожить всех врагов до единого. Однако ей пришлось подчиниться. Спорить с ним мог лишь Гарри Снейп, а ему в первые годы и без того хватало проблем. От непрекращающихся вылазок авроров до битвы с оборотнем Люпином и его безымянной шайкой в Запретном лесу, от масштаба которой содрогнулась вся Англия, а спокойными остался только сам Гарри да милорд.

И пусть в новые учебники по истории это сражение не на жизнь, а на смерть, не попало — ведь еще совсем юный Гарри не до конца победил — на том этапе своей жизни наследника Лорда политика не увлекала. А учитывая тот факт, что жизнь его оказалось и без того короткой, увлечь не успела.

Вскоре зуб был материализован, ребенок перестал шепелявить и начал бегать по комнате, снося все предметы, попадавшиеся ему на пути. Медик даже позвала на помощь нянечку, и грузная женщина с зеленой прядью в волосах развлекала слишком активного малыша, оживляя игрушки на полке. Но прозрачный кролик радовал непоседу лишь до того момента, пока вновь не стал деревянным. После чего слезы потекли из глаз наследника Темного Лорда ручьем.

— Умер! Умер! — кричал он, захлебываясь.

Белла хотела заавадиться на месте, но не стала. Она лишь застонала и вновь присела на спасительный табурет в знакомом углу.

— Могу я порекомендовать вам... няню? — спросила колдомедик и было заметно, что для этого вопроса ей понадобилось собрать в себе всю свою смелось.

Белла в свою очередь собрала в себе все внутренние силы, чтобы… нет, не убить автора вопроса, а отвергнуть её предложение. Конечно, ей чертовски нужна няня. Жизнь проходит мимо, пока она утирает сопли Гарри, который даже не помнит, кто он такой!

— Воспитывать ребенка — обязанность матери.. — промямлила она как могла убедительнее, повторив изречение милорда, и якобы раздраженно тряхнула копной не слишком аккуратных волос.

— Ну да, ну да... — неуверенно согласилась колдомедик. — Кто как не мама знает, что надо ребенку.

Белла понятия не имела, что надо этому ребенку. Она понимала, что любит его всем сердцем, но совершенно не понимала — кто он, Моргана его побери?

* * *

С таким Гарри женщина была незнакома. Ведь они по-настоящему узнали друг друга уже после того, как старший Снейп вложил все свои силы в его воспитание, за что она благодарна ему до сих пор, пусть ей в какой-то момент и стал понятен скептицизм Лорда в сторону отцовских качеств директора Хогвартса.

И пока медлительная нянечка вытирала слезы с опухшего лица мальчишки, нашептывая ему что-то на ухо, Белла глаз с него не сводила. Да, в этом теле нет никого кроме Гарольда Северуса, сына Снейпа и Эванс, о которой она в последнее время вспоминала чаще, чем хотела, за что злилась на себя безгранично. Это он и только он, все его крестражи здесь, все его сложные мысли, опасные чувства, несбывшиеся надежды. Вся его темная сила!

О чем, конечно, знали только она и Повелитель, приказавший скрыть эту тайну от всех. Муж разорвал бы её на части, узнай он, что она убила их общее дитя еще в чреве — плененная силой кровного обмена и любовью к приемному сыну. И пусть кровный обмен остался в прошлом, ведь плоти старого Гарри больше нет на этом свете, а сейчас она — просто мать. Но именно эта сила заставила её сделать тот выбор.

Беллатрикс понимала: какой бы матерью она ни была, сейчас она стоит на грани и уже не справляется. Повелитель не оставил ей выбора. Он велел растить его во имя великого Салазара, не привлекать внимания и не доверять его душу никому, кроме наивернейших. О нянях и речи не шло. Домовикам, особенно чуткой к магии Хельге, было запрещено даже приближаться к ребенку.

Но после того как в два года сына чуть не отравили ядом, спрятанным в конфете, доставленной из кондитерской прямо в их дом, она оградила его ото всех, кроме отца. Порой они наносили визиты друзьям, а иногда — посещали могилу Гарольда Северуса, где покоилось его первое тело, так и не нашедшее покоя при жизни. Они долго смотрели на статую в полный рост, удивительно точно передающую характер покойного — его непоколебимую веру в себя и спокойствие.

Однако большую часть времени новый Гарольд оставался с матерью в родовом поместье Лестрейнджев, и подобное воспитание не способствовало ни общительности, ни умиротворению. Она не оставляла его наедине даже с преподавательницей по Чарам — её наняли скорее для создания видимости «обычного ребенка», каким его пытались представить окружающим.

Хотя, как бы они с мужем не старались, мальчик всё же бередил умы любопытствующих. Еще бы, ведь он ребенок самой страшной Пожирательницы и не менее страшного декана Слизерина. А еще наследник древнего рода темных магов и тот, кого в младенчестве брал на руки Темный Лорд. И, как однажды весьма точно подметил Драко, её сын единственное живое существо, которое великий маг брал на руки. Да еще на дипломатическом приёме в Министерстве, где на них уставились сотни глаз представителей разных посольств. Именно в тот неудачный момент её милорда, обычно избегающего журналистов, и застали врасплох вспышки многочисленных фотокамер.

После чего он сам себя упрекал в вопиющей неосмотрительности. И сидя в высоком кресле своего министерского кабинета на нижнем этаже, куда не едет ни один лифт, где холод и сырость, а стены оббиты не бархатом, а мхом и плесенью, он пылал огнем возмущения и не знал, на кого его вылить.

— Ты, именно ты должна была меня остановить… — отчитывал он свою последовательницу.

— Милорд, он к вам тянулся…

— Он может тянуться не только ко мне, Белла, — маг встал и нервным шагом подошел к ней ближе. — Его душа уязвима!

Маг, восседавший почти что на троне, был не слишком высоким, худощавым и жилистым. Его рельефные черты лица нельзя было назвать красивыми в обычном понимании, но его мужская порочная красота притягивала взгляды как друзей, так и врагов. Всё потому, что его хотелось рассматривать, долго и пристально, как сложную картину, каждый следующий взгляд на которую открывал наблюдателю очередной секрет её автора.

Впрочем, взрослое лицо с еле заметными морщинками на бледной коже не только притягивало, но и пугало одновременно. Стоило всмотреться в его тусклые глаза цвета летнего неба, и совсем не летняя прохлада пробирала смотрящего до костей. Красота контрастировала с безжизненностью этого взгляда, он словно не мог больше передать ни единой эмоции. Весь его облик казался кукольным, маской, будто бы телом управлял кто-то другой.

Как лед и пламя не могут ужиться вместе, так и тьма внутри Лорда горячо спорила с его внешностью. Все, кто впервые подходил к нему на близкое расстояние, боролись с охватывающим их ужасом, от которого подгибались коленки.

Возродившись из пучины небытия, где боль и хаос рвали остатки его души на части, маг потерял интерес к материальным проявлениям власти и стал ценить силу иного магического порядка. Он захотел не только лишь владеть и повелевать, но и восхищать, словно недооцененный ребенок за партой школьного кабинета. И с воодушевлением принялся менять мир магов, чтобы обязательно влюбить его в себя.

А это обязательно должно было произойти, как только уйдут те, кто помнил начало его кровавой истории, когда жадный к жизни молодой человек середины XX века задумался над силой чистой крови и повел за собой по улицам Лондона свой первый, самый верный отряд.

Но наряду с желанием управлять всей магией на планете и за её пределами, а это было непременным условием, чтобы поражать своей силой живущих, темный маг маг больше всего на свете хотел иметь рядом того, кто его не боится. Только такой волшебник, а по совместительству друг, мог искренне восторгаться его достижениями.

Именно время, проведенное в компании Гарри Снейпа стало лучшим временем Тома Риддла, и он даже не стеснялся в этом признаваться другим. Ведь он еще совсем чуточку, совсем немного, но жил в сердце Лорда. Тогда у темного мага был горизонт, за которым скрывались мечты. Волнуясь, он заглядывал за его границу вместе с наследником, как когда-то Ридлл заглядывал за решётку окна в комнате на восьмом этаже, и под его аплодисменты исполнял невозможное.

Никто не верил, что старый и юный маг смогут сломать портал в Ирландии, тысячелетиями скрывающий за собой мир эльфов. И не тех, кто служит прислугой, а эльфов иных — тех, кого породила древняя магия, чтобы защищать недра планеты. Да что там сломать — никто не верил, что он существует!

Гарри нашел туда путь, и вдвоём они справились. Для этого им даже пришлось пережить свой не самый удачный месяц на горе Брандон Пик, где они застряли в чертовой паутине времени, но выбравшись из её цепей — задуманное совершили. Милорд однажды признался ей, что хотел хотя бы еще раз прожить те же чувства, что и тогда. Когда они прыгали под дождем, мокрые и счастливые, насколько могут быть счастливыми такие ненормальные души.

— Мы смогли, мы смогли! — хрипел Гарри, упав на колени в грязь и обессилев от радости. — Том, мы открыли новую страницу магии, её раньше не существовало, ты слышишь меня?!

— Слышу? Да я вижу её своими глазами! — орал второй безумец, смахивая воду с лица и перекрикивая гром. — Смотри!

И он так яростно махнул рукой в сторону маленьких домиков с медными остроконечными крышами в дымке тумана и прорастающих из гигантских цветов, что поскользнулся на мокрой земле и рухнул на спину. Однако не расстроился, а захохотал во всю мощь своих легких.

Они покорили этот мир, но не утопив в крови, а Гарри настаивал именно на таком варианте. Повелитель забрал у них волю, ключ к перемещениям, подчинил себе климат этого уютного солнечного мирка, продемонстрировал свои безграничные знания и силу, но до смерти напугав магических существ, не стал обрезать им крылья, а позволил жить дальше. Тем самым преподнеся важный урок сосуществования своему юному и импульсивному другу.

С тех пор эльфы работают на нового хозяина и добывают из пыльцы цветов металл, из которого можно создать любую монету. И хотя Гринготтс не противился новой власти, этого было недостаточно. Милорд хотел отобрать у банка и гоблинов право на оборот и обмен монет, которое когда-то сам помог им получить в результате войны, а также иметь столько галлеонов, сиклей и кнатов, сколько заблагорассудится.

Они первые маги в этом мире, сумевшие поставить на поток создание «своих денег» и с их помощью купили его на корню. А на углу Косого и Лютного переулков теперь не банк, а казначейство Темного Лорда. Его управителем стал молодой лорд Малфой, а гоблины с их золотом — потеряли влияние на финансовую систему и больше не смогли влиять на планы нового правительства никаким образом, оставшись просто работниками.

Но каким бы прочным ни было положение темного мага и его последователей, от горя и бед оно их не защищало совсем.

В тот жаркий солнечный день весть об очередной, но совсем не рядовой смерти во вновь обжитый замок Салазара осмелился принести верный Рудольфус.

— Приветствую тебя, пропажа! — сказал милорд и попытался улыбнуться гостю, распахнувшему высокие дверные створки его кабинета.

Однако в эти минуты читал сводку жалоб жителей Англии, которым не нравилось, что нечистокровных облагают новым налогом, а чистокровным возвращают давным-давно отмененное детское пособие, и улыбка вышла кривой. Вечно недовольные грязнокровки, убивающие само распространение магии, его раздражали.

Только она, сидевшая на диване в ожидании, обратила внимание на то, что её супруг и верный товарищ милорда почему-то не здоровается, а выглядит таким подавленным и удивленным одновременно, словно его вчера освободили из Азкабана и завтра битва за Хогвартс.

— Чем занят на каникулах, декан? — маг сжег сводку в воздухе и откинулся на стул, сцепив руки на затылке. — Опять ремонтом, что ли? Месяц тебя не видел!

Рудольфус приближался почтительно и не слышно, стараясь не шаркать по полу плохо слушающимися ногами, но в глаза милорду не смотрел, хотя имел отличные с ним отношения и даже мог перебить речь Лорда шуткой, не опасаясь получить Круциатус.

Тот, к кому пришли со скорбной вестью, понял, что кто-то абсолютно точно погиб.

Он сменил вальяжную позу на благопристойную, выпрямился и приказал:

— Говори.

— Мой повелитель, я только что был там, где вы не хотели бы оказаться.

Мужчина вышел из-за стола и встал перед стариком, ощущая неладное. Он знал Рудольфуса многие десятки лет, и понимал, что и тот его знает не хуже:

— Где?

Опустив взгляд в самый пол и словно пытаясь им прожечь дыру в серых каменных плитах, гонец заговорил пустым голосом.

— На 52-ом этаже здания в Лондоне, мой повелитель... — произнес он. — Гарри Снейп лежит там в гостиничном номере… мертвый. Убит ножом в сердце, и оно остановилось давно, еще в полдень. Мы просто не сразу узнали — первыми его обнаружили маглы...

В ту минуту можно было услышать, как сквозь щели в древних ставнях в зал проникает воздух. Но воздух ни ей, ни Темному Лорду был не нужен — они не могли ни вдохнуть, ни выдохнуть. Стояла мертвая тишина.

Но уже через минуту по замку прокатилась невидимая волна, от которой почернели все растения, а маги в его помещениях заплакали от грусти, накатившей на них без причины.

Милорд не только лишь разбил чернильницу об стену — он разбил в себе темный сосуд горя, давно запечатанный жизнью.

Собравшись, великий темный маг приказал себе не раскисать, словно школьник. Он отправился с ней туда, где действительно не хотел бы оказаться, и постоял на коленях у зловонного трупа.

Погладив покойного по голове, словно спящего ребенка, он наклонился к его лицу и прошептал:

— Ты туда не уйдешь, я выполню обещание, мы еще поборемся за этот мир вместе…

После чего приказал всем выйти, но захлебывающаяся рыданиями Белла, которую попытались вынести силком, отказалась. Милорд не стал её выгонять и при ней совершил манипуляции, увидь который обычный волшебник, то сошел бы с ума. Лорд раскроил грудную клетку трупа, засунул руку в полость и собственной рукой вырвал холодное сердце её сына и своего близкого друга.

Гарри не часто, но все же ставила в тупик его собственная черствость и холодность. По этой причине он не поделил душу на много частей — опасался превратиться в безумца. Министр магии просто оставил её в сердце, внутри себя. Так он хотел обезопасить себя от встречи с Хель, к которой его страстно желали отправить враги.

В пылу жаркой беседы за бокалом вина в подземелье, битый час ожидая, пока котел переварит кости дракона в желе, Гарри решил окончательно:

— Нет, больше никаких дневников, банок, склянок и украшений! Никаких полетов на край света, Томас! Если я умру, мертвая плоть — чем не предмет?! Моя душа только моя и во мне навсегда! Представь, кем бы ты был, если бы они повредили хотя бы один крестраж? Не хочу!

Тогда темный маг философски отнесся к этому решению, признавая, что оно похоже на работу над ошибками, которые совершил он сам, задав Слизрноту тот самый, судьбоносный вопрос. Однако заметил, что плоть может исчезнуть, разложиться, и что тогда?

— Нас много, Томас, — ответил Гарри. — Если не ты, то кто-то обязательно успеет забрать мое сердце.

Его вера в мир Темного Лорда и Пожирателей была непоколебима и совершенно чиста. Старшему магу ничего не оставалось, как кивнуть и согласиться, не вдаваясь в печальные подробности собственной драки за жизнь. Его знаний хватило на семь крестражей, и он явно был уверен, что на один хватит точно. Но мертвое сердце, пусть и крестраж, всего лишь мертвое сердце.

Темный Лорд в поте лица трудился многие месяцы, просто чтобы вернуть так рано погибшего друга в зазеркалье, о большем даже речи не шло. И еще месяцы, чтобы уговорить упрямого подростка в зеркале воплотиться хотя бы в ребенке Беллатрикс, душой которого она решилась пожертвовать уже тогда, когда торопившийся Темный Лорд сделал это за нее, о чем женщина узнала спустя годы, когда это было уже совершенно неважно.

Он орал на зеркальный призрак, брызжа слюной, и приказывал, словно истеричный папаша:

— Немедленно, рисуй эти руны со своей стороны, немедленно!

— А то что, Том? — подросток откровенно смеялся с разозленного взрослого. — Убьешь меня?

Темный Лорд схватился за голову и застонал, предчувствуя, что может не выполнить своё клятвенное обещание, данное лишь единожды за всю его долгую жизнь.

Тем временем мальчишка продолжал издеваться:

— А ты непростительные учишь?

Мужчина отвернулся от неё и повернулся к зеркалу в немом удивлении:

— Да что ты такое несешь?!

Ответом ему послужил смех:

— Не бойся, я еще не испортился, просто вспомнил!

В помещении на несколько минут воцарилось молчание.

Нарушил его первым и несмело прошептал призрак:

— Томас, отпусти меня, отпусти…

— Гарри, времени мало, — с укором в голосе предупредил маг. — Я не идиот и вижу, прямо сейчас жизнь тебе не нужна. Но если ты не согласишься, Белла потеряет ребенка. Ты этого хочешь?

Призрак, сейчас почему-то особенно похожий на Северуса, одернул полы скромного серого пиджака и стал серьезным. Казалось, что его зеленые глаза посерели, черные как смоль волосы потускнели, а лицо враз осунулось:

— Он там был? Он горевал?

Умудренный громадным жизненным опытом маг набрал воздуха в грудь и приготовился лгать, хорошо понимая, о чем говорит его друг, ведь этот разговор на тему отцов был не первым:

— Конечно!

И красочно описал, как Северус преклонил колено перед гробом, стиснул зубы и обронил скупую слезу. А после не покидал дом, где рос Гарри, целую неделю. И всю эту неделю рассматривал общие с ним колдографии.

На мгновение показалось, что от такой наглой лжи пламя свечей сейчас погаснет, оставив их в темноте коморки, где самым светлым пятном был на удивление мрачный ребенок из зазеркалья. Ведь он вовсю пытался найти хоть что-то хорошее в предавшем его отце, а этот прискорбный факт пришлось признать даже ей.

Это кузен преклонил колено и обронил слезу. Его пришлось пригласить — вдруг то была бы последняя встреча родных? Джиневра бегала за милордом сутки и доказывала, что этот магл и его мать единственные кровные, которым Гарри не безразличен. Она не догадывалась, что он знает это гораздо лучше её и таких уговоров не требуется.

— Может Белла тебя еще раз… попросит? — спросил он без энтузиазма, поскольку она просила и кричала уже не один раз.

— Не стоит, — тихо ответила тень из зазеркалья и несмело ей улыбнулась.

Маг кивнул, хорошо зная, кого хочет видеть Гарри.

— Северуса я позвать не могу, — сказал он. — Ты будешь расти с Беллой, будешь тайной, твоя история обязательно продолжится. Понимаешь?

Подросток нервно дернул головой, соглашаясь, и медленно поднял руку, приготовившись рисовать руны. Помешал ему какой-то шум за его спиной. Он удивленно оглянулся, а когда снова посмотрел на мага перед собой в его глазах застыл вопрос.

— Это псы Хель, Гарри, — мужчина вздохнул. — Ты сейчас слишком мал и можешь не понимать, но они идут за тобой, потому что ты прожил свою жизнь… особенным образом. Ты шел к целям, нашим общим целям, и там, — он указал пальцем куда-то вглубь зазеркалья, — там мы платим по счетам за свои убеждения.

— Мы там не платим ни по каким счетам, Том, — пробормотал ребенок, скованный ужасом. — Там наш дом…

Тем не менее именно лай огненных псов заставил его поторопиться и нарисовать нужные руны. После чего призрак из зеркала сразу исчез и на его месте появилось два самых страшных существа во вселенной — огненные псы владычицы Ада. Их слепые глаза и окровавленные клыки внушали животный страх, но только не Темному Лорду. Покрывало было им накинуто на зеркало пренебрежительным движением палочки и с вызывающим равнодушием.

Он просто прикрикнул на них:

— Брысь!

И псы заскулили, а маг, что-то насвистывая, выбрался, наконец, из подземелья.

Выйдя на крыльцо замка, он поднял глаза к солнцу и сказал, что давно не посещал министерство и его ждут дела. У него было хорошее настроение — он выполнил обещание и был готов к новым свершениям. Наверное, они не будут такими волнующими, как свершения, когда Гарри был рядом. Но с десяток другой лет он подождет, время есть, ведь впереди у него — вечность.

* * *

Из оцепенения Беллу выдернул вопль изумления, изданный няней и целительницей одновременно. Женщина вскочила, готовая отражать все атаки на свете. Даже очередной сломанный зуб или гной в ухе, но увиденное поразило намного сильнее. Она даже услышала, как дернулось её сердце, после чего забилось с удвоенной скоростью.

На полу сидел Гарри, а также кролик, черный лоснящийся щенок и рыжий котенок. И это были не легкие проекции, как для игры, а настоящие животные. Ведьма ощущала их запах и жизнь, текущую по венам.

Женщины во все глаза смотрели на мать удивительного пациента:

— Это не мы…

Будто Белла могла подумать иначе.

Она подошла к ним вплотную, обошла по кругу, словно принюхиваясь, а на самом деле решая, оставить их жить или нет. Мать опасалась за ребенка и вела шахматную партию у себя в голове. Слишком много подозрений, если те, кто общался с её сыном все забудут или умрут вскоре после их визита. Слишком много глаз видело их здесь. Слишком яркий след останется от ее палочки в больнице, где с некоторых пор отслеживается каждое заклинание.

— Скажете — это я.

Перепуганные женщины закивали.

— Если скажете хоть что-то еще — больше в жизни не сможете говорить. И жить тоже не сможете. Усекли? — спросила она тихим голосом.

И Белла, убедившись, что её понимают, схватила Гарри в охапку, прежде выдернув из его рук котенка, и потащила сына по длинному коридору к выходу, где можно было аппарировать.

В след ей смотрели три пары глаз. И только одна их владелица, с зеленой прядью волос, смотрела без ужаса. Она была несказанно рада и на её губах играла улыбка. Ведь они пытались найти и понять долгих шесть лет, и даже подождут еще, чтобы убедиться и исключить шанс ошибки…

Он мчался вниз по лестницам, не дожидаясь, пока те состыкуются. По обе стороны его пути выстроились безмолвные мертвые. Их бледные лица были повернуты в сторону убегающего, и костлявые пальцы указывали вперед, в темноту, будто помогая преследователю не сбиться с пути. Вскоре он уловил вдали знакомые слова: «Слизеринцы лучше всех!» — и понял, что портрет рыжей дамы пропустил в подземелья того, кого Невилл так отчаянно стремился поймать.

И вдруг всё изменилось. Он оказался в тускло освещенной гостиной с тяжелыми гобеленами на стенах. Его рука тянулась к горлу парня, сидящего на зеленом диване спиной к нему. Шаг, еще шаг, и вот его пальцы касаются теплой шеи. Но неожиданно парень оборачивается, и перед ним оказывается не юноша, а совсем маленький ребенок — младенец, еще не научившийся говорить. Убивать его нет смысла: из шеи малыша зияет страшная сквозная дыра, сквозь которую видны языки пламени из камина.

В этот момент Невилл каждый раз просыпался в холодном поту, так и не находя в себе сил досмотреть кошмар до конца. Собственно, для того чтобы увидеть этот сон, засыпать было необязательно: стоило лишь закрыть глаза, и видение вновь начинало прокручиваться, словно зацикленная колдография.

Он гнался за призраком их общей свободы — Гарольдом Снейпом, укравшим у них жизнь, будущее и любовь. Но догнать его он не мог. Слишком поздно они осознали, какую роль сын декана сыграл в судьбе всего мира, порабощенного Пожирателями в поразительно короткие сроки.

Иногда Невилл сомневался, понимал ли сам Гарри, насколько важным орудием он был в руках всепоглощающей тьмы. Насколько искусно зло сплело свою паутину, в которой недоброму мальчишке была уготована главная роль. Казалось, все нити судьбы сошлись воедино там, где погибли его родители, и началось мрачное представление. Кто же отправил в их мир Томаса Риддла и Гарольда Снейпа? Зачем? Чтобы вновь разжечь бесконечные войны? Или чтобы Снейп-старший в итоге возглавил школу?

— Да чтоб тебя! — выругался Невилл, поморщившись от боли.

Он осторожно поправил рукой больную ногу, стараясь поставить её прямо. После ранения она не слушалась и усыхала, словно пораженная инфекцией ветвь дерева. Невилл почти сдался, осознав, что больше не станет бойцом. Ирония в том, что наследник Волдеморта, возможно, даже не понял, в кого попал своим поразительно мощным заклятием.

Битва возле Норы скорее напоминала стычку, чем настоящее сражение. А для Гарри, казалось, и вовсе стала простым развлечением. Невилл удивлялся: как такая крупная шишка, как он, вообще могла оказаться там? Искали давно сбежавшего из Азкабана старшего Уизли, но по чьей-то наводке наткнулись лишь на молодого аврора. Его казнили прямо там, под яблоней во дворе.

Узнать Невилла Долгопупса, некогда школьного увальня и давнего недруга Гарри, сейчас было практически невозможно. Он не просто изменился — он стал бледной тенью самого себя. Сгорбленный, коротко стриженный, худой и неприметный, в брюках со стрелкой и неизменной белой рубашке под тонким свитером. Его некогда круглое лицо обрело болезненную худобу: обвисшие щеки, вечно небритая кожа и глаза, в которых не осталось прежней искры — лишь выцветшая, тусклая серость.

Часто в его мыслях всплывали события тех дней, когда они стояли спиной к спине с Гарри, связанные заклинанием Волдеморта. А он послушно играл свою роль, будучи еще совсем несмышлёным. Вспоминал мельчайшие детали беззаботного детства. От такой мелочи как испуг Гарри на юбилее Безголового Ника, где к ним подлетела Плакса Миртл, и до нападения Люпина на первокурсницу, где их разыграли, как последних простаков. Мыслями они дотянулись даже до тролля и не сговариваясь засмеялись, осознав кто именно был героем и спас девчонку в пресловутом туалете.

— Ну уж точно не Гарри! — хохотал Симус. — Хорек! Хорек оказался настоящим героем! Ты можешь себе такое представить?! Грязнокровку спас!

Невилл смеялся:

— Нет, но я представляю, как он умолял Снейпа не рассказывать никому, что Малфой герой!

— Гермиону! — не к месту выкрикнул Финниган.

Смех постепенно стих, а молодые люди замолкли, уставившись в кружки с чаем, заваренным заботливой Молли. Этими кружками могли пользоваться и Гермиона, и Гарри. Мысли о прошлом стали слишком тяжёлыми, и Невилл, передернув плечами, отставил свою в сторону.

В наши дни мужчина уже почти не веселился, и Ханна часто жаловалась Флер и Молли, что не узнает мужа.

— Давай, — сказал он женщине с зелёной прядью в волосах, протянув руку. — Покажи.

Тонкс поднялась из-за массивного обеденного стола. Она по-прежнему не имела права использовать свою палочку за пределами очерченных Министерством границ. Молча вытащила из кармана колдографию и вложила в его ладонь.

— Смотри! — воскликнула она с ноткой торжества в голосе.

На колдографии был запечатлён худенький, но довольно симпатичный ребёнок. Он цеплялся за юбку матери, стараясь вытереть о неё нос, пока та о чём-то оживлённо беседовала с кем-то у выхода из больницы. Лица женщины видно не было.

— Ну и что, Тонкс? Стихийные выбросы магии могут быть очень сильными, — он поднес колдографию ближе к глазам. — У него что, лицо в крови?

Женщина раздраженно махнула рукой в пространство.

— Зуб выбил, четвертый, — сказала она и села в соседнее с Невиллом кресло. — Ты внимательнее смотри!

— Четвертый зуб, — пробормотал Невилл. — Да он просто ловкач…

Тонкс проигнорировала его сарказм, терпеливо ожидая, пока он заметит главное.

Наконец он всё же разглядел часть метки и узнал эти руки, разрушившие его жизнь задолго до Гарри. После чего сцепил зубы и разозлился.

— Ты могла бы начать с этого. Нам одного театрала хватило, — буркнул он, едва скрывая раздражение. — Стоило назвать её имя, Нимфадора.

Тонкс смутилась под его укоряющим взглядом, вспомнив, какую роль мать с колдографии сыграла в судьбе Долгопупсов.

— Прости...

Невилл вновь посмотрел на ребенка и заметил:

— Ему пять, не больше?

— Скоро шесть.

— Мелкий дрыщ, — заключил он. — Что, голодает? Это точно тот самый?

Вопросы не требовали ответов. Оба прекрасно знали, о чём шла речь. О приёме в Министерстве, где Волдеморт чуть ли не целовал младенца — того самого, который, по слухам, был сыном декана зелёного факультета.

— Невилл, да! Это их сын! — Тонкс почти кричала, её голос дрожал. — И прекрати быть таким скептиком. Он не игрушки заставил ходить, а создал живых существ усилием воли. Это не стихийная магия, пойми. Она слишком... осознанная.

Слушатель возвел глаза к небу, призывая высшие силы остановить эту истерику, так похожую на все остальные. Раз в месяц Тонкс являлась домой именно в таком состоянии — возбуждённая, взвинченная и с горящими глазами. Она начинала горячо доказывать, что нашла то, что искала. И от волнения даже не могла удержать на месте внешность примерной матроны, вновь превращаясь в высохшую от горя ведьму, мечтавшую только об одном — мстить. Пусть даже и не понимала, каким образом, ведь не имела ни сил, ни возможностей.

Последнее особенно беспокоило, учитывая скольких усилий им стоило скрывать Тонкс, так и не сумевшую отказаться от совсем уж открытой борьбы и оставшуюся вне закона. Спустя пять лет смертей и разорения, Волдеморт объявил, что тем, кто год не будет замечен в атаках, позволят вернуться к жизни с ограничениями. Кто-то схитрил, кто-то смирился, но Тонкс не опустила рук и с остатками аврората принялась с остервенением, достойным лучшего применения, нападать на всё и всех, на ком была змеиная метка. Невилл до сих пор понять не может — почтовый дирижабль чем ей не угодил?!

— И Беллатрикс… она угрожала нам смертью! Она чего-то боялась!

— Ладно, Тонкс, подожди... — Невилл поднял руку в примирительном жесте, стараясь успокоить её.

Ему самому пришлось устроить Тонкс в больницу Святого Мунго, задействовав все свои связи. Метаморфа, чья внешность давно уже утратила узнаваемость, оформили санитаркой под видом трудоустройства нечистокровных. Это было частью новой промо-кампании, запущенной в честь реформ Темного Лорда.

Они знали главное: Гарри ещё в юности разделил свою душу, спрятав её части в живых людях. Эти "сосуды" не могли быть уничтожены обычным способом — их защита была столь же прочной, сколь изощрённой. Новость о том, что носителями осколков оказались дети, принес их шпион.

До сих пор никто из авроров прошлых лет не понимает — какого книзла они все доверились Чжоу Чанг? И что ею двигало?

Ещё до женитьбы на Ханне он клялся Чжоу в чувствах, которые, казалось, будут вечными. Но передумал. Его утомили постоянные прятки, ведь встречаться вне стен школы она просто боялась. Пара рассталась, и Чжоу не осталась довольна таким поворотом событий.

Ради него она обманывала свою мать — чистокровную волшебницу, прекрасно устроившуюся при новом режиме. Та занимала высокий пост в реорганизованном казначействе Темного Лорда и могла спокойно общаться с влиятельными фигурами, такими как Драко Малфой, не говоря уже о менее значительных клерках.

По просьбе Невилла Чжоу исправно доставала из дома документы, приказы, записки — всё, что могло быть полезным. Именно от неё отряд Даблдора, те из них, кто смог выжить во время обучения, узнали удивительную вещь — Гарри обходит единственного друга детства десятой дорогой. И если Малфой в Лондоне — младший Снейп, вероятно, где-то в Австралии.

Насколько сильно Чжоу была недовольна их разрывом, Невилл понял лишь спустя годы. Она разругалась с матерью, заподозрившей неладное, и сбежала в Паучий переулок. Несколько месяцев Чжоу почти не покидала своей новой квартиры, а в конце концов, будто в знак протеста, тайно вышла замуж за магла.

Однако скрыть это событие оказалось невозможно. На следующий же день сработал новый защитный механизм «антисквиб», едва утверждённый Министерством, а вскоре им же и отмененный.

Утром после скромной свадьбы Чжоу почувствовала себя плохо. Часом позже сова принесла ей контракт, для подписания которого её согласие уже не требовалось. На дорогом пергаменте, принадлежащем отделу «Размножения нечистокровных», изящным почерком Джиневры Уизли — начальницы этого отдела — было изложено следующее: семья, где один из супругов пришлый магл, не сможет иметь детей, пока их магия не будет связана или они не покинут мир волшебства.

Чжоу быстро пришла в себя. Она развелась, помирилась с матерью и приняла правила новой жизни. Но кто вернул бы ей ребёнка, которого она тогда носила под сердцем?

Узнав, что младшая Уизли ждет первенца, юная мстительница вложила в голову Невилла страшные вещи.

И в своём неуемном желании «проверить» хотя бы известных детей из близкого круга приспешников Волдеморта, они совершали набеги на них в самых разных уголках магической Англии, пытаясь похитить их отпрысков хоть на минуту.

Однажды особо пустоголовые, неизвестно по чьему распоряжению, объединились и совершили несусветную глупость — напали на дом Джиневры Гойл, расположившийся в уютной зеленой долине Кривз Крик, по соседству с домами других Пожирателей. Само собой — их всех убили, а на помощь боевому товарищу мгновенно явились все до одного соседи и пол министерства, появился даже полуголый Гарри в одних пижамных штанах.

Но в огне короткого сражения случилось страшное — был смертельно ранен младенец, первый сын Джинни. Её животный крик безграничного ужаса Невилл слышал издалека, но забыть его невозможно. Тогда он спешил остановить придурков, слишком поздно узнав о задуманном, и опоздал. По крайней мере думал, что опоздал. Как он вскоре после события понял — Тонкс не просто поздно его предупредила, она предупредила его так, чтобы он никогда не успел.

В итоге Чжоу узнала, что её обман раскрыт и предпочла спрятаться где-то во Франции. Ведь никаких крестражей ни в ком не нашли и Долгопупс отчетливо понял, что даже Гарольд Северус Снейп не додумался бы до такого.

— Да не успокаивай меня, Невилл! — сказала Тонкс. — Я всё помню!

Мужчина и не собирался её успокаивать. За годы он привык относиться к её словам, как и к ней самой, с настороженностью.

— Мы ждали его воплощения годы…

— И не дождались! — перебила женщина.

— Я хотел предложить еще подождать.

— Невилл, я готова ждать, но мы не вчера родились. Если он не воплотился сразу после смерти, значит, растёт где-то прямо сейчас!

Долгопупс и его друзья консультировались с лучшими магами планеты, проникали на другой уровень бытия, искали в мире мертвых и живых. Ничего.

И это «ничего» по мнению авторитетных магов Англии, Болгарии, Франции и еще десятка стран, означало, что Гарри Снейп пугающе жив. Где он может быть? Чье тело заражено его поганой душой?

Сын Беллатрикс был не только труднодоступным, но и слишком очевидным вариантом. Поэтому на нем не акцентировали внимания, а Тонкс было поручено проверять на силу стихийной магии всех детей, рожденных в тот год. Неважно, оказалась бы находка крестражем или целой душой — их следовало уничтожить. Невилл досконально выучил свой горький урок и понимал, что чем старше новое тело Гарольда, тем сложнее будет решить эту проблему.

Поэтому в этот раз красочный рассказ о сопливом беззубом мальчишке, создающим вполне себе зубастых животных, слегка взволновал и его.

— Нам необходимо собрание, — сказал он твердо. — Созывай всех, кого сможешь.

* * *

Маги, потихоньку заполнявшие дом дедушки Элджи, того самого, что когда-то подарил Невиллу жабу, не состояли ни в какой организации. Их немного объединяло общее прошлое и крепко связывало желание жить. Они больше никак себя не называли — ведь это в школе им позволяли играть в борьбу, но за её стенами за подобную смелость отряды Лорда убивали смельчаков без раздумий, одним движением палочки.

Тем не менее побеждённые воины света не хотели мириться со своим поражением. Англия, тонущая в деньгах и пороках, не устраивала отважных людей.

— А ну дай лапу, старый хрыч! — радостно заорал Симус и схватил за руку пожилого мужчину с усиками над верхней губой.

Люпин заулыбался, поднялся со старого продавленного дивана непонятной расцветки, молча обнял мужчину, похлопав по спине, и сделал шаг назад, оценивая внешность ирландца.

— У меня испортилось зрение, или ты становишься больше?!

Симус засмеялся и согнул руку, демонстрируя мышцы.

— Я готовлюсь, Ремус. А ты?

Люпин вновь повалился на диван, подняв вокруг себя клубы пыли, и добродушно отмахнулся от весельчака, всегда готового ко встрече со злом.

— Конечно, ревматизм лечу! — сказал он и сдавленно засмеялся.

В деревянном покосившемся доме в два этажа, где мебель рассыпалась от неосторожного чиха, яркий свет зажечь не могли. Дом охраняла сотня заклятий, и со стороны, как ему и полагается, строение на краю маленького магловского городка выглядело нежилым. Но никто уже не верил в волшебство так, как это было раньше. Ведь в их мире жил маг, способный создавать собственные магические законы и легко ломать все остальные. Или всё-таки не один?

Даже в тусклом свете свечей оборотень различал на знакомых лицах воодушевление. Его раздражало всё — и лица, и воодушевление, и даже атмосфера таинственности.

— Ремус, подать вам чая? — спросила Ханна гостя. — Вы дрожите!

Худая и плоская, как доска, супруга хозяина дома нависла над оборотнем. Ответить он не успел — со стула напротив раздался надсадный кашель, и Ремус нарочито приветливо подмигнул грифиндорцу, издавшему его.

— Дорогая, у нас вон гость в пижаме надрывается. Я думаю, ему нужнее.

Женщина всплеснула руками.

— Дин! — заорала она на однокурсника. — Ты опять!

Раздетый и босой Дин Томас опять сбежал от семьи в заброшенный дом через улицу, чтобы уже там нырнуть в полуисправный камин с зашифрованной сетью. Главный борец, ещё недавно сбегавший из Хогвартса только чтобы примкнуть к аврорам, в какой-то момент решил остепениться, обзавестись семьёй с чистокровной волшебницей и получил от Джиневры разрешение на родительство.

И сейчас перед Ремусом сидел не сын, желавший отомстить Пожирателям за родного отца, а упитанный отец семейства в синей шёлковой пижаме, заботящийся о благополучии дочери куда больше, чем о высоких материях. Мысленно его бывший учитель поставил галочку напротив пункта: напомнить Невиллу больше Дина не приглашать.

Впрочем, и Ремус боялся за сына, поэтому они с Тонкс много лет назад отдали Тедди на домашнее воспитание Виктору Краму, чтобы даже имени его не было на слуху у тех, кто способен причинить мальчику вред. Сейчас он не Тедди Люпин, а Тодеус Крам, и грызет гранит науки в Дурмстранге.

Конечно, настоял на таком решении он, а не супруга. И только после того, как их дом посреди озера сожгли охотники за головами, которых пустил по следу лично Гарри Северус Снейп.

Последний раз родители видели сына, когда тот запрокинул голову, чтобы рассмотреть своего попечителя. Затем он вложил свою маленькую руку с тонкими пальчиками в огромную — увиденное ему понравилось. Крам осторожно прикрыл малыша своей накидкой, укрывая от снега, и цепи с грохотом подняли мост, навсегда скрывая в мрачном замке самое дорогое, что Люпин когда-то имел.

После этого их союз, никак не оформленный, просто распался. Тонкс осознала, что может никогда не увидеть сына, и переехала к Невиллу и Ханне в их «официальный» дом, оставленный им в наследство бабушкой мужчины, чтобы попытаться силой выбороть себе право на нормальную жизнь.

И хотя домовик Ханны принес ему вместо чая одеяло, и тот его принял, Ремус дрожал вовсе не от холода, а от злости, рвущейся изнутри.

Он кидал во все стороны от себя приветливые взгляды, махал знакомым рукой и даже послал воздушный поцелуй всё такой же красавице Флер, прибывшей с мужем, но без свекрови, которой ход сюда не так давно закрыли из-за дочери, способной вытянуть из головы матери любые секреты даже на расстоянии мили. И в то же время он сердился на всех и каждого, кого видел перед собой.

Оказываясь здесь, маг каждый раз вспоминал, как его высмеяли на первом собрании после Битвы в Запретном лесу. Тогда, выпив бокал фирменного хереса, доставленного кем-то из «Висельника», мужчина со стуком поставил стакан на журнальный столик у дивана, вытер потные руки о колени и медленно поднялся, привлекая внимание.

Добившись желанной тишины, он решился и задал давно выстраданный вопрос:

— Дорогие мои, — начал он ласково. — Вы сидите здесь и радуетесь, но чему? Ну и что с того, что мы смогли с ним разок побороться? Посмотрите туда!

Ремус указал на пустой стул прямо возле Молли, но та не посмотрела, а поджала губы и отвернулась, поняв, к чему клонит оратор.

— И туда! — рявкнул он уже совсем не ласково, указывая на очередное пустующее место.

Маги быстро сориентировались и перестали улыбаться.

— Какого черта, дорогие мои? — зло произнес он. — Соратники Снейпа считают его проигравшим только из-за того, что погибли не все их враги! А вы? Вы почему считаете, что полсотни погибших друзей — это победа?!

— Мы не считаем, Ремус! — возразила вскочившая со своего места Молли. — Но что ты предлагаешь? Сдаться? Этот мальчишка — большая беда, чем Волдеморт!

Тишину, казалось, можно было резать ножом. Раздавался только стук ложки в миске, перемешивающей картофельный салат. Все присутствующие были на стороне главной Уизли. Обозлённая, осунувшаяся, с пучком из поседевших и плохо расчесанных волос на затылке, она всё равно была авторитетом, только слегка меньшим, чем сам Люпин.

— Ты же знаешь, друг, когда они вместе, земля содрогается... — прошептал Кингсли Брувстер, до того момента скромно молчавший в углу у окна. — Младший в их паре — чисто затейник.

— Вот именно! — вскрикнул оборотень и подбежал к нему, хлопнув по плечу. — Ты прав! Содрогается! Каким ещё тёмным магам с их тёмным искусством приходят на помощь потусторонние твари? Мне кто-то ответит? Есть знатоки?!

Вопрошавший осмотрел недовольных присутствующих, не торопившихся ему отвечать.

— Он не рядовой тёмный, да... — совсем нехотя согласился Невилл. — Возле него даже на первом курсе можно было охладиться в жару. А он тогда не знал прям все заклинания мира, только учил.

— Трясло от него, как от лихорадки! — поддержал друга Симус.

Победно разведя руки в сторону, Люпин произнёс:

— Да, именно поэтому я предлагаю вам сдаться.

Оглушающий ропот возмущения вихрем пронёсся по комнате, но маг поднял руку, и звуки стихли.

— На время! — убеждённо произнёс он.

Не находя поддержки, Ремус широким шагом подошёл к сидящему во главе стола Невиллу.

— Ты же сам сказал — он другой, — обратился мужчина к нему. — Так давайте придумаем, как победить его по-другому. Не боевыми заклятиями, не бесконечными жертвами!

Молли окончательно сообразила, о чём речь, и заёрзала на стуле, распереживавшись за старого друга.

Тем временем последний продолжал говорить:

— Я посмотрел ему в глаза, в его бездну. Там! — сказал оборотень и неопределённо махнул рукой в сторону, но все и без подсказок понимали, где именно. — Гарольд живой, обычный, он сын обычных магов, кому-то друг, кому-то враг. Просто он — тьма! Даже если вы сможете случайно попасть в него Авадой, у вас есть уверенность, что зло такой силы исчезнет от тёмного заклинания? К тому же, если он ещё не разделил душу, то обязательно сделает это!

Понятие «простой тьмы» некоторых присутствующих позабавило, и особо несдержанные даже хихикнули. Другие же кидали понимающие взгляды на пустой стакан на столе.

Сидевший позади матери Билл не выдержал:

— Так кто он, Ремус? Ты определился? — добродушно выкрикнул он. — Простой или тьма? Зло или обычный?

Оборотень вдруг понял, что над ним откровенно смеются.

— Наше испытание, вот кто он! — рявкнул мужчина и со злостью пнул ногой пустой стул, где ещё два месяца назад сидела Падма Патил.

После этого он развернулся и пошёл к лестнице, желая покинуть непонятливых друзей. Ему в спину кричали извинения и просили остаться, но маг сильно обиделся. Он ждал яростных возражений, горячего обсуждения, сложных вопросов, но уж никак не насмешек. И пожалел о несвойственном ему красноречии.

Уже у камина на первом этаже его догнала Молли. Она схватила за рукав его поношенной куртки, чуть не порвав, и силой развернула к себе.

— Ремус, посмотри на меня! — строго сказала она.

— Молли… — скривился маг и попытался вернуть себе руку. — Давай без нотаций!

Но женщина вцепилась мёртвой хваткой уже в локоть.

— Мы их оплакали! — возбуждённо заговорила она. — Они погибли, потому что боролись, и мы их оплакали. Нет здесь ничьей вины, кроме Волдеморта и Гарри!

Она глубоко вдохнула, немного успокоилась, отпустила локоть друга и безвольно свесила руки вдоль тела, словно её покинули силы.

— За каких-то три года погибли тысячи хороших душ, Ремус. Ты представляешь, сколько погибнет ещё, если мы всё бросим и начнём искать иной путь?

Люпин не мог согласиться с тем, что погибших, умерших настолько ужасной смертью, можно взять и оплакать за каких-то восемь недель. Они же не сломавшаяся мебель, а чьи-то дети, родители или любимые. Их гибель для кого-то равнозначна гибели целой вселенной. Да и сам он до сих пор просыпается ночами в своей лачуге на болоте, но не от истошного крика кикимор, а собственного.

Однако маг решил не ухудшать и без того неприятную ситуацию.

— Альбус не был идиотом, Молли, — сказал он то, что не успел высказать наверху. — Зря вы старика заклеймили.

Женщина вновь собралась, вскинула голову и громко ответила:

— Был! Он был идиотом! — заорала она на оборотня и грозно потрясла пальцем у него перед носом. — Я так и знала, что ты хочешь поговорить о директоре перед всеми. Не смей превращаться в посмешище. Ты нам ещё нужен!

Несчастная бросилась Люпину на грудь и разрыдалась. Тот мягко гладил старую подругу по спине, стараясь успокоить, но даже не знал, что можно сказать, чтобы облегчить её боль. Молли Уизли имела океан причин для слёз.

— Положа руку на сердце, Ремус, — прошептала она, едва справляясь с дрожью в голосе. — Я считаю Альбуса третьим виновным. Там, наверху, призраки, а не маги. Добрая их часть даже в Косом переулке появиться не может, чтобы не умереть прямо на его тротуаре. Кто виноват, как ты думаешь? Не сам же Гарри виноват в том, что себя не убил?!

Молли уговорила Ремуса вернуться в гостиную, и он, слегка помедлив, послушался. Вернулся, словно ничего не произошло, сел — точнее, провалился в старый диван — и налил себе второй стакан хереса. Стакан тут же попытался ускользнуть, будто живой: кто-то явно не очень разумный продолжал подтрунивать над старым магом даже сейчас.

С того дня Ремус больше ни с кем не делился личными подробностями о пережитом в Битве. Выжившие и так рассказали достаточно. Ноша была тяжела, но, не найдя поддержки у близких, маг принял решение нести её в одиночку. До конца...

— Создал? — переспросил он, обращаясь к Невиллу. — Он создал животных? То есть дал им жизнь? Не отрезал голову? Не поджёг хвост? Не задушил?

Невилл молча кивнул и отпил чай, словно уже привык к подобным вопросам. Люпину первому передали колдографию, но пока он вглядывался в изображение, зал наполнился перешёптываниями. Сомнения звучали всё громче.

— Сын Лестрейндж с именем Гарольд? — скептически пробормотал кто-то. — А таблички «возрождённый младший Снейп собственной персоной» на нём нет? Может, Тонкс не заметила?

— Невилл, дружище, — заговорил Люпин, хмыкнув. — Это не только абсолютно точно не сын Северуса, это ещё и не сын Беллы!

Присутствующие засмеялись, соглашаясь с ним. Симус хохотнул громче всех, хлопнув себя по колену для убедительности.

— Может, ну его? — предложил он, всё ещё смеясь. — Не можем отыскать этого ублюдка — и хорошо. Вдруг он вообще не смог его возродить, а мы только время зря тратим?

От стены, где стояла в тени, оторвалась стройная фигура Тонкс. Сделав шаг под тусклый свет свечи, она резко оборвала общее веселье.

— Он возродил орков в северных лесах из одной гнилой кости, Симус. Узнал тайну золотой пыльцы из далёкого мира с помощью демона Барбатоса и расплатился за это душами наших друзей, а не своих! — голос её звучал всё громче, становясь почти гневным. — Он уничтожает маглов, управляя океанами и вулканами. Сильнейшие волшебники мира пляшут под его дудку и кланяются, услышав имя этой твари! Магия освобождает, кричат они, пересчитывая монеты в карманах. А ты всерьёз думаешь, что он не возродит того, с кем всё это провернул?

Воцарившееся молчание нарушил Дин Томас. Он вскочил на ноги и, отчаянно жестикулируя, начал торопливо говорить, обращаясь скорее к Невиллу:

— Но ведь сейчас… можно жить! Помнишь, каким был Снейп, когда ему было лет двадцать? Ты тогда говорил, что он, вероятно, уже успел разделить душу. После Битвы! Он гонялся за нами, как кот за мышами — придумывал новые законы, казни, пытки... А потом его убил тот безымянный храбрец, и Волдеморт просто забыл о нас. Мы для него — пыль на сапогах. Вот почему сейчас мы хотя бы как-то живём. Нас убивают по инерции, потому что мы боремся. Но если вы начнёте копаться в этом дохляке с колдографии — всё сразу изменится!

Невилл задумчиво потер подбородок, а затем, нарушив вновь повисшую тишину, произнёс:

— Дин, — медленно начал он, словно взвешивая каждое слово, — ты только что убедил нас в необходимости подобраться к нему и всё проверить, уж прости. Гарольд Северус Снейп не должен вернуться.

Люпин осознал, с каким злорадством наблюдает за этой сценой. Он понимал: даже самые здравые слова Дина потерялись в головах его товарищей — точно так же, как когда-то потерялись его собственные. С той лишь разницей, что Ремус хотел бороться — он просто не знал, как.

Они теперь бесконечно собираются искать и уничтожать его, как он уверен, вечную душу? Может, оставить её в покое? Или хотя бы сначала придумать действенный план?!

* * *

Ремус давно смирился с тем, что не сможет запретить друзьям бегать с палочками по следам Гарри и накладывать заклятия, которые тот перешагивает, словно трещины на асфальте.

Неприятные воспоминания о лабиринте, куда тёмного мага ещё совсем юнцом заманили во время его визита в Италию, накрыли оборотня с головой, как только Дин хлопнул дверью. Он вспомнил, насколько чинно и гордо Гарри пересёк его по прямой, и поморщился. Пару раз парень остановился, конечно, но лишь для того, чтобы полюбоваться скульптурами. Он вообще понял, что лабиринт был ловушкой? Или подумал — экскурсия?!

Да, во время Битвы в Запретном лесу Гарольд слегка поборолся за свою жизнь, но Люпин всё равно не верил, что кто-то сможет её у него отобрать.

Им понадобилось много усилий и жертв, чтобы узнать о происходящих там тайных встречах министерских чинов и великанов. Последние всегда таким образом отчитывались о положении дел в рядах волшебных народов и встречаться на другой территории не хотели.

Тем более в этот раз им необходимо было передать союзнику пленённого грифона, последнюю вольную птицу, понадобившуюся Волдеморту. И аппарарировать к нему с этим полульвом-полуорлом нужно было не куда-нибудь, а прямиком в замок Салазара.

Кому, как не министру магии, можно было доверить такую работу?

Умудрённые горьким опытом волшебники даже не пытались обманывать Гарри. Верный силам света кентавр просто пронёс на себе к логову исполинов домовика, чтобы тот под покровом ночи забрался на скалу, служившую Голгомафу тумбочкой, и незаметно передвинул стрелки одних-единственных часов. И нужных-то только для того, чтобы не опаздывать на рабочие встречи.

Великаны опоздали, не пришли в назначенное время. Гарри, пару раз оглянувшись, подошёл к ближайшему дубу и положил ладонь на его ствол, крепко зажмурившись. Он чувствовал себя здесь своим и знал: если спросить — лес ответит.

Дерево засветилось тысячью огоньков, и раздался мелодичный звук колокольчика. Маг вошёл в резонанс с тёмной природой этого места и получил свой ответ, а затем отшатнулся.

— Выходите! — смело крикнул он тогда в тёмную чащу леса и ухмыльнулся. — Зачем таким светлым личностям прятаться в темноте?!

Они окружили его, словно собаки, загнавшие дичь.

Их была сотня, и от них требовалось только одно — быстро убить. Люди понимали, что любой другой план их точно погубит.

Люпин вышел в круг первым, стараясь лучше рассмотреть Гарри. Лунный свет, пробивавшийся сквозь густые кроны, выхватывал из мрака изменившееся лицо парня. Детская угловатость исчезла и перед ним стоял почти мужчина, но больше похожий на зверя, чем на человека. Глаза Гарри блестели, отражая холодное сияние ночи.

— Снова ты, Ремус? — протянул Гарри с усталым вздохом. — Ну что мне с тобой делать? Опять пытаешься утащить меня в Нору для пыток? Или на этот раз придумал что-то получше?

Вместо ожидаемого ответа Люпин задал странный вопрос, который удивил даже его самого:

— Гарри… почему ты… такой?

Министр на мгновение замер, легкое недоумение скользнуло по его лицу, но Люпин не остановился.

Он поднял руку и указал на дуб, его пальцы дрожали, но не от холода.

— Ты разговариваешь с деревьями, Гарри! — крикнул он. — И не умираешь, даже если положено! Почему?!

Гарри сделал шаг назад и, словно задумавшись, пожал плечами.

— Страшного крестража в тебе больше нет… — продолжал Ремус, не отводя взгляда. — А ты есть, и тьма есть. Я чувствую её прямо сейчас! А ты? Ты хоть что-нибудь чувствуешь?!

— Мне же лучше, когда вы отказываете мне в чувствах, Люпин, — Гарри усмехнулся, но его глаза потухли, отражение луны исчезло. — Миф пугает гораздо сильнее!

Воздух вокруг них словно зарядился силой. Люпин почувствовал вибрацию, доносящуюся с глубин земли — она напоминала шум прибоя, но это точно был не океан.

— Извини! — крикнул Гарри и резко выдернул его из странного транса своим голосом, глубоким и по-юношески хрипловатым.

— За что конкретно, ублюдок? — сквозь зубы процедил Люпин.

— За Сириуса! — выкрикнул Гарри. — Он хотел жить. Понимаю…

Слова прозвучали как приговор. Люпин получил подтверждение того, что его друг погиб от руки крестника. Этот миг растянулся для него в вечность, каждая секунда была полна боли и отчаяния. Собрав всю свою волю, он сдержал слёзы. Впрочем, произошедшее спустя неполную минуту их разговора заставит его рыдать много раз.

Вместе с ним в лес пришли молодые маги — ученики, которых ему "выдали" ещё год назад. Люпин обучал их всему, что знал сам: боевым заклинаниям, выживанию, храбрости. Институт авроров, как таковых, исчез. Но в Париже на площади Фюрстенберга до сих пор можно найти облезлую телефонную будку, нажать в ней нужные кнопки и перенестись в крохотный кирпичный дом на горе, окруженный еще более высокими скалами. Там тренируются самые смелые.

Однако с каждым прошедшим годом желающих становится меньше, и безразмерные залы мини-дома, где учили искусству выживания в мире Лорда, неумолимо пустели. Люпин понимал, что еще пару десятков настолько же кровавых лет, идущих прямо сейчас, и в них будет смеяться лишь ветер.

Они не сразу посмели перебить его, но Майкл Корнер вскоре произнес, с трудом сдерживая недовольство:

— Учитель?

Люпин и все, кто окружил Гарри, нацелили палочки.

Не произнеся ни слова — оборотень кивнул, дав своё разрешение. И пусть он точно знал, что многие из них это заклинание не осилят, считал, что выбора не было.

Стройный хор молодых, но решительных голосов произнёс:

— Авада Кед…

Твердь под ногами разверзлась и застонала, выпустив наружу потоки алого света и раскидав магов, словно тряпичных кукол. Те несколько десятков, кто всё это время удерживал Гарри, рухнули первыми, и их несостоявшаяся жертва расхохоталась, раскинув руки, словно хищная птица.

Те, кто успел подняться и схватить палочки, осыпали врага всеми заклятиями, какие только могли вспомнить. Но страх многим из них мешал быть меткими. Да и Гарри уже был окружен наимощнейшим щитом, не пробивала который даже Авада.

Поляна освещалась белыми вспышками их магии не хуже, чем солнцем. Темный маг даже сощурился и приложил руку к глазам, ослепленный этим светом. Он не спешил уходить, хотя мог, и сердце Ремуса не то что ушло в пятки, оно упало в бездну в свободном падении.

Министр магии ждал их — чудовищ, что рождались из глубин земли. Морщинистые когтистые лапы цеплялись за края провалов, перепончатые крылья поднимали жуткие тела в воздух. Их слепые глазницы, затянутые серой кожей, находили жертв безошибочно. Звери с отвратительным хрустом перекусывали магов пополам, будто ломкие косточки. Поляна наполнилась криками, хрипами, чавканьем и звуками разрываемой плоти. Кровь буквально лилась рекой и стекала в недра потоком.

Они не боролись — не могли быть быстрее, чем эти исчадия ада. Маги, что всё ещё стояли на ногах, отбивались скорее инстинктивно, чем осмысленно. Молодые, ещё почти дети, смелые и отчаянные, — им просто не повезло родиться в эпоху Гарольда Снейпа. Они знали, что могли бы спастись, аппарацией покинув поле бойни, но сделать этого не могли. Каждое движение палочки лишь усиливало ярость чудовищ.

Боковым зрением, отбиваясь от очередного монстра, Люпин увидел, как зверь схватил Майкла Корнера, вырвав его из аппарационного вихря. Мгновение — и разорванное сердце упало на землю, а безжизненное тело с глухим звуком рухнуло к ногам Гарри. Это отвлекло того, кто наблюдал за резнёй с холодным, почти отстранённым спокойствием.

— Эй, глупый Люпи-и-н! — голос Гарри прозвучал тихо, почти ласково, заставляя оборотня вздрогнуть. — Посмотри же на меня… слышишь?

Люпин не мог посмотреть, но хотел, ведь не услышал в голосе темного мага привычной издевки.

Тварь вырвала из бедра оборотня кусок плоти и, облизываясь, приготовилась к новому прыжку. Люпин стоял спина к спине с Падмой, вдвоём отбивая атаки. Взгляд его был прикован к одной твари, а Падмы к другой. Девушка дрожала, словно в лихорадке, всхлипывая так сильно, что её тело едва удерживалось на ногах, но продолжала сражаться.

Когда она откинула от себя очередное существо, Ремус скомандовал:

— Смена позиции!

Падма мгновенно переместилась на место учителя, а Люпин шагнул в сторону, на мгновение освободившись, и устремил взгляд на заказчика этой кровавой бойни.

Гарри показывал ему свою палочку, держа её не как магическое орудие, а как приподнятый бокал, поднятый в чью-то честь, и отрицательно качал головой.

Зелёные глаза, исполненные ледяного спокойствия, не выражали ни злобы, ни страха. Это была бездонная пустота, отражавшая абсолютное зло, но оборотень всё равно закричал:

— Бросайте палочки на землю! — его хриплый, отчаянный вопль эхом разнёсся по лесу. — Быстро! Палочки на землю! Роджер! Терри!

Сам Люпин первым отшвырнул от себя палочку и успел убедиться, что без неё не нужен тварям ни в каком виде. Они перестали даже пытаться приблизиться, обходя его, как дурно пахнущее место.

Вновь обернувшись к Гарри, он заметил, что тот скривился, будто лимон откусил. В следующее мгновение за спиной Люпина раздался хруст, а еще через мгновение к ногам министра магии швырнули голову Падмы. Её открытые глаза, в которых навсегда застыл ужас, заливала кровь. А длинные черные волосы спутались, щедро смоченные слюной из пасти чудовища. Девушка не нашла в себе сил бросить магический атрибут и доверить жизнь жестокому врагу, ведь стояла ближе всех к учителю, и единственная понимала, откуда пришло указание.

Ремус рухнул на колени, а затем повалился на бок, ощущая, как его тело спутывают чары. Он знал, что теперь не сможет ни жить, ни умереть, пока Гарри этого не позволит. Собственно, в его сердце разлилась такая невыносимая боль, что жить маг хотел меньше всего.

Его слух уловил приглушённые хлопки — оставшиеся в живых маги покидали поле боя. Он не мог с ними попрощаться и даже сосчитать, сколько их уцелело. Всё, что он видел, — спины чудовищ, сгрудившихся возле министра магии. Как преданные псы, они стояли перед хозяином, виляя уродливыми обрубками вместо хвостов, и терпеливо ждали приказа.

Гарри снял защиту и уверенно подошёл к самому крупному из монстров. Наклонившись к его морде, он мягко потрепал его по щеке и что-то прошептал на ухо.

Твари послушно развернулись и медленно направились к зияющим провалам, втягивая ноздрями воздух и выдыхая отвратительный смрад. Люпин ощущал эту вонь даже с закрытыми глазами. Чудовища обходили его, словно косяк рыб обходит препятствие, но он боялся взглянуть на их кровавые клыки. А ещё больше боялся — представить, чья именно на них кровь.

Они остались наедине, как уже бывало не раз — два противоположных полюса разных миров. Одному из них, раненому, даже стало легче. Животный страх не за себя, а за других, покинул его. Ну а бывшего ученика оборотень больше не боялся, полагая, что хуже уже быть просто не может.

Стройная фигура приближалась к нему быстрой уверенной походкой. Он двигался без суеты, почти лениво, но вдруг остановился на полпути. Окинув поляну задумчивым взглядом, он постучал палочкой по ладони, словно размышлял о чём-то забавном. Затем развёл руками и начал вертеться на месте, будто не верил своим глазам.

Заприметив что-то в ближайших кустах, он наклонился к ним и отбросил в сторону ветку:

— Люпин, здесь часть головы Роджера Дэвиса! — его голос звучал насмешливо. — Зачем ты притащил сюда капитана? Их и так мало осталось!

Ремус сцепил зубы, осознав, что враг хочет добить его совсем не Авадой.

— А эти? — продолжал Гарри, указывая на тела молодых магов. — Что за мелюзга? Моргана тебя раздери, Люпин! Им что, десять?!

Гарри ходил еще несколько минут, осуждающе цокая языком при виде каждого трупа:

— Знаешь, Ремус, не уверен, что это тебя утешит, но от сердца Майкла осталось пару кусочков.

Ослабевший и побежденный, но всё-таки живой учитель мертвых учеников, не вынес силы своей вины — и молчаливые слезы покатились по грязным щекам.

Тем временем Гарри обошел его сзади и остановился. Люпин слышал его ровное дыхание и, понимая абсурдность таких мыслей, всё равно не понимал, как подобное зло вообще может дышать.

— Вы только голову её не забудьте...

Услышав стон раненого, он повернулся к нему:

— Ремус, не рыдай, я серьезно. Здесь такое быстро съедается!

Он подошёл ближе и наклонился, чтобы встретиться с ним взглядом:

— Как же мне повезло, что ты любишь болтать…

После чего замолчал, и тишину нарушал только шелест листьев на ветру. Всё живое в этом лесу умолкло, будто скорбя по усопшим.

— Какой же ты монстр, Гарри, — прошептал Люпин, не выдержав молчания. — Ты хоть понимаешь это?

Гарри вскинул бровь, будто удивился, и посмотрел на него сверху вниз:

— А разве я когда-нибудь отрицал? — спокойно спросил он. — А вы? Пришли сюда целой толпой, чтобы…

— Убить тебя — наша обязанность! — перебил его оборотень.

Гарри тяжело вздохнул, присел на корточки и убрал прядь волос с лица Ремуса. Его голос зазвучал мягче, почти задумчиво:

— Глупый Люпин... Разумеется, вы обязаны меня убить. Да я даже не сержусь на вас. Но посмотри вокруг, — он обвёл рукой поле боя, — здесь кишок больше, чем в мясной лавке!

После чего выпрямился и с пренебрежением махнул на мужчину у своих ног:

— Я хотел сказать, что вы пришли сюда толпой, как скот на скотобойню. Чтобы подохнуть! Это, по-твоему, добро? Бьюсь об заклад, ты даже не был уверен, что у этих детей есть шанс. И всё равно притащил их сюда… Почему вам не живётся спокойно, а?

Ремус хотел возразить, сказать, что когда тебя пытаются истребить, то жить спокойно не получается при всем желании, но вместо ответа захрипел, а затем закашлялся.

— Ладно, — уже спокойнее сказал темный маг. — Не расспрашивай ты меня о всякой чепухе почти минуту, может, и получилось бы.

Всё тело Ремуса онемело от боли. Слёзы, смешанные с кровью, застилали глаза. По спине уже ползали какие-то насекомые, но сильнее всего его страшило не это. Возле него стояла чистая тьма, принявшая человеческий облик, и рассуждала о спокойной жизни.

— Гарри? — прошептал он с трудом.

— Да? — ответ прозвучал неожиданно мягко, почти заботливо.

— Убей меня, пожалуйста, — выдохнул Люпин.

Гарри помолчал, постукивая носком туфли о землю, словно действительно обдумывал услышанное:

— С удовольствием бы выполнил твою просьбу, но… не для этого я подсказал тебе, как выжить, Ремус.

— А для чего тогда, Мерлин тебя побери?! — рявкнул оборотень, поднимая на него полный отчаяния взгляд.

Гарри насмешливо усмехнулся, наклонился и указал на голову Падмы, лежащую неподалёку:

— Хочу, чтобы ты жил… с этим!

Он горько рассмеялся, словно выдыхая из себя яд.

— Когда встанешь, Ремус, ты посмотри на каждого из них. На каждый труп. И пойми: так будет со всеми, до последнего. Со всеми, кого ты знаешь, и с теми, кто тебе ещё незнаком. Это ваша великая цель, правда? Думай, глупый Люпин, думай!

Гарри сделал несколько шагов туда-сюда, словно зверь в клетке, тряхнул волосами и заговорил тише, но с той же яростью:

— Вы убиваете наших людей, даже детей, и сами гибнете толпами, но поцарапать меня или милорда не можете! Ты их видел, Ремус? — он кивком указал на почти затянувшиеся трещины в земле. — Мне понадобилось всего тридцать секунд. Понимаешь? Тридцать секунд, чтобы позвать их на помощь. Как ты собираешься меня победить? Объясни, а то лопну от любопытства!

— Как? — после долгой паузы прохрипел Люпин, осознав, что ему не дадут умереть. Если он обречён жить, то должен узнать.

— Что «как»? Как позвал? — переспросил Гарри с притворным удивлением. — Просто позвал. Заклинанием! Учили меня, понимаешь?

— Но они не пересекают границы миров ради чужих…

Гарри сделал шаг назад и приложил изящный палец к губам:

— Тссс...

После чего развернулся и пошёл прочь. Лунный свет освещал ему дорогу, но не касался его самого. Высокая фигура, затянутая в чёрный камзол, казалась поглощающей свет. Только серебряные нити змеиных узоров на рукавах поблескивали в темноте. Ветви деревьев поспешили убраться с его пути, чтобы не оцарапать. Министр покинул лес быстро и бесшумно — как и пришел.

* * *

В окно проникало слишком много солнечного света. Мужчина отвёл взгляд, опустил локти на массивный стол и попытался сосредоточиться на тёмном пятне перед глазами. Оно перемещалось по комнате, громко описывая какую-то битву, где кто-то ел, кого-то ели, кто-то выжил, а кто-то безвозвратно погиб. В общем, самая обычная битва, которых на его пути было столько, что он осознанно старался их не вспоминать. Иначе, вспомнив хотя бы одну, ему пришлось бы долго размышлять, в каком веке и где она происходила.

Темный маг не отказался бы заснуть под это умилительное красноречие, но после воплощения способность ко сну к нему не вернулась. Поэтому он принялся разглядывать юного друга, стараясь изобразить на лице неподдельный интерес.

«Да кто все эти маги? Моргана тебя побери? Ты что, помнишь их имена?!»

События его волновали мало — изможденная душа ими пресытилась. Иногда, после очередной победы где-нибудь и в чем-нибудь, он пытался отыскать в себе радость, какую мог испытывать ранее, но внутри была такая пустота, что крикни он в неё — раздастся громкое эхо.

Почувствовать себя живущим маг мог лишь, создавая что-то могучее, как например новую магию, или отбирая жизнь и упиваясь своей властью над ней.

Только недавно он осмелился признаться себе, почему не хочет делать всё это без того, кто сейчас перед ним. А потому сидит, как глухой истукан — лишь бы не обидеть потрёпанное юношеское сердце, и без того замученное нелюбовью. Не потому, что ощущал в них обоих один источник силы, с чем не успел разобраться. Не потому, что его душа была сокрыта в нём довольно долгий срок, и теперь они могли чувствовать боль и радость друг друга. Нет, он просто относился к нему как к смышлёному младшему брату, который не делает жизнь легче — отнюдь, — но ярче уж точно.

Маг на мгновение отвёл взгляд, зацепившись глазами за каминную полку и стоящие на ней часы из глаза дракона. Он решил, что проявил уже достаточно уважения — и пора напомнить юному оратору главное.

Он поднял руки, словно автобус на ходу останавливал:

— Гарри...

— Я пощадил почти половину! — перебил юноша, вцепившись в ворот камзола. От резкого движения на пол посыпались пуговицы.

— Гарри, небольшой проигрыш. Ты молод. Тебе всего девятнадцать... — маг привстал и жестом указал на диван, призывая друга присесть. — Это быстро пройдёт и ты обязательно станешь другим. Поверь. А сейчас скажи мне...

Парень уже стянул неудобную одежду и бегал по кабинету в черной рубахе с широкими рукавами, и со стороны всё выглядело так, словно он пытался взлететь.

— Нет, я сошёл с ума!

— Гарри...

— И Люпин! Мы смотрели друг другу в глаза!

Тёмный Лорд наконец исчерпал лимит терпения и взревел:

— Гарольд Северус Снейп, тишина!

Тот хмыкнул и повалился на диван, демонстрируя готовность слушать:

— Да что не так-то?!

Маг сел на место и, глядя в изумрудные, будто зажжённые солнечными лучами глаза младшего Снейпа, нагло соврал:

— То, что ты мне поведал о своём ночном приключении, Гарольд, — это всё очень интересно и безумно увлекательно. И мы обязательно обсудим это ещё раз… позже.

— Когда?

— Позже!!!

Гарри кивнул, соглашаясь, а Тёмный Лорд тяжело вдохнул и выдохнул.

— Где грифон? — спросил он, прерывая тишину. — Пока ты развлекался, молодой человек, я чуть заживо у котлов не сварился.

Молодой человек только ойкнул и испуганно схватился руками за лицо:

— Забыл…

Они уставились друг на друга, но долго сохранять серьёзность не смогли и несолидно прыснули со смеху. Старость смеялась над юностью, а юность осмеивала детство, с которым всё никак не могла проститься.

Распахнув высокие ставни, хозяин замка наблюдал, как его министр магии, друг и соратник неловко пытается извиниться перед Джиневрой, которую чуть не опрокинул в фонтан её огромным беременным животом. Гарри так стремительно бежал к барьеру, что ничего перед собой не видел. Девчонка не осталась в долгу и окатила его водой с ног до головы. А глядя на его растерянное лицо не просто смеялась, а хохотала. Гарри же просто не знал, как реагировать, а поэтому просто махнул рукой на неё и побежал вперед — за грифоном, будущим и победами.

— Белла, я слышу стук твоего сердца, заходи.

Женщина тенью проскользнула в помещение и почтительно раскланялась, придерживая пышную юбку руками:

— Милорд, вам пора.

Но милорд задумчиво смотрел на Гарри, который так и не добрался до барьера без приключений и успел споткнуться о декоративную корягу, которая, на его памяти, никогда и никому не мешала.

— Наш юный министр магии чересчур неуклюж, ты не находишь? — спросил он.

Белла подошла к окну и пожала плечами:

— В министерстве этого не замечают, милорд.

— Не посещает?

— Изредка, — ответила ведьма. — Вам подражает.

— Дерзкая чертовка! — довольно хохотнул маг. — Но это правда — мы с ним не любим границ... Кстати, ты слышала, он ночью с кем-то боролся?

— С кем?!

В который раз за час он недовольно вздохнул:

— С кем-то, Белла! Скажи лучше — ты где была?!

Ведьма сделала шаг назад и виновато склонила голову:

— Он не звал на помощь, милорд, никого…

— Не звал вас, но их позвал, значит?

— Кого?

Маг скривился, давая понять, что не настроен на длинные беседы:

— Спроси его сама. Главное, что жив остался.

— Там, где магия, милорд…

— Да, Белла, я знаю: там, где магия, ему равных не будет. А там, где её нет? — он повернулся к ведьме за своим плечом. — Что тогда? Ты знаешь, что когда тебе ломают ноги битой, больно вовсе не от боли, а от невозможности ответить?

Женщина смутилась и опустила глаза, понимая, какое смутное время своей жизни нечаянно затронул милорд.

— Гарри не дал убить половину своих врагов там, в лесу, — проворчал маг.

Ведьма в ужасе прикрыла рукой рот и вытаращила глаза, но всё равно попыталась начать защищать сына.

— Нет, Белла, молчи! — он жестом закупорил слова, которые та была готова выпалить. — Я тоже был молодым и совершал разные глупости. Ничего страшного!

— Простите его, милорд…

Маг нервно кивнул, потирая висок:

— Чёртов Северус! Гарри не прожил детство, а сыграл его, как актёр в спектакле, понимаешь? И непрожитое тянет назад!

Тут Беллатрикс попросту не выдержала, так и не научившись управлять эмоциями после долгих лет там, где они были опасны для жизни. Тот, о ком нелестно отозвался милорд, подарил ей её Гарольда — её идеально ограненный алмаз.

— Без Северуса наш Гарри был бы другим, милорд! — горячо возразила она.

Тот криво ухмыльнулся и посмотрел ей прямо в глаза, словно хотел поведать великую тайну, но передумал.

— Соглашусь с тобой. Хорошие отцы — это маяк для детских душ, — буднично произнёс он, закрывая окно. — Очень жаль, что не всем так повезло, как нашему Гарри. Очень жаль…

В зал суда №10 он шел по мрачному коридору один, но не в полной тишине. Сюда доносились стоны тех, кто никогда не сможет увидеть его улыбки, разве только оскал. Факелы по обе стороны коридора гасли, будто сдуваемые ураганным ветром. Лицо мага скрывал глубокий капюшон черного плаща.

Стоило ему распахнуть массивные, тяжелые двери, врываясь в темный зал, сотни жадных глаз тут же устремились к его силуэту. Но все, что они могли разглядеть — это пустоту. Лишь гулкий стук подбитых железом сапог о каменные плиты давал знать присутствующим — маг жив и вовсе не крадется, а идет уверенным шагом.

Тёмный Лорд, абсолютный правитель Британии, даже не удостоил взглядом судейский помост. Его внимание сразу привлёк стоящий напротив стул — массивное кресло, обвитое цепями, словно вобравшее в себя горечь и боль всех, кто когда-либо в нём сидел. Маг подошёл, провёл ладонью по шероховатому металлу в молчаливом жесте уважения, а затем сел — так, словно занимал не просто место, а своё законное, почётное место.

Этот импровизированный трон символизировал жизни его соратников — тех, кто был до конца верен, и тех, кто предал. Оглядев трибуны, Темный Лорд убедился, что его понимают. Где бы ни были его последователи сейчас — в земле или еще не рожденные, — он ценил каждого.

Обвинители монотонно зачитывали обвинения. Защитники пытались оправдывать. Но маг почти не слышал их — их голоса сливались в его голове в глухой гул толпы. Его внимание было приковано к пленникам. Он читал их мысли — скучные, полные отчаяния. Иногда просто наслаждался страхом, который струился от них, как дым от потухшего костра.

Некоторые не выдерживали — катались по полу, рыдали, умоляли о пощаде. Маг отворачивался с нарочитым равнодушием, смахивал воображаемую пылинку с колена, а затем поднимал палочку и одним точным движением ломал шеи. Для врагов изысканная магия казалась ему излишней. Имена он не запоминал, приговоров не произносил — этим займутся другие. Потом.

Сегодня судилище должно было очистить страну от виновных в последнем нападении на Хогвартс. Маг был доволен: безумцев оказалось не так уж и много. Он надеялся, что спустя пару лет необходимость проливать ценную кровь чистокровных магов — сойдет на нет окончательно. Мир магии и так утекал, как вода сквозь пальцы, уже добрую сотню лет.

Уже через полчаса охрана из числа Стражей выволокла на арену последнего подсудимого.

— Чарльз, Уизли! — возвестил один из стражников.

Второй ткнул палочкой в худого рыжеволосого мужчину средних лет. Его спутанные, грязные волосы были заляпаны кровью, лицо — избито, а тело покрыто свежими синяками. Не сразу, но ему удалось поставить узника на колени. По характерному хрусту, раздавшемуся в зале, было ясно: коленные чашечки не выдержали удара о плиты.

Пленник сцепил зубы, крупные капли пота стекали по его лицу. Он смотрел исподлобья — взгляд тяжелый, упрямый, словно клинок. Но он не катался по полу, не умолял и не произнес ни звука. Даже на коленях он выглядел человеком, которого невозможно сломить.

В этот раз кровожадный судья узнал не только фамилию, но и взгляд, полный упрямства, за которое иногда готов был прихлопнуть Джиневру. Он украдкой посмотрел туда, где обычно сидела девчонка. Сегодня кресло главы Комиссии по учёту магловских выродков было пустым. Когда-то рыжая бестия не выдала тайну юного Томаса Ридла и продолжает хранить по сей день. А ведь они только в самом начале пути. Сколько их, дней, впереди?

— Азкабан… — проскрипел маг, недовольно морщась, будто эти слова оставили горечь на языке. — Десять лет.

Он неприлично долго смотрел вслед спасённому врагу, пока грохот кандалов не стих где-то за пределами зала. Но мысли могущественного мага уже покинули это место. Они были там — рядом с юнцом, в котором не было ни любви, ни жалости, ни света… но всё же билось живое, настоящее сердце.

И вдруг маг понял: там, в Запретном лесу, это сердце просто испугалось. Испугалось собственной тьмы, а вместе с ним испугался и Гарри.

Тёмный Лорд поднялся, ещё раз коснулся цепей кончиками пальцев, провёл рукой по изъеденной жуками деревянной спинке кресла — почти бережно.

Он, восставший из пустоты, знал лучше других: ничто не исчезает бесследно. А самые незначительные ошибки иногда требуют самой страшной цены.

* * *

Белла щекотала гусиным пером голую пятку, выглядывающую из-под белоснежного пухового одеяла.

— Просыпайся-я-я…

Обладатель пятки дернулся, нервно подтянул ногу под одеяло и укрылся от проблем с головой.

— Просыпайся, пока я не разбудила тебя как-то иначе-е-е…

Наконец Белла решила все же наплевать на итоговое настроение того, кого будила и заорала со всей дури:

— Мы атакованы с фланга! Элис держит прицел! В бой! Магия освобождает! Во имя Темного Лорда!

Прокричав до конца, ведьма повалилась в высокое алое кресло и захохотала так, что казалось — вот-вот лопнет шнуровка на ее туго затянутом черном корсете. Она дергала ногами в воздухе, буквально захлебываясь от истерического веселья.

Ей легко удалось разбудить обладателя пятки. Сейчас он стоял на кровати в широкой ночной сорочке в горох, бешено вращал глазами, размахивая палочкой по сторонам, и пытался сдуть с лица прилипшую прядь, мешавшую рассмотреть все опасности досконально.

— Белла, нет! — пронзительно закричала Джинни, пытаясь собраться с мыслями. — Что ты творишь?! Не делай этого!

— Джиневра, что это на тебе надето? — воскликнула она, театрально прикрывая глаза рукой и пятясь к камину. — Куда смотрит твой муж? Это стыд и срам! Ты же еще не старуха!

Джинни, которая совершенно не считала себя старухой, а скорее опытным бойцом, спрыгнула с кровати. Угрожающе надвигаясь на гостью, она прищурила глаза и не думала опускать палочку.

— Не смей, Белла, не смей… — шипела она. — Честно, я не могу! У меня заседание!

— Там барьер повредили, Джинни, — печально протянула Беллатрикс.

— Где?

— Везде! — расплывшись в довольной улыбке, провозгласила та.

— Беллатрикс! — Джинни почти взвыла от отчаяния.

Белла, наслаждаясь ситуацией, продолжала хихикать, явно предвкушая, как снова окунется в водоворот борьбы или хотя бы погоню. Она не могла упустить такую редкую возможность развлечься.

— Сивый зовет, ну зачем его обижать? Он ведь хороший... Ну не будь ты такой черствой! — начала ныть ведьма, гримасничая, как обиженный ребенок.

— Белла, осторожно, камин не работает, — неожиданно серьезно предупредила Джинни. — Окажешься посреди океана!

Ведьма прекратила пятиться, склонила голову набок и пристально уставилась на хозяйку комнаты.

— О тьма очей моих! — воскликнула она с преувеличенной драматичностью. — Это же я учила тебя лгать!

Через пару секунд из камина донеслось:

— Горжусь тобо-о-ой!

Джинни задохнулась от досады, затрясла нечесаной рыжей копной и затопала ногами, едва удерживаясь от нового крика — уже просто так, от отчаяния. Но она быстро взяла себя в руки: ну разве он виноват? Конечно же, нет.

— Доброе утро, Гарри! — приторно-сладко пропела она. — Ты выспался?

Из самого дальнего угла комнаты донеслось тихое шмыганье носом, а затем недовольный голос:

— Сейчас четыре тридцать утра, миссис Гойл.

— Точно, — кивнула Джинни, мысленно ругая себя за идиотский вопрос. — Может, хочешь еще немного поспать?

— Нет, спасибо.

Почувствовав, как начинает дергаться уголок глаза, Джинни молча направилась к кровати, рухнула на нее лицом вниз и едва удержалась, чтобы не вцепиться зубами в подушку.

— Иди в игровую, милый, — простонала она, не поднимая головы. — Я сейчас подойду.

Ребенок оживился, послушно побежал к двери, но замер на пороге, обернулся и спросил:

— Монти спит?

— Монти и Сабрина отправились с отцом и лордом Малфоем на турнир в Польшу… — ответила она с фальшивым сожалением в голосе.

Однако не удержалась и невольно улыбнулась, вспоминая, как мужчины наконец сдались под напором ее недельных уговоров и согласились взять с собой её весьма своенравных детей. Их взгляды были опасны, но Джинни и не такие видала.

— Тогда мне будет скучно, — расстроился Гарри, опустив голову. — Возьмете меня на заседание? Я буду сидеть тихо, обещаю!

Джиневра устало прикрыла глаза, издав тихий стон, и посмотрела на ребенка:

— Дорогой, это заседание в кафе. С бутылкой вина и подругой, которую я давно не видела. Прости, но я солгала твоей маме!

— Да ничего, не переживайте, мама тоже часто врет.

Услышав этот весьма тоскливый ответ Джинни проснулась окончательно и устыдилась:

— Ты же знаешь, у твоих родителей есть правила…

— Знаю.

— Тебя нельзя никуда брать, тебя нельзя нигде оставлять, с тобой нельзя никому разговаривать…

Внезапно Джиневра замолчала, почувствовав — если озвучить еще пару подобных пунктов, то она разрыдается.

— Ладно, — она с усилием встала с постели, поправляя сорочку. — Тебе же уже почти десять, как и Монти? Умеешь хранить секреты?

— Лучше всех! — ответил Гарри с такой уверенностью, что Джинни, уже полностью проснувшись, бодро подошла к мальчику и провела рукой по его мягким, волнистым волосам.

— Умница! — улыбнулась она. — Тогда у тебя сегодня тоже будет заседание, но о нем лучше никому не рассказывать, понял?

Ребенок улыбнулся во весь рот, так искренне и широко, что в его бездонных черных глазах словно вспыхнули звезды. На щеках образовались ямочки и весь его облик словно заиграл новыми красками, будто стена дождя ушла и за ней открылся тайный мир. Женщина слегка опешила и даже шаг назад сделала, чтобы полюбоваться.

— Какой ты взрослый, Гарри... Какой красивый…

Она замерла, слегка отступив, чтобы лучше рассмотреть его. И тут же очнулась от наваждения: «взрослый и красивый» Гарри так громко чихнул ей в живот, что слизкая влага моментально просочилась сквозь тонкую ткань ночной сорочки.

— Гарри-и-и! — простонала Джинни, а мальчишка, не смущаясь, весело захихикал, вытирая нос рукавом.

* * *

Последний раз Джиневра Уизли видела Гарольда Снейпа мертвым, лежащим на пушистом ковре, который, казалось, впитал в себя всю его кровь. В воздухе уже витал сладкий мерзкий запах смерти, но осознание утраты все еще не пришло. Она стояла, потерянная, как первокурсница, впервые перешагнувшая порог Хогвартса — двери в новый, пугающий мир. Теперь это был порог другого мира — мира без Гарольда Снейпа.

Обычно бойкая и энергичная, командующая всем — от цвета балдахинов над кроватями своих детей до выбора кандидатур в министерские кабинеты, — она застыла, словно парализованная. Хотелось закрыть его остекленевшие глаза, которые смотрели в пустоту с немым укором, но тело не слушалось.

Руквуд вошел в комнату и осторожно положил руку ей на плечо, пытаясь привести в чувство, но Джиневра не двигалась. Тогда он попытался взять её за руку и потянуть к двери. Безрезультатно. Даже легкий толчок в бок не подействовал. В конце концов, крепыш просто перекинул её через плечо, как мешок, и вынес из комнаты.

Уже там она поняла, что Гарри больше никогда не заглянет в её кабинет, соскучившись по её болтовне, не придумает новых заклинаний и не разозлит, назвав их с Грэгори идеальный трехэтажный дом из белого кирпича сахарной ватой. А кто теперь будет смеяться над их с Беллой перепалками? Неужели никто?

После похорон, где Гарольда провожала черная река мрачных магов, среди которых не было случайных лиц, Джинни осознала две вещи. Во-первых, её беспомощность в эти дни побила все рекорды. Она не смогла даже поддержать Беллу, оставив эту нелегкую задачу Рудольфусу, который и сам был отнюдь не в лучшем состоянии. Во-вторых, вместо воспоминаний о том, каким он был при жизни, перед её внутренним взором упорно всплывал образ его холодного трупа.

В такие моменты женщина пугалась и усилием воли начинала вспоминать их последнюю битву в башне магловского Биг-Бена. Милорд созвал их там в ночь лунного затмения, чтобы именно в эти часы забрать из башни пенни с маятника часового механизма и покорить себе день и ночь, регулирующие ритм жизни этого шумного и порочного города. Не Дары Смерти, но тоже важная вещица, охраняемая секретными стражами из числа маглов и полукровок.

Темными и опасными призраками они проскользнули в дверь с табличкой «Часовая башня». В тишине раздавался только легкий шорох одежд, который легко спутать с ветром. Вереница сосредоточенных магов в серебряных масках, несущих смерть и разрушение, преодолевала пролет за пролетом в полном безмолвии, заранее скрытая искусными чарами.

Но где-то на половине пути один из них не выдержал:

— Святая Моргана, сколько здесь ступеней?! Я вспотела, как свинья!

— Элис! — гневно зашипела ей в спину Джинни. — Триста тридцать четыре! Тебе стало легче? Топай давай!

— Ты считала, что ли? — поинтересовалась она без особого интереса.

Элис Миракл пыталась отдышаться, выглядывая в темноту верхних пролетов и оценивая оставшийся путь. Ответа от Джинни не ждали, да она и не собиралась сейчас рассказывать, что когда-то ходила сюда на экскурсию с братьями и отцом. Поэтому просто несильно треснула палочкой бывшую преподавательницу по заднице, и та наиграно ойкнула.

— Эй! — глубокий мужской голос снизу негодовал. — Здесь даже для меня узко, а Торфинн почти что застрял! Вы там наговорились? И повторяю еще раз — никакой магии, пока не дойдем!

Резко развернувшись в сторону голоса, Джинни возмутилась:

— Гарри, я в курсе!

Но разворачиваясь обратно заехала локтем в глаз стоящему позади.

— Ай!

— Гиббон! Больно, да?! — женщина аж губу закусила. — Прости! — и погладила его по голове.

— Джинни, я не так стар, но еще минута и состарюсь! Он потом простит!

— Барти, не вредничай! — подала голос Элис.

— Детвора, но я согласен с Барти, — голос еле дышал. — Правда если он состарится, то я умру, мне семьдесят пять! Я лет сорок никуда пешком не подымался! И что мы здесь делаем в таком наистраннейшем составе? Еще и с министром магии? Почему не предупредили? Знал бы — ведомости прихватил…

— Ну хватит, Яксли! Завтра! Завтра я буду в министерстве и подпишу твой план строительства. Доволен?!

— Доволен, мой уважаемый министр! Тогда же я вручу тебе путеводитель, чтоб ваше высочество дорогу к нам не забыли!

— А как вы смеете проявлять неуважение к приказам милорда? — раздался сиплый голос, словно с песком, в котором с трудом можно было признать женский. — Что значит «наистраннейший состав»?!

Все замолчали на пару секунд.

— Аллекто, мы тебя очень любим, правда, но ты иногда так поздно включаешься… — задумчиво протянул Яксли.

— Хватит! — взревел гигант Руквуд, потерявший терпение. — Если вы сейчас же не сдвинетесь, я всех вас подвину! Вместе с министром, клянусь!

Все захихикали, но процессия моментально двинулась наверх, где их и встретила взбешенная Беллатрикс, успевшая быстро подняться и еще быстрее спуститься, обнаружив пропажу всех, кто шел за спиной.

— Олухи, — констатировала она. — Идиоты!

Вскоре Джинни Уизли поняла: даже если бы они кричали на лестнице во весь голос битый час — это ничего не изменило бы. Пожиратели были слишком искусны. Их годами тренировали лучшие последователи Тёмного Лорда, а специально оборудованный зал для таких занятий на верхнем этаже замка Салазара служил тому немым подтверждением. Выбоины на полу и стенах от боевых заклинаний и внутренней магии сотен сильнейших магов планеты невозможно было скрыть никакими чарами.

Но если ты уже ступил на сложный путь борьбы, то избежать простого сражения — невозможно.

— Элис! — перекрывая шум боя, орала Джинни. — Цель слева!

— Не вижу! Где?!

— Эта уже нигде. Новая справа! — резко командовал министр магии, ловко испепеливший врага. — Пригнитесь! Обе!

Вокруг свистели заклинания, слышался топот десятков ног, крики и глухие удары тел о камень. Поверженные стражники башни падали, превращались в пепел и исчезали в пучине пространства и времени.

— Прицел, Барти! Он за шестерёнкой! — предостерёг низким, пугающим басом Торфинн, настоящий громила среди Пожирателей. — Присел!

— Белла, я держу дамочку в красной кофте! — выкрикнул Руквуд, направив палочку на пожилую ведьму. — Хочешь — подходи!

Беллатриса не заставила себя упрашивать. Подскочив к женщине, она вдохнула её страх, наслаждаясь этим моментом, и безжалостно жизнь оборвала.

В разгар битвы Джинни оказалась у входа на лестницу, по которой они пришли. Боковым зрением она заметила знакомую фигуру. Обернувшись, она встретилась взглядом с отцом.

Старик застыл с палочкой наперевес, его лицо перекосило от ужаса, а по щеке катилась скупая слеза.

— Сектумсемпра! — яростно закричала Джинни, направив палочку вниз.

Заклинание, несвойственное используемой ими сейчас магии, привлекло внимание. Несколько лиц повернулись в её сторону, в том числе и Гиббон — маг средних лет с тонкой полоской вместо губ и бесцветными, злыми глазами. Несмотря на измождённую внешность, в которой угадывались следы былой порочной красоты, он оставался опасным. Гиббон обладал не только удивительным талантом очаровывать женщин, но и потрясающим чутьём, которое, по слухам, позволяло ему видеть на секунду вперёд.

Поговаривали, что это наследие чистой как слеза крови, и уж кто-кто, а Джинни знала это наверняка. К тому же мужчина выжил во времена, когда его хотела убить каждая министерская крыса, и встретил своего повелителя абсолютно несломленным.

Поэтому, заметив, что Гиббон прыгнул на неё с ловкостью кошки, она поняла, что происходит. Дернувшись ему навстречу, она отклонилась от проема в полу, расстояние до которого было настолько малым, что никто не успел бы ей помочь. Оказалось, что у женщины было всего мгновение до того, как в неё бы попала Авада. Мужчина повалил женщину на пол вовремя и сразу же помчался вниз. Он не догнал старшего Уизли, автора заклинания, и быстро вернулся, бросив на вновь дерущуюся Джинни понимающий взгляд.

Между ними всеми никогда не было никаких границ или субординации, будь ты министр или охрана, учитель или ученик, старый или молодой. Когда-то вместе они совершили невозможное, поправ законы устаревшей магии и морали, и с тех пор плечом к плечу стояли на страже интересов магической Англии в попытке спасти родной мир от вымирания. Они абсолютно равны в этом сражении, заменившим им обычную жизнь, и признают верховенство одного только Лорда. Но зная всё это умом, в тот момент Джинни ощутила сердцем, насколько близки ей эти маги в чёрных одеяниях. И насколько далеки те, кто некогда дал жизнь.

Уставшая, но всё такая же внимательная, Уизли моментально заметила, что в их отряде стало одним магом больше. Всё еще пытаясь загнать в угол технического помещения над колоколом упорно сопротивляющегося юнца, она махнула Кэрроу, и та взяла его на себя.

— Милорд, любите вы в окна смотреть… — бросила Джинни, заметив фигуру у арочного проёма.

Темный Лорд, чьего имени боялся весь мир, стоял и безмятежно любовался открывшимся видом. Он, кажется, хотел ответить что-то, но Уизли резко подняла палец.

— Секундочку, подождите! — перебила она и, сорвавшись с места, бросилась к Элис.

Декан Гриффиндора уселась верхом на девчонку и сцепила руки на её шее, явно собираясь довести дело до конца.

— Элис! Не души её! — заорала Джинни, перекрикивая грохот взрывов и звуки продолжающейся борьбы. — Прекрати!

Но та, казалось, даже не слышала.

— Белла, помоги оттащить её! — крикнула Джинни, обернувшись к Беллатрисе.

Ведьма почти лениво кидала заклятия в кого-то, кто бегал туда-сюда на верхнем помосте, пытаясь то ли его вымотать, то ли развлечься. Ну уж точно не попасть, иначе сделала бы это давно.

— Пусть душит, — буркнула Беллатриса, бросив на них мимолётный взгляд. — Тебе жалко, что ли?

— Белла, она чистокровная! Её на обмен! — рявкнула Джинни.

— Ой, ну ладно!

Беллатриса убила свою «игрушку» на помосте лёгким движением руки, после чего, почти грациозно, схватила Элис за лодыжки и с силой оттащила от жертвы. Применять магию на своих считалось дурным тоном.

— Учись, — бросила она с ухмылкой. — А на что меняем?

— На верность, — твёрдо ответила Джинни.

Закатив глаза от разочарования, Белла предпочла отправиться на охоту за теми, кто остался, и отвоевать себе пальму первенства среди олухов.

Оглушив и связав пленницу, Джини снова рванула к проёмам.

— Вот! — торжественно объявила она, едва переводя дыхание. — Теперь всё!

Но едва милорд открыл рот, чтобы произнести какие-то заготовленные слова, Джинни подняла голову к небу и неожиданно завопила:

— Гарри-и-и! Затмение-е-е!

Маг у окна лишь усмехнулся ей вслед. Убедившись, что министр магии уже дотянулся до маятника и бережно убрал пенни в бархатный мешок, она вновь вернулась, но милорд решил больше не испытывать судьбу.

— Гарри? — тихо позвал он, его голос звучал спокойно. — Заканчивай, довольно уже.

Осматривая подходивших к нему последователей, он делал это будто заботливо и не спеша. Сегодня на нем не было маски, не было изысканной одежды или украшений. Обычный маг, которого можно встретить в Дырявом Котле. Под его сюртуком легко угадывалось гибкое рельефное тело, но поражала не физическая сила, а ощутимая волна темной магии, исходившая от него. Под её давлением неудержимо хотелось склонить голову. Впрочем, милорд только пару лет назад перестал бороться лично и плечом к плечу с товарищами, позволив себе не вскакивать с кресла и не бросаться в омут войны по несколько раз в день, и никаких поклонов не требовал.

Пока они все кивали, здороваясь с главным, а Белла всё равно традиционно кланялась в реверансе, вперед вышел Гарри. Луна больше не освещала это помещение, никакой свет не отражался от колокола, и всё же электрический свет внизу позволял различить мельчайшие частицы пыли, окружавшие его. На миг Снейп зажмурился — рука с палочкой дёрнулась, и он распахнул глаза. В ту же секунду двое врагов, затаившихся по углам, взорвались. От них не осталось даже пепла — только такая же мелкая пыль, рассеявшаяся по помещению. С глухим звоном на пол упали челюсти.

Джинни сглотнула, понимая какая мощь стала доступна её товарищу. Он начал свой путь с простых книг и зелий. Днями просиживал в библиотеке и терпел издевки от однокурсников. Однажды даже висел на люстре вверх тормашками, спасаясь от обычных пикси, о чем потом ему вспоминали годами. А сейчас ему покорилась магия тлена. Да она гордилась им больше, чем собой, готовая расцеловать по-семейному!

Вдоволь налюбовавшись опасным силуэтом, выделявшимся на фоне мерцающего мрака, Джинни всё же пришла в себя первой, сняла маску и возмутилась:

— Так ты мог прийти и просто забрать этот пенни! Да кто угодно мог! Почему мы?

Маги, поддавшись её настроению, стали снимать маски и переглядываться, теряясь в происходящем.

— Джиневра, ты же не будешь сердиться на меня за то, что я собрал вас здесь вместе? Всех, кто смог прийти? И попросил Гарри помочь? — с подчеркнутой мягкостью произнёс милорд, устремив взгляд на закрытую солнцем луну. — В этот прекрасный момент?

— На вас, конечно же, не буду, милорд, — улыбнулась она.

Но её взгляд ясно говорил: "А вот на Снейпа — буду!"

Гарри, наблюдая за её реакцией, слегка наклонился, чтобы лучше её видеть. Он улыбнулся, подмигнул, словно поддразнивая и призывая не злиться. Такой умный, красивый, высокий, с черными, как вороново крыло, волосами, забранными в хвост. Эту его дерзкую, обворожительную улыбку она потом вспоминала годами. Сожалела, что тогда не ответила тем же, а лишь раздражённо махнула рукой, словно отпуская обиды.

Дождавшись, пока стихнет шепот, Темный Лорд сделал шаг вперед, сцепил руки за спиной и приказал:

— Подойдите, все.

Маги двинулись ближе к окнам, выстроившись в ровную линию.

Он выдержал паузу и отдал следующий приказ:

— Смотрите внимательно. Что вы видите?

Первые секунды все молчали, всматриваясь. Но вскоре Джинни едва слышно ахнула, согнулась, опираясь руками о колени. Зная, чего именно добивается милорд, она и представить не могла, какие восхитительные чувства вызовет в ней такая картина.

Внизу, под Тауэрским мостом, плавали русалки, их серебристые хвосты мерцали в свете вод. На месте огромного шоппинг-молла на другой стороне реки раскинулся «Центр детских развлечений для несовершеннолетних магов». Трафальгарская площадь была заполнена гномами, суетящимися и вносящими последние штрихи в свои строения. Над многими домами маглов развевались зелёные флаги. Все знали, что они означали — в них скоро поселятся семьи волшебников. Медленно, но неотвратимо, магия полностью заполнит уютные городские улочки, заставив маглов покинуть места своего обитания.

Повелитель выдавливал никчемную популяцию из их мира, и был единственным, кто осмелился заявить о праве магов жить не в унылых подворотнях на окраинах, а на землях, отобранных у магии в ходе жестокой войны тысячи лет назад.

— Пенни поможет нам незаметно для двух миров продлить ночь, — голос милорда звучал тихо, но очень уверенно. — Ночь, когда работа над расширением наших владений наиболее эффективна. — Он выдержал паузу, оглядев собравшихся, а затем указал на Букингемский дворец. — И поможет повлиять на тех, кто с нами не согласен. Добавит немного… сговорчивости.

Гарри, стоявший чуть позади, тихо пробормотал что-то насмешливое о "силе убеждения". Милорд усмехнулся, а остальные маги осознали, что в этой сложной и выматывающей игре не один, а два главных героя.

Терпеливо выслушав их восторженные перешептывания, милорд неспешно спросил:

— Вы видите огонь? — он сделал широкий жест, обводя руками пространство перед собой. — Может, дым? А может, есть среди вас те, кто разглядит нашу метку?

Пожиратели обменялись растерянными взглядами, но никто не ответил. Удостоверившись, что никто ничего такого не видит, милорд задумчиво кивнул, словно соглашаясь с собственными мыслями.

— Совсем недавно эти два мира горели, обожжённые войной, будто ядом. Огонь полз по ночным улицам, пожирая всё без разбора. Мы не спали. Мы бились. Мы гибли. Друзья плакали над нашими телами, не зная, кого им закапывать завтра.

Молчание опустилось на зал, будто саван. Пожиратели склонили головы, вспоминая тех, чья жизнь оборвалась ради общего дела. Колокол их разорванных душ звучал громче всего именно в такие минуты.

— Хорошо помню, как ты, Джиневра, кричала с окровавленным первенцем на руках, — продолжил он, задержав взгляд на ней. — Помню, как твоя дорогая сестра, Белла, тормошила мертвого мужа. Помню твоего храброго отца, Элис. Его подвиг навсегда с нами и мне жаль, что ты его не узнала.

Он подошел к Гарри вплотную. Джинни даже видела, как от дыхания милорда на лице товарища шевелятся одинокие волосинки, выбившиеся из-под атласной ленты.

— И я хорошо помню твою мать, Гарольд, — сказал он с долей волнения в голосе, а затем провел пальцем по шраму на его лбу. — Она так любила тебя…

На этих его словах Гарри качнуло, как молодое дерево на ураганном ветру.

Милорд, неспешно отойдя к арочным проёмам, обернулся и спокойно произнёс:

— Нас хотели сломить, но мы победили. Как ты там вчера говорил?

— Когда меняется всё — изменения не видны, — отозвался Гарри, немного хрипло, словно слова дались ему с усилием.

— Да, — согласно кивнул маг. — Открытая война окончена, и они привыкли. Остались тысячи врагов, конечно, и не одно подполье, но что это меняет? Когда главы достопочтенных семейств снимают свои шляпы при встрече с Торфинном и Гиббоном?

Радость вырвалась из магов, сдерживаемая годами надежд.

— Да я сам их боюсь! — выкрикнул Барти, широко улыбаясь. — А тут какая-то дамочка в кафе: «Уважаемый мистер Гиббон, не советую вам эти пирожные — их свежесть сомнительна!»

— Да ладно тебе! — рассмеялся Гиббон, махнув рукой. — Я-то что? Ты бы видел, как у Торфинна просили автограф для дочери! Плакат! Видел?!

— И что, подписал? — поинтересовалась Джинни, хохоча так заразительно, что окружающие подхватили её смех.

— Нет, застеснялся и сбежал! — кричал сквозь смех Барти. — Пришлось мне! Их устраивал любой вариант!

Смех и радость захлестнули помещение, а их громкий восторг отзывался эхом от каменных стен. Маги хлопали друг друга по плечам и обнимались, не скрывая эмоций. Джинни даже повисла на Белле, отчего та пришла в ужас и замерла, но всё-таки несмело приобняла нахалку.

Маги, привыкшие к боям и потерям, на мгновение позволили себе быть людьми — радоваться победе, которую так долго ждали.

Луна уже давно перестала скрываться и освещала их веселые лица. Не веселился один только Темный Лорд, рассматривающий уже вполне обычный магловский пейзаж. Все видели, что ему — не до конца настоящему и не до конца живому, что-то сильно омрачает существование даже в такой важный момент. И сочувствовали своему учителю и военачальнику, но осмелился подойти один только Гарри.

Он положил руку на плечо другу и совсем неслышно прошептал, чтобы никто не услышал:

— Том, ты чего хмуришься?

— Их было слишком много, Гарри.

— Тех, кого ты помнишь?

Мужчина посмотрел в счастливые глаза друга:

— И тех, кого я забыл...

Джинни нечаянно подслушала их короткий разговор и на мгновение замерла. А затем подбежала и обняла Гарри, привстав на цыпочки, чтобы дотянуться. Объятие длилось секунду и тот, кого обнимали, просто не успел отреагировать. Она ничего не сказала самоуверенному, но несчастному мальчишке из её уже далекого детства. Не похвалила за смелость, не поблагодарила, не извинилась и не простилась.

Милорд проводил её взглядом, а затем поманил к себе смущенных магов.

— Отчего только Гарри? Подходите и вы… все… смелее! — он горько усмехнулся. — Вы моя опора, а не обед!

Темный Лорд достиг той грани, где борьба за жизнь и свободу перестала быть отчаянной схваткой. И принял это с достоинством, благодарно соглашаясь с судьбой. Он решительно положил руки на плечи Белле и Гарри по обе стороны от себя.

Все, кто был здесь этой странной ночью, присоединились к ним, сцепившись друг с другом и образовав своими телами единую мощную цепь. Каждое её звено было выковано самым лучшим кузнецом — верой. Их вера в себя, цель и тех, кто рядом, была непоколебима. Потери сделали магов сильнее и выносливее, а темная магия пусть и развратила сердца, но взамен научила взмывать ввысь — далеко за горизонты возможного. Словно черные призраки стояли они на фоне серого рассветного неба, и взглянул бы кто на них со стороны, тотчас понял, что перед ним не просто маги, перед ним — легион.

— Джиневра, дорогая, ты точно не пытаешься убить это прекрасное дитя?

— Панси, нет! Я лечу ему насморк!

Белокурая дама, пышнотелая и ухоженная, жеманно поправила шелковую косынку на голове, а затем занялась расправлением несуществующих складок на своей розовой юбке. Всё — лишь бы не встречаться взглядом с мимо проходящими магами.

— Джинни, ну хотя бы не тряси так палочкой, — шептала она, сосредоточенно приводя в порядок наряд. — Ты лягушек из неё добыть хочешь? На нас все таращатся!

Начальник отдела и глава комиссии пребывала в состоянии бешенства. Она не только не рискнула встретиться с подругой там, где было запланировано, но и не могла исцелить виновника происходящего от обычного насморка.

— Он будет чихать на всё кафе!

— Ну и что? — пожала плечами Панси. — От этого оно хуже не станет.

Джинни в раздражении развернулась к ней, топнув ногой:

— Ну не потащу я его в магловский ресторан!

— «Шангри-Ла» давно не магловский, Джинни. Магия освобождает!

— Вокруг него всё равно полно маглов, Панси!

— Зато там полно стейков, приготовленных в огне дракона! И василькового вина!

— Дамы? — в подворотню заглянул Гиббон. — У вас всё в порядке?

— Да! — ответили они хором.

— Я просто спросил… — пробормотал маг, отступая обратно.

Джинни предприняла последнюю, отчаянную попытку, вспомнив уже все возможные заклинания от насморка, но безуспешно.

— Ладно, Гарри, — выдохнула она, сложив палочку. — Я, конечно, мать, но не твоя. У меня почему-то не получается. Ты справишься с платком, милый?

— С таким? — уточнил мальчик, привычным движением доставая из нагрудного кармана аккуратно сложенный в треугольник зелёный платок. — Он всё время новый, мы их не стираем!

Мальчишка выкинул тот, что продемонстрировал миссис Гойл, и тут же достал новый.

— Как продуманно… — протянула та задумчиво. — Мама тоже не может вылечить?

— Может, — ответил ребенок и вздохнул. — Ненадолго.

Наконец, побежденная и злая Джинни пошла прочь из закоулка.

— Панси, идем, хватит дуться!

Женщины, взяв друг друга под руку, двинулись прогулочным шагом к цели своего путешествия. Позади, словно тень, следовал Гиббон, исполняющий роль охранника министерской чиновницы. В своей руке он крепко сжимал ладошку единственного лишнего в этой компании — Гарри Лестрейнджа.

— Джинни, а у нас не слишком шикарная охрана для обычной прогулки? — усмехнулась Панси. — В конце нас что, ждет отряд Дамблдора?

— Это его личное желание, — равнодушно бросила Джинни. — Хочет охранять — пусть охраняет. Он всё-таки лучше, чем обычный Страж, не так ли?

— Ну, тебе виднее… — хмыкнула Панси, но не удержалась от улыбки.

— Панси, я тебя слышу, — шепнул Гиббон, обреченно вздохнув. — Просто знай это.

Обернувшись к магу, женщина пару раз кокетливо ему улыбнулась, но замолчала на целых пару минут.

— Гарри дикий какой-то… — прошептала она вскоре на ухо подруге. — Ты посмотри на него! Он что, в Хогсмиде раньше не был? Может, в "Сладкое королевство" зайдем? Шипучек ему купим?

Та глянула себе через плечо и увидела какими удивленными и жадными глазами мальчишка смотрит на пестрые витрины, но отмахнулась.

— Скорее всего не был, но конфет ему нельзя, — тихо ответила она. — Я почти уверена, ему ничего нельзя. И прекрати на него пялиться.

— Почему?

— Пялиться на него тоже нельзя!

— Ну хоть чихать ему разрешили… — хихикнула Панси.

После короткого вздоха она перестала оборачиваться, сосредоточившись на дороге. Женщины шли не спеша, по пути здороваясь с каждым знакомым, но старались не задерживаться, чтобы избежать нарушений ещё каких-нибудь строгих правил семейства Лестрейндж — ведь успели преступить главное.

Однако Джинни сделала одно исключение, заметив дочь погибшего Эвана Розье с заплаканной малышкой на руках.

— Красавица! — воскликнула она с неподдельным восторгом. — Даже в слезах, просто красавица!

Три ведьмы попрощались, расцеловавшись в обе щеки, но этих потраченных секунд хватило, чтобы не избежать другой встречи. В этот раз Гиббон потянул её за руку слишком поздно и не успел. Перед Джинни уже стояла её мать, и не пытавшейся избежать встречи с дочерью. С пучком на затылке и в строгом коричневом платье, застегнутом сверху до низу на деревянные пуговицы, она словно материализовалась на тротуаре.

И пока дочь молчала, мать пересилила себя:

— Здравствуй, Джинни, — сказала она негромко, но твёрдо. — Давно не виделись. Хорошо помню последний раз.

Панси презрительно хмыкнула, давая понять, что о той встрече знают все, даже слизеринские домохозяйки. Тогда Джинни ловко вытянула из головы встревоженной матери сведения о намерении Артура Уизли явиться в Нору на первый день рождения внука, сына Билла и Флер. Глупая затея закончилась тем, что поймали одного из гостей, а не самого главу семейства. Но семье Уизли от этого легче не стало.

— Здравствуй, мама, — степенно ответила Джинни. — Но я лучше помню встречу с отцом. Извини.

— И я помню! — с ухмылкой добавил Гиббон. — Но мы, кажется, торопимся, миссис Гойл?

Молли, на удивление, не обиделась и не сделала ни шагу назад. Джинни замешкалась, стараясь подобрать слова для прощания, которые не были бы чересчур грубыми.

— Этот твой? — вдруг спросила Молли, кивнув на мальчишку позади неё. — Монтенегро?

Больше всего на свете ей хотелось успеть согласиться с таким предположением, у неё даже сердце екнуло, но судьба распорядилась иначе.

— Я Гарольд! — неожиданно гордо произнес мальчишка, прерывая затянувшееся молчание, и широко улыбнулся. — Мою маму Белла зовут. А вас как зовут?

Миссис Уизли замерла, растерянная и совершенно не готовая к столь прямому вопросу. Скорее всего, она ожидала почувствовать неприязнь к ребенку, чья фамилия ассоциировалась с кровожадными Пожирателями. Но искренность ребенка лишила её этой возможности.

— Молли, малыш, — ответила она, смягчившись. Затем, переведя взгляд на дочь, коротко добавила: — Хорошего дня, Джиневра.

Дочь кивнула в ответ на прощание матери и не произнесла ни слова. Все её мысли были заняты Беллатрикс и в воображении она уже расписывала пункты, согласно которым будет оправдываться.

Из пучин размышлений её умело выдернула Панси, как только они дошли до цели.

— Кафе мадам Паддифут?! Серьезно, Джинни? Это твоё сюрприз-кафе? Меня сюда Драко водил!

— Ну, оно… розовое и милое, как твоё платье, — усмехнулась Джинни, едва заметно подколов подругу. — Разве это плохо? К тому же сюда можно с детьми — тут нет алкоголя!

Панси остановилась, сложила руки на груди и постукивала каблуком по мостовой. Затем, закрыв глаза, тяжело вздохнула, но первой переступила порог кафе.

Вскоре они заняли два столика: за одним разместились бывшие слизеринки, а за дальним, чуть в стороне, расположилась их охрана с весьма грустным ребёнком. Ему заказали мятный чай и простую булочку без крема, чтобы избежать несварения, но он и не просил ничего другого.

Пока женщины весело обсуждали общее прошлое, Гиббон, который чаще видел детей на картинках, чем в жизни, изо всех сил пытался уговорить мрачного мальчишку съесть хотя бы кусочек.

— Больше будешь есть — меньше будешь болеть, — настойчиво говорил он, кивая на булочку. — Она сладкая, вкусная. Чай ведь выпил уже.

— У меня аппетит плохой, — ответил Гарри спокойно. — Все так говорят.

— Тогда я закажу тебе ещё чаю, — предложил мужчина и поднял палочку.

Гиббон отвлёкся, не заметив, как мальчик сначала отрицательно покачал головой, а затем тихо сказал:

— Не хочу.

Когда белоснежный фарфоровый чайник с розовым ободком почти приблизился к их столу, Гарри неожиданно разозлился и не сильно, но стукнул кулаком по столу:

— Не хочу!

За секунду до этого восклицания маг выхватил палочку и наколдовал над Гарри зонт. После чего осколки от фарфора и брызги кипятка разлетелись по помещению. Зонт был не слишком удачным, импульсивным решением. Он спас лицо мальчика, но его руки до локтя покрылись ожогами и покраснели.

— Гарри! — завопила Джинни, бросившись к мальчику. — Что произошло? Что за капризы? Ты его толкнул? Ты обжёгся?!

Она опустилась перед Гарри на колени и начала осматривать его ожоги, пока Гиббон выгонял редких посетителей из кафе.

— Это случайность? — спросила Джинни строго, но так, что иной ответ был невозможен. — Скажи мне, что это случайность!

Тем временем к ним семенила мадам Паддифут, пожилая волшебница с пышными бантами в волосах. Она причитала и махала кому-то за стеклом, призывая войти.

Гарри с трудом оторвал взгляд от хозяйки кафе и посмотрел Джинни прямо в глаза.

— Я никогда не делаю ничего случайно, миссис Гойл, — слишком спокойно ответил он, будто это не у него кожа пошла волдырями. — Просто чай не хотел.

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем Джинни осмелилась поднять взгляд и встретиться с мальчиком глазами. Чёрные, как ночь, они напоминали омут или бездну, упав в которую, выбраться уже невозможно. По её спине пробежал холодок, а дыхание перехватило. Джинни знала эту восхитительную тьму, словно сложное зелье из настолько редких ингредиентов, что рецепт — не повторим.

И тут всё исчезло, словно морок развеялся. Гарри вдруг заулыбался кому-то за её спиной — широко и искренне, как мог улыбаться только ребёнок. Джинни, всё ещё растерянная, привстала, чтобы посмотреть, кто вызвал такую неожиданную реакцию у ребенка.

— Твой многоуважаемый охранник пускать не хотел, ну странный же человек, честно! — возмущалась Панси, закатывая глаза. — Смотри, почти колдомедик! И в больницу не надо, всё сама подлечит, да?

Гарри, уже вполне обычный и привычно сопливый, улыбался полной и слегка неповоротливой женщине с яркой прядью зелёных волос.

— Мы с мальчиком знакомы, миссис… — начала няня.

— …Гойл, — быстро подсказала Джинни, подозрительно сузив глаза. — И откуда, если не секрет?

— Матильда я, няня младшего крыла, — тихо и с уважением представилась женщина. — В больнице работаю, они с мамой к нам часто приходили… Правда ведь, Гарри?

— Да, здравствуйте! — вежливо поздоровался мальчик, глядя на неё с улыбкой.

Джинни не нравилась ни сама ситуация, ни её развитие, но ожоги нужно было вылечить. После провала с заклинаниями против насморка она не хотела провалить еще одно испытание. Только Салазар знает, почему её магия на Гарри не действует!

— Благодарю вас, — выдавила она из себя. — Действуйте.

Она отошла, уступая няне место у стола, но не сводила с них пристального взгляда, наблюдая, как Матильда шепчет заклинание регенерации. Она знала его, это была элементарная магия, предназначенная для лечения ожогов, царапин и раздражений от ходячей крапивы. Удивительно, но после работы няни кожа на руках Гарри выглядела даже лучше, чем прежде.

— А насморк? Насморк вы тоже можете вылечить? — неожиданно воскликнула Панси.

— Панси, помолчи! — раздражённо бросила Джинни.

— Ну а что такого? — не унималась та. — Не получилось у тебя, со всеми бывает…

Джинни чуть не испепелила подругу взглядом, но сдержалась и повернулась к Матильде:

— Спасибо большое, Матильда. Обязательно отмечу вашу работу при случае.

Няня кивнула, явно не желая навязываться, и уже готовилась уйти, но вдруг нагнулась к Гарри и протянула ему деревянного соловья. Маленькая фигурка, будто живая, трепетала на её открытой ладони.

— Держи, мой хороший, это тебе за терпение!

Гарри протянул руку, но Джинни не успела понять, что произошло с подарком, как раздался громкий голос:

— Миссис Гойл, насколько я помню, Гарольду нельзя ничего принимать от посторонних.

У входа стоял Гиббон, направляя палочку в их сторону. Одним взмахом он растворил деревянного соловья в пространстве, но палочку убирать не спешил.

Джинни обожгла его укоряющим взглядом и маг, нехотя, всё же спрятал оружие.

— Простите, — обратилась она к Матильде, стараясь говорить как можно мягче. — Родители… правила…

— Ну что вы, родители — это самое главное в жизни! — весело рассмеялась няня. Она повернулась к Гарри: — Ещё увидимся, мой хороший.

После того как Джинни оплатила убытки хозяйке кафе, а Панси и расстроенный отсутствием игрушки Гарри прошли к выходу, Гиббон подошёл к миссис Гойл вплотную.

— Эта Матильда не шла мимо, — прошептал он ей на ухо с тревогой в голосе. — Мне показалось, она ждала чего-то у кафе, Джинни.

Попросив прощения за неуместный укор и убедив, что больше не будет настолько беспечной, ведьма пообещала себе, что раскроет загадку Матильды и тем самым обезопасит сына Беллы от всяких угроз. Уже после того как вымолит у неё прощение за содеянное, разумеется.

Однако, вернувшись домой, первым делом она решила загладить свою вину перед мальчишкой. За сегодняшний день, полный суматохи и разочарований, Гарри явно заслуживал хоть чуть-чуть радости. Женщина набрала в ящик новых, ещё не подаренных Монти и Сабрине игрушек, среди которых было полно всяких существ, норовящих выбраться из коробки что есть силы, и, левитируя его перед собой, отправилась в игровую.

Перешагнув её порог, миссис Гойл не справилась с изумлением и не удержала коробку. Та упала на пол с жутким грохотом, а из неё бросились в рассыпную гномы и гоблины. Лёгким их путь на волю назвать было сложно — игрушкам пришлось перебираться через горы деревянных соловьёв, заполнивших комнату. На полках, в креслах, на полу и на столах — везде трепыхались птицы, у которых не получалось взлететь.

На единственном свободном предмете мебели — неудобном старинном диване с изогнутой спинкой — сидел Гарри. Его лицо не выражало ни радости, ни печали; он просто безучастно наблюдал за трепыхающимися птицами, иногда переводя взгляд на своё отражение в большом зеркале на стене. Потом он поднял руки к свету и, щурясь, следил, как солнечные лучи пробиваются сквозь его пальцы.

В какой-то момент игра света ему наскучила и он зажмурился. Джинни увидела, как огромная грозовая туча закрыла собой полнеба, и помещение обволок полумрак.

Маленькими, осторожными шажками женщина приближалась к тому, кто сидел перед ней, расчищая палочкой путь.

— Они мёртвые, — сказал он, готовый заплакать. — Как я!

Пересохшее горло отказывалось выдавать чёткие звуки, но Джинни остановилась и просипела:

— Ты… мёртв?

Мальчишка вместо ответа начал раскачиваться на диване взад-вперёд, словно в истерике. В темноте его фигура выглядела особенно зловеще. Хорошо зная, что может скрываться у подобных личностей внутри, женщина не спешила подходить ближе к ребёнку.

Наконец, он поднял на неё свои большие чёрные глаза, рассматривая её как-то по-новому.

— Гарри… — пробормотала она, пытаясь заглушить словами стук собственного сердца. — Гарри, это… ты?

— Наверное, Джинни.

В ту секунду, понимая почти всё, но не понимая, как долго их Гарри здесь пробудет, Джинни захлебнулась собственной силой тёмной ведьмы. Её жалость к нему взлетела к небесам, а ненависть к тому, кто отобрал у близкого друга жизнь, упала прямо в ад.

Чувства переполняли её и рвали на части. Не в силах справиться с собой, Джинни схватила ребёнка за лацканы пиджака и, дрожа от ярости, закричала:

— Кто, Гарри?! Кто посмел тебя убить? Скажи мне! Я вырву ему сердце!

В ответ мальчишка, а вернее Гарольд Северус Снейп, лишь тепло улыбнулся и протянул руку к её щеке, по которой текли слёзы. Однако прежде чем его пальцы коснулись её кожи, на первом этаже у камина послышалась возня, и она инстинктивно обернулась к двери. Вновь переведя взгляд на Гарри, она увидела обычного ребёнка с перепуганными глазами.

— Руки… — едва слышно всхлипнула она, отпуская его и отступая на шаг. — Не болят?

— Уже нет, всё в порядке, не переживайте, — ответил Гарри, робко улыбнувшись. — Я привык. Со мной всегда так. Мама знает!

— Что за крики в темноте, Джинни? Люмос!

В чистую и убранную комнату безо всяких деревянных игрушек вошел Драко с Сабриной, которая, к его явному раздражению, повисла у него на ноге.

— Грэгори, она здесь! — крикнул он куда-то в коридор. — Сабрина отпусти, ты победила. Сдаюсь, честно!

Джинни улыбнулась сквозь слёзы, вытирая мокрые щеки.

— Чего это она?

— Поспорили, что сильнее — мои ноги или её руки! — буркнул лорд Малфой. — Она постоянно просилась на колени...

— А пока она на них сидела, засранка косу ему заплетала, — явно довольный путешествием, за другом в комнату вошёл долговязый одутловатый мужчина с залысиной на голове. — Весь матч!

— Я не увидел, как снитч поймали! — возмущался высокий блондин, инстинктивно поправляя длинные густые волосы, явно настрадавшиеся за этот день. — По-твоему, это смешно, Джиневра?!

— Да... — женщина хотела плакать, но смеялась, прикрыв рот рукой. — Очень!

Сабрина лишь хитро улыбнулась, уткнувшись носом в его ногу.

Лорд Малфой демонстративно отвернулся от такой непутёвой мамаши и заметил на диване ещё одного присутствующего.

— Добрый вечер, Гарри. Что, мать тебя оставила? — поинтересовался он с легкой иронией. — Как вдруг решилась?

— По делам отправилась, — ответил ребёнок. — Сказала, к ночи вернётся.

Сразу потеряв интерес к отпрыску Лестрейнджей, блондин отшвырнул серебристую трость в сторону домовика и переключился на груз на своей ноге, принявшись отдирать его от себя. Девчонка с короткими взъерошенными волосами неприлично громко хохотала, но всё равно тише, чем её отец, наблюдавший эту картину.

В этот момент в комнату залетел кто-то ярко-рыжий, намотал вокруг взрослых несколько кругов, приветливо хлопнул Гарри по плечу, показал Сабрине язык и со скоростью того же снитча умчался, издав победный клич то ли индейцев, то ли каких-то магических существ.

— Что это с Монти? — спросила Джинни.

— В квиддич играет, что же ещё! — удивился её супруг.

Одержавший, наконец, победу и запыхавшийся от трудов Драко расстегнул ворот камзола и повалился в ближайшее кресло.

— И на трибуне он так же делал! — возмутился он.

— А ты в следующий раз Скорпиуса с собой возьми, будет не так обидно! — подколола друга Джинни. — Чего он дома один сидит?

— Скорпиус не любит квиддич... — не очень убедительно протянул блондин.

Совершенно не желая продолжения беседы об отцовстве, с которым у главного казначея явно не заладилось, его друг подошёл к жене, приобнял за плечи и спросил то, что хотел узнать с самого начала:

— А почему глаза красные? Почему заплаканная?

Не зная, что убедительного соврать, да и не привыкшая лгать мужу, Джинни сказала правду:

— Гарри кипяток на себя вылил, обжёгся!

Все взоры обратились на пострадавшего. Глава семейства инстинктивно начал засучивать рукава, лорд Малфой достал палочку — все были готовы лечить молчуна Гарольда.

— В кафе, в Хогсмиде, — раздался голос самого пострадавшего. — Там ещё были мистер Гиббон и подруга миссис Гойл. Но всё зажило уже, Матильда вылечила.

Теперь взгляды устремились на неё, и в комнате повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь глухими воплями дерущихся детей с нижнего этажа.

— Мистер Гиббон и подруга… — медленно прошептал муж. — Джиневра?

— Всё хорошо ведь! Ну вы чего? — женщина развела руками. — Целый он!

— Так, тётке это сама объяснишь, — буркнул блондин, вновь застёгивая камзол. — Счастливо оставаться, кланяюсь!

Джинни нахмурилась и скрестила руки на груди.

— Он всегда убегает от проблем. Ты так никогда не делай, хорошо, Грегори?

— Конечно, любимая.

— Ты куда?!

— Детей спать уложу, устали они с дороги...

Впрочем, долго сердиться, глядя на смешно улепётывающего от страшной Беллы мужа, миссис Гойл не могла. Она уже давно не боялась Беллатрикс — ни её здравой части, ни той, от которой у чужих кровь стыла в жилах.

Маленькая Джинни буквально выросла возле ненормальной ведьмы, впитывая её душу и идеалы. Та держала её руку в своей, направляя палочку ещё несмышлёного ребёнка в нужном направлении, ругала и хвалила, а когда надо было, то даже жалела. Поэтому тьма в Белле её, скорее, вообще никогда не пугала. А с недавних пор в Джинни появилась своя, не уступающая ей в силе.

К тому же в свете новых обстоятельств она даже прощения у Беллатрикс просить не будет — нападёт первой!

* * *

Возле обугленного и далеко не самого красивого камина в доме дедушки Элджи стояли четверо магов, которые словно отражали его мрачность.

— Нет, Невилл, за десять минут я не придумала ничего лучше, чем соловей. Это старая игрушка Тедди! — уже не в первый раз объясняла Тонкс, раздражённо поправляя выбившуюся прядь.

Люпин, явно не желая вникать в перепалку, отвернулся и сцепил руки в замок. Всё происходившее днём и продолжающееся сейчас, казалось, выводило его из равновесия.

— Ну, ничего не вышло, — вздохнул Невилл, глядя в сторону. — Попробуем в следующий раз.

— Это был второй раз за восемь лет, насколько я понимаю, — протянула Молли, её голос звучал неодобрительно. — Не думаю, что Джиневра захочет снова повторить прогулку после такого.

— Тогда не попробуем, Молли! — резко парировала Тонкс.

— Не повышай на меня голос, девочка! — возмутилась женщина, нахмурившись. — С чего вы вообще взяли, что он там какой-то… воплощённый?! Обычный мальчишка, да ещё и в соплях. Даже приветливый!

Невилл, измотанный их спором, явно мечтал просто уйти и забыться сном, но всё же выдавил из себя:

— Мы не решили, мы пытаемся понять…

Однако Тонкс перебила его на полуслове:

— Сын Беллы? Приветливый? — её голос стал жёстче. — Тот, кто потомок самых беспощадных ведьмаков на службе самого тёмного зла? Моя мама может много рассказать о "приветливости" своей сестры, а вот отец — уже не сможет. Они его убили!

Она бросила холодный взгляд на Молли.

— Молли, тебе пора отдохнуть от наших дел, — продолжила Тонкс, еле сдерживая гнев. — У тебя два внука — тоже дети Пожирателей. Ты не объективна. Прости.

Женщина стала дышать чаще, обиженная несправедливым обвинением, и с трудом сдерживала слёзы.

— Тонкс, дорогая, а ты слишком категорична, — сказала она, дрогнувшим голосом. — Их отец не Пожиратель, а внуков я даже не видела!

— Ага, то есть ты знаешь, что твоя дочь для него очень особенная, да? — язвительно отозвалась Тонкс. — Из той самой банды, что помогала его возрождать! Больше никого своими чёртовыми метками он не клеймил!

— Если на то пошло, Тонкс, — женщина упёрла руки в бока и вскинула подбородок. — То ты и твой сын от Беллатрикс тоже далеко не ушли. Вы близкие родственники! А тот ребёнок и вовсе твой кузен!

Тонкс от возмущения застыла с полуоткрытым ртом и не знала, какие новые обвинения озвучить, ведь озлобившаяся и одинокая, она имела их много, ко всем окружающим. Ей казалось, что абсолютно все виновны в том, что так легко приняли её отказ от сына, пусть и ради его безопасности. Друзья не стали стеной, не сказали, что придумают новый план и не предложили бороться за его свободу до последней капли крови.

Она вспомнила слова Джорджа:

— Крам? Он убил моего брата. Уверен, не случайно. А ты хочешь навсегда отдать ему сына? Смотри сама, Тонкс. Смотри сама…

Их дети могут учиться в Хогвартсе, могут обнимать родителей. А что её сын? Где он сейчас? Ему весело или он одинок? Может, он плачет в подушку, переживая первую любовь? Она даже не может узнать!

Гарольд Снейп растоптал мать и сына только потому, что они были семьей Ремуса — его врага, с которым он игрался, как кот с глупой мышью, не убивая, а гоняя из угла в угол. И четко дал понять, что игра может быть очень жестокой.

Она дважды вытаскивала сына из огня, не раз спасала его из-под смертельных заклятий. У неё не было выбора.

После его смерти она и Ремус надеялись, что смогут вновь обнять сына. Страшного Гарольда больше не было, а Волдеморт... Они успели понять — и узнать из надёжных источников — что ему настолько плевать на них, что само равнодушие позавидовало бы его равнодушию.

Прибыв в поместье Крама, они дрожали от страха перед предстоящей встречей, бесцельно меряя шагами просторную гостиную, где Виктор должен был появиться вместе с Тедди. Их уставшие сердца трепетали, а в глазах стояли слёзы. Ремус едва справлялся с собой — ноги подкашивались от волнения, и однажды он даже чуть не упал. Это случилось как раз в тот момент, когда Тонкс уловила звуки из тёмного длинного коридора, ведущего к личным покоям хозяина дома.

Она сорвалась с места, как бабочка на свет, ожидая увидеть сына, прижать его к себе, вдохнуть родной запах. Но источник звука был ещё далеко. Не выдержав ожидания, Тонкс напрягла слух и начала различать слова, которые сперва показались неразборчивым шумом, после чего решилась подслушать и увеличила звук.

Виктор тащил её сына на встречу за ноги, как мешок картошки, и почти истерично уговаривал.

— Ты подводишь меня, Тодеус, — говорил он раздражённо. — Я дал им слово. Это твои родители и они любят тебя!

— Я их даже не знаю, отец!

— Это неважно, сын. Они дали тебе жизнь! — воскликнул мужчина. — И ради Мерлина, что ты с собой сделал?! Это что за заклинание? Ты весишь, как две коровы!

Тедди звонко рассмеялся:

— Пока ты разберёшься, они уже уйдут!

— Сейчас наложу на тебя Империо, Левиосу и ещё пару чар — и пойдёшь быстро! — пригрозил Крам, явно запыхавшись. — Вставай, негодник!

— Слишком много заклинаний одновременно вредят детскому здоровью. Не слышал разве?

— А ремень? Ремень ему не вредит?!

Звуки стихли, и с болью в сердце Тонкс осознала, что даже Виктор сейчас готов сдаться.

— Они знают? — раздался голос Тедди. — Про министра? Про ваши... оргии?

— Какие ещё оргии?! — взревел Виктор. — То была бутылка рома!

— Очень, очень большая бутылка рома…

Тонкс поняла, что отец и сын ухмыляются.

— Ну да, сто лет выдержки прошли не зря. Мы удваивали...

— Вы храпели на всю башню, папа! Вы не враги и никогда ими не были! Так почему они меня отдали? Почему не навещали?

На ногах женщину держала только сила воли и угол стены, но она продолжала слушать свой приговор, вынесенный ей давно погибшим злом из могилы.

— Мы не были врагами, Тодеус, — строго произнёс Виктор. — Роскошь иметь такого врага я не могу себе позволить. И я никогда не утверждал, что Снейп мне угрожает. Возможно, именно поэтому Ремус решил, что возле меня тебе будет безопаснее. Твой покойный крестный действительно был страшным врагом для твоих родителей... так сложилось.

Своей когтистой лапой отродье Гарольд всё-таки дотянулся до её сына и отнял. Он никогда не хотел убивать потомка Блэков и внучатого племянника Беллатрикс, еще не успевшего с ним побороться. Он лишь желал забрать его душу, чтобы она никогда к ним не вернулась. Для чего подвел их к решению добровольно оторвать от себя смысл и цель своего существования, и невольно они подчинились. Такая искусная месть, которая свершается не единожды, а отравляет жизнь ядом каждый день, пока не умрешь, если это не метка чистого зла, то тогда что?!

Крам не захотел волочь ребенка против его воли. Он долго просил прощения, рассказывал что-то про дурное настроение, старался говорить тихо и избегал смотреть им в глаза. Покидая замок, женщина спотыкалась и падала на ровном месте, не видя ничего сквозь пелену слез, и только дома заметила, что в гостевой содрала о каменную стену половину ногтей.

А сейчас её называют… категоричной? Когда она просто хочет помочь всем, кто еще не успел пострадать? Они не могут убить бессмертного и сильного Волдеморта, по крайней мере пока, но могут обезопасить мир от другого проклятого мага. И тем самым не дать им обоим удвоить всё то зло, которое они способны творить!

Тонкс сделала угрожающий шаг по направлению к миссис Уизли:

— Молли…

Но тут же согнулась, словно поломанная, и зарыдала в голос, не справившись с болью воспоминаний. Уже через секунду она плакала на груди Молли, а та её целовала в макушку.

— Они дружные... — негромко проговорил Невилл, глядя в камин и отвернувшись от женщин. — А мы ссоримся и миримся по десять раз в день.

— Невилл, они на вершине. Им легко быть весёлыми и дружными, — устало отозвался Ремус. — А мы на дне и избиты. Если ты понимаешь, о чём я...

— Возможно, ты прав, — сдержанно отозвался мужчина. — Но они не всегда были на вершине. Мы просто поменялись местами. Они боролись за себя и друг друга, даже загнанные в угол, как крысы. Но, знаешь, я не припомню, чтобы они грызли друг друга. Даже маленький Гарри знал, что делать, если ему было плохо. Ночами он вел успокоительные беседы с Сивым через камин. Только вдумайтесь, с буйным древним оборотнем! А вы?

Осознав, что речь о них всех, женщины расцепили объятия, а Люпин хмыкнул.

— Молли, твоя дочь урожденная темная ведьма и носит метку не для красоты, пора с этим смириться. Тонкс, так бывает, что дети сами выбирают себе семью. Если не веришь, спроси Молли, она подтвердит. — Невилл посмотрел оборотню в глаза. — Ремус, ты не виноват в смерти Лаванды, сестер Патил, Сириуса, да вообще ни в чьей. Для этого есть другие виновные. А сына ты хотел не отдать, а спасти, и у тебя получилось!

На магов произвела впечатление короткая, но убедительная речь друга, взявшего на себя лидерство в их сложном деле борьбы с возродившимся злом. Все горько усмехнулись, признавая его правоту.

Уже тише, но Невилл продолжил говорить, сжав кулаки.

— Мы на дне не потому что мы слабые, а потому что мы храбрые. Тех, кто сдался и позволил врагам убивать невиновных, убивать любовь, на этом дне нет!

Маги немного помолчали, переглянулись и решительно подняли свои палочки вверх, демонстрируя себе и остальным, что не сдадутся, пусть даже и стоя на самом краю пропасти, где затаилась убийственная тьма.

— Пьешь, Белла?

Ведьма сидела у камина и грела ноги, положив их на облезлую табуретку, поближе к огню. Бутылка виски уже успела стать половиной бутылки и стояла возле потертого кресла, под рукой Беллы. Никакого света, кроме огня, в большой овальной столовой не было, и рассмотреть можно было только того, кто в кресле, а не того, кто пришел.

— Не пойму, ты завидуешь или осуждаешь? У тебя просто в разные дни недели по-разному? — Белла повернула голову, чуть прищурив глаза.

Гостья прошла к камину и повалилась в соседнее кресло, сняла туфли и отшвырнула в сторону, после чего издала вздох облегчения.

— Налей! — сказала она. — Полный.

— Завидуешь… — понимающе протянула ведьма, материализуя стакан. — Держи!

Джинни сделала сразу несколько больших глотков:

— Гарри у себя, я сразу в спальню отвела.

— Хорошо, — сказала ведьма, рассматривая в напитке блики от огня. — Думала утром забрать.

Молчание было уютным, а кресло любимым, но Джиневра пришла сюда не молчать. Быстро рассмотрев все клетки на своей не самой длинной юбке, поправив заломы на плотных чулках и распустив тугой хвост, женщина поняла, что больше не придумает, чем бы еще заняться, и пора начинать.

— Что там? Гналась за кем-то? — спросила она.

В соседнем кресле пожали плечами и скорчили гримасу непонимания.

— Гналась! Мы даже границу пересекли, ушли в холод. Но за кем? Какие-то призрачные твари... Как испарились! — протянула ведьма, хмыкнув. — А ты мне зубы сейчас заговариваешь? Случилось чего?

— Да, Белла, — вздохнула Джинни. — Сегодня мне захотелось тебя убить.

Беллатрикс разразилась таким хохотом, что чуть не перевернула кресло, едва удержав равновесие. Из стакана выплеснулось пару капель, и она раздражённо высушила их палочкой.

— Зря виски моё переводишь, — проворчала она, недовольно покачав головой. — Когда это ты не хотела меня убить, драгоценная моя?

— Белла!

— Белла... Белла... Заладила! Я ещё помню, как меня зовут, — буркнула она. — И помню, как ты чуть не прибила меня Ступефаем. В пятнадцать! Ступефаем! Меня! — она в ужасе закатила глаза.

— Ты мне бараньи рога наколдовала!

— А чего ты как баран всё время била в левую мишень, когда мы отрабатывали удар в правую?!

— Ты визжала мне в ухо полчаса, я перестала слышать и перепутала руки!

— Я чуть не сдохла от позора!

— Кроме нас там никого не было!

Беллатрикс наклонилась к её креслу и зловеще прошептала:

— Там был п-о-з-о-р…

Воспоминание о прыгающей по залу Беллатрикс, пытающейся спастись от рогатой рыжей бестии, которую ей строго-настрого запретили калечить и убивать, развеселило обеих.

— Моя девочка, моя... — сказала она, похлопав Джинни по щеке. — Наша первая битва!

— Из многих.

— Ну да, из многих, — легко подтвердила Белла, отпивая виски. — Так что на этот раз? Чем я не угодила принцессе?

— Помнишь, как мы с тобой рыскали по Монмарту, выискивая ту ночлежку, где пряталась Чжоу?

— Дорогая, я даже помню хруст её костей — ты так старалась…

Мечтательная улыбка заиграла на её сухих, потрескавшихся губах. Беллатрикс облизнула их кончиком языка, словно смакуя воспоминания.

— Мы столько пережили вместе и стольких пережили, Белла…

— Все тянучки в доме сожрала? Или что-то осталось? — возмутилась ведьма.

Джинни, наконец, решившись, выпалила громко и резко:

— Белла, почему ты не сказала мне, что Гарри не твой сын? Что он… наш Гарри?!

Ведьма заметно напряглась. Её пальцы, дрожащие сильнее обычного, помассировали переносицу, словно она пыталась обуздать собственное волнение. Попытка провалилась: она схватила стакан и со всей силы метнула его в камин. Огонь взметнулся в разные стороны, осветив её лицо, внезапно состарившееся и осунувшееся. Даже огромные глаза теперь больше напоминали пустые глазницы. Только сейчас Джинни заметила, как сильно её наставница исхудала.

— Пусть меня зарежет Годрик, если я вру, — проговорила Белла с дрожью в голосе. — Тебе я хотела рассказать. Милорд запретил — ради безопасности Гарри.

Словно юная грифиндорка, Джинни смущенно заерзала в кресле, удивленная такой реакцией. Она ждала отрицания или истерику, но видимо вопрос был настолько серьезен, что Белла собрала в кулак всю свою осознанность, как утопающий последние силы.

— Он то ли разделил душу, то ли оставил её где-то… — пробормотала та задумчиво.

— Всё получилось?

Беллатрикс сняла ноги с табурета, обхватила себя руками и сгорбилась:

— Всё получилось, но плохо.

Предупреждая восклицание недоверия, она подняла руку:

— У милорда всё вышло прекрасно, он великий маг!

— Без сомнения! — воскликнула Джинни, действительно не имея сомнений на этот счет. — Однако этот Гарри не тот Гарри, совсем…

— Он мой сын! — повысила голос Белла. — В любом варианте! Просто он плоть и кровь, но не сын Руди...

— А где… его? — осторожно уточнила Джинни.

— Ушёл! — резко, почти холодно ответила ведьма. — Гарри отказывался жить. Передумал. И милорд нашёл решение.

— Северус знает?

— Тебе слово «безопасность» о чём-нибудь говорит, Джинни?

— А Рудольфус?

— Что он вообще может знать?! — зло прошипела Беллатрикс. — Торчит с идиотами в школе неделями, а когда приходит сразу в детскую бежит. По душам мы с ним не беседуем!

Джинни дотронулась до руки женщины, успокаивая.

— Тише Белла, тише… — сказала она. — Он и сейчас в школе?

— Разумеется!

— А когда ты ему скажешь?

— Милорд старается, чтобы Гарри вспомнил всё как можно позже, чтобы не натворил… бед. Когда вспомнит, тогда и скажу. Датой со мной не делились!

— Знаешь, Белла, — Джинни немного улыбнулась, — мы с ним сегодня провели день, и я уверена, что Гарри вернётся уже очень скоро.

— Ой, какой уникальный дар внимательности! — фыркнула Беллатрикс, всплеснув руками. — Да знаю я! И милорд знает! Мой Гарри борется и с собой, и с магией. Даже лечить себя нам не даёт... Ничего не помнит, а всё равно протестует, мелкий засранец!

— Ах вот оно что! — радостно воскликнула Джинни. — А я-то думала…

— Что ты думала? Что больной ребёнок — это хорошо? — ведьма покосилась на неё неодобрительно. — Я вот думаю, что ты сдурела.

Издав извиняющийся писк и осознав всю неуместность веселья по поводу своих магических умений в столь щекотливом вопросе, Джинни села ровно. Она сложила руки на коленях, будто прилежная ученица перед строгим преподавателем.

— Ты чего? — Беллатрикс прищурилась, её взгляд стал подозрительным. — У тебя лет двадцать как перемена!

Но Джинни не ответила, а просто прошла и опустилась на колени возле Беллатрикс, взяв её костлявые руки в свои, словно пыталась согреть:

— Ты понимаешь, что совсем скоро наши силы снова удвоятся? Ты ждешь? Мы будем ждать вместе! Я помогу тебе!

Глядя в серые и острые, как закаленная сталь, глаза своей ученицы, Белле явно становилось легче на душе намного больше, чем от любого виски. Она смотрела в своё зеркало, в водоворот знакомых страстей и давно пережитых чувств, и проживала их заново.

— Когда ты в последний раз танцевала, Джиневра?

— На свадьбе, а что?

Белла вдруг резко встала и силой потянула Джинни за собой в центр зала.

— Я же босая! — запротестовала та, пытаясь удержаться на месте.

— Я тоже! — засмеялась Беллатрикс, и её смех, как звон разбитого стекла, эхом отразился от стен.

Взявшись за руки, они принялись вихрем носиться по залу, кружиться и исполнять невообразимые пируэты, отпустив на волю заскучавшего внутри зверя. Они не следовали никакому ритму, кроме того, что звучал в их сердцах. Ведьмы не контролировали себя, носились по столам и опрокидывали стулья, пытаясь обогнать скрипичную музыку.

Импровизированный танцпол им освещали канделябры, оторвавшиеся от стен ради такого события. А отблески их огней создавали причудливые тени, и внимательному наблюдателю могло померещиться, что танцуют здесь не только они…

* * *

Высокий мужчина мялся на пороге, не решаясь прервать безумный танец.

— За женой пришел?

Грэгори схватился за сердце от испуга и дернулся:

— Как тихо вы ходите, сэр!

Старик ободряюще хлопнул его по плечу:

— Посмотри на них внимательно, что ты видишь?

— Мою жену и вашу жену, сэр.

Нервно улыбнувшись, Рудольфус Лейстрейндж возразил:

— Это шабаш, Грэгори!

Вглядевшись в тени, движущиеся сами по себе, мужчина невольно сделал шаг назад.

— Предки в гости пришли, потанцевать, — пояснил старик. — Они же у них общие.

— А те, что к стенам жмутся? И не танцуют?

— О дружище, когда-то их танец прервали наши прекрасные ведьмы…

Будучи прилежным мужем и семьянином, Грэгори Гойл не был глупцом. Внешность пухлого простака, унаследованная им из далекого детства, ему больше не мешала. Скорее помогала исподтишка распознать в других качества, в обладании которыми уже настоящие простаки не могли заподозрить его.

— А вы здесь как долго, сэр? — спросил он. — Может, вместе зайдем?

— Да только подошел, Грэгори, — усмехнулся старик. — Гарри иду проверить, не видел давно.

— Ну, я тогда сам…

Уже отвернувшись спиной, Рудольфус небрежно махнул гостю, прощаясь. Пока его сутулая фигура не растворилась во тьме коридора, цепкий взгляд маленьких глаз держал её, как под прицелом. Легкие нотки горечи и непочтения в голосе Пожирателя, в момент, когда он говорил о двух уважаемых ведьмах, не понравились Грэгори. Не понимая причины, он решил пока об этом не думать и смело шагнул в полумрак зала, где всё еще играла музыка, собираясь разогнать эти чертовы тени и забрать жену домой, чтобы та успела выспаться до утра.

* * *

Он сидел за учительским столом, лениво подперев голову рукой, и старался не уснуть. Сонливость навевали не только не самые умные первокурсники, но и мысли о строительной магии, для которой требовался чистый холст без следов старых заклятий, чтобы она продолжала оставаться строительной, а не наоборот.

Но где в Хогвартсе найти такой холст, особенно после войны?

Попытка оштукатурить изнутри только-только восстановленную усилиями министерских магов башню Гриффиндора обернулась полным провалом. Стена изрыгнула жаб, которых тут же разобрали дети, и на этом ремонт был окончен. Элис неделю следила за учениками, обыскивала спальни и визжала что-то о гигиене, но отобрать новых питомцев ей удалось далеко не у всех. После чего она угрожающе прошипела прямо в нос ответственному за ремонт соратнику, чтобы он больше не приближался к её факультету, который легко проживёт без штукатурки, и при этом была весьма убедительной.

Собравшись, декан всё же ещё раз решил посмотреть на учеников, чтобы потом со спокойной душой впасть в привычную спячку. Дети старательно вписывали пропущенные слова и буквы в ранее запрещённое заклинание повиновения, помогавшее подавить волю разбушевавшихся гномов, сов, домовиков и прочей магической живности.

— Фред Уизли! — рявкнул он. — Не подглядывать!

Рыжий отпрыск буйной семейки скорчил недовольную мину, но, конечно, послушался.

— Карл Нотт, поднимись и объясни мне, почему в волосах твоей соседки жвачка?!

Худощавый бледный мальчишка в зелёной мантии и с недоброй ухмылкой, словно прилипшей к миловидному детскому лицу, поднялся, но не один — ещё он поднял свою палочку.

— Не сметь!.. — закричал Рудольфус.

И уже ему пришлось подняться и самому очищать волосы девчонки, колдуя над её патлами, что было всё равно приятнее, чем если бы мальчишка снёс однокурснице полголовы.

Возвращаясь к столу, он вновь зацепился взглядом за грифиндорца Фреда, похожего на всех Уизли сразу и совсем мало унаследовавшего от матери. Иногда он задумывался, так ли велика разница между Беллой и Флер? Обе назвали детей именами мёртвых магов ради собственной памяти о них, совершенно не понимая, что крадут у «вторых» право быть личностью.

Он был против, чтобы его сына назвали Гарольдом, также как и Билл не хотел, чтобы его сына звали Фредом. Последний сам бесхитростно поведал сие новым друзьям. Те разнесли повествование по школе, и даже главный Пожиратель из подземелья неожиданно для себя оказался в курсе того, что отцу не дали выбрать имя ребёнку. А вместо него это сделали жена, бабка и брат.

Мысленно понадеявшись, что над его Гарри не посмеют издеваться так же, как над ребёнком проигравшей стороны, маг ещё раз напомнил себе, что сейчас всё же учитель.

— Мистер Уизли и мистер Джордан, вы же не будете снова зачитывать заклинание до того, как я его проверю, правда? — строго спросил он. — В прошлый раз то, что у вас получилось, чуть не откусило вам нос.

Мальчишки уткнулись в тетради, всем своим видом демонстрируя, что признают правоту учителя и увечий, нанесённых двуногими зелёными кляксами, им хватило с лихвой.

Наконец, с наслаждением опустив свои старые кости в мягкое кресло, в котором он вот уже несколько месяцев заменял преподавательницу по Чарам, решившую рожать, пока не надоест, маг расслабился и закрыл глаза. От скуки сводило челюсть и хотелось зевнуть, но он знал, что осталось потерпеть всего пару минут, и сдержался.

В момент, когда раздался звон колокольчиков, старик вскочил едва ли не резвее, чем учащиеся.

— Сдаём тетради, живо! — командовал декан. — У вас что дальше? Спаренное Зельеварение? Поспешите, профессор Слизрнот не любит опаздывающих!

— А мне кажется, что туда можно и не приходить. Профессор так стар, что нас просто не видит… — заметила наблюдательная ученица его факультета. — Разве не так?

Декан Слизерина издал вздох понимания:

— Милинда, опаздывать на уроки в школе нельзя. А тем более нельзя их пропускать!

— А с какого курса Зельеварение ведёт директор Снейп? — допытывалась всё та же девчонка.

— С третьего, но я искренне советую вам не торопить это чудесное время… — ответил он с ухмылкой.

Парочка наслышанных о директоре от родни хихикнула, но учитель не дал ученикам развить тему.

— Так, спешим на Зельеварение, быстро! — декан хлопнул в ладоши. — Магия освобождает!

— Магия освобождает… — раздался хор нестройных голосов.

— А профессор Слизрнот пленяет…

— Фред! — удивился учитель. — Какое единодушие факультетов!

— Он завтра станет старше, осмелел! — засмеялся кто-то у выхода. — Интересно, что ему подарят родители? Носок? Или всё-таки два?

— Так, все шагом марш отсюда!

Но когда класс опустел, сам Рудольфус не спешил его покидать, а развернулся и вновь отправился к вожделенному креслу. Усевшись, он крякнул от неудовольствия — гора тетрадей на столе шевелилась, словно живая. Нижние тянули верхние вниз, то есть на последние места, а некоторые так и вообще кусали бумажными клыками соперниц.

Дети выучили заклинание «Первый в очереди» и применили весьма своеобразно. Хорошо зная черепашью скорость, с которой профессор Лестрейндж проверяет работы, на следующем уроке они не хотели писать на листах, с которых потом всё равно придется переписать в ту же тетрадь.

— Это весьма прозрачный намёк… — в кабинете раздался холодный, размеренный голос.

Его обладатель удивительным образом умел говорить что угодно, не меняя своей привычной ровной интонации — будь то приветствие или смертельное заклятие.

— Северус! — как можно приветливее откликнулся Лестрейндж. — Насколько прозрачный?

Директор чёрной тенью пересёк кабинет и встал напротив стола, явно не намереваясь присаживаться.

— Настолько прозрачный, насколько способен быть прозрачным профессор Бинс.

— Моргана меня раздери, Северус… Да не заметил я его!

— И поэтому сел в кресло, где сидел профессор Бинс? — уточнил директор, приподняв бровь. — А теперь у тебя тетради на столе дерутся за право быть проверенными? Рудольфус, у меня пять жалоб от живых родителей и одна — от призрака.

— И что ты предлагаешь? Ну устал я немного…

Снейп, уже менее официально и совсем не по-директорски, наклонился ближе, облокотившись о стол:

— Дорогой друг, я в восьмой раз предлагаю тебе отпуск.

— Исключено! — отрезал декан. — Ремонт идёт, я не могу.

Чёрные глаза Снейпа смотрели на собеседника, словно насквозь, и даже немного прищурились, будто пытаясь разобрать мелкий шрифт:

— Ремонт идёт десятый год.

— Северус!

Директор выпрямился и неожиданно быстро спросил:

— Сына разве не хочешь увидеть? У тебя же семья!

— Своего сына я очень люблю и хочу видеть, Северус! — ответил Рудольфус твёрдо.

У Снейпа даже бровь не дрогнула, хотя намёк на отношения живого и мёртвого Снейпа был ещё прозрачнее, чем профессор Истории магии.

— Тогда какого лешего ты здесь поселился? — с лёгким удивлением спросил директор. — Есть причина? Может, я могу чем-то помочь?

Рудольфус, почти в ярости, тряхнул густыми седыми волосами и распрямил когда-то широкие плечи.

— Ты и мертвого уболтаешь, — вздохнул он. — Ладно, оформляй отпуск. Ночью меня уже здесь не будет. Доволен теперь?

Коротко кивнув, директор смягчился:

— Не злись на меня, я лишь хочу, чтобы ты отдохнул дома.

Защитная поза декана вмиг потеряла всю решительность. Он тяжело обмяк и буквально упал в кресло.

— Дома слишком много правил, чтобы я мог там отдохнуть, Северус.

Мужчины переглянулись, сделали вид, что не поняли намёков друг друга, и почти тепло распрощались.

Ближе к ночи Рудольфус воспользовался каминной сетью и очутился неподалёку от обеденного зала, откуда доносились голоса. Желая не подслушать, а лишь понять, кто решил почтить своим присутствием его вечно пустой и неприветливый дом на горе, маг подошёл ближе.

Прошло не больше минуты времени, а его мир рухнул замертво, будто смерчем разрушенный. Растоптанный, он стоял на обломках собственной жизни и плохо понимал, что происходит. Еще недавно они кружили с женой свадебный вальс, еще недавно он был молод и красив, еще недавно он был лучшим магом в компании Темного Лорда и громко смеялся, пытая своих жертв.

А сейчас тот Рудольфус — история, обломок империи, уставший учитель, надоевший супруг и не в состоянии ненавидеть не только детей врагов, но даже их самих. А всё почему? Он полюбил!

Он полюбил ненастоящего сына, из-за которого в небытие ушёл настоящий. Полюбил монстра, осколок чёрной души. А ведь больше всего на свете он хотел вырастить в нём что-то хорошее — то, чем не мог похвастаться сам. Но оказалось, что все его старания лишь падали в бездну беспамятства воплощённого мага. Его любви попросту не было во что прорасти! Этому созданию не нужны были добрые сказки на ночь, на очередную царапину не требовалось дуть — жизнь не стоило тратить на того, кто уже умер...

Стоя у обеденного зала и боясь лишний раз вдохнуть, чтобы острая боль в сердце не остановила его окончательно, маг окончательно потерял рассудок от безграничного горя и разбитых надежд.

Когда надоедливый супруг умалишённой Джинни оказался на приличном расстоянии, Рудольфус схватился за перила лестницы, ведущей на нижний этаж, и пошатнулся, словно от сильного удара по голове.

* * *

Улыбчивый и спокойный Рудольфус распахнул тяжёлые зелёные портьеры, и под балдахин кровати проник яркий солнечный свет, ослепив ребёнка.

— Ай… — недовольно пробормотал мальчик, прикрывая глаза руками.

— Просыпайся, соня! — бодро проговорил отец.

— Доброе утро, пап. У тебя выходной? А где мама?

Рудольфус быстро подошёл к сыну и чмокнул его в макушку.

— Мама уже здоровалась, пока ты спал. Сегодня важный день, Гарри. И солнце ему не помеха, скорее наоборот. Вставай же, уже почти полдень! Или ты хочешь его пропустить?

— Хочу быть дома, — хмуро ответил мальчик, свесив ноги с высокой кровати. — И завтракать.

Рудольфус удивлённо приподнял одну бровь, затем другую, а потом повторил это движение, будто специально разыгрывая шоу.

Мальчишка на кровати заливисто рассмеялся и снова повалился на спину:

— Перестань, это слишком смешно!

Отец рассмеялся в ответ.

— Тогда перестань меня так удивлять, Гарри! Как это ты вдруг хочешь быть дома?

— Вчера нагулялся, — честно признался сын.

— С кем?

— С миссис Гойл и её друзьями.

Рудольфус нахмурился, но быстро сменил выражение лица, чтобы не испортить прекрасное утро:

— Ах, вчера, значит… Ну что ж, вчера было вчера. Сегодня нас ждёт новое приключение!

Маг присел на кровать, расстегнул манжеты рубахи и закатал рукав:

— Смотри! Видишь?

Мальчик завороженно уставился на тёмную метку на отцовской руке, но что-то явно его смущало:

— Я думал, у тебя, как у мамы, она сильнее шевелится…

На мгновение Рудольфус замер, обдумывая дальнейшие слова, а затем стал нарочито обиженно закатывать рукав. Внутри у него словно струны натянули, но Пожиратель понимал — если Гарри не захочет идти, то он может и не справиться с его так называемой «случайной и стихийной» магией, которая, как оказалось, такой не является.

Сегодня действительно был важный день. К нему он шёл всю свою жизнь, даже не осознавая этого. Сделать что-то стоящее для мира, пусть и под занавес своего существования, — разве это не достойный финал? Для него, мучившего живых так, словно они уже были мертвы?

— Ладно, пап, не прячь! — ребёнок обидчиво нахмурился. — Расскажи!

Отец посмотрел в темные широко распахнутые глаза убийцы, смотревшие на него так доверчиво. Каким бы он был, его настоящий сын? Он был бы веселым или грустным? Умным или посредственным? Добрым или злым? Больше любил бы котов или собак? Эти вопросы навсегда останутся с ним — на них вовеки никто не сможет ответить.

— Сегодня собрание в новом штабе милорда, поближе к маглам, — сказал он без тени волнения. — Специально для детей, вы будете с ним ближе знакомиться. Метка приглашает тебя, поэтому она чуток медленнее, согласен. Ты ведь хотел попасть на собрание? Раньше?

Утвердительно кивнув, мальчик почему-то отвернулся и посмотрел открытыми глазами на солнце, словно это не оно его слепило минуту назад.

— А мама с нами пойдет? — вдруг спросил он.

— Пора вырасти, сын, — принялся отчитывать мальчишку Рудольфус. — Не цепляйся за мать, ей не так легко быть постоянно рядом с тобой. Мама хочет от тебя отдохнуть!

Довольный тем, что расстроил ребенка, а мало кому понравится узнать, что мать не хочет тебя видеть, маг попросил Гарри съесть круасан и собираться.

Уже через полчаса они шли по мокрым осенним улочкам Оттери-Сент-Кэчпоул, но Гарри не смотрел по сторонам, как в Хогсмиде — сейчас он понуро смотрел под ноги, то и дело пиная каштаны.

— Здесь еще остались маглы, но они не видят магов, то есть видят, но не понимают, что в них такого… Гарри? Ты меня слушаешь?

— Давай попросим маму пойти с нами? — жалобно попросил ребенок, едва не плача. — Пожалуйста…

Рудольфус стиснул зубы.

— Она рассердится, сын, — бросил он, после чего крепче сжал руку мальчика и потащил его вперёд.

Рудольфус нутром ощущал, что в глубинах сознания Гарольда Снейпа, пока ещё скрытого завесой детства, зреет чувство опасности. И он слишком хорошо знал, какой ярости может достичь магия того, чья рука сейчас так крепко сжимала его собственную.

На крыше обгоревшего в огне войны гаража громко закудахтала облезлая курица, затеявшая суматошную беготню. Едва заметно взмахнув палочкой, Рудольфус откинул эту жалкую сигнализацию, только перья взлетели.

Более надежных систем магам подобным тем, кто сейчас обедает в доме, иметь не разрешалось. Именно поэтому в них с каждым годом крепла уверенность в том, что в такое беззащитное жилище вражеская инспекция больше никогда не наведается. В самом деле, стали бы старые почитатели Дамблдора рисковать, защищенные курицей?

Однако старые друзья Рудольфуса Лейстрейнджа поведали ему много интересного об этом покосившемся доме, который не испепелили только лишь благодаря приказу милорда.

— Заходи, — сказал он, усмехнувшись и жестом приглашая Гарри открыть облупившуюся дверь.

Мальчик колебался:

— Это не похоже на место, где бывает милорд…

Рудольфус усмехнулся снова, но теперь уголки его губ дрогнули едва заметно, а глаза остались холодными.

— А откуда ты знаешь, в каких местах бывает милорд, а? — тихо спросил он.

После чего схватил ребенка за запястье, потянул и с силой протолкнул в дверь.

— Прибыли! — громко объявил он, очутившись в гостиной Норы.

Здесь мало что изменилось за долгие годы, разве что диваны и кресла в центре комнаты стали еще старее, чем были, когда сюда в поисках беглеца наведывался Рудольфус с компанией. Да на стрелках любопытных часов чья-то рука тщательно стерла пару имен.

— Профессор? Вы за мной? Но в разрешении написано до понедельника!

Посреди комнаты с пирогом на тарелке стоял Фред, которого чудом отпустили домой отпраздновать день рождения, хотя такие гигантские поблажки детям «меченных» магов делают лишь в исключительных случаях.

Впрочем, сотворить такое чудо Рудольфосу ничего не стоило, и он подложил подписанный директором пергамент Элис на учительский стол. И слушал, как та, изрыгая проклятия на головы всех, кого вспомнила, волокла рыжего за собой в кабинет, чтобы как можно быстрее сопроводить его в родительский дом. Разумеется, день рождения — это не тот праздник в семье Уизли, который празднуют в одиночестве.

Запыхавшийся профессор тяжело дышал, оглядывая помещение, но ничего не сказал, лишь покачал головой.

— Ма-а-ам! — раздался звонкий голос Фреда, оборачивающегося в сторону кухни, где звенела посуда. — Здесь профессор!

— Профессор Миракл, вы же сказали, что заберёте его в понед... — начала Флер, входя в комнату и вытирая руки о полотенце, но замолчала на полуслове, заметив гостя.

Её лицо стало насторожённым, а голос — холодным:

— Вы кто?

— Ну, мам! — Фред с досадой закатил глаза, приблизился к ней, встал на цыпочки и, словно выдавая секрет, прошептал: — Это тот, нормальный, фамилия у него сложная. Раз сто говорил, вы не слушали!

Маг удивился странной теплоте, которую испытал, услышав, что хоть кто-то знает его, как нормального. И чем черт не шутит, быть может даже обманется и запомнит таким? Возможно закон милорда, предписывающий не вести с детьми бесед о борьбе, если маг боролся на неправильной стороне, имеет более глубокий смысл, чем он думал?

Хотя, скорее всего этот закон придумал тот хитроумный темный маг, чьё маленькое тело трепыхается сейчас у него за спиной, связанное крепкими путами магии.

— Рудольфус Лестрейндж, — громко представился мужчина.

Он не стал озвучивать свои заслуги и регалии, это было настолько же лишним, как объяснять, что солнце светит днем, а луна ночью. Флер побелела и без этого. Она прижала к себе сына и беспомощно оглянулась, ведь не имела при себе ничего, кроме полотенца, которое уронила на пол.

— Билл! Твоей прелестной жене страшно! — закричал он. — Вы там оглохли, ну право слово? Молли? Артур? Джордж? Гости? Выходите уже! У меня есть подарок!

Билл выбежал моментально и закрыл собой жену и ребенка, не понимавшего, что происходит и пытавшегося выбраться из тисков родительских тел.

— Ну это же профессор… — пыхтел мальчишка. — Мам, отпусти!

— Отпустите, вы его сейчас задавите, — сказал профессор вполне мирно. — Элис некого будет забирать в понедельник и она разозлится.

Родители неуверенно переглянулись, а тем временем гостиная наполнялась изумленными людьми.

— Живо, наверх! — приказал Рудольфус, махнув рукой в сторону лестницы.

Супруги, наконец, подтолкнули сына в указанном направлении.

— Что вам нужно? — напряжённо спросил Билл.

Однако обезумевший от горя Пожиратель пришел сюда вовсе не для беседы. Он явился в надежде, что те, кто стоит перед ним, смогут если не исправить ошибку, то хотя бы сделать то, на что он сам был неспособен.

— Артур, где ты там? — выкрикнул он, озираясь по сторонам. — Я тебя и в лицо толком не помню, выходи! Ты же у нас самый решительный? Или как? Невилл? Сын Долгопупсов? Их-то я хорошо помню...

Из полумрака дальнего угла комнаты вышли двое и младший, едва заметив гостя, рванул в его сторону. Старший с трудом смог его удержать.

— Молли, как я понимаю? — произнес Пожиратель, переводя взгляд на женщину, стоявшую ближе всех. — Ты хочешь испепелить меня взглядом?

— Не только взглядом, — пробормотала она, пристально разглядывая морщинистое лицо незваного гостя. Она помнила его куда лучше, чем он — её.

— Мама! — вмешался Джордж, бросив тревожный взгляд на мать.

— Не мамкай, Джордж, — сердито оборвала его Молли. — Я просто хочу задать вопрос уважаемому декану, убившему многих моих друзей. Чего он от нас хочет? Что ему ещё нужно для счастья? И кто это у него за спиной?

— Счастье у меня было ещё вчера, Молли Уизли, — с горечью ответил маг.

Затем он выволок вперёд ребёнка и толкнул его в спину, ожидая, что тот упадёт:

— А теперь… внимание! На сцену выходит… выходит… Где аплодисменты? Где фанфары?!

Но мальчик не упал. Он резко обернулся к мужчине и в его взгляде читалось всё, что он хотел с ним сделать.

— Гарольд Северус Снейп! — торжественно провозгласил Рудольфус, сам себе захлопав в ладоши. — Ну же, где ваша радость? Разве он не продолжение Тёмного Лорда, которого вы так «любите»? Источник всех ваших бед? Даже тех, о которых вы пока не догадываетесь?

Жильцы и гости дома окаменели безо всякой магии ещё до того, как им «представили» Гарри Лестрейнджа. Сцена, разыгравшаяся перед ними, была омерзительной. Декан, казавшийся нормальным, сейчас походил на шута, и верить ему никто не спешил. Тем более было сложно понять: он назвал своего сына Снейпом потому, что они сами так думали? И безумец, желающий избавиться от почему-то надоевшего ребёнка, об этом прознал? Или это действительно… Снейп?

Прочитав все сомнения на их лицах, как открытую книгу, Рудольфус перестал паясничать.

— Это он… — прошептал маг еле слышно.

— Зачем? — спросила женщина, разглядывая ребенка, растирающего кулаками слезы по худому лицу. — Его мать нас убьет…

— Совершенно неважно, Молли, кто убьет тебя, меня или их! — убежденно произнес Лестрейндж, кивнув в сторону магов. — По-настоящему важно одно — кто убьет нашего Гарри!

После этих слов он попятился к двери, ведь в его голове раздался ясный сильный голос, принадлежавший именно тому Гарольду, которого они давно похоронили под толстыми плитами черного мрамора:

«Найду тебя даже в аду, и смерть тебе не поможет…»

Беллатрикс искала около десяти минут, носилась из комнаты в комнату, отодвигала портьеры, заглядывала за диваны и в окна, внимательно осматривая двор и полуразрушенный старый фонтан, где утонули только водоросли, но никак не ребёнок. Наконец, она поняла — Гарри в доме нет. Её сын, пребывая в дурном настроении, мог блокировать поисковую магию. А домовики семейства нередко болтали слишком много, замечая его странное поведение, но вскоре ей пришлось обратиться и к ним.

— Они с отцом уже должны были вернуться, вы уверены? Может, они заходили и снова ушли?

Существа жались друг к дружке и к закопчённой дровяной печи на кухне подземного этажа, куда свет проникал лишь из маленького овального окна под потолком. Даже при таком тусклом освещении было видно, как сильно им страшно.

Наверное, не будь Белле еще страшнее, слуги получили бы на орехи и даже не раз, но сейчас все мысли ведьмы были заняты сыном. Еще не было ни одного повода для паники, но противный холод в животе и груди, словно колокол её обостренной интуиции, не замолкал.

— Нет, хозяйка, они ушли после двенадцати и больше не возвращались… — пропищал самый смелый из домовиков.

Беллатрикс смотрела на него, но не видела, словно разум отказывался фиксировать детали. Что её пугало больше — непонятно. Рудольфус говорил, что взял отпуск на две недели, чтобы провести их с Гарри. Однако утром почему-то снова отправился в Хогвартс, затем в министерство, а после они вместе с сыном направились к Малфоям, получив строгий приказ вернуться домой через два часа, не позже.

— Драко? Астория? — заорала она не своим голосом.

Ввалившись в Малфой-мэнор, Беллатрикс никого там не нашла, кроме Фабрициуса. Домовик чинно встретил её с белоснежным полотенцем, аккуратно перекинутым через руку.

Поклонившись, он сообщил:

— Хозяева отправились в гости к чете Гойл, мадам.

— А Скорпиус?

— С ними, мадам.

Всю дорогу к дому Гойлов Беллатрикс старалась успокоиться. Её ладони всё ещё потели, сердце билось как безумное, но внешне она почти взяла себя в руки. Где ещё Гарри может быть, если не там?

В главном зале никого не оказалось. Домовик указал ей на лестницу, и Белла, взлетев по ступеням, распахнула дверь детской. Там она увидела детей Джинни, лениво левитирующих миниатюрный Хогвартс-экспресс запретной для них сейчас палочкой.

— Гарри с вами?! — выпалила она. — И Скорпиус?

Монти вздрогнул, попытался было сесть на волшебный атрибут, но осознав, кто перед ним, успокоился и затею оставил.

— Скорпиуса забрали родители, они пошли за покупками. А Гарри с нами и не было, — наконец произнёс он.

Паника накатила на Беллатрикс внезапно и без предупреждения. Её пошатнуло, она ухватилась за дверной косяк, чтобы не упасть, но ноги подкашивались.

— Мадам! — испуганно закричал Монти. — Вам плохо?!

Мальчишка попытался подставить плечо, но почти сразу осознал глупость затеи и просто рванул за родителями, уже и без того бежавшими по коридору.

Спустя секунду в детскую ворвались растрёпанная Джинни в халате и её муж, босой и в уютной пижаме. Их домашний вид настолько не сочетался с охватившими Беллу тревожными чувствами, что она не выдержала, сползла по двери на пол и заплакала.

Джинни хватило одного взгляда, чтобы понять, она схватила ведьму за плечи и затрясла:

— Где Гарри? — орала она, а муж пытался её оттащить, схватив за талию. — Где?!

— В опасности… — всхлипывала Белла, её губы дрожали. — Не уберегла…

Шокированный увиденным Грэгори вспомнил, что надо увести детей, но быстро вернулся.

— Ну с чего вы взяли, Белла? Что вообще произошло? Он опять заболел? — попытался уточнить он.

— Он не вернулся… Руди… он забрал его… утром вернулся… и забрал… — бессвязно пробормотала Беллатрикс, запинаясь и задыхаясь от эмоций.

Гойл нахмурился, уставившись на пустой диван, будто вглядывался за пределы видимого мира. Затем решительно взял супругу за локоть, потянул к себе и что-то зашептал на ухо.

Джинни, кивнув мужу, присела на корточки рядом с Беллатрикс, положила руку ей на плечо и тихо сказала:

— Белла, мне очень жаль… но Рудольфус вернулся не утром.

Ведьма перестала всхлипывать и сфокусировала обезумевший взгляд на Джинни.

— Он вернулся поздно ночью, и наверняка слышал часть нашего разговора, — прошептала Джиневра.

На этих словах Грэгори поспешил ретироваться отсюда, дабы случайно не узнать страшных тайн.

— Какую… часть? — переспросила она.

— Полагаю, ту самую, — тихо ответила Джинни, а затем добавила более уверенно: — Не думаю, что с ними что-то случилось, но могло случиться с Гарри. Нам нужно отследить их путь. Быстро, Белла.

Сухие и решительные слова подействовали, словно холодный душ. Беллатрикс глубоко вдохнула, выпрямилась и смахнула слезы. Она поднялась на ноги, отвергнув протянутую Джинни руку, и выхватила палочку.

— Смотри, дорогая, сейчас мы с тобой найдем Гарри. А когда у нас всё получится, на эту палочку я намотаю все кишки Руди, до единой… — просипела она охрипшим от волнения голосом. — И он будет умалять меня делать это быстрее…

* * *

Гарри смотрел на дверь в момент, когда она захлопнулась, и вздрогнул от громкого звука. Несколько секунд он продолжал изучать её — засаленные пятна, бледно-голубую облезшую краску, потертые края. Когда вдоволь насмотрелся, медленно обернулся. В зловещей тишине, повисшей за его спиной, ему становилось всё более очевидно: ещё немного молчания — и маги перестанут в нем видеть ребёнка.

— Добрый день, — вежливо поздоровался он, стараясь говорить ровным голосом. — С папой утром что-то случилось. Вы можете маму вызвать?

Среди присутствующих царила нерешительность невиданного масштаба. Наверное, даже на смерть, то есть в бой с Пожирателями, многие из них отправились бы намного смелее. Они переминались с ноги на ногу, переглядывались друг с другом и смотрели куда угодно, лишь бы не в глаза оставленного в их гостиной ребенка. Ведь стоило им получить желаемое и маги вспомнили, кто они на самом деле и как сложно им будет убить того, кто выглядит, как девятилетний мальчишка, еще и заплаканный.

Тишину нарушила Молли.

— Флер, нам действительно нужно известить его мать… первыми, — проговорила она, стараясь не смотреть на ребёнка.

— Молли, нет! — возразил Артур, подойдя ближе. Постаревший, плохо выбритый, в обветшавшей одежде, он всё же оставался человеком с горящим взглядом, явно готовым бороться до конца, даже с мальчиком.

— Женщина, ты не понимаешь? Она заберёт его мгновенно, и мы ничего не узнаем!

— Так у нас хотя бы останется шанс на жизнь! — вспылила Молли, раздражённо повернув голову лишь наполовину, чтобы не выпускать Гарри из виду. — Оставить его на улице — это ты предлагаешь? И надеяться, что никто не догадается, откуда его вышвырнули?!

— Я предлагаю совершенно иное! — возразил старик.

— Помню я твои методы, помню... — зло пробормотала женщина, прищурившись. — До сих пор за них платим.

— Присядешь, Гарри?

Все резко повернулись к автору слов, словно он произнес не невинное приглашение, а смертельное заклинание.

— Садись, ну чего ты? — мужчина похлопал искривленной рукой по дивану рядом с собой. — В ногах, малец, правды нет.

Гарри поспешил воспользоваться предложением и занять место, где не надо было стоять перед всеми, как на плацу.

— Спасибо, — сказал он со всей вежливостью, на которую был способен. — А что у вас с рукой?

Испещренное ранами, как кратерами, простое лицо немолодого мага было ему незнакомо, но то что это был один из Уизли, мальчишка не сомневался.

Мужчина широко улыбнулся, обнажив ряды редких зубов, и закатал рукав старой клетчатой рубашки, потрепанной временем. Под тонкой кожей просвечивалась скрученная кость, а мышц на руке почти не осталось — их словно срезали.

— Пытки, Гарри, — вздохнул он, будто рассказывая о чем-то будничном. — Азкабан — он сейчас не то что раньше. Не курорт...

— Чарльз, ты его еще напугай, чтоб мы завтра все там оказались, — язвительно заметил кто-то из угла.

— Перси, не трусь! — усмехнулся его изувеченный брат. — Гарри же не страшно, правда?

Он подмигнул мальчику и снова улыбнулся, так тепло, как ему могло позволить изувеченное лицо.

— Не страшно, — честно ответил Гарри, глядя ему прямо в глаза. — Больно было?

— Ну что ты, Гарри! — воскликнул Чарльз с наигранной бодростью. — Гораздо больнее, когда ломают поломанные колени...

Он хлопнул ладонями по ногам, и Гарри заметил через тонкую ткань брюк странные бугры, которых там быть не должно.

— Я к тому веду, Гарри, что мы все здесь немного поломанные. Всем больно. А теперь скажи мне... Ты ведь знаешь, что твоя семья — Пожиратели? Ну, близкие друзья Темного Лорда?

Гарри предпочел молча кивать, украдкой наблюдая за остальными. Тем временем присутствующим надоело стоять и они принялись рассаживаться. Молли устроилась ближе всех к нему, Флер держалась на расстоянии, Джордж и Билли заняли кресла. Остались стоять только Артур и Невилл, который, казалось, ни на секунду не хотел упускать мальчишку из виду, словно опасался чего-то непоправимого.

— Если знаешь, — продолжил Чарльз, — то понимаешь, что мы как они, только наоборот. Ты уже не малыш, у меня такой же дома. Выглядишь тихоней, конечно, но... — Он усмехнулся. — Твой папаша тебя сюда приволок, чтобы мы тебя убили. Сам не захотел. Понимаешь? Чокнутый он у тебя, что ли?

Чарльз, словно не заметив возмущения матери, обнял Гарри за плечи.

— Не убьем мы тебя, Гарри, кто бы ты ни был, — сказал он, на этот раз без усмешки, со всей серьезностью. — Донеси это до своей матушки, если будет возможность. Среди нас много тех, кто устал. Мы вам давно не угроза...

Какой-то шорох привлек внимание Гарри, и он на мгновение повернул голову в сторону звука, но тут же снова сфокусировался на лице Чарльза. И был таким внимательным, словно не слушал его, а срисовывал поглубже в свою память.

— Сын, это не поможет, — глухо сказал Артур. — Если захотят, убьют.

— Сейчас я говорю чистую правду, а не пытаюсь спасать ваши задницы! — рявкнул Чарльз, в голосе которого звучала злость, перемешанная с обидой. — Вы нормально жили, пока я гнил в Азкабане. Никто вас не трогал, от вас разве что отбивались. И даже тогда вы не нашли в себе сил признать поражение. А теперь дожили до того, что от страха даже от моего сына нос воротите!

Чарльз повысил голос, сжимая плечо Гарри, но тот даже не вздрогнул, лишь продолжал смотреть на него с прежней настороженностью.

— Вы ничем не можете навредить этому... Лорду, — продолжал Чарльз с горечью. — Да и его наследнику тоже, где бы его душа ни поселилась. Ничем!

Обида рвала его сердце на части и накрывала всех присутствующих, словно вуаль.

— Мальчик мой… — всхлипнула Молли и закрыла лицо руками. — Не кричи, умоляю… Мы любим твоего сына, очень! Просто в Норе небезопасно!

Внезапно Гарри постучал Чарльза по плечу указательным пальцем, напомнив о своём существовании:

— Могу я у вас спросить почему ваш сын… не ко двору?

Молли прекратила всхлипывать, Невилл настороженно нащупал палочку, а Артур, осознав, что оказался слишком близко, шагнул назад.

— Да пожалуйста! — с готовностью ответил маг, не обратив внимания на недетский слог говорившего. — Так получилось, Гарри, что мать моего сына темная волшебница. Ну и в целом его происхождение... их не устраивает.

— Ведьма твоя Лоренс, а не волшебница, — хмуро вставил Джордж. — И вообще всё не так просто. Некоторым больно даже просто смотреть на него.

— Заткнись, братишка, — резко бросил Чарльз, его голос звучал угрожающе. — Вот такие дела, представляешь? Маленький ребёнок их не устраивает! Даже на праздники стараются не приглашать.

— Лоренс Булстроуд? — спросил Гарри, чуть прищурившись.

Чарльз на мгновение замешкался, но затем коротко кивнул.

Мальчишка захохотал, ямочки на щеках проявились, глаза заблестели, он расслаблено откинулся на диван и раскинул руки, смотря куда-то ввысь, будто бы ему совсем не мешал потолок.

— Да она же только по предкам тёмная, — выговорил он сквозь смех. — А так… добрая до нелепости. Гномам шапки вяжет, если порвутся! Ну где тут ум, скажите на милость? — Гарри смеялся, чуть ли не задыхаясь. — Ты только не обижайся, Чарльз, я уверен — это любовь!

На мальчишку наставили палочки враз побелевшие маги. С дивана, будто он загорелся, вскочили все, кто сидел рядом, а из кухни в гостиную сделали пару шагов еще двое. Все, кто находился с Гарри здесь, рядом — старались даже дышать неглубоко, словно тишина могла им как-то помочь.

— Тьма на твоём диване, добрейшая Молли! Ну, то есть я, ты же поняла, да? — мальчишка продолжал паясничать. — Ууу... страшно вам, да? Палочки наставили… Как вам не стыдно, взрослые! На этого милого кудрявого мальчика — палочки! Умереть хотите? Ой муторное это дело, скажу я вам. Из одного мира в другой так наскачешься, что жить не захочется...

Он медленно поднялся, подошёл к каждому и заглянул в лицо:

— Дрожите? Молчите? Поняли, что папаша вам смерть в дом приволок? Убьёте меня, и что? Следом умрут все и даже новый Фред... Он же Фред, да? Я правильно услышал это глупое имя?

С этими словами он вернулся на диван, не без грации повалился на него и, закинув ногу на ногу, продолжил с усмешкой наблюдать за окружающими.

— Люпин? Выходи давай! Чего ты, как не родной? И супругу бери, хватит там шептать — у меня от ваших заклинаний в носу чешется! — весело выкрикнул Гарри.

— Давно не виделись, Гарри, — Ремус шагнул вперёд, оказавшись в центре полукруга из магов. — Но, буду откровенен, я не соскучился.

— Тоже мне, удивил, — фыркнул мальчишка. — Да по мне смерть не скучает!

Они смотрели друг на друга, будто перетягивали невидимый канат. В комнате повисла напряжённая тишина, в которой стало ясно: проиграет тот, кто первым отведёт взгляд.

— Ремус, что с тобой? Надоело? — усмехнулся Гарри, победив в этой немой дуэли.

— Противно, — коротко ответил мужчина. — Зачем этот спектакль? Зови свою новоиспечённую мамашу — и уходи!

— Другой путь, Ремус? — Гарри склонил голову, глядя на него с насмешкой. — Жить хочешь? Мне жаль тебя расстраивать, но кроме Чарльза с тобой никто не согласен. Оглянись.

Маги стояли твёрдо, держа палочки направленными на мальчишку, исподлобья следя за каждым его движением. Только Чарльз сунул свою палочку в мешок, крепко завязав его — словно пытаясь отгородиться от происходящего.

— Чарльз, сынок, — прервал напряжённую тишину Артур, обращаясь к сыну. — Если мы его не убьём, он убьёт слишком многих. Нужно чем-то жертвовать!

Чарльз посмотрел на отца так, словно перед ним идиот.

— Чем-то? — переспросил он сдержанно. — Мы — это для тебя «что-то»?

Артур открыл рот, чтобы возразить, чтобы объяснить сыну, как важно видеть всю картину жизни целиком. Гарри перебил его спокойным, тихим голосом, глядя прямо на Чарльза:

— Чарльз, уходи отсюда навсегда и никогда не возвращайся, даже на праздники. Мой тебе добрый совет. Знаю, звучит странно из моих уст, но... Не задумывайся и иди к сыну. Передай ему, что милорд тебя помиловал навсегда, очень давно. По собственной прихоти. Поверь, «ужасная» сестра тебя не спасала — сильно ей надо. Так что не страдай. А то видел я твои унылые мысли...

Чарльз напрягся, но Гарри продолжал:

— Тогда тебе просто повезло. Ты не скулил, как остальные. Был храбрым. Помнишь, как тебя ставили на колени? А знаешь, откуда я это знаю? Милорд рассказал. Ты ему понравился... Нет смысла сидеть в Норе и годами бояться, что кто-то возродится из мёртвых и постучит в твою дверь. Не постучу, обещаю.

Молли бросилась к сыну, упала на колени, пытаясь удержать его руками:

— Сынок, нет! Он делал это уже много раз! Ты же помнишь Рона? Помнишь нашу нежную Джинни? Он забирает души, сынок! Не бросай нас... И сына приводи, каждый день!

Чарльз осторожно вырвал руки из материнских, кивнул Гарри — словно подписывая негласный договор — и направился к выходу.

Когда дверь за ним захлопнулась, Молли осталась стоять на коленях.

— Почему ты всегда делаешь больно... — пробормотала она, не отрывая взгляд от двери. — Всегда...

Гарри откинулся на диване, голос его звучал равнодушно и твёрдо:

— Нет-нет, Молли, не перекладывай на меня ответственность. Это вы выбрали не знать меня, пытать меня, десятилетиями бороться со мной. Да и что ты знаешь о боли? Ничего...

Мальчишка вдруг повысил голос, превращая нежный детский тембр в надрывный хрип:

— Ничего не знаешь!

Успокоившись, он одёрнул рукава твидового пиджака, устраиваясь на диване так, словно это был его трон. А затем оглядел всех присутствующих, останавливаясь на каждом чуть дольше, чтобы маги успели ощутить страх.

— Ладно, у нас минус один... Кто следующий? Тонкс? Ты? — он будто выбирал, какой пирог съесть на десерт. — Ну что, Тедди до сих пор красавчик? Или ты, бедняжка, с ним даже не встретилась? Помню, как он сидел у меня на руках и читал крестному сказки. Такой милый был, очаровательный мальчик... Хочешь, я его верну? Или чужие дети тебе не нужны?

Тонкс рванулась вперёд, как настоящая фурия, её крик мог пробить стены. Джордж и Билл с трудом удержали её, но всё-таки справились.

— Люпин, что это она? — обратился он к оборотню с усмешкой. — Злится? А она знает, что это я разрешил тебе жить? Там, в Запретном Лесу? Совершил когда-то такую ошибку?

Ремус тяжело вздохнул — у него не было сил ни что-то скрывать, ни желания спорить. Он просто ответил, глядя в пол:

— Нет, Гарри, никто не знает, что тогда ты нас пожалел...

Теперь все взгляды, наконец, оторвались от дивана и остановились на Ремусе. Тот спрятал руки в карманы широких штанин и рассматривал носки собственных потрепанных туфель.

— Да вы что, не сказал? А помните он вам про другой путь говорил? Это он после Битвы посчитал, что во мне есть свет, просто спит, летаргическим сном... Он меня им победить захотел! Меня! Оценили шутку, успели? — ребенок осмотрел присутствующих, приглашая их присоединиться к веселью. — Ведь я тогда правильно тебя понял, Ремус?

На этот вопрос мужчина не ответил бы даже под пытками, поэтому просто промолчал, начиная терять то ли сознание от напряжения, то ли терпение от отчаяния. Подсознание подсказывало ему, что перед ним сейчас — зло, но он то и дело бросал взгляд на этого ребёнка, и единственное, чего хотел, — вернуться в прошлое. Постучать в дверь к Северусу вместе со всеми Уизли, водить того, настоящего Гарри, по Хогсмиду, провожать его в Хогвартс, попытаться любить.

Он был совсем не уверен, что это помогло бы, скорее наоборот, но, может, хотя бы не было настолько тоскливо сейчас? Они ведь даже не попытались!

— Напрасно, Ремус, — будто читая его мысли, хмыкнул Гарри. — Успокойся. Это бы не помогло. Законы природы сложно переломить. Уж тебе ли этого не знать, жителю болот, воющему на Луну? А вообще, почему вы так хотите прихлопнуть всех, кто на вас не похож? Не задумывались, что, может быть, я нужен этому миру таким, какой есть? А? Не возникало мысли, что чистая магия без грязнокровок миру нужна?

Гарри поднялся, потянулся, как после сна, и посмотрел в сторону входной двери.

— У нас пара минут, — негромко произнёс он. — Не могу сказать, что был рад вас увидеть. Но раз вы сдержались, можете жить. Сильно только не расслабляйтесь. Я еще немного подрасту, и мы встретимся...

— Мы всем не прикажем, Гарри, — тихо заметил Люпин. — Маги продолжают борьбу.

— Люпин… вы всего лишь крошки в постели, честно, — усмехнулся Гарри. — Сражайтесь! Но потом не жалуйтесь, будьте добры, хорошо?

Ответом ему стал тихий, дрожащий голос Невилла, который до этого момента молчал:

— Они все тебя предают. Все...

Гарри прищурился, внимательно глядя на Долгопупса.

— Кто, Невилл? — его голос стал мягким, почти вкрадчивым. — Конкретизируй, дружок.

— Отцы... Они все тебя предают, Гарри.

— Отцы? — брови мальчишки приподнялись в удивлении.

— Да, Гарри, отцы! — Невилл шагнул вперед, голос его крепчал. — Знаешь, как Северус обрадовался, когда тебя не стало? Он смотрел на плачущих, как на полоумных. А после похорон сразу в школу отправился. Дополнительное занятие, Гарри! В субботу! Это знают все! Ты разве… нет?

Гарри застыл, и на его лице промелькнула тень чего-то недоброго.

— Ты почему так на меня смотришь? — удивленно спросил Невилл. — Или кто-то с твоей памятью поиграл? Все же помнят, что вы друг друга на дух не переносили!

Мальчишка нахмурился, но промолчал. Невилл, почувствовав внезапный прилив решимости, торопливо подошел ближе к Люпину.

— Ты поразил меня прямо в сердце, Гарри! — воскликнул Невилл. — Волдеморт с тобой действительно дружит, прям как взаправду живой... Он тебе не сказал!

На Гарри было страшно смотреть, но не потому, что его было жаль, а потому что было действительно — страшно. Все почувствовали, как в нем зашевелилось нечто темное и сильное, и как зарычала от злобы изорванная на части душа. Это неконтролируемая темная магия брала вверх над его инстинктами и угрожала гибелью всем, кто мог стать у неё на пути.

Молли подошла к Невиллу, осторожно взяв его за запястье.

— Невилл, дорогой, мы здесь пытаемся спасти свои жизни, — прошептала она, почти зажмурившись от страха. — Замолчи, не забирай их у нас. В доме ребенок...

Но Долгопупс вырвал руку, как несколько минут назад это сделал Чарльз.

— А новый папаша? — не унимался Невилл. — Он любил тебя только тогда, когда не знал, что это ты? Как это было? Вечером — «спокойной ночи, сынок», а утром — «пойдем, хочу тебя уничтожить»? Ты думаешь, это любовь? Нет, Гарри, тебя никто не любит... Ты никому не нужен! Все от тебя только что-то хотят! Разве не так?!

Гарри опустил свой страшный взгляд вниз и сам закрыл глаза, изо всех сил пытаясь справиться со всепоглощающей болью.

— А ты помнишь, как бегал за Северусом в школе? — продолжал Невилл. — Как торчал у него в кабинете, помогая делать его работу, пока все спали? Как хотел ему нравиться?

— Хорошо помню, как ты ныл. Помню, как не смел встать в туалет. Помню, как боялся меня, — голос мальчишки стал тише и холоднее. — Но сейчас ты можешь убить всех моими руками достаточно смело, Невилл…

Уже Флер придвинулась к Долгопупсу и схватила за руку, пытаясь оттащить от места перед диваном, где стоял Гарри. Она плакала, понимая, что сейчас никакая палочка не поможет, и даже поглядывала на дверь, отчаянно желая увидеть ту, кого ненавидела.

— А кто тебя убил, Гарри? — голос Невилла дрожал, но в нем звучала злость. — Мудрый отец? Или неизвестный предатель? Мне любопытно, кто еще тебя предал?

— Их было двое, Невилл, — спокойно ответил Гарри. — И знаешь что? Ни на кого из них я не сержусь...

Его ответ заглушил магический взрыв невиданной силы. В доме взорвалось и разлетелось на маленькие кусочки почти всё. Осколки зеркал, кусочки столового фарфора и древесины от мебели и волшебных палочек парили в воздухе, словно части пазла, но не падали, подхваченные невидимым вихрем. Магов раскидало в разные стороны, но Гарри держал путь лишь к одному из них. Хотя по пути присел на несколько секунд возле Флер и провел рукой над её разодранной до кости щекой.

— Зачем такую красоту портить… — прошептал он, наблюдая, как заживает рана.

Однако дойдя до раненого Невилла, ползущего на животе в сторону кухни, проявлять жалость не стал. Он перевернул его на спину сильным движением ноги и схватил за горло. Когда жертва уже закатила глаза и захрипела, Гарри резко обернулся в сторону входа.

— Вам повезло, слышите?! — зарычал он, сжимая горло жертвы. — Если хоть слово расскажете — хоть кому-то, даже моим родным или своим детям — я с вас живьем шкуры сниму!

Дверь распахнулась, и в комнату вихрем влетели Беллатрикс и Джинни. Их волосы были взъерошены, лица испуганы, но палочки они держали наготове.

— Гарри! — завизжала Белла вне себя от радости.

Она кинулась к нему и чуть не задушила в объятиях.

— Ну мам, ну чего ты… — смущенно бормотал мальчишка. — Всё хорошо, папа ушел!

— От меня никто не уйдет, милый… — Беллатрикс нервно обняла его крепче, а ее голос дрожал.

В это время Джинни рассматривала сидящих на диване магов. Родные лица не тронули её душу. Детство прошло, а эти лица не раз пытались её убить или причинить вред.

Она медленно подошла к ним, оглядываясь по сторонам:

— Чисто у вас тут, — удивленно заметила она. — Нас ждали, что ли?

— Тебя с подружкой в аду ждут! — бросил Джордж, но тут же получил локтем в бок от Перси. — Ай, ты чего?!

— За твое здоровье боится, Джордж, — с усмешкой ответила Джинни. — Но правда, какого черта здесь так чисто?

В этот момент на неё налетела Белла и повисла на шее, не справляясь с переполняющим счастьем, и совершенно не обращая внимания на мусор у своих ног, то есть на всех остальных Уизли.

— Да чтобы мы с ребенком сделали, к чему эта неуёмная радость! — возмутилась Молли. — Пришел ваш супруг, оставил его на пороге и ушел. Накормить не успели, но и бить не собирались!

Беллатрикс отлипла от Джинни, оглядела Молли с неподдельным интересом, как редкий музейный экспонат.

— Ты приемная, что ли? — спросила она у Джинни с серьезным видом.

Джиневра прыснула со смеху, заулыбалась даже Белла и подошедший Гарри, обнявший миссис Гойл и мать, насколько позволял размах рук. Не весело было всем остальным.

Вскоре Белла достала из кружевного лифа сложенный вдвое листок.

— Кто писал? — спросила она с издевкой. — Чьи отвратные завитушки?!

С дивана медленно поднялась Флер.

— Это я написала, мадам, — тихо сказала она, стараясь не смотреть в глаза Беллатрикс. — Ваш муж выглядел странно, и я решила предупредить.

Беллатрикс нахмурилась, но потом кивнула, словно сама с трудом понимала происходящее.

— Да, меня Роули с ним догнал... — пробормотала она, бросив неуверенный взгляд на Джинни. — Ну, почти убедили. Уходим?

И если Белла на радостях и в хорошем настроении боялась его портить и причинять вред родне Джинни, не зная наперед, как та отреагирует. Сама бывшая Уизли нутром чувствовала, что здесь что-то не так.

— Гарри, всё так и было? — спросила она ребенка, не осознавая, кто именно сейчас перед ней.

Тот только кивнул и заныл, требуя домой и спать, немедленно.

Джиневре ничего не оставалось, как кинуть прощальный взгляд на компанию родственников. Она не понимала, куда из Норы делась извечная пыль, почему все одеты по возможности нарядно, но нет никого из гостей, и почему они сидят так неподвижно и тихо, словно любое неверное движение или звук способны убить?

Люди на диване смотрели в закрытые двери молча и долго, и каждый из них понимал, что абсолютно беспомощен. Абсолютное зло оказалось сложнее, чем они думали, и никто из них понятия не имел, есть ли в этом театре теней для них хоть какая-то роль…

* * *

Два мага брели по мощёной дорожке к замку, поддерживая друг друга. Луна освещала им путь, но фигуры старались избегать света, и, стоило им случайно шагнуть на освещённый участок, они заплетающимися ногами передвигались туда, где царила абсолютная тень.

Из-под рукава длинного плаща у более высокого мага капала на землю чёрная кровь, перемешиваясь с мраком. Более низкий держался за грудь, где сквозь рваную ткань камзола можно было рассмотреть глубокие и сочащиеся алой кровью следы от когтей.

Беспрепятственно проникнув в замок, они двинулись по винтовой лестнице вниз, крепко держась за перила, чтобы не упасть в темноту нижних пролётов. Но, преодолев самый последний из них и шагнув в полумрак длинного коридора, где персонажи гобеленов оживали в бликах от факелов, более высокий маг упал. Он тут же подтянулся к стене и опёрся об неё, чтобы не выглядеть уж слишком беспомощно, но второй маг чувствовал себя не лучше и на такие мелочи внимания не обращал. Его длинное худое лицо с неправильными чертами, похожими на кривые, морщилось от ужасной боли, способной сломить разум более слабого мага, но не его.

— Том? — прошептал он из последних сил, склонившись над упавшим, но не пытаясь присесть, чтобы не повторить его участи. — Нам нужна помощь...

— Никаких свидетелей, Антонин, — пробормотал он. — Доползу...

Ввалившись в собственные покои, насчитывающие несколько комнат, Тёмный Лорд через спальню проковылял в приёмную, через неё — в кабинет, и уже там достал из нижнего ящика шкафа пыльный саквояж. Вернувшись в спальню, где в кресле еле дышал Долохов, он открыл его, подняв в воздух облако пыли, и принялся звенеть бутылочками и колбами, отыскивая подходящую.

Наблюдая эту картину, истекающий кровью в кресле засмеялся, а затем закашлялся и выплюнул в руку кровь. Под вопросительным взглядом товарища Антонин пояснил:

— Столько лет... к цели… достичь... и вот... — просипел он. — Ты сколько лет его не открывал?

Не проявляя эмоций, маг у саквояжа ответил:

— В школе один раз пригодился. Лучше подумай, как тебе повезло, что она лапу через защиту просунула. А то появился бы в нашей дружной компании магл. Зачем сунулся?!

— Защиту надо улучшить, Том…

— Знаю! — с раздражением сказал он. — Но ты не забыл, кто из нас под другой защитой начинает поджариваться?

Через пару минут на израненной груди Долохова красовались компрессы с зельем, и его боль почти стихла.

Залечив свои раны сложными заклятиями из толстой книги, а затем, для надежности, смазав их желе из костей дракона, обессиленный Том повалился на кровать и невидящим взглядом уставился в потолок. Он пытался не думать о будущем, не до конца успев насладиться настоящим, но оно черными щупальцами проникало в сознание и грузом лежало на, казалось бы, давно остановившемся сердце.

— Том, помнишь тот бал у Малфоя? — тихо спросил Антонин.

— Люциуса?

— Абракаса!

— Нет, конечно, сколько их было…

— Тот, где ты разнёс ползала и хрустальную люстру, демонстрируя, что можешь убрать министра-грязнокровку безо всяких интриг?

— А, тот? Где ещё подавали бренди, настоянный на лаванде? Эту дрянь? Помню!

Антонин тихо засмеялся, стараясь не растревожить свои раны, а уголок рта Тёмного Лорда едва заметно дёрнулся вверх.

— Ты же его весь вечер нахваливал и хлестал стаканами, — удивился он. — От тебя потом лавандой неделю разило, как от бабушкиного шкафа!

Маг на кровати уже вовсю усмехался, и в уголках его глаз собирались морщинки.

— Будь он хоть на слизнях настоян, я бы всё равно нахваливал, — признался он. — Мне нужны были сильные союзники, Антонин.

Задумавшись, Долохов уставился на свои колени, не поднимая взгляда выше. Наконец, он осторожно спросил:

— Ну а сейчас, Том, у тебя есть такие союзники? Сильные?

Оба прекрасно понимали, о какой силе шла речь.

— Один пока есть, мы оба его хорошо знаем… — наконец произнёс он. — Правда, норовит улизнуть.

— Куда еще улизнуть?

В воздухе, словно из тлеющего пепла, появился пергамент. Темный Лорд перехватил его уцелевшей рукой, застонав от боли в повреждённой, и принялся читать донесение. С каждой прошедшей секундой складывалось впечатление, что он ненавидит в нем каждую букву. Тень стерла на его красивом лице любой намек на улыбку, лоб нахмурился, а глаза потемнели.

— Куда, спрашиваешь? — переспросил он с преувеличенной небрежностью и, сжав пергамент в кулаке, с раздражением испепелил его. — В геенну огненную, не иначе… — со злостью прошептал маг.

Первый месяц зимы выдался снежным и на удивление холодным. Сугробы покрыли двор дома уже несуществующей семьи Лестрейндж, исчезнувшей месяц назад и всего за один день, но убирать их не торопились. Гарри часами смотрел из окна, просто пытаясь увидеть на этом белом полотне что-то живое — птицу, собаку, кота. Но ничего такого у дома больше не пробегало и не пролетало. Беллатрикс после похищения сына на всякий случай усилила всю защиту. К дому не мог подобраться даже анимаг, не говоря уже о магах обычных.

Когда взгляд Гарри уставал блуждать по снегу — он начинал разглядывать старый дуб. Но пугался слишком резкого возвращения взрослого себя и спешил отойти вглубь помещения. Там, в полумраке комнаты, ничем не напоминающей детскую, Гарри мог стоять и не шевелиться часами. Слегка подрагивали лишь его пальцы да на глаза опускалась устрашающая непосвященных белесая пелена. Это мертвец пытался свыкнуться не только со смертью своего старого тела, но и с тяготами неприятного прошлого. Он пытался изо всех сил, сжав зубы, потому что пообещал новой матери. Но не мог.

Картины детства проигрывались перед глазами, как магловское кино. И сейчас, с высоты прожитых лет, он смог хорошо рассмотреть его убогую серость. Прошлое не отпускало, а бесчисленные убийства, которым он был свидетелем или творил сам, удачно дополняли его смертельную хватку. Сожаление просто не могло найти дорогу в его черную душу — туда не вели никакие пути, но вот боль и забвение пожирали его заживо, изнутри.

Иногда Гарри заходил в комнату Рудольфуса, садился на его стул у письменного стола, брал в руку перо, недавно ещё писавшее под диктовку профессора нехитрые лекции, и зажмуривался от гнева и обиды. Запах того, кто единственный в мире дарил ему бескорыстную любовь, а затем так легко предал, сводил с ума и без того не самый спокойный дух на планете.

А еще он лучше всех понимал, что попросту крутится в колесе судьбы, словно белка, и другой для него не написано. Он уже не раз вдыхал запах предателя, пробуя найти себе якорь и начисто забывая, что тот может не только спасти, но и утащить за собой на мутное дно.

Немного солнечного света в его мрачное настроение добавляли воспоминания: о проделках с Томом, от которых земля дрожала, сражениях плечом к плечу с Пожирателями, их не самых грустных собраниях, где все строили планы на будущее, и незабываемом чувстве единства. Впрочем, эти воспоминания и даже товарищи заслуженно принадлежали сильнейшему двадцатисемилетнему магу Гарольду Снейпу. А он? Кто он такой? Он даже поздороваться с ними не может!

Томас обещал ему жизнь, если его оборвётся чересчур рано. Гарри ему обещал, что не оставит и поможет, когда придёт время и зазвенит чёрный колокол. Но, побывав в мире мёртвых и вернувшись, он ощутил, что этот мир удержать его таким просто не может. Однако перешагнул через себя, как бывало не раз, и выполнил просьбу ближайшего друга.

Сегодня утром в коридоре, где находится его спальня, забыли закрыть окно. И, открыв дверь, ребёнок шагнул не на ковровую дорожку, а в снег — и даже попытался поймать парочку ещё круживших снежинок.

— Мама! — крикнул он. — Ты где?

Ответом ему послужило лишь эхо пустого холодного дома да шорох ног убегающих домовиков, опасавшихся к нему приближаться. Подождав минуту, босой и замёрзший, он зашёл в комнату отца и открыл секретер. У матери есть кулон, отслеживающий его заклинания в доме, но у Гарри было нечто большее — понимание силы и слабости магии, а также значительный опыт.

Тем утром Белла отправилась исправлять свою ошибку, поскольку не была слепым котёнком и видела, что сын от тоски угасает. Отказавшись от старых правил, когда ребёнку было позволено гостить у других и некоторые иные вольности, она всё же решилась пригласить гостей к нему. А потому вернулась в дом вместе с Монти и Сабриной, начавшей свой визит с опрокидывания подставки с кочергой и падения, но ведьма даже близко не рассердилась.

— Цела? — спросила она, держа подбородок девчонки двумя пальцами и поворачивая её голову, чтобы оценить масштаб повреждений.

— Всё хорошо, мадам! — ответила та и вырвалась, выказывая своё нетерпение.

— Ну, бегите, играйте, он в спальне…

Юркая и неприметная девчонка удивительно быстро догнала своего яркого брата на лестнице, а затем обогнала, и Беллатрикс проводила глазами их спины.

Вскоре серое пятнышко свесилось с перил и прокричало вниз:

— Мадам, его в спальне нет!

В тот же момент раздался душераздирающий вопль Монтенегро.

Вспорхнув по лестнице быстрее детей и готовая немедленно разорвать на части проникших в дом врагов — ведь крик прозрачно намекал, что мальчишку кто-то живьём режет, — Белла ворвалась в спальню мужа. Представшая её взору картина оказалась намного страшнее, чем она могла себе представить.

Посреди комнаты, в луже крови, лежал её Гарри. На коленях, испачканный в бордовой жиже, рядом с ним стоял мертвенно-бледный Монти, сжимая в руке ту самую запретную палочку, которую мать тщетно пыталась у них отобрать. Рука мальчишки дрожала, а лицо исказилось от невероятного напряжения.

— Не могу, мадам! Раны не закрываются!

Крик мальчишки вывел её из оцепенения и Белла заметила широкие разрезы на окровавленных запястьях сына, а рядом канцелярский нож. Ребенок Гойлов не обладал большими магическими талантами, поэтому в целях безопасности им и не разрешалось использовать палочку, хотя в этой стране детям Пожирателей можно всё. Монти по-детски пытался просто стянуть разрезанную кожу, не понимая, что еще может сделать, но и этим немного остановил реки крови. Ведьма предприняла отчаянные попытки наложить нормальную, сложную магию исцеления, но получилось у неё куда хуже, чем даже у Монти.

Гарри настолько сильно желал покинуть эту жизнь с её извилистыми дорогами, так похожими одна на другую, что досконально продумал сценарий собственной гибели и защиту от любого магического спасения. Правда не догадался, что оно может быть исполнено не взрослым, а его не самым умелым ровесником, и в идеальный план закралась прореха.

— Держи его! — крикнула ведьма Монти.

И тот опять упал в кровь и поднял палочку, уже не бледный, а зеленый от подступающей рвоты.

— Сабрина, простынь!

Сообразительной девчонке хватило пары секунд, она метнулась к кровати быстрее любого заклинания и швырнула в Беллу белоснежный комок. Та на лету разрезала его на полоски и затянула ими раны, инстинктивно догадавшись, что именно нужно делать.

Сделав пару шагов назад, Белла обезумевшими глазами оглядела комнату, больше похожую на арену боевых действий. Именно тогда она поняла, что все они, включая милорда, абсолютно точно ошиблись в расчётах. Совершенная задумка превратилась в мрачный, бесконечный кошмар, где никто не счастлив, ничего не получается и где постоянно гаснет надежда.

* * *

В пыльную и плохо обжитую комнату на одном из этажей замка Салазара зашел мужчина в строгом костюме, сел на старинный табурет грубой работы и посмотрел на бледного ребенка, спящего на деревянной кровати. Он не хотел его будить до тех пор, пока не найдет в себе убедительных слов. Однако поиски непозволительно затянулись. Маг на табурете слишком хорошо понимал мотивы мага на кровати, и даже мысли о грядущем длинном разговоре давались ему тяжело. Оттягивая начало — он просидел на твердом неудобном стуле минут десять, прежде чем его дыхание потревожило сон мальчишки.

— Проснулся, беглец?

Черные как ночь глаза уставились на посетителя:

— Моргана меня раздери... Том? Мне сказали тебя не будет два месяца!

— Вторая осечка, Гарри, — усмехнулся взрослый маг. — Я успел!

Ребенок отвернулся, словно понимал — сейчас его начнут воспитывать и упрекать.

— Ну и зачем ты устроил этот спектакль? В четвертый раз? Не надоело?

— Третий… — недовольно буркнул ребенок.

— Нет, четвёртый! — уверенно произнёс милорд. — Первый — когда дал себя убить некой тайной персоне. Второй — когда сиганул с крыши дома, якобы оступившись. Третий — в слишком глубокой ванной. А четвёртый — сейчас! Перечислять все твои неизлечимые хвори? Гарри, хочешь верь, хочешь нет, но от насморка не погибают!

— Лучше скажи — как?!

— На будущее, что ли? Чтоб работу над ошибками провести? — искренне возмутился маг.

— Том!

— Монтенегро, наша подрастающая смена.

Мальчишка недовольно цокнул языком:

— Мелкий засранец.

— Ты намного худший засранец, но ничего, я же терплю!

Оба замолчали, понимания, что разговор уходит не в ту степь.

— Что у тебя с рукой? — спросил Гарри, которому стало неловко молчать. — Чувствую, как болит.

— Скоро всё будет хорошо, Гарри, наверное, — ответил маг без особого оптимизма. — А там кто его знает…

Немой вопрос на лице собеседника заставил его объяснить.

— Они просыпаются, ты сам знаешь — нам нужна совсем иная магия… — невесело произнес он. — И мы собирались с тобой её творить, помнишь? Или я слишком сильно повредил твою память?!

Гарри закрыл лицо руками и простонал что-то нечленораздельное.

— Ой, давай без лишней драмы, ранимый ты наш... — пробормотал старший маг. — Отсутствие желания я заметил еще тогда, когда пытался дать тебе бессмертное тело. А его не принимали, Гарри! Не хочешь объяснить мне еще раз — почему?!

Закатив глаза, мальчишка ясно дал понять, что стотысячный разговор на тему его отказа от старого тела — это совсем не то, чем он хотел бы заниматься сейчас.

Встав с табурета, Темный Лорд принялся нервно мерить комнату шагами.

— Друг мой, грядет смута. Не будет ни нашего мира, ни магловского, — заговорил он глухим, торжественным голосом. — Между нами падут все границы. Будет только тьма и кровь. Они томились в бездне бесконечно долго и затаили обиду...

— Знаешь, а я их понимаю, тварей этих... — прошептал ребенок, усаживаясь на кровать и рассматривая рубцы на запястьях. — Томиться там, где ты не хочешь быть? Пытка... Зачем ты шрамы оставил? Мне теперь что, браслеты у Сабрины стащить?

Однако взрослый маг даже не смотрел на младшего — его невидящий взор, казалось, был устремлен в будущее.

— Они уничтожат всё и всех, кого ты любишь, Гарри...

Ребенок на кровати сначала замер, удивленно вскинув бровь, а затем вскочил и пощелкал пальцами у носа милорда, возвращая того на грешную землю:

— Томас, признавайся, ты откопал мемуары Дамблдора из могилы?!

Тот перевел взгляд на мальчишку и от досады даже топнул ногой.

— Любишь? Я это вслух сказал, что ли?! — пробурчал он, рассердившись на самого себя, и вновь уселся на стул. — А ведь хорошо шло, да?

— Нормально, — ответил Гарри. — Хуже, конечно, чем сказание про плачущего Северуса, но нормально. А теперь к делу, пожалуйста. Без обид, томлений и любви... Если не затруднит!

Мужчина на стуле кивнул и закрыл глаза, соглашаясь.

— Давно понял, Гарри, что в случае чего ты с радостью туда... — и он поднял руки вверх, но спохватился: — Ой, нет, туда... — и указал вниз. — Но я не подписывался спасать всех один, как чертов герой. Ни кровью, ни чернилами, понимаешь меня? На многое подписывался, у меня смолоду много контрактов, но не на это... Это — не про меня!

Последние слова мужчина почти прокричал, а затем ненадолго замолк, переваривая сказанное о самом себе.

— Только-только маглов в кучи согнал, и они думают — перенаселение. А сейчас что, сказать им: «Ой, простите» и «Разойдитесь»? Отбивайтесь как-нибудь сами, а то магов на все территории нам не хватает?!

Пожав плечами и усмехнувшись, Гарри тихо заметил:

— А я был героем — в школе. Очень даже неплохо, если бы не Невилл и пара тысяч нюансов. Может, и тебе стоит... попробовать?

Том внимательно посмотрел на ребенка и даже протянул к нему руку, словно хотел потрепать по голове, но быстро одернул её, вспомнив, что перед ним совсем не ребенок.

— Почти двадцать лет прошло, как я пытаюсь тебя приклеить к этой реальности, а ты их имена помнишь... — сказал он печально. — Я дал тебе знания, дал новых друзей, почти безграничную власть. Затем я дал тебе новое детство в надежде, что ты проживешь его лучше... И что? Полный провал! Ты всё еще, как противный одуванчик из моего сада, от которого глаза слезятся — всё время хочешь взлететь...

— Ну, не вышло со мной, может, получится с миром?

— Нет, не получится, Гарри, — сказал маг и развел руками. — Во мне даже Долохов сомневается, а это, знаешь ли, показатель. Мы ищем союзников, разумеется, но...

— Что, перестарался с устранением конкурентов?

— Таких, чтобы могли вернуться из небытия и вести потом беседы, подобно нашей? Таких конкурентов у меня никогда и не было, Гарри! — сказал он и вздохнул. — Ну, может, один, но он оставил меня и умер, как последний болван...

Ребенок закусил губу и посмотрел в окно, словно там хотел найти нужные другу ответы.

— Ты просто всегда хочешь жить, Том, — произнес он с пониманием. — Но у меня это желание не идет вместе с жизнью в комплекте. Я могу пообещать, что протяну все эти годы до взросления, но верить мне на слово глупо. У тебя запасной план есть? По приклеиванию?

Присев на кровать рядом с ребенком, маг положил руку ему на плечо.

— Ты красивый ребенок и вырастешь красивым взрослым. У тебя есть любящая мать, есть дом, и будут друзья. Вернутся старые и появятся новые! — убежденно говорил он. — Просто скажи, чего тебе не хватает, чтобы ты мог вступить в новый бой? И план появится!

— Если бы я знал, то не резал бы себе вены, не находишь? — с иронией поинтересовался ребенок. — А просто пошел бы и взял всё, что захочу! Я знаю, как развоплотить мага в пыль, как возродить разделенное древними заклинаниями, как проявить скрытую тьму, как...

— Понял, достаточно! — перебил его милорд, подняв руку. — Тогда договоримся, что ты не будешь стонать, если я придумаю план без твоего участия? И закупорю тебя в том возрасте, в котором посчитаю нужным? И ты не будешь постоянно рваться на волю, как бешеный дракон из загона?

— Ладно, обещаю попробовать... — не слишком уверенно ответил Гарри. — Ты только оставь меня в этом теле, хорошо? А то станется с тебя, любитель бессмертия...

Милорд сделал вид, что размышляет, и даже потер подбородок для убедительности перед тем, как направиться к выходу.

— Нет, не меняй тело! — испуганно закричал Гарри в спину посетителя. — Никаких вечных мук на земле! Даже не думай, Том!

Смех послужил ему ответом. Маг махнул на мальчишку рукой, давая понять, что всего лишь шутит.

Уже когда дверь почти захлопнулась, ребенок вспомнил что-то важное.

— Подожди! — крикнул он.

— Что такое? — взрослый вновь открыл дверь и заглянул в комнату. — Говори!

— Что с моим отцом? — голос слегка дрогнул, но ни один сторонний слушатель никогда бы не догадался, что тому причина. — Жив?

На секунду милорд отвел взгляд и посмотрел в коридор, словно жалел, что не успел уйти. Затем передумал и почти с вызовом взглянул в глаза мальчишке:

— Помнишь, я когда-то говорил тебе, что не каждый враг может стать другом, зато каждый друг способен стать врагом?

Дождавшись утвердительного кивка, маг в дверях произнес:

— Убил его на рассвете.

Не дождавшись вопросов, Темный Лорд поспешил уйти. Только когда эхо его уверенных шагов стихло, а сердце мальчишки перестало учащенно биться, Гарри разобрался в том, что чувствует.

— Жаль, что не я...

После чего вновь лег на кровать, погладил шрамы на запястьях и закрыл глаза. До прибытия милорда кровь в нем удерживал ровесник, куски ткани и настоящее чудо. Утомленный борьбой организм провалился в спасительный сон. В его воздушные лабиринты не проникали ни отцы, ни предательства, ни такие мелочи, как жизнь и смерть целого мира.

Но, похожий на безмятежного херувима с картин средневековья, он даже не подозревал, насколько далек от спокойствия мир вокруг.

Комнату заполонили призраки разных родов и эпох. Окровавленные и с гримасами ужаса на лице, или умиротворенные, с лицами, излучавшими лишь покой. Все они безмолвно кричали на спящего, широко открывая черные рты и сходя с ума от тщетных попыток. Мертвецы изо всех сил пытались дотянуться, чтобы разбудить его и сказать что-то важное, но не могли.

Впрочем, кто-то и не хотел предпринимать напрасных попыток, лишь смотрел полными предсмертной боли глазами.

А кто-то, как молодая женщина в синей кофте, с нежностью гладил его по голове:

— Гарри, поверь ему, стань в строй, помоги...

Шёпот женщины ворвался в сознание Гарри, как кинжал Драко в сердце много лет назад. Не испугал, но парализовал тело и душу. Очнувшись от наваждения, он вскочил, взмокший от пота, а по щекам катились — на этот раз искренние — слёзы. Ему казалось, что возле него только что сидела мать — Лили Эванс, кричала бабка — Друэлла Блэк, а осуждал всех Сириус.

Метаясь по комнате, как загнанный зверь, он пытался найти их и других гостей из потустороннего мира. Но если что-то и двигалось в этой комнате, то лишь солнечные зайчики, пляшущие от лучей яркого зимнего солнца.

— Ты что, забыла, кто тебя убил?! — орал ребёнок в пространство страшным, надорванным голосом. — Вам всем не надоело мир спасать, а? Друэлла, а тебя что, Дамблдор укусил?!

Однако страшнее всех было не ребёнку, а магу за дверью. Учуяв аромат смерти там, где его не должно быть, он стоял мрачный, с поникшей головой, сжимая губы в тонкую линию.

Монстр, который любит не только убивать, но и широко улыбаться, исчез. На его месте остался полукровка с несгибаемой волей, приведшей его на вершину. Высшие силы совершенно не интересовались, каков был его путь и какие реки крови пришлось пролить ради такого триумфа.

Тёмный, светлый, серый в полосочку — какая миру разница? Ты победитель? Вот, распишись и получи свою корону — пускай она и терновый венец.

Прародители явно восхитились волей Тома, сделав выбор в его пользу. А возможно, выбора у них и не было. Они послали на помощь даже тех, кого он погубил. Сейчас эта армия усопших была на его стороне и пыталась затянуть туда же вторую мощную силу. Однако маг не испытывал никакой благодарности — одну только злость. Он прекрасно понимал: такое единение сил природы возможно только тогда, когда она ощущает свой скорый — и наверняка ужасный — конец.

Мемуары Дамблдора?

Тёмный Лорд вспомнил слова мальчишки и усмехнулся себе под ноги. Может, действительно стоит почитать? Что-то подсказывало ему, что уже очень скоро он найдёт в них поразительное сходство со своей собственной участью...

* * *

— Блондин выпил почти всё вино за час.

— Прошу заметить, вино, оставшееся после тебя, Сивый, — ответил тот самый блондин и поднял бокал. — За вас, мой дорогой друг!

Оборотень громко фыркнул, но не нашел, с чем поспорить.

— Франция на вас обоих плохо повлияла, — пробормотал Мальсибер, откинувшись на стуле и бодрствуя с закрытыми глазами. — Пейте воду, господа, помрете здоровенькими.

— Кто-нибудь, разбудите Яксли, — попросила вялая и уставшая Джинни, щекой лежавшая на мраморном столе. — Ощущаю вибрацию от его храпа...

Элис, сидевшая от него по правую руку, с опаской покосилась на старика.

— Боюсь, если я его трону, он рассыпется, Джиневра, — ответила она со всей серьезностью. — Потерпи.

Джинни только вздохнула, сменила щеку и осталась лежать.

— Драко, теперь я вижу тебя, — с тоской констатировала она. — Расскажи что ли, как там во Франции...

Мужчина пожал плечами и сделал неопределенный жест рукой с бокалом.

— Да ничего особенного, но сопротивление перекинулось на Шамбратон. Бегают с плакатами и требуют «свободу для магии». Но ты же знаешь, с руководством проблема решается просто, — сказал он, хлопнув себя по карману, где зазвенели монеты.

— А о несчастных случаях на природе прочтете в газетах! — хохотнул Сивый, после чего раскланялся во все стороны. — Драко, ну серьезно, поделись... Тоска съедает!

Нехотя блондин перегнулся через стол и налил свои остатки из бутылки оборотню в стакан.

— Милорд же здесь, в замке? — спросила Аллекто. — Слышала, сын Беллы сильно поранился, и его сюда переместили.

— Этот ребенок притягивает травмы, клянусь, — произнес Гиббон, лишь бы что-то сказать и не заснуть. — При мне он опрокинул на себя чайник кипятка. У меня чуть сердце не остановилось. А мы вообще впервые встретились! Боюсь представить, что происходит, когда он с Беллой...

Многие за столом сдержанно улыбнулись и кивнули, соглашаясь с таким мнением.

— Слава Салазару, его точно не будет на моем факультете... — счастливо улыбнулась Элис.

Однако эта улыбка не сделала её костлявый образ из детских страшилок хоть чуточку мягче.

— Как это не будет? — очнулась Джинни. — Ты о чем?!

— Дорогуша, я декан Гриффиндора! — удивилась она. — Забыла, как мне это надоело?

— А-а-а... — протянула Джинни с пониманием. — Ну да.

Вошедший в зал Долохов приветливо улыбнулся собравшимся и быстро прошел во главу стола, чтобы занять стул по левую руку от места милорда.

— Уже скоро, — сказал он. — Идёт.

Но случайно попытался сесть на стул не с той стороны.

— Не тот! — выкрикнул Барти.

— Мимо, дружище... — грустно пробормотал Сивый.

— Твой не этот! — рявкнула Элис.

— С другой стороны, Антонин, — вежливо заметила Джинни.

— Можно было и запомнить, — буркнул Роули.

— Там занято, навсегда... — прошептал Драко в бокал.

Голоса эти раздались одновременно и эхом прокатились по длинному мрачному залу, наконец разбудив Яксли.

Долохов не разозлился и не обиделся, скорее проникся толикой уважения и посмотрел на магов перед собой под другим углом, хотя в глубине души всё ещё считал их слишком удобно устроившимися в мягких креслах.

— Прошу прощения, — сказал он и слегка поклонился. — Мы хорошо общались с Гарольдом, но в этом зале я был нечасто. Милорд делегировал мне далекие земли…

Прощающие его оплошность слова, вздохи и восклицания послужили ему ответом.

— Ещё раз примите мои соболезнования, — произнёс он, усаживаясь уже на свой стул. — В следующем году одиннадцать лет?

— Одиннадцать долгих лет, — поправил его Сивый. — А уж сколько скучных и тоскливых собраний...

Тень в проёме шагнула в свет и быстрым шагом пересекла зал. Маги резко встали и склонили головы, сцепив руки за спиной.

— Магия освобождает! — произнесли они в унисон.

— Садитесь, — разрешил милорд, но сам остался стоять. — Сегодня собрание будет коротким, и наш друг не успеет затосковать...

Дождавшись, пока смешки стихнут, он вновь заговорил:

— Во-первых, жду от вас всех отчёты в письменном виде. О заговорщиках во Франции, о приросте населения в Британии, о расходах на Стражей. Ясно? Любые отчёты, что у вас есть или вы сможете придумать!

— Милорд, а если нет никаких? — спросила Элис.

— Средний балл успеваемости мне подойдёт.

По вытянувшемуся лицу ведьмы было видно, что она не может понять, над ней шутят или серьёзно приказывают подбить средний балл Гриффиндора для Тёмного Лорда?!

— Старайся, учи их всему, что знаешь сама, и подготовь отчёт мне и директору.

Декан коротко кивнула и уставилась в окно перед собой, чтобы лишний раз не сболтнуть глупость.

— Соберитесь, друзья, — сказал маг, пристально вглядываясь в своё отражение в отполированном мраморе. — Стряхните пыль с ваших боевых палочек и горячих сердец. Впереди нас ждут яркие годы...

— Позвольте спросить, милорд, о чём вы? — уточнил Малфой. — Это разведывательная информация? У врагов новые планы?

Маг медленным шагом принялся ходить за спинами магов, круг за кругом, но с ответом не спешил, он его обдумывал.

— Ты знаешь в лицо наших врагов, Драко? — спросил он, остановившись возле блондина. — Я вот их даже ищу, и знаешь что? У них нет лиц, потому что у нас нет достойных врагов! Удивлены?

Те, у кого он спрашивал, конечно, не были удивлены, но и не были готовы признаться себе, что цепляются за прошлое в страхе не преуспеть на новом поприще, где от них не требовалось больше бороться, а требовалось просто быть.

— Мы теперь чёртов свет, дорогие мои, с чем я не спешу вас поздравлять... — прошептал он, вновь приблизившись к своему месту. — Наша власть началась с кровавой смены режима, это правда. Но на сегодня сменился не только режим. Родившиеся после нашего прихода уже имеют собственных детей. Целое поколение не знает другой власти и другого жизненного уклада. Новое поколение. Наше!

Осмотрев лица всех присутствующих, он с горечью в голосе спросил:

— Знаете, кто мы для них? Мы эталон! Мы закон! Мы защита!

Дотянувшись до бокала на столе возле пустующего стула Гарри, маг зачем-то поправил его и на мгновение замолчал, любуясь игрой света в стекле.

— Гарольд бы этого не одобрил, но понял бы необходимость... — сказал он. — А ты, Сивый? Ты понимаешь, зачем ты был нужен во Франции? У нас есть право карать нарушителей, но больше нет права бороться в открытую. Мы хитрим и скрываемся, чтобы нас не только боялись, но и любили. Мы стали так похожи на них...

— Милорд, — совсем тихо спросил Барти, — но если все цели достигнуты, если мы, как они, то зачем... стряхивать пыль?

— Провидение привело нас в эту точку, где я достиг даже больше, чем мог себе представить, и где вы были вместе со мной, Барти, — ответил маг, глядя на верхушки деревьев за окном. — Честно, придумать больше не могу, чего бы мне ещё захотеть. Смотрите, мы даже сменили зал заседаний и больше не прячемся в подземелье, словно черви. Однако есть и минус — вы слишком счастливы. Ваши банковские хранилища превратились в залы, ваши дети не знают лишений, вы обмякли...

Все присутствующие уже давно начали понимать, что говоривший прав, и что та сила и умения, благодаря которым они вообще выжили, постепенно покидают их умы и тела.

— Мы разделили мир пополам и подчинили его. И в момент, когда больше не осталось закрытых дверей, нас могут сожрать. Обе половины этого проклятого мира! Целиком! — Он крикнул, ударив кулаком по столу, отчего в окнах потрескались стёкла. — А вы слишком довольны, чтобы это представить!

Пожиратели притихли и старались не смотреть друг на друга, чтобы сдержать в себе кучу вопросов, рвущихся наружу.

— Думаете, я вам сейчас всё расскажу? — с иронией поинтересовался главный маг. — Дорогие мои — нет... Элис?

Маг кивнул в сторону окон — ведьма схватила палочку и кинулась к стёклам, чтобы исправить оплошность милорда.

— Бойтесь не чужой злости, а своей слабости. Не знаю, в каком десятилетии — но нам нужна будет сила. Сила нашей армии, сила юных последователей и их храбрые, очень храбрые души...

Оратор шагнул в тёмный угол и замолк, словно собирался с силами.

— За работу! — рявкнул он. — Чтобы все были готовы отражать атаку в любой момент, а не тогда, когда я вам прикажу. Укрепляйте империю!

Посчитав, что собрание окончено, маги поднялись и хотели было произнести девиз, чтобы разойтись.

— Рано... — произнёс милорд бесцветным голосом, растеряв весь запал. — Садитесь.

Дождавшись, пока все вновь усядутся, маг шагнул вперёд, поставил пальцы на столешницу и немного наклонился, пристально изучая знакомые до боли лица.

— Нам нужен новый декан Слизерина, — сказал он. — Учитывая всё мною сказанное, не хочу, чтобы на нашу юную поросль влиял кто-то со стороны.

— А что случилось с Рудольфусом, милорд? Он вернулся? — спросила Аллекто. — И где Белла? Они рядом с сыном?

— Белла... да, она с сыном, — соврал маг, прекрасно зная, что ведьма просто пьяна. — С Рудольфусом всё сложнее, но об этом позже. Есть желающие на вакантную должность?

— О, есть рука! — усмехнулся Гиббон.

— И вторая есть! — улыбнулась Джинни.

— Элис, опусти руки... — сказал Тёмный Лорд. — Остальные могут не сползать под стол и поднять хотя бы одну! Джиневра?

— Да я просто волосы поправляла!

Милорд нахмурился и неодобрительно покачал головой.

— У меня своих двое, милорд... — женщина была готова заплакать и даже умоляюще сложила руки. — И если что, в бою я буду полезнее, правда...

— Ладно! — раздражённо ответил маг. — Только не плачь...

Джинни уже улыбалась и смахивала совсем не горестные слёзы, осознав, что беда прошла стороной и ей не придётся сутками напролёт возиться с детишками.

— От радости тоже!

Слова милорда развеселили сидящих за столом, но самый громкий смешок издал Малфой, сидевший рядом с миссис Гойл и хорошо перебравший вина ранее.

— Драко! — воскликнул милорд. — Наш красавец-казначей, решающий наисложнейшие проблемы политического порядка. Это же о тебе, верно? Встань!

Сам маг сел на стул, сложил руки на груди и принялся откровенно оценивать то, что видел перед собой. Статная, широкоплечая фигура, затянутая в чёрное, высоко поднятый подбородок и прямой взгляд бесцветных светло-серых глаз, которые тот никогда не прятал от милорда. Всё это указывало на наличие решительности в маге и немного контрастировало с его поведением — высокомерным, как у отца, но намного более настороженным и опасливым. Что, конечно, не было преступлением даже в окружении Тёмного Лорда. Скорее воспринималось как преимущество: Малфой лучше всех знал, как осторожно обойти преграды и задёшево купить чью-то совесть.

Однако это всё, что он мог разглядеть в своём Пожирателе в принципе, и часто удивлялся такому короткому набору характеристик, доступному для его понимания.

— Твой отец был хорошим боевым магом, он оставил след в истории — своей и моей. Слава его храброй душе... А ты, Драко? Ты ведь тоже боролся, но как-то не пошел по этой стезе. К знаниям тяготеешь?

— Ага, золотым и звенящим... — сдавленно засмеялся Руквуд в кулак.

На соратника неодобрительно зашипели со всех сторон, но ни реплика, ни вопросы сбить с толку Малфоя не смогли.

— В моей семье любые умения служат вашим интересам, милорд, — произнёс он с почтением. — У отца были свои, у меня другие.

— Ты ответил как истинный декан Слизерина! То есть ничего не ответил... — усмехнулся маг. — Джиневра?

Джинни дёрнулась, словно в неё попало заклятие Остолбеней, и побледнела.

— Нет, дорогая, выдохни, снова должность я тебе не предлагаю... — примирительно сказал милорд. — Скажи мне, наш казначей действительно был лучшим на своём курсе?

Обрадованная женщина вскочила и заорала на весь зал:

— Конечно, милорд! Самый лучший! И в зельеварении, и в трансфигурации, и в чарах, и в...

Неприличный хохот сотряс помещение, даже Тёмный Лорд прикрывал рот кулаком, как Руквуд минут назад.

Не веселился один только Драко, и его обычно равнодушный ко всему взгляд метал в сторону школьной обожательницы настоящие молнии.

— Спасибо, Джиневра, мы все поняли, что наш новый декан Слизерина — профессор по всем дисциплинам, какие не выбери… — сказал он, сдерживая усмешку. — Но всё же остановимся на одной, где его знания глубже. Договорились, Драко? Согласен?

— Сочту за честь, милорд, — кивнул мужчина.

— Теперь встаньте все, ровно! — приказал маг.

Отодвинув стулья и немного погремев, маги выстроились в две идеальные шеренги по обе стороны стола.

После чего Темный Лорд холодно произнес:

— Сегодня этот мир покинул наш добрый друг и товарищ… Рудольфус Лестрейндж. У вас есть пару секунд, чтобы смириться с его гибелью и успокоиться.

Склонив голову, он дал магам время переглянуться и пережить эмоции сожаления о соратнике, который был жив и здоров только вчера. А сам в это время старался не представлять себе его лицо — ни юным, ни старым, ни мёртвым. Поскольку сразу же начинал слышать в голове предсмертный крик нестерпимой боли, а главное — боль собственную. Он убивал старика долго, мучил его и наслаждался звуками разрезаемой кожи, но не потому, что был хладнокровным, а потому что пришёл в неописуемую ярость, узнав о предательстве того, кому не раз доверял свою жизнь. В конце концов даже Белла забилась в дальний угол, испугавшись настолько сильно бушующей тьмы.

— Наше с ним прощание будет коротким, но всё-таки будет, — сказал он громко, чтобы все слышали. — Рудольфус предал меня, изменил нашим идеалам, поставил под угрозу самое дорогое, что есть в жизни другого нашего товарища... Есть вопросы?

Нерешительно, но пару слов сказал Торфинн Роули:

— Некоторые знают, что перед тем как отправиться куда-то, Рудольфус забрал Гарри… И там была записка… запечатанная… было написано срочно…

— Да, Торфинн, ты молодец, — сказал милорд и одобрительно кивнул. — Рудольфус не захотел, чтобы его род и род супруги продолжался, посчитав, что ничего хорошего Гарри в мир не принесёт, имея таких неправильных родителей, и попытался сына убить. После чего был заключён под стражу и ожидал моего возвращения.

Аллекто ойкнула от ужаса и закрыла рот рукой, шокированный Яксли упал на стул, не заботясь о субординации, Джинни всхлипывала, Гиббон оглядывался по сторонам, словно ждал, что сейчас зайдёт Рудольфус и всё опровергнет, а Драко держался за сердце в тщетной надежде его успокоить. Ведь ему стало не грустно, как остальным, он сильно испугался, ещё толком не понимая чего.

— Ты дышишь? — тихо прошептал в его сторону оборотень. — Эхо в ушах от твоего чахлого сердечка! Живой же детёныш, живой…

— За это я его казнил, — сказал Тёмный Лорд. — На рассвете.

Тишина окутала зал, словно густой и липкий туман, в нём смешались страх, сожаление, понимание и ещё куча эмоций, наблюдать которые милорд не имел никакого желания.

— Это первое предательство подобного масштаба в нашем кругу и, надеюсь, последнее. Вы все мне дороги, но прощать я могу врагов, не друзей. Уверен, вы знаете. Ведь так?

Присутствующие закивали, не издавая ни звука, но вслушиваясь в каждое слово милорда.

— До того печального дня Рудольфус был нам верен, так давайте попрощаемся с ним как с боевым товарищем, покинувшим нас…

Все подняли палочки и нацелили их в одну точку пространства.

— Морсмордре, Рудольфус… — прошептали они разом.

Зеленая метка взмыла ввысь, преодолев преграды из перекрытий и крыши. В чистом небе любой мог легко рассмотреть черты молодого мужчины с густыми волосами по плечи, проступавшие сквозь очертания черепа. Он будто вырвался на свободу, а затем без следа растаял в лучах закатного солнца…

* * *

— Милорд? — в щель двери заглянул приземистый пожилой маг с седыми зализанными волосами. — Можно?

— Ну, не для того я тебя вызывал, чтобы запретить… — ответил ему Тёмный Лорд. — Давай, Яксли, живее!

Шустрый, пусть и пожилой маг, просеменил к столу в кабинете милорда и плюхнул на него толстую папку, чей вес поднял облако пыли со всей столешницы.

Сделав вид, что никакой пыли на столе самого могущественного мага в мире вовсе и нет, Яксли устроился в кресле.

— С чего начать, милорд? — спросил он подобострастно.

— Со Стражей, сколько их у нас?

— Милорд, в Британии?

— В Европе.

— Тридцать тысяч, милорд.

Сдержав нервный кашель, тот лишь переспросил:

— Тридцать тысяч, всего?!

Яксли заерзал в кресле, явно готовясь высказать свои замечания.

— Милорд, мы набирали в лагерь Стражей после школы. Отбор был строгим, чтобы повысить престижность этих боевых заведений, но…

— Что, но?!

— Доступность дома, родителей, развлечений, всё это сказывается негативно! — затараторил старик, убеждённо. — Мы повысили престижность, все хотят поступить, это верно, но не все могут окончить. Экзаменационные чары ещё Гарольд составлял, с каждым прошедшим годом их всё сложнее сдать. Да молодые люди и не особо стараются, милорд. Они спешат завести детей, получать пособия и жить припеваючи…

— Ну хотя бы с приростом чистокровного населения ситуация не ухудшилась? — спросил маг и потянул к себе папку. — Ведь так?

— Нет, что вы! — воскликнул старик. — Джиневра не даст соврать, с этим у нас всё прекрасно. А со Стражами… можно оставить тренировочные лагеря, но ввести боевую магию как предмет во всех школах. Дурмстранг давно не спасает, увы. Несомненно, многие будут против, да... Но только представьте, как повысится уровень подготовки!

— Хорошо, — сказал милорд. — Но лагеря перенесите в места, о которых родители и не догадываются.

— Принято, — отрапортовал старик. — Вы чем-то заинтересовались, милорд?

В это время Тёмный Лорд рассматривал цифры на одном из листов и надеялся, что это совсем не те цифры, о которых он думает.

— Что это? — он потряс зелёным листком перед носом своего главного разведчика. — Поясни!

— Прирост чистокровного населения у нас прекрасный, — пробормотал Яксли. — Но убыль с 1998 года была колоссальной, а до 1991 просто гигантской…

— Нас правда настолько мало, Яксли?!

— Ну, на американских материках чуточку больше, чем в Европе…

— Насколько больше?

— На чуточку… — пробормотал старик и вжал голову в плечи. — Но вы настаивали на качестве, милорд… Бездари переселились к маглам… Хорошей части запрещено иметь детей… Многих из числа врагов мы зачистили…

Тёмный Лорд положил открытые ладони на стол и постарался дышать глубже. За всю свою длинную жизнь он, конечно, сталкивался с проблемами, которые не мог решить. Но нехватка населения? Его прокляли, а он не заметил?!

Маг потянулся через стол, словно хотел старикашку за лацканы схватить, но одумался.

— Давай свой отчёт о силах, — сказал он холодно. — С остальными сам ознакомлюсь.

Глава разведки ловким движением вынул из папки нужный листок.

— Пожалуйста, милорд, самые сильные маги!

Он встряхнул листок и начал читать вслух:

— Герпий Злостный, Джиффорд Аббот, Геллерт Грин-де-Вальд, Альбус Персиваль Дамблдор, Харфанг Мантер…

Холодный взгляд Тёмного Лорда поднялся над листком и явственно передавал желание его владельца разорвать мага перед собой в клочья.

— Яксли, это список тех, кому я должен панихиду? — приглушённый яростью голос отчеканивал каждую букву.

— Ой, простите… — пробормотал старик и дотронулся палочкой до листа в руках милорда. — Вот, сейчас живые! Мы долго работали над заклинанием, подбирали критерии, подбивали статистику. Там должны быть самые-самые…

На фирменном бледно-зеленом листе с водяным знаком в форме змеи проявилось два имени: Томас Марволо Риддл и Гарольд Северус Снейп.

— Должны? Ты посмел принести мне непроверенную магию? — произнёс милорд как можно спокойнее и сжёг бумагу дотла. — Здесь только моё имя, но ты не зеркало, а я не королева!

Яксли склонил голову набок, демонстрируя удивление.

— Простите… что?

— Сказка есть такая, — вздохнул он. — Ищи дальше, Корбан, а заклинание уничтожь и больше не используй, это приказ.

— Но кого же мне искать… — лепетал Яксли и разводил руками.

Поднявшись со своего места, маг обошёл его и склонился над ухом старика.

— Кого искать — уже не важно. Ищи любую более-менее сильную магию. Помню, как ты прекрасно находил тех, кто прячется… — прошептал он. — Среди врагов, друзей, грязнокровок и полукровок. И записывай их имена на пергаменте, пером! Придумай, как объяснить такую работу подчинённым. Уверен, у тебя получится — ты у нас мастер выдумывать.

Главный разведчик широко раскрыл глаза, изумлённо глядя на милорда.

— Да, ты не ослышался, — сказал Тёмный Лорд, его глаза стали тёмными и холодными. — А если ты осмелишься поделиться с кем-то живым тем, что услышал сейчас от меня — я посчитаю это предательством и уничтожу твой род. Ты мой старый друг, прошу тебя им и остаться…

Тихий старый дом дедушки Элджи, словно верный товарищ, не выдавал секретов своих гостей постороннему взгляду. Годами он безмолвно наблюдал, как под его некогда красной черепицей мелькал калейдоскоп магических судеб. Гости приходили, взволнованные тайной, а после их опустевший стул занимали такие же, но ещё полные сил участники безымянного общества, чьи жернова перемалывали жизни без остановки.

Люпин из вежливости прибыл одним из первых, так как ради него собрание перенесли на сегодняшний день, чтобы успеть провести его до полнолуния, пока у мага ещё оставались силы для перемещений с пересадками. Впрочем, после произошедшего в доме Уизли оборотень плохо понимал, как ему реагировать на происходящее здесь. Смеяться или плакать?

— Нет, спасибо! — крикнул он в ответ на предложение сесть за стол с Невиллом. — Здесь света меньше… — он хлопнул рукой по дивану, усмехнувшись.

— А ты не сдвигай его в угол, Ремус, и света будет больше, — заметил Симус, отвлёкшись от каких-то бумаг. — Я всё вижу!

В ответ Люпин довольно криво улыбнулся и в который раз порадовался, что догадался отодвинуть диван подальше от любых источников света и слишком внимательных глаз. Не так давно он начал стыдиться не только наивного воодушевления соратников во время обсуждений очередных планов, но и своей потрепанной старости, приближавшейся с опережением графика. Постоянные обращения старили, убивали здоровье, но денег на зелье как не было раньше, так неоткуда было взять и сейчас.

Запотевшее зеркало в сырой хижине отражало слишком унылого мага с поредевшими бровями, кривой челкой собственного изготовления и множеством морщин. Мужчина старался смотреть в зеркало реже. Он давно разучился заботиться о себе, возненавидел наряжаться в единственный потертый костюм болотного цвета, латки на локтях которого были совсем не для стиля, и даже улыбаться кому-то. Собственно, он просто не понимал, зачем встаёт по утрам и какой от него толк.

Привычным движением Люпин потянулся к бутылке, которую хозяйка убежища заранее оставила для гостя, но одернул руку, заметив, что женщина рядом.

— Ханна, дорогая, а куда пальто? Где крючки? Внизу?

Супруга Невилла ворковала со стройным до худобы магом в тонкой черной водолазке и щегольских светло-бежевых брюках. Одетый с иголочки, он слепил дам не только широкой улыбкой, но и неуместными кольцами на тонких пальцах, а также блеском дорогих лакированных туфель.

Скрипнув от раздражения зубами лишь только представив, что сейчас красавчику из числа богатеньких дадут слово примерно на час, как уже бывало не раз, маг закрыл глаза в попытке отвлечься и успокоиться.

— Спасибо, дорогая! — вновь раздался громкий голос незнакомца. — Не заметил вешалку, прости мою невнимательность…

Ханна решила не доверять драгоценное пальто гостя домовикам и потащила его вниз самостоятельно, чем окончательно разозлила оборотня.

— Дин, друг мой, дай я тебя обниму!

Не совладав с любопытством, Ремус приоткрыл глаза и увидел перед собой жилистую спину гостя, обнимающегося с Дином, как со старым другом.

— Как супруга? Недуг больше не донимает? — спросил незнакомец участливо.

— Выздоровела, спасибо, — на удивление сухо ответил Дин. — Возле меня… присядете?

Ремус, уже потянувшийся за бутылкой, замер, удивлённый несоответствием в обращении Дина к другу, который выглядел даже младше него самого, но говорил так, словно только что покинул прошлый век.

— Нет-нет, что ты! — поспешил отказаться незнакомец. — Возле тебя я не хочу…

Отмахнувшись от странных ощущений и поёжившись от прохлады, оборотень перестал стесняться и налил себе полный стакан хереса, быстро откинувшись с ним в полумрак облюбованного дивана.

— Молли, чудесное платье… — похвалил её щеголь. — Тёплое!

Мрачная женщина в толстом вязаном костюме цвета грязи равнодушно поблагодарила за комплимент, не поднимая глаз на того, кого явно не знала и кто её совершенно не интересовал. Она, как и Люпин, понимала, что скрывать больше нечего, поэтому смело пришла на собрание, чем вызвала осуждение Невилла, и теперь сидела расстроенная.

Прикрыв глаза от удовольствия, Люпин сделал глоток, но чуть не подавился, почувствовав, что кто-то присаживается рядом, нарушая негласное правило. Резкий аромат горького парфюма и еле уловимый сладковатый запах табака моментально перебили и затхлость дивана, и запах его домашнего шкафа, где обычно медленно разлагался надетый сегодня костюм.

Незнакомец в чёрной водолазке вытащил серебряный портсигар с тиснением, знакомым Ремусу, открыл его, но доставать длинную тонкую сигарету не стал.

Он схватил проходящую мимо Тонкс за запястье, отчего та дернулась гораздо сильнее, чем предполагал простой жест.

— Тонкс, привет! — поздоровался он, закидывая ногу на ногу и располагаясь на диване так, словно это его собственность. — Подскажи, наша дорогая Ханна не рассердится, если я закурю?

Заверив гостя, что все здесь взрослые люди, женщина быстро принесла из серванта пепельницу, не имея возможности колдовать, и дежурно улыбнувшись ушла вниз, встречать вновь прибывших.

— Люпин? — маг, наконец, повернул к нему бледное лицо и протянул портсигар. — Ты же Люпин? Угощайся!

Еле оторвав взгляд от синих, словно нарисованных краской, глаз гостя, Ремус сначала уставился на портсигар с тиснёной змеёй, а затем на один из перстней с зелёным камнем. Внутри драгоценности, будто в сиропе, медленно плавала крошечная живая змея.

— Не теряй сознание при всех, Люпи-и-ин… — обратился к нему маг, оглядываясь по сторонам и улыбаясь присутствующим. — Узнал? Кивни давай, раз речь отняло…

Сглотнув, Ремус кивнул, хотя его действительно покинуло умение говорить. Он много раз представлял, как встретит это зло, что скажет ему, прежде чем уничтожить, но когда встреча состоялась, единственное, что он ощутил — липкий, ледяной страх. Впрочем, он смог пройти через многие испытания, не зачерствев от горя и боли, и боялся не за себя.

— Ну-ну… — гость мягко похлопал его по руке, потянувшейся к палочке. — Включи мозг, Люпин, попробуй.

Настала очередь оборотня оглядываться по сторонам — столько знакомых лиц, улыбок, надежд…

— Ты тот самый Волдеморт, возомнивший себя центром земли… — произнёс он наконец, скорее констатируя факт, чем спрашивая. — Это из-за тебя здесь такой холод?

Гость выдохнул струю дыма, аккуратно отложил сигарету в пепельницу и, повернувшись, протянул руку.

— Жми, — приказал он.

Опасаясь ослушаться, он её пожал, ощутив, как сквозь него проносится водоворот тёмной магии.

— Ледяная.

— Смертное тело мне ни к чему…

Ещё минуту Люпин пытался осознать, что причина его растоптанной жизни и гибели стольких друзей может иметь физическую форму. Сейчас, сидя на диване, он видел не просто мага, а само воплощение зла, которое губит всё живое, стоит лишь к нему прикоснуться. Не отрывая взгляда от строгого, будто высеченного из камня, профиля, он инстинктивно растирал ладонь, словно пытался стереть любые отпечатки Темного Лорда.

— Прекрати мной любоваться, я тебе что, картина? — зло усмехнулось на удивление не злобно и даже приятно. — И называй меня Томасом, без прозвищ, пожалуйста. Знаешь ли, я здесь с личным визитом, без магии, а ты так кричишь…

Последние слова прозвучали как удар по голове и заставили Ремуса мгновенно вспотеть. Он резко привстал, отчаянно вглядываясь в лица присутствующих, пытаясь понять: что же с ними не так?!

— Да-да, Люпин… — гость с наигранной скукой потушил сигарету и тяжело вздохнул. — Не узнают, паршивцы. Хочешь узнать — почему?

Оборотень вновь тяжело опустился на диван, продолжая смотреть на Волдеморта с ужасом и растерянностью. Ему казалось, что мир рухнул ещё раз — хотя рушить, по сути, уже было нечего. В глубине души он понимал, почему друзья не узнают своего главного врага и улыбаются ему, стараясь понравиться красивому мужчине с аккуратной прической, так непохожему на остальных из их простой и пестрой компании.

— Найти стажёра, ответственного за папку с информацией о вас, чтобы посмотреть колдографии, — это было самым сложным в деле моего проникновения сюда, — продолжил Волдеморт с лёгкой усмешкой. — Мальчишка вышел пить чай с дамой сердца. Представляешь? Спрятался! Целый час ждал под кабинетом — зад отсидел. Но не поднимать же шумиху такому вежливому магу, как я? В тайном-то деле? Да и не накажешь его. Стажёр в Министерстве даже денег не получает, Люпин. Ты понимаешь, что это значит, или мне объяснить?

Опустив взгляд, Ремус перестал бояться, словно преодолел невидимый барьер, за которым ему уже абсолютно всё равно, что будет дальше. Впрочем, ужас от осознания того, насколько они беспечны, до сих пор не прошел.

— Вы всем известный клуб по интересам, — продолжал Волдеморт, насмешливо щурясь. — И от борьбы вы еще дальше, чем я от магловской церкви…

Тёмный Лорд ободряюще похлопал его по спине несколько раз.

— Ну, не расстраивайся ты так, — пробормотал он. — Смотри, вон небритый на нас взгляды бросает. Может, всё таки догадался?

Ремус с надеждой обернулся в сторону Невилла, но тот, словно избегая его взгляда, поспешил уставиться в чашку.

— Какая жалость… Это он не на нас, на бутылку, — печально протянул Волдеморт, явно издеваясь. — Ладно, позволяю расстраиваться. Приятель считает тебя алкоголиком. Кто он?

— Невилл, — тихо ответил Ремус.

— Да? — удивлённо переспросил Тёмный маг, прищурившись. — Это Невилл? Вечно подозревающий мальчик? Слишком бодро выглядит. Передай ему при случае, что Чжоу не в Париже, а давным-давно съедена местными псами...

Ремус что-то простонал и сильно покачнулся, и чтобы не завалиться прямо на кровожадного гостя схватился за подлокотник дивана.

— Тебя эта печальная история не касается, не дрожи, — равнодушно бросил Волдеморт. — Учителя не захотели расстраивать. Такие они, добренькие!

Наклонившись к столу, он неспешно налил себе хереса, поднял стакан и чуть насмешливо провозгласил:

— За тебя! — и отпил почти половину, не поморщившись. — Это я из солидарности, пусть меньше глазеет.

Оборотень не выдержал:

— Залпом?

— Не чувствую вкусов, хотя уверен, что это отменная гадость…

Внезапно для самого себя Ремус нервно хмыкнул.

— Да, это лучше не чувствовать… — согласился он тихо.

— Расслабился? — Волдеморт вдруг стал серьёзен, оставив всякую игривость. — Это хорошо. Понимаю, ты шокирован тем, что я такой живой, сижу рядом и несу полнейшую чушь. Думаешь, ты для меня важен? Да я имя твоё с утра стараюсь не забыть, Ремус Люпин.

— Мальчики, чаю? — почти радостно спросила Ханна, остановившись возле них. — Все окна закрыты, а всё равно холодно. Старый дом…

— Ваше радушие в эти смутные времена — настоящий бриллиант! — воскликнул Волдеморт с театральным восторгом, всплеснув руками, будто готов был прослезиться. — У вас есть чай с малиной? Он согреет мне душу! Ремус, дружище, а тебе какой?

— Чёрный… — тихо пробормотал оборотень.

Когда Ханна отошла на приличное расстояние, Ремус, едва двигая губами, произнёс:

— Тебе душу ничто не согреет…

Пару раз неуверенно кивнув, темный маг всё же решил возразить.

— Это ваша ошибка, Ремус, — ответил он наконец. — Нельзя считать тьму непривлекательной просто потому, что она, по вашему мнению, слишком тёмная. Мы живы, для многих привлекательны, и за нами идут очень разные души. У нас даже весело! Не веришь? Смотри!

Он положил руку на грудь оборотня, парализовав его. Затем лёгким движением палочки изменил картину вокруг, и она сменилась зарисовкой из ада. Стены, забрызганные кровью, мертвые люди на полу, чьи тела изувечены острым орудием пыток, пустые глазницы и гримасы ужаса на серых обескровленных лицах. Голова Молли была отрезана, но не до конца, и держалась на коже, а тела Симуса и Билла лежали на столе рядом, помещаясь там только потому, что не имели рук и ног, а на месте крепления их конечностей виднелись только белые суставы и мясо.

Сердце Ремуса заколотилось так сильно, что он почувствовал, как рука Волдеморта на его груди словно превратилась в камень, способный раздавить его рёбра.

Наклонившись к Люпину, темный маг прошептал:

— Тсс… не стони… это иллюзия.

Его холодное дыхание обожгло кожу Ремуса, словно огонь, и он зажмурился, всё еще пытаясь не умереть от сердечного приступа.

— Ваш чай! Малиновый и черный! — раздался приветливы голос Ханны.

— Спасибо, дорогая, — сказал Волдеморт с едва заметной усмешкой. — А то нашего друга уже и херес не согревает. Смотри, дрожит, словно без одежды в мороз!

— Простите нас… — женщина сложила руки, извиняясь. — Сами не понимаем, почему сегодня так холодно!

Поулыбавшись и похвалив чай, темный маг проводил спину женщины тяжелым взглядом.

— Идиоты… — процедил он сквозь зубы. — Как ты там? Выжил?

Не дожидаясь ответа, Волдеморт откинулся на спинку дивана и подвинулся ближе к оборотню, а тот резко отклонился, будто от смрада.

— Сейчас я показал тебе точную картину того, что сделаю с ними всеми, включая их детей, если ты отклонишь мою просьбу, с которой я к тебе пришёл, — ровно произнёс Волдеморт. — Озвучу её позже.

Люпин больше не хотел оскорблять этого мага, не хотел кричать на него, не хотел его убивать — пережитый ужас убил все эмоции.

— Сколько тебе лет? — наконец выдавил он.

— Имя.

— Сколько тебе лет… Томас?

— Духу скоро исполнится 91 год, но старцем мне не быть, Люпин. Не надейся, не умру. А ты почему интересуешься? Почувствовал, наконец, что никто из вас мне не ровня?

В который раз за короткое время Ремус кивнул, но теперь не потому что не мог говорить — ему было стыдно признать силу врага вслух.

— Не прошло и полувека, быстро соображаешь…

Но оборотень действительно ощутил, что бороться с ним не имеет ни малейшего смысла, и покатился со смеху, впадая в истерику.

— Ты же всё забрал, всё… — хохотал пожилой мужчина, вытирая слёзы с морщинистой щеки. — Даже элементарное счастье. Я солнцу не радуюсь… видеть никого не хочу… спать не могу без кошмаров… всё забрал!

Со стороны казалось, что в полумраке искрометный незнакомец развеселил старика. И спотыкаясь взглядом об них, маги одобрительно улыбались, не понимая, какой силы горе несчастный сейчас изливает на того, кого боялся и ненавидел всю жизнь.

— Тебе поплакаться некому? — спросил Волдеморт ровным голосом. — Довольно, Ремус.

— Некому, Томас… — оборотень всё ещё плохо сдерживал смех. — А кому мог, тех ты убил!

Настал черед Риддла отодвигаться и откидываться на спинку дивана. Он вновь закурил, но на этот раз мял сигарету пальцами с заметным раздражением и не смотрел на Люпина.

— Да ты живой, вижу, переживаешь… — задумчиво протянул оборотень.

Медленно повернувшись в его сторону, монстр нахмурился.

— Да, могу переживать, а еще могу проигрывать. Не вам, конечно, скорее судьбе. И знаешь что, Люпин? Мой проигрыш не в твоих интересах. Именно поэтому я сюда и пришел.

— Познакомишь, Ремус? — спросил подошедший Симус.

Волдеморт сделал затяжку, затем быстро затушил сигарету.

— Томас! — громко представился маг, протягивая руку. — Приятно познакомиться…

— Я Симус! — подсказал ирландец, крепко пожимая руку нового знакомого.

— Наш старый друг… — прохрипел Люпин, изо всех сил пытаясь изобразить улыбку для убедительности. — Мы скоро начнём, Симус?

— Артур задерживается, — ответил мужчина, подмигнув. — Но не торопись, у нас для тебя важное предложение!

— И почему я думаю, что моё предложение перевесит? — лениво поинтересовался Волдеморт, как только ирландец отошёл. — А, Люпин?

— Не спрашивай, если знаешь ответ, — буркнул Ремус. — Мне всё ещё сложно поверить, что ты из крови и плоти, можешь пить и курить. Это всё неправильно, так не должно быть. Тобой пугали детей, а твоя метка означала, что в доме не осталось ничего, кроме мучительной смерти. Можешь говорить что угодно, но я вижу тебя таким, каким ты есть. Больной садист и убийца!

— Начал размышлять, Люпин? — усмехнулся темный маг. — Это хорошо, значит скоро я сделаю своё предложение…

— Расскажи сначала, как ты можешь проиграть? Вдруг нам пригодится7

— Поверь мне на слово, ты не хочешь, чтобы я проиграл.

Оборотень громко фыркнул, всем своим видом выражая недоверие.

— Если это всё же случится, Ремус, вы будете вымаливать себе смерть, — сказал Волдеморт. — Когда свет не хочет марать руки в темноте, зовут кого? Правильно — нас. Меняют стороны на шахматной доске. Ты ещё счастлив будешь, что когда-то я натренировался на тех, кому ты мог плакаться…

Ремус издал рык и подался вперёд, пытаясь схватить врага за горло, но не смог сдвинуться ни на сантиметр.

— Шутишь? — осуждающе спросил Волдеморт. — Сиди, старик, не нервируй!

Повздыхав, оглянувшись по сторонам и сделав глоток уже остывшего чая, маг, наконец, решился.

— Ты для меня моль, Ремус, — сказал он равнодушно. — Даже не комар, тот может жужжать и кусать, а ты нет. Индийские жрецы со своей порчей угрожают мне больше, чем ваша печальная шайка. Поэтому всё равно — веришь ты или нет. Миру всё равно конец, если я сделаю неверный ход, вне зависимости от чьей-либо веры. Но ходить одному тяжело, даже Альбус не справился. Кольцо надел, по маме соскучился, а оно уже даже крестражем не было, какой же болван…

Убедившись, что оборотень слушает, Томас продолжил:

— Никогда не задумывался, почему он не помешал мне возродиться? — спросил он с искренним любопытством. — Неужели он не знал, что это тело будет бессмертным? Вы его спрашивали?

Мычание отвлекло темного мага от блондинки у окна, строившей красавчику глазки. Она вертелась во все стороны, демонстрируя фигуру, и призывно улыбалась. Однако Волдеморт смотрел на неё невидящим взглядом, как на движущийся объект. С куда большим интересом он обернулся к Люпину, вспомнив, что лишил его голоса.

Вернув оборотню способность говорить, маг наблюдал, как тот вытирает вспотевшие ладони о штаны.

— Слишком сильно верил в любовь… — прохрипел Люпин.

— Иронично, Люпин, — усмехнулся Томас. — Невероятной силы ирония, скажу я тебе.

— Дамблдор был сложным волшебником… — выдавил из себя оборотень.

— Ты считаешь? — удивился Волдеморт, тут же махнув рукой в пространство. — Ну да ладно, Ремус, неважно. Мне нужны не пустые разговоры, а живой и здоровый Гарольд Северус Снейп.

— Не произноси ЭТО имя…

Волдеморт легко улыбнулся и положил руку на плечо Ремуса.

— Ты даже не представляешь, как часто будешь произносить его сам.

— Никогда!

— Он нужен мне как друг и как орудие. А ему ничего не нужно. Гарри хочет сбежать от меня.

Нервничая и всё еще пребывая в состоянии шока, издавая разнообразные звуки возмущения, Люпин всё равно вслушивался во все слова Волдеморта, поглядывая на бледного мага исподтишка и с болезненным интересом, который пугал его самого.

— Куда сбежать?

— Да какая вам всем разница — куда?! Какой дурацкий вопрос! Ну в геенну огненную, это тебе о чём-то говорит?

— Да, говорит, — произнёс оборотень. — Говорит, что Гарри молодец и выбрал правильный путь.

— Ты правда думаешь, что твой путь будет иным, Ремус?

Они замолчали надолго. Волдеморт даже успел укрыть ноги пледом и помахать Дину, отчего тот позеленел, а Люпин окончательно убедился, с чьей помощью враг узнал их меняющийся каждый час шифр для каминной сети.

Оба еще раз наполнили хересом стаканы и поприветствовали Артура, крикнув ему пару слов издалека. Приветствовать старого друга и какого-то незнакомца ближе Уизли явно не захотел.

— Рассказывай, — нарушил молчание Ремус. — Почему я опять крайний? Почему опять этот мальчишка?

— У тебя душа добрая… — нехотя произнёс тёмный маг. — Ты правда хороший. С моей стороны это, конечно, не похвала, но Гарри нужно привить желание жить. Другие души потерпели фиаско. Помнишь, как ты всё понял о моём мальчике? Не разозлился, а разрыдался, оплакивая ваши жизни? Возле кабинета директора?

— Очень сложно такое забыть, много лет пробовал… — пробормотал оборотень.

Он не понимал, что должно было случиться во вселенной, чтобы Волдеморт пришёл говорить с ним о добре. Реальность словно меняла свои очертания, и от этого воздух испарялся из лёгких. На короткое мгновение маг дал слабину и задумался, а не говорит ли это чистое зло чистую правду? О мире, которому конец, если он проиграет? За что же они боролись и умирали, если вдруг…

Однако этого мгновения хватило, чтобы подвело ещё и здоровье.

— Тебе дурно? Ты синеешь! — забеспокоился Волдеморт. — Не вовремя, Люпин. Пару лет ещё протяни!

— Воздуха… нет…

Тёмный маг что-то прошептал, и воздух проник в лёгкие, возвращая телу жизнь.

— А ещё я помню, как он меня на поводке водил, словно зверюшку, как убивал всех направо и налево, как замучил Аластора… и убил Сириуса…

Его собеседник откинул упавшие на глаза волосы, сложил руки на груди и заговорил назидательным тоном.

— Так, Ремус, — сказал он. — Запоминай — добрый ты, а не Гарри. Мой юный друг совсем не добрый. И никогда не изменится, в нем с рождения другая сила. Папа и мама, видимо, очень старались, за что им мой поклон и благодарность…

Люпин поморщился, словно откусил лимон и хочет сплюнуть.

— Да Ремус, на самом деле моя благодарность искренняя. Не кривись — дойдет и твоя очередь быть признательным. Я продолжу, о несчастный обманутый друг?

Кривиться оборотень не перестал, но такие мелочи темного мага не задевали.

— Для нас его умение убивать — не недостаток, а достоинство. А его умение манипулировать в своём сознании заклинаниями… А мы, к слову, не творим чудеса, мы просто много умеем. Это достоинство гигантских масштабов. Ты — осколок из его непрожитого детства и можешь избавить мальчишку от безразличия к этому миру и своей жизни. Был бы жив его крёстный, я пришёл бы к нему, не сомневайся. Но у меня есть только ты и великий искусный маг, который то и дело хочет сигануть с крыши или поиграться с ножом! Это невыносимо и бесит!

Люпин с любопытством смотрел не на злого, а именно рассерженного Волдеморта. На его сдержанную, но явно возмущенную мимику и плохо контролируемые нервные жесты, а один раз он чуть по носу оборотню не заехал, и сделал вывод, что к Гарри этот беспощадный маг относится действительно хорошо.

— А не убьёт ли меня этот великий-искусный-великолепный засранец, как только увидит? Я же ещё и не лучший вариант? Не Сириус?

— Уже условия работы обсуждаешь? — ухмыльнулся Волдеморт. — Вполне может убить, но твоя задача — не допустить такого исхода. А я попытаюсь закрыть его в детстве, он будет таким же, как и годы назад.

— Разговаривал я недавно с этим ребёнком… Что-то попытки не кажутся…

— Ну хорошо! — с раздражением перебил маг. — Могу и не закрыть! А ещё он может вырваться, и это будет твоей проблемой, а не моей. Ясно? Напомнить, что я сделаю со всеми, кого ты здесь сейчас видишь? Когда я говорил «просьба», то имел в виду, что замучаю всех, если не выполнишь! Или ты во мне сомневаешься?

Оборотень устал и чувствовал себя ужасно, мысли путались. Тем не менее, он уже почти смирился со своей участью, хотя всё ещё не понимал, чего именно этот оживший кошмар от него требует.

Закрыв лицо руками, он почти простонал:

— Тебе надо, чтобы его хоть кто-то любил? Предупреждаю, я не смогу…

Подбрасывая портсигар в руке, тёмный маг от удивления чуть не выронил его.

— Салазар тому свидетель, иногда я сам в себе сомневаюсь, а безграничной веры в твои силы у меня тем более нет! — воскликнул он. — Никому не советую любить Гарольда, обычно это плохо заканчивается…

— Хорошо, если любить не надо, а выбора нет, я берусь, — сказал оборотень и вздохнул. — Доволен… Томас? Ты мне его на праздники будешь приводить, или как?

— Не совсем, да это и не всё, мы не закончили…

— Ещё кого-то от петли спасти?!

— Спаси от петли свою жизнь, Люпин… — прошептал тёмный маг и указал палочкой на его колено. — Мне даже жаль тебя. Они давно протерлись, видишь?

— Мне не стыдно! — шепотом крикнул оборотень. — Я прожил плохо, но честно. Насколько это было возможно.

— Ты ещё не прожил, глупый Люпин, — усмехнулся Волдеморт. — Ты в расцвете сил, а от тебя уже воняет старостью. К моей не просьбе прилагается должность профессора боевой магии в Хогвартсе. И это тоже — не просьба…

И только тогда оборотень понял, у кого Гарри так умело научился манипулировать душами. Волдеморт почти выдавил из него добровольное согласие на страшную авантюру по спасению злейшего врага, но не остановился на этом.

— Мне надо открыто перейти на твою сторону? И на всех углах кричать, что магия освобождает?!

В ответ враг кивнул и снова улыбнулся, но теперь его улыбка не была ни лёгкой, ни насмешливой. Она была красива в своём совершённом коварстве.

— Ты змея…

— Змея? — тёмный маг сдавленно рассмеялся. — Да нет же, я мудрый правитель!

В этот момент Артур повысил голос.

— Ремус? Ты нас слышишь?

Уже минут пять маги что-то обсуждали, водили пальцем по большой карте и горячо спорили. Однако оборотень их расслышал только сейчас. Поднявшись, он посмотрел вниз на веселого Волдеморта, слишком внимательно рассматривающего носки собственных туфель, и понял, кто уменьшил звук.

— Да, Артур, — сказал он извиняющимся тоном. — Заболтались мы тут…

— Ничего, друг мой, — сказал Уизли, подошёл к Люпину и, обняв его за плечи, подвёл к столу. — Сейчас мы всё объясним!

Невилл начал первым, и перед тем, как заговорить, даже откашлялся.

— Ремус, мы собрали новую команду! — объявил он.

— Для чего? — насторожился оборотень. — И кто в этой команде?

— Молодые и храбрые маги, готовые встать под твоё крыло, — затараторил Невилл, догадываясь, что не всё в сказанном понравится старому другу. — Они французы из Шармбатона и…

Грохот позади заставил всех прерваться и заглянуть за плечо Ремуса.

— Простите… Простите… я уберу! — бормотал тёмный маг Ханне, подбежавшей помочь осушить разлитый стакан. — Заслушался, про французов, часто слушаю…

— Томас! — прошипел Люпин. — Он очень старый друг, Невилл…

— Так вот, Ремус, — продолжил мужчина. — Мы нашли помещение и всё подготовили. Не хватает только нашего верного боевого учителя. Что скажешь?

Не зная, как сказать «друг, чтобы вас не разрезали на части, я должен служить Темному Лорду», оборотень произнёс первое, что пришло на ум:

— Зачем?

— Смотри! Видишь этот камин? — Симус ткнул пальцем в карту. — Он находится в Малфой-Мэноре, но через него можно попасть в замок Салазара. Мы до сих пор не знаем, в какой части света он находится, Ремус. Мы и про этот камин не знали, он на сокрытом этаже!

Представив, что будет со школьниками, которые всё же узнают, где находится замок Салазара, оборотень непроизвольно передернул плечами.

— Ты что-то хочешь нам сказать, Ремус? — обеспокоенно поинтересовался Невилл. — И не говоришь?

Посмотрев прямо в глаза ещё молодому мужчине, маг пробормотал:

— Слишком я стар для такого, извини меня…

— Ну ладно, — неуверенно пробормотал Долгопупс. — Подумай немного, отдохни…

Симус не был таким благожелательным и выкрикнул в сгорбленную спину:

— А зачем ты тогда нужен, если даже бороться не хочешь?

За эти слова его чуть не прибили на месте все, кто находился в помещении. А невеста мужчины, Кэти Белл, так и вообще отвесила жениху подзатыльник. Впрочем, слова своей цели достигли.

Уже через пару секунд Люпин повалился на диван и прошептал:

— Согласен, на всё…

Вполне по-человечески Тёмный Лорд положил холодную руку поверх горячей руки Люпина и сжал её.

— Они хотят, чтобы ты погубил невинных, — прошептал он. — Но мне от тебя нужно другое…

Оборотень неприятно поразился такому пониманию от врага, не сдержался и вновь посмотрел в его пустые, безразличные глаза. И вновь не увидел там ни эмоций, ни тепла, ничего, что могло бы причислить Тёмного Лорда к числу нормальных живых, зато эти глаза абсолютно точно видели душу.

— Всё получится, Люпин, у тебя просто нет других вариантов… — произнёс он и снял зелёное кольцо с пальца. — Вот, надень и никогда не снимай, в нём живёт наша драгоценная Нагайна. Если отойдёшь от плана — она позаботится, чтобы в твои легкие больше никогда не попал воздух, поэтому советую не отходить…

Пока оборотень натягивал не самый большой перстень на мизинец, к ним медленно приближался Артур Уизли и щурился, словно пытался рассмотреть что-то мутное и расплывчатое.

— Мистер? — обратился он к Волдеморту. — Вы Том? Мы нигде не встречались?

— Встречались! — со стула, к которому словно прирос, вскочил Дин. — Это мой кузен, он нас финансирует.

Уизли растерянно смотрел то на Волдеморта, то на Дина, потом опять на Волдеморта. И всё это в гнетущей тишине, ведь старика уважали, и никто не хотел мешать его действиям.

— Ой да ладно! Спешу представиться публике, я Томас Марволо Риддл! — темный маг поднялся на ноги. — Как зовут вас — не говорите, а то у меня голова заболит…

Тишина стала ещё более тихой, а напряжение, казалось, можно было резать ножом.

Оборотень с трудом, но надел кольцо и выдохнул. Оно не пекло, не кусалось и выглядело вполне даже неплохо.

— Артур, — спросил он старика. — Нас же было в Норе двое. Зачем? Чтобы быть нужным? А как же те, у кого твоя борьба отнимет жизни? Шармбатон? Серьёзно, дружище?!

— Ты привёл сюда абсолютное зло, в наш общий дом… — бормотал старик, не слушая оборотня. — В общий дом…

— Я сам пришёл, не драматизируй! — встрял Волдеморт в бормотание Артура. — Ну что, есть желающие побороться? Кто-нибудь? Невилл, даже ты? Тонкс? Или Матильда, как тебя там? Боишься что-то нарушить? Ну, пальните чем-нибудь, что ли? Нет, понимаете ценность жизни? Своей? Эх…

Много десятков пар глаз излучали страх и ужас, но никак не желание бороться. Скорее всего, и те маги, кто падал замертво на поле боя, тоже смотрели на этот мир именно так, только поздно.

— Мемориа… — прошептал Волдеморт и присел на диван. — Ну что, облегчил я тебе муки выбора? Эти несчастные так хотят жить! И совсем не хотят со мной бороться, Люпин…

Комнату вновь наполнили голоса, доказывающие необходимость подкопа, им кто-то возражал, а голос Артура всех успокаивал. Маги просто разошлись по своим первоначальным местам, забыли пару последних минут, странного гостя и больше не обращали внимания на отказавшегося тренировать бойцов Ремуса.

— Скажи это вслух, можно негромко, — твёрдо сказал он оборотню прямо в лицо. — И мы уйдём с этого дивана навсегда, возьмём одежду и спокойно прогуляемся по вечерней улице под фонарями, не скрываясь во тьме. После чего я стану для тебя милордом, и у тебя начнётся новая жизнь плечом к плечу со злом, но не будет никакой нужды убивать…

Минута внутренних баталий с собственным сердцем и желание жить одержало победу.

— Магия освобождает… — прошептал оборотень и закрыл глаза. — Освобождает…

Лёгкое зелёное свечение на руке Ремуса привлекло женщину. Она оставила мужа у стола и сделала пару шагов в сторону товарища и его собеседника, которого так радостно привечала Ханна, и чья внешность испорченного аристократа так не нравилась Молли. В этот момент гость — то ли Долгопупсов, то ли Дина, то ли самого Ремуса — помог ему подняться, поддерживая за локоть. Оборотень не стоял на ногах, но явно не от алкоголя, ведь держался ещё и за грудь.

Догнав мужчин уже внизу лестницы на первом этаже, она убедилась, что между этими абсолютно разными магами просто не может быть ничего общего.

— Уходите? — спросила она. — Может, останетесь? Ещё не все высказались.

— Болота его доконали, Молли, — произнёс младший, завязывая шарф. — Пора на свободу!

Женщина взяла коричневую болоньевую курточку друга и помогла ему её надеть.

— Да нельзя ему на свободу… — недовольно бурчала она. — Поймают!

Когда и дешевая курточка, и дорогое кашемировое пальто были надеты, а Ремус уже открыл входную дверь, откуда в дом ворвался свежий морозный ветер, мужчина в пальто подошёл к женщине вплотную.

Он смотрел на её лицо пристально, не пропуская ничего, и женщина не понимала, что холоднее — зимний ветер или этот взгляд.

— Слушай, а может, правда — приёмная?!

От испуга женщина сделала пару шагов назад и споткнулась о ступени лестницы, а падая, просто села на них. Но оборотень назад уже не смотрел — он вовсю вдыхал воздух, свободный от прошлого.

Покинув убежище, две фигуры дошли до самого центра небольшого городка, и, хотя старший маг еле волочил ноги, младший его не подгонял, а терпеливо ожидал возле магловской витрины с выпечкой или особо ярких рождественских гирлянд. Стражи, опознавшие в них волшебников, спешили ретироваться, не задавая вопросов ни разыскиваемому преступнику, ни его спутнику.

Милорд честно выполнял своё наипростейшее обещание, а оборотень просто наслаждался чем-то хорошим. Ремус с горечью понимал, что в его будущем воли нет, а сам он стал настоящим предателем, и не одни только угрозы виновны. И с ещё большей горечью — что не жалеет…

Люпин больше не вернулся в хижину на болоте, и сова миссис Уизли не смогла вручить оборотню ни одного письма. Обычно друг отвечал, что с ним всё в порядке, что он добрался без приключений, и частенько добавлял что-то успокаивающее, вроде сомнений в том, что такая плешивая ценность, как он, вообще кому-то нужна.

Испереживавшись почти до икоты, Симус, гонимый чувством вины и обвинённый в черствости всеми, кто смог высказать своё мнение вслух, в письме или через кричалку, отправился на север страны в одиночку. Однако вернулся из своего короткого путешествия с ещё большим грузом ответственности и печальнее прежнего.

Преодолев препятствия, которых оказалось немного, словно Люпин и не особо старался защитить свой полугнилой дом из двух комнат, Симус проник в него, но не нашёл ни малейших следов возвращения оборотня. На вешалке покосившегося шкафа висел будничный комплект одежды, а в треснувшей кружке плесневел давно заваренный чай.

Уже в Норе, сидя далеко за полночь на кухне уютного дома, где собрались взволнованные друзья, Симус осторожно заметил, что обстановка жилища, где он побывал, чуть не свела его с ума от тоски.

— Ты хочешь сказать, что Ремус мог сойти с ума? — спросил его Билл.

Разумеется, Финниган допускал такую мысль, учитывая усилившуюся тягу оборотня к алкоголю, но сказать хотел совсем другое. Впрочем, мысль о том, что им всем следовало помочь старому учителю найти лучшее жильё или хотя бы поделиться с ним целой кружкой и недырявыми покрывалами, он оставил невысказанной. Вскоре она и сама потерялась в глубинах сознания.

Невилл вспомнил, как Люпин просил его больше не приглашать Дина на собрания, но не успел дослушать объяснение — пришло письмо от дочери, в котором та жаловалась на внезапную температуру, и обеспокоенные родители поспешили домой.

— Они же обнимались? Ну, с тем его кузеном, с которым Люпин ушёл? Он же с ним ушёл?

— Да, Симус, ушёл… — подтвердила Молли.

Женщина почему-то слишком смутно помнила, с кем ушёл её друг и почему она их провожала, но боялась в этом признаться.

— А кто его пригласил? — нахмурился Артур. — Кузена? Кто его проверял?

— Почему мы были с ним так... приветливы? — шёпотом спросила Тонкс.

— Мерлин всемогущий, я забыла, как он выглядит! — испуганно воскликнула Ханна.

— Красивый… — ещё более испуганно пробормотала Флер.

Маги окончательно поняли, что их обвели вокруг пальца, когда на рассвете Невилл постучал в ярко-красную дверь дома Дина, на которой ещё висел рождественский венок. Однако тёмные окна так и не зажглись в ответ. Лёгкое заклинание проверки показало, что дом пуст. А взбешённая соседка пригрозила визитёру прыщами по всему телу за шум в столь ранний час — жильцы съехали.

Тяжелее всех воспринял новость Симус, которого с Дином связывала бурная молодость и, как он думал, крепкая дружба. Невилл же сделал вид, что был готов к такому повороту после предупреждения Ремуса, но только его супруга заметила, что муж от горя сгорбился еще сильнее и стал хромать так, словно нога сейчас разломается.

Они месяцами ждали сообщений в Пророке о поимке преступника, хоть и не понимали зачем противной стороне это проникновение и почему оборотня не арестовали там, куда проникнуть полегче. Не могли отследить сложный путь на болота? Но раз проникли на собрание, провернув не самую простую историю с Дином, то почему забрали одного Ремуса, ведь разыскивался он не один?

Поиск по магическим каналам и сети шпионов также не дал результатов. С головой окунувшись в розыск пропавшего, маги отменили все свои планы, плохо ели и спали, представляя, как Люпина пытают в тёмных подвалах. Тонкс то и дело начинала плакать, даже на работе, а Молли часто замирала и невидящим взглядом смотрела на табурет, который когда-то любил её покойный младший сын, а затем на нём понравилось сидеть оборотню.

Но проходила неделя за неделей, и надежда увидеть Ремуса живым постепенно угасла. Они уже не так сильно ждали новых выпусков газет и даже готовили себя к тому, что скоро придётся оборотня просто оплакать — как уже не раз прощались с дорогими людьми, отпуская их в вечность.

Дождливым апрельским утром в Нору ввалился пьяный Невилл и в корне изменил их взгляды на жизнь и дружбу, которая спасала их от серости и тоски в эти не самые лучшие годы.

— Вот, Молли! — крикнул он уличающим тоном. — Любуйся!

После чего швырнул Пророк куда-то перед собой, попав прямо в Джорджа, который сидел за столом с чашкой чая. Посмотреть, что происходит, вышел сонный Билл с женой, и все вместе они уставились на главную полосу издания, где крупным шрифтом на треть страницы красовался заголовок: «Боевая магия Хогвартса на страже интересов магической Англии».

Статья гласила, что уже через год система образования претерпит изменения, и предварительную подготовку бойцов школы Стражей начнут преподавать в школе магии и чародейства Хогвартс. Всё это делается для того, чтобы уменьшить нагрузку на педагогический состав Дурмстранга, который не справляется с потоком желающих поступить в учебное заведение из-за наличия в нём такого популярного сегодня предмета, как «Боевая магия школьников».

Статью они прочитали уже после того, как рассмотрели огромную колдографию, сделанную на одном из регулярных светских приёмов в Малфой-мэноре, где Пожиратели изображали новую интеллигенцию и благородных властителей мира — что у них выходило весьма хорошо. Ведь магов во фраках, а ведьм в изысканных одеждах со всевозможными украшениями в форме змеи с каждым годом становилось всё больше.

Одну из таких, в сверкающем черном платье, с открытой спиной и глубоким декольте, что позволило увидеть и метку на руке, и длинный извивающийся кулон, мать сразу узнала. Её по-прежнему изящная дочь стояла между двух мужчин и старательно позировала фотографу, перекидывая длинные и густые рыжие волосы с одной стороны на другую, оборачиваясь к объективу то одним боком, то другим, и просто слепила всех своим шиком и блеском.

Однако узнавать мага по левую руку от Джинни сознание женщины просто отказывалось. В не самом изысканном, но новом и приличном сером костюме, облегающем фигуру, стоял Ремус Люпин. Он немного неуклюже держал полный бокал на тонкой ножке, смотрел прямо и не улыбался, но не выглядел жертвой Круциатуса, а тем более не походил на похищенного. Красиво подстриженный и живой он стоял почти в центре зала. Вокруг него проносились танцующие пары, и на их фоне он ничем особенным не выделялся.

Если не считать бледного мага по правую руку от Джинни, который и хотел бы не выделяться — был одет в строгий чёрный камзол без украшений и даже без узоров, — но абсолютно точно не мог. Сердце Молли при одном взгляде на него чуть не разорвалось от ужаса на кусочки. Такой же испорченный, каким он ей и казался, несмотря на широкую улыбку, которой он их одаривал в доме дедушки Элджи. На колдографии мужчина уже не смеялся: он лишь коротко кивал кому-то из проходящих мимо и снова устремлял взгляд в объектив. Женщина поняла, что никогда не забудет эти глаза — спокойные, тяжёлые, как вода в колодце, чьё дно не разглядеть.

— Это колдография специально для нас, — пробормотала она, промокнув слёзы полотенцем. — Для нас всех, идиотов…

Её поняли, ведь давно прочли длинную подпись к ней, больше похожую на отдельную статью. В ней перечислялись регалии Джиневры, дважды упоминалось величие "непревзойдённого и великого правителя чистокровной магической Англии", а также возлагались большие надежды на опытного боевого мага, а теперь профессора боевой магии Люпина. Уточнялось, что он приступит к своим обязанностям в школе Хогвартс, как только будут улажены формальности.

— Это второе или третье его изображение за много лет, мам... — успокаивал её Джордж, мягко поглаживая по руке. — Ну, не узнали, бывает.

— Может, он не по своей воле? — тихо сказал Билл. — Не надо сразу ненавидеть! С Сириусом вы с отцом тогда крепко ошиблись…

Молли собралась, закинула полотенце на плечо и встала в свою решительную позу, уперев руки в бока.

— Не собираюсь никого ненавидеть, хорошие мои! — твердо сказала она. — И не считайте меня дурой. Конечно, я понимаю, что на него могли надавить... Но давайте не будем превращать новую работу Ремуса в свою личную трагедию. Пусть живёт так, как хочет! Может быть, всё не так уж и страшно?

Родные кивали, не желая спорить, но Невилл, едва удерживающийся на табурете, решил внести ясность и проворчал заплетающимся языком:

— Да вы издеваетесь — он же будет учить маленьких детей, как лучше убивать нас…

Вся мудрость Молли в глазах окружающих мгновенно испарилась. Разозлённая женщина, которая лишь хотела подсластить горькую пилюлю и облегчить страдания других, отшвырнула полотенце и ушла в свою комнату, чтобы побыть в одиночестве.

Она видела немало предательств и знала: какими бы ни были мотивы, которые подвигли Ремуса присоединиться к режиму Волдеморта, это не имеет значения. Результат будет только один — их жизнь снова изменится в худшую сторону.

Собственно, так и произошло. Статью прочли все, и значительная часть магов из их тайного общества вспомнила приветливого богача в щегольской одежде, который поддерживал оборотня на лестнице и долго просидел с ним на диване. Тем, кто не вспомнил — всё рассказали.

Удивительно, но магам было плевать на предательство Дина и даже Люпина. Внезапно они ощутили, насколько сильно их унизили, и увидели всю свою смехотворность со стороны — глазами страшного врага.

Разумеется, многие задавались вопросом: зачем Тёмному Лорду понадобился выпивающий оборотень, когда у них самих каждый первый — боевой маг с потрясающим опытом? Но ответы находились у каждого свои. Кто-то считал, что для демонстрации власти над бывшими соратниками Дамблдора. Другие подозревали, что Волдеморт намеренно демонстрировал заботу о своём старом шпионе, который давно выполнил возложенную на него роль.

Как бы там ни было, маги повесили амбарный замок на дверь дома дедушки Элджи, предварительно клятвенно заверив друг друга, что просто берут перерыв.

* * *

Его поместили в изолятор — именно так Ремус мысленно окрестил большую светлую комнату с односпальной кроватью у одной стены и креслом со стулом у другой. На полу лежал затёртый красный ковёр, на стене висел выцветший гобелен неразборчивого рисунка, а в углу стоял маленький круглый стол, на котором трижды в день появлялась еда в серебряной посуде и напитки — к его разочарованию, без капли алкоголя.

Высокое окно без штор открывало вид на сад с мощёными дорожками, подстриженными кустами и каскадами фонтанов, покрытых снегом. Если бы не суровый климат, он мог бы предположить, что замок расположен во Франции, но бесконечные метели быстро развеяли эту иллюзию. Тем не менее, это, без сомнения, был замок Салазара: по дорожкам часто прохаживались степенные маги в чёрных форменных одеяниях, и Ремус успевал узнавать знакомые лица.

Прибыв сюда с Тёмным Лордом, он первые дни провёл в одиночестве, лишь однажды попытавшись открыть дверь, но она не поддалась усилиям рук. Волшебную палочку Волдеморт у него отобрал.

На третий день стали появляться домовики, каждый из которых пытался изобрести способ, как заставить старый, грубо сложенный из неотёсанного камня камин гаснуть хотя бы чуточку реже.

— Что, механизм барахлит? — пошутил Ремус после очередной поломки. — Не топили долго, наверное?

— Тысячу лет… — прохрипело сморщенное существо слишком недобро, как для прислуги.

Оборотень счел за лучшее отвернуться, вспомнив, что он не в гостях у добрых друзей, а там, где жизнь столетиями поддерживала темная магия и кто знает, что сейчас живет в этих маленьких хозяевах тряпок и поварешек.

На четвертый день, когда полуденное солнце только заглянуло в комнату, в дверь постучали. По привычке или просто из соображений приличия, ведь гость открыл дверь сам и зашел внутрь, как хозяин.

Мужчина в черном плаще и металлической маске, видели которую все жители страны и миллионы за её пределами, огляделся. Затем маску снял и представился, хотя нужды в этом уже не было.

Перед Ремусом стоял отнюдь не последний Пожиратель в их иерархии — человек с некогда симпатичным, а теперь просто невыразительным лицом, которое, тем не менее, знали многие. Во времена Дамблдора за ним безуспешно охотились по всему миру, но так и не смогли поймать. Его называли приближенным бойцом Темного Лорда, а также интеллектуальной силой любого сражения — этот маг будто заранее знал, куда противник нанесёт удар, и кто в его рядах первым дрогнет.

— Я Гиббон, — сказал мужчина, просто жаля взглядом оборотня перед собой. — Иди за мной, и без глупостей.

Пропустив Ремуса вперёд, он вёл его по лабиринту тёмных коридоров, на стенах которых, помимо факелов, не было ни единого украшения. Они шли молча, пока не добрались до спиральной лестницы, уходящей куда-то вниз.

— Давай, только осторожно. Мне нужно доставить тебя к милорду живым.

— Пешком? — с недоверием спросил Ремус, заглядывая за перила.

Гиббон презрительно ухмыльнулся и закатил глаза, полные насмешки.

— Ты точно собираешься стать профессором боевой магии? Не домоводства? — язвительно бросил он. — Да, пешком. Здесь полно древних ловушек, и если не хочешь, чтобы тебя потом выковыривали из стен, советую передвигаться исключительно ногами.

Он, конечно, дошёл, но уже на полпути начал задыхаться и был вынужден делать остановки. Гиббон, сначала подгонявший его, вскоре перестал торопить.

Тогда Ремус попытался разрядить обстановку:

— Не помру… — прохрипел он, согнувшись в три погибели, хотя его вид говорил об обратном.

Гиббон протиснулся вперёд и, стоя на нижних ступенях, окинул оборотня внимательным взглядом, будто видел его впервые.

— А когда-то ты был резвым, Люпин...

— Жизнь избила, Гиббон, — выдавил Ремус, всё ещё тяжело дыша. — На дне не очень уютно.

— Когда я был на том дне, мы с тобой пересекались, но я не ныл.

— Помню тебя, — согласился Ремус. — Ты был другим, я был другим…

Гиббон медленно кивнул, признавая факт их старого знакомства. Затем он двинулся вниз, но уже без спешки. Мысли о непредсказуемости жизни и её резких поворотах не давали Ремусу покоя до самого кабинета Тёмного Лорда.

Гиббон постучал в высокие двери с массивными ручками из бронзовых, свернувшихся клубком змей, и почти затолкнул его в помещение.

Стол, заваленный бумагами, был пуст, а хозяин кабинета сидел на диване. Явно куда более удобном, чем тот, к которому Ремус привык.

— Садись! — маг указал на место рядом с собой.

Однако сам поднялся и пересел в кресло для посетителей у стола.

— Привыкаешь? — спросил он. — Жалобы?

Отрицательно покачав головой, Люпин заметил окно:

— Мы же в подземелье?

— Мы — да, а кабинет — нет, — ответил Волдеморт, легко поднялся и подошёл к окну, за которым виднелись сад и массивные ворота. — Столько раз отсюда наблюдал, как Гарри мчится к барьеру…

Маг сцепил руки за спиной и замер, словно вышел из реальности. Люпин не спешил его отвлекать. Его сердце колотилось не только из-за спуска с высоты и недостатка воздуха. Ужас от осознания того, куда привела его жизнь, нарастал с каждым днём.

Сидя уже на совсем другом диване, он заметил, как задрожали руки. Запоздалое понимание накатывало: он здесь, под одной крышей с Пожирателями, которые вблизи ничем не отличаются от него. Он ест их еду, идёт за ними, беседует с ними. А значит, все усилия, которые приложил он и его друзья, все их жертвы, вся боль и страдания, оказались напрасны.

— Не дрожи, поздно… — тихо сказал Волдеморт. — Я же подарил тебе оправдание? Помнишь, как аккуратно они были сложены на том столе? Пользуйся!

Вцепившись в кожаную обивку, Ремус почувствовал, как ногти её прорывают. Но, заметив на себе любопытствующий взгляд чистого зла, он вскинул подбородок и выпрямился.

— Правильно, так-то лучше, — похвалил его маг. — У меня к тебе ещё один, на этот раз короткий разговор.

Он широким шагом подошёл к своему столу и откинулся в кресле, сложив руки на груди.

— Хотел поведать тебе свой план, Ремус, — сказал он. — Боюсь — он тебе не понравится.

Оборотень подобрался, готовый услышать что угодно — маг перед ним был способен придумать самое невероятное. А особенно хорошо ему удавались планы, которые в принципе не могли нравиться людям.

— Мой план — его отсутствие.

Невольно Люпин даже глаза округлил — он ожидал неприятного сюрприза или препятствия, но совсем не такого.

— Что это значит? — осторожно спросил оборотень.

— А то и значит — планы бесполезны, Люпин! — сказал Тёмный Лорд с ноткой разочарования в голосе. — Можно придумать для вас общее приключение, нарисовать цель и бодро шагать к ней сплочённой командой. Надеяться, что он привяжется к кому-то, развеет тоску по дому... Это сработало бы с кем-то другим. Но мой друг раскусит тебя, как белка орех — а потом выплюнет. Улавливаешь нашу проблему?

— Чтобы привязаться к кому-то, надо уметь любить…

— Да ты зришь прямо в корень, дружище! — ободряюще улыбнулся Волдеморт. — Вот убил я недавно его второго отца, своего старого друга. Разрезал на части, справедливо наказывая за ужасающее предательство. А потом посмотрел на всю кровь…

На мгновение они встретились взглядами, странным образом понимая друг друга без слов. Смутившись и испугавшись, оборотень отвёл глаза, но убийца даже не думал стыдиться.

— Правильно, мне стало его жаль. Умирал он мучительной смертью. Я буквально сдирал с него кожу живьём… — прошептал маг и кивнул, словно подводя итог. — А Гарри пожалел, что убил его не своими руками. Когда-то у него было живое и горячее сердце, но даже оно не хотело жить. А сейчас у него сердце Блэков... и я умываю руки. Сдаюсь!

Люпин начинал понимать, что задача, возложенная на него — ему не по плечу.

— А ваша дружба не повод защитить этот мир? Или что там от него требуется? — спросил он.

— Вот за себя я его и зацепил. Попросил не оставлять одного в борьбе, которая нам… предстоит.

— Но это значит, что он не безнадёжен? Разве нет?

— Возможно... Но задавая этот вопрос, ты, похоже, забыл, кто перед тобой, — с лёгкой насмешкой произнёс Волдеморт. — Я — бессмертное зло, разве нет? Именно так вы меня называете. От кого меня спасать, Люпин? От кого защищать? От самого себя? Даже думать об этом смешно.

Он остановился на мгновение, давая Ремусу переварить услышанное, и продолжил уже тоном, в котором слышались нотки приказа:

— Нет, Люпин, ты станешь учителем Гарри. Я поселюсь вас в доме, где всё начиналось, и соберу для вас команду мечты. А ты уж постарайся выбить из этого засранца его идиотское стремление к самоуничтожению. Хочешь — играй в героев. Хочешь — помоги ему попрощаться с детством. Сдружи с кем-нибудь, если получится. Заинтересуй собой и прошлым, в конце концов. Делай, что хочешь, но он должен встать в строй... Любой ценой, Люпин. Ты понял меня? Лю-бо-й.

Он взмахнул палочкой, вызывая Гиббона. Тот вошёл в кабинет, молча глядя на оборотня — взглядом показывая, что пора уходить. На подгибающихся ногах Ремус сделал пару шагов, но остановился.

— Можно вопрос? — тихо спросил он. — Последний?

— Нравится мне твоя почтительность, Ремус, — хохотнул Волдеморт. — Схватываешь на лету!

Пожиратель у двери ухмыльнулся и быстро вышел, не дожидаясь приказа. В каком-то смысле это разрушало в голове Люпина образ Пожирателей как бездумных исполнителей Повелителя.

— Спрашивай! — разрешил маг. — Чего замер? Только спрашивай правильно. Помни моё имя для тебя, Ремус.

Сглотнув, Люпин наступил на горло собственной гордости и сделал шаг туда, откуда знал, что уже никогда не вернется.

— Кто убил Гарри… милорд? — спросил он осипшим от волнения голосом.

Волдеморт поднял на оборотня глаза, и на мгновение ему показалось, что их синеву закрыла собой грозовая туча. Гнев — вот первая замеченная им эмоция, которую отразила в них его черная душа. К счастью, гневался темный маг не на него.

— Мой друг… разрешил себя убить, устав жить, — медленно и сдержанно произнёс маг, но в голосе слышалась ярость. — Он скрыл от меня имя того, кто это сделал, оставив его где-то на просторах вселенной. Не копай в ту сторону — это тупик.

Волдеморт на мгновение замолчал, а затем, будто с отвращением, добавил:

— Мною там произведены такие раскопки, что тебе и не снилось. Если бы я только знал, что за мразь была так дорога нашему Гарольду…

В кабинете разлилась стужа, а изо рта Ремуса повалил пар. Тем не менее он обрадовался — и едва сдерживал улыбку. Воистину, они ведь не в сказке, где есть только зло и только добро. Оба — и Гарри, и Том — чудовища, но они всё ещё живы. А значит, способны и дружить, и любить. Просто для этого им требуется в сотню тысяч раз больше усилий — и тем ценнее эти их редчайшие чувства.

* * *

В этот раз дверь распахнулась без предварительного стука и с грохотом, и в неё ввалилась растрёпанная и раскрасневшаяся Беллатрикс Лестрейндж с прилипшими к лицу прядями кудрявых волос. Она махнула рукой Люпину, словно отгоняла муху. Он еле успел отскочить, прежде чем Пожирательница с хрипом то ли возмущения, то ли наслаждения, повалилась на его кровать.

— Джинни, корсет… — прохрипела она.

Проглотив своё возмущение, Ремус с интересом уставился в проем двери, где не было никакой Джинни. Там вообще никого не было. Лишь спустя секунд десять рыжая стройная женщина в короткой юбке просочилась в комнату, держась за стенку и не обращая никакого внимания на него. Тем не менее, прежде чем повалиться в кресло, она махнула палочкой, и оборотень услышал, как шнуровка туго затянутого корсета Беллатрикс зашуршала, давая ведьме возможность дышать.

— Какой это этаж, Джиневра?! — возмутилась Пожирательница. — Какого черта? Я умираю!

В момент вопроса Джиневра попыталась усесться в кресло, но провалилась в него и оказалась зажатой подушками с задранными вверх ногами.

— Оно неисправное… — растерянно прошептал оборотень, которого застала врасплох настолько обычная жизнь. — Складывается…

— Белла-а-а! — заорала застрявшая Пожирательница.

— Меня нет… — прохрипела Беллатрикс и приподняла голову с подушки, оглядывая того, к кому они пришли. — Люпин же, да? Достань её! Живо!

Неожиданно для себя он послушался и выдернул рыжую ведьму из плена поломанной мебели. Та не спешила испытывать благодарность и, выбравшись, сразу оттолкнула его руку, кидая злющие взгляды на Беллатрикс.

— Мы не так планировали встречу, — сказала она оборотню. — Правда, Белла?!

— Правда-правда… — пробормотала та. — С удовольствием проведала бы его на лондонском кладбище…

— Я имела в виду, что следовало отдышаться, как Гиббон, — обиженно сопела Джиневра, с осторожностью усаживаясь на стул. — Мы на верхнем этаже боковой башни!

— Дорогая моя любительница позора — заткнись…

— Ах вот оно что, — усмехнулся оборотень. — Гиббон дышал…

Однако взгляд его вновь зацепился за Беллатрикс, и усмешка сползла с губ. Враг, каких свет не видывал, доводившая его друзей пытками до сумасшествия, валялась на его кровати с закрытыми глазами, не испытывая к нему никаких чувств. Ремусу не нравилось быть пустым местом, но изменить такое положение дел он точно не мог.

— Вставай уже, Белла… — потребовала рыжая.

Та, словно что-то вспомнив, резко открыла свои чёрные, как ночь, глаза:

— А что за тварь тогда взялась убирать здесь ловушки? Помнишь?!

— Белла, вежливее — это был Розье и его убили в тот день! — возмущенно ответила Джинни.

— Мир его праху… — наигранно кротко вздохнула ведьма и с трудом села на кровати. — Начинай!

— Так ты же хотела? — удивилась рыжая.

— Слушайся старших! — возмутилась Лестрейндж и наконец внимательно посмотрела на оборотня. — Пупсик, а тебя такого потрёпанного в какой подворотне нашли? Это ты моего сына собрался чему-то... учить?!

Ведьма встала и, покачиваясь, медленно к нему подошла. Он ощутил опасность, хотя умом понимал, что она ничего не сделает и бояться уже нечего.

— Я — мама Гарри… — прошептала она, делая круг вокруг Ремуса. — В курсе, надеюсь?

— Белла, давай всё же я… — сказала Джиневра. — Люпин, садись.

Не сразу, но оборотень сел на кровать, а Беллатрикс отошла к окну и задумалась, разглядывая заснеженный сад.

— Не буду начинать с воспоминаний из детства. Мы с тех пор виделись пару раз в весьма щекотливых ситуациях, поэтому спрошу: ты меня помнишь? — обратилась к нему рыжая.

— Моя память лучше, чем внешний вид, Джиневра, — ответил Люпин и услышал приглушённый смешок Беллы. — Мы не раз виделись в бою. Говори, что хочешь сказать.

Кивнув, Джиневра заговорила хорошо поставленным голосом, как учитель на уроке:

— Мы всё знаем о возрождении нашего Гарри и готовы помочь воплотить задуманное милордом.

Беллатрикс у окна хмыкнула, и Джинни с укором уставилась ей в спину.

— Так вот, — продолжила она, — кроме нас пока никто не знает. Милорд расскажет, когда придёт время. Кто-то из наших, возможно, догадывается, но это не страшно — всё под контролем. Просто постарайся, чтобы никто из чужих не узнал.

— То есть твоих, кто ещё не в курсе, разумеется… — негромко вставила Беллатрикс, не оборачиваясь.

— Да, — подтвердила рыжая. — Из твоего круга.

— А если надо будет, чтобы они знали? — уточнил он.

— В таком случае ставь нас в известность, — предупредила Джиневра. — Чтобы мы могли отчитаться перед милордом, хорошо?

— Северус не должен даже догадываться, — резко заметила Беллатрикс.

Оборотень обернулся к ней.

— Когда он пойдёт в школу, это не получится скрыть, — сказал он, глядя на неё. — Снейп узнает первым.

В ответ Лестрейндж лишь тяжело вздохнула.

— Давай не торопить события, Ремус, — вместо неё ответила Джинни. — Гарри сейчас не слишком-то радуется жизни, а до школы есть время.

— Всё настолько плохо? — его удивление было искренним. — Милорд сказал, что было немного попыток…

— Скажем так, Люпин, — протянула Джиневра. — Сердце матери всегда знает больше, чем кто-либо другой.

Люпин невольно снова посмотрел на Беллатрикс и поёжился, не понимая, как у этой безумной может быть что-то вроде материнского сердца, что не укрылось от взгляда Джиневры.

— Не знаю, Ремус, как ты здесь оказался, — сказала она, подходя ближе. — Но мы всецело доверяем милорду и у нас на то тысяча причин. А значит, так нужно. И ещё одно — здесь есть жизнь. Она такая же, как у всех… только лучше.

— Лучше? — переспросил он, пытаясь понять, серьёзно она или шутит.

— Лучше! — убеждённо заявила Джиневра, не замечая его сомнений.

Они были совершенно разными, эти две ведьмы. Ни единой схожей черты в лицах, ни похожих цветов в одежде, ни малейшей схожести характеров. Они по-разному говорили, по-разному двигались. Но Ремус вдруг понял, что перед ним две подруги — фанатичные, абсолютно одинаковые в своём восприятии мира, и спорить с ними — не стоит.

— Мы поможем тебе освоиться, напомним о твоих навыках, познакомим с Гарри… заново, — продолжила Джиневра. — А потом проведём в новый дом. У тебя начнётся новая жизнь, Ремус! Главное — не давай повода ей тебя наказать...

Проследив за её взглядом, он заметил, что она смотрит на кольцо на его пальце.

— Хорошо, я понял, — буркнул маг. — Она там… живая?

На этот раз вместо Джиневры ответила Беллатрикс.

— Она там спрятана! Маленькая принцесса спотыкалась об неё раз в неделю! Даже нос сломала, представляешь? — прокричала ведьма и расхохоталась. — Нагайну наказали из-за неуклюжести Уизли! Ну смешно же, правда?!

— Не нос я сломала, а руку! — возразила рыжая, топнув ногой.

— Но ровняла я нос!

— Я ударилась, и из него просто шла кровь!

— Значит, зря ровняла? Надо было оставить кривым?!

Люпин смотрел на них круглыми глазами и жалел, что не имеет палочки, чтобы приглушить этот звук. Чужая жизнь, жизнь лютых врагов захлестывала его с головой, и он в ней тонул.

Когда ведьмы собрались уходить, они подошли к нему по очереди.

Первой приблизилась Беллатрикс и, наклонившись, посмотрела ему прямо в глаза.

— Поможешь Гарри — не убью. Навредишь — убью, — прошептала она угрожающе, и в её голосе не было ни капли шутки.

Второй подошла Джинни и она не наклонялась, а смотрела на него сверху вниз с явной неприязнью, куда большей, чем у даже Беллы.

— Это твои руки убили Розье, — холодно сказала она и добавила: — Тоже тебя ненавижу, всё нормально.

Люпин пожал плечами и улыбнулся.

— Ну, мы поняли друг друга… — сказал он спокойно.

— Да, — подтвердила Джинни, отводя взгляд. — Поняли.

Погасив свет в комнате сына и повалившись на кровать, Драко увидел под дверью тонкую полоску света, но не встал, чтобы отругать ребенка за непослушание, а просто закрыл глаза. Он устал за день и не имел сил на споры и поиск томика сказок, которые Скорпиус обожал читать до утра, пока за окном детской не забрезжит рассвет.

Шаркающие шаги за дверью и бормотание матери заставили его зажмурить глаза ещё крепче. Сумасшедшая старуха прошла мимо, не стала стучать в его спальню и рассказывать, что нужно бежать, пока зло не возродилось и не испортило им всем жизнь точно так же, как её драгоценной сестре.

Когда-то давно Драко с ней ещё спорил, доказывая, что жизнь Белле испортила она сама и, справедливости ради, конечно же, Азкабан. Но гибель мужа уничтожила в Нарциссе любые проблески сознания, и со временем она вообще перестала понимать, что ей говорят и кто к ней обращается. Поэтому он закрывал мать утром и выпускал размять ноги ночью.

Астория узнала о негативном отношении свекрови к великому Лорду уже после рождения ребёнка — ужаснулась до глубины души и сама прятала её от чужих глаз и ушей, понимая опасность подобного для семьи. Каких только заклинаний они не накладывали на женщину, чтобы та не сболтнула лишнего ни в присутствии внука, ни в присутствии гостей, которым всё же изредка требовалось демонстрировать старую хозяйку известного замка.

Однако такое напряжение не прошло бесследно и убило чувства между супругами. Пусть предложение руки и сердца белокурой красавице Драко делал по большой любви — уже через пару лет от неё остался лишь пепел, перегорели и угли. Жена подозревала, что муж может скрывать в себе такое же возмутительное отношение к власти, и в какой-то момент стала вздрагивать даже от нежных прикосновений того, кто её так любил. Увидев, как сильно он не нужен и даже противен, мужчина отправил Асторию жить в родовое поместье к сестре, разделив ответственность за воспитание сына поровну.

Уже спустя годы после расставания, убедившись, что молодой Малфой служит режиму как верный солдат и не имеет в послужном списке не то что замечаний — даже упрёков от Тёмного Лорда, — жена захотела вернуться. Драко позволил ей жить в Малфой-мэноре, и они продолжили изображать идеальных родителей. Но к тому моменту мужчина уже не нуждался ни в любви, ни в семье, ни в заботе.

Внутри него образовалась пустыня одиночества, выжженная не им выбранной жизнью: вечным страхом, убийством министра магии, неудовольствием от собственного отражения в зеркале и притворством, заменившим ему личность.

Не имея смелости изменить хоть что-то — ни в прошлом, ни в будущем — он предпочёл плыть по течению. И пошёл против него лишь однажды, да так, что, по его мнению, разом перекрыл этим решением всю свою трусость.

Месть за погибшего рыжего друга была не единственным мотивом. Лорд Малфой хотел также положить конец этой бесконечной кровавой игре, в которой Гарольд Северус Снейп был заводилой и которая унесла жизни, пожалуй, уже последних его друзей. И после смерти наследника многие действительно смогли выжить — война стихла, сбавила темп. Однако лишь та, что шла за окном.

Вернувшись тем днём в свой рабочий кабинет, где с утра расхаживала взад и вперёд идеальная копия казначея, он растворил свой мираж и приготовился изображать горе. Барьер из необычной материи, созданный умирающим министром, не позволил обнаружить его труп сразу, и ожидание страшной вести растянулось почти до вечера. Впрочем, он смутно помнил те часы. Гораздо лучше в его памяти отпечатался вечер того дня — дома.

Доковыляв до гостиной и сцепив зубы, чтобы не застонать от усталости и эмоций — среди которых не было ни одной, хоть отдалённо напоминающей довольство собой, — он опустился на диван у журнального столика, радуясь, что в замке никого нет. В тот же миг перед ним, словно из чёрного дыма, медленно материализовалась толстая школьная тетрадь. Поверх неё лежало письмо в светло-зелёном конверте, на котором его имя было выведено витиеватыми буквами.

Протянув руку, он с опаской взял и то и другое. В тетради с оттиском змеи на кожаном переплёте каллиграфическим почерком Гарри было записано заклинание длиной в сорок страниц. А в письме уже покойный бывший друг разнёс в пух и прах всё его, якобы продуманное, коварство.

Гарольд ругал Драко за глупость, которую тот намеревался совершить, не имея ни сил, ни знаний. Он писал, что искренне любит его — как старого лучшего друга и важную часть своей жизни, — и уверял, что всегда думал о его безопасности. Гарри признался, что согласился дать себя уничтожить лишь потому, что Драко слишком твёрдо встал на этот путь, и даже его, Гарри, магической силы не хватило, чтобы разубедить его.

«Как только ты забывал о том, что хочешь меня убить, это желание зарождалось в тебе вновь. Раз за разом. Оно поселилось в тебе, как червь, и съедало твой разум. Ты начал сходить с ума, как твоя мать. Я не мог этого допустить. Прости».

Гарри ещё много раз просил в тексте прощения за всё — за то, что не сумел отговорить Драко от собственного убийства, и за убийство Рона.

«Я не умел защищать по-другому, меня просто не научили, и я совершил большую ошибку, не рассмотрев других вариантов. Поверь мне, я много раз пожалел о том Империо. Ещё до того, как спустя годы увидел, как ты смотришь на вашу с ним общую колдографию у себя на рабочем столе. Моё решение было правильным, но убийственным для тебя».

Министр магии поведал в письме и о плане Тёмного Лорда возродить наследника, если тот умрёт раньше разумного срока.

«Томас никогда не сможет понять, как можно устать от жизни, но я попытаюсь ему объяснить или хотя бы помешать провести полный обряд. Очень надеюсь больше никогда не увидеться, Драко».

Кроме этого, Гарри пояснил самоуверенному казначею, что того найдут уже через пару дней, ведь искать будут не какие-то невыразимцы, а самая мощная и разъярённая магическая сила на этой планете.

«Прочитай заклинание из тетради до утра того дня, когда меня похоронят. Читай громко и без запинки, а после обязательно сожги в адском огне. Это тёмное искусство и моя личная работа — он не найдёт знакомых следов. Мы спрячем события и твои воспоминания от других. Увы, не от тебя самого».

Его школьный друг дал понять в письме, что не чувствовал никакого удовольствия от жизни и сам пугался своей кровожадности, постоянно требующей новых жертв.

"Очень жаль, что моя душа оказалась такой, а твоя запуталась в плену чужих обязательств. Ты был тем лучшим, что мне довелось встретить в детстве. Надеюсь, теперь тебе легче. Прощай, друг".

Прочитав последние строки, Драко уронил письмо, а, попытавшись поднять его палочкой, — уронил и палочку. После чего встал на колени, чтобы поднять всё, что оказалось на полу, но не смог наклониться. Он окаменел от ужаса, внезапно осознав, что убил того единственного человека, который заботился о нём всегда.

Больше НИКТО и НИКОГДА не будет ему таким близким и родным, как убитое им зло. Теперь он в этой жизни, как птица в клетке, бесповоротно ОДИН, наедине с собой и опасными мыслями.

Война продолжится — в нём самом, внутри его разума, и будет там идти вечно.

Мужчина согнулся и закричал с такой силой, что почувствовал боль в голосовых связках, а появившийся на крик Фабрициус даже не спросил хозяина, чем может ему помочь, а в страхе исчез, не издав ни единого звука.

Не меньше часа он метался из угла в угол, в остервенении швырял посуду о стены, кромсал шёлковые подушки, разбивал руки в кровь о зеркала и размазывал её по лицу, пытаясь вытереть слёзы. Рассудок его едва не покинул, но стук матери, пытавшейся вырваться из заключения в спальне наверху и узнать, почему так горестно кричит её сын, вырвал его из лап безумия.

Драко попытался унять истерику и смог прочитать заклинание. Затем он сжёг тетрадь в адском огне, но не до конца справился с ним и спалил ещё и хозяйственную пристройку. Однако не смог сжечь письмо и выхватил его из языков пламени в последний момент. Листок с ровными буквами — это всё, что осталось у него от того, кто знал его настоящим. Даже та колдография, о которой упоминал Гарри — на ней было трое друзей. Сначала казначей сложил её так, чтобы младшего Снейпа не было видно, а вскоре и вовсе оторвал часть с ним, оставив на ступенях школы только двоих.

Мысль о том, как больно было видеть это тому, кого он так легко согласился выкинуть из своей жизни ради призрачной безопасности, разрывала его на части. Малфою казалось, что если он сожжёт бумагу, то предаст Гарри в третий раз, а первых двух ему хватило с лихвой.

Когда чёрная мраморная плита опустилась на саркофаг и раздался звон — все подняли палочки, чтобы прокричать прощание с дорогим другом. Лорд Малфой не плакал. Разум, как и сам Гарри, твердил ему, что он поступил правильно, дав шанс хотя бы подобию перемирия. Навзрыд рыдало только оледеневшее от горя сердце, признавая ошибку…

* * *

— Гарри, ты слушаешь меня? — спросила Беллатрикс, прищурившись. — Что там в окне такого, что интереснее меня?!

— Ну мам… — мальчишка обернулся и улыбнулся, задорно сверкая глазами. — Ты самая интересная на свете!

Он ловко спрыгнул с комода, куда забрался, чтобы продемонстрировать свою ловкость, и бросился к матери, обхватывая её за шею.

— Подлиза… — Белла засмеялась, сияя от счастья, и растрепала его густые волосы. — Так ты понял? Мы меняем Гестию!

— Потому что она вечно беременная? — хмыкнул Гарри. — И мне страшно, что она родит прямо на уроке?

Белла хихикнула, но всё же покачала головой:

— Нет, мой сладкий. Потому что она — сказочная дурочка для самых маленьких, а ты у меня уже не маленький. Скоро в школу, и тебе нужен новый учитель!

— Лаадно! — крикнул Гарри, словно заключая сделку, и вихрем вылетел из комнаты. — Встречу его внизу!

Улыбка сползла с лица женщины — она ведь не говорила сыну, что это будет мужчина. Значит, ребёнок не до конца контролирует силу и достает образы прямо из её головы. Надо быть осторожнее. Хотя, по большому счёту, ведьме было всё равно, помнит её сын себя прошлого или нет.

За годы она успела убедиться — это её сын, и любому Гарри она дорога. Чего только стоил вопль «взрослого» ребёнка, когда она оступилась и чуть не свернула шею на лестнице. У неё сердце чуть не остановилось — не от падения, а от его крика. А сколько конфет стащил для неё «младший», когда она в дурном расположении духа валялась в кровати и соврала, что подхватила инфекцию? Пришлось давиться сладким и покрываться сыпью от шоколада, запретного и для неё, и для самого малыша.

Не понимая всех механизмов природы и материнства, страдая от помутнений рассудка и приступов гнева — наследия тюрьмы посреди океана, — ведьма была уверена, что сын её любит. А поэтому она не будет беспокоиться о том, с каким из Гарри придётся иметь дело паршивому оборотню. Пусть это будет только его проблема, раз он дал милорду согласие!

Однако, сделав пару шагов к двери, Белла спохватилась: взрослого Гарри на этой земле не держит даже она…

Странная мелодия вывела её из оцепенения — звонил дверной звонок, звук которого она не слышала кучу лет.

Ухмыльнувшись, Беллатрикс с неожиданным удовлетворением поняла: оборотень не рискнул появиться из камина, не стал устраивать внезапную встречу. Ему нужно было хотя бы несколько секунд, чтобы собраться.

— Боишься, Люпин, ой боишься… — прохрипела она довольно. — Правильно — моего сына стоит бояться!

* * *

Люпин полминуты пытался перебороть себя и нажать на звонок, а до этого в замке полчаса спорил с Джиневрой, готовой пальнуть в него Круциатусом за нерешительность. Но не её друзей это создание убивало с улыбкой на капризных губах, не её оно лишило живого и здорового сына, и не в её присутствии Гарри хвалил адовых тварей за поедание противника буквально живьём. Что она могла понять? Эта упрямая женщина, знавшая Гарольда Снейпа только как отличного друга?!

Но в конце концов Джиневра всё же нашла в себе понимание и дала оборотню время на подготовку к перемещению, а также выбор пути.

— Добрый день, проходите! — сказал Гарри вежливо.

За полгода с последней встречи мальчишка вытянулся, похорошел и растерял детскую пухлость. Уже сейчас можно было понять, что он растёт любимчиком женщин. Ямочки на щеках, высокие чёрные брови и огромные глаза. Художник рисовал его портрет жирными мазками, не жалел красок и перебарщивал. В нём совершенно не было хрупкости и полутонов, как во внешности старого Гарри. Зато уже проступала изящность, а не угловатость, и правильная классическая красота.

На задворках сознания у оборотня мелькнуло какое-то воспоминание, и ему показалось, что он уже видел похожее лицо и этот точёный волевой подбородок, но не мог вспомнить где.

— Спасибо, очень рад тебя видеть… — солгал он самым наглым образом.

После чего прошёл в гостиную с гербом рода Лестрейндж над камином и каменными стенами, увешанными портретами представителей рода. Ужасно пыльными и в большинстве своём — спящими.

— Мама-а-а! — закричал ребёнок.

Беллатрикс в свободном чёрном платье и без корсета уже чинно спускалась по широкой лестнице, устланной зелёным ковром.

— Здравствуйте, учитель… — процедила она без эмоций, и хотя в голосе не звучала прямая враждебность, приветливой её интонацию назвать было сложно. — Вы опоздали. Но если готовы — приступайте. Обеденный зал устроит?

Понимая, что Пожирательница чувствует сейчас то же, что и он сам, оборотень замешкался с ответом. Под этой крышей сошлись те, кто раньше сталкивался только в смертельном бою. Для полноты абсурда происходящего в этой комнате не хватало разве что Альбуса с речами о любви и прощении. Тогда бы они точно выхватили палочки и обменялись самыми болезненными заклятиями, какие только смогли вспомнить.

— На первое время подойдёт, — заверил её Ремус, игнорируя неприятный холодок в груди. — Ну что, давай знакомиться?

Усевшись в протёртые кресла у камина, Ремус попытался заглянуть в глаза мальчишке, но не смог поймать взгляд.

— Никак не пойму, почему вы? — первым заговорил ребёнок.

— Почему я? — не понял Ремус. — А почему бы и не я?

Наконец, мальчишка повернул голову в сторону Ремуса, и открыто недобрая чёрнота этих глаз поразила его не меньше, чем изумрудные и обманчиво невинные глаза старого Гарри.

— Ну, вы же с другой стороны? Не нашей? — сказал он и с долей показной наглости подвинул табурет, положив на него ноги. — Переметнулись? Зачем?

Сердце ухнуло и болезненно сжалось. Никто его не готовил к тому, что мальчишка начнёт нападать с первых слов. Джиневра уверяла его, что Гарри ничего не знает ни о чём, а представлять Люпина публике будут на каком-то там балу в следующем месяце.

— Мать рассказала?

— Нет, мама молчунья, — улыбнулся Гарри. — Люблю старые газеты читать — их в подвале один домовик складывает. Его никто не просит, но у него привычка такая. А я люблю читать и читаю. Вы всегда вопросом на вопрос отвечаете?

— Гарри, я уже был учителем, — сказал оборотень, с трудом сдерживая раздражение. — И когда война закончилась, новая власть предложила мне работу. Сложно было отказаться, в моём положении.

— А что вы можете мне предложить?

— Прости? — удивился Ремус. — Предложить? Я могу тебя научить!

— Редукто? Левикорпус? И прочей чепухе? — мальчишка скривил губы в презрительной ухмылке. — Меня такому Гестия учила — скука смертная. Я засыпал! Научите меня чему-нибудь действительно интересному. Раз уж вместо Роули или Мальсибера прислали вас... Рискнёте работой? Или духу не хватит?

Это был тот самый Гарри — хитрый и дерзкий, только теперь ему не нужно было скрывать свою суть, прятаться и увиливать. Этот Гарри был свободен, и опасность в нём не нужно было искать, опрашивая свидетелей. Его, пока что детское коварство прекрасно чувствовало себя на поверхности.

— Ты правда хочешь, чтобы меня уволили? — устало спросил оборотень.

Гарри уставился в камин, обдумывая ответ. А Ремус воочию убедился — Волдеморт постарался на славу. Пускай он не гарантировал, что ребёнок продержится в этих годах долго, его личность осталась нетронутой. Именно этого Гарри обидел Дамблдор, отлучив от друзей в Слизерине. Именно в этого Гарри он почему-то верил. Именно этот Гарри когда-то до чертиков пугал Ремуса своей решимостью творить зло.

— Вы же обычный предатель, да? Чему меня может научить предатель? Вы знаете, что в окружении милорда таких нет? Вы — один такой?

Грудь Ремуса вздыбилась, ведь его душу прицельно хлестал враг. Он очень хотел надрать этому на самом деле засранцу задницу, и понятия не имел, как от этого сдерживался Волдеморт. Но, будучи в тисках обстоятельств, проделать такого не мог.

— Никогда не буду в его окружении, Гарольд, — промямлил он. — Я учитель, и, если на то пошло, ты должен быть доволен, что на сторону милорда переходят абсолютно разные маги…

Нахмурившись, ребёнок посмотрел на свои руки.

— Если бы меня предали, не знаю, что бы я сделал, — пробормотал он. — Им, наверное, больно?

— Кому?

— Вашим друзьям, — коротко ответил он.

Ремус перегнулся через спинку кресла, пытаясь разглядеть выражение его лица. Он всё ещё не был уверен, серьёзен ли мальчишка или просто играет.

— Ты ведь понимаешь, — осторожно начал он, — что мои друзья — враги твоей матери?

— О да… — ухмыльнулся мальчишка. — Она их много поубивала…

Но довольная ухмылка быстро растаяла, и он снова нахмурился.

— Так что, если они враги, им не больно, что ли? — удивился он. — Я же вас не о том спрашивал!

— Они меня когда-нибудь простят, Гарри… — выдавил из себя оборотень, чуть не подавившись этими горькими словами. — Друзья умеют прощать.

Было заметно, что ребёнок борется с собой, решаясь на что-то. Ремус был интересен Гарри как представитель другой стороны, но факт того, что в учителя ему подсунули предателя, явно его раздражал.

— Если вы предали их, то предадите и меня? — спросил он вдруг. — Узнаете что-нибудь важное — и побежите докладывать наверх?

— Что, например? — насторожился Люпин.

— Ну… например, про газеты. Мама не знает, что я их читаю.

Чуть не заплакав от облегчения, оборотень заверил ребенка, что не расскажет его секрет никому.

Гарри какое-то время смотрел на него, не мигая. Затем молча встал, бросил взгляд в сторону лестницы и жестом поманил учителя за собой — вниз, в подземелья.

С замиранием сердца Люпин следил за узкой фигуркой впереди себя, освещаемой огнем факелов, и старался не думать об историческом масштабе личности, за которой сейчас так покорно шел безо всякого Империо, хотя еще недавно подобное ему не могло присниться даже в кошмарах.

Наконец, они пришли в дальний угол черного коридора, миновав кухню. За поросшими мхом деревянными дверьми таился целый мир плесени и затхлости, а в нем хранились горы газет и журналов из разных эпох. Квадратное помещение было ими завалено, но пространство, где газет не было — не пустовало. Здесь поместился котел, покосившийся стол со склеенными ножками, ветхое кресло и даже приличного вида шкаф с книгами.

— Это моё место! — объявил мальчишка радостно. — Шикарное, правда?

Люпин не сразу сориентировался и изобразил воодушевление. К тому же он заметил в углу веревку, которой перевязывали тюки бумаги. В голову стрельнула шальная мысль — пару часов пребывания в этом царстве мрака, и она пригодится совсем для другого…

— Вам не нравится? — с ноткой обиды спросил Гарри.

— Мне? Не нравится?! — возопил оборотень и зачем-то стукнул себя в грудь для убедительности. — Очень нравится!

Хотя считал, что в помещении не хватает только гильотины — для полноты атмосферы.

Чтобы отвлечь мальчишку от разочарования, а он явно не поверил учителю, Ремус спросил:

— А почему стопки такие разные? Это ты сам их так рассортировал?

— Угу, — вздохнул Гарри, уже не столь оживлённо. — Вон те — до Первой войны, рядом — до Второй, потом — события Второй, дальше — про Хогвартс, там — про Тёмного Лорда, здесь — про его наследника... А в том углу — всё, что касается Блэков.

Ребенок подошел к самым желтым газетам и вытянул одну:

— Смотри — Гриндевальд и Вальбурга! Правда, красивые?

На колдографии был запечатлён плотный мужчина с разными глазами и мундштуком в зубах. Он обнимал юную девушку в твидовом пальто и яркой винтажной шляпке. На их лицах — неуверенные, но живые улыбки. Вполне обычные маги, случайно попавшие в объектив у летнего кафе. Но глаза мальчишки светились, он ждал реакции — и явно требовал восхищения.

— Очень красивые… — мягко сказал Люпин. — А можно я посмотрю вот эти? — он указал на стопку с пометкой про Блэков.

— Конечно, — пожал плечами Гарри. — Только верните всё как было, я их по годам разложил.

Уже через минуту он нашел то, что искал — семейную колдографию, служившую приглашением на мероприятие. Ремус был не уверен, стоит ли озвучивать то, что вспомнил и чему нашел подтверждение, но стоять с газетой молча было неловко.

— Ты почти точная копия юного Регулуса Блэка, — наконец сказал он. — Родного брата Сириуса.

Гарри вновь пожал плечами — как будто не понимал, что ему с этой информацией делать.

Люпин вдруг понял — мальчишка знает, кто такой Сириус, но имя это не вызывает у него никаких чувств. Никаких.

Оставив газеты, Ремус еще раз обошел комнату, такую сырую и дурно пахнущую, что Визжащая хижина казалась хоромами.

— А что ты здесь обычно делаешь? — с искренним интересом спросил он у Гарри, присевшего на край стола. — С домовиком газеты сортируете?

Последний вопрос, заданный с усмешкой, почему-то расстроил ребенка окончательно.

— Им нельзя ко мне приближаться — мы оставляем друг другу записки, — ответил мальчишка. — Учусь я здесь.

Поежившись от тоски, пропитавшей каждый камень в комнате, оборотень уже не старался быть веселым, чтобы не звучать фальшиво, как лишняя нота в мелодии.

— Домашнее задание делаешь?

— Вы дурак, учитель? — также искренне поинтересовался ребенок, начиная свирепеть от обилия глупых вопросов. — Оглянитесь!

Почему-то не отводя взгляда от мальчишки, он всё же сделал, как ему велели. Заметил в одном котле подсохшее зелье, в другом, поменьше, — жабьи лапки, и подошёл к шкафу. Окинул взглядом книги на полках, задержался на названиях, а потом медленно повернулся к мальчишке, ощущая, как редкие волоски на голове готовят побег.

— Гарри, а где ты берешь эти… редкие книги?

— Где я беру книги по темному искусству?

Ремус кивнул, понимая, что для того чтобы произнести членораздельные звуки, ему нужно хорошенько прокашляться.

— Ворую! — усмехнулся мальчишка. — Вызываю Кикимера, подчиняю его волю и жду подарков. Иногда даже записки ему оставляю. Жаль, своих домовиков использовать нельзя — мама сразу заметит.

Слова звучали просто, даже легкомысленно, но Ремус уловил в них нечто куда более пугающее. Они дали понять оборотню — становлению Гарри, как сильнейшего Темного мага, не может помешать вообще ничего, если он сам этого не захочет. А такой вариант, если Ремус его допустит, приведет к мучительной гибели десятков дорогих его сердцу людей. Возможно, стоит усмирить своё желание откопать в этой душе что-то хорошее?

— Что вы всё молчите? — сказал Гарри. — Испугались? Я же вас спросил — что вы мне можете предложить? Расскажите уже, жду…

— Кикимер... твой друг?

— Издеваетесь? Он моя жертва. Я же тоже Блэк — научился его вызывать. У меня вообще нет друзей. Вам не сказали?

У оборотня не было ни малейших сомнений, что у этого создания нет близких друзей. Но должны же быть те, с кем он проводит свободное от колдовства время?

— Совсем? — переспросил Ремус, с трудом скрывая удивление. — Может, всё-таки вспомнишь кого-то? Я мог бы устраивать групповые занятия, дуэли, не знаю, развлечь вас. Понимаешь?

— Мне нравится, что вы честно признаёте свою для меня бесполезность, — ответил мальчишка и даже улыбнулся. — Но друзей у меня нет. Иногда я хожу к другим детям в гости, но чаще сижу здесь. Мне хватает развлечений.

— Каких же?!

Кивок в сторону шкафа послужил красноречивым ответом.

— Что, и на метлах можешь летать? — с долей сарказма уточнил Люпин.

На мгновение в глазах мальчика промелькнуло сомнение.

— Могу, но плохо… — пробормотал он. — Мне это не интересно. Правда.

— Да что же тебе, Мерлин тебя побери, вообще интересно?! — неожиданно резко бросил Люпин, теряя остатки наигранной любезности. — Кроме тёмной магии и зельеварения? Я, знаешь ли, не особо в этом силён!

Гарри, словно не заметив вспышки, величественно взмахнул рукой в сторону наваленных стопками газет. Его голос прозвучал почти торжественно:

— Всё это.

Люпин обвёл глазами комнату, выискивая стул, чтобы не упасть — как в переносном смысле, так и буквально. Усевшись у стены, он прошептал с болезненной откровенностью:

— История — тоже не мой конёк, Гарри…

Вдруг мальчишка соскочил со стола и бросился к нему. Люпин дёрнулся — чисто рефлекторно, но ребенок этого страха, вроде бы, не заметил.

— Да какая история! Маги! Мне интересны все маги! — взорвался Гарри, его глаза горели диким восторгом. — Отведи меня в Министерство, в школу, познакомь с друзьями Дамблдора и Темного Лорда! Ты же знаешь их всех, правда?!

Люпин глубоко вдохнул спертый воздух, стараясь успокоиться. Он медлил с ответом — не только потому, что не знал, что сказать. Просто больше не нужно было слов — всё и так было ясно.

Этот ребёнок жаждал большего, чем просто знаний. Он хотел узнавать магов, заглядывать им в души, учиться манипулировать ими, подчинять их себе. Это было не просто любопытство — это была жажда власти, изматывающая и всепоглощающая.

Забытая жалость к мальчишке проскользнула где-то глубоко внутри. Ребёнок ещё не осознавал, что его «интерес» — это тот самый путь к разрушению, который он уже проходил.

Но был ли у Люпина выбор?

— Гарри, очень хорошо, что у тебя есть такой интерес, — сказал оборотень и ободряюще улыбнулся, показывая, что не против. — Но есть проблема: я не смогу с тобой путешествовать по всем этим местам. Представь, что мне потом скажет твоя мать!

Мальчишка опустил голову, насупившись. По его виду было понятно — он признаёт правоту учителя, хотя ему это не по душе.

— Но милорд поручил мне не только твоё обучение…

— А чьё ещё? — без особого энтузиазма спросил Гарри. — Монти и Сабрины? Они милые, но глупые. Какие у меня ещё ровесники среди наших? Скорпиус? Ну, этот ещё ничего…

Ремус пытался придумать, как убедительнее продолжить разговор, но прежде чем он успел что-то сказать, мальчишка произнёс нечто, от чего у оборотня похолодело внутри.

— Или Тодеус приедет? Но он старше. Иногда приезжает на каникулы и всё больше с девчонками возится... Мама их гоняет, а они всё равно косяком идут, всё печенье в доме съедают — до крошки! Но не выгонять же дочь Мальсибера, правда?

У Ремуса закружилась голова. Ему пришлось плотнее прижался к ледяной стене, чтобы не потерять равновесие.

— Может, он согласится присоединиться к моему отряду, кто знает… — задумчиво произнес оборотень.

— Да вы чем слушаете?! — вспыхнул он, резко подняв взгляд. — Он мамин родственник, живёт далеко и учится в Дурмстранге! Ему ещё и ваше обучение зачем? Его там учат, отец учит, моя мать учит… Проще сказать, кто его не учит. Вы бы знали, какой он сильный солдат! Маленьким его ещё и крёстный учил. Помните? Наследник и убитый министр, в честь которого меня назвали?

— Помню… — прохрипел Ремус, чувствуя, как голос предательски дрожит. — Удивительный был маг... такие сети плёл…

— Наверное, — кивнул мальчишка, явно не до конца понимая подтекст. — Хочу в ваш отряд, конечно. И даже потерплю Монти и Сабрину. Но пусть там будет кто-то ещё, ладно? Давайте пригласим детей другой стороны!

— Зачем, Гарри?

Ребенок вдруг замер, оглянулся куда-то в сторону, будто пытался найти ответ в стенах комнаты, и наконец тихо произнёс:

— Я не знаю… — он посмотрел на Ремуса растерянно, будто и сам пытался понять. — Думаю, так просто интереснее. Разве нет?

Оборотень ещё раз убедился, что прав насчёт жажды власти, а может, были и другие причины. Но после услышанного о собственном сыне не хотел ничего выяснять. Он уверил мальчишку, что поговорит с его матерью и будет долго её уговаривать, а также спросит разрешения у милорда. На самом деле этого всего, конечно, не требовалось.

Вскоре они покинули мрачное помещение, но когда оборотень взглянул на дверь позади себя, то увидел там только стену и понял, что мальчишка действительно не теоретик, а его практическим навыкам могли позавидовать многие взрослые.

Дети — вот кто точно не мог позавидовать Гарри Лестрейнджу. Оглядываясь на тёмно-серый дом, Ремус жаждал срочной встречи с Волдемортом, чтобы ткнуть его носом в какую-нибудь детскую книжку про детство и с помощью картинок попытаться объяснить, что это вообще значит. Да, оборотень знал, что Том Риддл сам не испытал счастья в детские годы, и провал в деле взросления Гарольда был предсказуемым.

Но чтобы настолько точно повторить детство младшего Снейпа, просто поменяв персонажей? Заменив Северуса — Беллой, а Малфоев — Гойлами? Он действительно считает их удачной заменой? И на полном серьёзе ждёт, что наследник не сиганёт с крыши? В доме, где темнота — и есть свет?!

Или Волдеморт не ошибается, а проигрывает сильной судьбе, что и пытался ему втолковать?

Одно Ремус знал точно — будь у него такое же детство, он бы не прятался во время превращений, а бегал по тёмным улочкам и с удовольствием грыз запоздалых прохожих.

Северус не попал на собрание, где попрощались с Рудольфусом. Он не обязан был посещать каждое и оставлять школу без присмотра в момент, когда оттуда исчезает половина учителей и три декана. Мало кто помнил, к чему эта мера безопасности, но он был рад её выполнять. Тем не менее, жить спокойно, не попрощавшись со старшим товарищем, директор не смог бы.

Разумеется, понадобилось время, прежде чем ему стала доступна вся история, а не кусочки пазла. И лишь когда он узнал содержание той самой записки, переданной Беллатрикс, картина сложилась.

Впрочем, признаться самому себе в том, что страх воплотился — он тогда ещё не осмелился. Он лишь отправился на поиски места, где жена пытала ставшего недругом мужа, о чём Северусу донесли любопытные уши. Применив всю свою хитрость, маг проник на нужный подземный этаж замка Салазара, воспользовавшись отсутствием Лорда, привязавшего к себе магию этого строения и лично служившего её совершенной сигнализацией.

За решёткой уже не было его старого друга — сознание покинуло тело, и директор с горечью понял, что опоздал. Взлохмаченный, избитый и покалеченный, пленник поддерживал сломанную руку уцелевшей и бормотал несвязные слова.

— Рудольфус, подойди! — просил он товарища, пытаясь протянуть ему ладонь через решётку. — Подойди же!

Старик не сразу отозвался, но поднялся с холодного, зловонного пола, прихрамывая подошёл к двери и сцепил пальцы с его рукой. Он явно понимал, что это — прощание.

— Прости меня… за тот чертов отпуск… — выдавил Северус, сдерживая предательскую слезу. — Прости…

— Моё время… пришло… — с трудом проговорил Лестрейндж, всё ещё не выпуская тёплой ладони. — А его… наступает… у него глаза… другие… её глаза… а душа чёрная… и глаза… берегись…

— Что ты натворил, Рудольфус… — с горечью произнёс директор. — Почему не ко мне?

Вдруг старик как будто пришёл в себя, медленно поднял глаза и одними губами спросил:

— А ты бы смог?

Это были последние слова живого Рудольфуса, которые услышал Северус. Ему пришлось отпустить руку друга первым и бежать от охраны, почуявшей необычные вибрации в барьере.

Вернувшись в Хогвартс, он прошёл в тёмный кабинет, упал в кресло и долго смотрел на луну. Северус никогда не сомневался в силе милорда. Он понимал, что тот нуждался в Гарри как в близком друге, а потому отступить просто не мог.

Годами он с ужасом ждал твёрдого, уверенного стука в дверь — и готовился встретить сына, до ужаса похожего на него самого. И только пару лет назад понял: либо у Тёмного Лорда действительно что-то пошло не так, либо душа его сына с самого начала заняла не своё место.

Они все верили в возвращение выдумщика Гарри и даже оставили для него стул. Никто из тех, кто выжил и до сих пор служил милорду, не был глупцом. Пожиратели могли казаться слишком простыми, как Джиневра, слишком расслабленными, как Драко, даже легкомысленными, как Сивый.

Однако на самом деле никто из них таким не был. Уизли оставалась одним из самых сообразительных боевых магов. Драко просто гениально скрывал свои мысли от всех на земле. А Сивый был настолько самоотверженным, что в любой момент был готов всё бросить и уйти в леса навсегда, если хоть один представитель его народа скажет, что предводитель заигрался и пора возвращаться к истокам.

Элис молча протёрла стол перед пустым местом — на первом собрании после смерти сына. Никому даже в голову не пришло поинтересоваться у милорда, можно ли оставить за ним стул. Ответ был слишком уж очевиден.

— Мы ведь ждём, правда?

Это были первые и последние слова на тему возрождения Гарри, который, как они точно знали, разделил душу. Темный Лорд кивнул, за ним кивнули остальные. С тех пор прошло одиннадцать лет — и всё это время многие из них, без сомнений, вспоминали о товарище и выискивали его следы. Северус был даже уверен, что кто-то подозревал сына Беллатрикс. Впрочем, такой вариант выглядел слишком простым — небезопасным. А мальчишка был настолько слаб и неуклюж, что обманулся даже его настоящий отец, то есть он. Поверить, что милорд поддался эмоциям и рискнул подобным образом, не пожелав отпускать Гарри от себя далеко — было действительно сложно.

Тем не менее Пожиратели ждали своего друга, на удивление умевшего дружить и заботиться, и дождались.

Не ждал один только Северус и, по всей видимости тот, кто пронзил кинжалом черное сердце его ребенка, которого он так невзлюбил. Эти мысли он старался держать в самых глубинах сознания, но иногда не мог сдержаться и вспоминал, как выцарапывал из себя любовь для него, как убаюкивал болеющего малыша ночью, таская на руках до утра, как подбрасывал в моменты радости к потолку, как был счастлив первым шагам. И как его любовь по капле ушла, когда отец понял, насколько сын пуст внутри, что даже верный боец армии Лорда приходил в тихий ужас от легкости, с которой еще маленький Гарри мог убивать.

Только чудо спасло Невилла, но его не случилось с другими тысячами убитых и изувеченных, а в их число легко мог попасть тот, кто просто вызвал у Гарольда мимолетное подозрение.

Он поджигал их дома и смотрел, как в них живьём горят дети, и их в последний момент вытягивали другие Пожиратели, не имевшие в себе такой бездны безумия. Он обрушивал на головы магов цунами, уносившее десятки тысяч жизней, просто чтобы построить на опустевшем месте маленький уютный район для чистокровных магов. Он выдумывал такие законы и правила, что жить, выполняя их, оказывалось невозможно. Поэтому всё больше нечистокровных добровольно завершали свой путь.

Темный Лорд действительно думает, что всему виной его слабые отцовские чувства?!

Возродившегося в 1998 году могущественного и умного мага, жаждущего славы, признания и власти, можно было понять. Удачный обряд дал ему жизнь, вернул силу — и даже какие-то чувства. Он не особенно стремился к жестокости — он хотел повелевать, сменить порядок и начать новую эпоху с собой во главе, чтобы мир им восхищался. Гарри лишь предлагал ему свои кровавые методы достижения этих целей, и они ему подходили.

Но чего на самом деле хотел Гарри — в этом Северус был уверен — не знал даже он сам.

Да, его сын не погиб во время обряда, и этот факт едва не свёл Северуса с ума. В нём жила только его собственная душа, а крестраж Тёмного Лорда, как выяснилось, оказался её украшением. Если бы Гарольд тогда открыл дневник — он не смог бы помочь милорду вернуться, и потому Северус был искренне рад той случайной путанице с обложками. А вот своей слабости, не позволившей позже избавиться от сына, он себе не прощал. Ему было стыдно перед тем неизвестным, у кого хватило смелости воплотить в жизнь то, о чём он сам лишь думал длинными ночами, глядя на луну за окном.

Рудольфус узнал паразита в теле сына, но не смог убить — и подкинул безвольным Уизли, с которыми его Гарри мог справиться с закрытыми глазами, в любом возрасте и без какой-либо магии. Глупец!

Устав от яркого света, директор прикрыл глаза и положил руки на стол, чтобы найти опору. Голова кружилась от мыслей, тело устало от пережитого, а душа до сих пор мучилась от чувства вины.

Неужели она — та, что отдала за него свою жизнь, — пожертвовала собой ради чистого зла невероятного масштаба? А он? Неужели с возвращением Гарри вместе с ним вновь придут смерть и война? И ему снова придётся покидать свой уютный кабинет, чтобы хоронить бесконечную вереницу учеников?

Отряхнувшись от навалы вопросов в голове, Северус открыл глаза и недобро ухмыльнулся.

— Добро пожаловать в Хогвартс, сынок, — прошептал он в окно. — Будет сложно отобрать у тебя жизнь, понимаю, но я попытаюсь…

* * *

Маг за массивным столом был доволен и счастлив только от прочтения мыслей Люпина. Минутой ранее он не дал оборотню договорить и в нетерпении сломал его мысленную защиту, ознакомившись с происходившим в подвалах дома Беллы самостоятельно.

— Вот видишь, ему интересно с тобой. Он хочет тебя удивить, как бывшего врага! — милорд потер руки от удовольствия. — Очаровательно…

Люпин криво улыбнулся, кашлянул и промычал что-то невразумительное. Он не смог убедить Джиневру в необходимости собрать слишком разных детей под одной крышей и согласился дождаться возвращения Волдеморта, не спешившего проводить жизнь в замке. Прошло две недели, прежде чем маг вернулся, и Гиббон смог его к нему проводить, дождавшись, пока путь опустеет.

Всё это время Люпин старался как можно меньше бледнеть во время их уроков с мальчишкой, которые тот предпочитал проводить не в обеденном зале или во дворе, а в своём обожаемом царстве плесени и бумаг.

Сами эти уроки были весьма специфичны — оборотня учил Гарри.

— Представьте, что сознание — это поток, и в нём много нитей. Вам надо управлять каждой ниточкой, — вещал ребёнок взрослым менторским тоном. — А когда поймаете контроль, читайте заклинание. Если я могу, то и вы сможете!

— Ну да, ну да… — бормотал оборотень, вздыхал и зажмуривался, делая вид, что пытается. — Само собой, разумеется…

Никто в мире не мог накладывать десятки заклинаний одновременно, присваивая каждой ниточке собственное, кроме сильнейших магов планеты, из которых в живых осталось лишь двое, конечно, если верить Темному Лорду.

— Гарри, я не могу… — пытался убедить упрямца Люпин. — Ты что-то выдумываешь!

— Нет! — злился мальчишка и мотал головой. — Записывайте, я диктую. А потом снова попробуете, вы просто не стараетесь!

И в первые такие разы Люпин не захотел спорить и даже записал заклинание временного оживления мертвых тел для получения информации о причине их смерти, стараясь не думать, практиковался ли мальчишка в нём или ограничился теоретической частью. Однако в следующие дни наотрез отказался играть роль ученика и согласился лишь слушать.

Щуплый и изящный, одетый в старомодный бархатный костюм с белыми манжетами, мальчишка мог говорить о процессах творения магии и заклинаниях без усталости и перерыва. В эти моменты Гарри становился гибким, а его движения плавными. Он эмоционально жестикулировал, демонстрировал всевозможные выпады палочкой, которую ему давно подарил отец, рассказывал о силе тёмной магии и её истоках.

От него Ремус впервые узнал, что волшебство произошло от источника, где светлая и тёмная магия вместе, и поэтому одна без другой не может существовать, ведь без света нет тени, а без тени нельзя рассмотреть свет. Он даже подкрепил сказанное текстом из какой-то книги, кожа переплёта которой подозрительно сильно смахивала на человеческую. Так он оправдывал перед учителем другой стороны свою страсть к запретным знаниям, но и других не избегал.

Поежившись, оборотень понял, что на сегодня хочет от жизни только одного — оказаться вместе с детьми в том доме и увлечь мальчишку кем-нибудь или чем-нибудь, кроме магии, пока он ещё не снёс этот мир к чертям и не принялся рассуждать об истоках магии у него на развалинах.

Смех вернул его из воспоминаний в кабинет Темного Лорда.

— Твой страх меня забавляет, Люпин. Если так пойдёт и дальше, он точно не убьёт тебя, когда вспомнит. Разве не этого ты добиваешься?

— Очень рад, что я такой забавный, милорд… — процедил оборотень, отвернувшись к окну. — Но мы оба знаем, кто совсем не забавен.

Волдеморт встал из-за стола, сцепил руки за спиной и медленно подошёл ближе, обдав Ремуса ледяной волной магии.

— Гарольд не будет уничтожать ничего важного, не бойся, — сказал он. — Гарри, перед которым ты дрожишь, нужен как раз для обратного. А всё остальное, что он там будет творить — тебя не касается. Сейчас это мой мир, и он живёт по моим правилам. Ясно?

Ремус сцепил зубы, сжал кулаки и покорно кивнул. Наблюдая за его реакцией, Темный Лорд внезапно смягчился.

— Стоишь тут, весь такой правильный, гордый, страдаешь… — с показным сочувствием вздохнул он. — А между прочим, твой сын будет на его стороне. Так что тебе самому выгодно, чтобы Гарри был сильным. Оставь страдания — от них нет толку, оборотень.

— Мой сын не…

— Прекрати, Люпин, — перебил Волдеморт, глядя прямо в глаза, будто читая его мысли, как открытую книгу. — Он ещё в школе такие фокусы выделывал, что Крам чуть преждевременно не поседел. Сколько лет живёшь, а всё ещё не понял? Дети редко похожи на родителей. Их души — лишь гости... А его к вам даже на огонек не заглянула. Гарри раскрыл настоящий талант.

— Он не раскрыл талант, он создал ловушку!

— Может быть и так, — легко согласился Волдеморт. — Но мне нужна армия, и мы её потихоньку растим, своими руками. Белла просто следит за развитием этого процесса. Родственница, всё же. Это удобнее, чем инспекторов к каждому отличнику приставлять. Он ведь не один такой, их тысячи…

— И в армии есть место нечистокровным? — спросил Люпин с сомнением.

— Какой ужас, неужели в твоем сыне течет грязная кровь?! — притворно удивился темный маг, всплеснув руками. — Ну тогда точно отпущу его! Пусть носки матери вяжет, а мы тут как-нибудь разберемся…

Помещение сотряслось от злого, неприятного хохота — такая сила веселья обрушилась на Темного Лорда:

— Той матери, что вырастила, супруге Виктора, понимаешь?

— Понимаю, — ответил оборотень. — Напоминаете, что я — пыль для своего сына.

Волдеморт помолчал, потом хлопнул его по спине — и Ремус почувствовал, что в этом тонком теле таится не только колоссальная магия, но и сила физическая.

— Ладно, папаша, ты от ненависти ко мне скоро лопнешь. Увидишься ещё с Тодеусом, — бросил он, подводя Люпина к двери. — Только потом не беги жаловаться, понял? А сейчас — пойдём, представлю тебя нашим. А то они уже думают, что новый призрак в замке завёлся.

Вцепившись в одну из створок дверей, оборотень прирос к полу и понял, что за последние месяцы в его жизни изменилось слишком многое. Однако еще был шанс на прощение и иллюзия, что всё обратимо, какой-то, пусть и призрачный путь назад. Предстать перед главными вершителями судеб в Британии, а по совместительству и главными Пожирателями? Не все из них имели громкие должности, но все они имели неограниченную власть, и их желания Волдеморт исполнял, не задавая лишних вопросов. С ними нельзя было поздороваться, как со случайными прохожими. Это был путь в один конец, и на обратный поезд билетов не продавали.

Заметив его состояние, Волдеморт на мгновение замолчал — и будто провалился в воспоминания.

— У маленькой Джиневры была здесь небольшая комната на втором этаже, — негромко сказал он, поднимая палец и указывая в потолок. — Родители прокляли её, на Малфоев началась охота, Гарри был занят другим, и Джинни пришлось временно забрать из Хогвартса. Девчонку тренировала Белла и Розье, они же кормили её, заботились, — домовики тогда ещё плохо слушались. Но большую часть времени она была одна. В огромном тёмном замке, полном шорохов и теней. Однажды после полуночи она даже прибежала сюда — от ужаса перед пауком. Таким... очень-очень большим пауком, Ремус. Сидела на этом диване и кусала до крови губы, чтобы не разреветься передо мной. А я понятия не имел, как ей помочь. Мы молча сидели и смотрели друг на друга, пока Торфинн гонялся за тварью... Знаешь, что она делала в те неспокойные ночи?!

Вопрос был задан зло и громко, и явно требовал ответа. Люпин отрицательно качнул головой, слегка опешив и от самой истории, и от ощущения безграничной тоски, которую та навевала.

— Джинни повторяла движения, выученные днем, Люпин… — с восхищением прошептал темный маг. — Было слышно, как она прыгает — и в моих покоях, и здесь, в кабинете. Этому топоту не могла помешать даже магия. Я не мог спать, но её ритм успокаивал...

Он сделал паузу, и голос его стал жёстким:

— А рассказываю я это тебе, оборотень, лишь затем, чтобы ты понял: когда Джиневра получала ранения на поле боя, мне становилось нехорошо. Почти физически плохо. Когда умрёшь ты — чужой, посторонний — клянусь, я и бровью не поведу. Просто после тебя убью всех твоих друзей и найду другого представителя из детства моего друга. Раз уж это хоть немного работает. Всё.

Он открыл дверь и рукой пригласил Люпина пройти вперед, в темноту, где заседали враги:

— Ты идёшь за мной, исполняешь мои приказы — или продолжаешь страдать, надеясь, что я окажусь тебе нянькой?

Люпин сломался, в который раз подчинился и прошел к лестнице, а на задворках сознания даже ощутил странное чувство, еще не понимания, но уже осознания того, как именно соратники Волдеморта победили давно укоренившуюся власть.

Последнюю развратила хорошая жизнь. Пока Фадж боролся за переизбрание на должность и отрицал возрождение Темного Лорда, свободные соратники последнего ползали по скалам в поисках крестражей, чтобы спасти их от Дамблдора, а другие гнили в тюрьме, ни на йоту не растеряв своей веры. У них имелся большой запас прочности и запас темных магов — больших и маленьких, готовых сменить сторону.

Возможно, когда-то всё изменится снова, и такой запас прочности появится у тех, кто прямо сейчас гниет в Азкабане? Или грызет свою корку хлеба в подвале, опасаясь выйти на свет?

Ремус не знал, но решительно вознамерился больше никогда об этом не думать.

— Пришли, — тихо сказал Волдеморт. — Постой, послушай. Они не твоя команда и никогда ею не будут, но тебе придётся с ними работать. Ты обязан принять каждого из них — и не причинить никому вреда. Иначе…

За длинным мраморным столом, плотно рассевшись на стульях с высокими спинками, сидели маги в чёрном. От одного их вида старый оборотень почувствовал, как волоски на коже шевелятся. Они не делали ничего угрожающего, скорее наоборот — даже эти Пожиратели со временем пообмякли и слегка постарели. Нужно было прожить двадцать лет правления Темного Лорда, чтобы понимать, какая сила сейчас перед ним. Люпин прожил эти годы — он хорошо понимал.

— Сивый, это правда?! — возмущенно орал Гиббон, перекрикивая хохот оборотня и даже привстав со стула. — Трехэтажный особняк в Лондоне?

— А ты сомневался? — хихикал кто-то большой. — Думал, он в норе живет?

— А кого мои люди охраняют в Гриздельском лесу?!

— Легенду, дорогой друг! Знаешь, сколько она стоит? — всё еще веселился оборотень, звеня цепями на шее. — Она бесценна!

— Вполне себе имеет цену — это зарплата шести Стражей! — хрипло возразил кто-то очень старый и похожий на Яксли, хотя Люпин его видел в последний раз очень давно и не был уверен. — Чует моё сердце, завтра же её перепишу…

— Ой да ну вас… — махнул оборотень. — Драко, ты на завтрак лимонов объелся? Я тебе даже вино оставил, а ты сидишь кислый! Нехорошо…

Вместо него ответила мрачная и худая, словно ссохшаяся женщина с острыми скулами и яркой губной помадой на почти белом лице.

— Мы всё утро средний балл считали, Сивый, — сказала она. — Не трогай его.

— Элис, ты так говоришь, словно у вас всё получилось… — не хуже змеи прошипел Северус.

— Что, к взрослому бегали, да? — спросил крупный белобрысый мужчина, по всей видимости, тот самый племянник Филча. — И в какой балл он оценил ваши потуги? Тролль, судя по счастью на физиономиях?

За столом захихикали уже все, кроме мага возле главного кресла, а Драко и Элис обиженно засопели.

— Северус, я тебя укусил, что ли? — снова подал голос Сивый. — Ты косишься на меня, как зашел!

Директор Хогвартса уже не косился, а испепелял оборотня взглядом, но молча.

— Белла, ты спишь?

— Джиневра, а если я отвечу, что сплю, ты отстанешь?

— Ты храпишь!

Беллатрикс вздрогнула, быстро подобралась и оценивающе посмотрела на окружающих, пытаясь понять, услышал ли кто-то кроме рыжей её гортанные переливы.

— Тетя, ты храпишь уже полчаса.

Ведьма раздосадовано тряхнула головой и подвинула стул к столу, явно решив во что бы то ни стало бороться со сном.

— А чего это ты? — спросил Крауч. — Не выспалась? Я что-то интересное пропустил?

— Да чего там интересного, — заявил плотный мужчина, усмехнувшись. — К бабушке приехал резвый внук, и теперь она ночами сторожит винный погреб!

Ремус похолодел от этих слов, а затем даже со своего места у прохода услышал, как ведьма от злости клацнула зубами.

— Драгоценный Мальсибер, ещё раз назовёшь меня бабушкой, я в ночи отпущу Тодеуса на волю, вместе с вином, и ты станешь дедушкой…

В этот раз захохотали все, и даже ранее не веселившийся маг не сдержался и прыснул со смеху.

— Ну зачем так кардинально-то… — обреченно вздохнул Мальсибер. — Буду молчать, что ж…

Неприятный и словно тяжелый голос с песком вклинился в этот развеселый шабаш и просипел:

— Никто не хочет поговорить о французах?

— О мертвых либо хорошо, либо ничего, Аллекто.

Грузная женщина с пучком бесцветных волос на затылке замерла, а затем издала звук удивления.

— Да-да, уже март! — объявил Яксли. — Ты ж сама всё организовывала на февраль?!

— Мы всё выполнили, дорогуша — план был хорош, — сказал женщине Сивый, будто успокаивая её разум. — Молодец.

— Корбан? — спросил ранее молчавший маг. — Лагерь Стражей в Канаде готов к открытию?

— Обижаешь, Антонин, — ответил старик. — У нас всё в срок. Сейчас закупаем домовиков. Уже скоро выпускникам приглашения разошлем.

— Но моё разрешение на два портала вы не получите, — встрял в разговор Гиббон. — Если в Долине Смерти, то только один!

Долохов поднял руки в примирительном жесте, а Люпин не мог оторвать взгляда от изломов его лица, содрогаясь уже только от имени.

— Как скажешь, начальник, мне нужен лишь лагерь…

— Друзья, давайте о серьезном в присутствии милорда, хорошо? — попросила Джиневра. — У нас отчетов и вопросов часа на четыре, не меньше…

Боковым зрением Люпин заметил, что Волдеморт внимательно смотрит на него, и повернулся в его сторону.

— Послушал? — спросил темный маг, и на его лице заиграла хитрая улыбка.

Темный Лорд привязал его ещё сильнее к своему миру парочкой секретов и ещё раз дал понять, что не остановится ни перед чем, если оборотень решит отойти от пути служения его власти.

— За мной! — громко, чтобы все слышали, скомандовал он оборотню.

Люпин шагал за спиной Волдеморта, словно прятался в её тени, избегая встречаться с кем-либо взглядом. Ему было стыдно — стыдно быть предателем перед победившими врагами. И пусть это чувство было нелогичным — он не сделал ничего дурного, а жизнь прожил честно — но унижение проникало под кожу.

— Магия освобождает! — произнес хор голосов.

Даже с глазами в пол, не видя лиц, Ремус в этом лозунге уловил удивление похлеще того, что он испытывал в доме дедушки Элджи, когда понял, кто присел к нему на диван поговорить.

— Садитесь и слушайте, — сказал Волдеморт обычным голосом, и под Ремусом даже не разверзлась бездна, а он ждал, что будет именно так. — Перед вами часть моего плана, бывший друг бывших друзей Дамблдора и в какой-то мере его самого. Скажу вам так... я убедил Ремуса Люпина послужить нашим интересам. Поздоровайся, ну?

— Магия освобождает… — невероятным усилием воли ему удалось выдавить из себя эти слова.

— Будь я обычным злом, велел бы повторить громче… — пробормотал Волдеморт, и в зале раздались одобрительные смешки. — Сивый, что такое?

— Он же оборотень…

— Боишься конкуренции или за нас переживаешь? — усмехнулся милорд. — А может, думаешь, я не знаю, что он — твоя работа? Плохо, Сивый, детей обращать нехорошо.

— Я был зол на его отца, а не на него!

Все посмотрели на Сивого с долей удивления, словно впервые услышали от него слова оправдания.

— Оставим прошлое, на кону будущее, — спокойно произнес темный маг, и звуки стихли. — Вы знаете Ремуса как бойца той стороны. Почти каждый из вас сталкивался с ним на поле боя. Это важно. Потому что очень скоро в Хогвартсе появится новый профессор боевой магии. Догадываетесь, кто это будет?

Пожиратели молча кивали, и нетерпение на их лицах было совсем неприкрытым.

— Вижу, вы жаждете объяснений… — легко прочитал их эмоции маг. — Могу пообещать — оно обязательно будет, но не сейчас. Просто поверьте, как уже было тысячу раз. Нам с вами так надо.

— Милорд? — подала голос Аллекто, подняв руку.

— Да?

— А где сейчас живет… Ремус?

— Там, куда вы под угрозой проклятия не пойдете.

— Ага! — заорала Элис, словно разгадала вселенскую загадку. — Значит, Гиббон знал? И ходил мокрый не от зимней жары?!

— Знал Гиббон, Белла и Джиневра, — сказал Волдеморт. — Не убей их теперь, дорогая.

— Думала, в башне крыша прохудилась и ветер воет, а это оборотень! — смеялась Элис, оглядываясь по сторонам и призывая других посмеяться. — Ну хоть не новое привидение, и то радость, да?

— Я не выл! — рявкнул Люпин, и зал мгновенно притих. — Это был ветер, а превращаюсь я в подземелье.

Элис прижала ладонь к губам, словно в ужасе.

— Милорд, он разговаривает… — прошептала она.

— Смелый, наверное? — хохотнул Торфинн.

— Люпин, а ты ведь сам звал меня прийти, если что, — сказал Драко, не улыбаясь. — Как же так вышло?

Волдеморт неожиданно сжалился — и это потрясло Люпина больше, чем насмешки. Он поднял руку, и в зале вновь воцарилась тишина.

— Довольно, — сказал маг жестко. — Перед вами не перебежчик, который бежит к тому столу, где кости жирнее. Это — моя работа. А вы не настолько невинны, чтобы не понимать, что это значит. — Он кивнул в сторону Лестрейндж. — Обратите внимание на Беллу. Слышите, как она молчит? Ремус — родной отец её племянника и сейчас учит её сына. Мы все из одного мира, разделенного баррикадой. И помоги нам Салазар, чтобы она продержалась подольше...

Раздражение милорда ощутили все и стихли, а он не сделал пару кругов по залу и остановился у кресла директора:

— Северус, зелье?

Снейп достал из маленького мешка коробку, увеличил её, и тут произошла заминка — милорд не стал забирать аконитовое зелье у слуги, а быстро отошел. Из-за этого директору пришлось вставать и лично подойти к Люпину, чтобы вручить ему колбы.

Передавая ценный состав из рук в руки, а старый в замке закончился совсем, они смотрели в глаза друг другу неприлично долго, держа коробку вдвоём. Ремус видел в них труса, а что видел в его глазах Северус — не знает никто.

Первой не выдержала странного молчания Элис.

— Это дуэль?! — спросила она.

Северус, ничего не отвечая, отпустил коробку, развернулся и быстрым шагом прошёл к своему месту, не демонстрируя окружающим ни чувств, ни эмоций.

— Ты свободен, Ремус, — сказал Волдеморт и рукой указал на выход. — Те разрешения, что тебе нужны были, я даю.

Уже почти у дверного проёма, оборотень понял, что забыл что-то важное. Обернулся — и увидел множество глаз, устремлённых на него, ждущих, когда новичок вспомнит сам.

— Магия освобождает… — тихо произнёс он.

— Магия освобождает! — отозвались ему маги тем же обыденным тоном и сразу переключились на другие дела.

Уходя, он услышал шелест бумаг, скрип стульев и приглушённые голоса:

— Северус, ты будешь извиняться?! — шипел Сивый. — Точно порчу навёл! Спросил бы сразу, я бы сказал, что не мне! А сколько там?

— На полгода.

Оборотень понимающе цокнул языком — он явно знал, каких усилий требует варка такого объёма.

— Нет, ну ловушки точно надо убрать, — рассуждал Торфинн, будто сам с собой. — А то до учебного года старик не доживёт…

С остановками, но уже заметно бодрее, Люпин добрался до своей комнаты живым. Постоял немного, согнувшись, отдышался — и только тогда заметил перемены. У окна стояло новое кресло, похожее на прежнее, а на нём — аккуратно разложенный чёрный костюм, тёплая обувь и плащ. На круглом столике рядом с кувшином воды лежала его старая палочка.

У него не осталось сил что-то делать или думать о том, правильно это всё или неправильно. Здесь протекали рабочие будни его врагов, которые его не съели, не прокляли и не забили камнями. Никто не просил вести французов на смерть — похоже, они справились сами. Никто не кричал, что он бесполезен, по спальне не ползали слизни, а болезненных полнолуний он теперь просто не помнил. Не происходило ничего из того, что раньше делало его жизнь невыносимой.

Эта пугающая нормальность в доме Тёмного Лорда была настолько абсурдна, что на миг Ремусу захотелось поделиться ею с друзьями. В ту же секунду он понял — даже если случится чудо и его простят, то уже никогда не захотят ни обнять, ни хлопнуть по плечу, ни поговорить с ним по душам.

Пусть в первую очередь он предал и не друзей, они то поверят в угрозы Волдеморта. Он предал себя, когда ощутил, что в этом мире темных сил и для него нашлось скромное место…

— Гарри-и-и!

Сын моментально слетел со стула и рванул к камину в прихожей, откуда раздался зычный крик. Белла не разделила его восторга — она раздражённо швырнула вилку в тарелку, едва не разбив фарфор. Тодеус опоздал на два часа, и она мечтала не знать по какой причине, лишь бы не отчитываться перед Крамом.

Правда, её единственная попытка возненавидеть нечистокровного внучатого племянника провалилась уже очень давно. В первый день знакомства в Дурмстранге, куда она в срочном порядке переместилась с Виктором, не закончив с ним сложный разговор о необходимости привлечь мальчишку к тренировкам армии Лорда. Взволнованного отца вызвали не для того, чтобы пожурить за поведение сына, а чтобы он помог преподавателям с ним справиться.

Хорошенько поколотив обидчиков какого-то очкарика, ещё четырнадцатилетний лучший ученик школы пытался выбить дверь, за которой они от него прятались. Абсолютно точно не для того, чтобы прочитать паршивцам лекцию о правилах поведения. Те всеми силами удерживали её с обратной стороны с помощью всех заклятий, которым когда-либо учились. Однако проблема заключалась вовсе не в драке, обычной для подростков в школе с довольно суровыми понятиями морали и чести.

В приступе ярости младший Крам не только соорудил вокруг себя тёмный защитный круг, но и не мог контролировать силу своей магии. Профессора жались к стенам, вокруг рикошетили его мощные заклятия, но разрушить круг так, чтобы не покалечить наследника известного рода — взрослые или очень боялись, или попросту не могли. Белла сразу оценила ситуацию, спряталась за ближайшую колонну и уже там почувствовала, как на неё накатывает волна умиления, смешанная с восторгом.

Виктор с сыном, разумеется, справился. Однако открывшаяся его взору картина в туалете, где на полу в крови валялась троица задир с переломанными ногами и одним вытекшим глазом, заставила Крама быть благосклоннее к нежелательной гостье.

Сидя в его кабинете сразу после случившегося, она таращилась на пристыженного отцом сына и плохо слышала, что Виктор говорит. Собственно, она даже на время забыла, что ей от него нужно — так её удивил этот необычный ребёнок.

Высокий, с широкой костью, большими ладонями и внешностью, не соответствующей возрасту, он казался старше своих лет. Тёмно-карие глаза Андромеды узнавались мгновенно, как и соломенные волосы родного папаши. Остальные черты — чёткая линия волевой челюсти, мощные скулы, густые брови, нависшие над тяжёлым взглядом обиженного мальчишки — тоже показались ей смутно знакомыми. Да вся его внешность просто кричала: перед ней решительный и сильный боец, чья выносливость не только магическая.

Перебив оправдательную речь Виктора об энергии, которую его сыну некуда девать, ведьма протянула мальчишке руку.

— Приве-е-е-т... — ласково и нараспев сказала она, словно боялась добычу спугнуть. — Я твоя тётя Белла, а ты очень смелый...

Тодеус крепко пожал руку и широко улыбнулся. Эта белозубая улыбка сделала угрюмое лицо таким открытым и привлекательным, словно солнце вышло из-за туч и разогнало мрак. Так посчитал бы поэт или глупец, но только не ведьма. Она заглянула в это лицо, словно в зеркало — и увидела там своё отражение.

В этом ребёнке жил и только расправлял крылья его главный хозяин — порок.

Крам внимательно и как-то обречённо выслушал Беллу, объяснившую, что руководство не позволит столь сильному ученику и крестнику великого Гарольда Снейпа проходить практику с инспекторами, и подписал разрешение на внеклассное обучение. После чего Тодеус несколько раз в год навещал дом семьи Лестрейндж, тренируясь как с тёткой, так и с другими бойцами.

Интуиция ведьму не подвела — мальчишка был ходячей проблемой, рисковым авантюристом, готовым преступником и пожирателем девичьих сердец. Как оказалось, даже в столь юном возрасте у него уже имелись зависимости, такие как азартные игры и алкоголь. Он даже организовывал в школе бойцовские клубы, где принимал ставки, а с проигравшими частенько рассчитывался Крам-старший. А уж что-то украсть для чёрного рынка артефактов или стянуть бутылку вина — для него не составляло проблем.

Собственно, за умение рисковать и идти напролом он Белле и нравился. Она даже мирилась с его похождениями, принимала в доме восторженных пигалиц и без возмущений запечатывала погреб с напитками каждый раз, обнаружив его взломанным.

Ко всем этим прелестям Тодеус частенько вваливался в дом лишь под утро, целовал взбешённую тётку в макушку и отвешивал ей пьяный поклон, чем бесил её ещё сильнее. После этого, насвистывая какую-то похабную песенку, шёл спать. И здоровья ведьме это не добавляло, ведь утром мальчишка уже был бодр, свеж и готов практиковать боевую магию хоть до упаду. А Белле приходилось писать письма Виктору, чей возмущённый вопль из камина ей часто снился в кошмарах.

В такие моменты ей хотелось подбросить мальчишку кому-то из счастливых в своём неведении кровных родственников, чтобы они тоже насладились двумя-тремя неделями такой «безоблачной» жизни.

Это желание пропадало бесследно, как только Тодеус в очередной раз откидывал тётку особенно быстрым заклятием или проворачивал какой-нибудь фокус в бою. Ведьма сразу вспоминала, что такие солдаты очень нужны её милорду, и с новыми силами бралась за роль старшей и заботливой родственницы.

К тому же он нравился, как может нравиться только порок. И где бы ведьма с ним ни появилась — хоть в Лютном переулке, хоть на собрании Пожирателей — улыбочки Тодеуса пленяли любые сердца. Парень даже вполне искренне любил детей, и отпрыски Джиневры пищали только от одного вида весёлого старшего друга. А ещё он был справедлив и на удивление честен.

— Мелкий мерзавец! Почему в моей бутылке виски плещется подкрашенный воздух?! — визжала Белла, нависнув над парнем. — Я слышу шум прибоя, Тодеус!

— Выпил с друзьями, тётя, — ухмыльнулся мальчишка и подмигнул. — А закрасил, чтобы ты не сильно переживала. Там ещё крик чаек есть — ты прислушайся...

У ведьмы перехватывало дыхание от такого нахальства, и начинал дёргаться глаз.

— С какими друзьями? — продолжала она расспрос, еле сдерживая желание задушить наглеца. — С теми, кто живёт под мостом?!

— Им понравилось! — со смехом отвечал парень.

Готовая убить его во время таких разговоров, после она быстро остывала и прощала ему все грехи, узнавая свои. Всё детство и юность Белле твердили, что кровь Блэков сильна, и она верила в это всей душой, но только глядя на сына и племянника, убедилась воочию. Тодеус был копией её деда Поллукса — от характера, манеры говорить и до походки. Даже года и поколения не помешали чистой крови пробиться сквозь магловскую. Племянник служил ведьме живым напоминанием — идея, ради которой она пожертвовала едва ли не всем, имела под собой крепкое основание.

— Ты опоздал к обеду на два часа, и у тебя синяк под глазом… — констатировала ведьма и подняла палец в предупреждающем жесте. — Не вздумай! Знать не желаю, даже если ты кого-то зарезал!

Грозно уставившись на Тодеуса с Гарри на плечах, она только вздохнула:

— Поставь его, уронишь еще…

Парень, конечно, не послушался и пробежал вместе с ребёнком пару кругов, прежде чем поставить его на пол и сесть за стол.

Накинувшись на стейк, словно голодный зверь, он всё же успел задать вопрос:

— Зачем я здесь? Конец года!

Тодеус прибыл вчера и в полной растерянности. Его вызвало Министерство, а на самом деле Джиневра, выполняющая поручение Тёмного Лорда.

— Быть в нашем окружении выгодно, — ответила Белла. — Экзамены тебе зачтут, не беспокойся. Ешь давай, потом расскажу... А то вдруг подавишься…

С любопытством взглянув на тётку, Тодеус всё же предпочёл закончить обед. После этого он потянулся за наполненным бокалом Беллатрикс, получил полотенцем по руке и рассмеялся.

— Ну? Так зачем я здесь?

— Что ты знаешь о своём отце, Тодеус?

— Всё знаю… — задумчиво протянул парень, с подозрением глядя на тётку. — И о деде, и о прадеде, и о пра…

— О Ремусе Люпине, о Моргана! — взвыла Белла. — Что непонятного?!

Откинувшись на спинку стула, Тодеус пожал широкими плечами, демонстрируя как раз-таки полное непонимание.

— Ты со мной как с маленьким, а я так не люблю… — сказал парень и осуждающе покачал головой. — Что я должен знать или не знать о настоящих родителях, Белла? Да ничего, у меня другие есть — просто отличные!

Ведьма прекрасно знала, что у Тодеуса было безоблачное детство, где его любили и баловали два счастливых родителя. Его задаривали подарками, ему всё позволяли, его обнимали и целовали по сто раз на дню. Так чего она к нему прицепилась?

— Хорошо, — протянула она, облокачиваясь на стол. — Всё равно твоё нежное сердечко совсем не такое…

Парень усмехнулся, развёл руки и слегка поклонился, явно приглашая тётку перестать тянуть и, наконец, сказать, что у неё на уме.

— Милорд сделал так, что твой отец перешёл на нашу сторону. А ты прекрасно знаешь, на какой он был… — начала Белла, поморщившись от отвращения. — Но сейчас Ремус учит Гарри боевой магии и постоянно вертится возле нас. Так надо милорду и нам. Ему поручено организовать подготовительный класс для очень разных детей, пока что не в школе. И ты ему нужен, чтобы…

— Стоп, стоп, тётя, — перебил Тодеус, нахмурившись. — С каких пор я ему нужен? Что за класс? Почему Ремус учит Гарри?! Да я сам могу угрюмыша учить! Может, чаще улыбаться начнёт!

— Тихо! — резко оборвала его Белла, даже топнув ногой под столом. — Гарри не должен услышать!

Тодеус мгновенно замолчал и прислушался. Убедившись, что ребёнок наверху занят чем-то своим, он кивнул, позволяя продолжить.

— Все знают, что ты не нужен Ремусу, — продолжила Беллатрикс. — Но тебе почти семнадцать лет и ты готовый защитник. А в этом классе будет даже Сабрина. Помнишь её? То прелестное дитя. Она младше моего Гарри, Тодеус. И ещё ублюдки наших врагов! Представляешь этот коктейль? Ты будешь беречь детей наших друзей, докладывать обстановку и постараешься вызвать у Люпина доверие. Сделаешь вид, что ты на нейтральной стороне. На всякий случай. Папаша твой не слишком сложный, может, он и сам впишется, но мы не можем рисковать. Ты нам нужен. Понял?

— Это поручение милорда?

— Ответственное поручение! — твёрдо подтвердила Беллатрикс. — Они говорили о тебе вчера, но милорд предусмотрителен. Он заранее велел миссис Гойл написать Виктору…

Внезапно что-то в её словах показалось парню забавным. Он усмехнулся, а затем с трудом сдержал громкий смех.

— Доверие? Тётя, ты серьёзно? Я и доверие? Да мне мать не доверяет!

Беллатрикс фыркнула, не удержавшись, её смешила сама идея совместимости племянника и слова "доверие".

— Он не примет меня так, как приняла ты, Белла… — пробормотал Тодеус, опустив взгляд.

Ведьма встала, обошла стол и нежно обняла его за шею.

— Я тебе доверяю. Милорд тебе доверяет. Мы все тебе доверяем, — прошептала она ему в самое ухо. — Доверяем самое ценное, что у нас есть…

Парень посмотрел на неё с воодушевлением, его взгляд наполнился гордостью.

— Хорошо, — сказал он твёрдо и уверенно. — Не подведу.

Помолчав немного, чтобы не разрушить важность момента, ведьма вскоре втянула воздух и скривилась.

— Чем от тебя пахнет? Тухлой рыбой?!

— Я переоденусь! — выпалил Тодеус, вскакивая.

Отлупив племянника полотенцем под его звонкий смех, она заорала ему вдогонку:

— У тебя час, Ремус Люпин появится через час! Слышишь меня?

Злая улыбка на искусанных губах Беллы не предназначалась её дорогому племяннику. Это разум ведьмы представлял момент, когда оборотень в конце концов разгадает загадочное нутро своего сына, и кроме себя не сможет никого обвинить.

* * *

— Могу убить её, если хочешь.

— Нет, не хочу!

— Но я могу, быстренько.

— Нет!

— Похищать девчонку я не буду, Люпин.

— Эй вы там, громко орущие, может, я сам с ней поговорю?

— Тедди, нет.

— Не знаю никого с этим именем, Люпин, — раздался голос его сына из темноты. — И если говоришь мне "нет" — делай это повежливее. А ты, Гиббон, уйди из-под фонаря, светишься там... Тут, между прочим, скамья есть!

Пожиратель усмехнулся, грациозно перемахнул через белый деревянный забор и оборотень услышал хруст веток. Ему ничего не оставалось, как лезть за ним в заросли и присоединиться уже к двум магам на скамье, окруженной кустарником. Озадаченный происходящим Гиббон и просто раздраженный теми же событиями Тедди не фонтанировали идеями.

Собственно, Люпин и сам не понимал, что здесь делает в такой странной компании, и как дальше быть. Джиневра буквально пару дней назад вручила ему список детей, которых требовалось собрать, и первым именем в нём значилась дочь Гермионы Грейнджер.

Немой вопрос в округлившихся глазах оборотня рыжую даже немного смутил. Она поёрзала в своём шикарном министерском кресле, но всё же решилась что-то сказать.

— Она его раздражала, — сказала женщина. — Дочери связали магию, надо уговорить развязать и отправить с тобой в магический мир. План прост!

— Мы собираем детей тех, кто бесил Гарри в детстве? — осторожно переспросил Люпин. — Это точно тот самый план? Вот прям… тот?

Женщина закатила глаза, удивляясь непонятливости посетителя:

— Да нет же! Он её не ненавидел, она просто его раздражала!

— Ага… — догадался Ремус. — То есть в случае Гарри это почти что любовь?

— Ремус, наш Гарри просто хочет окунуться в историю, и я понятия не имею, почему! — с досадой произнесла Джинни. — Мы просто выполняем его желание. Он был не только моим другом, но и начальником. А нравилась ему в школе Падма, но какие-то идиоты потащили её в тот лес, чтобы убить, и… — она сделала многозначительную паузу. — Не подскажешь мне, кто это был?

Оборотень замолк, закрылся и больше не шутил, изучая чёртов список отголосков из прошлого.

Гримаса Гарри в момент, когда девушке откусили голову, не была гримасой отвращения — он ошибся. И Ремус поставил ещё одну галочку в списке событий, хоть немного очеловечивающих того, покойного Гарри. Впрочем, радость от этого не могла затмить смятения от встречи с собственным сыном, и вопросов о детях он больше не задавал.

Днём раньше в гостиной Беллы его встретил почти мужчина — крепко сложенный северный викинг, а не малыш, когда-то пускавший слюни у него на плече. Он узнал его глаза, но не узнал сына. Сделав пару шагов навстречу, остановился и просто протянул руку.

Облегчение парня, явно не готового обниматься, заметить было несложно.

— Здравствуй, Тедди… — прошептал он, не сводя глаз с его лица. — Ты вырос.

— Это и есть твоя хвалёная наблюдательность? — произнесла Белла где-то у него за спиной и захихикала. — За календарём следил, да? Умничка, Люпин! Косточку дать?

За месяцы он почти привык к комментариям Пожирательницы и хотел проигнорировать её, как обычно. Однако опешил от взгляда ещё мальчишки, который тот бросил на Беллу. Это был взгляд взбешённого близкого родственника, указывающего ведьме, что делать и куда ей лучше не лезть.

Оборотень словно стал случайным свидетелем семейной сцены, и холодок пробежал у него по хребту.

Джиневра уверяла его, что парень здесь просто ночует, занимается, а её великодушная подруга внучатого племянника терпит. Но всего один взгляд сказал действительно наблюдательному оборотню больше, чем тысяча слов.

— Ой, ну ладно, пойду я… — пробубнила Беллатрикс, уже поднимаясь по лестнице. — Гарри позвать не забудьте, как наболтаетесь, пупсики!

Они ещё толком не успели ничего сказать друг другу, но Ремус уже понял, что проиграл миру Тёмного Лорда ещё и сына. И пусть не было доказательств, но сердце говорило ему об этом так громко и чётко, что сомнений быть не могло.

— Меня зовут Тодеус, — парень заговорил первым. — Буду тебе помогать с детьми. Мы с ними ладим.

Ремус выглядел как в воду опущенный, ведь напротив него стоял незнакомый, почти взрослый маг, и душой овладел холод разочарования. Ему хотелось обнять родную кровь крепко-крепко, чтобы кости затрещали, но разум подсказывал, что мечта останется только мечтой.

— Ну, не так уж я и плох! — усмехнулся Тедди, и его лицо утратило всякую строгость. — Просто действительно вырос. Все дети растут, ты сильно уж не расстраивайся.

Открыв рот и набрав воздуха в грудь, Люпин хотел оправдаться, сказать, что любит его любым — и маленьким, и большим, и на одной стороне, и на другой, — но не успел.

— Тедди, мы с матерью любим тебя и не хотели…

— Мерлин, только не это! — громко перебил парень, немного поморщившись и отводя взгляд. — Не люблю пафосные речи, где я в роли придурка. Слушай, извини меня, что не поздоровался с вами, когда ты с женой приезжал. Я… я правда не понимал, что делаю больно. Честное слово, не понимал. Но родители мне всё очень доходчиво объяснили — вся округа услышала! — Он снова взглянул прямо в глаза отцу. — Другие родители, понимаешь? А от тебя мне нужно, чтобы ты отпустил меня. Вот прямо сейчас. Чтобы душу не вынимал! Давай просто работать. Без разговоров. Или что там ты собираешься делать?

— Длиннее речи я от него ни разу не слышала… — задумчиво протянула Белла откуда-то сверху. — Какие слова знает! А как душевно… Точно не в тебя уродился, Люпин.

— Тётя! — гаркнул Тедди, даже не дрогнув. — Уйди!

— Ладно, — отозвалась та. — Ушла. Совсем ушла!

— Давай в зал пройдём? — предложил Тедди, по-хозяйски указывая путь в комнату с креслами. — Хочу кое-что сказать, чтобы нас никто не услышал... Никто, слышишь меня, Белла? Никто!

— Слышу! — опять донеслось сверху. — Ты орёшь так, что тебя из министерства сейчас примчатся спасать!

Когда они остались вдвоём у знакомого камина, Тодеус не стал садиться, ясно давая понять, что разговор будет коротким.

— Вы ладите? — спросил Ремус, кивнув вверх, откуда доносились шаги Беллатрикс. — С ней?

— С тёткой? — уточнил парень. — А почему мне с ней вдруг не ладить?

— Ты прав, прости, — согласился Ремус, понимая всю правоту сына. — История у нас разная.

— Нет, ты тоже прав, — произнёс он. — До чистокровности мне далеко, но Белла меня не съела, сам видишь. Обычная она, вредная только. А когда визжит в ухо — можно слуха лишиться...

Ради приличия оборотень улыбнулся, надеясь, что сын просто не знает, как его тётка может безжалостно убивать, и что её ликующий крик — то последнее, что слышали в жизни многие абсолютно невинные люди.

— Ты хотел что-то сказать… Тодеус?

— Да, как раз про Беллу, — сказал парень и кивнул, словно готовился к трудной беседе. — Она меня попросила сделать вид, что я на нейтральной стороне в этих ваших движениях. А я даже не знаю, что это значит! Понятия не имею!

— Нейтральная сторона — сторона трусов… — сказал Ремус с легкой усмешкой. — И что-то мне подсказывает, ты не такой. Правильно?

— Правильно! — ответил Тедди с явным облегчением. — Знаю почти всех из круга милорда, крестный маленьким познакомил. Я за них всегда болел, как все вокруг. Не за тебя, понял? Когда встретимся с ними — мне что, не здороваться? Или сказать, что я теперь какой-то не такой, изменился с прошлых каникул? Да Гиббон за такое мне задницу надерет!

— То есть тебя вызвали, чтобы лучше понять, что будет происходить?

— Да, чтобы если что пойдет не так, я мог влиять и контролировать ситуацию, — подтвердил Тедди. — Считаю это лишним, уверен, ты детям ничего плохого не сделаешь. Верно?

Откровенность сына поразила Люпина, развеяв какой-то необычный туман на душе от общения с ним.

— Конечно, Тодеус, — сказал он, протягивая руку, уже на прощание. — Спасибо за честность. Теперь я уверен, что смогу тебе доверять.

— Доверие — мой конёк, — усмехнулся парень, пожимая руку отца. — Я всегда честен. Мы сработаемся.

С тех пор они виделись несколько раз и коротко здоровались, но Люпин пообещал себе отпустить этого незнакомца из своего сердца.

Сегодня он должен был лично постучать в дверь Гермионы, как колокол прошлого, и наплести ей какую-то чушь, чтобы получить разрешение забрать её дочь в мир, откуда её мать давно выгнали.

Но каково же было его удивление, когда возле магловского одноэтажного дома из красного кирпича его встретили Тодеус и Гиббон. Последний отчитывал его сына, как школьника, попавшего в неприятности, и только подойдя ближе, Ремус понял, что его сын пьян.

Не то чтобы Ремус никогда не был молод и не буянил — молодые Мародеры творили всякие безумства, — но его больше удивили слова Пожирателя, чем моральный облик Тодеуса.

— Сколько, Тодеус? — спрашивал Гиббон, с раздражением. — До дома я тебя не потащу, надоело!

— Не надо меня тащить, я сейчас глотну распрекрасное зелье… — бормотал Тедди, выворачивая карманы. — Ответственность, знаешь ли, не пустяк!

И действительно, глотнув что-то из бутылки, Тедди пришел в себя за считанные секунды, но Ремус, наблюдавший за ним, не незамеченным не остался.

— Здравствуй, Ремус, — сказал Пожиратель. — Иди давай, мы здесь для контроля, тебя подождем.

Свою миссию оборотень провалил полностью. Если бы Гермиона могла, она бы без колебаний выкинула его из окна. Разумеется, она узнала своего старого учителя и члена Ордена Феникса — она была на нескольких собраниях с Невиллом. Но женщина не была готова отдавать свою дочь куда-то, тем более в тот мир, где больше не было Дамблдора.

— Мой муж давно умер, Ремус, — кричала она, не скрывая гнева. — А меня навестил лишь тот, кого я считала врагом! И теперь ты приходишь и говоришь, что я должна остаться одна? И отдать свою дочь Пожирателям?! Чтобы ты лично подготовил её к Хогвартсу?! Какому Хогвартсу, что за чушь? Чтобы её выгнали оттуда, как меня?!

Коротко стриженная, в широкой футболке и джинсах, еще миловидная, но уже осунувшаяся от невзгод, женщина носилась по кухне, готовая укусить, словно взбешенная пикси.

— А ты? Какого черта ты, член Ордена Феникса учишь детей? Как тебе разрешили?!

Прекрасно понимая, что его сейчас внимательно слушают еще четыре уха и видят сквозь стену столько же глаз, оборотень решил не углубляться в подробности.

— Служу новому режиму и милорду, — вздохнул он, чувствуя тяжесть своих слов. — Там тоже жизнь, Гермиона.

Это, конечно, было фиаско, после которого в Люпина полетела ложка, за ней чашка, а остальную утварь он решил просто не дожидаться.

Маги за калиткой беззвучно аплодировали.

— Это успех! — сказал Тедди с явным сарказмом.

— Плана у тебя не было, да? — спросил Гиббон, не скрывая насмешки.

— Тоже дочь тебе не отдал бы… — не успокаивался сын. — Надо было еще заорать «магия освобождает» — она бы потеряла сознание и девчонку можно было просто похитить!

— Не издевайся над отцом, — одернул его Гиббон с улыбкой. — Он и сам сейчас в обморок упадет!

Оба засмеялись, глядя друг на друга, но ненадолго.

— Ремус, правда, мы звук прикрутили, а то в соседнем доме младенец проснулся. Ты не мог её успокоить? — спросил Пожиратель с легким раздражением.

Оборотень махнул на мужчину рукой, понимая справедливость всех замечаний. Затем, словно в шутку, предложил и впрямь похитить девчонку. В ответ получил нешуточное предложение убить мамашу и оказался на короткой скамье в давно не стриженных кустах.

— Нельзя первое задание запороть, — произнес Гиббон, загрустив. — Их еще много будет.

— Что ты вообще делаешь на этом задании? — с удивлением спросил Тодеус. — Ну, я, Люпин и ребенок — понятно, стыкуется, а ты? Снова с Северусом поцапался, наказали?

— А почему его не должно здесь быть? — удивился Люпин, не понимая, о чем идет речь.

Сын повернулся к нему и посмотрел на отца с еще большим удивлением:

— Ты что, не знаешь, кто он такой? Ты же той Гермионе ляпнул, что служишь милорду?

— Тодеус… — недовольно протянул Пожиратель, словно застеснявшись.

— Гиббон не начальник охраны замка, а всех путей и порталов, связывающих магические учреждения на планете! — с гордостью произнес мальчишка. — Где ты там сегодня должен был быть?

— В Чикаго, — хохотнул Пожиратель. — На конференции по обеспечению транспортных путей для подземных народов.

Было видно, что Гиббон тоже веселится, понимая абсурдность своего присутствия здесь.

— Может, действительно, девочку просто похитить? — спросил Люпин от отчаяния, не собираясь выполнять сказанное.

— Что тебя так развратило, Ремус? Новый костюм? — усмехнулся Гиббон. — Детей я не трогаю! Сам похитишь? Предлагаю в последний раз — убить мамашу?!

— Нет! — в два голоса ответили отец и сын.

— Ну как хотите… — пробормотал Пожиратель, явно не слишком довольный.

— Сегодня я должен получить письменное разрешение и развязать магию ребенка. А пригласим мы её позже, — сказал Люпин. — Одна она в доме не выживет, где бы он ни был.

— Это будет дом, где мы все жили до возрождения милорда. Там просторно и красиво, но жить в одиночку там никому не разрешат, разумеется.

В оборотне проснулся интерес, ведь они искали это жилище вместе с Дамблдором, но не могли найти даже упоминаний о доме отца Тома Риддла. И не то чтобы их не было ранее. Просто они исчезли не только со страниц журналов и справочников, а даже из людской памяти!

— Это Фиделиус? — спросил он.

— Шутишь? — с изумлением ответил Пожиратель. — Это магия Темного Лорда и Гарри!

Мужчина улыбался так тепло, вспоминая те времена, словно большего счастья и не было:

— Помню этот гул голосов, в доме всегда было много народу, детей. Гарольд постоянно возмущался, что ему не дают спать, Рон постоянно что-то разбивал, а Джинни и Драко просто отказывались укладываться в постель, до утра бузили. В общем, сложно было тайну сберечь, но, как видишь, мы справились…

— Рон Уизли?! — поразился оборотень. — Он тоже?

— Это что, секрет? — мужчина пожал плечами. — Не знал.

Неожиданно Тодеус хлопнул себя по коленям.

— Ну, раз зашла речь про детство Гарри, давайте идти до конца? Это же очевидно!

Гиббон сложил руки на груди и отвернулся, а Ремус боялся произнести даже слово.

— Да ладно вам! — парень не сдерживал эмоций. — Внезапно мелочи стали важными, и вы оба здесь, хотя кому нужны маглы в школе?! А я видел Гарри пару лет назад с пеленой на глазах, как у инферналов с картинок. Он стоял посреди комнаты, только пальцы дрожали. Визжал я тогда громче тетки, клянусь... Вы понимаете? Его возрождение — это легенда. Вечерами у камина только об этом и говорят!

— Тодеус, успокойся, — строго сказал Гиббон. — Если этого пока не сказал милорд, мы об этом вслух не говорим, это правило. Нарушителей могут наказывать.

— Ты же был его учителем, да? — уже тише спросил парень. — И врагом? А некая Гермиона училась с крестным в Грифиндоре? И не говорите мне, что это случайность!

— Гиббон? — только и смог произнести Люпин. — Ты знаешь?

— Гарри много о тебе говорил, — нехотя произнес Пожиратель. — Когда был моложе. Ты почему-то не давал ему покоя. Может, потому что он когда-то тебя не убил, не знаю. Мы с ним близко общались, но я так и не понял. Когда ты появился — сомнения отпали. То, что мы носим метку, означает, что мы умные, а не наоборот, Ремус.

— Кто еще знает?

— Откуда мне знать? Думаю, у многих голова другим занята, но кто хочет, тот уже догадался. Вы же собрались его детство в одном котле сварить. И это странно, скажу я тебе.

— Гарри газет начитался, историей грезит, — ответил Люпин дрогнувшим голосом. — Хочет увидеть магов разных сторон. А дети так, чтобы был повод со взрослыми познакомиться…

Гиббон наклонился, чтобы ему не мешал смотреть в глаза оборотню его сын, сидевший между ними, и с насмешкой ухмыльнулся.

— Ты что, серьезно веришь в эту ахинею, Люпин?

— Всё, во что я верил, разрушено или погибло, благодаря Гарри даже больше, чем Темному Лорду… — прошептал оборотень. — Но сейчас я вижу в нем только ребенка. Он правда перечитал тонну газет.

Гиббон пожал плечами, демонстрируя несогласие.

— Как долго его знал ты, и как долго его знал я? — спросил Пожиратель. — Не верю, что ты не понимаешь, для чего ему дети. Ты мне врешь или... себе?

После этих слов они, не сговариваясь, посмотрели на Тодеуса, но тому не понравился поворот беседы не меньше, чем её содержание.

— Так! — парень поднялся и потянулся. — Я пошел, пока она страну не покинула.

— Давай, — сказал Гиббон. — Ты лучший для неё вариант, чем я.

Несогласен был только Ремус, но его никто не собирался спрашивать. Гиббон просто положил ему тяжёлую руку на плечо, когда тот хотел подняться и запротестовать.

— Нас тут всех не зря собрали, Люпин, — сказал он вкрадчиво. — Ты враг, я друг, парнишка — родственник, который уже сейчас рядом. Все для Гарольда не чужие, заметил? Пусть попробует быть полезным…

Однако не прошло и минуты, как они услышали чертыхание, и белобрысая голова появилась между веток кустов.

— Как мать зовут?

— Чью? — не понял Гиббон.

— Мою! — разозлился парень. — Тонкс — это же фамилия? Нимфа… а дальше?

— Нимфадора, — подсказал угрюмый Ремус. — Можешь сказать, что она живет с Невиллом и Ханной, и часто видится с Дином и Симусом. В школе Гермиона с ними почти что дружила.

Довольный, что отец быстро его понял, Тедди убежал обратно, а Гиббон с нескрываемым одобрением хлопнул оборотня по спине:

— Да ты обучаемый, быстро схватываешь!

На самом деле у Ремуса кошки на душе скребли, и сам он во время разговора с Гермионой не пытался манипулировать ни знакомыми ей именами, ни ложными фактами. Однако сразу понял, чего хочет его сын, пусть и не представлял, насколько далеко тот может зайти.

Очаровательная улыбка заставила женщину открыть дверь, но разговор на кухне очаровательным не был. Тодеус стал запугивать её сходу, объяснив, что его дочь нужна для промо-компании Лорда, изменившего свою политику на время. И если она откажет, он может разозлиться и прислать Пожирателя убить девчонку. Такое уже происходило, разве она не слышала о смерти ребёнка в прошлом месяце, нет?

Впрочем, он сын Нимфадоры, той самой — из Ордена Феникса, и Люпина. А ещё они все дружат с Дином, Симусом, Невиллом и остальными, чьи дети также будут учиться у его отца.

Парень уверял женщину, что не на стороне Лорда, а вырос очень далеко — в доме Виктора Крама — и защитит её ребёнка, если понадобится. Он тысячу раз и очень убедительно повторил, что выбора нет, и смерть дочери на пороге. И дал ей выбор — похороны или учеба?

Испуганная и заплаканная, женщина не задалась вопросом: если милорд настолько ужасен, что направо и налево убивает детей родителей, которые что-то там не подписали, то зачем им её разрешение?

Хотя, узнать правду — что режим тьмы успешно заменил собой старый, а новые поколения уже не видят никакой разницы?

Все живут и работают, пьют чай в кафе, учатся и влюбляются, рожают детей и лелеют мечты, кланяясь лишь при упоминании имени Лорда и рисуя змею даже на школьных телескопах и обложках тетрадей.

Скорее всего, Гермиона бы не поверила, как не поверила Ремусу, сказавшему ей правду о том, что в мире Волдеморта действительно есть жизнь. Даже Комиссии по учету магловских выродков больше не существовало — её интегрировали в Отдел по учету рождаемости. Быть чистокровным стало абсолютной нормой, равно как и стесняться магловской крови в роду. Никто бы не стал тащить девчонку к ним насильно, чтобы она кричала об этом на каждом углу, ломая хрупкую картину идеального послевоенного мира. Зачем?

— Я согласна… — сказала женщина с печалью в голосе. — Где ставить подпись?

На этих словах Люпин вытащил пергамент из кармана, но в темноте упустил его. Поднял его Гиббон, и когда Тодеус открыл дверь, чтобы получить документ, там с протянутой рукой и недовольно поджатыми губами стоял Пожиратель.

Гермиона явно запомнила лица всех, кто тогда находился на школьном помосте, в момент, когда рушилась её жизнь. Она дернулась и вскрикнула от испуга, а Гиббон поморщился.

Хорошие чувства испытал только парень, который, указывая на мужчину в дверях, улыбался, словно говоря: «Вот вам подтверждение моих слов, им стоит верить».

Подписав пергамент на кухонном столе, Гермиона спросила:

— Когда вы её заберете?

— Сейчас магию развяжем, а заберем позже… — ответил Тодеус, читая пергамент. — Кассиопея?

Женщина кивнула, закрыла лицо руками и горько заплакала. Тодеус явно растерялся и осторожно коснулся её руки.

— Не плачьте, присмотрю я за вашей звездочкой, обещаю…

— Она постоянно забывает надевать кофту…

— Подарю ей напоминалку, не забудет!

Женщина несмело подняла глаза на парня, и тот улыбнулся. В нем боролось что-то очень плохое с чем-то очень хорошим. Тем не менее, после всего услышанного, Ремус больше не обольщался насчёт сына. Может, ему на роду написано искать свет там, где его нет? Если Гарри хотя бы говорил о нём, то собственный сын не желал знать о своём отце. Как тогда ему помочь? Семнадцатилетнему мальчишке, который грозил матери смертью её ребёнка?

— Ну что? — радостно потирал руки Тодеус. — Вызывайте кого там надо и по домам?

— Джиневра сказала вызывать Гестию, — сказал Люпин, глядя в пол от расстроенных чувств. — Это преподаватель по чарам?

Неожиданно Гиббон зло сплюнул и пнул гнилое яблоко, валявшееся на земле.

— Это обязательно? — спросил он, скривившись. — Знаю тысячу других магов!

— Она сказала, что Гестия связывала её магию… — пробормотал оборотень, не ожидавший такой реакции.

— Да? — язвительно переспросил мужчина. — А она пробовала её вечером вызывать? Сейчас ведь почти ночь! Если снова Северус явится и начнёт читать лекцию о неприкосновенности домашнего уюта, тебе это понравится?

— Не очень они с Северусом… — попытался объяснить ситуацию Тодеус.

— Мне просто Гарри больше нравился! — рявкнул Гиббон. — Могу назвать тысячу причин. Вам это надо?!

Все отрицательно замотали головами, понимая, что другого ответа маг от них всё равно не примет.

— Вообще ничего не понимаю, — тихо признался Ремус. — Мы о Гестии Кэрроу? Почему вместо неё должен явиться Северус?

— Видимо, старею, раз забываю, что ты здесь чужой… — пробормотал Гиббон, раздражённо и тяжело вздыхая. — Нет, мы говорим не о Гестии Кэрроу, а о Гестии Снейп! Драгоценной супруге директора! А ты чего так удивлён, Люпин? Думал, Снейп боролся, чтобы закрыться в хибаре и выть на луну, как ты?

— А больше всего ему не нравится, что директор женился сразу после смерти Гарри и почти на девчонке… — продолжал Тодеус вносить ясность в эти незнакомые оборотню реалии. — Они даже сцепились во дворе замка.

— И я победил!

— Да-да, победил… — поспешно согласился мальчишка. — Тётка так и рассказывала…

— И это не понравилось всем до единого, Тодеус! — с горячностью оскорблённого человека продолжал Гиббон. — Возмущался даже Долохов, из которого лишнее слово только Империо вытянуть можно. Всем не понравилось. Даже милорду! А что предъявишь этому Северусу, такому правильному и верному? Не скажешь же, уважаемый директор, а не кажется ли вам, что в вас маловато любви, как для идеального Пожирателя Смерти?

Наконец он замолк. Его яркие эмоции и несвойственное красноречие сошли на нет. Пожиратель одёрнул рукава сюртука и вновь стал тем, кем был: безжалостным магом с большой властью, чья невзрачная внешность, когда-то красивого, но теперь стремительно стареющего человека, скрывала бездну зла и опасности. Он отошёл на пару шагов, и только тогда Люпин понял — у него ещё есть сердце, чёрное и жестокое, но распахнутое для своих.

Ремус вдруг ощутил, что граница двух миров размывается, словно кто-то смешивает совершенно разные краски в одну, используя жизнь, как палитру.

Тодеус дернул отца за рукав, пытаясь притянуть его ближе, чтобы шепнуть что-то на ухо.

— Меня крёстный с ним познакомил, за год до смерти… — прошептал парень. — И тогда он не победил. Просто никому не рассказывай о том, что здесь услышал, ладно? Очень прошу…

Люпин с удивлением посмотрел в обеспокоенные глаза сына и ощутил горечь. Тем не менее он кивнул, давая молчаливое обещание. Родной ребёнок просил на всякий случай не создавать неприятностей Пожирателю, который, похоже, нравился ему больше, чем собственный отец. Однако Ремус был рад выполнить даже такую просьбу. Как бы он ни старался, болезненная любовь к этому паршивцу становилась только сильнее.

Гиббон вызвал Гестию, и на зов явилась именно она — молодая женщина на поздних сроках беременности, с идеально прямыми белыми волосами до пояса, кукольно красивым лицом и огромными зелёными глазами. Она была такой красивой и правильной, словно слишком сладкое пирожное, в котором вкус сахара перебивает все остальные.

Когда она вошла в дом, Гиббон наклонился к уху оборотня и прошептал с нескрываемым отвращением:

— А ещё у них воланы на шторах…

В этой короткой фразе уместилось всё презрение Гиббона к никудышному отцу, его образцово-показательной жене, будто сошедшей с обложки журнала по домоводству, и к его счастью после смерти товарища, которое Северус даже не пытался скрывать.

— А какой он… отец? — также шёпотом спросил Ремус.

— Да кто ж его знает? — удивился мужчина. — Но по Хогсмиду с ними раз в неделю гуляет. А когда бедного Гарри зарезали, его кузен расстроился сильнее, чем сам Северус Снейп!

Произошло невероятное: часть мира Дамблдора встретилась глазами с частью мира Тёмного Лорда, и они не только поняли друг друга, но и приняли, находя точку соприкосновения в собственных душах.

Со ступеней, недовольно переваливаясь и опираясь на руку Тодеуса, спустилась Гестия.

— Мальчики, а почему не в полночь? — громко возмущалась она звонким и хорошо поставленным голосом. — У меня же семьи нет, вы в следующий раз не стесняйтесь!

— Извините! — поспешил ответить оборотень, заметив, что Гиббон уже открыл рот, готовясь говорить. — Была безвыходная ситуация.

Дама манерно повела плечом, всё ещё негодуя:

— Безвыходная ситуация — срочно свяжи, хотя это даже не мой район… — бормотала она, направляясь к калитке. — Теперь безвыходная ситуация — срочно развяжи, хотя зачем магия грязнокровке…

Внезапно Гиббон сделал шаг в её сторону и даже поднял руку:

— А кто…

— Хорошего вечера, мальчики! — перебила его женщина, небрежно махнув рукой в белой перчатке.

— …просил связать?

Пожиратель задумчиво смотрел на место, где только что стояла блондинка, не двигаясь.

— Ну, теперь Кассиопея попадёт к нам без проблем. По домам? — вдруг спросил Тодеус.

Ремус и Гиббон одновременно обернулись к нему.

— Кто? — спросили они почти в унисон.

— Дочка Гермионы, вы чего?

— Мамаша не собиралась её у маглов оставлять, да? — удивился Гиббон.

Первым исчез Тодеус, но когда его отец попытался последовать за ним, Гиббон остановил его, перехватив палочку.

— Он может долго не прожить, Люпин.

Оборотень побледнел и уставился на Пожирателя.

— Твой сын сейчас отправился не домой.

— А куда? Ему нужна помощь? Он в опасности?!

Люпин попытался освободить палочку из хватки Гиббона, чтобы догнать сына и защитить его любой ценой.

— Стой! — твёрдо сказал Пожиратель. — Тодеус сейчас либо куражится с кем-то, либо пьёт. Весёлый малый, скажу я тебе. И это не юношеские проделки, совсем.

— Это молодость, я тоже…

— Гарри хотел взять его к себе на воспитание, чтобы усмирить, дать цель. Но не успел. Тодеус даже маленьким имел большие проблемы с самоконтролем. Белла говорит, что в нём переродился их полоумный дед. Но ты не слушай её, он хороший мальчишка. А ты смотришь на него так, словно тебя за углом Дамблдор ждёт с отчётом. Думаешь, он этого не замечает?

— У тебя есть ребёнок? — спросил Люпин.

— Погиб, — коротко ответил Пожиратель. — Давно.

— Мне очень жаль, Гиббон, — тихо произнёс Люпин. — Но я не оцениваю… Я пытаюсь понять самое ценное, что у меня есть. И не могу.

— Когда он вышел из дома той женщины, весь светился. Хотел твоей похвалы, понимаешь? Родная кровь всё-таки. А ты посмотрел на него, как на грязь. Вот что он узнал о тебе.

Кивнув оборотню, Пожиратель растворился в пространстве, а Ремус, которого его старый противник с поля боя отчитал, как мальчишку, еще долго стоял под светом фонаря и смотрел в пустоту.

Весенний ветер развевал белую кружевную тюль с воланами, проникая сквозь незакрытое окно. Дети спали, но Северус сидел в глубоком мягком кресле и ждал жену, то и дело поглядывая на высокие напольные часы в углу их уютной гостиной. Из камина раздавался приятный треск поленьев, разгоревшихся с новой силой, и огонь освещал множество колдографий на каминной полке, на которых была запечатлена обычная семейная жизнь.

Взгляд директора то и дело останавливался на них, и в конце концов он решил подойти ближе, чтобы рассмотреть родные лица еще раз, опасаясь, что однажды уже не сможет этого сделать.

Девушка, а затем женщина, не могла двигаться медленно, а тем более стоять спокойно, и все колдографии вызывали у него легкую улыбку, с которой он ничего не мог поделать. На одной Гестия не вняла суровому взгляду мужа и попыталась запрыгнуть ему на спину в парке в момент, когда щелкнул затвор. На другой она заехала снежком прямо в объектив, и Северус спас колдографию, которую фотограф хотел выбросить. Да и на всех остальных она смеялась, кружилась, танцевала, прыгала и постоянно пыталась взъерошить супругу его шевелюру или обучала этой нехитрой науке маленьких сыновей.

Он подумывал заказать портрет супруги, чтобы, случись что, он мог рассмотреть любимое лицо в малейших деталях, без размытия, и корил себя за то, что не сделал этого раньше.

Сегодня он принял важное решение, но, не умея читать длинные речи в присутствии жены, которая начинала смеяться только от одного вида намеренно серьезного мужа, всё еще не подобрал нужных слов.

Наконец в прихожей хлопнула дверь, и в комнату почти вкатилась запыхавшаяся блондинка с большим животом.

— Северус, моё же! — закричала она. — Вставай!

Муж смеялся, глядя на попытки жены спихнуть его с кресла, и место, разумеется, уступил. После чего женщина повалилась в него со вздохом облегчения и довольной улыбкой, разметав белоснежные волосы.

— Замёрзнешь в одной рубашке. Или закрой, наконец, окно, — пробормотала она.

Он тут же закрыл окно, беспокоясь не о себе. Затем снял с неё туфли и, пристально глядя на хрупкую фигуру в кресле, мягко сказал:

— Тебе пора отказаться и от этой работы. Ты рискуешь.

— Северус, не начинай, — отмахнулась она. — Я же целый день со Стражами. И сегодня там был Гиббон.

Муж нахмурился только от одного упоминания этого имени, но позволил себе эту эмоцию лишь потому, что жена зажмурилась и не могла её видеть.

— Да и не только он. Там была целая компания. Даже оборотень с сыном. Представляешь? Они совсем не похожи!

Северус представлял очень плохо. Все перечисленные личности в его голове совершенно не клеились, как и сама идея подготовительного класса, где учитель Люпин.

— И кого они такой компанией навещали?

— Грейнджер вроде бы и её дочь, — ответила Гестия недовольно. — Меня просили ей еще в младенчестве магию связать. А сегодня развязать! Ну скажи мне, где логика?!

В этом всём было много неправильного и нелогичного, собственно всё, но больше всего директора зацепило иное.

Очень осторожно, словно опасаясь спугнуть ход собственных мыслей, он присел в кресло рядом и спросил:

— Ты уверена? Тебя просили связать магию дочери… маглорожденной Грейнджер? — он усмехнулся слегка удивленно. — Кто же, позволь спросить, был этот важный маг, ради которого ты нарушила правила?

Гестия выпрямилась в кресле, стянула перчатки и задумалась. Она даже лицо руками обняла, словно её в жар бросило, после чего виновато посмотрела на мужа.

— Ой, Северус, я не помню…

— Совсем? — спросил маг и вскинул бровь, выражая сомнение. — Ты же обычно всё помнишь, даже оценки по моему предмету из детства?

— И не надейся! — весело ответила она и протянула руку к мужу. — Удовлетворительно, мне?!

Но почти сразу схватилась за голову и застонала от сильной боли, а из глаз брызнули слезы. Испуганный Северус подскочил к жене, навел на её голову палочку и быстро понял, что скрытое воспоминание запустило страшный темный механизм.

— Не думай, не вспоминай! — закричал он. — Представь… представь Люпина с сыном! Почему они не похожи?!

Женщина, дрожа, прошептала:

— Сын... большой и уверенный, а отец... маленький и несчастный... Только... цвет волос одинаковый...

— Хорошо, хорошо… — успокаивал её Северус, обливаясь потом. Он взял жену за руки, встал на колени перед креслом, будто пытался удержать её душу рядом. — Пусть будет несчастный, пусть…

Минут через пять боль отпустила Гестию, и она, наконец, выпрямилась. Но её муж не выглядел спокойным: он почти дрожал от ужаса.

— Гестия, — его голос прозвучал тихо, но твёрдо, — никогда больше не вспоминай мой вопрос. И забудь ответ. Поняла?

— Хорошо, я поняла, — послушно сказала она, но затем добавила с лёгким упрямством: — Только объясни, почему.

С досадой вздохнув и покачав головой, Северус попытался успокоить себя тем, что десять лет назад и полюбил супругу как раз за упрямство и веселую взбалмошность, а отнюдь не за терпение или покорность.

— Это сложная магия, — наконец произнёс он с оттенком усталости. — Не смогу объяснить её простыми словами. Кто-то обладает достаточной силой, чтобы стереть из памяти целые фрагменты жизни. А затем уничтожить тех, кто попытается вспомнить. Пообещай мне, Гестия… Обещай, что не будешь пытаться вспомнить имя!

Она долго смотрела на него, словно пытаясь найти ответ, прежде чем кивнула:

— Обещаю.

— Не знаю зачем, но догадываюсь, кто придумал такую идею, — сказал её муж и по его лицу словно тень пробежала. — Сомневаюсь, что милорд знает её имя. Значит, остается всего один вариант…

Он поднялся и прошел к окну.

— Поверь мне, Гестия — вам нужно уехать отсюда, и побыстрее.

— Куда? Я с утра на ногах и вот-вот рожу! — возмутилась женщина, вскинув голову.

Северус заговорил быстро, как будто боялся, что она начнёт спорить:

— Из страны. На юг, в Испанию, или на север, в Скандинавию. Мальчишек можно устроить в Дурмстранг. Там безопаснее, чем в Хогвартсе!

Её глаза сузились, и она попыталась подняться из кресла. Это удалось ей только с его помощью. Но, едва встав, она приняла грозную позу, насколько это было возможно в её положении.

— Значит так! — начала она твёрдо, откидывая волосы с лица. — Я хорошо знаю твою тайну, Северус. Ту, что ты прячешь от всех, а я храню! Тайну о твоей…

— Ненависти, — перебил он хрипло. — О ненависти, Гестия.

Её глаза, такие яркие и зелёные, вдруг потускнели, словно он потушил в них свет.

— Ты пугаешь меня, — тихо сказала она. — У нас ведь двое сыновей, и скоро родится дочь. Помнишь?

Северус нахмурился, словно пытаясь подавить что-то внутри.

— К твоему счастью, ты просто не знаешь, как может пугать он, — сказал маг, повернувшись к ней спиной. — И я сделаю всё, чтобы никогда не узнала.

— Здесь могила моих родителей, сестры. Здесь ты, в конце концов! — с жаром воскликнула Гестия. — Не уеду я никуда, Северус! И если ты прав, и всё станет плохо, я смогу тебе помочь. Разве ты хочешь снова остаться один?

Она сделала шаг к нему, но он резко развернулся и навис над ней, как тёмная туча над горизонтом.

— Никогда и ни при каких обстоятельствах не помогай мне! — зашипел он, глядя ей прямо в глаза. — Никогда и ни при каких обстоятельствах Гарольд не должен узнать, что тебе может в голову взбрести идея мне помогать!

Гестия невольно отступила, ошеломлённая его яростью.

— Северус… — прошептала она дрожащим голосом. — Его нет! Ты не в себе…

— Лучше убей меня своими руками для него, но не переходи дорогу моему бывшему сыну и не давай ему дружить с нашими детьми. Никогда! — его голос был низким и глухим от плохо сдерживаемого гнева. — Он есть и уже протянул свои щупальца к другим. Сохрани наших! Поняла? Иначе он сожрет их души своей дружбой, а он это умеет, годами тренировался…

Ощутив безграничную боль и ненависть мужа, эту гремучую смесь, Гестия с нежностью погладила его по щеке.

— Преувеличивая его тьму, ты делаешь её только сильнее, Северус, — тихо сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Не забывай, что ненависть к наследнику милорда погубит нашу семью быстрее, чем он сам…

Мужчина молчал, стиснув зубы, но спокойная правота её слов пробились сквозь броню его извечного упрямства. Он сдержанно кивнул и обнял жену так крепко, словно боялся потерять навсегда.

* * *

Они стояли ровно, как солдаты на шахматной доске, сцепив руки за спиной и не позволяя себе улыбки. Нарядно одетые в чёрные одежды, на которых, если что-то и выделялось, то это узоры и украшения в виде символа времени — змеи. С некоторых пор она символизировала не опасность, а силу и мудрость новой власти, а также зрелость того, кто её носил.

Кулоны из драгоценных металлов, повторяющие метку на руках главных Пожирателей, нельзя было просто взять и купить в сувенирной лавке. Именное украшение из серебра приходило детям по почте в день достижения ими шестнадцати лет. А сопровождалось письмом на фирменной бледно-зелёной бумаге Министерства, где витиеватым почерком Тёмного Лорда было написано даже не поздравление, а скорее приглашение стать частью его мира и разделить с ним боль и радость взрослой жизни в магической Англии.

Своеобразный документ, в котором была зашифрована информация о чистоте крови, дате рождения и прочем, что могли считывать только Стражи и министерские работники, обученные особым заклятиям.

Раньше у полукровок и грязнокровок, оставшихся в магическом мире после первой волны чисток, глаза змеи были выполнены из тусклого серого камня, а у чистокровных — из изумруда. Но позже от разделения отказались, чтобы не разжигать конфликты, а также забрать в мир чистокровной идеологии больше юных душ, и такая хитрость сработала просто отлично.

Люпин лично знал семьи приверженцев Дамблдора, где детям не позволяли надевать украшение или вовсе прятали его от них. В большинстве случаев два поколения либо становились врагами, либо переживали такие скандалы, что подарок всё равно приходилось ребёнку вернуть. Приходить на мероприятие без этого кулона считалось верхом неприличия. Подростки жестоко издевались над теми, кто их не имел.

Сейчас в этом чёрном море, где смешались министерские чины, соратники с семьями, гости из посольств и журналисты, хорошая часть магов надела не серебряные кулоны, а золотые. Владельцев таких украшений до ужаса боялись маги проигравшей стороны. Встречая их на улицах, в кафе и кондитерских — они шарахались от золотых змей, как от чумы.

После того как в торжественной тишине в бальный зал Малфой-мэнора вошёл Тёмный Лорд, все хором выкрикнули девиз, и он зачитал приветственную речь — маги покинули свои импровизированные шахматные клетки, а оборотень смог рассмотреть обладателей золота лучше.

В целом разница между светлыми и тёмными стала понятна ему только здесь, где они выглядели как единый организм, а не отдельные его части.

Смертельные — или просто слишком тёмные — заклятия, которые эти маги произносили неизмеримо чаще остальных, оставили отпечаток не только на их судьбах, но и на лицах. Для большинства из них они никогда не были запретными — и это хорошо чувствовалось. Более мрачные, более невозмутимые, чем его друзья, они всё же улыбались и смеялись, как все. Но в каждом из них тёмная магия бурлила через край, неумолимо и безвозвратно изменяя сознание.

Цепкие взгляды, полуулыбки с притягательной хищной искрой — всё это не скрывало опасности, а, наоборот, подчёркивало её. Без малейшего усилия с их стороны, угроза становилась почти обаянием. Этими качествами здесь гордились, и они становились их неотъемлемой частью. Нельзя использовать зло в своих целях и остаться чистым. Впрочем, маги под этой крышей к чистоте никогда не стремились. Разница между теми, кто заседал в доме дедушки Элджи, и теми, кто находился в поместье Малфоев — была размером с бесконечный космос. Пусть и размывалась для тех, кто видел это шикарное пространство тёмных сил изнутри.

Что же произойдёт с новыми поколениями, если ограничений на тёмную магию станет еще меньше?

— Ремус?

Напротив него стояла Джиневра в черном струящемся платье. Слишком открытом, чтобы оборотень мог видеть подобное ранее. Женщина с вызовом демонстрировала миру свою зрелую красоту, женственность и золотой кулон. Сразу оборотень не смог и взгляда от него оторвать — змея Джинни отличалась вообще ото всех, извиваясь на еле прикрытой груди, словно живая.

— Ты пялишься, Ремус.

Справившись с любопытством, он поднял глаза на лицо женщины.

— Держи, — сказала она, протягивая бокал шампанского. — Иди за мной, нужно сделать колдографию.

Джиневра отошла, оглянулась и поманила его пальцем.

Через пару мгновений к месту, куда они подошли, направился и Тёмный Лорд. Маг выглядел иначе, чем у себя в кабинете. Смотрел прямо, без каких-либо эмоций или мимики, словно находился в своем загадочном внутреннем мире, на время оставив придуманную роль.

Справедливости ради здесь все выглядели так, словно сбрасывали вторую кожу, и оборотень поежился. Вокруг проносились танцующие пары, под потолком играли скрипки, на лицах многих поблескивали карнавальные маски. Но в воздухе гораздо больше ощущался зловещий аромат тьмы, чем праздника, и впервые Люпину захотелось сбежать отсюда подальше и вдохнуть чистого воздуха.

Колдографию для "Пророка" фотограф сделал быстро. Волдеморт, покровительственно кивнув оборотню, куда-то ушёл. Оставшись наедине с ещё более невесёлой Джиневрой, Ремус ощущал на себе чужие неодобрительные взгляды и не знал, что сказать.

— Ты здесь с мужем?

Женщина вздрогнула, будто его голос испугал или обеспокоил.

— А? Мужем? — переспросила она. — Нет, он не любит мероприятия…

Она рассеянно махнула Люпину, дав ему понять, что уходит, и пора развлечь себя самому. Но единственное, чего он хотел — выбраться отсюда. Если не во двор, полный Стражей в серой парадной форме, навевающей страх и тоску, то хотя бы на балкон. У Малфоев же должен быть балкон?!

Драко носился по залу с женой, но ни прерывать их танец, ни ждать, пока они натанцуются, чтобы спросить про балкон, Ремус не собирался. Он просто прошёл из одного конца зала в другой, держась ближе к стене. В итоге за тяжёлой портьерой он обнаружил выход на длинный балкон с балюстрадой.

Шагнув в открытую дверь, Ремус тихонько прикрыл её и сделал пару шагов в сторону, наслаждаясь прохладой. Однако спокойствие длилось недолго.

Через пару мгновений в свете третьего окна он заметил отблеск платья Джиневры, а затем и её саму, прислонившуюся спиной к стене. Рядом с ней стоял Гиббон, опираясь рукой на ту же стену, словно нависая над женщиной. Они казались очень близкими людьми, ведущими тайный разговор, и не заметили Люпина, стоявшего в темноте.

Больше всего на свете ему хотелось уйти, чтобы не стать свидетелем чего-то слишком личного.

Правда, была одна проблема — чтобы вернуться назад к двери, надо было пройти освещенное окно, а наколдовать себе невидимость Ремус не мог.

— И чего ты рыдаешь? — спросил мужчина, поправляя собеседнице лямку платья слишком нежно, как для товарища. — Кто красотку обидел?

— Меня?! — возмутилась Джинни слишком громко. — Я к милорду ходила!

— Милорд?! — удивился Гиббон. — Обидел тебя?

— Ты что, пьяный? — тихо спросила она. — Или с ума сошёл?

— Пьяный, — усмехнулся Гиббон, — от твоей красоты…

— Ой, прекрати! — разозлилась Джиневра. — Столько лет прошло, хватит.

— Не так уж и много, но ладно, уговорила, — согласился маг. — Я так понимаю, проблема та же, что и всегда? Муж и дети? Только не говори, что ты с ней ходила к милорду?

— А почему бы и нет? — ведьма пожала плечами. — К кому ещё?

Гиббон сдавленно засмеялся, кажется, даже смахнув слезу.

— Твоя непосредственность всё такая же, и годы ей не мешают… — сказал он, всё еще улыбаясь. — И что ты ему сказала? Решайте мою проблему и побыстрее?

— Нет, я попросила его запретить моим детям учиться в классе Люпина.

Маг оторвался от стены и с удивлением посмотрел на женщину:

— Странное желание у твоего мужа, прямо как у Долгопупсов. Но там проблема просто решается…

Джиневра смутилась от сравнения, сложила руки на груди и на этот раз точно обиделась. Заправив ей за ухо прядь волос, Гиббон ненадолго замер, любуясь.

— Да ладно тебе, Джинни, — прошептал он. — Я ж в принципе тебя обидеть не могу... Говори, что там милорд ответил?

— Ответил: "хорошо".

— А почему ты тогда рыдала?

— Потому что быстро передумала и сказала, чтобы не запрещал.

— Так… — задумчиво протянул мужчина. — А он что? Ответил, что передумать нельзя? Или что?

— Нет, он опять ответил: «хорошо».

Согнувшись, Гиббон прикрыл рот рукой, чтобы не рассмеяться на весь замок, но и Ремусу было тяжело сдержать улыбку. Действительно, десятки лет прошли, но Уизли до сих пор жила в характере женщины.

— А ты говорила, что в его хорошем отношении к тебе нет минусов, — весело заметил маг, отсмеявшись. — Сказать ему, чтобы в следующий раз ударил кулаком по столу и облегчил тебе выбор?

— Да! — согласилась Джинни и сама заулыбалась.

— А на прощание он что сказал? То же, что всегда, когда о твоём муженьке речь заходит? А? Не забыл?

Джиневра скривилась и махнула рукой на мужчину, но тот не сдавался.

— Не скажешь вслух — не помогу!

— Сказал, что мой предыдущий брак ему нравился больше! Удовлетворён?!

— Ты же согласилась, надеюсь? — спросил мужчина с ухмылкой.

— Нет, я сказала, что запомнила это в предыдущие две тысячи раз, когда он высказывал мне данную мысль! — отчеканила женщина возмущённо. — Ну или чуточку вежливее, но я не уверена…

Люпину было сложно представить, что когда-то связывало юную Джинни и взрослого боевого мага армии Лорда. Но те отрывочные сведения о Гойле, которые доходили до него, заставляли Ремуса согласиться с многократно высказанной мыслью Тёмного Лорда.

— Чем могу помочь? — спросил Гиббон и приобнял Джинни за плечи уже дружески. — Проси!

— Заберешь их, когда мужа не будет дома? И так, чтобы никто не узнал о моей просьбе? Сама не приведу — ему сразу расскажут, а ругаться не хочется…

— И всё? — удивился маг. — Я думал — звезду достать надо! А ты с супругом поссорилась?

Джиневра скинула руку мужчины с плеч и отвернулась от него.

— Грегори просто боится за детей, — сказала она. — А я знаю, что Люпин не посмеет ничего дурного им сделать, а Гарри — тем более. Просто хочу, чтобы они там были.

— За моего он так не боялся…

Джиневра вздрогнула, словно от сильной пощёчины, и почти бегом пошла вперёд, к другой двери.

— Сделаю, Джинни! — крикнул Пожиратель ей вслед. — Не злись на меня!

Запертый светом впереди и позади, оборотень мысленно молил провидение сжалиться над ним, но сжалился только Гиббон.

— Ты в ловушке неопытных шпионов, Люпин, — сказал он. — Благодари Салазара и всех предков, иначе убил бы, клянусь. Выходи, хватит даму в темноте лапать…

Только теперь Ремус заметил, что мёртвой хваткой вцепился в ягодицы какой-то мраморной богини, обнимаясь с ней в попытке не выдать себя тенью. Смутившись, он от статуи моментально отлип.

— Подходи, тайна тут только для тебя, половина танцующих в курсе.

— Извини, — сказал Ремус искренне. — Подслушивать — это не моё, правда.

— Ничего, забыли, — сказал маг без злобы. — По опыту знаю, что в спину ты Аваду не кинешь. Просто если подобное повторится, издай звук. За кашель не убивают. А вот за тайны и секреты — каждый день, я тебя уверяю…

Помолчав, Люпин понял, что хочет произнести сильнее всего.

— Ты уже никогда не узнаешь сына, а я… — начал он говорить и запнулся от тяжести несказанных слов.

Гиббон кивнул, явно довольный тем, что оборотень не безнадёжен и его шпионство принесло хоть какую-то пользу.

— Можешь не договаривать, — сказал он тихо. — Главное, сделай — второго Тедди не будет.

— Хорошо, обещаю, — ответил Ремус. — И ещё… мне жаль вашего ребёнка. У нас считают, что он Грэгори…

— Ну, это у вас считают, а у нас просто так принято говорить. Или называть первенцем Монти… — произнёс маг с горечью. — У нас не вечная любовь была, а страсть, роман, грязная интрижка. Называй как хочешь. Она с Гойлом этим поссорилась, и тут появился я, весь такой загадочный, опытный…

— Но брак вы заключили?

— Перед рождением сына. Пару месяцев продержались — и разбежались. Не ругались, понимаешь? За всю жизнь ни разу не поругались.

Гиббон устало вздохнул.

— Хотел забрать его в семью брата, но куда там. Святоша Грегори клялся ей, что будет воспитывать как своего, если она к нему вернётся. И что? Моего сына разрезало пополам, Люпин. Ему полгода ещё не исполнилось…

Оба мужчины присели на выступ окна и замолчали.

— Я был далеко, примчался, когда его уже накрыли, а эта мразь не хотела меня даже пускать... — прошептал Гиббон с безграничной ненавистью в голосе. — Врезал ему так, что он отлетел к камину и разбил голову, но всё равно не сдавался. Орал, чтобы я отошёл от его дорогого ребёнка. Люциус ему крепко добавил — никогда не видел его таким злым…

Наверное, если бы не факт того, что перед ним знаменитый убийца Волдеморта, оборотень бы положил руку ему на плечо, ведь боль потери одинакова для всех, и его ужасала.

— Знаешь… — сказал Люпин, крепко задумавшись. — Это было очень странное дело…

Колючие серые глаза уставились на оборотня, а уже слегка поседевшие брови нахмурились.

— Почему? — спросил Гиббон. — Вы же напали, чтобы убивать? Что странного?

— Подробностей я не знаю, но уверен, что это были случайные маги, — уверенно ответил Ремус. — Какие-то ученики учеников, родственники дальних родственников. Как бы наши, но не основной состав. Они организовались сами, никому ничего не сказав. Но отправились в такой дом, куда не сунулся бы и основной. Невилл помчался за ними, чтобы остановить, но услышал только женский крик... Опоздал.

— Она год кричала в Мунго, в психиатрическом отделении, из-за меня.

Всё ещё сдерживая себя от утешения врага, оборотень всё же высказал логичное замечание:

— Не ты же убил родного сына, Гиббон? Твоя вина в чём?

— Ууу... — усмехнулся мужчина. — Как вспомню наш роман, аж голова кружится! Кто ж ребёнка сделал? Кто подкатывал к девчонке? А кто не нашёл убийцу? Кто дал ей с ума сойти? Призрак, что ли? Нет, это был я!

— Говорили — случайность, рикошет…

— Нет, — твёрдо сказал маг. — Не рикошет.

— А милорд… он не нашёл, чья рука?

— Ты начинаешь верить во всемогущего милорда? Это прогресс, хвалю! — усмехнулся Гиббон. — Милорд был в ярости. Ему, почему-то, нравилась наша пара. Говорил, что хочет видеть, каким вырастет Себастьян. Уверен, это правда. Но там сражались около полусотни магов, и он весь день распутывал траектории, вычислял пути, искал следы, воспроизводил перемещения. И знаешь, что? А ничего. Сказал, что это случайное попадание, перекрёстная магия, и нечего рвать душу.

— Не назвал имя? — спросил оборотень.

Он и впрямь не верил, что Волдеморт настолько благороден, чтобы не назвать автора или авторов случайного заклятия, если оно действительно было случайным.

— А вдруг не случайное? А если это кто-то свой? Ты представляешь, что будет с Джинни? Она уже никогда не выйдет из Мунго, если поймёт, что он всё время был рядом. А я? Думаешь, я не захочу его разрезать на части? Очень многое изменится, если ребёнка убил свой. Тем более о нападении предупреждали, но донесение не успел отправить уж очень вовремя погибший Страж…

— У тебя нет никаких доказательств, Гиббон, — сказал оборотень. — И ты сам говоришь, что для неё это будет сложно. Стоит ли? Я не большой специалист, скорее никакой, но мне кажется, что Джиневра тебе и сейчас нравится.

Мужчина замер, а потом поднял глаза к небу.

— Жалею, что не заделал ей ещё парочку детишек и мы не прожили вместе все эти годы, — тихо признался он, будто сам себе. — Ошибки прошлого мы совершаем каждый день — просто не знаем, что это они…

Звёзды светили ярко, ветер был тёплым, а позади всё ещё играла прекрасная музыка. Мужчины сидели молча — и без того было сказано больше, чем позволяли приличия или соображения безопасности.

Первым не вынес иронии Пожиратель — он усмехнулся пару раз, а потом сказал:

— Помнишь, мы как-то бились неподалёку от Хогвартса? Тот случайный бой на открытой местности? Ты ещё бегал за мной с выпученными глазами и сломанной палочкой, делая вид, что она целая?

— Помню, — вздохнул Люпин. — Мы столкнулись с вами во время отхода. А перед этим я убил ребёнка, но там точно был рикошет, и обезумел…

— И еще Розье... Вы сцепились в рукопашной за единственным пригорком. Он сломал тебе палочку, но ты его всё равно убил, задушил, но мы не увидели.

— Да, а потом погнался за тобой и кричал что-то о черноте в твоих серых глазах, — усмехнулся оборотень. — А потом вдруг понял, что ты уже не бежишь…

— Я увидел, что ты держишь три куска палочки — они смотрели в разные стороны, — ухмыльнулся Гиббон. — И один кусок упал на землю у меня на глазах.

— И тогда начал убегать я…

— А я промахнулся и попал в девчонку с белыми волосами. Хотя целился либо в тебя, либо в здоровяка, как повезет — между вами не было расстояния.

— Ты в тот день убил Касуса — слизеринца на нашей стороне — и Полумну.

— У девчонки палочки вообще не было, — пробормотал Гиббон. — Стояла там, как привидение, обзор закрывала…

— Не знаю, откуда она там взялась, должна была быть в школе.

— И то была не последняя схватка — просто самая идиотская. Так и не смог забыть...

— Мне она иногда снится, те крики… — согласился Люпин.

— А если бы ты во время той беготни узнал, что я, Пожиратель Смерти, буду тебе в Малфой-мэноре на балу Темного Лорда на жизнь жаловаться? Ты бы поверил?

— А если бы тебе там сказали, что я, член Ордена Феникса, буду на этом балу твои жалобы слушать?

Мужчины уставились друг другу в глаза в немом изумлении от происходящего, и через мгновение их разобрал истерический смех.

* * *

Положив ноги в остроносых ботинках на стол и откинувшись в кресле, министр современной магической Англии сладко спал, пугая случайных посетителей его этажа раскатистым храпом. Должность больше не была выборной: время от времени милорд назначал на неё проверенных магов, которые скорее представляли его власть, чем создавали собственную.

Начальник архива, старикан Тьери, неохотно освободил свой пост, но Барти Краучу пришлось занимать его с ещё большей неохотой. Наверное, он бы с большим энтузиазмом занял пост архивариуса. В последние годы отдел, где поклонялись пергаменту, стал главной точкой притяжения министерства.

Кому нужны тайны и пророчества, когда есть свидетельство, что двадцать лет тому назад ты ел Берти Боттс у Дамблдора в кабинете и обсуждал методы борьбы с Тем-Кого-Нельзя-Было-Называть? Или соврал, что твоя бабушка чистокровная? А может, участвовал в протестах против Темного Лорда в пору юности и боишься упоминания позорного факта в своей биографии?

Тьери лишился руки по локоть и покоя до конца жизни, отбиваясь от нападающих, шпионов, незаконных проникновений и прочего. Барти же считал такую жизнь мечтой, не изменив за долгие годы ни себе, ни своему взрывному темпераменту. Всё такой же тощий и подвижный, он с горящим взором и грозным рыком вскакивал каждый раз, заслышав шорох приключений. А затем, в приступе разочарования, взлохмачивал и без того не самую аккуратную каштановую шевелюру без единого седого волоса и чуть не рыдал. Обычно шорох оказывался мышью из подпола или, на худой конец, чьим-нибудь скучным секретом.

От тоски, проникшей в его жизнь, он даже завёл семью, но брак оказался ещё более скучным занятием и дольше двух лет не продержался.

Конечно, Барти выполнял все свои обязанности: подписывал документы, посещал спортивные соревнования, фотографировался для плакатов в любимом кожаном плаще и даже решал, какому из двух расколовшихся народов фей Линкольншира будет принадлежать участок земли у реки.

Однако смысла в его жизнь эта должность не добавляла. Ему не хватало Гарри, забегающего в зал заседаний в замке Салазара с воплем о необходимости срочного перемещения в Китай в погоне за врагами, или шёпота Люциуса в ухо, умевшего узнавать о таких скелетах в шкафах магов, что даже у Крауча по спине пробегали мурашки.

Последним событием, которое его развлекло, стала установка в Атриуме министерства композиции из двух золотых статуй Салазара и Годрика, где последний вонзает нож в сердце первого, подозрительно похожего на знаменитого министра Гарольда Снейпа.

Впрочем, сердце самого Барти всё равно требовало большего, чем скульптуры, взбаламутившие лишь опостылевшие и никчёмные подполья Сопротивления. Остальные просто начали возлагать монументу цветы и кланяться, отчего раздосадованный Барти интерес к сюжету утратил.

Сквозь собственные горловые трели Крауч услышал, как его зовут, но предпочёл не реагировать. Впрочем, реагировать пришлось, когда некто большой и крепкий начал вытряхивать его из нагретого и уютного кресла. Он не схватился за палочку — вытворять такое с многоуважаемым министром мог только кто-то совсем свой, — а лениво открыл один глаз.

— Август, мой дорогой старший друг, твои седины мудрее тебя…

Забыв, что такого остроумного хотел сказать дальше, Барти вновь погрузился в дрему, всхрапнул и разбудил сам себя.

— Ну что тебе, а? — простонал министр. — Мучитель ты мой…

Кудрявый и сильный мужчина, о котором деликатно говорили, что возраст его благороден не меньше, чем внешность, смотрел на министра с нескрываемым осуждением.

— Ты один спишь в этом кресле с утра до вечера, Барти.

— Гарри вообще здесь не появлялся, и ничего — скульптура вон стоит! — попытался оправдаться министр и пальцем ткнул в сторону, где она должна была находиться. — Видел?!

Маг кивнул, но предпочёл не развивать тему скульптур, которым вот-вот начнут поклоняться и чей блеск способен ухудшить зрение у слепого.

— Он не появлялся, — сказал он. — Но и не спал.

Барти сосредоточенно покачал головой, оценивая гениальную краткость товарища.

— Победил, ладно, — сказал он. — Что там у тебя?

— Гиббона подменяю.

— Как? У него же все ключи?

— Сижу в его кресле! — громко возмутился маг. — И в кресле Джиневры тоже сижу! Кресло, где я не сижу, находится в Хогвартсе, в моём кабинете! А где Гойл? Его ждут представители чешских клубов! В отделе магических игр есть кресло? Мне в него тоже присесть?!

— Ну, дорогой друг, есть кресла, которые нельзя доверить чужим, но с чехами, думаю, и без тебя разберутся…

— Нет, я даже рад, что сегодня есть кому сидеть в кресле Гиббона, — сказал Август и протянул министру маленький квадратный пергамент, похожий на справку. — Хотя бы не потеряется.

— Что это? — спросил Барти и сощурился, пытаясь разобрать мелкие буквы. — Донесение?

— Умер брат покойного отца давно погибшего Стража с пятого уровня, который не успел отправить то донесение Гойлам до своей смерти. Помнишь?

Для Барти в этом предложении был явный перебор с покойниками, тем не менее суть он уловил сразу.

— Понимаю, о чём ты, но будь добр, уточни... какой из этих трупов нам интересен?

— Самый свежий, храни Салазар его душу, — сказал Август и вздохнул. — Он когда-то забрал коробки с вещами племянника, чтобы те не напоминали брату о мёртвом сыне. Они были Стражами — дядя и племянник. Знаешь пятьдесят третье правило устава Стражей?

— Правила вообще не моя тема… — пробормотал Барти, ощутив, как забилось сердце.

— Мне только что Тьери рассказал, для Гиббона, не для тебя старался, — пояснил маг. — Так вот, правило гласит, что дома умерших Стражей после их смерти необходимо проверить на наличие внутренней документации, чтобы она не попала в чужие руки. У тебя в руках копия донесения, которое малец тогда всё же успел отправить, его зря проклинали. Парнишку оштрафовали за потерю одного раньше, и он перестраховывался, делал копии…

Трясущимися руками Крауч ещё раз взглянул на бумагу, уже хорошо понимая, на что смотрит.

— Входящий номер, отметка о вручении и время, за три часа до бойни… Но нет имени… — прошептал он, чуть не задыхаясь от гремучей смеси разных эмоций. — Нет имени того ублюдка, который лишил наших друзей сына…

— Это копия, — тихо пояснил Август, сам смотря куда-то в пол от нахлынувших чувств. — Она отражает состояние пергамента на данный момент. Уничтоженные за ненадобностью просто белые, а это новёхонькое, лежит где-то. И на оригинале имя есть, Барти.

— Там может быть как имя, так и адрес, — произнёс министр задумчиво. — Мы же все знаем, что они адресата ищут, руководствуясь магическим перевесом, и нет чётких инструкций, но…

— Ты расскажешь Гиббону?

— Нет, я подожду, пока пергамент случайно всплывёт в мелодраматической истории поисков в моём кабинете, разрушит нашу с ним дружбу, станет причиной парочки мучительных проклятий или просто поведаю о нём на смертном одре, когда всем уже будет насрать!

— Ну то есть расскажешь, — успокоился Август. — Это хорошо.

— Конечно! — подтвердил Барти. — А где он?

— К оборотню приклеили, намертво, — хохотнул мужчина. — Они теперь как пёс и хвост, всегда рядом.

Присоединиться к шутке Крауч не захотел и даже вздохнул как-то слишком печально:

— Сам бы к ним приклеился, это же так интересно — за рожицами оборотня и проигравших наблюдать…

— Они в класс разных детей набирают, Барти.

— Ага, очень разных детей, но половина из них — дети тех магов, которых Гарри помнил всю свою жизнь… — пробормотал он. — Так помнил, что у меня уши вяли…

Два приятеля расхохотались, не сговариваясь и не заботясь о громкости такого искреннего смеха.

— Я знаю, что так зачем-то надо милорду, — спохватился Август вскоре. — А значит — и нам. Но после Рудольфуса с его званием добрейшего учителя, мы же всё понимаем, да?

— Несомненно, друг мой! — радостно ответил Барти и наклонился через стол к магу напротив себя. — Мой длинный нос уже давно почуял шорох приключений, которые несёт нам наш весёлый Гарри. Осталось подождать совсем мало лет…

Барти вывалился прямо перед ними — посреди тропинки во дворе замка Салазара. Сгибаясь пополам и хватаясь за бок, он старался игнорировать возмущённые взгляды Гиббона.

— Ты это… дружище… скрываешься? — прохрипел он, выпрямившись с заметным усилием. — Не пойми превратно — я не претендую на памятник. Но всё же министр!

Гиббон, к которому он обращался, спохватился, торопливо сжал руку с меткой и что-то прошептал.

— Как вовремя, всего-то поискал тебя в половине злачных заведений Лондона и у одной очаровательной блондинки, — язвительно продолжил Барти.

— Тебе сейчас полезно двигаться, — ухмыльнулся Гиббон.

— Ещё одно слово, друг мой, и я порекомендую тебя на следующий срок... Будет и тебе полезно! Хочешь?!

Пожиратели переглянулись, понимающе усмехнулись и конфликт на почве длительных поисков был исчерпан.

— Люпин, я тебя вижу, но сил на искромётность не осталось, хотя планы были, — сказал Барти оборотню, тяжело дыша. — Твоё счастье, в общем. Иди обратно, ваши похождения откладываются на пару часов.

— Гарри ждёт, — попытался возразить Люпин, явно не в восторге от перспективы снова подниматься в башню.

Слова предназначались Гиббону, но ответил Барти:

— Гарри давно ждёт. Подождёт ещё немного!

Оборотню ничего не оставалось, как проводить парочку взглядом. Министр, взяв Гиббона под руку, чем-то явно его расстроил — тот вдруг пошатнулся, и тому пришлось поддерживать товарища, чтобы он не рухнул прямо на месте. Ремус, наблюдая за этой сценой, ощущал, как кипящие вокруг страсти и тайны заполняют воздух, словно туман. Однако решил не углубляться в эти дебри и направился туда, куда ему и велели.

На первый взгляд задача казалась простой. Но Торфинн с командой незнакомых магов, уже второй день энергично размахивавших палочками на этажах, явно не успели довести начатое до конца. Передвигаться по лестнице всё ещё приходилось ногами, что требовало куда больше сил, чем хотелось.

Где-то на половине пути оборотень привычно уселся на ступеньку, но чувствуя себя как-то странно, осмотрелся внимательнее. На предыдущем этаже перед собой он увидел поворот в незнакомый коридор, которого здесь точно раньше не было. Путь в него преграждали створки из прутьев кованого металла, в их растительный узор вплетались змеи, а чешую на их спинах заменяли вычурные заглавные буквы.

Паутина на этих импровизированных воротах заинтриговала больше всего. Она манила, словно обещала собственную тайну, каких полно у всех, а у него уже не было ни одной.

Убедившись, что его никто не видит, он встал и медленно спустился ко странному входу. Рассмотрев буквы на змеях, точнее инициалы, маг моментально разгадал загадку, но поступить правильно, развернуться и уйти от логова Гарольда Снейпа ему что-то мешало. То ли простое любопытство, а может — желание лучше узнать того, кто когда-то правил Англией и чьё возвращение грозило новыми кровавыми страницами истории.

Ремус толкнул створку, и она открылась с протяжным, жутковатым скрипом. За воротами оказалась обычная деревянная дверь, покрытая толстым слоем пыли, словно её не открывали со дня смерти хозяина. Преодолев и её, оборотень попал в большой круглый зал с хрустальной люстрой, отбрасывающей тусклый блеск на мраморный пол и дорогие диваны с позолоченными ножками. Здесь всё говорило случайному гостю, что он зашел к богатому человеку, и надо вести себя соответственно.

На столе стояла хрустальная ваза, в которой горкой высились остатки давно сгнивших фруктов. Рядом виднелся пузатый стакан из тонкого стекла, где уже давно умерла даже плесень. Возле него — пустая бутылка. На диванах валялась одежда: небрежно брошенный сюртук Пожирателя и магловская куртка с дурацкой надписью на спине.

На маленьком столике у одного из диванов пепельница хранила наполовину истлевшую сигарету, словно хозяин был вынужден оставить её в спешке. Всё здесь будто замерло в ожидании возвращения владельца. Как будто он просто вышел на пару минут, но вот-вот вернется и оборотню точно не поздоровится.

Двери по периметру зала были распахнуты настежь, словно тот, кто их открывал, просто ненавидел замкнутые пространства. Люпин не собирался заходить в каждую, к тому же не понимая толком, сможет ли вообще вернуться обратно. Этаж наверняка был скрыт магией, засбоившей от манипуляций по уничтожению древних ловушек.

Однако одна комната его звала особенно громко. На пути к ней он даже не заметил вполне приметный диван и упал на него, подняв облако пыли и почувствовав терпкий запах железа, знакомый каждому зельевару. Если проводить много времени у котлов — он просто въедается в кожу.

Быстро вскочив на ноги и оглядевшись, будто и вправду ожидая визита покойника, Ремус обогнул мебель и зашагал к спальне, которая словно манила его тихим, но настойчивым шёпотом. Здесь, в полумраке, всё кричало о прошлом, застывшем во времени. На кровати со смятыми черными простынями из шелка валялась какая-то книга, коих было немеряно везде. Открытый ящик трюмо был под завязку заполнен галеонами. А на письменном столе валялась гора колдографий, вывалившихся из щедро украшенной камнями шкатулки.

Ремус бы первым делом кинулся к столу, если бы не колыбель у окна, а именно к ней и был прикован его взгляд весь путь из гостиной сюда.

Все еще не отрывая глаз от предмета, он вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться. Колыбель с нежным цветочным узором казалась чем-то чужим и нелепым в этой обители тьмы. Наконец, утихомирив стук сердца, Ремус заглянул внутрь, опасаясь увидеть в ней тлен.

Но в ней валялась лишь странная полосатая тряпка, похожая на кусок робы из Азкабана, и бутылочка, содержимое которой сгнило и испарилось точно также, как и алкоголь в стакане на столе.

Понимая, что не может стоять в изумлении вечно, Люпин сделал пару шагов в сторону письменного стола и взял в руки первую попавшуюся колдографию. На ней толпа магов в чёрных одеждах сгрудилась у знакомого входа в замок. Их было так много, что сложно было представить, как они помещались за тем длинным столом. Впрочем, то что это ближний круг Лорда оборотень не сомневался.

Он смотрел на явно забракованное изображение, ведь фотограф нажал затвор раньше, чем все выстроились в стройные шеренги. Но именно бурлящая на ней жизнь и привлекла внимание Ремуса.

Первым делом он отыскал Гарри по отблеску атласной ленты в волосах — тот усмехался, стоя на ступеньку выше за спинами Джиневры и Гиббона, державшихся за руки. Свободной рукой девушка поглаживала округлившийся животик и возмущённо закатывала глаза в ответ на слова юного министра, которые тот шептал ей на ухо. Гарольд обнял обоих, положив им руки на плечи, и выглядел не просто довольным, а даже счастливым.

Больше не надо было думать, что связывало красивую девочку и опасного старшего мага — конечно же, любовь. Она легко читалась в движениях и на лицах, а также в том, как серьёзный мужчина дотрагивался уже до жены, и в том, как она смотрела на него, когда он отворачивался.

Он узнал на фото многих. От молодого и красивого Торфинна или неожиданно приветливого Волдеморта в центре, указывающего нарядной Беллатрикс в пышном платье место рядом с собой. До самодовольного Люциуса, слепящего камзолом, перстнями и тростью даже сквозь объектив фотоаппарата. Малфой и немало других скоро погибнут, включая Амикуса Кэрроу и Эвана Розье, стоявших возле ещё моложавой и симпатичной Аллекто с распущенными до плеч волосами. А кто-то уже погиб ранее — и только маленькая часть из них выживет, чтобы похоронить остальных.

Не ускользнуло от внимания оборотня и отсутствие Северуса или Драко возле Гарри, а его отец и якобы друг оказались с противоположного края. Вместо них там шутил Барти, а хохотал над шутками Сивый, непочтительно толкавший министра в бок, чтобы тот отвлёкся от влюблённой парочки и оценил юмор товарища.

Множество воодушевлённых лиц Люпин просто не мог себе представить такими. Кто знал, что Рабастан Лестрейндж может нюхать ромашки в горшке на лестнице и светиться от удовольствия? А невменяемый садист Трэверс, погибший в схватке с Артуром, — улыбаться настолько по-доброму, что незнающий его маг мог бы пустить слезу по безвременно ушедшему бойцу самых что ни на есть светлых сил?

Оборотень не восхищался единением врагов, не любопытствовал просто так. Он стоял угрюмый и сравнивал. У светлой стороны были точно такие же колдографии, которыми они любовались долгими вечерами у камина. На них просто шутили и надеялись на чудесное будущее другие маги, но большой разницы Люпин не заметил.

В школе было детство, в котором не было места убийствам. Но детям никто не сказал, что нельзя победить армию врагов, используя один Левикорпус. Поэтому взрослея, они сами познавали эту горькую науку, прибегая к грязным приёмам.

Не так давно Волдеморт намекнул, что в гиене огненной, куда удивительным образом стремится душа Гарри, будут они все. Глядя на это фото, оборотень ярко представлял, как они сидят с Трэверсом у котла в загробной жизни и рассуждают о наиболее эффективных приёмах работы с Авадой. А почему бы и нет?

Со злостью откинув колдографию обратно на стол, он увидел на нём знакомые лица. А взяв в руки уже меньший снимок, рассмотрел трёх друзей на заснеженных ступеньках школы, где Драко был в меховой шапке, Рон умащивался рядом, а Гарри просто улыбался. Оборотень смотрел в зелёные и невинные глаза зла, ещё неопытного и непонимающего, каким умом и силой обладает по воле природы, и ещё раз убеждался, что шанс победить без войны и тысяч смертей был. Он всегда есть. Просто им никто и не подумал воспользоваться.

Уже уходя из комнаты, боковым зрением Ремус заметил необычную вещицу на прикроватной тумбочке. Как только оборотень сдул с неё пыль, прямоугольник заблестел гладкой зеркальной поверхностью, и он узнал в нём средство связи, которое повсюду таскают с собой маглы. Гораздо больший интерес вызвал у него листок возле этого предмета.

На нём аккуратным почерком министра были написаны цифры и магловский адрес. А внизу, с самого края, Гарри вывел уже не такими аккуратными, а скорее нервными буквами и другими чернилами имя «Мерида», и даже обвёл его несколько раз.

Невольно оглянувшись на колыбель, мужчина взял листок, сложил его и спрятал в нагрудный карман.

В последний раз окинув взглядом гостиную и комнаты, абсолютно точно принадлежащие знающему себе цену взрослому мужчине, Ремус осознал, что совершенно не понимает, когда же Гарри встал на путь служения Тёмному Лорду. Когда тот убил Лили? Когда поступил в школу? Или всё-таки, когда появился на свет?

* * *

Гиббон вцепился в Тодеуса мёртвой хваткой. Тот пытался вырваться и при этом случайно не прибить старшего. В стороне, глядя на это безобразие, нетерпеливо вздыхал Гарри, а Ремус был готов дать дёру, пока все заняты.

Сейчас он хорошо понимал сына, ведь и его желание не видеть своё прошлое и не рвать душу было не меньшим. Однако бездонные тёмные глаза младшего Лестрейнджа то и дело останавливались на нём и откровенно разглядывали, словно их владелец считывал намерения оборотня.

— Вам идёт чёрный цвет, — сказал он, когда они встретились. — И короткая стрижка. Давайте сегодня отправимся в Нору?

— Там постоянно проживает только один подходящий по возрасту ребёнок, и он уже учится в школе, — ответил Люпин. — Дочь Джорджа младше тебя, а сына Чарльза ты в классе видеть не захотел.

— Вы же сказали, я могу выбирать? — спросил мальчишка. — Или что-то изменилось? Подберите учебную программу для всех возрастов, раз уж заняли должность!

Вчера они направились к семейному дому Булстроудов, и по дороге Люпин разыгрывал из себя знатока истории. Он с увлечением рассказывал мальчишке, как труден был путь старшего из детей Уизли и чем он закончился. Жестикулируя, он красочно описывал огнедышащих драконов, которыми так ловко управлял Чарльз. Увлёкшись повествованием о храбром человеке, на миг он даже забыл, с кем разговаривает. Люпину казалось — его внимательно слушают все трое. Сын, шедший позади, пару раз даже что-то заинтересовано переспросил.

— Десять лет в Азкабане? — удивился мальчишка, когда они остановились перед двухэтажным домом с остроконечными чёрными башенками. Его брови резко сдвинулись, и он топнул ногой. — Уходим отсюда.

Гиббон впереди даже не сразу понял, что за ним никто не идет и оглянулся в растерянности. Однако мальчишка встал, как вкопанный и недовольно хмурился.

— Упустил этот момент, — извиняющимся тоном пробормотал он вскоре, решив объяснить своё поведение. — Стыдно в гости к такому... Остальные Уизли хоть не сидели?

— Артур отбывал наказание, но сбежал, — с плохо скрытым раздражением бросил Люпин. — Ты нам экскурсию всем устроить захотел или просто поиздеваться?

— А вы, учитель, всё же не забывайте, с кем разговариваете… — прошептал мальчишка так тихо, как только мог. — Маме пожалуюсь!

Тодеус выдохнул с облегчением. А у Ремуса внутри всё похолодело — будто ледяная рука сжала внутренности изнутри. Даже живот свело от напряжения.

Мальчишка не хотел стучаться к Чарльзу в дом: он дал тому своё обещание.

— Ну откуда я мог знать? — возмутился ребёнок, разводя руки, будто оправдывался перед целой толпой. — Я много читал, но не каждую строчку! Напишите его матери письмо. Захочет — пусть сына присылает. А нет — и не надо. Не хватало ещё таких принимать!

— Принимать тебе можно, кого сам захочешь, если это проигравшие, Гарри… — сказал Гиббон.

— Слышали, учитель? — победно воскликнул мальчишка. — Домой!

Ремусу тогда казалось, что земля уходит из-под ног. Или что Гарри разрежет его на части, стоит только обернуться к нему спиной. Но ничего не произошло. Оборотень даже начал сомневаться, может ли тело ребёнка демонстрировать настолько искусную актёрскую игру, а вскоре и вовсе успокоился.

Мало ли какие отголоски взрослой личности в нём живут?

На следующий день всё пошло строго по намеченному плану. Уизли заранее предупредили: Гарри придёт как ребёнок, ничего не помнящий о прошлой встрече, в сопровождении взрослых. Но даже в этом состоянии любое неприветливое слово в адрес покойного Гарольда Снейпа могло стоить им жизни. У спутников Гарри было прямое разрешение верховного правителя Англии немедленно применить силу.

Понятное дело, Уизли были не настолько глупы, чтобы проверять это на практике. По требованию Джиневры они даже убрали свою многострадальную курицу, чтобы не раздражала. Цель и дату визита, разумеется, им не сообщили — посчитали, что и так уделили достаточно внимания тем, кто его не заслуживает. Видимо, дочь забыла, каким гостеприимным может быть этот дом.

Бывшая жена мелькнула на заднем дворе и Люпин необдуманно произнес её имя. Тодеус тут же ломанулся в обратном направлении со словами поддержки в адрес опытных магов, которые прекрасно справятся с охраной Гарри и без него.

Удерживая парня за шкирку с полминуты и уговаривая не нервничать на глазах у ребенка, в конце концов Гиббон применил явно самый весомый аргумент:

— Если так хочешь стать Пожирателем Смерти, то учись не бояться, даже когда тебе страшно!

Наверное, еще страшнее было бы узнать, что сын умер. Тем не менее Люпин понимал, что Темный Лорд просто играет шахматную партию, пытаясь смешать фигуры, то есть магов на доске так, как необходимо ему, и ничего с этим не сделать. Он явно хочет обновить поредевший и постаревший ближний круг, на котором держится слишком многое. Спасти старого друга и сильного соратника, дав ему интерес к жизни. Зачем-то начал компанию по продвижению боевой магии чуть ли не среди младенцев. А о скольких его целях оборотень и не догадывается?

Помня о словах Гиббона о том, что второго Тедди точно не будет, он промолчал и не подал виду, что сердце треснуло пополам. Правда, в который раз пожалел, что не смог насладиться теми двумя годами, когда сын был только его, пах молоком матери и засыпал у него на руках. Забрал у него такое короткое, а попросту единственное счастливое время в жизни тот, кого он сейчас привел в дом друзей. Тот, кто продолжает крепко удержать его судьбу в своих, давно истлевших руках.

Тодеус вдруг собрался, словно в него умиротворяющее заклятие попало, кивнул и развернулся в сторону дома. Остальным за ним пришлось бежать почти-что в припрыжку.

Маги в черных одеждах, символизирующих новое время, тихо зашли в дом, где их уже ждали. Люпин с неприятным удивлением заметил, что Тонкс не только не догадалась уйти, но и осталась в своём истинном облике, будто напрашиваясь на неприятности. Он лишь надеялся, что Гиббон не захочет устроить арест на глазах у Тодеуса.

Когда они вошли, все присутствующие поднялись с дивана, а Молли вышла вперед и улыбнулась.

— Официальный визит? — спросила она, её голос звучал почти спокойно, но глаза выдавали беспокойство. — Чем обязаны?

По её напряженному лицу было видно, что причина посещения её волнует больше всего, и на Гарри за спиной Тодеуса она взглянула лишь мельком.

— Амадей Гиббон, представитель власти, — представился Пожиратель и выпустил в помещение метку Волдеморта, служившую документом и элементом устрашения для низов. — Магия освобождает!

— Магия освобождает… — проскрипела Молли. — Все знают, кто вы такой.

— Ну тогда начнем, — сказал Гиббон, прежде саркастично хмыкнув. — Ваши внуки приглашаются на внеклассные занятия по боевой магии и любой магии, если они младше одиннадцати лет.

— Куда приглашаются?! — Молли побледнела.

Гиббон не стал отвечать, а вместо этого протянул ей пергамент. Из документа внезапно показалось круглое лицо заместительницы Джиневры, и громкий голос прокричал:

«Именем великого Темного Лорда — единственного правителя магического Мира и Великой Британии — Роуз Уизли, Фред Уизли и Алиса Уизли приглашаются в класс профессора Ремуса Люпина для прохождения подготовительного курса «Боевая магия детям» или «Основ магического взаимодействия».

Питание и проживание великодушно оплачивает Казначейство Темного Лорда и Великой Британии. Не забудьте взять тапочки!

Подписи двух сторон обязательны!»

Вот тут все и уставились на Гарри со жгучей ненавистью и, понимая провал представления, Тодеус загородил его собой полностью. Однако тут же осознал нелогичность своих действий и выпихнул мальчишку на свет.

— Один ребенок у нас уже есть, — сказал он буднично. — Ваши подписи? Гиббон?

Пожиратель, настоящее имя которого Ремус узнал только что, с неодобрением уставился в пергамент. Его удивление было настолько сильным, что он даже позвал оборотня, чтобы им поделиться.

— Ремус? — вполне мирно сказал он. — Ты глянь!

Угрюмые взгляды переместились к оборотню и тот сделал шаг, заглядывая за плечо мага. В пергаменте появилась фамилия «Гиббон», как второго за Тодеусом ассистента. По всей видимости вопросы безопасности Гарри не давали милорду покоя.

Люпин не стал корчить из себя немого и сочувственно кивнул.

— Справишься, — сказал он.

Всего одно слово взорвало молчание. Ни его приход сюда, ни статья в газете — ничто так не возмутило магов той стороны, как короткое ободрение Ремуса, сказанное на самом деле беспощадному врагу. Сначала все ахнули, а потом пришли в движение. Флер заголосила, что не отдаст сына в лапы предателя. Джордж кричал, что дочери еще год до школы, а его жена тихо плакала, словно понимая неотвратимость события. Тонкс же просто молчала, не сводя осуждающего взгляда с Люпина и не узнав сына. Она, казалось, и в нем не узнавала человека, с которым делила когда-то одну жизнь.

— Тихо! — рявкнул новый ассистент и его лицо моментально ожесточилось. — Забылись, что ли?! Подписи!

Все опять замолкли, вспомнив, что не являются обычными магами даже среди проигравших. Если с остальными режим мог нянчиться и играть в справедливость, то самые ярые сторонники Дамблдора, конечно, находились в другой категории.

Да, о них вспоминали нечасто, но когда вспоминали — выбора ставить подпись или нет у них не было. По большому счету они всегда понимали, кому принадлежат их дети. Но одно дело понимать, а другое их отдавать, подписывая разрешение, словно контракт.

— Профессор? — позвал Гиббон. — Очнетесь, наконец? Ремус Люпин!

Пока оборотень был погружён в свои мрачные размышления, Амадей успел пройти к диванам, усесться и разложить пергамент на столе. Услышав своё имя, Люпин встрепенулся, за пару секунд преодолел расстояние до стола и молча поставил подпись министерским пером.

— Тодеус Крам, первый ассистент, подпись! — вдруг заорал Гиббон, словно из замка Салазара пропажу вызывал.

Он явно не желал оставлять парня в зоне душевного комфорта. А тот, судя по его спокойному виду, уже успел обрадоваться собственной неузнаваемости и рассматривал вместе с Гарри колдографии над камином.

Он подошёл к столу, избегая смотреть на кого-либо, кроме Гиббона, и размашисто вывел витиеватую подпись. Однако это ничего не изменило — все как смотрели на него, так и продолжили это делать. Молчание становилось таким гнетущим, что кто-то должен был что-то сказать.

— Подписи, дамы и господа, смелее! — сказал Тодеус, решившись. — У нас много дел, да Гиббон?

— Ну почему же? — спросил мужчина, якобы удивленно. — На пять минут можем и задержаться, в такой прекрасной компании…

Ремус усмехнулся под ноги, признав, что Пожиратель был бы хорошим отцом. Сейчас он хотел провести парня через его страх, чтобы тот развязал этот узел, и такое желание помочь было искренним.

— Я тесты сдавать должен… — прошипел Тодеус, чуть не плюясь ядом. — Помнишь?!

— Тесты сдавать, да… — согласился Гиббон с покорным видом. — Мне!

Тонкс отошла от стены, осознав, что странный враг дает ей пять минут. Ремус подтолкнул в её сторону сына, и сделать это было нелегко, но парень набрался смелости и пошел сам. В это время маги, кто плача, а кто нет, ставили свои подписи. Гарри же глаз не отрывал от Тодеуса, а Молли Уизли не отрывала глаз от Гарри.

По сравнению с сыном Тонкс казалась маленькой и слабой. Она протянула худую руку и погладила его по щеке. Парень молчал, сцепив зубы. Ремус понимал, что он впервые видит её в осознанном возрасте и не испытывает никаких чувств. Может только немного злится, обвиняя в том, что та его оставила. Впрочем, оборотень сильно сомневался в искренности этой эмоции, которую сын иногда показывал и ему.

У парня действительно была хорошая жизнь без невзгод, где его все любили, даже враги родных родителей, и где он после смерти крестного был свободен выбирать путь, словно ветер. Однако самостоятельно выбрал путь солдата, нарочито демонстрируя свои силы каждому в школе. Сегодня Люпин начал догадываться, что мечта парня стать Пожирателем родилась не вчера, и он лелеял её долгие годы. Впрочем, мужчина надеялся, что Тонкс об этом никогда не узнает.

Когда они вышли из дома, оборотень решил нарушить молчание:

— Что ты ей сказал?

Тодеус пожал плечами, крепче сжав руку Гарри.

— Правду, — пробормотал он. — Хотел соврать, но… сказал правду.

— Это хорошо, — мягко заметил Люпин. — Верно?

— Да, Тодеус, — вмешался Гиббон, но его голос был неожиданно обеспокоенным, — это точно хорошо?

Парень замялся, а затем выдавил:

— Не знаю, но я сказал, что желаю ей счастья. Чтобы она жила спокойно, как и я. Понимаете?

Внезапно Гиббон резко развернулся к Норе и протянул в ту сторону руку, затем закрыл глаза и выдохнул. Прошла всего секунда, и на заднем дворе маги увидели свет от заклятия, а Тодеус что-то почувствовал.

Он изо всех сил закричал:

— Ма-а-а-ма…

После чего бросился вперед, и Гиббон хотел рвануть за ним следом, но Гарри схватил его за руку и отрицательно покачал головой, начав что-то быстро и горячо говорить. Это было последнее, что Люпин заметил боковым зрением, потому что уже мчался за сыном, не разбирая дороги.

Добежав до него, он увидел парня на коленях у тела Тонкс. Женщина вышла через кухню и убила себя смертельным заклятием, доказав всем, что это возможно. Большой и сильный парень рыдал над измождённым телом матери и просил у неё прощения, просто захлёбываясь.

Ремус пошатнулся и упал на колени, посмотрев на чистое небо, а затем медленно повернул голову туда, где остался стоять Гарри, но там уже никого не было. Ему захотелось разорвать проклятое чудовище на куски, ведь он даже не сомневался — кто здесь главный убийца. Однако его отвлекли другие, писклявые всхлипы, и оборотень с удивлением понял, что это невесть откуда взявшийся Перси бормочет слова извинения Тодеусу, который его просто не слышит.

За что же он извиняется?

Поднявшись на ноги, маг обошёл тело женщины, похлопав Тодеуса по спине и сжав его руку. Парень даже ответил, сжав отцовскую в ответ. Затем Ремус зашёл в дом.

Обезумевшая Молли выла где-то в тёмном углу кухни, по гостиной метался Билли, чуть не вырывая на себе волосы, а на первой ступеньке лестницы сидела очаровательная Роуз в небесно-голубом платьице. Она теребила толстую рыжую косу и следила за дядей. Девочка единственная заметила Ремуса и улыбнулась.

Тот присел к ней на ступеньку и ласково заговорил:

— Привет, козявка, давно не виделись. Какое у тебя шикарное платье, как у принцессы! Принцесса расскажет мне, что случилось? Дядя Перси сделал что-то плохое?

Роуз потянулась к Люпину и громко зашептала:

— Мы на втором этаже с ним сидели, а он потом спустился и накричал на Тонкс.

— И что он кричал? — тихо спросил Люпин, чувствуя, как сердце стучит сильнее.

— Что она родила готового Пожирателя и зря боролась, — ответила Роуз, её щёки порозовели от смущения. — Ну… ещё плохие слова говорил. А потом я услышала, как все закричали. Но по-другому. С ней всё хорошо?

Люпин хотел задать ещё вопросы, но его прервал осипший голос Тодеуса:

— Она совсем малышка, не надо… — сказал он с укором. — Красивое платье, Роуз.

Парень развернулся, и его широкая спина скрылась в темноте. В последний момент Люпин увидел в огромном кулаке сына волшебную палочку и понял: прямо сейчас произойдёт то непоправимое, что навсегда изменит жизнь Тедди.

Он вскочил, собираясь ему помешать, но прямо сверху на него налетел Джордж. На подмогу ему, выяснять отношения, бросился Билли. Чтобы откинуть их, Люпину понадобилось мгновение, ведь он действительно был отличным боевым магом. Впрочем, мгновение — это слишком долго для Тодеуса.

— Тедди, нет! — заорал Люпин и бросился за сыном.

Однако успел заметить только тонкую полоску заклятия, быструю, как молния. Он видел ещё более искусную и быструю — ту, что принадлежала руке Гарольда Снейпа. Но эта была для него самой страшной.

Перси был мёртв. Как и Тонкс.

Больше он ничего сыну не кричал, а просто положил руку на плечо своему единственному ребёнку.

Двор заполонили Стражи в мундирах. Кто-то накрывал тела в ожидании колдомедиков. Внезапно посреди двора появилась Белла. Она осмотрелась и, ничего не сказав, крепко прижалась к племяннику. Сделать то же самое до ужаса захотелось и Люпину.

Он подошёл к ним и погладил сына по голове. Парень словно почувствовал желание отца, и они впервые крепко обнялись. Обошлось даже без реплик его тётки — она просто хмыкнула и отвела взгляд.

Оглянувшись, оборотень заметил, что на их троицу смотрит злая и белая, как мел, Молли. Махнув рукой сыну, собиравшемуся отправиться с теткой домой, и получив в ответ даже два взмаха — от Беллы и Тодеуса — он сделал шаг по направлению к женщине, но передумал.

Он тоже пострадал, а его сын сегодня разорвал душу. Люпин устал всех прощать — у него закончились на это силы. Маг и сам не заметил, когда с ним такое произошло: то ли тогда, когда его высмеяли за нежелание вести детей на бойню, то ли когда сказали, что он больше не нужен, то ли сейчас — когда Перси вслух озвучил мысль, которую тайно разделяли все.

Ремус хотел домой — в замок Салазара. Там от него не ждали чудес добродетели и даже здоровались в коридорах. Враги становились всё более близкими... врагами — с каждым прожитым днём. Кто знает, может, когда-нибудь они и поймут друг друга. А может — просто убьют. Но сейчас было ясно одно: видеть и жалеть Молли он не хотел.

Женщина подошла вплотную сама и не мигая уставилась в глаза Ремуса.

— Никто из них не изменился. Они такие же, как и двадцать лет назад, — произнесла она тихо и с нескрываемой злостью. — Меняешься ты, Ремус! Мечтаю больше никогда тебя не увидеть…

* * *

В прихожей раздался грохот, сопровождаемый парой совсем не магических ругательств, вперемешку с проклятием.

— Что это?! Я чуть пятку не вывихнул! — раздался раздражённый голос, полный возмущения.

— Ящик с бутылками, милорд… — виновато пробормотал Гиббон.

Молчание, которое послужило ответом на признание Пожирателя в злоупотреблении алкоголем говорило скорее об обеспокоенности, чем о равнодушии.

— Веди! — рявкнул мужской голос.

— Проходите, — отозвался Амадей. — Гарри, к тебе гость.

Гость брюзжал, пропихиваясь на заваленную утварью кухню, где точно жил одинокий человек, и где шикарная дубовая мебель давно покрылась пылью и не использовалась.

— Тебе надо жениться, друг мой! — заметил гость, оглядев хаос вокруг.

— Она замужем, — сухо заметил Гиббон. — Давно.

— Ох, не напоминай… — простонал Темный Лорд, драматически закатив глаза. — Я его на прошлой неделе в Министерстве встретил — зуб до сих пор болит, клянусь!

Гиббон и Гарри усмехнулись — милорд не просто шутил, он делился пережитым с друзьями, слегка преувеличивая и при этом будучи честным.

Наконец, тёмный маг в идеально сидящем костюме-тройке плюхнулся на кухонный табурет, но почти сразу начал нервно ёрзать.

— Гиббон?

— Что, милорд?

— Могу ошибаться… но кажется, я прилип.

— Это, наверное, джем… — пробормотал Гиббон, пытаясь скрыть смущение.

Темный Лорд громко и возмущённо вздохнул раза три, но затем, расстегнув пиджак, всё же успокоился. Он машинально смахнул с грязной скатерти крошки, положил руки на стол и серьёзно посмотрел на виноватые лица перед собой.

— Знаете, откуда я прибыл? — спросил он с намёком на важность момента.

— Слышал, что из Гренландии… — осторожно предположил Гиббон.

Темный Лорд, глядя куда-то в сторону, согласно кивнул.

— Не так просто было уговорить маглов начать бурить скважину к центру Земли, — заговорил он с усталостью в голосе. — Ещё сложнее — организовать сотню магов в роли обслуживающего персонала проекта. Не говоря уже про бесперебойный источник водного охлаждения.

Он сделал паузу, давая слушателям время осознать услышанное, и затем продолжил:

— Долохов у нас там главный инженер — автор этого чуда. Живёт возле установки в магловском строительном вагончике, чтобы не пропустить нужный нам горизонт. Зарос, как дикарь. Кричит, что готов маглами отобедать. Гарри, ты же понимаешь, о каком источнике речь?

— О важном, — ответил мальчишка, не поднимая глаз. — Я ж его и нашел…

— Правильно, Гарри! — обрадованно подтвердил милорд. — Нашел ты, а отдуваются другие. А знаешь, что я думаю, когда в такое важное время получаю донесение о двух трупах в Норе? Один из которых — твоё творение, а другой — не твоё?

Угрюмый и насупленный Гарри молчал и оправдываться не спешил.

— Я думаю — а где это?! Салазар тебя побери!

Темный Лорд замолчал, будто что-то вспомнил, и после паузы обратился к Пожирателю:

— Мы там все засветились, собери новеньких и кого-то из ближних. По-тихому приструните местных Хранителей.

— Протестуют?

— Кричат, что мы делаем хуже, — ответил милорд с едва сдерживаемым раздражением. — И не забудь перекрыть туда путь! Всем!

— Выполню, милорд.

— И ещё маглов этих… как их? Экологов! Или Драко попроси — он мастер решать такие вопросы. Решите с ним, как будет лучше…

Гиббон кивнул, а затем перевел взгляд на Гарри, и Темный Лорд также обернулся к нему.

— Не сидится тебе, да? — спросил он мягко, но не скрывая недовольства. — Понимаю, твоё тело сейчас как клетка с раскалёнными прутьями, но поэтому я тебя в ней и запираю. Сумасшествие никого не красит, даже сильнейших…

— Долго ещё? — почти грубо поинтересовался Гарри, глядя исподлобья. — Больше не могу, Томас!

— Ты и я — мы привыкли быть на вершине, — прошептал милорд, наклонившись к нему. — А на вершине — значит над бездной. Надо быть осторожным, чтобы не упасть в неё, а ты так делал не раз... Потерпи ещё год. Если продлевать откажешься, больше я тебя мучить не стану.

— Не могу терпеть… — пробормотал Гарри и его голос дрожал от напряжения. — Злят все, так и хочется наброситься на кого-нибудь. А ещё тело болит…

— Ты поэтому убил? — спросил старший маг, а его глаза застыли, будто пытаясь понять.

— Нет, я могу сдерживаться! — воскликнул Гарри. — Перед смертью узнал, что Тонкс знала о нападении на дом Гойлов. Тогда не успел проверить — сами знаете почему... А сегодня времени мне хватило. Она отвлеклась на Тодеуса и не заметила!

Он замолк на мгновение, сжав губы в тонкую полоску, но Темный Лорд промолчал, внимательно наблюдая за ним.

— Это был чей-то заказ, — продолжил Гарри. — Со стороны, но не Невилла, понимаешь? Распрекрасная мразь не погнушалась анонимной наводкой и направила на смерть своих же, чтобы пощекотать нам нервишки! — он ударил кулаком по столу, и звук удара эхом прокатился по комнате. — Я только подтолкнул её исполнить своё желание, а Перси подтолкнул произнести свои мысли. И знаешь что? Они справились лучше, чем я думал!

Смазливое лицо ребенка перекосилось от ненависти и в его детских чертах проявилась взрослая и разозленная личность.

— Донесение, которое якобы не отправили, оно было вручено, — сказал мрачный Гиббон, уставившись в стол. — Осталась копия, ищем оригинал. И милорд… не ругайте Гарри. Он помнит мою боль, сам пройдя через страшные вещи…

Темный Лорд, казалось, даже испугался таких слов и приложил руку к груди, открещиваясь от предположения Гиббона.

— Я ругаю?! Амадей, да ты что! Не ругаю я его и даже верю, что вы распутаете этот клубок... А если б мог, то встал и хлопнул тебя по плечу, но я правда прилип!

Все трое дружно рассмеялись, и напряженная атмосфера неприятных воспоминаний и несбывшихся надежд исчезла, уступив место странному чувству единения и лёгкого покоя.

— А домовик? Его почему нет? — спросил Гарри. — Тоже все замужем?

— Смешно, Гарри! — усмехнулся Пожиратель. — Их нет, потому что они много шпионят и легко ломаются на допросе. Знаешь, как?

— Знаю! — ответил мальчишка. — Мы там были вдвоем, забыл?

— Точно… — произнес Гиббон и хлопнул себя по лбу. — Дружище, как же тебя не хватает…

— А что Крам? — внезапно вспомнил милорд. — Ты его подтолкнул? Или он сам?

— Тодеус? — переспросил мальчишка. — Конечно же сам, не сомневайся. Когда он был маленьким, то я ему обещал, что он станет Пожирателем, если будет смелым. Парень этого не забыл, представляешь?

— Это теперь его мечта, — сказал Гиббон милорду. — Может, есть шанс?

— Сделать исключение? — задумчиво протянул Темный Лорд. — Пусть старается. Возьми его с собой в Гренландию. У нас есть места, но только для тех, кто отдал жизнь борьбе. Именно поэтому они у нас и есть. Может, еще передумает…

Шумно вдохнув воздух, милорд вновь повернулся к Гиббону.

— Падалью воняет, — заметил он. — Не хочу знать больше, просто напомню тебе — за аренду ячейки в казначействе Министерство платит хорошие деньги.

Пожиратель кивнул, а с милорда мгновенно слетела вся несерьезность. Его взгляд, обращённый к Амадею, был полон беспокойства.

— Когда-то давно я подумал, что ваши душевные раны не имеют значения и никогда меня не коснутся, но почти сразу понял, что ошибался…

Он поставил локти на стол и молча пригласил остальных присоединиться. Маги сцепили руки в замок, погружаясь в молчание. Им не нужно было произносить громких клятв — эта тишина и была клятвой. Её они давали снова и снова: на полях сражений, в мрачных темницах, скрываясь в подвалах, умирая и возрождаясь. Жертвуя всем ради чистой магии — от семьи и детства до собственных душ.

Главный маг не читал в этот момент заклятий, не строил планов. Он просто держал руки верных товарищей, пытаясь успокоить их сердца и убедить, что всё будет хорошо. Когда-нибудь обязательно будет...

Дом, в который пришёл Гарольд Лестрейндж, покинули две души. Джиневра уже на следующий день передала Люпину решение о переносе занятий на лето, когда трагедия перестанет вызывать столько слухов и сплетен. А пока Пророк захлёбывался кричащими заголовками: «Двойное убийство в проклятом доме» и «Предательницу интересов Тёмного Лорда настигла расплата».

Тодеуса из дома Беллы забрал лично Виктор Крам с супругой. Подписанное им разрешение гарантировало безопасность несовершеннолетнего в новом месте, но боль и вина парня оказались такой сильны, что магия сама аннулировала подпись опекуна и официального родителя сразу после того, как Тедди увидел мёртвую мать.

Впрочем, сын горевал дома недолго, и уже через пару дней сбежал из школы безо всяких бумаг и разрешений. Учитывая, что за ним не пустилась погоня, а по углам шептались о событии с усмешкой, Ремус понял, что он с Гиббоном и Джиневрой, отправившимися на задание в тот же день.

Люпин понимал, что Виктор бессилен против нового мирового порядка, особенно если сопротивляться не желает сам Тедди. В этом не было никакого смысла, но было много горя. Его ощущал сам Ремус, понимая, что и Крам сейчас чувствует горе не меньшее.

Впрочем, получив временную свободу такой ценой, оборотень не знал, что ему с ней делать. И даже не знал, свобода ли это?

Он стал смелее перемещаться по замку, открывая его странные тайны. В боковых башнях этажей оказывалось то больше, то меньше, а переход из одного коридора нередко приводил в совсем иное место. Однажды Люпин неожиданно материализовался в кабинете секретаря Волдеморта. Аллекто сидела за маленьким столом с изящно изогнутыми ножками, укутанная в тёплый вязаный платок. Она сортировала корреспонденцию: летающие пергаменты бесшумно занимали ячейки, встроенные в стены по периметру. Женщина подняла голову и бросила на него мрачный взгляд.

— Только уходи так, как пришёл, Люпин, — проскрипела она голосом, будто с примесью песка. — В школе дверь не закрывается, здесь все хлопают. Холодно!

Люпин был бы рад уйти, как пришел, если бы сам знал, как он это сделал. А потому всё же выскользнул в дверь под её вопль возмущения.

Однако больше в этом оплоте темных сил он никому не мешал. С ним все также здоровались, признавая существование, а Крауч один раз даже рукой издалека махнул, занятый разговором с какой-то ведьмой. Оборотню было всё равно, скажет ему «привет» очередной враг или забудет. Он был бы рад не видеть эти до боли знакомые лица. Тем не менее ему здесь жить, а жить запертым в комнате не самый лучший вариант из возможных.

Однажды он набрался храбрости и остановил спешившего к выходу Яксли. Тот обернулся с дежурной улыбкой:

— Да?

— Могу я перемещаться? — кратко спросил Люпин. — Не только к Гарри? Один? Или меня разорвёт в водовороте на части?

Яксли удивлённо вскинул брови:

— А я-то думаю, чего ты камни в коридорах исследуешь! — воскликнул он. — Кандалы ж не гремят, Люпин? Значит, можешь перемещаться, не нарушая условий милорда.

Он опустил голову и посмотрел на кольцо с Нагайной.

— Ты сам должен знать, что тебе запрещено, — добавил он. — Но путь к замку ты никому показать не сможешь. А попытаешься — вот тогда разорвёт. Всех. Хорошего дня!

В тот день Люпин ощутил, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. На уроке с Гарри он был особенно красноречив. Ходил кругами вокруг мальчишки, сидящего среди разбросанных газет, и объяснял, что в бою важна гибкость — нельзя стоять, словно статуя. Он показывал, как регулировать силу отбрасывающего заклинания, объяснял каждую деталь — и говорил, не останавливаясь.

Затянутый в чёрное с ног до головы — даже в рубашку — ребёнок внимательно следил за каждым движением Люпина. Сердце у него екнуло, когда он заметил тёмное пятно на стуле, но спорить со вкусами матери не входило в его обязанности. Волдеморт поручил ему тянуть ребёнка к жизни, пробуждать к ней интерес — и когда Гарри задал странный вопрос, оборотень даже обрадовался.

— А у вас тоже учат убивать? — спросил ребёнок.

— А кто тебя учит убивать? — осторожно уточнил Ремус.

— Просто спросил… — отозвался Гарри, не поднимая глаз.

Оборотень удивился не зря: до одиннадцати лет такому не учат даже в семьях Пожирателей. Иначе — не факт, что ребёнок не сойдёт с ума или не заболеет. Тем не менее тема «той стороны» мальчишке была интересна, и Люпин ударился в получасовой экскурс, объясняя, что другим детям нельзя не то что использовать тёмную магию — им вообще запрещено пользоваться любой магией до поступления в школу.

— А как они доживают? — перебил его Гарри. — До одиннадцати лет — и без магии?

— Они живут в мире магии, с родителями… Магия всегда рядом, Гарри.

— Да, магия рядом. Она освобождает, — задумчиво произнёс мальчик. — Давайте заканчивать.

Резкий конец урока по просьбе своенравного ученика был привычным. Люпин с облегчением выбрался из подземелья, оставляя за спиной мрак и сырость. Но стоило ступить на лестницу, как страшное озарение чуть не сбило его с ног. Он даже не стал бежать — чтобы не терять драгоценную секунду — а переместился обратно.

Там, посреди тишины, Гарри уже приставил палочку к своей голове. Выбив её из рук мальчишки, по абсолютно спокойному лицу которого текли молчаливые слёзы, он сам упал на четвереньки и чуть не заплакал.

То, что ранее казалось высокопарными и не всегда понятными словами — про слабый интерес к жизни — оказалось жуткой реальностью. Никто не желал смерти Гарри сильнее, чем он сам. И никому так отчаянно не было нужно, чтобы он жил.

Мгновение отделяло Ремуса от собственной гибели и кровавой расправы над всеми, кто был ему дорог.

Дрожащими руками он поднял палочку и спрятал её за пазуху. Не сказав ни слова, встал и, шатаясь, покинул комнату. На ватных ногах Люпин отправился искать Беллатрикс. Он не мог выкрикнуть её имя — слишком сильно дрожал от волнения. Просто открывал одну дверь за другой, пока, наконец, не нашёл её в будуаре у зеркала.

Она дёрнулась, увидев Ремуса в отражении, но по его лицу поняла, что он пришёл не убивать её — и что сам вот-вот умрёт от охватившего его ужаса.

Люпин приложил палочку к её груди, стараясь говорить ровно:

— Забирай. Это был очень плохой подарок. Очень...

Беллатрикс взяла палочку, но её руки задрожали, и она едва не рухнула, опираясь о стену.

— Он жив, — тихо произнёс оборотень. — Но теперь я буду жить с вами. Это не обсуждается.

Не раздумывая и не задавая вопросов, Беллатрикс бросилась вниз по лестнице, а оборотень присел на пуфик и прошептал:

— Ублюдки…

Он вложил в это слово всю свою ненависть — к Волдеморту, дёргающему за ниточки не только мировых процессов, но и таких мелких марионеток, как он сам. И, конечно же, к Гарольду — его наследнику и ученику, равных которому по ублюдочности не найти.

Сквозь пелену злости пробивалась ещё одна мысль, от которой кровь стыла в жилах. Если его желание уйти так часто побеждает разум — разве он сможет ему помешать?

На следующее утро Люпин с почти театральной энергией распахнул портьеры в спальне Гарри, улыбаясь так широко, что сводило челюсть.

— Доброе утро, Гарри! Сегодня ветра нет, давай полетаем?

Беллатрикс, воркуя, вошла следом, неся поднос с угощениями:

— Сынок, печенье? Твоё любимое, шоколадное!

Мальчишка переводил взгляд с воркующей матери с подносом — на ошалело радостного Люпина, и обратно.

— Да вы издеваетесь! У меня просто голова болела! Почему вы мне не верите?

Белла не верила — потому что сама вложила эту мысль в голову сына, потревожив его сознание минимально и не решившись на кардинальные действия. А Люпин не верил, потому что знал и о вмешательстве, и о том, что это неправда.

Впрочем, их позитивный настрой не сработал: мальчишка укрылся с головой под одеялом, Белла осталась с сыном, а Ремус прошёл в своё новое временное жилище.

Комната — в противоположном конце дома от спальни Беллы и через стену от спальни Гарри — давила на Ремуса потрёпанным богатством: массивной мебелью, пыльными вазами и эмблемами Волдеморта на всех поверхностях, вплоть до фарфоровых чашек в серванте. Здесь, на обитых малиновым шёлком стенах, висели не только картины, но и семейные колдографии.

Однако молодая Беллатрикс, как и Рудольфус, пробуждали не интерес, а липкий страх: степенные, в красивых одеждах или в мантиях, с друзьями в зале Хогвартса. Они дрались за своего кумира, не жалея не только других, но и себя. Едва ли они представляли, что скоро окажутся в Азкабане — и что в этом доме колдографии станут единственным местом, где они будут по-настоящему жить.

Ремусу казалось, что его ждёт нечто похожее. Сидя на кровати в доме Лестрейнджей, он ощущал эту мысль почти физически. Усмехнувшись, он вообразил себя в роли защитника Волдеморта, сражающегося, чтобы избежать темницы, — и понял, что постепенно теряет рассудок.

— Убей его!

Люпин не встал, а буквально скатился с кровати — настолько напряжены были его нервы. Ударившись лбом о пол, он сразу понял, кто говорит. Пустой портрет напротив, казавшийся раньше безжизненным, ожил. В позолоченной раме появился юный Рудольфус в мантии Слизерина. Хмурый, угловатый, он непрерывно поправлял свои прямые волосы, падающие на плечи.

— Убей его!

— Справедливости ради, Рудольфус, ты не лучше, — заметил оборотень, потирая ушибленный лоб. — Он не хотел тебя убивать, а ты хотел. Свою плоть и кровь, хоть и не душу…

— Не защищай его! Убей его!

Люпин внимательно посмотрел на портрет, поражаясь этому обвинению. А ведь действительно — защищает. Кого? Самого страшного тёмного мага на свете? После Волдеморта, конечно. Но почему-то оборотень был уверен, что с годами Гарри станет сильнее.

— Так вот почему портреты внизу спят? Чтобы ты не кричал это на ухо сыну? Захочешь тут жить, как же…

Вздохнув, мужчина прикрыл портрет, чувствуя, что действительно может сойти с ума, если не предпримет хоть что-то. Извлекая из нагрудного кармана сложенный листок с адресом, Ремус решился. Возможно, там он найдёт разгадку колыбели — и хотя бы попытается повлиять на ход событий, вместо того чтобы просто плыть по течению.

Попасть точно по указанному адресу оказалось сложнее, чем казалось на первый взгляд. Кобхэм — небольшой городок в графстве Сюррей — быстро дал ему почувствовать себя чужаком. Люпин надел свой старый костюм, надеясь затеряться среди маглов, но, оказавшись в районе, где обитали богачи, понял, что его скромный вид привлекает куда больше внимания, чем хотелось бы.

После того как из проезжающей машины ему протянули купюру, Ремус решил не испытывать судьбу и прибегнуть к магии. Использовав заклятие невидимки — не делающего мага буквально невидимым, но превращающего его в фигуру незначительную для маглов, — он пошёл по зелёной улице уже гораздо смелее. Теперь жильцы шикарных домов видели в нём смутно знакомого соседа, электрика, садовника — кого угодно, но только не незнакомца в странной одежде.

Остановившись возле почтового ящика с нужным адресом, Ремус уставился сквозь ворота на двухэтажный особняк с пристройками по бокам, колоннами у входа и широкой подъездной дорогой, ведущей через ухоженный газон. Белые ставни, идеально подстриженные кустарники, бассейн, видневшийся на заднем дворе, — всё выглядело таким магловским, таким дорогим и презентабельным.

Что тут мог забыть Гарри, на дух не выносивший магловский мир? Возможно, дом только ширма? Или какое-то исключение?

Понимая, что стоит и пялится в листок с адресом неприлично долго даже для «незначительной» личности, оборотень чуть было не запаниковал, когда возле него остановилась красная машина без верха.

— День добрый! К нам? — раздался бодрый, слегка прокуренный голос. — Вы ведь новый... этот, нейропсихолог? Садитесь, мистер!

Утвердительно кивнув полному мужчине в бледно-голубом костюме и с увесистой золотой цепью на шее, оборотень сел на переднее сиденье машины, осторожно закрыв дверь.

Когда машина подъехала к дому, Люпин уже собрался с мыслями и приготовился играть роль загадочного «нейропсихолога», хоть и понятия не имел, что это вообще значит.

— Мистер Стаббс, я сразу вас узнала! — с радостным криком на порог выбежала пышнотелая блондинка в короткой юбке и на высоких каблуках. — Смотрю, стоите, не звоните. Адрес неправильно записали? Бывает, бывает… А где же вы припарковались? Ну, заходите!

Не дожидаясь ответа, женщина развернулась и направилась в дом, приглашающе махнув рукой.

— У вас такие рекомендации… Мы так ждали, — продолжала она, поднимаясь по белой деревянной лестнице на второй этаж и увлекая Ремуса за собой. — Оливия, детка, мы к тебе!

Разочарование оборотень скрыл и зашёл в детскую комнату с улыбкой на губах, но что делать и где искать некую Мериду дальше — не представлял.

Очень худой темноволосый подросток с короткой мальчишеской стрижкой сидел в кресле перед коробкой, где мелькали изображения — по всей видимости, магловский фильм. Она не поздоровалась, смотрела настороженно, но мимо гостя — и вовсе не выглядела приветливой. А когда Ремус всё же поздоровался первым, девочка с силой начала стучать по столешнице костяшками пальцев, отбивая резкий, быстрый ритм.

Блондинка попыталась убрать руку подростка со стола, но чуть не поцарапала её длинными красными ногтями и затею оставила.

— Она теперь так волнение демонстрирует, — сказала она извиняющимся тоном. — Раньше такого не было. Как считаете, это регрессия?

Оборотень считал, что его сейчас просто обязана испепелить молния и настичь пару проклятий. Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда — он только что понял, что нейропсихолог — это какой-то магловский врач, а девочка, похоже, серьёзно больна.

— Не обязательно… — протянул он многозначительно. — Возможно, новое проявление.

Внезапно женщина замерла, прислушиваясь, и оборотень уловил отдалённый писк. Она указала фальшивому доктору пальцем на потолок, где Ремус увидел маленький стеклянный шар — устройство, записывающее изображения маглов, — и тут же выскочила из комнаты.

— Даааддли-и-и-к! — заорала она. — Ты заказываешь пиццу перед обедом?!

У Люпина подогнулись колени, когда он понял, в чьём доме находится. Значит так, Гарри? Родная рубашка ближе к телу? Одних смываем в океан тысячами, словно мусор, а других селим в особняках?

— Мммм…

Девочка за столом замычала и перестала стучать. Боясь пошевелиться, чтобы не испугать её и не навредить, он думал только о том, как бы незаметно сбежать. Понимая, что штуковина под потолком его снимает, он осторожно коснулся палочки — и в механизме раздался лёгкий треск. Приготовившись наложить Обливэйт на подростка и просто удрать — зная, что родители вряд ли запомнят что-то, кроме внешности «доктора», — он прошёл к окну, намереваясь переместиться оттуда во двор.

— Оливия, сейчас в голове будет немного щекотно, и ты продолжишь ждать своего…

— Стойте!

Дверь распахнулась, и в комнату влетела запыхавшаяся девчонка с палочкой в руках. Она уверенно наставила её на оборотня и, двигаясь по комнате почти кошачьим шагом, медленно приближалась к подростку за столом.

— Стойте, я сказала! Не шевелитесь!

Люпин был бы только рад не шевелиться — от увиденного перед собой его начало колотить крупной дрожью.

— На сестру нельзя накладывать заклинания! Она сквиб и больна! И кто вы такой?!

Судя по грозному выражению её детского лица, она была готова запустить в него хоть чем-нибудь, лишь бы защитить сестру. Люпин не хотел делать ей больно — даже просто выбивая палочку из тонких рук.

— Просто ошибся адресом… Тебя как зовут? — тихо спросил он, стараясь говорить как можно спокойнее.

— Мерида.

— Какое красивое имя…

— Сестра выбрала, — буркнула девочка, не сводя с него напряжённого взгляда.

— Я просто ошибся адресом, Мерида, — повторил он, чувствуя, как от волнения кровь стучит в ушах. — Здесь рядом тоже маги живут.

— Где? — она сузила глаза, явно не веря ни единому слову.

— Ну… рядом…

— Врёте! — выпалила она и ухмыльнулась с вызовом. — Нет здесь магов, я проверяла!

Перед ним стояла хрупкая, высокая девочка в ситцевом платье в мелкий цветочек и белой обуви на толстой подошве. Рыжие волосы тяжёлой волной спадали на плечи. Бледные, едва заметные веснушки придавали её лицу нежность и беззащитность. А зелёные глаза с лёгким прищуром и густыми ресницами уже сейчас приковывали взгляд. В отличие от глаз её отца, а она точно была его ребенком, они прекрасно передавали эмоции.

Он узнал в ней маленькую копию Лили Эванс, и ни единой посторонней черты. По всей видимости природа пока оставила мать девочки за скобками, сосредоточившись на одной родственнице.

— Я ничего плохого не сделаю, Мерида, — тихо сказал он, стараясь говорить спокойно. — Опусти палочку. Или позови взрослых — мы разберёмся...

Девочка задумалась, её рука с палочкой дрогнула.

— Не хочу дядю расстраивать, — пробормотала она. — Хорошо ещё, что я у монитора сидела…

Внезапно Люпина осенило.

— Я учитель из Хогвартса! — радостно выпалил он. — Преподаю боевую магию. Хочешь, докажу?

Мерида громко вздохнула, закатила глаза и убрала палочку в передний карман. Затем она повернулась к сестре, нажимая что-то на столе.

— Спускайтесь в сад и уходите. Незаметно. В Хогвартс я не поеду, — отрезала она, уже спокойнее.

Ремус отыскал в карманах обрывок Пророка с колдографией бала и фрагментом статьи. Сам выпуск он давно разорвал на клочки, но этот кусок почему-то сохранил. Он насильно сунул его девочке в руки. Та со вздохом раздражения отошла от сестры и уставилась на изображение.

— Верю, — признала она и пожала плечами. — Мистер Риддл получился лучше, но вы тоже ничего. Передайте ему, что самостоятельное обучение идёт хорошо. И отсюда меня можно только похитить.

— Боюсь, это не так сложно, как ты думаешь... — сказал Ремус, стараясь улыбнуться.

Мерида метнула в него подозрительный взгляд.

— Мистер Риддл навещает тебя?

— Пару раз приходил, — неохотно ответила она, и было видно, что разговор начинает её утомлять. — Палочку подарил, книги... Говорил, что дружил с отцом. Приглашал в школу, но я отказалась. Мне и здесь хорошо.

На этих словах она взглянула на сестру, что-то царапающую на столе, и стало ясно, почему ребёнок отказался от волшебства и сказки, сделав столь взрослый выбор.

— Прямо так и отказалась? И он ушёл?

— Ну... Я спряталась в стиральной машине в подвале. Он меня быстро нашёл и долго смеялся, но ушёл, — призналась она, смущённо опустив глаза. — Всё равно уже поздно. Мне скоро двенадцать.

— Только не говори мистеру Риддлу, что отказалась из-за сестры, — тихо заметил Люпин, понижая голос, словно опасаясь, что их могли подслушать.

Мерида с недоверием посмотрела ему прямо в глаза. Помолчала, обдумывая его слова, затем коротко кивнула.

— Хорошо. Спасибо.

Она проводила его вниз по лестнице к воротам. Люпин, зачарованный утончённой красотой внучки Лили, решил не использовать магию для перемещения и пошёл с ней до ограждения. Его поразила эта девочка, которая заботилась о больной сестре больше, чем о себе.

Но заноза в мыслях не давала покоя. Уже почти покинув территорию поместья, он замешкался.

— Мерида, а Оливия... Почему она больна?

Девочка отвела взгляд и погрустнела.

— Так бывает со сквибами... Грязная кровь. Она живёт в своём мире. Вы не знали?

В тот же момент она протянула руку к шее и привычным жестом потянула за цепочку. Из-под воротника платьица показался золотой кулон в форме змеи.

— А как вы нас нашли? — спросила она уже с подозрением. — Отец перед смертью сделал так, что наш адрес ненаходим. Даже пиццу нам привозят в дом напротив!

Дочь Гарольда Снейпа не нужно было тянуть в мир чистой крови — она уже принадлежала ему с рождения. Судя по всему, кроме мистера Риддла, никто так и не предъявил прав на её душу.

— Ты соврала, Мерида, — с укором сказал Ремус. — Мистер Риддл приходил не пару раз.

— Простите… — пробормотала она, краснея. — Но секреты нужно хранить, если пообещала.

Она развела руками, словно извиняясь, но улыбалась так тепло, что ей можно было простить любой проступок. И что-то подсказывало Ремусу, что с таким серьёзным подходом к секретам мистера Риддла в будущем она совершит их немало.

Стоило ему отойти от ворот на несколько метров, как его схватили. Стражи скрутили руки за спиной и потянули в водоворот аппарации.

— Не дёргайся, — холодно предупредил один из них.

Через мгновение он уже стоял у входа в замок Салазара. Стражи отпустили его, а самый молодой толкнул в спину.

— Идите к милорду. Он ждёт.

Люпин почувствовал, как ноги налились свинцом, и понял, что может поплатиться за своё путешествие. Только теперь, в самом конце встречи, он осознал: дочь Гарри не живёт в неведении о мире вокруг. Значит, её дом мог быть напичкан сигнализациями, а проклятый кулон — иметь гораздо больше функций, чем казалось. С другой стороны, по коридору замка он шёл без оков, а значит — шанс был.

У самого входа в кабинет он встретил спешившего Долохова с отросшей бородой. Они обменялись взглядами — почти поздоровались. Самый обычный рабочий день подходил к концу. И Ремус надеялся, что не последний.

— Люпин! — воскликнул Волдеморт слишком приветливо, и тот сразу почувствовал, что за этим приветствием скрыта угроза. — Не помешал ли я твоему путешествию? Не прервал ли беседу слишком рано? Успел ли ты осознать, что мне этот визит не понравится?

— Милорд, — спокойно ответил Люпин. — Я действительно не знал, кого найду в том доме.

Темный Лорд нахмурился, и Ремус ощутил, как в его сознании что-то копошится. Нет, не копошится — роет котлован. Волна боли прокатилась по голове, заставив его застонать. Эти мучительные мгновения тянулись вечность, хотя на самом деле прошло лишь пару минут.

— Ладно, — наконец произнёс Волдеморт, немного смягчив тон. — Садись на диван. Не хочу смотреть, как ты ползаешь.

Ремус неохотно опустился на мягкую поверхность, всё ещё потирая виски.

— Вчера ты меня порадовал, догадавшись о намерениях Гарри, — продолжил Темный Лорд. — А сегодня — огорчил, решив навестить его дочь. Будем считать, что одно бьет другое и мы вышли в ноль. Скажи, ты нашёл записку в покоях моего друга?

— Да, милорд, — кивнул Люпин, хотя в его голосе слышалась усталость. — Наткнулся на вход в башне, по пути...

— Нет, Люпин, они вовсе не в башне, — перебил Волдеморт с ноткой раздражения, поднимаясь из-за стола. — Ну что, как тебе ребёнок? Прелестна, правда?

— Смелая, — коротко ответил оборотень. — Она останется на домашнем обучении?

— Её отец хотел, чтобы мы связали ей магию и оставили среди маглов. Так что это не домашнее обучение, а моя попытка поспорить с ним, — холодно ответил Волдеморт. — Я отправлю её в школу. На второй курс, под чужой фамилией. Перед этим она будет готовиться у тебя — в твоём подготовительном классе. Как тебе идея?

— Ей это не понравится, — сдержанно заметил Люпин.

— Что ей нравится или не нравится, я знаю лучше. Она росла у меня на глазах. Почти чистокровная волшебница. Её мать — одна из ваших. Помнишь? Рыжая, пышногрудая… вы её отправили шпионить? По чужим кроватям?

Люпин с трудом сдержал удивление, но образы вспыхнули ярко. Он хорошо помнил, как Тонкс привела ту девушку — чувственно красивую, с густыми, светло-рыжими волосами. От этих воспоминаний у него зашумело в ушах.

— А ты думал, они в Пожиратели просачиваются? — насмешливо бросил Волдеморт, замечая, как оборотень напрягся. — До сих пор не понимал, почему все ваши шпионы красивы, как на подбор? Люпин, да ты среди своих самый маленький, самый хороший…

— Она… жива?

— Шутишь? — ухмыльнулся Тёмный Лорд. — Пропала двенадцать лет назад. Сам догадайся.

За хрупким светлым ребёнком скрывались слишком мрачные тайны. Ремус едва сдержался, чтобы не поёжиться, понимая, какого рода открытия ждут Мериду.

— Девочка будет жить с Северусом?

— Под чужой фамилией — это точно не с дедом. Ему я не скажу. Нехорошо, да. Но что поделать — Гарри и этого для неё не хотел.

Ремус нахмурился, осмысливая услышанное.

— Но вы же знаете, что Мерида — копия Лили Эванс? Даже родинка на плече та же…

Молчание повисло тяжёлым грузом. Было видно, что Тёмный Лорд неприятно удивлён просчётом. Он сжал губы в тонкую полоску и закрыл глаза.

— У тебя есть фото? — спросил он наконец.

— У Дурслей должно быть.

— Хорошо. Пошлю кого-нибудь. Если всё так, как ты говоришь, она будет учиться как Мерида Снейп. Ничего. Выживет. Мы все должны уметь выживать.

Он махнул рукой, словно ставя точку.

— А теперь можешь быть свободен. У меня есть дела поважнее.

Люпин коротко кивнул и поспешил покинуть кабинет, облегчённо выдохнув, когда за его спиной с грохотом захлопнулась дверь.

* * *

Закутавшись в плащ, он шагал к административному крылу, отворачиваясь от дождя, который мелкими ледяными иголками бил по лицу. Ветер, разгулявшийся над океаном, то и дело налетал порывами, заставляя высокую фигуру сгибаться. Гарри не замедлял шаг и даже находил в этом своеобразное успокоение: холод остужал мысли, а к неудобствам он давно привык.

Проигнорировать донесение из Азкабана маг в здравом рассудке просто не мог. Тем более письмо напомнило ему, как много лет назад подобное получил Северус. Чтобы не пасть в собственных глазах, Гарольд собрался с духом — и отправился в крепость.

Уже подойдя к свету, льющемуся из открытой двери, он на миг задержал взгляд на небе. Полная луна освещала рваные тени башен, и это зрелище завораживало. В своё время ему пришлось покорять себе Азкабан вместе с дементорами. Теперь же, завидев его силуэт, местные маги спешили склонить головы. Гарри усмехнулся — сдержанно, почти с насмешкой — и вошёл в длинный коридор.

— За мной, министр, — сказал старый смотритель Генрих Булстроуд, жестом указывая направление. — Нам в самый конец.

Они двинулись по узкому проходу мимо камер-лазаретов и складских помещений. Остановившись у одной из дверей, на удивление чистой, Булстроуд потянулся за ручкой — но Гарри остановил его, мягко захлопнув дверь перед его носом.

— Вы уверены? — спросил он тихо.

— Вы же её раскрыли. Имя в документах подтвердили, — пожал плечами старик. — Она клялась, что ваша… Я вам описал внешность, и вот вы здесь. Узнали, наверное?

— Плохо помню её внешность… — пробормотал Гарри, словно оправдываясь.

— Молодёжь... — хмыкнул смотритель с легкой насмешкой. — У всех у нас была молодость. Проверим! Заходите?

В просторном, но плохо освещённом помещении на грубом деревянном столе лежала молодая женщина. Худое тело было укрыто рваными тряпками, из которых кое-где проступали пятна крови. Рыжие грязные волосы спутались, пухлые губы потрескались и было похоже, что роженица в горячке и бредит. На паре настенных полок догорали и потрескивали огарки свечей, а в окно барабанил дождь. Из-за чего её было сложно не только хорошо рассмотреть, но и услышать.

Зрелище было неприятным и отталкивающим, и подходить ближе к спутнице на час министр не хотел.

— Что она там шепчет? — спросил он, не сводя взгляда с женщины.

Старик только отмахнулся, звеня склянками у окна.

— Со вчерашнего вечера вас проклинает, — сообщил он безразлично.

— Ну, ничего нового… — вздохнул Гарри. — Где ребёнок?

— В ящике. Слева!

Мужчина присмотрелся и заметил в углу грубо сколоченный ящик из досок, где молча лежал младенец, укрытый ночным полумраком.

— Девочка, — крикнул Булстроуд через плечо, занятый смешиванием какого-то зелья. — Условия у нас так себе, но в Мунго теперь не рожают. Запрещено…

Присев на корточки возле ящика, мужчина быстро заправил выбившиеся на ветру волосы обратно в хвост и наклонился, чтобы рассмотреть новорожденную. Младенец не спал, а просто осматривал тьму вокруг большими изумленными глазами, не издавая ни звука. Осторожно дотронувшись до теплой щеки ребенка холодными пальцами, он тут же одернул руку, как от огня.

— У вас есть что-нибудь стерильное? — спросил он, осматриваясь по сторонам.

В помещении всё было таким грязным и липким, что мужчина передумал искать здесь хоть намёк на стерильность. Вместо этого он снял кулон с шеи и острым языком змеи уколол крошечный пальчик младенца. Поднял палочку, тихо прочитал заклинание, а затем аккуратно взял ребёнка на руки.

— Забираю, — коротко бросил он. — Она сыта? И, кстати, кому вы там зелье готовите?

— Девчонке, кому ж ещё, — буркнул старик, качнув головой. — Колдомедик приходил, но толку мало. Умирает она.

— Ребёнок сыт? — повторил Гарри, на этот раз жёстче.

— А… Ну да. Держите. — Булстроуд протянул ему бутылочку с белой жидкостью. — Час назад кормили. Её можно восстановить. У вас-то точно получится.

Гарри нахмурился и шагнул к роженице. Он надеялся, что, возможно, она сможет ещё покормить дочь. Но как только он приблизился, женщина забормотала что-то бессвязное — всё громче, отчаяннее, и попыталась отвернуться.

— Что, опять? — проворчал смотритель.

Старик прихромал к столу и наклонился к её голове.

— Да, теперь не только вас, теперь и дитя проклинает… — сказал он, выпрямившись и бросив на Гарри сочувствующий взгляд.

Выругавшись и поморщившись от отвращения, Гарри строго спросил:

— Сколько ей лет и какой у неё срок заключения?

— А вы и правда коротко с ней знакомы, да? — хохотнул Генрих, принялся рыться в бумагах и, найдя нужный лист, заговорил: — Роза Целлер. Двадцать один год. Срок — двадцать пять лет. Осуждена вами за преступление против Темного Лорда…

Последние слова он произнёс вполголоса, будто стыдясь жалости, которую всё же испытывал.

— Семья здесь была. А у неё большая семья, маги все, — добавил он после паузы. — Девчонка им рассказала, чей ребёнок. Как услышали, так вылетели отсюда быстрее, чем на метле. Пятки сверкали! Мои парни еле палочки успели им отдать, на пороге. Ну, как вам семейные ценности, а? Дожили…

— Подержите ребёнка, Генрих, и отойдите. Не только этим ребенком единым… — сказал мужчина, протягивая малышку старику. Казалось, его вдруг осенила какая-то мысль.

Он быстро приставил палочку к голове женщины, и спустя мгновение на его лице мелькнула странная улыбка.

— Вот как, Тонкс… Ты всё знала, — тихо произнёс он, словно разговаривал с кем-то невидимым.

Он замолчал. Повисла тишина, нарушаемая только каплями дождя за окном. Смотритель деликатно кашлянул, чтобы вернуть министра в реальность.

— А? Что такое, Генрих? — встрепенулся Гарри.

— Сэр… вы не могли бы её подлечить? Совсем ведь плохо девчонке. Страдает.

— Нет, — отрезал он, даже не глядя на него. — Не могу.

Булстроуд посмотрел на него недоверчиво, но промолчал.

Конечно, он мог. Мог бы вылечить, мог бы скостить срок, освободить. У него хватало власти — больше, чем у кого-либо. Закон, мораль, кодексы — всё давно не значило для него ничего. Никто лучше его не мог уговорить Темного Лорда на авантюру, что уж говорить о том, чтобы усмирить банальную лихорадку?

Всё, что он действительно хотел в этот момент, — это убить Розу прямо здесь и прямо сейчас.

Она была виновна по всем статьям, но ненавидела не себя или родню, отправившую её покорять многие мужские постели ради призрачных целей. Нет, она проклинала его новорожденную дочь, и только за то, что в ней течет его страшная, по мнению её наисветлейшего окружения, кровь.

Гарри перевёл взгляд на Генриха. Потрёпанный жизнью старик в замусоленном халате, несмотря на суровую должность, был добрым человеком. Он даже уважал его за это качество. Оно его совсем не злило — просто было ему чуждо. Министр умел защищать, заботиться, испытывать привязанность, однако доброта была далеко за пределами его тёмной природы.

Тем не менее он решил смягчить отказ перед отцом двух своих однокурсниц:

— Генрих, я не могу… по определённым причинам. Простите.

Старик удивлённо взглянул на него, но быстро отвёл взгляд, словно опасался понять больше, чем хотел бы. Затем молча накинул на Розу ещё одну тряпку, чтобы та хоть немного согрелась.

— Противоречивый вы человек, мистер Снейп, — тихо сказал он.

Министр не рассердился на такое вольное замечание, а кивнул, соглашаясь. Но затем его взгляд снова споткнулся о роженицу, и от этого миролюбия ничего не осталось.

Он вновь передал младенца смотрителю и попросил его пойти поискать ткань покрепче, чтобы укутать младенца надежнее. Оба понимали — это уловка. После того как Генрих выйдет, здесь может произойти то, о чём старику придётся молчать до конца жизни. Но выбора у него не было.

Как только дверь закрылась, маг широким шагом пересек помещение, наклонился и прошептал:

— Роза, моё милосердие не знает границ, потому что его у меня нет. Но я дам тебе выбор, если ответишь на один вопрос. Ради чего? Что ты хотела узнать? Это единственное, чего я не смог найти в твоей голове...

Женщина попыталась оттолкнуть Гарольда от себя, но сил хватило лишь на то, чтобы дотронуться.

— Не сказали… — прохрипела она.

Его брови взлетели вверх и он с удивлением хмыкнул.

— Не успели сказать, ради чего тебе рисковать жизнью? — спросил он. — Надейся, что с твоей помощью хотели найти крестраж. Иначе это совсем жалко, так бесполезно сгореть, даже тепла не оставив…

Он облокотился о стол, чтобы видеть её лицо ближе. Женщина закрыла глаза, будто пыталась укрыться от его взгляда.

— Ну что, делаем выбор? — вкрадчиво продолжил Гарольд, весело ухмыляясь. — Зелье или Авада? Что выбираешь?

Она уже не могла выбирать и не могла говорить. Гарольд принял решение за неё. Он медленно снял с пальца перстень, открыл его и капнул несколько зелёных капель в чашу с зельем на столе.

— Я не хочу, чтобы ты умерла без боли, — прошептал он, его голос был почти ласковым. — Это займёт совсем немного времени. Потерпи. Очень скоро у тебя пойдёт пена изо рта, сведёт руки и ноги. Не страшно, правда? Ты ведь понимаешь, что заслужила это? Ты предала собственного ребёнка…

Однако, дойдя до двери, мужчина замер. Оглянулся и вновь посмотрел на стол.

Роза плакала, сжав кулаки так, что из них капала кровь. Он немного помедлил, но всё же поднял палочку и разбил чашу с зельем, чтобы никто другой случайно её не выпил.

— Авада Кедавра… — произнёс маг спокойно.

Зелёная вспышка озарила комнату, и все звуки в ней стихли.

— Те, кто привел тебя к нам, заплатят сполна. Если не мне, то кому-то другому. Покойся с миром, Роза. Твоя дочь будет в безопасности, пусть это тебя и не радует...

Министр, ступая к выходу, чувствовал лишь усталость и холод, который пронизывал коридор, врываясь через открытые двери.

— Умерла, — сказал он, бережно принимая из рук Генриха дочь, тщательно закутанную в полосатые тряпки. — Если родственники так позорно сбежали, думаю, стоит похоронить по протоколу. Не дожидаясь их нового визита.

— В воду? — уточнил хмурый смотритель. — Как обычно?

— В воду… — подтвердил мужчина и улыбнулся, глядя на младенца, схватившего его большой палец. — Как обычно.

Уже дома он материализовал колыбель, выкинул все тряпки, кроме самой чистой, и попытался понять, что делать дальше. Не включая свет и в полной темноте, он пил херес в зале, пока в спальне спал ребенок — его случайная дочь.

Пытаясь разобраться, что чувствует, он замерзал от пустоты внутри. Огонь в камине не согревал, алкоголь не согревал, да его ничего не согревало, и шальная мысль остаться рядом с ней, не уходить, растворилась в пространстве.

С удивлением он посмотрел на свои руки — они убивали, расчищая путь к цели и просто так, для удовольствия, бесчисленное количество раз. Однако задрожали только сегодня, за день до смерти, и он никак не мог понять причину. Это от сомнений в правильности выбора или от радости, что больше не придётся просыпаться на дне собственной бездны, с удивлением рассматривая кровавые лужи вокруг?

Слишком много вопросов надо было решить: сделать что-то с крестражем, чтобы Томас не смог его возродить; написать письмо Драко; пожать руки друзьям — хотя бы части из них; составить список врагов для исполнения, что понадобится, если повезёт и он сюда не вернётся. А ещё закупорить это помещение, чтобы никто не нашёл. Почему он стал отцом сейчас, в этот день? Что ему делать?

Гарри паниковал, не забывая баюкать малышку в свете луны, когда та просыпалась. По большому счёту, он уже знал план. Но, глядя в прекрасные глаза дочери, не хотел его обдумывать прямо сейчас.

— Помоги тебе Салазар меня не узнать... — прошептал ей Гарри. — И никогда не вспоминай обо мне, слышишь? А о матери вообще забудь — нам бы с её проклятием справиться...

Он прошёл в библиотеку, достал книгу в кожаном переплёте и провёл какое-то время за чтением на кровати. После чего со вздохом отложил её и произнёс над ребёнком заклятие, начертив светящиеся знаки пальцем у него на щеках.

У окна, с младенцем на руках, его и застал Томас, бурчащий что-то о вечной темноте в этом доме.

Он молча постоял у входа в комнату, покачал головой и потребовал:

— Рассказывай.

Кратко изложив не самую длинную историю на свете, а скорее очень короткую, и утаив только необходимое, Гарри с удивлением заметил, что и Том улыбается, глядя на малышку и убирая с её лба прилипшие волосинки.

— Воспитывай. У тебя возможностей мало? Не хочешь здесь — приобрети новый дом. Зачем отдавать её Даддли?

— Не хочу, — буркнул Гарри. — Её мать я даже не знал. Зачем мне эти проблемы? Она только сделает меня уязвимее.

Том взял проснувшегося младенца на руки и приподнял над собой:

— Ну что ж, добро пожаловать в клуб ненужных детей, как бы тебя ни назвали...

— Просто напомни мне связать ей магию, хорошо? — попросил Гарри громко, чтобы у мага не было ни единой возможности забыть и не услышать. — Как чуть-чуть подрастёт? Пусть проживёт подальше от моих врагов. И подальше от Северуса!

Положив ребёнка в колыбель, Томас обернулся к молодому другу, демонстрируя непонимание.

— Напомнить тебе? — переспросил он. — Если ты вдруг передумаешь, верно? Нет, я понимаю твоё желание и уважаю его. Но всё остальное меня беспокоит. У тебя неприятности?

Заверив, что всё прекрасно, он на прощание пожал Тому холодную руку, но не отпускал её дольше, чем было принято.

— Ты бледный и устал, Гарри, — сказал тот. — Наслаждайся сном, не стой тут, как средневековый вампир. Она спит.

Гарольд едва не заплакал — знал, что друг видит его живым и в этом теле в последний раз. Том вдруг остановился, словно что-то почувствовал, и быстрым шагом вернулся к нему.

После чего крепко обнял, хлопнул по спине и заверил:

— Любое твоё решение я поддержу.

Когда за ним закрылась дверь, Гарри горько усмехнулся. За то решение, которое он принял, Томас запер бы его в Азкабане и выкинул от камеры ключ, дав узнику немало времени, чтобы одуматься.

Гарольд Северус Снейп действительно устал и по утрам не хотел открывать глаза, но это была усталость иного рода — от роскошной жизни ненавистного сына, могучего мага и кровавого короля, которую он себе выборол, а потому любил и ценил, но больше не мог выносить тяжесть короны.

Легкий звон стекла разбудил Люпина среди ночи, отчего на секунду он перестал дышать и моментально покрылся испариной. Вскочив и жалея, что не может пройти сквозь стену, он выбежал в коридор и распахнул дверь соседней спальни, ожидая увидеть худшее — смерть многих посредством смерти Гарри.

Однако мальчишка был жив — слава Мерлину! — и сидел на кровати, тараща глаза в окно, где застрял кто-то большой.

— Добрый вечер всем присутствующим… кто бы сейчас не пялился на меня из темноты, — раздался голос Тодеуса, и комнату мгновенно наполнил такой густой запах алкоголя, что глаза могли заслезиться. — Штанина зацепились за гвоздь... Гарри?

Ремус дернулся, желая перехватить ребенка, но тот резво подскочил и уже освобождал родственника из плена оконной рамы. Когда парень всё же ввалился в комнату, и его отец увидел, что кроме разбитой губы и щеки сын в принципе цел, то решил призвать к ответу виновных.

— Белла-а-а!

— Да не ори ты, Люпин… — донеслось откуда-то из-за спины.

— Ремус?! — поразился неожиданный гость. — А ты здесь что делаешь? Да зажгите кто-нибудь свет, мы ж не маглы чтоб экономить!

— Может, в другом месте зажжете? — пробурчал Гарри, зевая. — Спать хочу…

Ведьма в белой ночной рубашке вышла вперед и вздохнула.

— Тодеус, марш в свою комнату, — приказала она. — В восемь завтрак, не появишься, я тебя через это окно за шкирку и выкину.

Парень проскочил мимо всех быстро и ловко, несмотря на явное опьянение.

— Ты окно не запечатала? — процедил оборотень, вложив в эти слова всё, что он думает о ведьме и о её родословной до седьмого колена.

— Не такая уж я тупая, как ты и твоё воющее племя! — прошипела Беллатрикс, явно не собираясь оставаться в долгу. — Я запечатала не только окна, но и двери с камином!

Оборотень сделал шаг вперед, ведьма запрокинула голову и сделала свой, но хихиканье с кровати помешало им полноценно сцепиться друг с другом.

— Не ссорьтесь, мам, — попросил Гарри, невозмутимо наблюдая за перепалкой. — Май месяц, а вы закупорили меня, как в бутылке. Открыл окно сам. Ну, а что ещё оставалось делать?

Признание настоящего виновника взбесило уже дружных в своем бешенстве взрослых.

— Гарри, дорогой, а где ты взял палочку?! — прошипела мать.

— Да, Гарри, у кого ты её стащил?! — уточнил формулировку оборотень.

Мальчишка усмехнулся, но ничего не ответил. Люпин, понимая, что палочку притащил Кикимор, хранил тайну, сцепив зубы. В силу обстоятельств давно прознавшая об убежище с газетами мать всё ещё не имела понятия о подчинённом домовике. Рассказать ей о нём — значило рассориться с учеником навсегда.

— Люпин, найди палочку, — буркнула Беллатрикс, разворачиваясь к выходу. — И быстро.

Оборотень перегородил ей путь и цокнул языком:

— Нет уж! Ты мать — ты и ищи.

— Ты… ты… — Беллатрикс побагровела от возмущения. — Дамблдоровская шавка!

— А ты Волдемортовс… ты тоже шавка! Сумасшедшая!

— Милорду пожалуюсь — мало не покажется!

— Тебе, отказывающейся искать палочку у сына? Не сомневаюсь!

Они одновременно выхватили палочки и наставили друг на друга, встав в боевые позиции.

— Хватит! — заорал Гарри, вскакивая с кровати. — Забирайте по палочке, чтобы никому не обидно! У вас бешенство? Два часа ночи!

Гарри кинул в них палочки — одну за другой. Первую поймала Белла, вторую — Люпин. После чего довольные взрослые вышли и разошлись. Правда, через пару секунд рванули обратно, чуть не столкнувшись у двери лоб в лоб — ведь забыли запечатать окно. Но в целом дальнейшая ночь прошла без приключений, если не считать таковым храп Тодеуса, который пришлось заглушать несколько раз.

Всю ночь Люпин мечтал о постели в замке Салазара и даже был готов подниматься в свою комнату пешком, лишь бы вновь очутиться там, где время словно замирает и нет Гарри.

План улизнуть провалился: у камина его поймал сын.

— Малец тебя ждёт, — сообщил он. — Куда это ты собрался с утра пораньше?

Пока они шли в зал, Ремус успел спросить:

— Где ты был? Почему сбежал?

— Учился и помогал, — ответил тот уклончиво. — На задании.

— На чьём?!

Но они уже вошли в обеденный зал. За столом, утопая в кружевных чёрных одеждах, сопела Беллатрикс, а Гарри, хоть и был одет не менее мрачно, излучал бодрость.

Поздоровавшись, Ремус сел за стол, сделав вид, что для него совершенно нормально завтракать в компании Пожирателей.

— Тедди… отец знает, что ты здесь? Это незаконно, — поинтересовался он у сына.

Беллатрикс очнулась и посмотрела на оборотня с любопытством, но в её сонном состоянии на длинные разговоры была неспособна.

— Смотри! — пробормотала она, указывая на выход. — Видишь?

— Кого?

— Вот и я не вижу. Никто меня арестовывать не спешит, — зевнув, заявила она.

— Когда нет бумаг — нечего нарушать, — объяснил парень. — Родители знают, где я, а тёте никто претензий не предъявит.

— Хватит его донимать, — вновь встряла Беллатрикс. — Мальчик у нас молодец — Драко без работы оставил. Правда?

Она хищно улыбнулась, с нежностью глядя на племянника, переполненная непонятной Ремусу гордостью. Холодок в груди подсказал ему, что он на самом деле не хочет знать, за что она хвалит парня. А потому отвёл взгляд, не в силах выносить переглядываний Пожирательницы и Тодеуса, за которыми наверняка скрывалось что-то ужасное.

* * *

Аккуратный дом из серого кирпича, утопающий в заботливо высаженных Ханной кустах роз, готовился принять гостей, прибывших без приглашения. Таким гостям и под угрозой расправы никто не стал бы его отсылать. Один взгляд на замешкавшихся магов у ворот — и сердце у него замирало.

Отец рассматривал вариант побега дочери на край света и даже планировал его. Пока однажды они с женой не проснулись утром и не поняли, насколько глупы и смешны их надежды спрятаться от тех, кто имеет пять представительств в одной только Африке.

С момента прихода Волдеморта к власти прошло двадцать лет, а это гигантский срок даже для вездесущего зла. С некоторых пор маги на улицах шушукались не при виде его приспешников, а встретив Невилла с семьёй, и осуждающе цокали языком ему в спину. Видимо, именно такого эффекта новая власть и добивалась, решив однажды оставить его жить, словно ни в чём не бывало.

Да что там чужие — как-то он заметил, какими глазами Фрейя смотрит на кулон работницы Волшебного зверинца в Косом переулке, позабыв, что собиралась выбрать сову.

Иногда Невиллу казалось, что его поколение — это песок, а поколение времён Волдеморта — океанская волна. Не оставалось сомнений, кто кого победит в этом противостоянии.

Пусть мужчина и не собирался сдаваться, надеясь дожить до момента, когда всё опять переменится, он в какой-то момент понял, что и его дочь ближе к новому времени. Отец признался себе, что Фрейя — добрый и скромный ребёнок, который совершенно не хочет отличаться от других, а уж тем более с кем-то бороться. Часто она делала вид, что не слышит вопроса от других детей о том, кто её родители, и просто продолжала с ними играть.

Однажды такой вопрос ей задал Скорпиус Малфой, с которым они встретились в книжном магазине «Флориш и Блоттс» и принялись играть в догонялки, чуть не опрокидывая на себя стеллажи. Дочь его проигнорировала, а мальчишка не повторил. Смолчал даже уже совершивший покупку Драко, не сразу догнавший сына, чтобы забрать и уйти. Он просто окинул Невилла взглядом, сказал Скорпиусу попрощаться с мимолётной подругой и вышел.

Но если дочери, не знавшей времён, где не делили магов по чистоте крови и не убивали на тротуарах разыскиваемых врагов, он прощал желание жить, как все, то Люпину — не мог. Сейчас он смотрел на Ремуса и Гиббона, о чём-то споривших и жестикулировавших, словно они сто лет знакомы, и его душа выворачивалась наизнанку от обиды и злости. Не оттого, что оборотень перешёл на другую сторону — ведь Невилл знал, что Волдеморт может легко надавить на каждого из них. Он не прощал ему Гиббона, догадываясь, что и новая жизнь Люпина, как этот убийца Полумны — стали ему привычны, словно новые удобные тапочки, надетые вместо поношенных старых.

Не меньшей силы эмоции вызывал у него Тодеус Крам, потягивающийся у дуба через дорогу от дома. Казалось, что подрасти блондин ещё немного, и он сможет переломать дерево ударом ноги. А его жёсткое и грубое лицо зверёныша с очаровательной улыбкой ребёнка напоминало знакомым с ним магам оскал. Впрочем, его опасность заключалась не в физической силе — она скорее обманывала сторонних наблюдателей, видевших в нём просто агрессивного увальня, обожающего разврат и веселье.

Волдеморт начал странную кампанию, притягивая в Англию искусных и внутренне безжалостных бойцов со всего мира. А то, что Тодеус — сын Люпина и покойной Тонкс, мужчина считал совпадением. Этот парень был нужен новой власти для какой-то борьбы, и Невилл опасался, что в один не прекрасный момент верные новые солдаты постучатся к ним в дом совсем не с целью обучить боевой магии.

Перси Уизли стал не единственной жертвой Тодеуса, а первой, и в Министерстве шептались, что сам Тёмный Лорд поражён умением ещё школьника уничтожать по приказу.

Единственным в этой четвёрке, кто просто стоял, опустив руки вдоль тела, и неотрывно смотрел на его дом, был Гарри. И только глупцы вроде чересчур доброго Люпина могли думать, что Гарри-ребёнок — это что-то вроде неприятной игрушки и его не стоит бояться. Невилл же знал абсолютно точно, что единственная разница между ним взрослым и маленьким — необходимость играть сложную роль, которая с годами просто отпала.

Неожиданно Гарри повернул голову и посмотрел Невиллу прямо в глаза, хотя мужчина был уверен, что его скрывает плотная тюль. Отшатнувшись в ужасе, он почувствовал, как по спине бегут мурашки, и решил, что чем быстрее начать, тем быстрее эта пытка закончится.

— Господа? — закричал он в открытую дверь. — Вы с визитом? К нам?

Гиббон рванул к дому первым, словно почувствовав облегчение, за ним — Гарри и Люпин, а замыкал шествие Крам.

Хромая от расстроенных чувств сильнее обычного, Невилл проследовал за ними в свой небольшой зал с двумя диванами у камина. Впрочем, визитёры и не думали присаживаться, даже здороваться.

Как назло, не послушалась отца и вышла на шум Фрейя. Она с любопытством выглянула из-за угла, где находилась её комната, и громко произнесла:

— Добрый день!

Пожиратель даже вздрогнул, и Невилл понял, что здороваться он может, просто забыл.

— Добрый день, Фрейя! — сказал он даже слишком приветливо, как для психопата-убийцы, и широко улыбнулся.

— Привет! — поздоровался Тодеус и махнул ребёнку рукой.

— Как дела? — спросил Гарри.

Люпин же просто кивнул и бросил виноватый взгляд на Невилла, стараясь не смотреть на его дочь. Маленькая, неприметная и русоволосая, она имела самую обычную внешность. Но её милое личико, огромные серые глаза и по-детски пухлые губы бантиком всё равно хотелось рассматривать.

В её живом взгляде таилась тёплая доброта, способная, казалось, согреть даже самую холодную душу, — и её отец знал это лучше других. Их дом ломился от хромых и косых животных, раненых сов. Была даже жаба, которую притащил им из Хогвартса Фред. А уж отдать что-то своё тому, кто нуждается больше, его дочь и вовсе считала за правило. В последний раз она отдала собственный кусок пирога бездомному маглу, которого увидела за окном.

Перестал улыбаться Гиббон не сразу. Он словно залюбовался ребёнком, но всё же очнулся и выпустил метку. После этого из пергамента в его руках показалась голова чиновницы, которая затараторила писклявым голосом:

«Именем великого Тёмного Лорда — единственного правителя магического мира и Великой Британии — Фрейя Долгопупс приглашается в класс профессора Ремуса Люпина для прохождения подготовительного курса «Боевая магия детям» или «Основы магического взаимодействия».

Питание и проживание великодушно оплачивает Казначейство Тёмного Лорда и Великой Британии. Не забудьте взять тапочки!

Подписи двух сторон обязательны!»

Дочь сразу заподозрила неладное:

— А ты там будешь? — тихо спросила она отца, повернувшись к нему. — Или мама?

Невилл чувствовал, что предаёт её, и что в этом виноват он и вся его жизнь, полная борьбы. Но бежать было бы ещё опаснее, и ему ничего не оставалось, кроме как отрицательно покачать головой. Последнее выглядело совсем печально, словно он её на смерть отдаёт, и отец спохватился, приготовился сказать что-то хорошее, но не успел.

Быстрым шагом к ней подошёл Гарри, и дёрнувшийся ему навстречу Невилл замер, заметив, как Гиббон и Тодеус положили руки на палочки. Последний тоже не устоял на месте и двинулся к Фрейе.

Снейп или Лестрейндж — а мужчина допускал и то и другое — что-то зашептал его дочери на ухо, и та улыбнулась, смахнув появившуюся слезу.

— Правда? — спросила она. — Любого?

В ответ Гарри кивнул, Фрейя засияла, а подошедший Тодеус присел возле неё и положил две детские ладошки в одну свою, где те потерялись.

— Ты видишь, какой я большой? — спросил он. — В Хогвартсе охраны нет, а у вас буду я и куча Стражей! Думаешь, со мной будет страшно? Да меня сам страх испугается!

Фрейя рассмеялась, Тодеус подмигнул, и девочка протянула к нему руку, ласково погладив его по голове. В этот момент Невилл, боявшийся как раз того, что его дочь заберут в свои сети именно так, застонал. Впрочем, открытое недовольство было непозволительной роскошью, и он схватился за ногу, демонстрируя, что в этом звуке виновата только она.

Подписав бумагу и не задавая вопросов, он взглядом показал Люпину, что хочет с ним переговорить.

— Подождёте? — спросил тот Гиббона. — Или догнать?

— Перекурю, — ответил тот. — Не спеши.

От подобной заботы Невилла передёрнуло, но не поговорить с оборотнем он просто не мог.

— Соболезную, — сказал он ему, когда все визитёры покинули дом. — Тонкс? Помнишь ещё?

— Я сейчас уйду, Невилл, — рассердился Люпин и начал разворачиваться. — Довольно с меня!

Невилл схватил его за руку, и Ремус остановился.

— Ну прости, — чуть смягчившись, пробормотал он. — Просто… у меня к тебе просьба.

— Я позабочусь, правда, — ответил Люпин, понимая, что тот хочет услышать. — Там даже дочь Гермионы будет. Не только твоя. Всё будет хорошо.

— С ними? Хорошо? — вспылил Невилл. — Что ты несёшь?! Это же ОНИ!

Ремус внимательно посмотрел на старого друга, не зная, как объяснить ему отсутствие той чёрно-белой сказки, в которую все они столько лет верили, но которая часто мешала понять настоящую природу врага.

— Невилл, — медленно произнёс он, — если бы там всё действительно было так ужасно, как мы думали, они бы не выжили. Если бы Волдеморт угрожал им без передышки, они бы не выдержали — как и он сам. Если бы они не умели шутить и оставаться собой, хоть немного нормальными, — тоже не выжили бы. Поверь, я не знаю, зачем на самом деле нужен этот класс. Но точно не для того, чтобы съесть детей живьём на обед!

— А... Гарри? Он тоже может быть нормальным, хочешь сказать?

— Нет, такой глупости я никогда не скажу.

Невилл неожиданно усмехнулся, сначала тихо, а затем шире, пока не расхохотался в полный голос.

— Ты чего? — насторожился Люпин. — Да не переживай, там же будем не только мы, но и обслуга, охрана... Обычная школа, только ещё безопаснее!

Невилл махнул пальцем, давая понять, что дело совсем не в этом:

— Ты только что сказал, что Волдеморт лучше мальчишки, с которым я жил в одной комнате. С которым бегал по школе, делая всё, чтобы Волдеморт не возродился. А надо было что делать? Встать ночью, пока все спали, и раскроить Гарри голову! Он же его в своей душе хранил! Не было бы ни Волдеморта, ни войны, и все были бы живы… Представляешь?

— Каждый день, Невилл, — тихо ответил Люпин. — Каждый день…

Помолчав немного, Долгопупс задумчиво протянул:

— Вижу, тебе там нормально, да?

— Я там учитель на побегушках, но никто не смеётся. Просто живу, прости.

— Нет, ты прости. Мы как-то относились к тебе… будто к мебели.

— Ничего, всё равно обратного пути нет, Невилл.

— Да, понимаю, что тебе чем-то угрожали, но обратного пути правда нет. Ты к ним привык. Оттуда не возвращаются, сам понимаешь...

— Невилл? — неуверенно спросил оборотень. — Можно щекотливый вопрос?

— Ну, давай, — пожал плечами мужчина. — Хуже всё равно некуда.

— Ты знал, что те девушки, которых Симус раньше внедрял в нашу сеть, которые красивые… что они...

— Моя очередь тебе клясться, Ремус, — маг опустил глаза в пол. — Узнал лет шесть назад. Не настолько я прозорлив, как многие думают...

— Среди них сегодня есть кто-то живой?

Невилл вздохнул, словно был готов разрыдаться. Стало ясно, что от него эти методы действительно скрыли, и если бы он узнал раньше — пресёк беспредел.

— Одна из первых. Розье её спрятал, простил... Ты его ещё руками задушил, помнишь? — тихо сказал он. — Остальных, насколько я знаю, в живых давно нет. Последняя как раз шесть лет назад умерла в Азкабане. А почему ты спрашиваешь? Намекаешь, что между нами не такая уж разница?

— Это сказал ты, не я, — ответил Люпин, протягивая ему руку. — Может, ещё и увидимся, но…

Невилл крепко пожал руку с этого момента уже не друга, а почти врага, и отошёл к окну, чтобы посмотреть на всю компанию. Плохое настроение Люпина заметили все. Тодеус заглянул отцу в глаза и улыбнулся, а Гиббон положил руку на плечо и сказал что-то обнадёживающее.

Было бы всё плохо, они бы не выжили?

Как бы горько и противно Невиллу ни было, в глубине души он порадовался за Ремуса. Пусть лучше так, чем один на вонючих болотах под крики кикимор. А сам он смирится, отпустит и постарается убедить себя, что это — такая судьба...

* * *

— Не убегай, Ремус.

От звука этого ровного голоса за спиной оборотень чуть было не кубарем скатился со ступеней, по которым и так бежал, опаздывая на урок к Гарри.

— Милорд?

— Иди за мной, поприсутствуешь. Сегодня у нас с тобой общее дело. Гарри умеет ждать.

Не знай он этого самого Гарри лучше, то пожалел бы его — такого подкованного в умении выжидать.

Когда Ремус понял, куда направляется затянутая во всё чёрное фигура, то еле справился с собой, чтобы не замедлить шаг. Впрочем, дикого страха больше не было — он и вправду привык.

— Магия освобождает! — выкрикнул хор голосов.

Глазами указав Ремусу на стул у пустующего края стола, Волдеморт прошёл к своему месту. Оборотень кивнул тем, кто на него посмотрел, и маги кивнули в ответ.

Они не выглядели собранными и готовыми находиться здесь. Джиневра вообще восседала в голубом сарафане, словно её выдернули то ли с прогулки, то ли с кухни, заставив прервать приготовление пищи. Впервые в жизни Люпин видел взрослого Северуса без сюртука, а в рубашке, с забранными в хвост волосами, как у Гарри. Да и Драко в синей футболке тоже вызывал удивление. Элис, которая всегда носила одно платье с высоким воротом, застёгнутое на все пуговицы, сегодня не радовала глаз своей извечной красной помадой, отчего совсем терялась на фоне серого кресла. Сивый где-то оставил свои побрякушки и был одет в белый балахон почти до колен и широкие штаны, которые подозрительно напоминали пижаму.

При параде были только Мальсибер, Гиббон и Белла, которая не могла позволить себе встречать Люпина в халате. Он уставился на ведьму, моля высшие силы, чтобы та успела поручить присмотр за сыном Тодеусу. Тем не менее все, кроме Долохова, явились.

— Благодарю вас за то, что смогли собраться за минуту в выходной день, оставив свои дома, учеников, факультеты… — произнёс Волдеморт, внимательно осматривая всех присутствующих. — Качество сборов обсуждать мы не будем.

Кто-то захихикал, и напряжённая атмосфера смягчилась, словно маги поняли, что прямо сейчас в бой их никто не отправит и времени натянуть нормальную обувь будет достаточно.

— Бумаг и отчётов сегодня также не потребуется. Сегодня речь пойдёт о семье.

Пожиратели удивились, кто как мог: у кого-то брови поползли на лоб, кто-то замер, не моргая, а кого-то выдавали выпученные глаза — например, Крауча. По всей видимости, в этом зале обсуждали что угодно — от массовых убийств до закупки мебели для школ, но никак не семью.

— Прошу отнестись с пониманием к чужой тайне, которую я вам поведаю, — продолжил повествование Тёмный Лорд. — Она не моя и даже не нашего товарища, а того, о ком пойдёт речь.

Он ещё раз осмотрел лица перед собой, остановился на Ремусе, вздохнул и заговорил:

— У нашего близкого друга Гарольда на этом свете осталась родная кровь, а именно дочь.

Выпалив это, он оттолкнулся от стола и спрятался в спасительной темноте, ожидая обычного шума. Но стояла такая тишина, словно момент перед взрывом, который никак не наступал. Большая часть магов просто открыла рты в изумлении и переглядывалась. Один только Северус уставился в своё кривое отражение в отполированном столе. Люпину казалось, что он слышит его громкое дыхание и стук сердца.

Обрадовавшись, что всё может пройти быстрее, чем он ожидал, Волдеморт вновь явил себя миру и продолжил:

— Девочке почти двенадцать лет, она живёт с родственниками Гарри и пока не учится в школе, но является чистокровной волшебницей. Скоро это изменится, и мы с профессором Люпином доставим её в наш мир, вопреки её желанию.

— Почему?!

— Что «почему», Элис?

— Да всё «почему», милорд!

— Хорошо, — сказал он и кивнул. — Её отец считал, что здесь безопасность ребёнка под угрозой, и не безосновательно, мягко говоря. Однако скоро критерии безопасности могут измениться, и безопаснее ей станет у нас…

— Как её зовут? — выдавил из себя Северус, словно ему кто-то дыхание перекрыл.

— Фамилия тебе точно знакома, дорогой друг.

Маги прыснули со смеху, но быстро замолкли, спохватившись. Тема не была похожа на ту, которая позволяет шутить.

— Мерида... Её зовут Мерида Снейп. Именно поэтому вы здесь. Не стал бы я созывать целое собрание из-за ребёнка. У большинства из вас они есть, и вы прекрасно понимаете, что это значит.

Присев в кресло, он облокотился на стол и стал ещё серьёзнее:

— Девочка — не секрет. Она росла, зная, кто она и откуда. На комоде в её детской стоит фотография Гарри, на шее — его кулон, а в книге магии — его фамилия. Она — его продолжение. Глупо пытаться скрыть то, что уже известно маглам. Мы не будем её прятать — это нечестно по отношению к Гарри, да и почти невозможно, учитывая обстоятельства…

— Её захотят убить, — заметил Яксли. — Немедленно. Мы здесь из-за этого?

— Молодец, Корбан! — воскликнул тёмный маг. — Если не школьные друзья Гарри, то кто-нибудь ещё точно попытается. Нам нужно разработать чёткий план обеспечения её безопасности: от инструктажа Стражей высшего ранга до повышения собственной бдительности. Это минимум, что мы можем сделать. И нужно торопиться — я отправляюсь за ней с Люпином прямо сейчас. Вопросы?

— Локация? Где она будет находиться до начала занятий? — спросил Гиббон.

Волдеморт, погрустнев, задумался и начал переводить взгляд с одного лица на другое.

— Может, у деда? — предложил Сивый с усмешкой. — Там детей полон дом.

Северус медленно повернулся к оборотню, и тот предпочёл отвернуться, усмехаясь в кулак.

— Может, тогда в Азкабан? — ехидно предложил Крауч. — А чего мелочиться, раз Северус у нас вариант для ребенка толком незнакомого с магией…

На удивление директор не зарычал и не оскорбился, а замер, словно надеялся, что к Барти прислушаются.

— Милорд, — подал голос Торфинн, — я когда сына к сестре раз в год отправляю — он её в первый день боится. Это же дочь Гарри, неужели её никто никогда не навещал? Может, есть кто-то, кого она знает?

— Или я могу взять её, — вдруг сказала Джинни. Всё это время она рассматривала что-то за окном, пытаясь справиться с потрясением. — У меня тоже дети, а у мужа отпуск. Нам будет весело.

— А ещё есть Белла! — неожиданно выкрикнул Август. Однако на него тут же покосились с неодобрением, и он, словно вспомнив что-то, смущённо покачал головой: — Может, действительно Джинни...

— Так, — резко поднялся с места Волдеморт. — Мерида не бездомный щенок, чтобы её пристраивать. Я навещал её не раз в год, и она не чужой мне ребёнок. Первую неделю пусть проведёт в замке, без посторонних детей и мужей. Яксли?

— Шикарно, милорд! — обрадовался старый разведчик и чуть не зааплодировал. — Здесь мы легко обеспечим все условия, пока готовится дом.

* * *

Люпин пребывал в какой-то прострации глядя на свой кошмар в магловских джинсах, спортивной обуви и черной футболке. Волдеморт, похожий на всех прохожих молодых мужчин сразу, только более бледных, словно насмехался над его страхами.

Когда-то давно они шепотом говорили с Дамблдором о его возрождении, как о вселенской трагедии и загадке, а сейчас он смотрит на него своими страшными синими глазами, обесценивая все их жертвы и нагло засунув руки в карманы. Он жил, приспосабливался, ничем не гнушался. А что им убитые? А ничего, лишь история потихоньку стирает их имена…

— Всё? — спросил мужчина, лениво пнув ногой мелкий камень. — Как бы меня ни раздражали твои мысли, замечу, что история всегда стирает имена проигравших. Это нормально. А я всё ещё прихожу к вам в кошмарах, если это тебя утешит. Утешило? Пойдём. Кобхэм ждёт.

До отправления сюда он объяснил Люпину, что тот увидит его в ситуациях, о которых никто не должен узнать, и поэтому он взял его с собой. Ведь не может он Гиббона припугнуть, мол, если за кружкой пива расскажешь обо мне в джинсах — убью твоего брата. А вот Люпин и без лишних угроз знал, почему Темного Лорда ему стоит слушаться. Правда, последний не учел момент своей внешности, взбесившей оборотня даже без четкой причины, но это ничего не меняло.

— Неделю назад предупредил Даддли, но она услышала и неделю из дома уже не выходит.

— Может выманить? — предложил Ремус. — Во двор?

— Нет, Ремус, не во двор, — сказал маг. — На участке нельзя использовать магию пришлым. Тебе повезло, что ты тогда от окна не переместился.

Уступив дорогу на тротуаре матери с коляской, он взял руку Люпина и ногтем постучал по камню в перстне.

— Не считай меня идиотом, тех кто так думал уж давно съели черви, — произнес он так, словно ребенка уму разуму учил. — А живу я долго, и скормил многих…

Пройдя еще сотню метров, Ремуса неприятно осенило, и он понял о каких ситуациях говорил Волдеморт.

— А как тогда мы заставим её за ворота выйти, если она неделю не выходит?

— Правильно, будем тащить.

— Это похищение!

— Да ты сегодня прям умный, как я посмотрю, — с издёвкой хохотнул маг. — Надейся, чтобы всё прошло успешно. Запрет на личную магию ставил Гарри — это как отцовская защита. Советую не пробовать её снять. И не вздумай тянуться к палочке, понял меня?

Они уже остановились у почтового ящика по нужному адресу, и Люпин видел, как к ним бежит Даддли в блестящем спортивном костюме в полоску. Он открыл ворота, махнул рукой, приглашая их войти, и согнулся в попытке отдышаться.

— Найти не могу, мистер Риддл... — прохрипел он и смахнул пот со лба. — Час бегаю по этажам. То на одном грюкнет, то на другом стукнет. Издевается, рыжая бестия!

Подойдя к дому, Волдеморт, глядя вверх, заорал:

— Мерида-а-а! Выходи-и-и!

В ответ сквозь круглое чердачное окно вылетел цветочный горшок и с грохотом разбился возле Люпина, едва не угодив ему в голову.

Уголок рта Волдеморта пополз вверх, но усилием воли он вернул себе серьёзность.

На порог с воплем о фикусе выбежала та самая мать Оливии — на этот раз в розовом леопардовом платье в обтяжку. А рыжая голова наконец высунулась из того самого окна, махнула палочкой, и горшок склеился, хотя сам цветок так и остался лежать на асфальте.

— Вот видишь, у тебя не получается!

— Надо было лучше меня учить, мистер Риддл! — прокричала девчонка в ответ и засмеялась. — А то сами школу окончили, а простому заклинанию научить и не можете!

Мистер Риддл погрозил кулаком, усмехаясь.

— Поймаю — задницу надеру! — проорал он вверх и обернулся к Ремусу. — Вперёд, чего стоишь?

Конечно, когда они добежали до чердака, там не было ничего, кроме тахикардии Люпина. После этого бег продолжился, и это занятие оказалось не из простых. Девчонка перемещалась по огромному дому с большой скоростью. Она искусно пряталась, швыряла в них книги, опрокидывала стулья, о которые Волдеморт пару раз чуть не убился, если б в принципе мог.

Минут десять они вообще не понимали, в доме ли Мерида или убежала во двор. Ремус нашёл её в холодильнике, где она уменьшила продукты и с трудом, но смогла поместиться. Радовался оборотень недолго — ровно до момента, когда в глаза ему прилетела струя холодного кетчупа.

Отчего Люпин обиженно закричал:

— Милорд!

Однако девчонка не стала никого дожидаться и поспешила убраться, пока оборотень возвращал себе зрение.

— Милорд? Серьёзно? — с удивлением спросила она уже в дверях. — Странные вы!

Странный Ремус рванул к двери, но столкнулся там с Волдемортом, и оба взвыли — кто от боли, а кто просто от бешенства.

— Как тебе жизнь без магии, нравится, Люпин?! — зло спросил Тёмный Лорд.

— Нисколько... — честно ответил оборотень, потирая ушибленный лоб.

Даддли с супругой всё это время сидели внизу на белых кожаных диванах и пили вино. Они не выглядели счастливыми, скорее наоборот, и в какой-то момент отказались бегать за племянницей, оставив это сомнительное удовольствие визитёрам.

— Мерида, я всё равно тебя заберу! А если понадобится — разнесу этот дом! — кричал Тёмный Лорд. — Выходи немедленно!

— Не разнесёте, у вас тут магия не работает!

— Она работает, просто я тебя берегу!

— Я сильная и независимая, могу сама себя поберечь!

На диване от смеха чуть не подавился Даддли.

— Гендерное равенство… — пояснила его жена и допила бокал залпом. — Увлеклась.

Волдеморт рванул наверх в который раз, но ему навстречу полетели уже не книги, а металлическая жужжащая штука.

— Оставь дрон, Мерида! — крикнул Даддли. — Сломаешь! Не дай бог об мистера Риддла!

В этот момент ребёнок поскользнулся на глянцевом журнале и упал, упустив палочку, которая покатилась по ступеням прямо в руки преследователю. Люпин встрепенулся, понимая, что развязка близка, и побежал догонять их обоих.

Тёмный Лорд открывал комнаты второго этажа и задержался возле одной. В неё они уже зашли вдвоём. Глазами он указал Ремусу на кровать и осторожно присел на неё, сам оборотень остался стоять у двери.

Всхлипы, доносившиеся из-под этой кровати, могли разжалобить любое сердце, даже умершее, и, кажется, справились с сердцем Тёмного Лорда.

— Мерида… — сказал он тихо. — Твои дядя и тётя всегда знали, что ты здесь не навсегда. Папа ошибся — в этом доме рискованно оставаться. Ты должна мне поверить: магия освободит тебя от многих угроз.

Он наклонился, бережно вытянул девочку из-под кровати за руку, но она продолжала лежать и растирала слёзы по бледным веснушкам.

— А там есть каникулы? — спросила она вдруг, всхлипывая.

— Конечно! — отозвался Волдеморт.

— Я смогу возвращаться?

На мгновение он замолчал, и Люпин чуть не закашлялся от удивления — Волдеморт не хотел врать.

— Не знаю, скорее всего, — наконец ответил он. — Знаю лишь, что тебя не ждёт простая жизнь, у тебя другая судьба. Но тебя ждёт мир, где ты поймёшь, кто ты и как себя защитить. Собирай вещи, прощайся с родными — нам пора. Я дал тебе целый год…

Они смотрели друг другу в глаза неприлично долго. Это нельзя было назвать переглядыванием: оба словно замерли, читая души друг друга, и ребёнок смирился.

— Хорошо, — сказала она, ещё раз всхлипнув. — Чемодан тётя собрала, мне только пару вещей забрать.

Кивнув Люпину, чтобы тот сопроводил девчонку, Тёмный Лорд с облегчением выдохнул и закрыл лицо руками.

В спальне Мериды повсюду висели плакаты и яркие рисунки, квадратные бумажки со словами на иностранном языке, а кровать была завалена маленькими страшными куклами, похожими на разукрашенных ведьм. С зеркал свисали бусы, туалетный столик ломился от розовых баночек, а на комоде стройными рядами выстроились фотографии, где все обнимались. Это была комната любимого и счастливого ребёнка, и Люпин пожалел, что она не смогла убежать от судьбы, которая действительно не обещала быть лёгкой.

В первую очередь Мерида вынула из рамок пару фотографий, на одной из которых Ремус узнал ещё юного Гарольда Снейпа времён Битвы в Запретном лесу. Затем она взяла небольшой прямоугольный прибор с экраном, который зажёгся при её прикосновении, и несколько проводов.

— У нас нет электричества, — сказал Люпин. — Ты пересечёшь не просто границу, там другие законы. Возможно, мистер Риддл тебе поможет, но сильно не надейся.

— Вы такие мрачные из-за того, что у вас темно? — спросила она, вскинув на него взгляд.

— Вероятно… — с тихим вздохом ответил он, не имея возможности объяснить, что темнота там, куда она направляется, имеет больше значений. — Ты готова?

Она всё же взяла с собой предмет со шнурами и пошла к выходу.

— А сестра? Ты попрощалась?

Оглянувшись на оборотня, угрюмая и заплаканная, она ответила не по годам мудро:

— Мы прощались весь год.

Внизу её ждала не менее заплаканная тётка и расстроенный Даддли. Они все обнялись, и взрослые расцеловали племянницу в обе щеки. Тёмный Лорд стоял у выхода на улицу и смотрел вдаль, словно что-то высматривал. Люпин же отворачивался, чтобы не подсматривать семейных сцен.

Все проворонили момент, когда на втором этаже появилась Оливия и замычала, пытаясь перекинуть ногу через перила, чтобы попасть к младшей сестре. Волдеморт взлетел к ней за секунду и схватил, что ему позволяло гибкое и сильное тело, а Люпин таким похвастаться уже больше не мог. Но этих мгновений хватило, чтобы Мерида разрыдалась от всего происходящего. Ребёнка трясло, и она отогнала от себя всех, кто хотел к ней подойти и утешить. Потому Даддли решил присоединиться к супруге, успокаивающей дочь наверху.

— Пошли, — шепнул Тёмный Лорд оборотню на ухо. — Держи её и смотри по сторонам — мы не одни.

Сердце Ремуса ёкнуло, и он нащупал палочку. Но до ограждения ещё предстояло добраться, и этот путь обещал быть непростым. Мерида, потерявшая весь свой боевой настрой вместе со слезами, отчаянно сопротивлялась, и двое крепких мужчин тащили её под руки. Она пыталась упираться, кричала, что никуда не поедет, но выбора ей не давали. Наверное, кто-то один с её отчаянным протестом точно не справился бы.

Как только все вышли за ограждение, инстинкты оборотня обострились. Они с Волдемортом переглянулись и поняли, что видят одно и то же — а именно необычных людей у соседних домов, заглядывающих в окна. Фигуры почти не шевелились, и было ясно, что на них наведён морок.

Тёмный Лорд грубо дёрнул ребёнка за руку, и она вскрикнула от боли.

— Мерида, нам стоит очень быстро дойти до конца ограждения твоего дома, иначе моя магия может тебя убить. Слышишь? — прошипел он ей прямо в лицо. — А ещё тебя пришли убить те странные люди, что стоят у соседних домов. Видишь их?

Девчонка перестала рыдать и только тихо попросила:

— Быстрее…

Их заметили не сразу — видимо, печать Гарри всё ещё защищала его дочь. Тем не менее до конца ограждения они не успели: на троицу со всех сторон надвигались фигуры, чьи непропорциональные тела пугали не меньше, чем их намерения.

— Закрой ей уши, — тихо велел Волдеморт.

Люпин обхватил голову Мериды обеими руками, но она, бледнея от ужаса, на этот раз не сопротивлялась.

— Авада Кедавра!

Если бы Ремус не услышал произнесённого заклинания, он бы едва узнал его — сила удара была такой, что осветила всю улицу, настигнув не одну или две фигуры, а почти всех. Оставалось только надеяться, что маглы в домах выжили. Враг возле него был символом разрушения и злом без границ, несомненно, но много раз пострадавший от него Ремус в первую очередь считал себя боевым магом. А потому просто не мог не признать невероятную силу его тёмного заклинания — она его восхитила.

Тела повалились на землю, и Люпин увидел их истинные лица — самые обычные. Чтобы понять, кто они, видимо, нужно было знать всю историю. Но на это не было времени: со всех сторон наступали новые, пусть и не так бодро. Кто бы это ни был, они даже в страшном сне не могли представить, что нападают на Тёмного Лорда. Скорее всего у них были какие-то свои соображения и цели. Оборотень даже предполагал, что «убийством» темный маг девчонку просто пугал, чтобы та пошевеливалась, но сама ситуация всё равно для неё была очень опасной.

Когда они преодолели последние метры, Волдеморт скомандовал:

— Возьмитесь за руки, чемодан в центр.

Выполнив приказ, Люпин ощутил, как его уносит чистая, ничем не замутнённая мощь — сила величайшей магии на планете. Несколько секунд он словно парил в небесах, прежде чем ощутить под ногами твёрдую землю. Но приземлился он не у барьера, как обычно, а прямо у крыльца замка Салазара. Тёмный Лорд уже исчез — видимо, менее всего ему хотелось, чтобы его увидели в неподобающем виде. А к ним навстречу выбежали Белла и Джинни и тут же кинулись к девчонке.

И она, и её спутник выглядели не лучшим образом. Ведьмы, принявшиеся сюсюкать с «рыжей зайкой» — дрожащей, в слезах и не отвечающей ни на один их вопрос — разогнулись и вопросительно посмотрели на Ремуса.

— На нас напали… — коротко пояснил он.

Джинни ахнула в ужасе, Белла поразилась не меньше. Они приобняли Мериду и подтолкнули её ко входу. Ребёнок оглянулся на оборотня, словно просил помощи.

— Не бойся, мистер Риддл тоже здесь живёт! — улыбнулся он ей.

Ведьмы кинули на него оценивающий взгляд и переглянулись.

— Люпин, давай с нами, — сказала Джинни, махнув рукой. — Там чай стынет.

— Да, пупсик, ты нас не стесняйся… — буркнула Белла, распахивая перед Меридой двери. — Детка, ну не плачь, тётя Белла всем отомстит, не сомневайся!

Спустя десять минут они вчетвером сидели на деревянных лавках каменной кухни. На длинном столе стояли чайник, тарелки с ароматным печеньем и конфетами. Ребёнок, переживший потрясение, всё ещё дрожал, но увлечённо поглощал сладости и с интересом рассматривал удивительный новый мир. Заметив, что остальные только смотрят на неё, пьют чай и не прикасаются к выпечке, она смутилась.

— А почему вы печенье не едите? — спросила она, затем дернула Ремуса за рукав. — Возьмите!

Это были её первые слова в этом доме, и все сразу же потянулись за печеньем, заулыбавшись.

Ещё через пару минут появился Тёмный Лорд, затянутый в привычный чёрный камзол. Мерида завизжала от радости, увидев в совершенно чужом доме знакомое лицо, и кинулась обниматься.

Волдеморт привычным движением погладил её по голове, и Ремус понял, что она действительно была ему небезразлична. Всё это время он не просто гонялся за девчонкой по лестницам.

Тёмный Лорд присоединился к ним, хотя ничего не ел и не пил. Ремус осознавал, что более странного вечера в его жизни ещё не было. Все переговаривались, расспрашивали его и милорда о семье Мериды, избегая тем, которые могли бы её испугать или обидеть. Они пили чай, ели выпечку и неожиданно хорошо проводили время: он сам, два Пожирателя, Тёмный Лорд и дочь не до конца покойного министра Гарольда Снейпа.

Однако абсурдность происходящего не могла затмить того ощущения, которое оставила после себя тёмная магия. Люпин снова и снова прокручивал в памяти её невероятную силу — она манила, восхищала, не оставляя места для сравнения с лёгкой, светлой магией Дамблдора. Это была совсем иная стихия: мощная, глубокая, проникающая в самую суть.

Бросив взгляд на Джиневру, он вспомнил ту самую девочку из коридоров Хогвартса — ту, что поверила призрачному мальчику всей душой, когда остальные ещё играли в куклы и не задумывались о какой-либо вере. Всё это время он осуждал её... и лишь теперь понял: прикоснувшись к такой магии, не пойти за ней — невозможно .

Ремус надеялся, что очнётся, встряхнётся — ведь прожил уже немало. Но как же Мерида, единая с этой магией с раннего детства?

Зеленые и всем знакомые глаза сияли, хотя девочка иногда оглядывалась на домовика, которого всё еще побаивалась. В такие моменты Волдеморт клал ей руку на плечо и стук её сердца становился тише, оно успокаивалось…

Глядя на котёл в тёмном углу, декан Слизерина представлял, что в нём варится прошлое и будущее. Он не отрывал взгляда от него, вспоминая, с чего всё начиналось, но вспомнить не мог. Его семья всегда была верна ценностям чистой крови и магии — так говорил ему отец.

Однако мать предпочла закрыться в своём безумии, отец сбежал на тот свет, одного друга он убил собственными руками, остальные друзья тоже покинули этот мир. А где же его начало? Почему он здесь? Для кого? И какого книзла здесь до сих пор хранятся котлы и мешки с высушенными червями?!

Впервые за долгие годы он зашёл в кабинет зельевара осторожно, оглядываясь по сторонам. Обошёл стул с высокой спинкой, на котором часто сидел не только он сам, но и отец — отстукивающий тростью по полу свой фирменный ритм, по которому можно было понять, сердится он или шутит. Внимательно осмотрел стеллажи с мутными стёклами, у которых Гарри годами тарахтел колбами, помогая отцу работать. И сел в кресло, в котором Северус Снейп провёл полжизни — и от которого отказался совсем недавно.

Драко предпочёл бы обустроить собственное помещение, но директор настоятельно попросил занять именно этот кабинет и пообещал, что не будет сюда слишком часто захаживать.

Однако он не просто не заходил — он обходил это место стороной. И уже давно взрослый Драко Малфой хорошо понимал почему. Кабинет стоял бесхозным не один год, и здесь до сих пор пахло той жизнью, когда Гарри тенью носился по ночным коридорам Хогвартса, меняя ход истории. Жизнью, в которой он ещё хотел обнять родного отца. Жизнью, где он изо всех сил старался кого-то пожалеть, сцепив зубы. Жизнью, где была надежда на безоблачное будущее, которого у большинства из них так и не случилось. Даже на разделочном столе до сих пор лежал нож с инициалами его сына, и висело поцарапанное зеркало, в которое он когда-то смотрелся.

Впрочем, Северус после смерти сына нашёл Гестию, вырвавшись отсюда. Увидев же в зеркале своё отражение среди знакомой обстановки, Драко содрогнулся. Ему показалось, что на него смотрит отец, и что он не то что не вырвался, а попал в ловушку времени. Потому первым делом он постригся и повесил на крючок у двери трость, где она висит до сих пор. Так он стал не только моложе, но и освободился от плена воспоминаний, приступив к написанию своей собственной истории — в роли декана знаменитого факультета.

Отстрадав месяц, Драко с удивлением понял, что втянулся, и Чары — тот предмет, который ему преподавать особенно легко. Дома он не мог уговорить сына выйти с ним во двор подышать воздухом, а здесь к нему бежала толпа детей, едва завидев стройную фигуру у входа в гостиную.

Он не притворялся — он действительно чувствовал себя моложе, забегая в класс лёгкой походкой. Эти моменты он особенно ценил в своей новой жизни. Когда десятки улыбок адресовались только ему, он переставал быть одиноким, и в его мире вновь появлялся давно утраченный смысл. От первой минуты и до звонка колокольчика его глаза горели, а голос звучал так звонко, как в обычной жизни уже просто не мог.

Его обожали все — от еле передвигающегося Филча до младшего Уизли, от Пуффендуя до Гриффиндора, от Пивза до Кровавого Барона. Новый декан завоёвывал сердца, словно загадочный рыцарь из дамских романов.

Как-то раз, глядя на щебечущих детей вокруг Драко — радующихся тому, что он просто есть и раздаёт им подготовительные вопросы для зачёта, — проходящая мимо Элис покачала головой.

— Не забывай, чей факультет возглавляешь, Драко, — сказала она с усмешкой. — Мне становится страшно за тебя… Ты идёшь не по пути великого Салазара.

— На моё место хочешь? — попытался отшутиться декан. — Или поменяться?

— Разве мы сами выбираем себе места? — засмеялась она, и эхо ещё долго разносило её смех по коридорам. — Все фигуры на своих клетках!

Сегодня он понял, что Элис выдала мудрость по глупости — в тот момент, когда увидел, как она, дрожа от нетерпения, ввалилась в его кабинет без единого стука. Конечно, если не считать таким удар двери об стенку, от которого осыпалась штукатурка.

— Драко! — завопила она, бешено вращая глазами. — Поднимай свою важную тушку! Внучку с дедом привели знакомиться. Ты хочешь это пропустить?!

Разумеется, он хотел бы увидеть реакцию Северуса. Но вот за свою — не ручался. В конце концов, он убил отца девчонки. Смотреть ей в глаза? А вдруг не сможет? То куда тогда смотреть — в пупок?

Элис видела её сто раз, а Драко и Северус столько же раз избегали встречи, и избежать её в сто первый было бы уж слишком красноречиво. Учитывая, что скоро предстоит смотреть в глаза куда более мощной личности, вернувшейся из темноты, то встреча с ребёнком по сравнению с этим ужасом — мелочь.

Пока он вставал, ведьма успела его пару раз подтолкнуть в спину и фыркнуть, осуждая такую медлительность. В коридоре, где сновали ученики, она вела себя более сдержанно, но уже заразила своим любопытством Малфоя, и спешили в директорскую башню двое.

— Почему их так много?

Стражи заполонили все углы школы, и их коричневые мундиры с яркими нашивками за достижения с интересом рассматривали учащиеся.

— Мальчик мой, ты из подвала выходишь вообще?! — удивилась Элис. — Девчонка нужна какому-то ордену грязнокровок. Её даже убить пытались!

— Ей же двенадцать?!

Ведьма пожала плечами:

— А кто из нас ушёл от судьбы?

Наконец они добрались до горгульи.

— Чистота правит миром! — громко произнёс он.

Элис прошла первой в круглый кабинет, где уже не блестело золото и не дымились стеклянные сосуды, а стояли котлы и ящики с тёмными артефактами. Тем не менее шляпа на полках занимала своё место, как и портреты директоров на стенах, но это всё не делало атмосферу менее мрачной. И, судя по тому, что они были последними двумя деканами из четырёх, а профессор Стебль вошла перед ними, знакомство с внучкой Северус хотел превратить в знакомство внучки с факультетами. А потому дико обрадовался вошедшим, что легко угадывалось в лёгком наклоне головы и отсутствии десятка другого замечаний об их никчёмности в деле воспитания нового поколения.

— Помона, присаживайтесь! — громко сказал Август и уступил своё место. — Что, речь подготовили? Достаточно красноречиво сможете описать всю прелесть мандрагор?

Старушка махнула рукой в раздражении и обратила его на директора:

— Директор Снейп, вам не кажется, что Шляпа справится с распределением лучше, чем мы? — спросила она.

— У неё не будет распределения, профессор Стебль, — ответил Северус, всё ещё глядя в окно. — Просто расскажите ребёнку о своём факультете. Это так сложно?

— Мистер Малфой, готовьтесь. Похоже, вам говорить дольше всех! — заметила декан, раскусив задумку. — Всё равно ведь его ученица, не так ли?

— Верно, — подтвердил директор. — Это распоряжение.

И только присутствующие переглянулись, как дверь открылась, и в неё бойко забежала весёлая рыжая девчонка с высоким хвостом и в светлом коротком платье. Она не выглядела ни несчастной сиротой, ни дочерью мрачного министра, ни жертвой обстоятельств.

Увидев директора, явно утратившего дар речи (ведь даже для него упорно молчать в момент знакомства было не самым обычным делом), она резко остановилась. В этот момент в неё врезался идущий позади Ремус Люпин. Совсем последним, оглядываясь по сторонам, двигался Гиббон. Ему пришлось протискиваться, чтобы не остаться на ступеньках. Однако он даже не взглянул на старшего Снейпа, а спокойно прошёл к своим, пожал им руки, кивнул Элис, затем Помоне, и встал в самом дальнем углу.

Молчание затягивалось. Мерида осмотрела всех, оглянулась на оборотня, махнула рукой улыбавшейся Элис, задержала взгляд на Драко и решила взять всё в свои руки.

— Взрослые, добрый день! — возмутилась она, вскинув брови. — А почему вы молчите?

В этот момент громко и с одобрением хмыкнул Гиббон, давая понять, что успел узнать ребёнка довольно неплохо. Остальные поспешили прорвать плотину молчания — заговорили и задвигались одновременно.

Помона подошла и на мгновение положила руки ей на плечи, изображая фальшивое гостеприимство. Ребёнку Гарри ещё предстояло узнать, что далеко не все здесь любят её отца. Наверное, с куда большим удовольствием профессор поприветствовала бы дитя Волдеморта.

Затем к девочке подскочила Элис и принялась её тискать, совершенно искренне радуясь.

— Мы так давно не виделись, Мерида! — воскликнула она.

— Со вчерашнего вечера… — удивилась девчонка.

— Без тебя время — вечность! — захихикала ведьма.

Драко даже подумал, что это были не очередные слова невпопад, а её настоящие чувства. Дочь Гарри, словно концентрированный сгусток жизни, заряжала энергией всё вокруг, и Элис вполне могла искренне хотеть находиться с ней рядом.

Август подошёл и пожал девочке руку с видом ответственного старшего.

— Ну, мы то утром виделись, — усмехнулся он. — Но дважды поздороваться лучше, чем ни разу.

Они обменялись улыбками, но, уходя на своё место, Руквуд бросил неодобрительный взгляд на директора, что не укрылось от Малфоя.

Когда настала его очередь, Малфой почти понял, что чувствовал Северус, застывший с не самой приятной гримасой. Он и сам не знал, почему вдруг оцепенел, но прекрасно понимал, почему сердце у него ушло в пятки.

Малфой тоже пожал Мериде руку и попытался тепло улыбнуться. Обаятельный ребенок старого друга детства сразу понравился ему едва ли не больше, чем собственный. Но когда девочка улыбнулась в ответ, он уже не смог отпустить её ладошку. Это была улыбка маленького Гарольда — такая редкая и почти никому не известная.

Так он улыбался ему, когда хотел дать понять, кто здесь его единственный друг и кого он подбадривает с земли, желая держаться покрепче и не навернуться с метлы.

Его преданный им товарищ не просто не потерялся в безвременье, сохранив личность, но еще и продолжил свой род. Как бы кто ни старался — его плоть, кровь и душа не желали покидать этот мир…

Он вгрызался взглядом в хорошо ему знакомые глаза Мериды, та их не отводила, они держали руки друг друга и всё давно вышло за рамки приличия. Малфой был страшно признателен Люпину за его надсадный кашель — только благодаря ему он очнулся.

Оборотень наклонился к уху девчонки и громко сказал, чтобы все слышали:

— Мерида, декан Малфой и твой отец дружили в детстве.

Присутствующие с облегчением выдохнули, осознав, что обойдется без воспоминаний вслух и на этом неловкость закончилась. То, что они рано радовались, стало понятно, как только все посмотрели на Северуса. Прошедший через немало сложных испытаний в своей жизни, испытание самым обычным ребёнком он, похоже, проваливал. Директор стоял бледный, словно мрамор, и не спешил становиться приветливым. Драко видел его неуклюжие попытки улыбнуться внучке: но уголки его рта скорее подрагивали, чем приподнимались, а чёрные глаза смотрели на девочку свысока и недоверчиво.

Люпин, по всей видимости, смирился с ролью рупора очевидности и снова заговорил:

— Это твой дед, Мерида. Он пригласил тебя сюда, чтобы ты смогла узнать о факультетах в школе и выб...

— Спасибо, но не хочется слушать повторно, — уверенно перебила девочка и сделала шаг вперёд к директорскому столу. — Мне уже всё рассказали, правда.

Северус наконец вздрогнул, словно вспомнив, кто он и где находится, а Драко перестал раздражаться из-за его странного поведения.

— Здравствуй, Мерида... — произнёс он медленно, будто по слогам. — Ты идёшь сразу на второй курс, но тебе помогут привыкнуть и адаптироваться. Не бойся.

— Кто вам сказал, что я боюсь? — удивилась она. — Я училась в частной школе для девочек и уже ничего не боюсь. Просто хочется шляпу надеть. Мне даже неважно, что она скажет... Пожалуйста!

Она склонила голову на бок, и всем вдруг захотелось её пожалеть. Даже Помона начала нетерпеливо вздыхать, а Элис сложила руки на груди, умоляя директора позволить девочке удовлетворить своё любопытство.

— Милорд останется недоволен, — тихо произнёс директор. — Сильно.

— А вы не бойтесь… — прошептала она, отплатив неприветливому деду его же монетой.

Драко вздрогнул, ещё раз внимательно взглянул на хрупкую фигурку — и заподозрил, что девчонка похожа на отца куда больше, чем просто улыбкой.

Директор сжал губы, подошёл к шляпе и жестом позвал внучку к себе. Мерида не заставила себя долго ждать — она подскочила к нему за мгновение. Слегка помедлив, Северус осторожно попытался водрузить шляпу на её голову, но тому помешал высокий хвост.

Мерида быстро сняла резинку и надела её на запястье. По её плечам заструились тяжёлые, словно солнцем окрашенные волосы. Драко заметил, как директор задержал дыхание. Было видно, что он начинает что-то вспоминать — и эти воспоминания, судя по выражению его лица, были не слишком приятными.

Собравшись, он даже криво, болезненно усмехнулся, поразив этим присутствующих прямо в сердце, после чего надел шляпу и махнул палочкой. Сморщенное лицо старого волшебного аксессуара, к которому сам Малфой доверия имел мало, первые полминуты морщилось и не произносило ни звука. Только хорошенько подумав, словно нехотя, шляпа наконец проскрипела не самые простые слова:

В костре любви горит душа,

Отваги полно в страстном сердце,

Умна, душевна, хороша и никогда

Не перестанет верить в чудеса.

Она идет, не зная страха,

Пусть путь тернист и сложен ей.

Следы оставит в каждом миге,

Как память вечная людей.

Но зла клеймо на ней застыло,

И нет пути, чтоб обойти.

Судьбы лишив её на выбор,

Ведёт по краю, в полутьме,

Лишь только тот, кого не знала,

Да Салазара призрачная тень…

— Ого, прям пророчество выдала! — не выдержал Август. — А ведь может, когда не с устатку… Декан Миракл, ты чего? Ну не в Гриффиндор же малышке идти!

Элис от зависти к тени Салазара готовилась зарыдать. Похоже, она бы и не возражала, чтобы дочь Гарри стала гриффиндоркой, даже понимая, насколько это нелепо.

— Юная леди, ваша судьба идёт по верной дороге… — сказал Северус, принимая из рук Мериды Шляпу. — Нет никаких ошибок. Довольны?

— Вы про клеймо прослушали, да? — спросила девчонка и сощурилась, но вспомнила что-то более важное. — Ремус, ты всё запомнил?!

Маги в кабинете улыбнулись её непосредственности — кто искренне, кто нет, но равнодушных не осталось.

— Да! — подтвердил оборотень с усмешкой. — Запомнил. Директор, это всё?

Мерида подбежала к Гиббону и потянула его за руку. Тем временем маги начали собираться, поправляя мантии, чтобы побыстрее разойтись, как только Северус даст разрешение.

— Юная леди, подойдите...

Холодный, неприятный голос директора заставил всех вздрогнуть.

— Остальные свободны.

Конечно, Мерида не успела подойти первой — первым оказался Гиббон.

Северус с показным равнодушием перевёл взгляд с него на Люпина и произнёс:

— Это семейное. Вы с Гиббоном — не часть семьи. А я имею полное право.

— Драко? — позвал Амадей.

Недовольный голос застал его уже на выходе, но Малфой сразу понял, зачем его зовут.

— Будешь ответственным за неё пару минут, — сказал Пожиратель. — Хорошо?

Кивнув ему и ободряюще улыбнувшись Мериде декан указал ей на стул у стола. Когда все вышли, а Гиббон на пути к выходу оглядывался на Северуса почти с ненавистью, директор сел на своё место.

— Мерида, наша встреча вышла не такой, как я бы хотел… — начал он говорить, пытаясь смягчить свою привычную интонацию. — Ты очень похожа на мать моего покойного сына, и я растерялся. Со взрослыми такое тоже случается. Я совсем не хотел тебя обидеть молчанием.

— Знаю. Видела фото у бабушки. У дяди тоже парочка есть, — спокойно ответила девочка.

— Полагаю, когда ты поступишь в Хогвартс, мы сможем начать всё сначала...

Мерида покачала головой. Этот жест можно было расценивать как угодно, но директор остался доволен.

— Не скучно тебе в замке?

— Скучно, — честно призналась она. — Еле сюда отпросилась. И телефон не работает. Но скоро соберут всех детей, и мы начнём учиться.

— Где?

— Мне нельзя говорить.

— Кажется, я хорошо знаю, где...

Ребёнок равнодушно пожал плечами:

— А мне всё равно нельзя говорить.

Директор позволил себе слабую улыбку и кивнул в сторону выхода. Мерида мгновенно вскочила и явно была готова вылететь из кабинета стрелой.

Драко вывел её и передал в руки Гиббона. Он своими глазами увидел, как лицо девочки расслабилось и похорошело. Ей точно не понравился директор Снейп — причём даже больше, чем тот заслужил. Она заговорщицки шептала что-то Амадею на ухо, а тот лишь усмехался.

Малфой, желая защитить крестного, подошёл к странной парочке:

— Где Люпин?

Гиббон молча указал глазами на лестницу, и Драко заметил оборотня возле какого-то Стража.

— Мерида, беги к Ремусу, — сказал он девочке. — Нам надо поговорить.

С неохотой она удалилась и скрылась у него за спиной.

— Со всем уважением, но, полагаю, ты настраиваешь её против директора, — спокойно произнёс Малфой. — Мне известны ваши разногласия. Пусть она сама делает выводы, без твоего влияния.

Старший Пожиратель не рассердился на замечание, а только внимательнее посмотрел на собеседника.

— Знаю тебя с юных лет. И знаю, почему ты остриг волосы… — сказал он. — Но ты не был Люциусом, даже с патлами до пояса, Драко. Ты всегда делал выводы сам, просто не кричал о них на каждом углу. Почему думаешь, что другие не в состоянии?

Он сделал паузу, потом добавил:

— Мериде я не сказал ни слова лишнего, клянусь. Это она только что поведала мне, что дед — лжец, и что он ей не понравился. Это её вывод!

Маг развел руки, демонстрируя безвыходность ситуации:

— Извини, но заплакать от жалости к Северусу я не смог. Мериде тоже не понравился тот, кто обрадовался смерти её отца.

— Она не знает.

— Как легко забыть о «глупом» магле, да? А ведь они наши лучшие шпионы... Никто не принимает их всерьёз!

— Даддли… — прошептал декан.

— Кузен заметил и рассказал ей больше, чем ты думаешь. Ему никто не запрещал, даже сам Гарри.

Драко понял, что его упрёк был поспешным:

— Прости, иногда я забываюсь…

— Да ничего, парень, — ответил Гиббон и хлопнул его по плечу, усмехнувшись. — Забыть, кто такой наш директор, и вправду легко…

Пусть он и не имел ввиду «ужасного» крестного, которому давно научился прощать недостатки — считал, что у него самого их не меньше. Он всё равно предпочел кивнуть и улыбнуться товарищу на прощание. Декан вдруг подумал, что ссора в лодке перед лицом цунами в виде нового Гарри совсем не то, что поможет ему его пережить.

* * *

Развалюха, а не дом — именно таким его впервые увидел Ремус и таким он оставался в глазах жителей Литтл-Хэнглтона все эти годы. Старая бирюзовая краска облезла, а окна либо зияли пустотой, либо были заколочены подгнившими досками.

Место, где безжалостный молодой человек расправился со своей семьёй и заключил со тьмой бессрочный контракт. В кругу Дамблдора о нём знали все, но так никто и не смог отыскать. А ведь в этом доме горели сердца самых верных последователей Волдеморта, создавших мир таким, каким он есть сейчас. В Ордене Феникса так и не поняли, какая магия стёрла это здание и его адрес из реальности. Часто они с Артуром и Сириусом сидели до рассвета, пытаясь разгадать эту загадку, но безуспешно.

А сейчас его проводил сюда доверенный Страж армии того, с кем они все боролись. И почему-то попросил быть осторожнее. Еще раз окинув взглядом окна дома, которые приветствовали его, словно пустые глазницы мертвеца, он шагнул прямо в забор без малейшего намека на калитку.

В тот же миг его оглушил шум строительных инструментов, доносившийся из светлого, свежеокрашенного трёхэтажного дома. Из окон с белыми рамами вылетали щепки и мусор.

— Нет, Люпин! — заорал Крауч. — Тебя прибьёт, а мне потом отчитываться?! Сюда иди!

Сердце забилось сильнее от вида нынешнего министра и того, кто рычал на поле боя, бросая смертельные заклятия в тех, кого Ремус любил. Впрочем, тех кто не бросал такие заклятия в его окружении сейчас можно было по пальцам сосчитать. И оборотень пошел в направлении Барти, сидевшего на скамье у самого забора с бокалом напитка и в своем знаменитом плаще.

Крауч наблюдал за домом, словно за представлением, бросая на него грустные взгляды. Он похлопал по скамье рядом с собой, приглашая Люпина присесть. Тот немного замешкался, но сел.

— Уже было, — сказал Крауч, указывая стаканом на дом. — Как-то я со строительной магией напортачил и превратил дом милорда в отель. Даже крышки унитазов блестели. Тогда детей пришлось отправить к Малфоям, а остальные разбрелись кто куда. Всё повторяется, Люпин!

Его голос, как эхо далеких боев, отдавал холодом в душе Ремуса, и без этих откровений хорошо осознающего, что Волдеморт начал второй раунд. Он теперь даже сомневался, а точно ли Гарри попросил смешать всех детей?

— Чего это мы нахмурились, а? — спросил Крауч. — Не хочешь со мной разговаривать? Непривычно? Терзаешься?

Министр фальшиво вздохнул, словно в глубокой грусти.

— Да не переживай ты так, — продолжил он с кривой улыбкой. — С удовольствием долбанул бы по тебе заклятием. Для традиционности атмосферы.

— Спасибо, от сердца отлегло... — буркнул Люпин. — Ты зачем здесь?

— Посмотреть захотел. А то после начала занятий меня сюда только с официальным визитом пустят, — ответил Барти, сделал глоток и передёрнул плечами. — Если тебе когда-нибудь предложат должность министра, мой тебе совет — откажись!

Оба невольно ухмыльнулись, представив себе подобный абсурд.

— Гарри здесь нравилось? — вдруг спросил Люпин, удивив самого себя. — Он хотя бы тут был... счастлив?

Барти даже моргать перестал, ошеломлённый вопросом, и пристально посмотрел на собеседника. Его тёмные глаза скользили по Ремусу, который только теперь заметил, насколько мало Крауч изменился за два десятка лет. Казалось, он всё ещё жил идеалами чистой крови, оставаясь в полной боевой готовности — готовый в любой момент вскочить и умчаться на край света. Этот Пожиратель оставался тем самым Пожирателем из прошлого, кто рушил всё на своём пути. Чувствовать рядом тепло его тела было почти неестественно.

— А тебе? Тебе у нас нравится? Ты счастлив?

Люпин фыркнул и собрался встать, чтобы уйти. Но внезапно Барти схватил его за руку и потянул обратно вниз.

— Перестань! — сказал он. — Мы с тобой прошли одно и то же, просто по разные стороны баррикад...