Серебро Харона (джен)

Николай ни капли не преувеличивал: особняк Виктории действительно производил впечатление и совершенно не походил на «Сосновый дом». Электронный звонок с видеосвязью, высокие потолки, светлая мебель в современном стиле, телевизор в половину стены, сверкающая хромом сантехника — все чистое, новое, в безупречном состоянии. Такое чувство, будто они очутились в рекламном проспекте, а не в жилом помещении.

— А еще говорят, что работники похоронных компаний консервативны, — хмыкнул Ян. — Да этот мужик за технологическими новинками похлеще меня следил.

Инесса только пожала плечами и спросила:

— Начнем с ванной?

Увы, ни бело-голубой мрамор стен, ни мягкий пенополиуретановый коврик у ванны, ни полупрозрачная шторка душа не сохранили ни единого следа жутковатого происшествия: уборку в доме выполняли регулярно и тщательно. В конце концов Инесса, досадливо покачав головой, развинтила насадку душа, откуда извлекла пористый фильтр темно-серого цвета и принялась его разглядывать.

— Что-нибудь нашлось, Инь? — полюбопытствовал Ян.

— Невозможно определить на глаз, — отозвалась она. — Возьму с собой. Может, анализ что-то выявит.

Делать в ванной было больше нечего, и они, вскользь осмотрев кухню и гостиную, направились в спальню покойника. Спальней это можно было назвать лишь с натяжкой: больше всего помещение напоминало просторную рабочую студию, в которой почему-то стояла еще и кровать. В воздухе все еще витал слабый запах лекарств, несмотря на то, что от него явно старались избавиться.

— Первые шаги прозвучали возле кровати, — напомнила Инесса. — И сама кровать скрипнула.

— Если только это не было ее разыгравшимся воображением, — заметил Ян, но все же опустился на четвереньки, чтобы заглянуть под кровать.

Ничего. Ни скрытых динамиков, ни любых других электронных устройств — чистый, без единой пылинки пол. Если и были там какие-то следы, то уборка от них избавилась напрочь. Вздохнув, Ян заглянул за высокий книжный стеллаж рядом с кроватью, для чего пришлось его отодвинуть. И вновь нулевой результат, не считая вертикальной царапины на плинтусе. По другую сторону кровати, за креслом, — такая же царапина. Любопытно, но все еще непонятно.

Результатов не дал ни тщательный осмотр самой кровати, ни стеллажа, для чего пришлось избавить его от книг, ни прочей мебели поблизости. Самое странное, что удалось обнаружить, — небольшая коллекция древних серебряных монет в широкоформатном нумизматическом альбоме. В сердцах захлопнув его, Ян тихо чертыхнулся.

— Может быть, под паркетом что-то есть? — предположила Инесса.

— Может и так, — задумчиво кивнул Ян. — И все же я с трудом представляю, как нашему шутнику удалось туда забраться. Вряд ли он стал бы курочить пол на глазах у хозяйки.

— Она не всегда дома.

— Тут охрана, сигнализация и камеры.

— Тогда, возможно, это кто-то из охраны. Или же охрана подкуплена, — предположила Инесса.

— Возможно, — кисло ответил Ян. — Но, думаю, нам пока не стоит ломать пол. По крайней мере, раньше, чем мы отбросим все прочие возможности.

Не ответив, Инесса подошла к столу в противоположной стороне помещения и выдвинула ящик. Заглянув внутрь, она нахмурилась.

— Что там? — спросил Ян, машинально отряхивая брюки, хотя никакой пыли на полу не было и в помине.

— Конверт, — ответила она.

— В смысле?

— Смотри сам.

Подойдя ближе, Ян заглянул в ящик. Из-под вскрытого конверта выглядывал экран телефона. Хмыкнув, Ян взял в руки конверт и перевернул его. На обратной стороне красовалась надпись: «Это тебе, Вика. Вскрой после моей смерти». Конверт был пуст.

— Ну, умирающие нередко оставляют своим близким просьбы и указания, — заметил он. — Уж в этом-то ничего удивительного.

— В этом — ничего, — согласилась Инесса. — Но конверт лежит поверх телефона. Значит, Виктория брала его в руки уже после всей этой истории с шагами в спальне и звонком мертвеца.

— Точно, — сказал Ян, едва не присвистнув. — И в конверте тогда что-то было, иначе зачем нужно было его брать? Отсюда вопрос: почему она ни слова об этом не сказала?

— Возможно, это что-то слишком личное. Или просто не имеет отношения к делу.

— Ага. Но при следующей встрече я непременно задам ей пару вопросов об этом письме. Кстати, на кой она оставила здесь пустой конверт?

Инесса пожала плечами и, поднеся конверт к глазам, внимательно рассмотрела надпись, а потом осторожно положила находку в свою сумочку.

— Не знаю, — сказала она. — Но эта надпись… Что-то в ней странное. Как будто бы она…

— Что?

— Посмотрю дома под микроскопом, — заключила Инесса. — Куда это ты уставился?

Ян, присев на корточки, заглядывал за массивное кожаное кресло.

— Снова эта царапина на плинтусе, — озадаченно сказал он. — Точно напротив.

Настенные часы у него над головой издали тихий мелодичный звон, и Ян замер, пытаясь ухватиться за проскользнувшую на периферии сознания мысль. Кровавый душ. Потом телефонный звонок — точно в минуту смерти. Затем — шаги в спальне умершего. И еще это завещание в ящике стола, которое Виктория вскрыла лишь спустя неделю после смерти его автора… Минутку, она ведь вскрыла его только потому, что получила телефонный звонок — так она могла бы еще долго не заглядывать в стол отца. Мысль окончательно запуталась в ворохе обстоятельств, и Ян обескураженно покачал головой.

— Пять часов. Если мы хотим успеть в «Акен», пора бежать, — сказала Инесса. — Да и Николай уже заждался, наверное.

* * *

В отличие от особняка владельца, здание компании вполне соответствовало стереотипам и вызывало ассоциации с чем-то старомодным, неизменно респектабельным и надежным. Ни навязчивого внимания камер в каждом углу, ни изобилия электроники, ни ультра-современных материалов: только дерево, кожа и немного металла. Золотая надпись на застекленной черной вывеске у входа лаконично сообщала, что перед ними организация с ограниченной ответственностью «Акен».

Скромно одетая девушка на рецепции, выслушав их, кивнула и указала на кабинет справа от стойки. Николай, который, похоже, с самого начала чувствовал себя здесь не в своей тарелке, с неудовольствием заметил:

— Уж простите, ребята, но как по мне, похоронная компания тут уж точно ни при чем. Зря мы сюда заявились.

— Важно не то, что это похоронная компания, — отозвался Ян. — Важно, что это компания, принадлежавшая нашему покойнику, а теперь — его дочери. Если у кого-то есть мотив для такого рода шуток, то с высокой вероятностью он имеет отношение к этой организации.

— Не похожи они на любителей розыгрышей, — проворчал Николай, но возражать не стал.

Олег Малюткин, как представился им хозяин кабинета, на шутника тоже не походил ни капли. Строгий черный костюм, столь же строгие черты лица, и при всем этом — на удивление непримечательная внешность. Разглядывая его, Ян с легким удивлением отметил, что глазу буквально не за что зацепиться. Попроси его кто-то описать внешность Малюткина, и он вряд ли вспомнил бы что-либо помимо этого черного костюма.

За одним столом с ним сидела низкорослая и необыкновенно худая женщина: кожа лица туго обтягивала скулы, словно ее неделями морили голодом. Она смерила гостей равнодушным взглядом и вернулась к увесистой стопке бумаг на столе.

— Вы ведь директор компании? — уточнил Ян, обращаясь к Малюткину.

— Операционный директор, — уточнил тот. — А это…

— Жанна Кривошейко, — перебила его женщина тихим, но твердым голосом. — Главный инженер.

— Так значит, вас прислала Виктория… — вновь заговорил Малюткин.

— Нет, не совсем так, — возразил Ян. — Она никого не присылала. Но у нее… определенные проблемы, и мы помогаем ей справиться. Наведаться к вам — наша собственная инициатива.

— Да, проблемы, — горестно закивал директор. — Мы в курсе. Утром встретили ее в поликлинике.

— И вас это не удивило?

— Да как вам сказать… Кстати, Жанночка, ты не принесешь нашим гостям чаю?

Жанна подняла возмущенный взгляд на Малюткина, однако ничего не сказала и, тяжело вздохнув, покинула кабинет, пробормотав себе под нос что-то вроде: «Нашли секретаршу». Ощутив укол совести, Ян запротестовал:

— Да, право, это излишне…

Малюткин оставил его слова без внимания, а, когда за Жанной закрылась дверь, как ни в чем не бывало продолжил:

— Не хотел при Жанне говорить… Я предполагал нечто подобное.

— Что вы имеете в виду?

— Видите ли, Дмитрий Александрович, конечно, был исключительно уважаемым человеком, с огромным авторитетом в нашей компании. Никто и слова дурного о нем не скажет. Но я знаю его не меньше десяти лет. Я был с ним при основании «Акена» и знаю побольше прочих. Если коротко, он был склонен к навязчивым состояниям. Порой к довольно причудливым фантазиям. Не то чтобы это сильно влияло на его жизнь и, тем более, на бизнес, вовсе нет. Но, боюсь, его дочь могла унаследовать эту… неустойчивость психики. Мы все надеемся, что она с собой справится, конечно, но все же смерть родного отца — очень тяжелое испытание. Поэтому — нет, я не был удивлен, что у нее возникли проблемы.

— А можно подробней? — полюбопытствовала Инесса. — Что за причудливые фантазии были у вашего босса?

— Он был больше, чем просто босс, — покачал головой Малюткин. — Он был моим другом и наставником. Но при этом… Ох, ладно, раз уж начал, расскажу. Понимаете, у него была коллекция оболов.

— Коллекция чего? — переспросил Николай.

— Оболов. Помните этот обычай в Древней Греции? Умершему человеку на глаза или в рот клали серебряные монеты — плата Харону за переправу через Стикс в царство мертвых. Такая монетка и называется «обол». Дмитрий собирал их. В молодости сам участвовал в археологических экспедициях и копался в античных захоронениях, позже — покупал эти монеты или выменивал у других коллекционеров. Но с какого-то времени они стали его беспокоить. И чем дальше, тем сильнее.

— Что именно его беспокоило? — прищурился Ян.

— Когда его подкосила болезнь, он… Дмитрий не говорил это напрямую, но не раз намекал, что это связано.

— Он считал, что это проклятие? — прямо спросил Ян, но от улыбки дипломатично воздержался.

— Ну… в общем, да. Я помню, как это все начиналось. Он тогда вернулся из экспедиции в Грецию. Конкретно в Фессалию, если не ошибаюсь. Вернулся до предела воодушевленным и не с пустыми руками. Показал мне две монетки в отличном состоянии и заявил, что им, вероятно, удалось найти могилу самого Ахилла.

— Того самого? Мифического героя Троянской войны? — заинтересовалась Инесса.

— Именно так, — кивнул Малюткин. — Боюсь, я не знаток ни истории, ни археологии, поэтому понятия не имею, насколько это все правдоподобно.

— Не очень правдоподобно другое, — сказал Николай. — С чего вдруг правительство Греции позволило ему вывозить археологические ценности?

Малюткин замялся.

— Я думал об этом… Видите ли, Дмитрий Александрович был очень увлеченным человеком. И не из бедных. Не знаю, нарушал ли он закон или имел какие-то договоренности с властями. Я никогда не спрашивал.

Ян переглянулся с Николаем и усмехнулся.

— Ну хорошо. Значит, он вернулся с очередной находкой, и через какое-то время почувствовал недомогание, верно?

— Так и было. Тогда он и заговорил о том, что забирать плату Перевозчику за самого Ахилла было дурной идеей.

— Он не пытался избавиться от монет?

— Он избавился от них через год после возвращения. Но, как вы понимаете, это не помогло. Распродал почти всю свою коллекцию оболов, кроме нескольких старых находок. Безрезультатно. Тогда он и сказал мне, что проклятие Харона отменить нельзя, и что надеется он лишь на то, что его дочь не пострадает. И знаете, что я думаю? Я думаю, он уже тогда заметил… странности в ее поведении.

— Ну а Виктория знала обо всей этой истории с проклятием? Нам она ни слова про это не сказала.

— Я не… А, Жанночка, спасибо! — обернулся Малюткин к вошедшей Жанне с по-прежнему недовольным выражением лица, которая несла поднос, уставленный дымящимися чашками чая. — Что ж, дорогие гости, могу ли я еще чем-то помочь?

Ян досадливо поморщился. Тема про фамильные проблемы с психикой и оболы Харона, похоже, на сегодня закрыта. Ну да ничего. Им и без того еще многое предстоит выяснить.

— Есть пара вопросов, — кивнул он, отхлебнув чаю. — Вы упомянули, что к Дмитрию Боженко в компании относились с уважением. Но, возможно, вы можете припомнить кого-то, кто питал к нему иные чувства? Старая обида, возможно? Несправедливое увольнение или понижение в должности? Чрезмерные карьерные амбиции?

Вопрос, похоже, поставил Малюткина в тупик.

— Ну… — неуверенно протянул он, — у кого-то, наверное, могло быть что-то подобное, не отрицаю. Но вряд ли по-настоящему серьезное. Уж точно не настолько, чтобы мстить его ни в чем не повинной дочери.

— А если это никакая не месть? — спросила Инесса. — Если это, например, часть плана?

— Плана? — недоуменно переспросил Малюткин.

— Если ее пытаются к чему-то подтолкнуть? — пояснила свою мысль Инесса.

— Я… я не понимаю, о чем вы говорите, — беспомощно пробормотал Малюткин, широко раскрыв глаза.

Николай обернулся к Инессе и сказал:

— Честно говоря, я тоже, Инь.

Ян залпом опустошил чашку и с ухмылкой откинулся на спинку кресла. Он отлично понимал, о чем говорит сестра. Виктория не прочла бы письмо отца, не прими она звонок с кладбища, и это наводит на мысли. Но здесь и сейчас они вряд ли чего-то добьются. Искать ответы следовало в ином месте.

* * *

Инесса бросила взгляд на часы — не прошло и пяти минут. Почему проклятое время так медленно тянется? Вздохнув, она встала с диванчика и прошлась вдоль полутемного коридора, слушая звук своих шагов. Днем она и представить себе не могла, что вполне заурядный отель ночью окажется настолько жутким. И ведь, казалось бы, никакой атрибутики фильмов ужасов. Ни злобно скалящегося старика за стойкой, ни грозы за окном, ни выцветших фотографий со счастливыми постояльцами прошлых лет на стенах, провожающих тебя взглядом, когда ты идешь мимо. Ничего такого: только тишина и полумрак.

На ум пришло «Сияние» Стивена Кинга, и она мысленно выругалась. Еще не хватало накрутить саму себя до панической атаки. Что с ней вообще такое? Отродясь она не боялась темноты, да и ничего, по большому счету, не боялась. А тут вдруг раскисла с наступлением ночи. Тот факт, что Виктория вот-вот может принять звонок с телефона мертвого отца, явно недостаточен, а значит, Инесса только что открыла в себе ранее неизвестную фобию. Как там называется боязнь полупустых отелей?

Когда затрезвонил ее собственный телефон, самоирония не помогла ни капли: у Инессы перехватило дыхание. Она нашла в себе силы ватными пальцами вытащить телефон из сумочки и посмотрела на экран. Черт возьми, это всего лишь брат.

— Что такое, Ян? — с облегчением выдохнула она в трубку.

— Да ничего, — отозвался он, и, несмотря на его кажущийся беззаботным тон, она моментально ощутила в его голосе напряжение. — Мы на месте. У тебя все в порядке?

— Да, конечно. Ошиваюсь тут у двери Виктории. Надеюсь, она не выйдет.

— Семен еще у нее?

— Давно уж ушел. Серьезно, Ян, зачем ты звонишь? Что-то случилось?

— Да что могло случиться? — нервно рассмеялся он, и тут ей стало действительно не по-себе. — Все в порядке. Только…

— Что?

— Да как тебе сказать… Странно тут как-то. Я бы даже сказал, что… страшно.

Он снова рассмеялся, помолчал и выпалил:

— Черт, Инь, тут страшно до одури. Не знаю почему. Не только мне. Николай уже прочитал все псалмы, которые знал, и теперь сочиняет новые.

— Вы что-то видели? — быстро спросила она.

— Нет, пока ничего. Просто ощущение, словно рядом есть что-то.

Она сделала глубокий вдох, думая, стоит ли делиться с ним собственными чувствами. Пожалуй, не стоит, а то, чего доброго, подольет масла в огонь.

— Тогда возвращайтесь, — сказала она. — Вы явно не в форме.

— Еще чего! Дело не в нас. Я думаю, дело в том… Подожди-ка…

— Что?

— Я перезвоню, Инь, — ответил брат шепотом. — Там что-то есть.

— Где?

— На могиле. Ох ты ж черт… Он… Он вылезает оттуда… Я перезвоню!

— Ян!

Телефон издал звук отбоя и наступила тишина.

— Да черт тебя дери, Ян, — чуть не плача, пробормотала Инесса и ткнула в кнопку повторного набора.

Выслушав продолжительную серию длинных гудков, она снова чертыхнулась и бросила телефон в сумку. Вот и что теперь делать? Срочно ехать на кладбище? Или продолжать действовать по плану? За дверью Виктории раздался звонок, покончив с ее сомнениями. Она на цыпочках подобралась к двери и прислушалась.

— …Пожалуйста, папа, не звони больше, — услышала она тихий голос Виктории. — Я ведь сказала…

Голос прервался, сменившись звуком рыданий. Потом Виктория, должно быть, нашла в себе силы говорить и продолжила:

— Я ведь сказала, что сделаю все, как ты просишь. Мне ничего этого не нужно. Пожалуйста, папа!

Виктория замолчала — вероятно, бросила трубку, — и наступила тишина, перемежаемая лишь тихими всхлипами. Инесса на цыпочках побрела по коридору прочь. Ей все еще было страшно. Тени на стенах по-прежнему норовили сложиться в страшные образы, а по спине бегали мурашки от ощущения чьего-то пристального взгляда сзади. Но сейчас эти эмоции стремительно уходили на второй план, вытесняемые любопытством и пониманием. Вот, значит, в чем дело! Надо бы позвонить Яну, но, наверное, он и сам скоро выйдет на связь.