Секрет Сириуса Блэка (гет)

Я больше так не могу. Я не могу скрываться. Мало того, что это унизительно, это становится просто невыносимым. Мне едва исполнилось девятнадцать, а у меня такое чувство, что я прожила больше, чем десять человек. Я стала много плакать. Возможно, это всё из-за беременности и гормонов, но я думаю, что просто потихоньку схожу с ума. Вчера я взглянула на себя в зеркало и не могла остановить после этого слёзы до утра. Куда делась та милая беззаботная девушка, улыбка которой помогла завлечь самого красивого парня Гриффиндора?! Вместо неё я увидела моль с огромным пузом. Кожа прозрачная с синим оттенком, волосы похожи на солому, глаза потухшие, обрамлённые огромными синяками. Увидев, Сириус бросил бы меня, не задумываясь. И тогда можно было бы сразу идти добровольно сдаваться Волан-де-Морту. Не знаю, сколько я ещё выдержу без него. Мама говорит, что я ночами кричу и зову Сириуса. Но я, правда, его люблю. Так нельзя любить. Это плохая любовь... Такая сильная любовь ни к чему хорошему не приводит. Это точно.

Отец постоянно срывается. Начинает кричать, говорит, что это невыносимо, будто мы с мамой сами этого не знаем, порывается куда-то идти. Я могла бы стереть им память и скрываться одна, но всё зашло слишком далеко. Пожиратели вычислили их и, благодаря удивительной способности моего отца ладить с людьми, они теперь будут счастливы убить моих родителей так же, как и меня, грязнокровку.

Поганое слово. В этом болоте, в котором мы остановились на этот раз, ощущаешь всю его прелесть. Вот где начинаешь чувствовать себя настоящим отбросом. Здесь, а не в Большом зале Хогвартса, окружённая друзьями-волшебниками, где какой-то слизеринец обозвал тебя. Конечно, мы остановились не в самом болоте — это было бы уже слишком, — мы остановились недалеко от него, в довольно противном и сыром месте, попахивающим какой-то дрянью. Надеюсь, когда родится малыш, мы будем где-нибудь, где воздух посвежее.

— Нет, это просто невыносимо! — отец опять завёлся.

Мама молча заварила ему чай, добавив туда ложку коньяка. Отец всегда говорил, что это и есть настоящее зелье. Она делала это уже машинально, без эмоций. Будто отец не завёл очередную тираду на тему «как хреново скрываться, и каким униженным он себя чувствует», а просто пришёл и заговорил о погоде.

— Куда только смотрит этот Орден... Сколько можно ничего не делать?! Тоже мне волшебники!

Мама молча опустила перед ним чашку. Он, не обратив на этот жест никакого внимания, продолжал:

— Конечно, куда им сражаться! Какая война, когда им по двадцать лет?! Совсем дети...

— Что поделаешь, Гарольд, такая вот жизнь... — спокойным голосом ответила мама.

— Чёртова жизнь! — заорал отец, — Зачем мы вообще отдали тебя в эту школу?! Закончила бы нормальную, поступила бы в университет, как все, и не скитались бы мы сейчас не пойми где!

Он неловко махнул рукой. Чашка чая, заботливо приготовленная мамой, с глухим стуком упала на пол. Она раскололась пополам, а содержимое моментально растеклось по всему полу. Мама тут же ринулась подбирать это безобразие, устроенное отцом.

— Я сама, — тихо сказала я и достала палочку. — Репаро...

— Чертова магия! — разъярённо воскликнул отец.

— Угомонись, Гарольд! — серьёзно сказала мама. — Наша дочь, если ты не забыл, ждёт ребёнка! Будь добр вести себя прилично!

— Всё нормально, — сказала я, устало улыбаясь, — Я привыкла уже. Вы простите меня за всё это, пожалуйста...

Я почувствовала, что опять начинаю плакать. Это было уже так же нормально, как дышать. Я даже устала себя ненавидеть за это. Раньше мне казалось, что я слабачка. Я никогда не понимала, зачем нужно плакать. Почему плачут, когда расстаются с любимыми или, например, получат плохую отметку на экзамене. Сейчас я поняла. Люди плачут, просто чтобы не сойти с ума. Когда мы теряем близких или не получаем того, к чему так стремились, когда все усилия были просто развеяны по ветру, нужно поплакать. Поплакать, а не реветь целыми днями без остановки. От этого тоже совем скоро можно сойти с ума...

— Ну-ну, успокойся... — пристыженный, папа сел рядом со мной на диван и обнял меня, — Анна права... Ты прости меня, дорогая, я...

Я вскочила с места и мгновенно перестала плакать, почувствовав, как малыш внутри меня начал шевелиться. На лице сразу появилась счастливая улыбка. Вообще для меня единственным лучиком даже не надежды, а счастья, безумного счастья, было то, что у меня будет ребёнок.

— Что случилось? — обеспокоено спросил отец.

— Малыш толкается! — воскликнула я, переведя счастливый взгляд с живота на папу.

— Милая! — воскликнула мама и подбежала ко мне. — Это ведь так замечательно!

Я взглянула ей в глаза. Она еле сдерживала слёзы счастья. Никто не сомневался, что этот ребёнок будет самым желанным и любимым на свете. Малыш, пока ещё не рождённый, был нашей надеждой. Даже отец улыбался и дурачился, когда мы все вместе снова начинали придумывать ему имя, размышлять, какой будет его жизнь. Как я буду учить его или её кататься на велосипеде, а Сириус на метле, как мы будем переживать, когда он поедет в Хогвартс, когда сядет на заветный табурет и будет ждать распределения. Как по выходным мы будем приходить к бабушке и дедушке, и дедушка будет очень переживать, читает ли ребёнок магловскую литературу. Как мы будем нервничать, когда они с Гарри, уже почти взрослые для самих себя и такие маленькие для нас, поедут, например, в другую страну, а мы с Лили преобретём пару-тройку седых волос. Как Сириус будет беситься, когда узнает, что у дочери завёлся ухажёр, и как буду беситься я, если у нас будет сын, и он приведёт в дом невесту. И ни слова о войне. Ни единого. Я костьми лягу, а мой ребёнок вырастет в мире.

— Я переживаю, — сказала я, поглаживая живот.

— Ну, дорогая, это нормально, — улыбнулась мама. — Я, например, очень волновалась, когда была тобой беременна. Знаешь, как я твоему отцу нервы трепала?!

— Нет, я боюсь, что когда малыш родится, Волан-де-Морт ещё не будет побеждён...

Я судорожно вздохнула. Мама вскрикнула, прижав ладони к перекошенному от ужаса лицу. Отец стукнул кулаком по столу и, встав, нервно зашагал по палатке.

— О Великий Мерлин! Что же я наделала?! Собирайтесь быстрее!

Я заметалась по палатке, пытаясь собрать всё необходимое, но было уже поздно. Чары сработали. Мы услышали, как недалеко от палатки трансгрессируют Пожиратели.

— Может, обойдётся? — еле слышно прошептала мама.

Конечно, обойдётся. Конечно. Но они уже сняли почти все защитные чары. Но ведь это ничего не значит?

— Так, так... — протянул чей-то неприятный голос за палаткой, — Кто тут у нас? Грязнокровки?

— Мы их задержим, как сможем, а ты беги, — прошептал отец.

Конечно, задержите. Пожиратели смерти всегда боялись престарелых маглов, вооружённых ружьём и парочкой кухонных ножей.

Пока Пожиратели справлялись с защитными заклинаниями, что не заняло у них много времени, я лихорадочно соображала.

— Быстро туда! — скомандовала я родителям, указывая на другой выход в палатке,— Придётся бежать.

Конечно, бежать! И плевать, что Пожиратели смерти тоже неплохо бегают.

Я почувствовала, как чья-то огромная рука схватила меня и оторвала от земли сразу, как только я вылезла из прохода.

— Тут ещё одна! — довольно крикнул Пожиратель, державший меня.

— Давай её сюда! — послышался радостный голос.

Пожиратель сдавил мне грудную клетку так, что я начала задыхаться. В глазах потемнело и, пока он меня тащил, я могла только смутно рассмотреть отца, который пытался отбиться от Пожирателей.

— Отпустите нас, пустоголовые идиоты! — вопил отец.

— Нет, ты меня достал... Авада Кедавра!

— Гарольд! — завопила мама и просто начала рыдать.

Сдавливаемая Пожирателем, я не могла понять, что произошло. Папа убит? Нет. Нет, этого быть не может.

Но вопли мамы только подтверждали этот ужас.

— Заберите у этой грязнокровки палочку.

Воспользовавшись ситуацией, я укусила Пожирателя за жирную волосатую руку. Плеваться потом буду.

— Авада Кедавра! — завопила я, направив палочку на Пожирателя. Он покачнулся и упал. Времени оглядеться не было, но я поняла, что Пожирателей довольно много.

— Мам, бежим быстрее! — закричала я, подбегая к ней, воспользовавшись замешательством Пожирателей. Мама что-то бормотала, шевеля губами и глядя остекленевшими глазами куда выше моей головы.

— Бежим же...

Мимо нас со свистом пролетали убивающие заклятья.

— Авада Кедавра! — кричала я в ответ, размахивая палочкой, не совсем соображая, куда летят мои заклятья.

Мы бежали так быстро, как только могут бежать пожилая женщина и беременная девушка. Мама всё ещё не понимала происходящего, поэтому мне приходилось её тащить.

Я поняла, что пора трансгрессировать подальше, пока мы оторвались от Пожирателей. Я развернулась на месте, крепко держа маму. Передо мной сразу же возникло множество зелёных вспышек.

Через мгновение мы оказались на опушке какого-то леса.

— Вырвались, — прошептала я, — Мам... Мам?

Я не заметила, как мама обмякла у меня на руках.

— Что с тобой?

Я аккуратно опустила её на землю, отгоняя от себя реальность.

— Нет! — возмущённо воскликнула я, будто я не только что узнала о смерти матери, а увидела пятно на платье. Будто мама сейчас очнётся.

— Мама... — прошептала я, усиленно стирая слёзы с лица.

Она лежала с открытыми глазами, будто глядя на меня, и с невысохшими дорожками от слёз на покрытых морщинками щеках. Она погибла, не осознав до конца смерть своего любимого мужа. Что я буду делать без тебя, мамочка?