Незабудка (гет)

Гермиона шла по вагону Хогвартс-экспресса чуть позади Рона и Гарри, погружённая в мысли, пробираясь сквозь шумную толпу студентов.

Она вернулась, чтобы доучиться, но иногда ловила себя на мысли: «А имею ли я право просто сидеть на уроках, когда стольким людям мы не смогли помочь?». Возвращение в Хогвартс после войны давалось ей нелегко, она крепилась, стараясь не показывать своих переживаний.

Вдруг её взгляд уловил знакомую белокурую фигуру впереди. Драко Малфой стоял в коридоре, прислонившись к стене, и смотрел в окно, будто не видя мелькающих за ним пейзажей.

Он стал выше — теперь его силуэт казался угловатым. Бледнее — его кожа, всегда светлая, теперь отливала почти прозрачной белизной, как у человека, который слишком долго не видел солнца. Тени под глазами выдавали бессонные ночи, а губы были плотно сжаты, словно сдерживая дрожь или слова, которые он кому-то так и не решился произнести.

Но больше всего Гермиону поразил его взгляд — когда-то холодный, насмешливый, полный высокомерия, теперь он был потухшим, словно пепел после костра. В нём не было ни злобы, ни прежней самоуверенности, только усталость и что-то ещё…

Он не замечал подходившего к нему Гарри, не бросал привычных колкостей, не сверлил своими ледяными глазами. Он просто стоял, одинокий и изменившийся, будто война стерла с него всё, чем он был раньше.

— Малфой, — услышала она голос Гарри.

Гермиона замерла, всё же ожидая привычной вспышки неприязни между ними.

Но произошло нечто неожиданное.

Гарри, не говоря ни слова, шагнул вперёд и… протянул Малфою руку.

Её глаза — быстрые, аналитические — скользнули с одного на другого и обратно, ловя малейшие детали.

«Почему сейчас? Почему именно так?»

Она видела, как напряглись пальцы Рона — он вот-вот выхватит палочку, если Малфой сделает хоть одно неверное движение.

Губы её слегка приоткрылись — не для слов, а для короткого, прерывистого вдоха, будто она уже просчитывала последствия.

Драко вздрогнул, словно не веря своим глазам. На мгновение в его серых глазах мелькнуло что-то неуловимое — может, сомнение. Но затем, медленно, почти нерешительно, он поднял руку и пожал протянутую ладонь.

Гермиона почувствовала, как что-то сжалось у неё в груди. Возможно, это был первый шаг к чему-то новому. Или просто жест усталых людей, уставших от войны.

Рон рядом с Гарри нахмурился, но промолчал. А она вдруг подумала, что, может быть, исцеление начинается именно с таких моментов.

* * *

Поттер приоткрыл дверь купе, пропуская вперед Рона и Гермиону. Она сразу же ощутила волну теплого света и знакомых голосов.

Джинни, сидевшая у окна, мгновенно вскочила, и её рыжие волосы мелькнули, как вспышка пламени.

— Гарри! — её голос дрогнул, и она уже бросилась к нему, обвивая руками шею. Гарри замер на секунду, потом крепко прижал её к себе, пряча лицо в её волосах. В его позе читалось такое облегчение, будто он наконец-то смог выдохнуть.

Невилл, сидевший рядом с Лавгуд, улыбнулся своей застенчивой улыбкой и махнул рукой.

— Ну наконец-то! Мы уже думали, вы опять вляпались в какую-нибудь историю по дороге.

Полумна, не отрываясь от какого-то причудливого журнала, подняла глаза и мягко добавила.

— Хотя, если бы это случилось, я бы, наверное, почувствовала. В воздухе всё ещё витают следы тревожных вибраций.

Рон фыркнул и плюхнулся на сиденье напротив ребят. Гермиона села рядом, её плечо слегка коснулось его.

— Ладно, ладно, хватит о вибрациях. Мы же всё-таки доехали без приключений, вот чудо-то. Если только не считать, что Гарри минуту назад пожал руку Малфою.

В купе воцарилась гробовая тишина.

Джинни резко отстранилась от Гарри, уставившись на него круглыми глазами:

— Ты ЧТО СДЕЛАЛ?!

Невилл подавился своим тыквенным соком и закашлялся, а Полумна, наоборот, засияла:

— О, как прекрасно! Это значит, вумпланги в этом году будут особенно дружелюбными.

Гарри покраснел и провёл рукой по затылку.

— Да ладно вам, это просто... ну, он же в конце концов не выдал нас.

Рон фыркнул и скрестил руки:

— Не выдал — это теперь повод жать руку всяким подонкам? Ладно, следующий на очереди Долохов, что ли?

— РОН! — зашипела Гермиона, но в углу её рта дрогнула улыбка.

Джинни хихикнула:

— Ладно, но если он когда-нибудь снова назовёт Гермиону «грязнокровкой», я лично напомню ему, как он пускал пузыри в том туалете.

Гарри застонал и закрыл лицо руками, а Рон, довольный произведённым эффектом, с аппетитом откусил голову шоколадной лягушке.

* * *

Рон оживлённо спорил с Гарри о составе «Кэннонс», и в его жестах, в привычном взмахе руки, когда он доказывал свою точку зрения, не было ни капли напряжения, ни той неловкости, что висела между ними с Гермионой последние месяцы.

Он поймал её взгляд — и ухмыльнулся, точно так же, как делал это в одиннадцать лет, когда они впервые встретились в этом поезде.

«Друзья», — подумала она.

Не «бывшие», не «не сложилось». Просто друзья.

Она перевела взгляд в окно Хогвартс-экспресса, где за стеклом мелькали холмы, уже тронутые осенней позолотой, и ловила себя на мысли: она больше не ждёт. Не ждёт внезапного трепета, взгляда, от которого перехватывает дыхание, руки, что найдут её в толпе.

После войны мир казался слишком шумным и одновременно слишком тихим — полным людей, но лишённым того, кто смог бы по-настоящему её понять.

Она и представить не могла, как кто-то новый пытается вписаться в её жизнь — в её книги, её принципы, её шрамы.

Кто сможет принять её такой? С её резкостью, её упрямством, её ночами, когда она всё ещё просыпается с криком, зажатым в горле?

Гермиона закрыла глаза.

Нет, она не верила, что встретит кого-то. И, возможно, это было даже к лучшему. Потому что её сердце, хоть и свободное, уже принадлежало друзьям, делу, миру, который они спасли.

И пока что этого было достаточно.