Незабудка (гет)

Минерва Макгонагалл, став директором Хогвартса после битвы стремилась восстановить нормальный учебный процесс и дать всем студентам возможность наверстать упущенное.

Поэтому решено было оставить всех студентов на тех же курсах. Пошла она на это по некоторым причинам:

1. Потеря учебного года — Хогвартс находился под контролем Пожирателей смерти, и обучение было искажено (особенно в Защите от Тёмных Искусств). Многие студенты (особенно те, кто участвовал в сопротивлении или был вынужден скрываться) просто не получили необходимых знаний.

2. Подготовка к экзаменам — Если бы студенты перешли на следующий курс без должной базы, это могло бы негативно сказаться на их результатах СОВ и ЖАБА.

3. Психологическая реабилитация — После войны многим ученикам (и преподавателям) нужно было время, чтобы оправиться от пережитых событий. Повторный год обучения позволял снизить нагрузку и дать им возможность восстановиться.

Это решение Макгонагалл отражало её заботу о будущем учеников: она хотела, чтобы они получили полноценное образование, несмотря на тяжёлые обстоятельства войны.

* * *

Звуки проносились сквозь него как поезд, в котором он задумчиво сидел. Лоб коснулся едва запотевшего стекла. В память Драко врезались воспоминания, как мать обнимает его на прощание, шепча ободряюще:

— Милый, всё будет хорошо, тебе необходимо закончить учёбу.

Опустошение — это всё, что ему хотелось закончить. Он опустел до самой глубины души. Раньше в нем кипела жизнь, а сейчас осталось только равнодушие. Говорят, самое страшное чувство — это разочарование, так вот он был разочарован собой. Все его устои и ценности пошатнулись, мир перевернулся, когда он наконец осознал, что всё чем он жил перестало иметь хоть какое-то значение.

Прежнего Малфоя больше не существовало.

Рядом с ним в вагончике без остановки болтала Панси. Она рассказывала Забини о своих каникулах в Париже — о бескрайних лавандовых полях, словно сошедших с открытки, об ужинах в деревушках, где местные сыры и вино таяли во рту, и об утреннем аромате свежих круассанов…

«Она хотя бы смогла забыть. Хотя бы на это лето»

Но он — нет.

В голове, будто нарочно, снова всплывали обрывки воспоминаний: холодные глаза Лорда Волан-де-Морта, дрожащие руки матери, когда она прятала его в Малфой-мэнор, и этот проклятый «Да, мой лорд», который он повторял, словно заклинание. Война оставила след, глубокий и невидимый, как шрам от круциатуса на душе. И теперь, когда все вокруг пытались притворяться, будто ничего не случилось, он чувствовал себя чужим — будто смотрел на мир сквозь разбитое стекло.

Его размышления прервал внезапный смех. Малфой сжал кулаки. Ему не нужно было веселье. Ему нужно было просто перестать чувствовать. Хотя бы на минуту. Он резко встал, не глядя на удивлённые взгляды Панси и Блейза, едва слышно пробормотав что-то насчёт:

— Нужно отлучиться.

Дверь купе захлопнулась за ним с глухим стуком.

Где-то в глубине поезда нашелся пустынный проход между двумя вагонами. Драко молча смотрел как солнце медленно клонилось за зеленый холм, будто нехотя прощаясь с этим днём. Его лучи, ещё тёплые и золотистые, цеплялись за верхушки травы, окрашивая их в медовые оттенки. Постепенно свет становился мягче, розовее, будто кто-то размыл краски по небу акварельной кистью. Тень холма тянулась всё дальше, а солнце, словно застенчивая девушка, пряталось за его склоном, оставляя лишь алый отсвет на горизонте.

Он стоял до тех пор пока не осталась только тонкая полоска света, а потом и она исчезла.

Его мысли прервали…

— Малфой? — с небольшим удивлением поприветствовал его кто-то.

Он повернул голову и слегка приподнял бровь до сих пор не веря, что сам Поттер решил с ним заговорить.

Вдруг к нему протянулась ладонь Гарри, видимо для рукопожатия.

Тишина.

Она повисла между ними, густая, почти осязаемая, перекрывая грохот колёс Хогвартс-экспресса и гомон студентов в соседнем вагоне.

Рука всё ещё замерла в воздухе — открытая, безоружная, но от этого лишь ещё более непонятная.

Пальцы Драко едва заметно дрогнули, будто тело уже решило, а разум ещё обдумывает. «Зачем? Насмешка? Или…»

В глазах Поттера не было прежней ненависти. Не было и жалости — этого Драко не вынес бы. Было что-то новое.

Уизли застыл за его спиной, будто увидел привидение из запретного леса. Грейнжер прикусила губу до побелевших краёв — её взгляд метался от его лица к протянутой руке и обратно, словно она пыталась решить уравнение, в котором все переменные вдруг изменились.

Малфой почувствовал, как горло сжалось в знакомом спазме. Он ненавидел это. Ненавидел эту липкую нерешительность. Ненавидел колебания.

Он не знал, зачем тянется к Поттеру.

На мгновение ему захотелось огрызнуться, швырнуть колкость, вернуться к старой игре…

Но прежде чем слова сорвались с губ, он перевёл взгляд на Грейнджер.

А в её глазах...

Не было ненависти. Не было даже укора. Только вопрос. Тихий. Немой. Как будто она уже знала ответ, но ждала, скажет ли он его сам.

«Кто ты теперь, Малфой?»

И самое ужасное — он действительно не знал.

Одно движение. Один шаг. И прежний Малфой останется там — в прошлом.

Его рука, будто сама по себе, двинулась вперёд.

Гермиона шла по вагону Хогвартс-экспресса чуть позади Рона и Гарри, погружённая в мысли, пробираясь сквозь шумную толпу студентов.

Она вернулась, чтобы доучиться, но иногда ловила себя на мысли: «А имею ли я право просто сидеть на уроках, когда стольким людям мы не смогли помочь?». Возвращение в Хогвартс после войны давалось ей нелегко, она крепилась, стараясь не показывать своих переживаний.

Вдруг её взгляд уловил знакомую белокурую фигуру впереди. Драко Малфой стоял в коридоре, прислонившись к стене, и смотрел в окно, будто не видя мелькающих за ним пейзажей.

Он стал выше — теперь его силуэт казался угловатым. Бледнее — его кожа, всегда светлая, теперь отливала почти прозрачной белизной, как у человека, который слишком долго не видел солнца. Тени под глазами выдавали бессонные ночи, а губы были плотно сжаты, словно сдерживая дрожь или слова, которые он кому-то так и не решился произнести.

Но больше всего Гермиону поразил его взгляд — когда-то холодный, насмешливый, полный высокомерия, теперь он был потухшим, словно пепел после костра. В нём не было ни злобы, ни прежней самоуверенности, только усталость и что-то ещё…

Он не замечал подходившего к нему Гарри, не бросал привычных колкостей, не сверлил своими ледяными глазами. Он просто стоял, одинокий и изменившийся, будто война стерла с него всё, чем он был раньше.

— Малфой, — услышала она голос Гарри.

Гермиона замерла, всё же ожидая привычной вспышки неприязни между ними.

Но произошло нечто неожиданное.

Гарри, не говоря ни слова, шагнул вперёд и… протянул Малфою руку.

Её глаза — быстрые, аналитические — скользнули с одного на другого и обратно, ловя малейшие детали.

«Почему сейчас? Почему именно так?»

Она видела, как напряглись пальцы Рона — он вот-вот выхватит палочку, если Малфой сделает хоть одно неверное движение.

Губы её слегка приоткрылись — не для слов, а для короткого, прерывистого вдоха, будто она уже просчитывала последствия.

Драко вздрогнул, словно не веря своим глазам. На мгновение в его серых глазах мелькнуло что-то неуловимое — может, сомнение. Но затем, медленно, почти нерешительно, он поднял руку и пожал протянутую ладонь.

Гермиона почувствовала, как что-то сжалось у неё в груди. Возможно, это был первый шаг к чему-то новому. Или просто жест усталых людей, уставших от войны.

Рон рядом с Гарри нахмурился, но промолчал. А она вдруг подумала, что, может быть, исцеление начинается именно с таких моментов.

* * *

Поттер приоткрыл дверь купе, пропуская вперед Рона и Гермиону. Она сразу же ощутила волну теплого света и знакомых голосов.

Джинни, сидевшая у окна, мгновенно вскочила, и её рыжие волосы мелькнули, как вспышка пламени.

— Гарри! — её голос дрогнул, и она уже бросилась к нему, обвивая руками шею. Гарри замер на секунду, потом крепко прижал её к себе, пряча лицо в её волосах. В его позе читалось такое облегчение, будто он наконец-то смог выдохнуть.

Невилл, сидевший рядом с Лавгуд, улыбнулся своей застенчивой улыбкой и махнул рукой.

— Ну наконец-то! Мы уже думали, вы опять вляпались в какую-нибудь историю по дороге.

Полумна, не отрываясь от какого-то причудливого журнала, подняла глаза и мягко добавила.

— Хотя, если бы это случилось, я бы, наверное, почувствовала. В воздухе всё ещё витают следы тревожных вибраций.

Рон фыркнул и плюхнулся на сиденье напротив ребят. Гермиона села рядом, её плечо слегка коснулось его.

— Ладно, ладно, хватит о вибрациях. Мы же всё-таки доехали без приключений, вот чудо-то. Если только не считать, что Гарри минуту назад пожал руку Малфою.

В купе воцарилась гробовая тишина.

Джинни резко отстранилась от Гарри, уставившись на него круглыми глазами:

— Ты ЧТО СДЕЛАЛ?!

Невилл подавился своим тыквенным соком и закашлялся, а Полумна, наоборот, засияла:

— О, как прекрасно! Это значит, вумпланги в этом году будут особенно дружелюбными.

Гарри покраснел и провёл рукой по затылку.

— Да ладно вам, это просто... ну, он же в конце концов не выдал нас.

Рон фыркнул и скрестил руки:

— Не выдал — это теперь повод жать руку всяким подонкам? Ладно, следующий на очереди Долохов, что ли?

— РОН! — зашипела Гермиона, но в углу её рта дрогнула улыбка.

Джинни хихикнула:

— Ладно, но если он когда-нибудь снова назовёт Гермиону «грязнокровкой», я лично напомню ему, как он пускал пузыри в том туалете.

Гарри застонал и закрыл лицо руками, а Рон, довольный произведённым эффектом, с аппетитом откусил голову шоколадной лягушке.

* * *

Рон оживлённо спорил с Гарри о составе «Кэннонс», и в его жестах, в привычном взмахе руки, когда он доказывал свою точку зрения, не было ни капли напряжения, ни той неловкости, что висела между ними с Гермионой последние месяцы.

Он поймал её взгляд — и ухмыльнулся, точно так же, как делал это в одиннадцать лет, когда они впервые встретились в этом поезде.

«Друзья», — подумала она.

Не «бывшие», не «не сложилось». Просто друзья.

Она перевела взгляд в окно Хогвартс-экспресса, где за стеклом мелькали холмы, уже тронутые осенней позолотой, и ловила себя на мысли: она больше не ждёт. Не ждёт внезапного трепета, взгляда, от которого перехватывает дыхание, руки, что найдут её в толпе.

После войны мир казался слишком шумным и одновременно слишком тихим — полным людей, но лишённым того, кто смог бы по-настоящему её понять.

Она и представить не могла, как кто-то новый пытается вписаться в её жизнь — в её книги, её принципы, её шрамы.

Кто сможет принять её такой? С её резкостью, её упрямством, её ночами, когда она всё ещё просыпается с криком, зажатым в горле?

Гермиона закрыла глаза.

Нет, она не верила, что встретит кого-то. И, возможно, это было даже к лучшему. Потому что её сердце, хоть и свободное, уже принадлежало друзьям, делу, миру, который они спасли.

И пока что этого было достаточно.

Драко сидел за слизеринским столом. Его взгляд был расфокусирован, стеклянный — он не видел ни волнующихся первокурсников, ни пылающих свечей под потолком. Даже привычное зрелище Распределяющей шляпы не вызвало в нём ни малейшего интереса.

Где-то впереди звучал голос Минервы, но слова сливались в монотонный гул. Внезапно перед глазами всплыл образ — белоснежная борода, полумесяцы очков, добрые морщинки у глаз. «Добрый вечер, Драко,» — слышалось ему, будто эхо из другого времени. То самое последнее «добрый вечер», после которого...

Он резко моргнул, пытаясь стряхнуть воспоминание. И в этот момент его взгляд уперся в Грейнджер.

Она сидела, выпрямив спину, как всегда, с тем же решимым подбородком, теми же непослушными кудрями, собранными в тщетной попытке приручить их. Такая же. Совершенно такая же.

— Слизерин! — крик шляпы вырвал его из оцепенения.

Драко вздрогнул, осознав, что пропустил всё распределение. Он машинально хлопал вместе со всеми, но мыслями был далеко. Его пальцы нервно постукивали по столу, выбивая невидимый ритм, который совпадал с учащенным стуком сердца.

Когда церемония закончилась, он первым выскользнул из Большого зала, даже не взглянув в сторону слизеринского стола. В подземельях он бросил взгляд на свой нетронутый сундук — два взмаха палочки, секундное дело, и вещи сами бы разложились по полкам. Но Драко не мог ждать. Не сейчас.

Метка горела.

Не физически — нет, она давно побледнела, превратившись в бледно-серый шрам. Но в его голове она «кричала», как незаживающая рана.

Тени в коридорах шевелились, будто следили за ним.

Он стоял перед голой стеной на восьмом этаже, сжав кулаки так, что ногти впились в ладони.

«Мне нужно место, где я смогу найти ответ на свой вопрос»

Он повторял это не вслух, а в голове, словно боялся, что сам Хогвартс услышит его слабость.

И тогда стена дрогнула. Сначала появилась просто трещина в камне, тонкая, как паутина. Потом — очертания, будто кто-то провел невидимым пером по шероховатой поверхности.

И наконец — дверь. Черная, старая, с ржавой ручкой в форме сердца.

Он толкнул ее — и воздух внутри дрогнул.

Запах пыли, чернил и чего-то горького — как будто перед ним раскрылся древний склеп знаний.

Комната расширялась в темноте, принимая форму библиотеки. Полки тянулись в бесконечность, теряясь в высоте, а книги казалось шептались, когда он проходил мимо.

* * *

Теплый свет магических ламп мягко окутывал уютный уголок, который Выручай-комната создала специально для Драко. Глубокое бархатное кресло-реклайнер, будто воплощённое для долгих ночных чтений, почти полностью поглотило его стройную фигуру. В руках он держал древний фолиант с потрескавшимся переплетом — «Темные печати: магия неснимаемых проклятий». Страницы шелестели под его пальцами.

Вдруг — шаги.

Тихие, но отчетливые. Кто-то был здесь.

Драко резко поднял голову, инстинктивно хватая палочку. Сердце бешено заколотилось. Комната не должна была впускать никого…

И тогда между стеллажами мелькнул знакомый силуэт.

Грейнджер.

Неужели?

Она появилась из-за полки, как призрак, заставив его кровь буквально застыть в жилах. Шла быстро, глаза бегло пробегали по корешкам книг, будто искала что-то срочное. Увидев его, резко остановилась, лицо на мгновение исказилось.

— Малфой? — ее голос прозвучал неожиданно громко в этой тишине.

Он не сразу нашелся, что ответить. Что, черт возьми, она здесь делает?

— Ты следила за мной? — вырвалось у него, голос резче, чем он хотел.

Гермиона скрестила руки на груди, брови чуть приподняты.

— Нет. Я искала кое-что для себя. — Она огляделась. — Хотя, признаюсь, не ожидала встретить здесь тебя!

Ее взгляд скользнул по креслу, книгам, затем — задержался на его левом запястье.

Драко инстинктивно прикрыл рукавом метку, но было уже поздно.

Тишина повисла между ними тяжелее, чем когда-либо.

И он знал, что она знает.

— Ты пытаешься избавиться от нее, — сказала она наконец, не вопрос, а констатация.

Он стиснул зубы, но отрицать не стал.

— А ты что, пришла помочь? — язвительно бросил он. — Или просто решила поиздеваться?

— Я пришла за… — осеклась не договорив. — Я уйду, как только найду то, что мне нужно.

— А что тебе нужно?

Гермиона замялась.

Драко заметил, как её пальцы сжали книгу чуть сильнее.

Он присмотрелся.

Тёмные круги под глазами. Следы усталости.

— Ты выглядишь ужасно, Грейнджер.

— Спасибо, как всегда очарователен, — она резко развернулась к полкам.

Но он уже видел.

Книга в её руках — «Разум и его восстановление».

Второе кресло появилось в конце зала — достаточно далеко, чтобы не мешать друг другу, но достаточно близко, чтобы ощущать присутствие.

Он вернулся к своему чтению. В этом молчаливом соседстве было что-то странно успокаивающее. Они не были здесь врагами — просто двумя людьми, пытающимися исправить то, что казалось непоправимым.

Когда часы пробили три, Гермиона аккуратно закрыла фолиант и встала.

— О-о, неужели Великая Грейнджер боится, что если не ляжет спать прямо сейчас, завтра не сможет блеснуть перед Макгонагалл своими бесценными знаниями? — раздался его голос, нарочито сладкий.

— Знаешь, Малфой... я думала, ты изменился. — Её голос прозвучал почти разочарованно.

Драко выдал грустную гримасу — будто он только что проглотил что-то кислое.

— Прости, что разочаровал тебя, грязно... — начал он, но вдруг оборвал себя на полуслове.

— Грязно... что? — Её глаза вспыхнули опасным блеском.

— Ладно. Проваливай, — сквозь зубы выдавил он наконец, отвернувшись.

Гермиона смерила его долгим взглядом.

— Как удобно, — тихо сказала она. — Снова прятаться за маской.

Её шаги эхом разнеслись по комнате.

Она на секунду задержалась у двери, будто хотела что-то ещё сказать, но в итоге просто ушла, оставив его наедине самим с собой.

Так и шло — изо дня в день.

Они встречались в Выручай-комнате. Он делал вид, что не замечает её, когда она входила. Гермиона тоже не удостаивала его взглядом — проходила мимо, будто он был частью мебели, ещё одним странным изобретением комнаты.

Но однажды она словно задумавшись, погружённая в свои мысли, машинально кивнула — чистая автоматическая вежливость, забыв на мгновение, кто перед ней.

И только потом осознала.

Губы её сжались, будто поймав себя на ошибке.

А он — медленно приподнял бровь, и вдруг на лице появилась та самая малфоевская ухмылка.

— Доброй ночи, дорогая, — произнёс он медленно, растягивая слова. — Как трогательно, что ты меня заметила.

— Заткнись, Малфой, — бросила она устало.

— Как прикажешь, — он сделал театральный поклон.

На следующий вечер он поджидал её.

Сидел в кресле, развалившись с преувеличенной небрежностью, пальцы медленно барабанили по подлокотнику. Когда дверь скрипнула, он поднял глаза и краешек его рта дёрнулся в предвкушении.

Гермиона вошла, погружённая в свиток пергамента.

Тогда он сделал это.

Преувеличенно медленный кивок.

Голова наклонилась ровно настолько, чтобы это невозможно было игнорировать, брови приподнялись в мнимой вежливости. Чистейшая пародия на её вчерашнюю машинальную вежливость.

Она застыла между стеллажей. Пергамент хрустнул в её пальцах.

— Ты... — начало сорвалось с губ, но она сжала зубы.

В его глазах танцевал тот самый ядовитый огонёк, который она ненавидела.

— Что, Грейнджер? — голос сладкий, как сироп. — Разве не ты начала этот... милый обычай?

Её щёки вспыхнули.

Но вместо яростной отповеди, на которую он, несомненно, рассчитывал, Гермиона внезапно... кивнула в ответ.

Точно так же.

Нарочито медленно.

Теперь это стало ритуалом.

Каждый вечер в Выручай-комнате повторялось одно и то же: он сидел в своем кресле, она появлялась в дверях — и начиналась их странная игра.

Сегодня он кивнул особенно театрально, добавив к этому жесту легкий наклон головы, будто перед королевой.

— Ваше Величество почти соизволили заметить простого смертного — прозвучало в его голосе.

Она ответила кивком, достойным министра магии, принимающего делегацию.

— Милый Малфой, как трогательно, что вы все еще пытаетесь — парировала Гермиона, проходя мимо.

— О-о, Грейнджер, аккуратнее, — он наклонился вперед, серебристые глаза сузились, но в них уже не было прежней ядовитости, — а то я начну думать, что ты действительно считаешь меня милым.

Голос его звучал по-прежнему сладко, но теперь в нем явственно читался вызов — не злобный, а... игривый.

Два месяца подряд они продолжали эту странную игру. Каждый вечер — одни и те же ритуалы: преувеличенные кивки, редкие колкие фразы, брошенные между страницами книг. Потом — погружение в чтение, в свои мысли. Ни шага дальше установленных границ. Ни слова сверх необходимого. Просто кивки. Просто фразы. Просто два человека, сидящих в одной комнате.

За это время он даже успел привыкнуть к ее нахождению здесь. А в последнее время Драко все чаще ловил себя на том, что его взгляд самопроизвольно скользил в её сторону.

Раньше он видел в ней только «грязнокровку», «выскочку из Гриффиндора», «невыносимую всезнайку». Её кудри казались ему слишком взъерошенными, её уверенность — наглостью, а её преданность книгам — занудством.

Но теперь… Теперь же что-то изменилось. Может, она стала носить волосы иначе?

Он морщился и возвращался к своему фолианту, стараясь не думать об этом. Но в следующий раз всё повторялось снова.

Гермиона, казалось, не замечала его взглядов. Или делала вид, что не замечает.

А Драко злился на себя за эту слабость.

Он стал чаще обдумывать, что для него значит «грязнокровка». Это слово потеряло яд, превратилось просто в… слово. Как будто это было не оскорбление, а просто часть её — как «Грейнджер» или «подружка Поттера».

Он ловил себя на том, что мысленно называл её так даже без злости, почти машинально. «Грязнокровка опять зарылась в книгу», «Грязнокровка сегодня надела эти дурацкие пушистые носки» — но в этих мыслях не было прежнего презрения.

Однажды, когда она встала, чтобы достать очередной фолиант с полки, и её тень дрогнула в свете свечей, он вдруг подумал:

«А если бы она знала, что я до сих пор так её называю? Даже про себя?»

И хоть он больше не верил в это слово, но продолжал его использовать — просто потому, что не знал, как ещё думать о ней.

* * *

Он даже не заметил, когда это стало привычкой — едва переступив порог Большого зала, его взгляд сам скользит к гриффиндорскому столу, выискивая среди них её профиль. Бессознательный рефлекс, как проверять, на месте ли волшебная палочка.

Её смех. Он узнаёт его сразу — слишком громкий, слишком искренний. Всегда в ответ на какие-то глупые шутки Уизли. Раньше это бесило. Теперь... теперь он ловит себя на том, что прислушивается. Даже если шутка действительно идиотская.

Особенно если шутка идиотская.

На лекциях по Заклинаниям она, как всегда, первой тянет руку. Флитвик даже не смотрит в сторону остальных — конечно, снова Грейнджер.

Драко больше не закатывает глаза. Не перебрасывается язвительными замечаниями. Он...

Он слушает.

Теперь Малфой замечает другое. Как её пальцы слегка дрожат от нетерпения. Как спина выпрямляется, будто она пытается стать выше, значительнее.

А по субботам в Трёх мётлах…

Он делает вид, что внимательно изучает этикетку сливочного пива, пока Забини и Панси что-то говорят ему. Но на самом деле его взгляд упорно скользит через зал, туда, где шумно собрались гриффиндорцы.

И каждый раз, когда мимо проходит Маклагген и отпускает Грейнджер очередной глупый комплимент, его пальцы судорожно сжимают бокал. А этот болван Уизли даже не реагирует!

«Неужели они больше не вместе?»

* * *

Комната была непривычно тихой без её присутствия. Драко сидел, откинувшись в кресле, пальцы нервно барабанили по рукояти палочки. Книга лежала раскрытой на коленях, но он не прочел ни строчки — взгляд раз за разом возвращался к дверям.

Она никогда не опаздывала. Никогда.

Он взглянул на часы в очередной раз — прошло уже двадцать минут. Может, что-то случилось? Может, её поймал Филч? Или, что хуже, Поттер с Уизли?

Губы сами собой искривились в усмешке.

«Наверняка рыжий идиот устроил очередной спектакль, и она бросилась его утешать,» — мысль пронеслась в голове, оставляя после себя горький привкус.

Дверь наконец скрипнула.

Гермиона вошла, слегка запыхавшаяся, волосы растрепаны, как будто она бежала.

Он сказал это резко, почти выплеснув накопившееся раздражение:

— Что, с Уизли обжималась? Потому и опоздала?

Она застыла на месте. Её карие глаза вспыхнули, словно в них бросили горсть сухого порошка.

— Ты вообще дышишь, Грейнджер? Или Уизли так хорошо целуется, что у тебя мозг отключился?

— О, прости, Малфой, я и не думала, что мои поцелуи так заботят тебя, может скажешь ещё, что ревнуешь? — парировала она в шутку, нарочито медленно проходя мимо.

— Ревную? — Драко вскочил с кресла, серебристые глаза сверкнули холодным огнём. Почему-то он принял её слова всерьез. — Ты переоцениваешь свою значимость, Грейнджер.

Он почувствовал, как кровь приливает к лицу — не от злости, а от чего-то другого, чего он не хотел признавать.

— Переоцениваю? — Гермиона склонила голову набок, и в её глазах мелькнуло что-то... знающее. — Тогда почему ты так часто кидаешь на меня свой взгляд?

Он замер. Она заметила. Заметила то, в чем он сам боялся признаться.

— Воображение у тебя богатое, — прорычал он, но голос звучал неестественно. — Может, это ты слишком много внимания мне уделяешь, раз разглядываешь меня?

Губы Гермионы дрогнули. Она не ожидала такого поворота.

— Я... я просто наблюдательна, — чуть смутилась, но быстро взяла себя в руки. — Ты не единственный, кто умеет подмечать детали.

Драко сделал шаг вперёд. Потом ещё один. Пространство между ними сжалось до опасной дистанции.

— А я вот заметил,— его голос стал тише, опаснее, — что ты всегда намеренно громко смеёшься в большом зале над тупыми шутками рыжего Уизела. Даже когда они откровенно тупые.

Гермиона открыла рот, затем резко закрыла. Он наблюдал. Всё это время. Не только здесь.

— Это... — она запнулась, — просто вежливость.

— Вежливость? — он фыркнул.

Гермиона отшатнулась.

— Неважно. Я здесь, чтобы читать.

— Конечно, — он отступил, но ухмылка не сошла с его лица. — Как скажешь, Грейнджер.

Два месяца они копили это в себе — взгляды, украдкой брошенные через страницы, случайные встречи в коридорах, когда оба делали вид, что не замечают друг друга. Два месяца напряжения, которое висело между ними, как заряженный грозой воздух.

И теперь оно прорвалось.

Гермиона стояла, слегка дрожа, но не от страха — от адреналина, от того, что наконец сказала то, что давно крутилось у неё в голове.

Драко же чувствовал странное облегчение, смешанное с раздражением.

— Мы... — она начала, но голос предательски сорвался.

— Мы ничего, — резко оборвал он, но в его тоне уже не было прежней злости. Была усталость и опустошение. — Ты пришла читать. Так читай.

— Знаешь, что? Может, в следующий раз я вообще не приду. Избавлю тебя от своего... раздражающего присутствия.

Сердце Драко странно дрогнуло, но он лишь презрительно скривил рот.

— Обещаешь?

Гермиона закусила губу. И опустилась в кресло, демонстративно открыв книгу.

Тени от высоких готических окон растягивались по изумрудным стенам. В гостиной Слизерина царил прохладный полумрак, нарушаемый лишь треском камина и мягким свечением серебряных светильников.

Панси Паркинсон, закинув ногу на ногу, перелистывала свежий выпуск «Модного Ведьминого Еженедельника», но взгляд её то и дело скользил к Драко. Он стоял у окна, заложив руки за спину.

— Где этот Забини? — проворчал Малфой, поглядывая на массивные часы у камина.

— Может, задержался на зельях, — предположила Панси, лениво развалившись в кресле.

Драко фыркнул и подошёл к окну. За стеклом темнело осеннее небо, а вдали маячили огни стадиона. Сегодняшняя тренировка была важна — через неделю матч против Гриффиндора, и он не собирался отдавать им победу.

Наконец дверь распахнулась, и Забини вошёл, слегка запыхавшись.

— Прости, — бросил он, поправляя перчатку. — Филч устроил обыск в коридоре, пришлось делать крюк.

— Ладно, — Драко нетерпеливо махнул рукой. — Пойдём, пока не стемнело совсем.

Троица вышла из подземелья и направилась к полю. Холодный ветер гулял между трибунами, но ему даже нравилось это ощущение — он знал, что скоро адреналин разгонит всю осеннюю хандру.

* * *

Зеркало в раздевалке было старым, с чуть помутневшей поверхностью, но оно показывало правду — ту, которую Драко Малфой предпочитал не замечать.

Он всматривался в свое отражение, будто пытаясь найти в нем того мальчишку, но вместо избалованного наследника перед ним стоял мужчина с жестким взглядом и резкими чертами лица. Платиновые волосы, все такие же светлые, но уже без прежней безупречной укладки, небрежно падали на лоб. Он давно перестал тратить часы на то, чтобы они лежали идеально.

Глаза.

Серые, холодные, с легкой поволокой усталости. В них не осталось и следа той детской надменности, что была раньше. Теперь это был взгляд человека, который слишком многое увидел. Тонкий шрам над левой бровью — подарок от одного неудачного заклинания — добавлял лицу жесткости.

Форма квиддича облегала тело, подчеркивая мускулатуру. Плечи стали шире, руки — сильнее.

Nimbus 2001 — та самая, подаренная отцом на далеком втором курсе — все еще была с ним. Не самая новая, не самая быстрая, но... своя. Как последняя нить, связывающая его с тем временем, когда мир был проще.

Он глубоко вздохнул и резко отвернулся от зеркала.

Раздевалку наполнили голоса команды — пора было выходить на поле. Малфой натянул перчатки, почувствовав привычное напряжение в мышцах перед игрой.

* * *

Драко шёл впереди команды, подбородок высоко поднят, взгляд холодный и оценивающий. Метла была перекинута через его плечо, сверкая полированным деревом.

Но вместо пустого поля их ждала неожиданная картина: гриффиндорцы всё ещё были здесь, явно задержавшись после своей тренировки.

И тут он заметил её.

Гермиона стояла у края трибун, явно не в своей стихии, читала. Без мантии, в простой поношенной тёплой кофте, которая заставляла её ёжиться. Она переминалась с ноги на ногу, пытаясь согреться, то и дело поднимая взгляд от книги пока ждала друзей.

— Ну конечно, — усмехнулся он, — Гриффиндор не только занимает наше время, но ещё и таскает с собой зубрилку для моральной поддержки.

Смех команды прокатился волной. Драко уже поднял метлу, собираясь потребовать у Поттера освободить поле, когда заметил движение сбоку.

Бладжер.

Один из мячей нёсся прямо в Гермиону с пугающей скоростью. Она, увлечённая книгой, даже не заметила опасности.

— Грейнджер! — крикнул кто-то, разорвав воздух.

Драко действовал прежде, чем успел подумать. Его метла взревела, вырываясь вперёд с такой силой, что ветер свистел в ушах. Бладжер был уже в метре от неё, когда он резко заслонил её собой и хлопнул по мячу рукой, отбив его в сторону.

Гермиона вздрогнула. Книга выскользнула из рук, когда она наконец подняла голову.

— Что… — её глаза расширились, осознав, что только что произошло.

Он приземлился перед ней, дыхание сбилось. В глазах — ярость, но не на неё. На ситуацию.

— Ты что, вообще не смотришь по сторонам? — прошипел он.

Она открыла рот, чтобы ответить, но в этот момент подбежали Поттер, Уизли и его мелкая сестра.

— Всё в порядке, Гермиона? — спросила Джинни, бросая на Драко подозрительный взгляд, явно ожидая подвоха.

— Да, я… — Гермиона медленно кивнула, не отрывая глаз от Малфоя.

Тот уже отходил, намеренно демонстративно отряхивая рукав и делая вид, что ничего особенного не произошло.

— Поле наше, Поттер, — бросил он через плечо. — Убирайтесь.

Когда гриффиндорцы ушли, Панси подлетела к нему.

— Драко, что это было? Ты спас Грейнджер?

— Ничего, — отрезал он, садясь на метлу. — Просто не хотел, чтобы на поле было ещё больше хаоса или еще хуже — отменилась наша тренировка.

Но даже он сам не был уверен, что это была правда.

— Сегодня работаем над «Обманным пике», — крикнул он команде, чтобы скорее сменить тему. — Гриффиндорцы клюют на него, как первокурсники на леденцы Берти.

Её жизнь была выверена по минутам: библиотека в четыре, ужин без пяти семь, время с друзьями в гостиной Гриффиндора до десяти, а ровно в одиннадцать она спешит в Выручай-комнату.

Но в тот день… что-то пошло не так.

Она стояла перед зеркалом, нервно перебирая непослушные каштановые пряди.

«Почему они никак не ложатся как надо?» — в отчаянии подумала она в третий раз переплетая волосы.

Часы. 23:10

«Черт!» — мысленно выругалась она, увидев стрелки. Она отклонилась от своего расписания. Впервые за все годы.

«Что со мной?!» — пронеслось в голове, но ответа не было. Только странное щемящее чувство где-то под рёбрами, будто в груди затаился крошечный, но очень настойчивый дементор.

Раньше всё было просто: книги, уроки, друзья. А теперь… теперь она ловила себя на том, что перед выходом задерживалась у зеркала дольше, чем обычно.

«Это просто… для себя. Чтобы чувствовать себя увереннее. Точно!»

Но если это правда почему она снова спросила себя — «Точно?»

И почему её предательское воображение тут же услужливо подкинуло образ холодных серых глаз и насмешливого изгиба губ?

«Не для него. Ни в коем случае не для него.»

Она почти бежала по коридорам, сердце колотилось так громко, что, казалось, эхо разнесётся по всему замку. У самой двери Выручай-комнаты она резко сбавила шаг, сделала глубокий вдох — «Спокойно, Грейнджер, ты же не первокурсница опаздывающая на зелья!»

Дверь распахнулась.

И на мгновение — только на одно предательское мгновение — ей показалось, что он ждал.

А потом — его голос. Резкий, как пощёчина.

— Что, с Уизли обжималась? Поэтому и опоздала?

«УРОД!» — пронеслось в голове, горячее и яростнее, чем любое заклинание.

Но почему-то вместо того, чтобы тут же огрызнуться или уйти, она застыла. Будто её тело забыло, как двигаться. И в эту долю секунды перед глазами пронеслись все его взгляды — те, что она якобы не замечала.

— Ты вообще дышишь, Грейнджер? Или Уизли так хорошо целуется, что у тебя мозг отключился?

Его голос резанул…

— Знаешь, что? Может, в следующий раз я вообще не приду. Избавлю тебя от своего... раздражающего присутствия.

* * *

Прошла ровно неделя. Семь долгих дней, в течение которых Гермиона Грейнджер — та самая, что никогда не боялась ни троллей, ни запретных лесов — упорно обходила восьмой этаж стороной.

Всё началось с той самой перепалки. Они стояли так близко, что она различала его тонкий аромат — нечто с нотками мандарина, белого мускуса и чего-то неуловимо опасного.

Потом квиддич. Этот момент, когда время будто остановилось. Она до сих пор видела перед собой: его развевающиеся светлые волосы, неестественно выгнутое тело, принимающее удар, который предназначался ей. И его глаза — широко раскрытые, наполненные чем-то, что не поддавалось объяснению.

Гермиона механически ковыряла вилкой в картофельном пюре, даже не замечая, как еда остывает. Губы Джинни двигались — она явно что-то увлечённо рассказывала. Гарри и Рон спорили, жестикулируя ложками. Перед глазами снова и снова всплывала вчерашняя сцена — свист метлы, его рука, резко отбивающая бладжер...

«Почему он это сделал?»

Она украдкой бросила взгляд на Слизеринский стол. Малфой сидел там, спокойный и невозмутимый, с лёгкой усмешкой слушая Забини.

Внезапно он поднял голову. Их взгляды встретились на доли секунды. Но этого хватило, чтобы Гермиона ощутила удар — будто кто-то швырнул в грудь Экспеллиармус. Она резко опустила глаза, чувствуя, как её пальцы судорожно сжали вилку.

Он не отвёл взгляда первым.

Даже когда Забини что-то сказал, хлопнув его по плечу, Драко продолжал смотреть. Словно проверял. Словно ждал, что она сделает — рассердится? Покраснеет? Поблагодарит?

А когда она осмелилась взглянуть снова — его уже не было.

* * *

Гермиона сидела за своим привычным столом у окна, но сегодня в огромном зале царила непривычная пустота. Обычно здесь всегда толпились студенты — кто-то лихорадочно готовился к зельям, кто-то перешептывался за стопками книг, а кто-то просто притворялся, что учится. Но сегодня...

Сегодня библиотека была почти пуста.

Лишь пара первокурсников робко копошилась у полок с учебниками, да где-то вдалеке маячила тень мадам Пинс. От такой тишины даже скрип перьев по пергаменту звучал оглушительно громко, а каждое случайное покашливание эхом отражалось от высоких потолков.

Именно поэтому Гермиона услышала всё.

«...говорят, Уизли сам её бросил...» — донеслось из-за ближайшего стеллажа.

«...а я слышала, он с Лавандой...» — тут же подхватил другой шёпот.

Она резко перевернула страницу, стараясь сосредоточиться на тексте, но...

«...нужно же быть слепым, чтобы не видеть, как она за ним...»

«...а он, между прочим, с самого начала...»

Хруст.

Гермиона посмотрела вниз — оказывается, она случайно сломала перо. Ей казалось, что весь замок уже гудел сплетнями, как разъярённый рой шмелей.

Но хуже сплетен был только...

— Грейнджер! Ты сегодня особенно... э-э... блестяще выглядишь!

Она зажмурилась. Опять он.

Кормак Маклагген, который до этого ограничивался томными взглядами, теперь, кажется, решил, что стал главным претендентом на её внимание. Вчера он "случайно" оказался рядом у библиотеки. Позавчера "заблудился" у её кресла в гриффиндорской гостиной. А сегодня...

— Раз уж ты теперь свободна... — он ловко перегородил ей дорогу у стеллажа с книгами, самодовольно поправляя галстук. — Как насчёт прогулки в Хогсмид? В Трёх мётлах отличный...

— Маклагген, — Гермиона перебила его, чувствуя, как закипает, — если ты закончишь эту фразу словом эль, я превращу тебя в пивную бочку. Навсегда.

— Ну, если эль тебя не прельщает… — его губы растянулись в самоуверенной ухмылке, — может, тогда предложить что-то покрепче? Например… меня?

Гермиона резко подняла глаза, чувствуя, как ей становится плохо от чистейшего раздражения. Она уже открыла рот, чтобы прошипесть заклинание пострашнее, но тут за спиной Кормака раздались медленные, язвительные хлопки в ладоши.

— Браво, Маклагген, — Драко Малфой лениво прислонился к книжному стеллажу, бледные брови насмешливо поползли вверх. — Ты, кажется, всерьёз решил, что наглость — это твоя сильная сторона? Жаль, она не компенсирует отсутствие ума.

Кормак резко развернулся, лицо его покраснело.

— Засунь свои советы туда, куда даже твой отец не дотянется, Малфой, — прошипел он, сжимая кулаки. — И вообще, иди к чёрту.

Маклагген фыркнул, высокомерно вскинув подбородок, и грузно зашагал к выходу, нарочито громко топая. Дверь библиотеки захлопнулась за ним с оглушительным стуком, разорвав напряженную тишину.

Гермиона почувствовала, как дрожь негодования все еще бегает по ее спине. Ее губы сами собой сложились в начало фразы... но что, собственно, она хотела сказать? «Спасибо?» Смешно. Малфой не был ее рыцарем в сияющих доспехах — он просто нашел новый способ позабавиться, как всегда.

Вдруг она ощутила на себе этот взгляд. Холодный, как декабрьский ветер, пронизывающий насквозь. Драко смотрел на нее так, будто разгадывал сложное заклинание — с отстраненным любопытством, с тенью чего-то, что заставило ее сердце сделать неожиданный перебой.

Его серые глаза на мгновение вспыхнули каким-то нечитаемым выражением, губы чуть дрогнули...

— Что, Грейнджер, слова закончились? Или Маклагген окончательно отшиб тебе остатки разума своим идиотизмом? — его голос тек, как ядовитый мёд.

— Не льсти себе, Малфой. Твой внезапный порыв благородства меня не впечатлил. Просто сегодня твоё обычное змеиное шипение оказалось кстати.

Он сделал шаг вперёд, тень от книжных полок скользила по его резким чертам.

— Как трогательно, — прошипел он, — гриффиндорская умница признала, что слизеринец может быть полезен. Что дальше? Признаешь, что Поттер — зануда, а Уизли олух?

— Хватит, — её шёпот был острее крика. — Ты не имеешь права...

— Правда жжёт? — резко перебил он. — Зато теперь ты хотя бы не притворяешься, что не замечаешь меня.

Тишина повисла между ними. Они стояли так близко, что она видела, как его зрачки расширились — будто он сам не ожидал этих слов.

— Забавно, — Гермиона медленно выдохнула, — а я думала, ты вмешался просто для галочки.

Лицо Драко окаменело. Он внезапно схватил её за запястье, пальцы впились в кожу.

— Не начинай этого, Грейнджер.

Она не дрогнула. В библиотеке внезапно стало душно.

— Боишься, что докопаюсь до сути? — её губы искривились в насмешке. — Или просто не готов признать, что сегодня ты... почти что приличный человек?

Его пальцы разжались. Он отступил, лицо стало непроницаемой маской, но в глазах бушевала буря.

— Не обольщайся, — бросил он уже у двери. — Маклагген — мусор. А я просто не терплю мусора у себя на пути.

Дверь захлопнулась. Гермиона осталась одна, с книгой, которая вдруг стала неподъёмной. На её запястье краснели следы его пальцев.

Он услышал этот тупой голос еще до того, как увидел их.

Драко сворачивал за угол, когда до него донеслось:

— Ну, если эль тебя не прельщает… Может, тогда предложить что-то покрепче? Например… меня?

Раздражение вспыхнуло где-то под ребрами, горячее и неожиданное.

Они оба бесили.

Маклагген — своим тупым упорством, этой уверенностью, что он имеет право приставать к кому угодно.

Грейнджер...

Вот тут он заставил себя остановиться.

…Тем, что лезла ему в голову.

«Черт возьми...»

Он должен был пройти мимо.

* * *

Драко и Блейз вышли из класса, их мантии еще пахли едким дымом от недавнего практического занятия с боггартами. В воздухе висела тяжелая атмосфера урока — кто-то все еще нервно потирал запястья, вспоминая, как темные создания принимали облик их страхов.

Драко шел первым, его бледные пальцы машинально перебирали рукоять палочки — привычный жест после любого урока, связанного с темной магией. Блейз плелся следом, лениво покручивая серебряное кольцо на пальце.

— Ну и бред, — наконец нарушил молчание Блейз, пожимая плечами. — Превращать страхи в смешные образы...

Драко усмехнулся, но в его глазах не было веселья.

— Очередная глупость, — пробормотал он. — Давайте посмеемся над смертью, и она станет менее страшной.

— Кстати, — Забини внезапно оживился, — а что было твоим?

Драко замедлил шаг.

— Неважно.

— О-о-о, — Блейз заинтересованно приподнял бровь. — Значит, что-то интересное.

— Может, тебе приснился папочка без галлеонов? Или... о ужас... ты увидел себя с гриффиндорским галстуком?

— Заткнись, Заб.

Блейз фыркнул, но не стал спорить. Они прошли мимо пары второкурсников.

— Ладно, ладно, — Забини лукаво прищурился. — Ты что-то последнее время напряжен, может, тебе стоит завести подружку?

Он прыснул в кулак, довольный своей шуткой.

Драко замедлил шаг, его бледные губы растянулись в холодной ухмылке.

— Дааа, как скажешь, — протянул он с преувеличенной задумчивостью. — Вот я сейчас поверну за тот угол... — Он показал подбородком на изгиб коридора, где темнела ниша со статуей однорукого тролля. — ...и заберу себе первую попавшуюся. Думаешь, это так работает?

Блейз весело хлопнул его по плечу.

— Как по мне — да. Хочешь, первая, что нам попадется, будет моей?

— Ладно, давай посмотрим, кто там будет, — усмехнулся Драко. — Может, я все-таки решусь.

Они не успели сделать и шага за поворот, как Драко резко остановился — кто-то буквально врезался в него. Перед ним оказалась спина Грейнджер, которая пятилась задом, оживленно жестикулируя и объясняя что-то Поттеру и Уизли.

— ...и если мы правильно интерпретируем руны, то... — говорила она им.

Из-за разницы в росте, а она была ниже него на добрых полголовы, макушка Гермионы с ее пушистыми каштановыми волосами пришлась ему прямо в грудь.

— Ой! — вырвалось у нее, когда она резко подняла голову, отчего ее нос едва не задел его подбородок. Карие глаза, широко раскрытые от неожиданности, смотрели снизу вверх, встречаясь с его холодными серыми глазами.

Драко автоматически схватил ее за плечи, чтобы стабилизировать, и на мгновение они замерли в этом неловком положении — она, запрокинув голову, он, слегка наклонившись. Его пальцы ощутили хрупкость ее плеч под школьной мантией, а она почувствовала, как напряглись его мышцы при внезапном контакте.

— Грейнджер. Всегда мечтал, чтобы ты сама бросилась мне в объятия, но не думал, что это произойдет так... буквально.

Гермиона резко вырвалась, лицо вспыхнуло.

Уизли шагнул вперед, его рыжие брови грозно нахмурились.

— Эй, Малфой, поаккуратнее с выражениями!

— Спасибо, Уизел, я и без твоих советов разберусь, — насмешливо сказал он.

— Рон, не начинай. Я сама виновата.

В ее голосе прозвучало что-то странное — почти защитное. Она стояла между ними, будто невольно прикрывая Малфоя, хотя сама, казалось, не понимала, зачем это делает.

Драко поднял бровь, изучая ее с новым интересом.

— О-о, — он протянул этот звук, насмешливо, но без обычной злости. — Грейнджер меня защищает? Мило.

— Я никого не защищаю! Просто... — она запнулась, не находя слов.

— Гермиона, давай просто уйдем, — вмешался Гарри, хватая Гермиону и Уизли за рукава.

Блейз фыркнул:

— Ну что, Малфой? Кажется, судьба сама подкидывает тебе вариант, — и громко рассмеялся.

Он шел дальше по коридору, сохраняя безразличное выражение лица, но внутри все кипело. Ее волосы пахли чем-то сладким — может быть, тем шампунем, что используют гриффиндорские девчонки. Глупость. Он не должен был это запоминать.

«Защищала меня от Уизли», — мысленно усмехнулся он. Как будто ему нужна защита этой зубрилки. Как будто он вообще о чем-то таком просил. Хотя... было забавно…

* * *

Семь дней.

Семь дней пустого кресла напротив.

Он даже забыл, зачем изначально приходил сюда. Теперь лишь инстинктивно перебирал книги, останавливаясь на тех, что касались памяти, забвения, возвращения утраченного.

«Тайны памяти: как вернуть то, что утрачено»

Глупость.

Она не вернётся.

И всё же… пальцы сами потянулись к фолианту. А потом — медленно, будто против своей воли — положили книгу на её кресло.

Почему?

Он не знал.

Его мысли прервал тихий шорох.

Затем — лёгкие шаги. Знакомые.

Он не поднял голову сразу, сделал вид, что углублён в книгу.

Она пришла.

После всех этих дней. После того, как он уже почти... почти смирился.

Драко медленно поднял взгляд — и тут же пожалел.

Гермиона застыла, будто сама не была уверена, стоит ли идти дальше, что-то среднее между решимостью и сомнением. И тогда — она невольно подняла глаза.

На мгновение время остановилось.

А потом она заметила.

Книга. Та самая.

Она лежала на её кресле, аккуратно, почти бережно положенная.

Гермиона замерла. Её брови чуть приподнялись, губы разомкнулись в беззвучном вопросе. Пальцы протянулись к корешку, остановились в сантиметре, будто боясь обжечься.

— Это... — её голос сорвался на полуслове.

Драко почувствовал, как что-то колючее разливается под рёбрами. Он должен был что-то сказать. Хотя бы солгать.

Но слова застряли в горле.

Она осторожно взяла книгу, перевернула в руках, и тогда её взгляд снова нашёл его.

В глазах читалось что-то сложное, что-то, что он не мог расшифровать.

Удивление?

— Спасибо... — она снова запнулась, и Драко заметил, как дрогнули её ресницы.

Её благодарность повисла в воздухе — хрупкая, неловкая, слишком откровенная.

Драко почувствовал, как кровь приливает к лицу.

— Это не... — он оборвал себя, проглотил ком в горле. — Просто попалась на глаза.

Ложь.

Грубая, топорная, звучавшая фальшиво даже в его собственных ушах.

— Не только за книгу, — тихо сказала она.

Его дыхание перехватило.

— Не благодари, — получилось у него резче, чем он планировал.

Она замерла.

— Скучала? — сорвалось с его губ неожиданно слишком серьезно даже для него самого. Голос дрогнул на последнем слоге.

Гермиона подняла глаза. На её щеках вспыхнул румянец — яркий, живой, предательский. Он видел, как зрачки расширились на долю секунды, как дыхание на мгновение участилось, прежде чем она сумела взять себя в руки.

— Возможно я заметила твое отсутствие — её голос будто бросил ему вызов, и Драко заметил, как её губы слегка подрагивают.

В груди у него что-то странно ёкнуло — теплое и тревожное одновременно. Его сердце бешено застучало, ладони стали влажными. Это было глупо. Совершенно, абсолютно глупо.

— Это не ответ, Грейнджер, — и собственный голос показался ему чужим — мягким, без привычной язвительности. Это заставило его нахмуриться.

Он заметил, как в уголках её глаз собрались крошечные морщинки — признаки настоящей, не притворной улыбки, которую она явно пыталась сдержать.

— Тогда какой ответ ты хотел услышать? — спросила она, и в её голосе появились новые, незнакомые нотки — лёгкие, почти игривые, но в то же время уязвимые.

— Правду, — выдохнул он, и это слово прозвучало как признание.

Вот и ноябрь, словно рыжий лист, сорвался с календаря, уступив место декабрю. Хогвартс, окутанный морозным дыханием зимы, будто затаился в ожидании снега.

Гремучая ива, обычно грозная и непокорная, теперь лишь зябко вздрогнула, когда первая хрупкая снежинка — нежная, как крыло феи — коснулась её ветвей.

А между ними, Драко и Гермионой, всё оставалось по-прежнему. Лишь театральные кивки и перепалки в Выручай-комнате.

— Грейнжер, я просто наслаждаюсь зрелищем.

Она не подняла глаз, лишь слегка напрягла плечи. Его голос был низким, намеренно томным.

— Ты такая сосредоточенная, когда копаешься в своих книжках.

— А ты такой... раздражающий, когда открываешь рот, — ответила она, наконец поднимая взгляд.

Драко приложил руку к груди.

— Ранен. В самое сердце.

— Сомневаюсь, что оно у тебя есть, — фыркнула Гермиона.

— О, есть. — Он лениво откинулся на спинку кресла, но его глаза сверкали вызовом. — И оно сейчас так учащенно бьется... от возмущения, конечно.

Гермиона подняла подбородок.

— Отвали, Малфой.

— А если нет? — Он поднял бровь, не двигаясь с места. — Превратишь меня в что-нибудь? Жабу, например?

— Жабы хотя бы милые.

— А я — нет?

Она закатила глаза.

— Ты — моя головная боль.

Драко рассмеялся — тихо, но с неподдельным удовольствием.

— Как трогательно, Грейнджер. Ты даже дала мне прозвище.

— Это не прозвище, это диагноз.

— Всё равно лестно. — Его ухмылка не исчезла. — Значит, я хоть как-то выделяюсь среди твоего скучного графика «учеба-Поттер-Уизли»?

Гермиона хотела огрызнуться, но вдруг осознала, что её губы сами собой тянутся в улыбку. Она резко нахмурилась.

— Как слизь улитки на учебнике — неприятно, но приходится терпеть.

— Боже, это почти комплимент. Я тронут.

— Не привыкай.

Он засмеялся снова и, наконец, поднялся, разворачиваясь к выходу.

— До завтра, Грейнджер. Готовь новые сравнения — я их коллекционирую.

* * *

Суббота растекалась по Хогсмиду томным, почти ленивым светом. Воздух звенел от мороза, а под ногами хрустел снег, будто рассыпанный сахар.

Драко шёл неспешно, вальяжно, как и подобает Малфою, а взгляд скользил по улицам с привычной снисходительностью. Паркинсон и Забини ковыляли рядом, перешёптываясь о чём-то своём.

Они зашли в «Сладкое королевство». Кондитерская встретила их волной тёплого воздуха, пропитанного ароматом шоколада и карамели. Забини, хищно улыбаясь, тут же направился к полкам с ядовито-розовыми леденцами — видимо, собирал боеприпасы для будущих «шуток» над Гриффиндором. Драко же методично выбирал самое дорогое, словно проверяя, дрогнет ли рука у продавца, когда он бросит на прилавок горсть галлеонов.

Главной точкой маршрута, конечно, были «Три метлы». Паб наполнялся гулом голосов, треском камина и плотным запахом сливочного пива. Драко ловко прошёл между столиками, кивнул Росмерте и устроился в углу, где их компанию не могли бы случайно задеть назойливые первокурсники.

— О, смотрите-ка, — Забини фальшиво ахнул, — а это не наш любимый Уизли с компанией напротив?

Драко даже не повернул голову.

— Теперь ты обращаешь внимание на всяких рыжих тараканов, Заб?

Но Забини лишь ухмыльнулся.

— Ну, может тебе интереснее будет посмотреть, как к Грейнджер снова пристает Маклагген?

Щелчок.

Драко резко вскинул взгляд — но гриффиндорский стол оказался удивительно... обычным. Поттер с Долгопупсом терпеливо ждали, пока вечно опаздывающий Уизли допишет свое эссе.

А она...

Гермиона сидела в кругу девичьего трио — эта странноватая Лавгуд что-то увлеченно рисовала на салфетке, младшая Уизли жевала кекс, а Грейнджер...

Внезапный смех.

Искренний, не сдавленный библиотечной тишиной.

Она запрокинула голову, и зимнее солнце, пробивавшееся сквозь витражное окно, вдруг зажгло в ее каштановых волосах рыжие искры — будто спрятанные там все это время.

— Оооо, — Панси протянула, как кошка, учуявшая мышку, — смотрите-ка, кто-то занервничал...

Драко пришел в себя.

— Очаровательно, — прошипел он сквозь зубы, — вы сегодня особенно остроумны. Может, хватит развлекаться за мой счет?

— Просто забавно наблюдать, как наш бесстрастный принц вдруг теряет хладнокровие,— Панси наклонилась вперед и чуть слышно добавила, — из-за какой-то грязнокровки.

Драко внезапно рассмеялся — резко, беззвучно, лишь уголки губ дрогнули в холодной усмешке.

— Какая трогательная забота о моем настроении, — он встал, отбрасывая тень на их стол, — но, боюсь, вам придется искать другие развлечения.

— Пойду закажу медовухи, — Драко бросил взгляд через плечо, — вы что будете?

— Ты же знаешь мой вкус, — Панси игриво подняла бровь.

Забини лениво поднял палец.

— И я буду медовуху.

Драко замер на полпути к стойке.

— Ты же терпеть не можешь сладкое, — холодно отметил он.

— Вкусы меняются, Малфой, — Блейз ухмыльнулся, намеренно медленно обводя взглядом паб.

И Забини с Паркинсон звонко засмеялись.

Он развернулся и направился к Росмерте, но тут же остановился.

Впереди стояли Поттер и Уизли.

После того неловкого рукопожатия в поезде они больше не задевали друг друга. Сегодня Поттер, заметив его, слегка кивнул — нейтрально, без вызова.

Драко ответил тем же.

Уизли же скривился, будто откусил лимон.

— Малфой, — буркнул рыжий, отворачиваясь.

— Уизли, — он едко улыбнулся. — Рад видеть, что твой вкус в одежде всё так же ужасен.

Рон покраснел, но Поттер слегка толкнул его локтем, и они отошли, оставив Драко у стойки.

— Три медовухи, — сказал он Росмерте, даже не глядя на неё, — и огненного виски. Для баланса.

Барменша ухмыльнулась, привычно ловя брошенные галлеоны.

— Слизеринцы сегодня щедры, — пробормотала она, расставляя перед ними пенистые кружки.

Через три часа дверь бара с громким скрипом захлопнулась за троицей. Блейз, Панси и Драко вывалились на заснеженную улицу Хогсмида, покачиваясь от выпитого огненного виски. Воздух ударил в разгорячённые лица, заставив Паркинсон фыркнуть:

— Чёртов холод! Может, перед замком заглянем в Писсаро? Там новые поставки.

Малфой стоял чуть поодаль. В голове гудел приятный хмель, но внезапно стало... тесно. Слишком громко. Слишком много людей.

— Идите без меня, — буркнул он, отмахиваясь. — Догоню у ворот.

Блейз приподнял бровь, но Панси уже тащила его за собой:

— Не скучай без нас, Малфой!

Они зашагали к ярко освещенному зданию в конце улицы, смеясь и толкая друг друга. Драко повернулся в противоположную сторону — туда, где заснеженная дорога вела к темным силуэтам Визжащей хижины.

Морозный воздух обжигал легкие, но он вдыхал его жадно, как будто мог очистить этим и голову от навязчивых мыслей.

Снег хрустел под сапогами, когда он свернул с тропинки и увидел её.

Она одиноко сидела на холодном камне у развалин, обхватив колени. Ее дыхание превращалось в белесые клубы на морозе.

«Уйти. Просто развернуться и уйти.»

— Грейнджер, — сорвалось с губ прежде, чем он успел подумать.

Она вздрогнула, резко подняла голову. Карие глаза расширились — сначала от неожиданности, потом от знакомой неприязни.

— Малфой. Ее голос был хрипловатым — то ли от холода, то ли от чего-то еще. — Ты потерялся?

Он не ответил. Просто стоял, сжав руки в карманах мантии, изучая ее.

— Что ты здесь делаешь? — наконец спросил он.

— Дышу. — Она грубо вытерла рукавом щеку. Он не видел её слёз, но готов был поспорить, что она плакала. — А ты?

Драко почувствовал, как что-то сжимается у него внутри.

— Тоже дышу.

Снег падал медленно, застревая в ее волосах, в складках его одежды.

— Тебе холодно, — вдруг сказал он.

— Гениальное наблюдение.

Он снял мантию и, не спрашивая, набросил ей на плечи.

Гермиона замерла. Потом медленно потянулась к ткани, будто проверяя, не мираж ли это.

— Спасибо, — прошептала она так тихо, что он едва расслышал.

Драко не ответил. Просто сел рядом, на холодный камень, и уставился вдаль, туда, где темнели очертания Хогвартса.

Они сидели в молчании, разделенные сантиметрами и годами вражды.

— Я не плакала, — внезапно сказала Гермиона, словно отвечая на его невысказанную мысль.

— Конечно нет, — согласился он, слишком быстро, чтобы звучать искренне.

Гермиона стиснула зубы.

— Ты всегда должен быть таким... таким...

— Очаровательным? — предложил он, уголок рта дрогнул в полуулыбке.

— Невыносимым, — поправила она, но без привычной злости.

Драко наблюдал, как её пальцы сжимают ткань его мантии — белые костяшки на тёмной ткани. Он должен был сказать что-то колкое, что-то, что вернёт всё на свои места. Но вместо этого произнёс:

— Уизли того не стоит.

Гермиона резко повернулась к нему, глаза сверкнули.

— Что? Нет! Это не из-за него, — прошептала она. — Сегодня... сегодня у моей мамы день рождения.

Драко медленно перевел взгляд на нее.

Он не знал, что ответить. Всё, что приходило в голову, звучало фальшиво. Вместо этого Драко вытащил из кармана серебряную фляжку и протянул ей.

— Осторожно, — предупредил он, когда она взяла её. — Это не тыквенный сок.

Гермиона хмыкнула, открутила крышку и сделала глоток. Кашлянула.

— Ужасно, — прохрипела она.

— Привыкнешь, — он тоже взял фляжку, их пальцы ненадолго соприкоснулись.

Наступила неловкая пауза. Драко резко отвёл взгляд, стиснув челюсть.

— Я плохо на тебя влияю. Поттер меня убьёт, — вдруг выдавил он и неожиданно засмеялся — коротко, нервно.

Гермиона закусила губу, пытаясь сдержаться, но через секунду тоже рассмеялась — звонко, что было неожиданно для них обоих.

— Я думаю, тебе пора, — посмотрев ей в глаза, сказал он, внезапно став серьёзным. — Могу проводить только вон до того дерева.

Он кивнул в сторону старого вяза у тропинки.

— Иначе потом слишком много людей могут нас заметить. И тогда к Поттеру присоединится ещё и Уизли.

Они шли рядом, сохраняя дистанцию, но странным образом синхронизируя шаги.

— Завтра... — начала он у самого дерева.

— Я знаю, — перебила его Грейнжер, ускоряя шаг. — Мы незнакомы.

Её дыхание превращалось в белые облачка, быстро растворяющиеся в морозном воздухе.

Он остановился, наблюдая, как её фигура в его мантии становится все меньше.

— Я имел в виду, завтра можешь вернуть мою мантию... — слишком тихо бросил он ей вдогонку и слова затерялись в зимней тишине.

Гермиона не обернулась. Только поправила капюшон на голове и исчезла за поворотом.

Драко Малфой с отвращением наблюдал, как весь замок постепенно превращается в праздничный балаган. Гирлянды, украшения, дурацкие улыбки на лицах студентов — всё это вызывало у него лишь раздражение. Особенно его бесили бесконечные разговоры о бале.

Панси Паркинсон в последние дни не закрывала рта, обсуждая каждый шов своего наряда, каждую бусинку, каждый завиток причёски. Блейз Забини, напротив, был куда практичнее — он уже успел пригласить какую-то фигуристую Пуффендуйку и теперь с самодовольной ухмылкой рассказывал об этом при каждой возможности.

— Ты пригласил Грейнджер? — как-то раз неожиданно спросил Блейз, лениво развалившись в кресле у камина в гостиной Слизерина.

Драко резко оторвался от книги, которую на самом деле даже не читал, а просто делал вид.

— Что? Ты в своём уме, Забини?

Но тот лишь усмехнулся, будто знал что-то такое, о чём Драко даже не догадывался.

— Понятно. Струсил.

— Я не струсил! — фыркнул Малфой, чувствуя, как кровь приливает к лицу. — Просто между нами ничего нет. С чего бы я вообще стал её звать?

Блейз лишь поднял бровь, явно не веря ни единому слову.

— Ну, конечно, конечно. Просто странно, что ты так часто на неё смотришь.

— Я не смотрю на неё! — Драко скрипнул зубами.

Но Забини только рассмеялся и ушёл, оставив его одного с неприятным чувством, будто его только что разоблачили.

«Чёртов бал...» — подумал Драко, сжимая кулаки. "Чёртов Забини. И чёртова Грейнджер..."

* * *

Малфой шёл по заснеженной дорожке мимо оранжереи, кутаясь в тёплый шарф, когда его внимание привлекло золотистое мерцание за стеклами оранжереи.

Теплица №3, та самая, где выращивали магические растения для зелий, стояла как хрустальный дворец среди снегов. Стекла, покрытые узорами инея по краям, пропускали янтарный свет, в котором клубился тёплый пар. Сквозь запотевшие окна просматривались причудливые силуэты — гигантские плотоядные кувшинки с острова Борнео свисали с потолка, их куполообразные ловушки покачивались на стеблях. Между рядов кадок с мандрагорами, укутанными в шерстяные шарфы, мелькнул знакомый силуэт.

Гермиона стояла у стеллажа с огненными кактусами, её кудри, освещённые оранжевым светом шаров-светильников, казались ещё более взрывными, чем обычно. Она что-то записывала в блокнот, время от времени отгоняя рукой слишком любопытную синюю орхидею-хамелеона, которая пыталась слизнуть чернила с её пера.

Непонятно, что именно толкнуло его зайти туда — может, привычка дразнить её, а может, что-то ещё, — но он резко развернулся и вошёл, пропуская внутрь порыв холодного воздуха.

— От Маклаггена прячешься? — спросил он вальяжно, остановившись рядом.

Гермиона вздрогнула и резко подняла голову.

— Я? Что? Нет! — её щёки слегка порозовели, но она тут же нахмурилась. — Мне надо обрезать растения.

— Ага, конечно, — он усмехнулся, скрестив руки на груди. — Просто случайно оказалась здесь, когда все готовятся к балу?

— Я не обязана участвовать в каждой глупой светской тусовке, — буркнула она.

— Ох, значит, тебя никто не пригласил? — Драко подчеркнуто наклонился, будто изучая её реакцию.

Гермиона резко захлопнула садовые ножницы, едва не задев его нос.

— Меня пригласили! Просто я отказала.

— Кто же осмелился? — притворно удивился он, хотя сам не понимал, зачем вообще это выясняет.

— Это не твоё дело, Малфой, — она сверкнула глазами.

— Ну конечно, конечно. Просто интересно, кто настолько отчаянный...

— Кого это волнует?! — она вдруг шагнула вперёд.

На мгновение они замерли, стоя так близко, что он различал запах её духов — что-то тёплое, с оттенком амбры и тикового дерева.

— Ладно, — неожиданно сдался он, отводя взгляд. — Просто не ожидал, что всезнайка Грейнджер предпочитает копаться в грязи вместо бала.

— А я не ожидала, что принц Слизерина будет так этим интересоваться, — парировала она.

Он хотел что-то ответить, но вдруг осознал, что выглядит слишком заинтересованным.

— Просто убиваю время, — равнодушно пожал он плечами.

Когда Малфой уже повернулся к выходу, Гермиона вдруг бросила ему в спину:

— А ты с кем идёшь?

Драко замер, почувствовав, как по спине пробежал приятный холодок. Он медленно обернулся, подняв бровь.

— Ого. Грейнджер интересуется моей личной жизнью? — его губы растянулись в самодовольной ухмылке.

— Просто любопытно, кто согласился терпеть тебя весь вечер, — фыркнула она, но в её глазах мелькнуло что-то неуловимое.

— Панси, конечно, — ответил он слишком быстро, будто заранее подготовил этот ответ.

Гермиона склонила голову набок.

— Правда? Потому что я слышала, как она вчера говорила, что идёт с Ноттом.

— С чего бы это вдруг… — он чуть не поперхнулся. — Мне всё равно. У меня есть другие варианты.

— Конечно-конечно, — она кивнула с преувеличенным пониманием. — Наверное, какая-нибудь отчаянная первокурсница, которая ещё не поняла, какой ты невыносимый.

— А тебя это вообще не должно волновать, Грейнджер! — выпалил он, раздражённо.

— Ты сам начал! — парировала она, сверкая глазами.

— Знаешь что? — внезапно передразнил её Драко, делая шаг вперёд. — Если тебе так интересно — я ни с кем не иду.

Гермиона закатила глаза, но уголки её губ предательски дрогнули.

— Как благородно. Ты что, ждал, что кто-то упадёт к твоим ногам с мольбой составить тебе компанию?

Драко прищурился, чувствуя, как нарастает раздражение — но не столько на неё, сколько на самого себя.

— Может, я просто слишком разборчив.

— Или слишком высокого о себе мнения,— изобразив раздутый шар она скрестила руки на груди.

Он шагнул еще ближе, сократив расстояние между ними до минимума.

— А может, я просто ждал, пока…

Он не договорил

Гермиона замерла. Её дыхание участилось, но она не отступила ни на шаг.

Она медленно подняла подбородок.

— Зачем ты здесь, Малфой?

Тишина.

Где-то за окном шелестел снег, падая на замёрзшие стёкла оранжереи.

Драко вдруг осознал, что слишком близко, настолько, что видит мельчайшие детали: как её ресницы отбрасывают лёгкие тени на щёки, как каждая веснушка на её носу будто подчёркивает её дерзость.

«Почему она не отступает?» — пронеслось у него в голове.

Его собственное сердце бешено колотилось, будто пыталось вырваться из клетки рёбер. Он ненавидел это — ненавидел, что не может просто отстраниться, что его взгляд самопроизвольно скользит к её губам.

«Зачем ты здесь, Малфой?»

Хороший вопрос. Чертовски хороший.

Он не знал ответа. Или знал, но не хотел признаваться даже самому себе.

Его рука двинулась к ней будто сама по себе — медленно, почти неуверенно, словно он ещё не решил, стоит ли доверять этому импульсу. Кончики пальцев едва коснулись выбившейся пряди, и он почувствовал, как шелковистые волосы скользят между ними, мягкие и тёплые от её тела.

Он задержался на секунду, будто проверяя, отстранится ли она. Но она не шевельнулась.

Тогда он осторожно, слишком осторожно для Драко Малфоя, подхватил непослушный локон и провёл им за изгиб её уха. Его мизинец случайно коснулся щеки — и он услышал, как её дыхание на мгновение прервалось.

«Что, чёрт возьми, я сейчас сделал?»

Он не планировал этого. Не хотел. По крайней мере, так твердил себе.

Теперь он стоял, застыв, с пальцами, всё ещё замершими у её виска, будто пытаясь оправдать этот жест — «Просто мешала, вот и всё». Но ложь звучала смешно даже в его мыслях.

Гермиона не моргнула. Её глаза расширились, в них явно вспыхнуло удивление и что-то еще… Неуловимое.

«Если бы я сейчас наклонился...»

Мысль ударила, как разряд, и он резко отдернул руку, словно обжёгшись. Развернулся и зашагал прочь.

— Забудь, — бросил он через плечо. Голос звучал резко, но в нём дрожала какая-то странная хрипотца.

Хлопок двери оранжереи прозвучал слишком громко.

Ледяной воздух ворвался в лёгкие, обжигая, отрезвляя, вытравливая ту безумную слабость, что только что сжала его горло. Драко провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стереть следы её взгляда, её дыхания, этого чертового прикосновения.

«Что, блять, это было?»

Шаги по снегу хрустели слишком громко.

Где-то вдали завыл ветер, будто смеясь над ним.

Ледяные струи обрушились на него — жёсткие, как удар плети. Драко впился ладонями в кафель, подавшись вперёд, подставив спину напору воды. Капли хлестали по напряжённым мышцам, отточенный годами тренировок, стекали по позвоночнику, как бы пытаясь вымыть из него всё: её волосы, её запах, этот проклятый момент слабости.

«Смой. Смой всё.»

Он наклонил голову, и вода хлынула в лицо, заставив зажмуриться. Капли били в закрытые веки, скатывались по длинной шее, цеплялись за выступ ключиц, будто не решаясь упасть ниже. Грудь — плоская, с едва заметными рёберными дугами, — поднималась слишком часто для обычного дыхания. Вода стекала по впадине между костями, собиралась в дрожащей ложбинке солнечного сплетения, будто пыталась заполнить пустоту под кожей.

Он выпрямился, провёл руками по лицу, откинул мокрые волосы назад и с силой ударил по крану, перекрывая воду.

Зеркало напротив запотело, но он всё равно видел своё отражение — бледное, с тёмными кругами под глазами, с напряжённой линией рта.

Тишина.

Только капли, падающие с ресниц на пол.

И одна-единственная мысль, которую не удалось смыть:

«А что, если бы наклонился...»

Он резко дёрнул халат с крючка, оборвав эту мысль на полуслове.

* * *

Малфой стоял посреди своей комнаты, поправляя манжету рубашки. Неожиданно для самого себя Драко оказался приглашенным на вечеринку Слизнорта. Обычно он бы проигнорировал подобное мероприятие — или явился бы в безупречном костюме, просто чтобы продемонстрировать, что может соответствовать ожиданиям, если захочет.

Но сегодня...

Сегодня он позволил себе быть чуть менее идеальным.

Черная рубашка, заправленная в брюки. Одна пуговица расстёгнута.

Не две — это было бы уже нарочито.

Не три — это вообще не его стиль.

Только одна.

Достаточно, чтобы показать, что он может позволить себе расслабиться.

Но не настолько, чтобы кто-то подумал, будто он старается.

Жилет поверх — тёмно-зелёный, почти черный при тусклом свете спальни — плотно облегал торс, подчёркивая узкие бёдра и резкую линию плеч. Он провёл ладонью по ткани, сглаживая невидимые складки.

Из-за двери донеслись чьи-то голоса. Время выходить. Последний жест — он намеренно провел пальцами по волосам, разрушая идеальную укладку.

«Пусть гадают», — мелькнула мысль, когда его рука легла на дверную ручку. Сегодня он войдет в зал не безупречным наследником Малфоев, а кем-то... другим.

* * *

Кабинет Слизнорта преобразился до неузнаваемости.

Обычно мрачное помещение, заставленные полки с пузырьками зловещих зелий и заспиртованными существами, теперь сияло в теплом свете сотен парящих свечей. Стены, расширенные магией, казались выше и просторнее, а вместо привычного запаха консервированных ингредиентов витал аромат хвои, корицы и жареных каштанов.

В углу, где обычно стоял стол с ядовитыми образцами, теперь возвышалась огромная рождественская ель, украшенная серебряными лентами.

Где-то играла музыка — не громкая, но ритмичная, заставляющая ноги сами собой притопывать в такт. Студенты, обычно такие сдержанные, казались раскованными, их смех звучал громче обычного, а взгляды — чуть более смелыми.

И вот, среди этого полумрака и мерцающих огней, он увидел её.

В зеленом.

Она была в зелёном.

Не в своих обычных коричневых тонах, не в алом, а в его цвете — глубоком, как лесная чаща в сумерках, как изумрудные вспышки в Черном озере.

Её волосы — эти вечно непокорные каштановые кудри — были сегодня укрощены в изящную полупричёску, где часть золотисто-каштановых прядей ниспадала на плечи, а часть переплеталась с тонкими жемчужными нитями. Оставшиеся свободными локоны мерцали, будто в каждом заключено по крохотному солнцу.

Плечи, обычно скрытые под слоями школьной формы, теперь открывались платьем с хитрой драпировкой — один плечевой шов сползал, обнажая хрупкую ключицу и гладкую кожу, по которой играли блики. Талия, которую он раньше представлял себе исключительно как линию под мантией, оказалась тоньше, чем он предполагал — подчеркнутая изумрудным поясом с магическим мерцанием, будто опоясана самим северным сиянием.

Ниже ткань расходилась мягкими складками, но не скрывала, а подчёркивала каждый её шаг. Даже её руки, обычно занятые книгами или взмахами волшебной палочки, казались незнакомыми.

«Чёрт возьми, Грейнджер…» — мысль оборвалась, когда она внезапно повернула голову и их взгляды встретились сквозь толпу.

Он увидел, как её карие глаза, но сейчас казавшиеся золотистыми, расширились, как губы слегка приоткрылись...

И тогда Драко Малфой совершил самое глупое действие за всю свою жизнь — резко отвернулся, сделав вид, что не заметил её.

Через полчаса праздничная суета начала раздражать. Драко отступил к краю зала, прислонившись к стене возле массивных бархатных штор, чья темно-зеленая ткань сливалась с его жилетом. Он делал вид, что слушает Забини, разглагольствующего о новых тактических схемах квиддичной команды, но на самом деле лишь кивал через каждые три фразы, давно научившись имитировать участие.

Внезапно его внимание привлекли приглушенные голоса, доносящиеся из-за тяжелых складок ткани. Шторы, казалось, шевелились чуть сильнее, чем от сквозняка. Драко наклонил голову, стараясь уловить слова:

— Ну дай мне шанс! — раздался хрипловатый голос Маклаггена, с характерной одышкой человека, который слишком много говорит и слишком мало думает. — Я принес тебе розу!

Пауза. Затем голос Грейнжер, отточенный, как лезвие:

— Какую розу? И, вообще, я люблю незабудки.

Драко почувствовал, как уголок его рта сам собой дёрнулся. Она даже в отказе была безупречна.

— Пошли со мной на Рождественский бал? — настаивал Маклагген, и Драко услышал, как тот делает шаг вперёд — по скрипу паркета под его тяжестью.

— Нет, Кормак. У меня уже есть пара.

Ложь.

Драко знал это.

— И с кем же ты идёшь? — не сдавался Маклагген.

— Э-э... — похоже она быстро перебирала варианты в голове, но все имена звучали фальшиво.

Драко не раздумывал ни секунды.

Он резко оттолкнулся от стены, раздвинул шторы и шагнул в их укрытие, нарушив уединение с театральной небрежностью.

— Отвали, Маклагген, — прозвучал его ледяной голос, подчёркнуто медленно, будто объясняя очевидное. — Она идёт со мной.

Гермиона резко повернулась к нему, глаза широко раскрыты.

Маклагген замер с открытым ртом, его рука с помятой розой застыла в воздухе.

— Да ладно, Малфой, она бы с тобой… Хотя стой, а ты? Как это ты так низко пал… до грязнокровки?

Гермиона возмущенно вдохнула, но не успела ничего сказать — Драко уже двинулся вперёд.

Удар пришёлся в челюсть.

Маклагген слегка попятился назад. Но через секунду ответный кулак со свистом пролетел в воздухе.

Малфой не успел уклониться.

Удар пришёлся в скулу.

Боль вспыхнула белым светом, но он даже не пошатнулся. Наоборот — ухмыльнулся.

— Давно пора было тебя проучить, Маклагген.

Голос Драко звучал спокойно. Кровь с разбитой губы капнула на воротник рубашки, оставив влажный след. Он даже не моргнул.

Маклагген тяжело дышал, его кулаки снова сжались — но в глазах уже читалась неуверенность.

— Ты... ты спятил, Малфой! — он бросил взгляд на Гермиону, будто ища поддержки, но та стояла, застыв, с расширенными глазами.

Драко не стал ждать следующего удара. Его пальцы — осторожные, почти неуверенные — скользнули вниз, едва касаясь её запястья.

И тогда...

Её ладонь разжалась.

Тепло.

Её пальцы медленно переплелись с его, сжимаясь в ответ. Крепко. Без колебаний.

Маклагген ахнул:

— Вы... вы что, серьёзно?!

Драко почувствовал, как её большой палец провёл по его костяшкам — лёгкое, почти неосознанное движение. Будто проверяя, цел ли он.

— Идём, — прошептала Гермиона, и в её голосе было что-то новое. Что-то тёплое.

Он не тащил — просто повёл, и она пошла за ним, шаг в шаг, сквозь круг ошеломлённых зрителей. Уизли поперхнулся своим напитком. Панси обронила бокал.

Коридор встретил их тишиной и мягким светом факелов. Только когда дверь закрылась, Гермиона замедлила шаг.

Они свернули за угол, где шум вечеринки превратился в далёкий гул.

Они всё ещё держались за руки.

— У тебя кровь... — голос Гермионы дрогнул, но пальцы её не дрожали, когда она подняла их к его лицу.

Её прикосновение было тёплым — осторожным, но твёрдым, когда она повернула его лицо к свету.

— Дай посмотрю...

Он не сопротивлялся. Позволил.

Её дыхание смешалось с его — ближе, чем когда-либо.

— Это не так страшно, как выглядит, — пробормотал он.

Гермиона нахмурила брови, изучая ссадину на его скуле.

— Тебе всё равно нужно к мадам Помфри.

— Царапина. Не стоит внимания,— он сделал движение, будто собираясь отстраниться, но её пальцы неожиданно сжали его подбородок крепче.

Гермиона неожиданно вытащила носовой платок — белый, с вышитыми по краю незабудками — и прижала к его ссадине.

— Стой спокойно, — приказала она тем тоном, которым обычно поправляла его на уроках зельеварения. — Ты же не хочешь, чтобы завтра весь Слизерин увидел тебя в таком виде?

Капли крови впитывались в ткань, оставляя ржавые пятна. Драко наблюдал, как её брови сдвигаются в знакомом выражении концентрации — том самом, с которым она когда-то разбила ему нос на шестом курсе.

— Ты хранишь платки специально для таких случаев? — поинтересовался он, чувствуя, как уголок рта дёргается.

— Только для особенно тупоголовых слизеринцев, — парировала она, но в её глазах заплясали золотистые искорки, которые он начал замечать всё чаще.

— Не возникло проблем с моей мантией?— спросил он, намеренно сделав паузу. — Ты всё же решила оставить её себе в качестве трофея?

Гермиона слегка покраснела, но тут же подняла подбородок, стараясь сохранить невозмутимость.

— Она… немного помялась, — пробормотала она, избегая его взгляда. — Но я её почистила.

— Как трогательно, — он притворно вздохнул.

— Я верну её, просто...

— Просто не можешь расстаться с вещью, которая пахнет мной? — перебил он, наклоняясь чуть ближе. Его губы дрогнули в дерзкой полуулыбке. — Признайся, Грейнджер, тебе нравится этот аромат.

Она закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку.

— Она пахнет твоим чудовищным высокомерием. Я её трижды стирала.

— А если я не хочу её забирать? — он наклонился ближе, голос стал тише, интимнее. — Может, мне нравится, что она у тебя?

Тепло её дыхания смешивалось с его, создавая между ними зыбкое пространство, где слова были уже не нужны. Драко почувствовал, как её пальцы слегка дрогнули в его руке, но не вырвались — будто сама она не могла решить, отталкивать его или притянуть ближе.

Его взгляд скользнул по её лицу — задержался на ресницах, отбрасывающих тени на скулы, на нервном биении пульса у основания горла. А потом к губам — слегка приоткрытым, розовым, мягким.

«Чёрт возьми...» — промелькнуло у него в голове.

Он уже начал наклоняться ближе, уже чувствовал, как её дыхание срывается, как веки её трепещут, готовые закрыться... Его свободная рука непроизвольно потянулась вверх, пальцы едва коснулись её виска, запутались в шелковистых прядях — и вдруг сжались, притягивая её ещё ближе, пока лоб не коснулся ее лба.

Её губы сами приоткрылись в немом приглашении, а грудь вздымалась так часто, что он чувствовал это через ткань своей рубашки.

«Всего один сантиметр», — пронеслось в его сознании.

Где-то рядом раздались внезапные шаги — лёгкие, быстрые, ещё далёкие, но уже неотвратимые.

Между ними повисла тягучая пауза, наполненная невысказанным.

Гермиона тяжело вздохнула, и этот вздох дрожал где-то в области ее солнечного сплетения. Его пальцы слегка сжали её ладонь — один последний, крадущийся жест, прежде чем окончательно отпустить.

Их взгляды встретились — в ее глазах читалась та же борьба между разумом и желанием, что бушевала и в нем.

— Гермиона? — голос Джинни прозвучал уже чётче.

Драко отступил на шаг.

— Малфой... — она прошептала, и в её глазах мелькнуло что-то похожее на сожаление.

Он не ответил. Просто отпустил — окончательно, и в тот же миг его лицо снова стало холодным, отстранённым, будто ничего и не было. Лишь слегка кивнул ей, даже не удостоив Уизли взгляда, и направился прочь, оставив их позади.

Гермиона уже давно посвятила Джинни во все свои тайны — и про встречи с Малфоем в Выручай-комнате, где они практически всегда молча читают, и про тот неловкий момент в оранжерее профессора Стебель, когда влажный воздух наполнялся ароматом волшебных трав, а между ними повисло нечто большее, чем просто вызов.

А сегодня добавилась новая история — Малфой устроил потасовку с Кормаком Маклаггеном.

— Да он хотел тебя поцеловать! — Джинни вдруг вскрикнула так громко, что несколько первокурсников в гостиной Гриффиндора обернулись. Она сидела, поджав ноги, на диване у камина, и её рыжие волосы казались ещё ярче в свете пламени.

Гермиона покраснела до корней волос и потянулась за подушкой, чтобы швырнуть в подругу:

— Тише!

Но Джинни уже катилась со смеху, не обращая внимания на возмущённые взгляды.

— Ну же, расскажи! Ты что? Он что? Как это было? — она придвинулась ближе, глаза сияли любопытством. — Он хотя бы был нежен? Или это был тот самый противный Малфой?

— Гермиона, похоже, ты нравишься Малфою, — Джинни ухмыльнулась, подперев подбородок рукой.

— Да нет, брось, это просто… — Гермиона замялась, отводя взгляд.

— Просто?— Джинни приподняла бровь.

— Просто…

— Да не просто! — оборвала её Джинни, закатив глаза. — Мы все замечаем, как ты на него смотришь в последнее время. Даже Рон вчера спросил, не подменили ли тебя.

— Я не… То есть, я просто… — она беспомощно развела руками.

И они вместе громко рассмеялись.

Гермиона уткнулась лицом в подушку, сдавленно застонав.

— Я даже не знаю, что со всем этим делать, — её голос прозвучал приглушенно, словно она пыталась спрятаться от собственных мыслей. — Он такой... такой...

— Противоречивый? — подсказала Уизли, игриво подталкивая её локтем.

— Да нет, он просто... невыносимый! — Гермиона вынырнула из подушки, её кудри взъерошились. — Один момент он смотрит на меня так, будто я последняя булочка в Сладком королевстве, а в следующий — как будто я наступила на его любимую мантию.

Джинни фыркнула:

— Ох, значит, он действительно тебе нравится.

Гермиона открыла рот, чтобы возразить, но... закрыла. Потом вздохнула.

— Я не знаю, — призналась она наконец, разглядывая свои ногти. — Он злит меня. Бесит. А потом... потом вдруг делает что-то такое, от чего у меня перехватывает дыхание.

— Например, укрывает тебя своей мантией? — Джинни подмигнула.

Гермиона покраснела ещё сильнее.

— Это не... Я не...

— Он тебе нравится, — констатировала Джинни, как будто это было самым очевидным фактом в мире. — И, судя по тому, как он чуть не откусил Маклаггену голову за пару неосторожных слов... ты очевидно нравишься ему.

Гермиона снова уткнулась в подушку.

— Это ужасно, — её голос прозвучал глухо. — Это катастрофа.

— Катастрофа, от которой ты не можешь оторвать взгляд, — парировала Уизли.

Гермиона хотела возразить... но не нашла слов.

* * *

Вечер должен был быть волшебным. Большой зал уже сиял сотнями мерцающих огней, ледяные украшения переливались под магическими снежинками, а в воздухе витало сладкое ожидание праздника. Но Гермиона едва замечала эту красоту.

Малфоя не было за завтраком. Его обычное место среди слизеринцев пустовало. Она не придала этому значения — может, проспал, может, не хотел показываться на глаза после вчерашней истории с Маклаггеном. Но когда он не пришел и на обед, в груди защемило тревожное предчувствие.

А потом был ужин и в зал ворвалась сова.

Птица шумно плюхнулась прямо на стол перед Гермионой, едва не опрокинув кувшин с апельсиновым соком. На груди у нее был номер Ежедневного пророка.

И там, на первой странице, смотрело на нее холодное, надменное лицо Люциуса Малфоя.

«Бывший пожиратель смерти скончался в Азкабане», — гласил заголовок.

Гермиона застыла. В ушах зазвенело.

Вот почему его нет.

Она машинально схватила газету, глаза бегали по строчкам: «...обнаружен без сознания в камере... причины смерти расследуются... официальные лица отказываются комментировать...»

— Гермиона? — Рон наклонился к ней, хмурясь. — Что-то случилось?

Она лишь спросила:

— Гарри, — её голос прозвучал чересчур неуверенно даже для неё самой, — одолжи мне карту Мародеров.

* * *

Гермиона взбегала по винтовой лестнице Астрономической башни, сердце стучало так громко, что, казалось, эхо разносилось по каменным стенам. Каждый шаг отдавался в висках, а холодный декабрьский воздух с каждым пролетом становился все резче, обжигая легкие.

Лестница кружилась бесконечно, узкая и темная, лишь редкие факелы бросали дрожащие тени на старые камни. Высокие окна, встроенные в толщу стен, пропускали бледный лунный свет, и снежинки, залетая внутрь, таяли на лету, оставляя на ступенях мокрые следы.

Когда она наконец вырвалась на площадку перед последним пролетом, ноги уже гудели от усталости, но остановиться она не могла.

Астрономическая башня возвышалась над Хогвартсом, открытая всем ветрам. Телескопы, обычно уставленные вдоль стен, сейчас стояли беспорядочно, будто кто-то в ярости отшвырнул их в сторону.

Драко сидел, прислонившись к перилам, спина напряжена, плечи подняты от холода или напряжения. Белая рубашка — тонкая, расстегнутая настолько, что виднелась ключица — развевалась на ветру. Мантия свалилась рядом, смятая, будто её сорвали в порыве отчаяния.

Пустая бутылка огневиски стояла у его ног, а в дрожащих пальцах он сжимал не газету — а письмо на тонком пергаменте с изящным вензелем "М" в углу. Гермиона сразу догадалась от кого оно — ровные, изысканные буквы слегка расплылись в нескольких местах, будто от капель воды... или слез.

— Малфой, — тихо позвала Гермиона, замирая в дверном проеме.

Он не обернулся, только его плечи слегка напряглись.

— Уходи, Грейнджер, — его голос звучал хрипло, но без привычной высокомерной нотки. — Я не в настроении для... для твоих нравоучений.

Гермиона сделала шаг вперед, снег с ее ботинок остался на каменных ступенях.

— Я знаю, что случилось, — сказала она осторожно. — Я подумала... тебе, возможно, не хотелось бы быть одному. Сегодня.

Он замер, глядя на нее с неожиданной уязвимостью. Ветер трепал его светлые волосы, делая их похожими на серебристую паутину в последних лучах заката.

— Мама пишет... — его голос внезапно сорвался. Он провел рукой по лицу.

Гермиона молча достала волшебную палочку и плавным движением наколдовала Согревающее заклятие. Тёплое золотистое сияние окутало их, отгоняя пронизывающий холод декабрьского вечера. Она осторожно опустилась рядом на холодный камень.

Его спина согнулась под невидимой тяжестью. Голова упала ей на колени — неловко, неуверенно, будто он сам не понимал, как оказался в таком положении.

Гермиона замерла, её пальцы сжались в воздухе, не решаясь прикоснуться.

Но потом — тихо, осторожно, она провела рукой по его волосам, запутавшимся от ветра. Они оказались мягкими, шелковистыми, совсем не такими, какими она их представляла.

Он вздрогнул при первом прикосновении, но не отстранился. Наоборот — его плечи расслабились, дыхание стало глубже.

Гермиона продолжала гладить его волосы, её пальцы медленно расчесывали пряди, разбирая узлы, оставленные холодом.

Прошло наверно минут тридцать, а может и три часа.

— Почему ты не на балу? — спросил Драко после долгой паузы. Его голос звучал глухо.

Гермиона покачала головой, глядя на последние алые полосы заката.

— Я именно там, где должна быть, — ответила она просто.

Драко повернулся к ней, его серые глаза в этот момент казались почти прозрачными.

— Ты что, жалеешь меня? — в его голосе вновь зазвучали знакомые нотки вызова.

— Нет, — Гермиона встретила его взгляд без колебаний. — Я просто знаю, каково это — терять близких.

Она замерла, изучая его лицо, будто видела впервые. Ветер донёс из замка отголоски музыки.

— Потанцуй со мной, — неожиданно сказал Драко.

Он встал, слегка пошатываясь, но твёрдо протянул руку.

Его ладонь была холодной и слегка дрожащей, но крепко сжала её пальцы, словно боясь, что она вырвется. Гермиона почувствовала, как по спине пробежали мурашки — не от зимнего ветра, а от неожиданной близости.

От него пахло огневиской и снегом, осевшим на его рубашке. Этот запах кружил голову сильнее любого зелья. Его дыхание было неровным, тёплые порывы касались её лба, когда он наклонился чуть ближе.

Его рука осторожно легла на её талию и она ощутила странное тепло, разливающееся по всему телу. Пальцы слегка сжали ткань её мантии, будто проверяя, реальность ли это.

Сердце бешено колотилось где-то в горле, мешая дышать. Каждый нерв в её теле будто ожил, обострив ощущения.

Они слегка покачивались в такт далекой музыке, едва слышной на вершине башни. Потом Гермиона почувствовала, как его голова опустилась ей на плечо, а пальцы неловко запутались в ее непослушных локонах. Дыхание Драко стало ровным и глубоким, его теплые губы случайно касались ее шеи при каждом вдохе.

Постепенно их едва уловимые движения прекратились. Они просто стояли, крепко обнявшись, как два корабля, нашедших друг друга в бурном море. Его руки крепко сжимали ее спину, а ее ладони бессознательно сжали складки его мятой рубашки. Ветер трепал их волосы, смешивая пряди каштановых и льняных локонов в единое целое.

Где-то внизу продолжали звучать рождественские мелодии, смеялись студенты, звенели бокалы. Но здесь, на вершине башни, существовал только этот момент — тихий, хрупкий и бесконечно настоящий. Они не нуждались в словах — все, что нужно было сказать, передавалось через это объятие: «Я здесь», «Ты не один», «Я понимаю».

И в этот момент Гермиона осознала — даже если бы судьба дала ей тысячу попыток, она снова и снова выбирала бы этот вечер. Этот холодный декабрьский закат. Это неловкое объятие, в котором вдруг стало так просто и ясно.

Она бы снова поднялась по винтовой лестнице, зная, что найдёт его сломанным. Снова протянула бы руку, зная, как это больно — прикасаться к чужой ране. Снова позволила бы ему прижаться к своему плечу, хотя прекрасно помнила все его насмешки.

Зимние каникулы Драко решил провести в родовом поместье. Не потому что хотел — скорее, потому что не мог оставить Нарциссу одну в этом огромном, опустевшем доме.

Раньше Малфой-Мэнор был полон жизни — пусть и мрачноватой, пусть и наполненной шепотами заговорщиков, но всё же живой. Теперь же здесь царила тишина.

И Драко обнаружил, что ему это нравится куда больше.

Никаких незваных гостей. Никаких пожирателей смерти, бродящих по коридорам с важным видом. Никаких леденящих душу разговоров о Тёмном Лорде за ужином.

Только скрип старых половиц под ногами. Треск дров в камине. Шёпот зимнего ветра за высокими витражными окнами.

* * *

Стены, обшитые темными дубовыми панелями, поглощали свет, создавая ощущение уединенности. По вечерам, когда синевато-изумрудные языки пламени в камине начинали свой танец, по комнате пробегали причудливые тени. Они скользили по фамильному гербу, где серебряный дракон лениво шевелил когтистыми лапами, словно пробуждаясь от многовекового сна.

Массивная кровать казалась островком спокойствия в этом море полумрака. Тяжелый бархат покрывала переливался, как крылья летучей мыши на закате, а серебряные подушки мерцали, реагируя на малейшее движение. Иногда, когда Драко долго ворочался, подушки тихо вздыхали, подстраиваясь под его позу.

У окна, затянутого тяжелыми шелковыми шторами цвета бутылочного стекла, стоял письменный стол. Его полированная поверхность отражала магический глобус, где ярко горели точки — места, где когда-то ступала нога Малфоя. Рядом валялось несколько перьев: одно, подаренное отцом, изредка превращалось в змею и шипело на лунный свет.

По ночам, когда Драко не мог уснуть, он смотрел на волшебный потолок. Звезды медленно плыли по небосводу, иногда складываясь в очертания дракона — то ли созвездия, то ли его собственного герба. В такие моменты комната казалась меньше, а мир за ее стенами — не таким уж важным.

Особое место занимала книжная полка. Среди переплетов с золотым тиснением одиноко ютилась потрепанная маггловская книга. Ее корешок заметно выделялся среди роскошных соседей, будто напоминая, что даже здесь, в сердце древнего рода, есть место чему-то иному.

Драко осторожно снял книгу с полки, ощутив под пальцами шершавую фактуру старинного переплета. "Гордость и предубеждение" — буквы на обложке поблекли от времени, но все еще хранили след былого величия. Он присел на край кровати, и страницы с тихим шелестом раскрылись на форзаце, будто ждали этого момента.

Перо в его руке замерло. Чернила — не простые, а с добавлением измельченного жемчуга — переливались в свете камина. Он начал выводить буквы с обычной для себя аккуратностью:

"Г.Г.,

Мы оба были упрямы — я из принципа, вы — от обиды.

Д.М."

Фраза Дарси, измененная всего на два слова, теперь звучала как признание. "Принцип" вместо "гордости" — потому что его упрямство всегда было щитом. "Обида" вместо "предубеждения" — потому что её неприятие было справедливым.

Он перевернул страницы, остановившись на том месте, где Элизабет говорит: «Люди не меняются кардинально. Но иногда мы просто плохо их знали.» Здесь, между пожелтевших листьев, он оставил высохшую незабудку, ту самую, что сорвал возле оранжереи, после того, как его пальцы по собственной воле заправили непослушный локон за её ухо.

В самом конце книги он нарисовал карикатуру: Гермиона стоит в полный рост, ёжась в своём привычном магловском свитере с книгой в руках, а на неё летит бладжер. Но стоило коснуться пальцами пергамента — чернильная угроза лопалась, рассыпаясь блестящими брызгами, будто в мяч ударили «Редукто» и осыпались на Гермиону создавая на ней его мантию — мантию Слизерина.

А внизу, с вызывающей небрежностью, красовалась подпись:

«Я могу уйти — как Дарси уходил от Элизабет, с холодным поклоном и безупречными словами, как подобает Малфою.

Но если ты скажешь мне остаться —

я нарушу все правила приличия

и буду стоять перед тобой

без единого достойного аргумента,

как тот самый глупец под дождём в Розингсе.

С Рождеством.

P.S. Клянусь, Грейнджер, ты сейчас улыбаешься.»

Драко плотно завернул книгу в пергамент, обвив её лентой. Филин, величественный серый хищник с пронзительными жёлтыми глазами, наблюдал за этим процессом с явным недоверием, время от времени щёлкая мощным клювом.

— Вот, — Драко протянул сверток птице. — Знаешь кому.

Он вздохнул и поднял глаза на каминные часы. Стрелки показывали половину восьмого. Ужин. Мать наверняка уже ждет внизу, сидя за длинным дубовым столом в столовой, где портреты предков смотрели со стен с молчаливым укором.

* * *

Нарцисса Малфой ждала в гостиной — за столом, который казался теперь слишком большим, слишком пустым.

Домовики накрыли всё безупречно: здесь были даже любимые пряные пирожки Драко (хотя он уже давно не ел их с таким аппетитом, как в детстве).

— Как в школе? — спросила Нарцисса, отодвигая тарелку с супом. Её голос был лёгким, будто вопрос незначителен.

Драко знал этот тон. «Расскажи. Но только если хочешь».

Он медленно провёл пальцем по краю бокала в котором плескалось вино 1672 года, из погребов, которые теперь пылились без гостей.

— Скучно, — буркнул он.

— Как ты думаешь, — Драко нарочито медленно поднял глаза, — что сказал бы отец, если б я вдруг начал... ну... общаться с грязнокровками?

Тишина стала физической. Где-то в камине с треском лопнул уголёк.

Нарцисса поставила бокал так аккуратно, что хрусталь даже не звякнул.

— Люциус, — её голос внезапно стал мягким, — сначала пригрозил бы лишить наследства. Потом запер бы тебя в фамильном склепе с портретами предков.

Драко почти усмехнулся — но вдруг представил это слишком ярко:

Холодный мрамор, пахнущий пылью и застывшим воском. Его собственное отражение в позолоченных рамах и портрет прадеда Абраксаса с паутиной в углу.

— Позор! Мальчишка! Ты опозорил триста лет чистых кровей! — его трость яростно бы стучала по раме, будто пытаясь проломить холст.

Голос матери вывел его из раздумий.

— Твоего отца больше нет с нами, — сказала она тихо, но так четко, что слова будто выгравировались в воздухе. — И ты не обязан жить прошлым. Не обязан следовать принципам других людей — даже если эти люди твои предки.

Она посмотрела на него прямо, и в её глазах не было ни осуждения, ни сожаления — только спокойная уверенность.

— Делай то, что хочешь ты, Драко. Даже если это значит... пересмотреть некоторые взгляды.

— Я... — его голос сорвался, но мать уже улыбнулась, легко махнув рукой.

— Кстати, — сказала она, будто переводя тему, но тон её голоса выдавал намёк, — я пригласила к нам Забини. Должен быть с минуты на минуту.

Драко приподнял бровь, неожиданно ощутив лёгкость, которой не чувствовал уже давно.

— Забини? — переспросил он. — Ты хочешь сказать, что у нас будет нормальный ужин с другом, а не ещё одна тоскливая трапеза с обсуждением политики?

Нарцисса усмехнулась, глаза блеснули.

— Я хочу сказать, что тебе нужно хоть иногда выходить из этой мрачной башни собственных мыслей. А Забини... — она пожала плечами, — он хотя бы смешной.

Драко фыркнул, но впервые за долгое время почувствовал, как что-то внутри него разжимается.

И в этот момент раздался звук аппарации и голос Забини прорезал тишину:

— Малфой! Как ты? Скучал?

Солнечные лучи, нагло пробивающиеся сквозь шторы, сообщали, что завтрак в Большом зале уже закончился, а первые уроки вот-вот начнутся. В воздухе витала та особенная послеканикульная тишина, когда даже привычные скрипы старых ступеней и шепот портретов звучали как-то по-новому.

Драко влетел в кабинет зельеварения, едва успев к началу урока. Его обычно безупречные волосы были слегка растрепаны.

Класс уже почти заполнился. Две свободные парты сзади — но там сидели Гойл и Нотт, с азартом разглядывавшие какой-то подозрительный флакон, и Драко не хотел ввязываться в их сомнительные эксперименты. Одно место рядом с Финниганом — но над его колбой уже клубился подозрительный фиолетовый дым, и перспектива сидеть рядом с потенциальным фейерверком не прельщала.

И тогда он увидел, что Грейнжер сидела одна, её парта аккуратно организована: учебник открыт на нужной странице, ингредиенты разложены в идеальном порядке. Она не подняла глаз, когда он остановился рядом, но её пальцы слегка сжали перо — единственный признак того, что она заметила его присутствие.

Драко не стал раздумывать. Он вальяжно отодвинул стул, усевшись так близко, что их локти почти соприкоснулись.

В классе повисла гробовая тишина.

Лаванда Браун, которая как раз наклонялась к Парвати, чтобы шепнуть ей очередную сплетню, застыла с полуоткрытым ртом. Её глаза округлились настолько, что казалось, вот-вот выкатятся из орбит.

Малфой лишь откинулся на спинку, наслаждаясь хаосом, который вызвал одним своим движением. Его губы дрогнули в легкой ухмылке.

— Мистер Дарси? — едва слышно, чтобы слова дошли только до Драко.

— Значит, прочла, — наконец сказал он, когда Слизнорт отвернулся к доске.

Она не ответила. Только слегка наклонила голову, будто делая пометку в учебнике, но на полях появилось слово.

"Да."

Потом дописала.

"Мистер Дарси действительно мог бы быть потерпимее в начале."

Драко наблюдал, как её перо выводит аккуратные буквы, и его ухмылка стала чуть мягче. Он наклонился над своей книгой, будто проверяя рецепт, и его собственное перо скользнуло по странице.

"Но тогда не было бы такого удовольствия от перемены."

Гермиона прочитала записку и на мгновение закусила губу — то ли чтобы скрыть улыбку, то ли чтобы подавить возмущение. Её перо снова заскользило по бумаге.

"Вы забываете, что мистер Дарси в итоге извинился. Искренне."

Драко задержал взгляд на этих словах, его пальцы слегка постукивали по столу. Когда он ответил, его почерк был необычно аккуратным.

"Возможно, мисс Беннет стоит дать ему шанс это сделать?"

На этот раз, когда Гермиона дочитала по её щекам распространился розоватый оттенок. Она быстро закрыла учебник, но не прежде, чем Драко увидел её ответ — всего одно слово, написанное с нехарактерной неровностью.

"Возможно."

В этот момент Слизнорт с энтузиазмом хлопнул в ладоши.

— Время добавлять крылья стрекоз! И, кажется, наша необычная пара сегодня особенно сосредоточена! — Приковывая внимание всего класса к ним.

Драко медленно поднял голову, затем с преувеличенной важностью оглядел одноклассников, будто осматривая публику в театре. Сделав небольшую паузу для драматического эффекта, он изящно кивнул — точь-в-точь как актёр, принимающий овации после монолога.

Гермиона закатила глаза, но её губы предательски дрогнули.

— Ты невыносим, — прошептала она, тщательно размешивая зелье.

— Но ты улыбаешься, — парировал он.

— Это нервная реакция, — она резко толкнула в его сторону баночку с ингредиентами. — Добавляй уже свои стрекозиные крылья.

Малфой сделал вид, что кланяется перед воображаемыми аплодисментами, затем с преувеличенной осторожностью взял щепотку крыльев.

— Для особого зрителя — особое исполнение, — шепнул он, нарочито медленно опуская ингредиенты в котёл.

* * *

Драко заметил это сразу, как только переступил порог Выручай-комнаты — её кресло стояло вплотную к его, будто кто-то намеренно свел их вместе. Бархатная обивка почти касалась подлокотника его кресла, оставляя между ними лишь узкую полоску воздуха

«Любопытно…» — мелькнуло у него в голове. Он не притрагивался к креслу — значит, комната решила сыграть в свою игру.

Ровно в одиннадцать лёгкие шаги нарушили тишину.

— Элизабет Беннет, — произнёс он, делая вид, что поглощён книгой, но ухмылка выдала его раньше, чем он успел сдержать её. Особенно когда услышал, как она замерла на месте, увидев новую расстановку мебели.

— Кажется, у комнаты появилось чувство юмора, — весело заметила Грейнжер, присаживаясь рядом с ним.

— Или, может быть, она просто учитывает... частоту наших встреч, — парирует он, наклоняясь чуть ближе, чем необходимо.

Гермиона не отстранилась. Вместо этого её глаза, обычно такие уверенные, метнулись на долю секунды к его губам, а затем вниз — к запястью.

Драко машинально потянулся к рукаву, пальцы уже сжимали ткань в привычном жесте — этом отработанном движении, которое должно было скрыть темную метку на его коже.

Но её рука оказалась быстрее.

— Не стоит, — прошептала Гермиона, и её пальцы легко легли на его запястье. — Как успехи? Что-нибудь нашел?

Она коснулись метки и в её глазах мелькнуло что-то, что он не успел распознать — грусть? Боль?

— Она все еще тут, — ответил Малфой, и его голос звучал как скрежет камня по стеклу. — Значит, дела плохи.

Он не смотрел на неё, а разглядывал метку, будто впервые видел её — этот чёрный, уродливый знак, впившийся в кожу. Её пальцы всё ещё касались его, лёгкие, но неотступные, как дождь за окном, который не спрашивает разрешения, чтобы литься.

— У меня есть идея, — сказала Гермиона, и ему показалось, что её голос прозвучал точно так же, как в те моменты, когда она что-то придумывала для Поттера или Уизли — тепло, с лёгкой искоркой возбуждения, будто она уже видела решение прямо перед собой.

Она достала своё перо — то самое, что всегда носила с собой, с которым писала домашние задания и планы спасения мира.

— Позволишь? — спросила она, и в её тоне не было ни сомнения — только знакомая уверенность, как если бы она предлагала разгадать сложную головоломку или попробовать новое заклинание.

Для него это прозвучало иначе.

«Доверишься?»

Он лишь кивнул.

Гермиона аккуратно вывела оранжевые чернила по контуру черепа, превращая мрачный символ в нечто совершенно иное.

Череп стал похож на закатное солнце.

Змея обрела лапки. Её тело стало белоснежным, а вдоль спины появились изумрудно-зелёные перья, переливающиеся при свете. Они топорщились, как у настоящей птицы, готовой взмыть в небо.

— Это водный дракон Хаку, — сказала Гермиона, слегка наклоняя голову, чтобы оценить свою работу. — Из "Унесённых призраками ". Мой любимый мультфильм.

Она провела пальцем вдоль драконьей спины, и перья взъерошились под её прикосновением.

Гермиона наклонилась чуть ближе, и кончик её пера замер над изгибом драконьего глаза.

— Последний штрих...

Она поставила крошечную изумрудную точку.

— Теперь точно всё, — кивнула она, удовлетворённо складывая руки на коленях. — Это, конечно, ненадолго... но я могу нарисовать ещё что-то, если ты захочешь.

Тишина.

— Идеально, — отозвался он.

Гермиона замерла, наблюдая, как Драко изучает работу.

— Ты... смотрел "Унесённых призраками"? — Спросила она.

Уголок его рта дрогнул:

— Нет. Но теперь, видимо, придётся.

Она рассмеялась — звонко, как в те редкие моменты, когда забывала быть серьёзной.

— Значит, я теперь твой... холст? — он нарочито медленно поднял взгляд.

— Только если захочешь, — она вдруг покраснела, осознав двусмысленность.

Гермиона внезапно потянулась к своей мантии. Из скрытого кармана она извлекла свёрток, завёрнутый в пергамент цвета лунного камня.

— У меня ещё есть кое-что для тебя, — её голос звучал мягко, но в нём дрожала лёгкая нотка неуверенности. Она протянула подарок, и их пальцы кратко соприкоснулись.

— Откроешь, когда будешь один?

Глаза её блестели загадочно.

— Что это? — спросил он, переворачивая свёрток в руках. Пергамент шуршал, как осенние листья под ногами.

Гермиона уже поднялась, поправляя невидимые складки мантии.

— Твой рождественский подарок, — ответила она, слишком быстро, будто отрепетировала эту фразу.

Сделала шаг к двери, потом вдруг обернулась.

— Увидимся завтра.

Одиночество комнаты внезапно стало камерным, почти интимным. Драко опустился на край слишком идеальной кровати — как и всё в комнате, ведь это была комната Малфоя. Подарок лежал на ладонях невесомо, но от него исходило странное тепло.

Хруст оберточной бумаги прозвучал неестественно громко. Под слоями скрывалось что-то мягкое… Темно-изумрудная вязка, грубоватая на ощупь — совершенно маггловская. Свитер. Точная копия её собственного.

Он замер, сжимая ткань в пальцах. В центре — вышитая серой нитью буква «Д», каждая петля идеальная, будто она переделывала её десятки раз.

А потом его накрыло. Запах. Не просто аромат мыла или духов — а Грейнджер целиком: сладковатая терпкость чернил и пергамента, едва уловимый шлейф яблочного чая, который она пила каждое утро, и нотки тикового дерева.

Драко не заметил, как улыбается.

И только развернув свитер, он обнаружил записку. Её почерк, обычно такой уверенный, здесь слегка дрожал:

"Д.М. или М.Д. (мистер Дарси)?

Спасибо за незабудку. Хотя мне любопытно — как ты вообще узнал?

Примерь свитер. Шерсть ирландская — я заплатила галлеонами, так что твоя драгоценная кровь не восстанет против него. (Хотя если будет немного колоться — считай это справедливым наказанием за твое высокомерие.)

P.S. И раз уж ты заговорил о дожде —

может, хватит стоять и ждать, пока тебя попросят остаться?

Г.Г."

Драко перевернул записку — и дыхание застряло в горле.

На оборотной стороне чернила ожили.

Там был он — карикатурный, в плаще Дарси, но с ног до головы опутанный изумрудной пряжей. Нити свисали с его ушей, клубок с торчащими спицами съехал с головы набекрень. Полная нелепость.

— Чёртова Грейнжер, — буркнул он, но уже водил указательным пальцем по пергаменту.

Шерсть зашевелилась.

Пряжа начала распутываться сама — нити отскакивали, как испуганные змейки, плащ Дарси таял, а когда последняя петля исчезла...

Перед ним сидел он сам — в этом самом свитере — с надутыми щеками, будто только что отхлебнул бодроперцовое зелье. Подпись гласила:

"P.P.S. Видишь? Пережил."

Он разгладил записку ладонью, затем аккуратно сложил её вдвое, словно пряча что-то ценное. Верхний ящик письменного стола скрипнул, открывая доступ к переплетённому в тёмную кожу дневнику — тому самому, с серебряными инициалами «Д.M.»

Между страницами, исписанными рецептами зелья для восстановления памяти, он вложил записку так, чтобы та не выпала.

Свитер, всё ещё сохранявший едва уловимый аромат, он аккуратно повесил на спинку стула, поправив складки.

* * *

С самого рассвета замок окутала атмосфера томного волшебства. По коридорам витал сладковатый аромат розовых пирогов и шоколадных трюфелей, а стены украшали гирлянды из алых и перламутровых сердец, которые мягко мерцали в такт чьему-то учащённому сердцебиению.

В Большом зале царило настоящее буйство розовых оттенков: с потолка свисали воздушные люстры из живых орхидей, а вдоль столов вились ленты, переплетающиеся с золотыми нитями. Даже домовые эльфы, подавая завтрак, старались придать блюдам романтичный вид — тосты в форме сердец, омлеты с румяными «поцелуйчиками» из кетчупа, и даже тыквенный сок отливал сегодня нежным рубиновым оттенком.

Но главным событием стала анонимная «Почта Купидонов». В роли крылатых посланников любви выступили садовые гномы — правда, слегка модифицированные: каждому прицепили крошечные золотые крылышки и перевязали бантами в тон факультетам. Они сновали по залу, то и дело запутываясь в гирляндах, но упрямо доставляли послания адресатам. Одни записки превращались в бумажных голубков и улетали к получателю, другие — взрывались конфетти при вскрытии, осыпая получателя блёстками.

Практически в каждом уголке притаились влюбленные парочки. Они жались к стенам в полутемных переходах, перешептывались за колоннами, украдкой держались за руки под школьными мантиями. Даже обычно строгие профессора сегодня снисходительно смотрели на эти шалости, лишь изредка ворча себе под нос.

Густой дымок от камина вился в воздухе, окрашивая всё в тёплые оттенки. Драко и Блейз, удобно устроившись в кожаных креслах, переглянулись с одинаковым выражением скучающего превосходства на лицах.

— Девчачий праздник, — брезгливо протянул Блейз, разглядывая розовый бант, зацепившийся за рукав его мантии. — Надеюсь, хоть один из этих идиотов переборщит с любовным зельем, было бы достойное развлечение.

— О, Забини, да ты просто очарователен сегодня. Уже подарил свое бесценное сердце какой-нибудь когтевранке? — Драко нарочито томно растягивал слова, его губы искривились в язвительной усмешке. — Или, может, наконец признался в любви своему отражению в зеркале?

— Ну, вы и зануды! — Панси, устроившаяся у камина, фыркнула, перебирая стопку валентинок с видом королевы, разбирающей подати от подданных. — Просто вам никто не пришлет сегодня ни одной валентинки, вот вы и корчитесь от злости, как вампиры на чесночной ферме.

Забини лишь презрительно хмыкнул.

— Может, тебе стоит проверить, не подмешали ли тебе в утренний чай зелья глупости, Паркинсон?

Драко склонил голову набок.

— Всё-таки… идиотизм, — наконец пробормотал он.

— Присоединяюсь, — кивнул Блейз, его губы искривились в гримасе, будто он только что проглотил слизня.

Паркинсон встала, грациозно поправив волосы.

— Ну что ж, раз вы такие страдальцы — может, в Трёх Метлах вам будет веселее? Зальёте своё одиночество огневиски?

Повисла пауза. Драко и Блейз переглянулись.

— Наконец-то мудрые слова, — буркнул Драко, уже представляя, как алкоголь смоет этот дурацкий праздник.

— Только Росмерта... — Блейз задумчиво провёл пальцем по подлокотнику кресла. — Единственная, кому я сегодня отправил бы валентинку.

* * *

Бар «Три Метлы» тонул в розовом мареве. Гирлянды из алых сердец мерцали над стойкой, отражаясь в бокалах и глазах посетителей. Даже дым от камина, обычно серый и едкий, сегодня вился сладковатыми кольцами, будто кто-то подмешал в угли приторные духи.

За стойкой Росмерта, с лицом, выражавшим стоическое отчаяние, переставляла бутылки с новыми этикетками:

"Влюблёночное пиво",

"Огневиски ваших сердец",

"Медовуха «Сладкий поцелуй»",

"Ром «Разбитое сердце»",

"Содовая с любовным сиропом".

Дверь распахнулась с грохотом.

В бар вошли Драко, Блейз и Панси, отряхиваясь от розовых конфетти, сыпавшегося с потолка.

— Ад в розовой обёртке, — процедил Забини, окидывая бар презрительным взглядом.

Росмерта, увидев их, ухмыльнулась во весь рот.

— Ну что, страдальцы? "Влюблёночное" возьмёте? Или "Разбитое сердце" — оно сегодня бесплатно для особо несчастных.

Малфой плюхнулся на табурет.

— Обычный огневиски. Без дурацких сердечек.

Драко уже успел опустошить третий стакан огневиски, когда дверь распахнулась, впуская порцию холодного февральского воздуха и… их.

Грейнджер вошла первой, с румянцем на щеках, закутанная в шарф цвета сливочного пунша. За ней, как всегда, следовали Поттер в обнимку с Джинни. Уизли, уже вовсю что-то орал про «глупейший праздник» и тыкал пальцем в меню с дурацкими любовными коктейлями. За соседним столиком Полумна Лавгуд, в своих розывых очках в форме сердец, энергично махала им рукой, будто подавая сигналы застрявшему в другом измерению кораблю.

Но Драко заметил только её.

Она смеялась, запрокинув голову, и вдруг — будто почувствовала его взгляд. Повернулась. Их глаза встретились.

И всё.

Её улыбка не исчезла, но изменилась. Стала… сложнее, будто она что-то вычисляла. Ждала ли она чего-то?

Драко резко отвёл взгляд, почувствовав, как огневиски внезапно ударили в голову.

«Чёрт.»

Он нахмурился, уставившись в дно стакана, словно там была выгравирована вся глупость этой ситуации.

«Это же Грейнджер. Она ненавидит всю эту дурацкую валентиновскую мишуру. Она же не из тех, кто ждёт… посланий…»

Но когда он снова поднял глаза — она всё ещё смотрела.

И в этот момент он понял.

Неважно, ненавидела ли она этот праздник. Неважно, считала ли она его идиотом (а она определённо считала).

Она ждала. Мысль ударила его с той же силой, что и огневиски.

Он резко поднялся и направился к барной стойке, стараясь не смотреть по сторонам.

Взгляд скользнул по меню. Обычное сливочное пиво — но сегодня с посыпкой корицы поверх пены, аккуратно выложенной в форме сердца. Рядом лежала стопка пустых валентинок и одинокий клочок пергамента, как будто специально для него.

Глупо, но он всё равно схватил его.

Перо скользнуло по бумаге, оставляя неровные буквы.

" Г.Г.

Не думал, что тебе нравится этот праздник."

Вместо своих инициалов нарисовал незабудку — небрежный, но четкий рисунок. Пять лепестков, набросанных в спешке, с маленькой желтой сердцевиной. Не крошечный символ, а вполне заметный. Простенький цветок, но выведенный с неожиданной старательностью.

— Одно влюблёночное пиво, — пробормотал он едва слышно Росмерте. — Для Грейнджер. Анонимно.

Барменша подняла бровь, но налила напиток. Драко сунул записку в пенную шапку, где она тут же слегка намокла по краям.

— И три "Огневиски ваших сердец". — Уже более воодушевленно крикнул он ей через плечо, шагая к обратно к своему столу.

Перед ними поставили все тот же огневиски, но теперь внутри плавали большие льдинки в виде сердец.

— Что, Малфой, праздником проникся? — фыркнула Панси.

— Видимо, — бросил Драко, разваливаясь на стуле так, чтобы увидеть первым реакцию Грейнжер.

Он пристально наблюдал, как официантка несла напиток к гриффиндорскому столу. Лёд в его бокале звенел, когда он нервно постукивал пальцами по стеклу.

Гермиона подняла стакан пива, изучая пенное сердечко. Её брови слегка приподнялись, когда она обнаружила записку. Малфой замер, наблюдая, как она разворачивает промокший пергамент.

Он видел, как младшая Уизли тычет пальцем в записку, толкая Гермиону локтем.

— Ну что там, Герми? — раздался её громкий шёпот, слышный даже через шум паба.

Гермиона резко сложила пергамент, прижимая его к ладони.

— Да нет, ничего, — бросила она слишком быстро, отводя взгляд.

Но Драко уже успел заметить — как её пальцы сжали записку крепче, чем нужно. Как кончики ушей порозовели. Как она непроизвольно коснулась нарисованной незабудки, прежде чем спрятать листок в карман мантии.

— Ну и? Ты вообще слышишь, что я говорю? — Блейз щёлкнул пальцами перед его лицом. — Или огневиски уже ударили в голову?

После изнурительной тренировки по квиддичу Малфой побрёл к озеру, сбрасывая на ходу перчатки. Лунный свет дрожал на чёрной воде, когда он опустился на холодный камень.

Внутри него бушевала буря, яростная и неукротимая, словно грозовой фронт над Северным морем.

Драко швырнул камень в воду. Отражения звёзд разорвались на тысячи мерцающих осколков, но через мгновение снова собрались вместе — невозмутимые, вечные.

Он запрокинул голову, и внезапно осознал — уже далеко за полночь. Время текло иначе здесь, у воды, где отражения светил тонули в глубине, будто пытались сбежать от небесного бремени.

Где-то в замке, за этими часами, она наверняка всё ещё бодрствовала. Сжимала в руке смятый пергамент с незабудкой. Перечитывала его дурацкие строчки при тусклом свете.

И ему пришла в голову совершенно глупая идея.

Луна, будто затаив дыхание, скользнула за рваные облака, когда Драко замер в ледяном ночном воздухе перед гриффиндорской башней. Его пальцы судорожно сжали древко метлы, когда он разглядывал единственное освещенное окно в гриффиндорской башне. Теплый, неровный свет свечи танцевал за стеклом, отбрасывая трепещущие тени — он узнавал эти движения. Это была она.

Сердце бешено колотилось в груди, когда он достал из кармана гладкий маленький камешек — тот самый, что подобрал у озера. Камень был холодным, как его страх, но в ладони быстро нагрелся от дрожащего прикосновения.

— Только не промахнись, Малфой, — прошептал он себе, чувствуя, как горло сжалось от нервного комка.

Камешек рванулся к окну с легким свистом, звякнув о стекло звуком, который показался Драко оглушительно громким в ночной тишине.

И окно распахнулось с такой силой, что створки затрещали.

Гермиона.

С растрепанными кудрями, всклокоченными от бессонной ночи, с раздувающейся от быстрого дыхания ночной рубашкой. Ее глаза, широко раскрытые, метались по темноте, пока не нашли его.

В воздухе повисло молчание, густое, как сливочное пиво.

И теперь, когда их взгляды встретились сквозь ночь, что-то внутри Драко разорвалось — горячее, сладкое и совершенно неконтролируемое.

Он медленно, очень медленно направил метлу вперед, к свету ее окна, к ее растерянной улыбке, к этому безумию, которое вдруг стало единственным, что имело смысл.

Луна застыла в неподвижности, когда Драко переступил подоконник. Его движения были неестественно плавными — будто он боялся, что резкий жест разрушит этот хрупкий момент. Метла, поставленная к стене, слегка покачнулась, отбрасывая дрожащую тень на пергаменты, разбросанные по столу.

— Привет, Грейнджер.

Голос звучал глухо, будто прошел через годы молчания.

Перед ним стояла не та Грейнджер, которую он знал. Не аккуратная отличница в строгой мантии, а...

Свет свечи обрисовывал ее силуэт сквозь тонкую белую рубашку, настолько полупрозрачную, что он видел тень ее талии. Короткая плиссированная юбка даже не прикрывала колен, заигрывая с его воображением.

Его взгляд скользнул вверх. Волосы, обычно такие непослушные, сейчас были собраны в небрежный пучок, от которого отдельные кудри убегали по шее, цеплялись за ключицу...

Ее губы, обычно плотно сжатые в решимости, сейчас были слегка приоткрыты. Глаза — огромные, с длинными ресницами, которые отбрасывали тени на щеки — смотрели на него с вопросом.

— Ты почему не спишь, Малфой?

Ее голос обжег его — тихий, тёплый, слишком близкий.

Драко застыл. Сердце колотилось где-то в горле, слова путались, и первое, что вырвалось.

— Ты… завтра на игре с Когтевраном будешь?

Глупо. Безнадёжно глупо.

— Ты ради этого здесь? — Голос её дрогнул, и он увидел, как её пальцы сжали край рубашки. В глазах мелькнуло что-то уязвимое.

— Нет. — Он будто опомнился, резко потянулся в карман мантии. Длинные пальцы нащупали холодный металл.

— Подожди, — прошептал он, доставая тонкую золотую цепочку.

На ней висел изумруд — не огранённый, а естественной формы, будто выросший так сам по себе. В лунном свете камень казался почти чёрным, но когда луч свечи упал на него тот заиграл бликами — засветился изнутри, как будто в глубине камня горел крошечный зелёный огонёк.

— Позволишь? — спросил Драко, с непривычной ноткой неуверенности. Тонкая золотая цепочка дрожала в его пальцах, словно живая, отражая внутреннюю дрожь, которую он не мог усмирить.

Гермиона не ответила словами. Она лишь медленно кивнула, поворачиваясь к нему спиной, и подняла руку, убирая непослушные локоны с шеи. В тусклом свете свечи её кожа казалась почти прозрачной, а линия плеча — хрупкой, как тонкий фарфор, который вот-вот треснет от одного неосторожного прикосновения.

Он затаил дыхание, когда его пальцы скользнули к застёжке. Его собственное дыхание — горячее, неровное — коснулось её кожи, и он почувствовал, как она слегка вздрогнула. Холодный камень упал на её ключицу, и в тот же миг...

Он не смог удержаться.

Его губы коснулись плеча легче, чем падает перо, но это ощущение обожгло его сильнее любого заклинания. Он почувствовал, как дрогнули ее мышцы, как участилось дыхание.

И тогда что-то в нём сорвалось с цепи.

Его руки обвили её талию, притягивая ближе, крепко, без права на отступление. Нос уткнулся в её волосы, вдыхая запах.

Он чувствовал — как бьётся её сердце, как прерывается дыхание, как пальцы вцепляются в его мантию — не чтобы оттолкнуть, а чтобы удержаться.

— Это мой подарок для тебя... на этот чёртов валентинов день. Хоть он уже прошёл.

Его голос звучал низко, срываясь на хриплый шёпот. В нём дрожала та самая возбуждённая нотка, что и в пальцах, сжимающих её талию.

Гермиона обернулась в его объятиях, и её глаза — тёмные, огромные, с расширенными зрачками — встретились с его взглядом.

— Ты... — её голос прервался, когда он притянул её ещё ближе, так что грудь прижалась к его доспехам, а бёдра — к его бёдрам.

— Да, я, — прошептал он хрипло, наклоняясь так близко, что его губы едва не коснулись её.

Его глаза, обычно холодные, теперь пылали темным огнем. Напряжение читалось в каждой линии его тела — в сжатой челюсти, в дрожащих пальцах, медленно приближающихся к ее лицу.

Кончик большого пальца лег на ее нижнюю губу — едва касаясь, скользя по чувствительной коже.

Затем его рука двинулась выше, вплетаясь в ее каштановые непослушные кудри. Он сжал прядь волос в кулаке — не больно, но достаточно крепко, чтобы она почувствовала это напряжение. Ее голова слегка запрокинулась назад, обнажая шею, и он не смог удержаться — его губы коснулись обнажённой кожи. Потом — легкий укус, заставивший её вздрогнуть. Он услышал как она издала тихий стон — сдавленный, едва слышный, но от этого ещё более пронзительный. Этот звук, сорвавшийся с её губ против воли, заставил его сердце бешено заколотиться.

— Мне пора... Я не могу… — прошептал он сквозь зубы, и каждое слово давалось ему с мучительным усилием. Глаза, ещё секунду назад тёмные от желания, теперь наполнились борьбой.

Он сделал шаг назад, руки дрожали, сжимаясь в кулаки. Взгляд скользнул по её фигуре — по тонкой рубашке, которая сейчас казалась ему самым ненавистным препятствием в мире.

— Если я не уйду сейчас... — голос его сорвался на хрип, — я сорву с тебя эту чёртову рубашку, Грейнджер. И тогда... — он резко отвернулся, — тогда остановиться будет невозможно.

Камень на её шее пылал яростным зелёным светом, отражая бурю внутри него. Он сделал ещё один шаг к окну, к побегу, к спасению — от самого себя.

— Малфой... — её голос прозвучал позади, но он уже схватился за метлу, чувствуя, как каждый мускул в теле кричит от протеста.

— Я надеюсь увидеть тебя завтра на игре— его голос прозвучал хрипло, когда он уже стоял на подоконнике.

Полумна Лавгуд, сидя в своих розовых очках в форме сердечек, вела необычный репортаж:

— Ооо, кажется, Пейдж отбивает очередной квофл, летящий прямо в ворота Когтеврана. А Гойл только что спас Малфоя от бладжера!

Она игриво покачала ногой в полосатом гетре.

— А теперь внимание! Малфой устремился вниз, будто его тянет невидимая нить судьбы... Или может быть это снитч? Хотя... — она прищурилась, — мне кажется, я вижу вокруг него золотистые искорки не совсем земного происхождения. Чанг, конечно, мчится следом, но разве можно соперничать с магией лунного притяжения?

Она вдруг наклонилась вперед, отчего её причудливая серьга в виде миниатюрной метлы заколыхалась.

— Ах да, собственно игра! Малфой только что сделал то самое движение бровью, которое означает, что он заметил снитч! Или, возможно, это был просто солнечный зайчик... Хотя в такую пасмурную погоду... О! Чанг тоже ринулась в погоню — какая трогательная синхронность! — Она задумчиво покрутила ожерелье из пробок.

Мчась за снитчем, Драко поймал знакомый силуэт краем глаза — каштановые волосы, нервно сжатые губы. Мысли пронеслись вихрем:

«Она пришла»

Гермиона сидела, зажатая между Поттером и Уизли на гриффиндорской трибуне, будто живой щит от любопытных взглядов. Гарри что-то оживлённо жестикулировал, а Рон, с набитым ртом, тыкал пальцем в поле.

«Интересно, какой предлог придумала? — мысленно усмехнулся он, резко уклоняясь от бладжера. — Вдруг проснулась любовь к квиддичу?»

Чанг крикнула что-то, но её голос потерялся в рёве толпы. Вместо этого он ясно увидел, как Гермиона прикусила губу, когда он сделал опасный разворот у самой земли.

Снитч мелькнул прямо перед носом, но его мысли были там — на трибунах, где она притворялась, что не следит за ним. Где её пальцы нервно теребили тот самый камень на цепочке... который вспыхнул зелёным, когда он пролетел в сантиметрах от стойки ворот.

Снитч будто дразнил его, то и дело мелькая перед самым носом. Драко рванул ввысь, метла дрожала под ним от бешеной скорости. Воздух свистел в ушах, вырываясь из легких короткими горячими порывами.

Резкая боль пронзила плечо. Бладжер.

Мир перевернулся. Он едва успел перехватить метлу, чувствуя, как ветер рвет мантию.

Его взгляд на долю секунды встретился с её глазами — широко раскрытыми, полными ужаса.

В последний момент, когда мир вокруг казался уже размытым пятном, Драко совершил невозможное. Сжав зубы от боли в травмированном плече, он резко перекинул вес тела вперед, вытянув руку до хруста в суставах.

Пальцы сомкнулись вокруг холодного металлического шарика в тот самый миг, когда метла едва не выскользнула из его ослабевших ног.

Трибуны Слизерина взорвались овациями. Крики «Малфой! Малфой!» гремели, как гром. Драко медленно поднял руку со снитчем, демонстративно придерживая вторую — ту, что свело от дикой боли.

И тогда — с малфоевской ухмылкой — он поднес пальцы к губам и отправил в сторону Гриффиндора вызывающий воздушный поцелуй.

Трибуны взревели. Уизли побагровел, что-то яростно крича. Поттер схватил друга за плечо.

Но среди этого хаоса только один человек не шелохнулся.

Гермиона.

Она стояла, белее пергамента, пальцы впились в перила.

Послание было получено.

Команда Слизерина шумной толпой спускалась в подземелья, громко празднуя победу. Драко и Забини шли чуть позади, отставая.

— Признайся, Драко, — Забини коварно ухмыльнулся, — этот воздушный поцелуй был адресован определённой каштановой головке с трибуны Гриффиндора.

Драко лишь изогнул бровь, осторожно придерживая перевязанное плечо:

— Всё может быть.

— Надо было нам тогда поспорить, — Забини расхохотался, хлопая друга по здоровому плечу. — Первая, кто попадётся тебе на пути — и уже скоро окажется в твоих сетях. Хотя как она тебя терпит — мне её искренне жаль.

Драко усмехнулся, лениво поправляя повязку.

— Блейз, дружище, — голос его звучал игриво-снисходительно, — если бы ты тратил столько же энергии на тренировки, сколько на сочинение этих дурацких теорий, может, и тебя бы сегодня заметили на поле.

Он шутливо ткнул его локтем в бок.

— Но раз уж ты так переживаешь... — Драко сделал паузу, его глаза блеснули озорным огоньком. — Да, это было для Грейнджер. Хотя она еще не отвечала мне поцелуем... — он многозначительно поднял палец, — но ее глаза сказали сегодня больше, чем все поцелуи мира.

— Значит, ты довольствуешься просто взглядам? — не унимался Забини.

— Я доволен тем, что она сегодня пришла…

И он ускорил шаг, оставляя Забини позади, но не мог сдержать довольной ухмылки.

* * *

Дверь Выручай-комнаты бесшумно закрылась за Драко, когда он замер на пороге, освещенный мягким светом плавающих свечей. Гермиона стояла у высокого кожаного кресла, пальцы нервно перебирали складки своей мантии — явно ждала его.

— Что это было, Малфой? — её голос звучал насмешливо, но кончики ушей предательски порозовели. Она улыбалась той самой улыбкой, что сводила его с ума — уголки губ приподняты как у Чеширского кота, глаза блестящие, будто знающие какую-то тайну. — Ты послал поцелуй Поттеру?

Комната наполнилась ароматом старых книг и чего-то ещё — может, её духов, а может, волшебства, что витало в воздухе. Драко медленно шёл к ней, намеренно прихрамывая, хотя боль в плече уже почти утихла после мази мадам Помфри.

— Своему самому преданному поклоннику, — ответил он, остановившись так близко, что мог разглядеть золотистые искорки в её карих глазах.

Гермиона не отстранилась. Напротив, её рука поднялась, пальцы коснулись его перевязанного плеча — лёгкое прикосновение, от которого по его спине пробежали мурашки.

— Поклоннику? — она подняла бровь, но голос дрогнул, когда его свободная рука обвила её талию.

— Ммм... — Драко наклонился так, что его дыхание коснулось её кожи, но он не закрывал последнюю дистанцию, наслаждаясь моментом. — Тому, кто кусал губу каждый раз, когда я рисковал на поле. Тому, чьи глаза не отрывались от меня ни на секунду...

Он почувствовал, как она замерла, как участилось её дыхание.

— И знаешь что самое забавное? — его голос был тихим. — Этот кто-то сейчас стоит здесь... и всё ещё притворяется, что не понимает, кому был адресован тот поцелуй.

Гермиона наконец рассмеялась — звонко, искренне.

— Ну что ж, — прошептала она, и её пальцы слегка сжали край его мантии, — может, стоит показать мне ещё раз? Чтобы я точно не ошиблась…

— Ты развязала мне руки, Грейнджер, — и в его голосе зазвучала опасная, соблазнительная нота. — Но ты уверена, что готова к последствиям?

Гермиона почувствовала, как его пальцы впиваются в её бок сквозь тонкую ткань мантии — крепко, властно, но не больно. Она приподнялась на цыпочках, сокращая и без того ничтожное расстояние.

— Потому что если я покажу тебе ещё раз... — его губы оказались в сантиметре от её уха, горячее дыхание обожгло кожу, — ...то это будет уже не просто воздушный поцелуй для трибун.

Она не отстранилась. Напротив — её руки плавно поднялись и обвились вокруг его шеи, пальцы запутались в его светлых волосах.

Их носы слегка соприкоснулись — неловко, по-детски нежно, заставляя её невольно улыбнуться в этот миг.

Он медленно, будто боясь спугнуть этот хрупкий момент, наклонился ближе. Первое прикосновение губ было едва ощутимым — лёгкое, вопросительное касание, больше похожее на шёпот, чем на поцелуй. Его губы чуть дрожали, выдавая неожиданную для него самого неуверенность.

Но затем...

Она ответила.

Её губы прижались к его чуть сильнее, и этого хватило, чтобы он потерял последние остатки самообладания. Его рука потянулась к её щеке, пальцы бережно скользнули по коже, а поцелуй стал глубже, увереннее, но всё таким же неспешным — будто они оба понимали, что спешить некуда, что это только начало.

Он оторвался на мгновение, лишь чтобы увидеть её глаза — тёмные, распахнутые, с расширенными зрачками, в которых отражался только он.

— Ты... — её голос сорвался на шёпот, губы слегка припухли, а дыхание было неровным.

Он не дал ей договорить, снова закрыв расстояние между ними. На этот раз поцелуй стал увереннее, страстнее, но всё ещё сохранял ту самую нежность, которая делала его таким особенным.

Её руки скользнули к его плечам, цепляясь за него, словно боясь, что он исчезнет. А он... он просто тонул в этом моменте, в её вкусе, в её тепле, в том, как её сердце билось так же часто, как его собственное.

Их губы разъединились, но лишь настолько, чтобы перевести дыхание. Лоб к лбу, нос к носу, их прерывистое дыхание смешивалось в узком пространстве между ними. Он не отпускал её, его руки всё так же крепко держали её за талию, а её пальцы продолжали впиваться в его плечи.

— Ну что... — его голос звучал хрипло, — теперь ты поняла, кому был адреслен тот поцелуй?

Она не ответила. Просто прикрыла глаза, снова сокращая и без того ничтожное расстояние между ними, её нос слегка сморщился в той самой милой гримасе, что сводила его с ума.

Гермиона проснулась с непривычным ощущением тепла где-то под грудью — маленькое солнце, поселившееся внутри, мягко растопило привычную утреннюю спешку. Она потянулась, позволяя себе редкую минуту бездумного блаженства, и пальцы сами нашли тонкую цепочку на шее.

Обычно она одевалась быстро и практично — сегодня же каждое движение было осознанным, почти ритуальным. Мантия легла на плечи с непривычной аккуратностью, воротник поправлялся несколько раз — ровно до тех пор, пока камень не занял идеальное положение, чтобы ловить свет. Даже носки она выбрала особенные — самые мягкие, хотя обычно не задумывалась о таких мелочах.

Волосы, вечные непослушные кудри, сегодня поддались почти без борьбы. Вместо привычного пучка она оставила их свободными, лишь слегка собрав прядки у лица. Гребень скользил по локонам медленнее обычного, а в зеркале отражалось лицо, которое она бы не узнала — с припухшими от поцелуев губами и глазами, светящимися изнутри.

Спускаясь по винтовой лестнице, Гермиона вела себя не по-своему — обходила скрипящие ступеньки, придерживала мантию, чтобы не шуршать, и все время касалась пальцами камня, будто проверяя: да, это не сон. В углу рта пряталась улыбка, которую невозможно было стереть, даже когда она увидела Джинни в гостиной.

Рыжая подняла голову от чашки чая — и брови тут же поползли вверх.

— Ты... расчесалась? — ухмыльнулась она, оглядывая непривычно уложенные волосы. Глаза тут же нашли камень, и Джинни ахнула.

— Он что, светится, когда ты думаешь о... — Джинни не успела закончить, как камень вспыхнул ярко-зеленым, будто поддавшись всеобщему веселью.

Гермиона мгновенно прикрыла амулет ладонью, но было поздно — рыжая уже подскочила с кресла, глаза сверкали любопытством.

— О-о-о, так вот почему ты вчера пялилась на матч вместо того, чтобы помогать мне с домашкой по зельям! — Джинни кружила вокруг подруги, как сыщик вокруг улики. — И это тот самый камешек, который...

— Ничего он не "который"! — Гермиона попыталась сделать сердитое лицо, но предательская улыбка выдавала ее с головой. Камень под пальцами пульсировал теплом, будто подмигивая им обеим.

Джинни вдруг замерла, прищурившись.

— Погоди-ка... Ты же вчера пропустила ужин. И когда я зашла в спальню, тебя не было...

Она сделала драматическую паузу, затем шокированно ахнула.

— Неужели ты... с Малфоем... в Выручай-комнате...

Гермиона резко покраснела до корней волос. Вместо ответа она судорожно схватила со стола первое попавшееся — подушку — и запустила ею в хихикающую подругу.

— Молчи! — прошипела она, но Джинни только покатилась со смеху, ловя подушку.

— О боже, это же лучше, чем я думала! — рыжая упала обратно в кресло, хватаясь за живот. — Жду не дождусь, когда Рон узнает, что его сестра знает о его заклятом враге больше, чем он...

— Джиневра Уизли, если ты хоть слово... — Гермиона сделала шаг вперед с угрожающим видом, но тут камень снова вспыхнул, разрушая весь ее грозный образ.

Джинни только покачала головой, вытирая слезы смеха.

— Ладно, ладно, твой секрет в безопасности... Пока. — Она подмигнула. — Но учти, за мое молчание ты теперь обязана рассказывать все самые сочные подробности!

Гермиона фыркнула, но в глубине души была бесконечно благодарна Джинни за то, что та не стала устраивать допрос с пристрастием. Вместо этого рыжая лишь многозначительно подмигнула, когда в гостиную ввалились сонные Гарри и Рон.

— О, вы уже готовы? — зевнул Гарри, поправляя очки. Его взгляд скользнул по непривычно ухоженным волосам Гермионы, но ничего не заподозрил. — Ты сегодня... как-то особенно выглядишь.

— Просто выспалась, — ответила Гермиона слишком быстро, тут же поправляя камень на шее, который предательски нагрелся.

Рон, набивающий рот печеньем еще с порога, лишь невнятно хмыкнул.

— Может, потому что вчера не сидела до утра за книгами? Чудо-то какое.

Джинни фыркнула, но тут же прикрыла смех покашливанием, когда Гермиона бросила на нее предупреждающий взгляд.

— Пойдемте уже, а то опоздаем, — поспешила Гермиона, направляясь к выходу.

Они шли по коридорам привычной группой — Гарри и Рон впереди спорили о вчерашнем матче, Гермиона и Джинни о чем-то болтали.

Гермиона только взяла в руки кусочек тоста, когда до нее донеслись обрывки шепота за спиной:

«...поставил пять галеонов, что к концу семестра...»

«...бедняжка, даже не подозревает...»

«...а если она узнает, что это всего лишь...»

Вдруг рядом возникла Полумна, ее огромные глаза смотрели на Гермиону с необычной серьезностью.

— Ты в порядке? — спросила она задумчиво, склоняя голову набок.

Гермиона нахмурилась:

— А почему нет?

— Весь зал обсуждает тебя, — аккуратно сказала Полумна, понизив голос. — Что Малфой поспорил...

Она не успела договорить, как дверь в Большой зал распахнулась, и вошли Драко с Забини. Они оживлённо о чём-то спорили, улыбаясь. Забини что-то говорил, жестикулируя, а Драко слушал с привычной снисходительной ухмылкой.

Но когда его взгляд случайно скользнул в сторону гриффиндорского стола и встретился с Гермионой, улыбка на его лице на мгновение замерла. Серебристые глаза расширились от удивления, будто он увидел что-то совершенно неожиданное. Его брови чуть приподнялись, будто спрашивая у неё «Что случилось?»

И в этот момент камень на шее Гермионы вспыхнул таким ярким зелёным светом, что даже Джинни, сидевшая рядом, ахнула:

— Ой! Твой... э-э... кулон... — она ткнула пальцем, и Гермиона поспешно прикрыла камень ладонью.

Но было уже поздно. Драко прекрасно видел, что что-то не так. Его взгляд скользнул от бледного лица Гермионы к перешептывающимся студентам, и в глазах мелькнуло понимание. Он резко шагнул вперед, но Забини, ничего не замечавший, грузно опустил ему на плечо руку.

— Думал, что возьмёт меня слева, а я — раз! — и вниз под углом! — начал он громко.

Драко замер, бросив последний взгляд на Гермиону — ее сжатые губы, дрожащие пальцы, камень на шее, который теперь пульсировал тревожным светом. Но Забини уже тащил его к слизеринскому столу.

И в этот момент...

— Что, Грейнджер? — раздался нарочито громкий голос Кормака. Он вальяжно проходил мимо, ухмыляясь. — Готов поспорить, Малфой уже затащил тебя в койку и выиграл свой спор.

Гермиона вспыхнула так, что даже уши стали алыми. Не сказав ни слова, она вскочила и выбежала из зала, оставив на скатерти смятые следы от пальцев.

Её каблуки отчаянно стучали по каменным плитам. Она не помнила, когда в последний раз бежала так быстро — возможно, никогда.

Где-то на повороте она споткнулась, но даже не замедлила шаг. Только когда тяжелая дверь девичьих спален Гриффиндора захлопнулась за её спиной, она позволила себе остановиться.

Грудь вздымалась от бега, а в горле стоял ком. Первая слеза скатилась по щеке, оставив после себя горячий след. Потом вторая. Третья.

Гермиона едва успела уткнуться лицом в подушку, когда дверь с шумом распахнулась. Джинни ворвалась в комнату, запыхавшаяся, с разметавшимися рыжими волосами. Без лишних слов она опустилась на кровать и крепко обняла подругу, прижав к себе.

— Ну-ну, — тихо проговорила Джинни, одной рукой гладя Гермиону по спине, а другой удерживая её дрожащие пальцы. — Всё нормально, дыши глубже.

Гермиона попыталась что-то сказать, но вместо слов из груди вырвался только новый поток рыданий. Она вцепилась в Джинни, как утопающий в соломинку.

— Он... они... — всхлипывала Гермиона, пряча лицо в плече подруги.

— Знаю, знаю, — Джинни мягко покачала головой, продолжая гладить её по спине. — Этот идиот Маклагген всегда несёт чушь.

Она аккуратно отстранилась, чтобы посмотреть Гермионе в глаза, и твёрдо сказала:

— Слушай меня. Малфой только что на глазах у всей школы раскроил физиономию Маклаггену за эти слова. Разве стал бы он так делать, если бы это была правда?

Гермиона медленно перестала дрожать, её дыхание стало ровнее. Камень на шее едва заметно потеплел.

— Я готова ему поверить, если он скажет, что это неправда... Но я не знаю, надо ли. — Она подняла глаза на Джинни, в них читалась неподдельная тревога. — Понимаешь, это больше не будет нашей маленькой тайной. Все увидят. Все будут обсуждать.

Джинни молча кивнула, понимая.

— Тогда тебе нужно решить, — осторожно сказала она, — стоит ли он того, чтобы плевать на всех этих идиотов.

Гермиона закрыла глаза руками.

— Что скажет Гарри? — Гермиона сжала кулаки. — А Рон? Он же... — голос её дрогнул, — он до сих пор не может нормально смотреть на вас, а тут я и... Малфой.

Джинни мягко обняла подругу, чувствуя, как та вздрагивает.

— О, дорогая... — она покачала головой, гладя Гермиону по спине. — Они поймут. Может, не сразу, но поймут. Разве Гарри когда-то не принимал чей-то выбор? А Рон... — Джинни усмехнулась, — он в конце концов перестал хмуриться при виде меня с Гарри.

Гермиона кивнула, пытаясь уловить утешение в словах Джинни, но в груди по-прежнему тяжело лежал камень сомнений.

— Может, ты и права... — она вздохнула, проводя пальцами по теплому камню на шее. — Просто... мне нужно время.

Джинни мягко обняла её ещё раз, а потом встала, понимая, что подруге нужно побыть одной.

Время шло.

Тени в гостиной удлинялись, сменяя день на вечер, а Гермиона всё сидела у камина, закутавшись в покрывало, будто пытаясь спрятаться от всего мира. Она пропустила обед. Потом ужин. Даже не заметила, как в гриффиндорскую гостиную осторожно вошли Поттер и Уизли.

Гарри молча опустился рядом на ковёр и протянул ей тарелку с пастушьим пирогом — тёплым, с хрустящей золотистой корочкой, именно таким, какой она всегда любила.

— Так вот почему он всё время на тебя так смотрел, — наконец произнёс Гарри, и в его голосе не было осуждения — лишь лёгкая усмешка.

— Что? — Гермиона резко подняла голову, встретив его зелёные глаза, в которых читалось понимание.

— Да это всем было заметно, — Гарри пожал плечами, поправляя очки. — Разве что кроме Рона.

Тот обиженно буркнул, швырнув в огонь щепку.

— Конечно, я всегда всё узнаю последним. Даже Забини, похоже, знал больше меня!

Гермиона нерешительно взяла вилку, но так и не тронула пирог.

— Вы... не злитесь? — спросила она тише.

Гарри лишь покачал головой.

— Если честно, после того, как он устроил драку с Маклаггеном... — его взгляд стал тёплым, — вопросы отпали сами собой. Неожиданно Рон потянулся к её тарелке.

— Ты будешь доедать?

Наступила секунда молчания. Потом все трое переглянулись — и вдруг рассмеялись. Смех Гермионы прозвучал особенно звонко, освобождаясь от груза переживаний. Рон, всё ещё с надутым видом, тем не менее пододвинул тарелку обратно к ней.

— И ещё... — Гарри неожиданно полез в складки своей мантии, — Малфой попросил передать тебе это.

Он протянул небольшой кожаный дневник с выгравированными серебряными буквами «Д.М.»

Гермиона замерла. Её пальцы дрогнули, прежде чем принять подарок. В тот же миг камень на её шее вспыхнул ярким зелёным светом, отражаясь в позолоченных уголках страниц.

— Он сказал... — Гарри немного помедлил, — что там есть ответы на все твои вопросы. И что... — он покосился на Рона, — и будет ждать тебя столько сколько нужно.

Рон фыркнул.

— Ну конечно, романтик грёбаный нашёлся...

Но Гермиона уже не слушала. Она осторожно открыла дневник. Первая страница встретила её аккуратными, почти чертёжными строчками, выведенными тёмными чернилами с лёгким серебристым отливом:

"Дневник Драко Малфоя.

Как избавиться от чёрной метки."

Буквы чуть дрожали на пергаменте, будто рука, их писавшая, сжимала перо слишком сильно. Гермиона замерла, ощутив, как что-то холодное и тяжёлое сжимается у неё в груди.

Страница за страницей, перед ней разворачивалась хроника его отчаяния.

В начале сентября записи были такими, какими она и ожидала: «Протеевы чары могут маскировать, но не уничтожают связь… Если попробовать комбинацию с эссенцией драконьей крови — нет, черт, это только усилит боль…». На полях — злые зачёркивания, скомканные уголки страниц.

Следующая страница была исчеркана так яростно, что чернила прорвали бумагу.

В октябре: «Не работает. Ничего не работает. Сегодня ночью проснулся от того, что приснилось как она двигалась сама по себе. Как будто что-то… или кто-то… тянет меня за руку. Будто я марионетка.»

Но потом — резкий перелом.

Ноябрь: «Если добавить порошок лунного камня в фазе убывания — усилит эффект реконструкции памяти, но может вызвать обратную реакцию… чертыхание… Почему нигде нет нормальных источников?!»

На полях — следы чернильных клякс, будто кто-то в ярости швырнул перо.

Декабрь: «Попробовал вариант с эссенцией дождя, собранного в полнолуние. Не сработало. Чёрт.»

Страницы исписаны формулами зелья памяти. Сложные, изощрённые, с пометками «экспериментально» и «опасно, но другого выхода нет». Заметки то взлетали резкими штрихами ярости, то сползали в неровные строки усталости.

Последняя запись выделялась на пожелтевшем пергаменте, под небрежно нарисованной голубой незабудкой стояло:

«Кажется, получилось.»

Рецепт зелья заполнял нижнюю часть страницы — чёткие пропорции, точные указания. На полях мелькали его обычные язвительные пометки: «не вздумай заменять кристаллы», «если перепутаешь порядок — сама виновата». Но основной текст был выведен с нехарактерной тщательностью, будто переписывался десяток раз.

В самом низу, уже другим пером, более тонким, словно писалось в ином настроении, стояло:

«Если не сработает — оставь дневник себе. Если сработает — даже не думай благодарить.»

Первые весенние деньки наполняли окрестности замка долгожданным солнцем.

Воздух ещё кусался лёгким морозцем, но в нём уже витало что-то новое — едва уловимое, тёплое, живое. Снег больше не скрипел под ногами с прежней колючей жалобой, а тихо оседал, смиряясь с неизбежностью. Даже камни, веками хранившие холод, будто смягчились, впитывая первые робкие лучи.

Он стоял у высокого окна, наблюдая, как свет играет в каплях тающего льда.

Сердце Малфоя уже давно оттаяло. А после вчерашнего поцелуя ему казалось, будто внутри него расцвел целый сад — тёплый, яркий, невозможный.

Он поспешно собрался на завтрак, поправляя манжеты с непривычной торопливостью. В зеркале мелькнуло его отражение — обычно холодные глаза теперь светились каким-то новым, почти неузнаваемым блеском.

Спустившись в гостиную, Малфой поймал на себе несколько удивлённых взглядов. Обычно сдержанный и безупречно вежливый, сегодня он едва сдерживал лёгкую улыбку, которая так и норовила сорваться с губ.

Блейз, развалившись в кресле у камина, бросил ленивый взгляд на Драко, который только что вошел в гостиную.

— Ну-ну, посмотрите, кто решил почти улыбаться сегодня утром, — протянул он, ехидно приподняв бровь. — Что случилось? Поттер наконец-то провалил экзамен по трансфигурации?

Драко, проходя мимо, легонько хлопнул его по плечу.

— Осторожнее, Забини, а то я подумаю, что ты ревнуешь, — парировал он с притворной серьезностью. — Хотя, если тебе так уж нужно знать… Возможно, кое-что интереснее Поттера произошло.

Блейз прищурился, уловив непривычную легкость в голосе друга.

— Охо-хо, — он медленно развалился в кресле еще шире. — Так значит, она всё-таки тебе ответила!?

— Кто кому ответил? — влезла в разговор только что подошедшая к ним Панси, любопытно наклонив голову.

Драко замер на мгновение, затем плавно достал из кармана мантии невидимые часы на цепочке и сделал вид, что проверяет время.

— О, смотрите-ка, — произнес он с напускной важностью, — а завтрак, между прочим, уже начался. Мы что, собираемся опоздать из-за вашего неуемного любопытства?

Блейз фыркнул.

— Классический уход от ответа, Малфой.

Они направились в Большой зал, их шаги звонко раздавались в каменных коридорах. Панси, заметив Дафну у входа, с легким «увидимся позже» бросилась вперед, оставив друзей вдвоем.

Блейз оживлённо жестикулировал, вспоминая вчерашний матч — его тёмные глаза блестели, когда он воспроизводил в воздухе особенно удачный манёвр, а губы растягивались в самодовольной ухмылке при воспоминании о поражении соперников. Драко, обычно сдержанный, сейчас улыбался в ответ, его бледное лицо оживилось редкой для него эмоциональностью. Но когда его взгляд случайно скользнул к гриффиндорскому столу, улыбка застыла, словно обратившись в ледяную маску.

Гермиона сидела неестественно прямо, будто её позвоночник превратился в стальной прут. Обычно тёплый румянец исчез с её щёк, оставив после себя мертвенную бледность. Её пальцы, обычно ловко перелистывающие страницы, сейчас судорожно впивались в скатерть.

Драко замер, серебристые глаза расширились, брови приподнялись в немом вопросе: «Что случилось?». Его взгляд метнулся к перешёптывающимся студентам, к Полумне, склонившейся над подругой с необычной для неё серьёзностью, к Рону и Гарри, чьи напряжённые позы говорили о тревоге лучше любых слов.

Мышцы его спины напряглись, готовые повернуть тело и направиться через весь зал к гриффиндорскому столу. Он уже сделал первый шаг, пальцы непроизвольно сжались в кулаки, когда...

Тяжелая ладонь Блейза грузно опустилась ему на плечо, продолжая разговор о квиддиче. Друг, не замечая его напряжения, с азартом воспроизводил вчерашний матч.

— Думал, что возьмёт меня слева, а я — раз! — Блейз резко развернулся, изображая манёвр, и вниз под углом! — Вот так вот, чистая игра!

Драко замер, бросив последний взгляд на Гермиону, но Забини уже тащил его к слизеринскому столу.

И в этот момент.

— Что, Грейнджер? — раздался нарочито громкий голос Кормака. Он вальяжно проходил мимо неё, ухмыляясь. — Готов поспорить, Малфой уже затащил тебя в койку и выиграл свой спор.

В голове Драко мысль пронеслась молнией: «Какой, к черту, спор? О чем этот идиот...» Но прежде чем он успел что-то понять, Гермиона поднялась с места и бросилась к выходу.

Драко подскочил так резко, что опрокинул несколько стаканов с тыквенным соком, стоящих на столе.

— Что ты несешь, Маклагген?! — его голос прозвучал резко, с непривычной для всех ноткой настоящей ярости. Пальцы сами собой сжались в кулаки.

В зале воцарилась мертвая тишина. Блейз, наконец осознавший серьезность ситуации, потянул Драко за рукав, но тот резко дернулся, освобождаясь.

Маклагген, увидев реакцию, лишь самодовольно ухмыльнулся.

— О, кажется, я попал в точку. Значит, правда был спор? Сколько ты поставил на неё? Десять галлеонов? Или...

Он не успел договорить. В одно мгновение Драко преодолел расстояние между ними — не бегом, а каким-то стремительным движением, которое заставило окружающих невольно отпрянуть. Его кулак со всей силы врезал Маклаггену в лицо, раздался глухой хруст.

Кормак рухнул на пол, как подкошенный, опрокинув за собой стол с едой. Тарелки с грохотом разбились, сок брызнул во все стороны.

— Кто-нибудь ещё хочет распространять эту чушь?! — он обвёл взглядом зал, и даже слизеринцы отпрянули.

Тишину разрезал спокойный, но не допускающий возражений голос:

— Мистер Малфой. — Макгонагалл стояла у преподавательского стола, её тонкие губы были плотно сжаты, а глаза за очками выражали редкую смесь строгости и... было ли это понимание? — Полагаю, вам стоит пройти со мной в кабинет. Сейчас же.

* * *

В обеденный час в Большом зале стоял непривычно приглушенный гул. Студенты перешептывались за столами, бросая украдкой взгляды то на пустующее место Гермионы, то на Драко, который сидел с каменным лицом, механически перебирая еду на тарелке.

На ужин она тоже не пришла. Драко весь день носил с собой этот черный кожаный дневник с инициалами «Д.М.», вытесненными серебряными буквами. Когда последние лучи солнца пробивались через витражи, он наконец поднялся и направился к гриффиндорскому столу.

Шаг за шагом, чувствуя, как десятки глаз следят за ним. Слизеринцы замерли, гриффиндорцы напряглись. Рон уже свирепо прожигал его взглядом, даже приподнялся с места.

— Малфой, ты... — начал рыжий, сжимая кулаки.

Драко лишь резко махнул рукой, останавливая его. Его лицо было бледнее обычного, глаза — холодными, но в них читалась какая-то новая решимость.

— Поттер, — обратился он к Гарри, намеренно игнорируя Рона. — Мне плевать, что ты думаешь. Веришь ты в этот идиотский спор или нет. — Он сделал паузу, доставая из внутреннего кармана мантии дневник. — Передай ей это.

Кожаный переплет мягко блестел в свете факелов. Гарри растерянно посмотрел на дневник, затем на Драко.

— Что это... — начал он.

— Просто передай, — резко оборвал Драко. Его пальцы на мгновение сжали дневник крепче, прежде чем он протянул его Гарри. — И скажи... скажи, что там ответы. На все ее вопросы. И что я буду ждать столько, сколько нужно.

Рон фыркнул, но Драко уже развернулся и пошел прочь. В зале воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь его твердыми шагами по каменному полу.

За дверью его нагнала младшая Уизли.

— Малфой!

Он резко обернулся, серебристые глаза вспыхнули холодным огнём.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться, — отрезал он, сжимая кулаки в карманах мантии.

Джинни скорчила недовольное лицо, скрестив руки на груди.

— Не будь таким мерзким. Не заставляй меня жалеть о том, что я вообще пошла к тебе.

Тишина повисла между ними. Драко наконец выдохнул, напряжение в плечах слегка ослабло.

— Как она? — спросил он тише, избегая её взгляда.

Джинни покачала головой, но ответила.

— Особо не верит всему этому. Но... дай ей время.

Прежде чем он успел что-то ответить, Джинни уже исчезла за поворотом, оставив его одного с мыслями.

* * *

Если скоро смоют волны

Наши замки из песка

Что ты первым делом вспомнишь

Если спросят про меня?!

* * *

Прошло несколько мучительно долгих дней. Драко уже начал терять надежду, но в это утро заметил знакомый силуэт за гриффиндорским столом.

Она сидела между Поттером и Уизли, что-то изменилось в её привычной позе — плечи были напряжены чуть сильнее обычного, пальцы сжимали ложку с излишней силой. Когда её взгляд скользнул в сторону слизеринского стола, их глаза встретились на мгновение — достаточно, чтобы он понял: «она ещё не готова к разговору».

— Ты будешь что-то делать? — Блейз толкнул его локтем под ребро, нарушив момент. В его тёмных глазах искрилось любопытство.

Драко медленно отпил глоток чая, чувствуя, как горячая жидкость обжигает горло.

— Не сейчас, — ответил он, тщательно подбирая слова. — Дам ей ещё немного времени... До ужина.

Он поставил чашку с едва слышным звоном, и в этот момент на его губах появилась едва уловимая ухмылка. Когда Малфой повернулся к другу, в его холодных серых глазах вспыхнул тот самый знакомый огонёк — тот, что всегда появлялся, когда он что-то затевал.

Блейз закатил глаза, но не смог сдержать усмешку.

— Ох уж эти твои планы до ужина. Напомни мне никогда не становиться у тебя на пути, когда ты так смотришь.

Драко лишь пожал плечами.

На обед она пришла с более спокойным видом, хотя тень напряжения все еще читалась в ее прямой осанке и слишком собранных движениях.

Вокруг продолжали раздаваться шепотки, взгляды, брошенные украдкой. Кто-то хихикал за спиной, кто-то показывал пальцем, но Гермиона делала вид, что не замечает. Она методично накладывала себе еду, будто это было самым важным делом в мире.

В отличии от Грейнжер Драко наблюдал за этим с холодным спокойствием, он даже не пытался делать вид, что не замечает перешептываний. Напротив — встречал каждый любопытный взгляд таким ледяным, пронизывающим взглядом, что собеседник тут же отворачивался.

Он намеренно медленно провел взглядом по залу, заставляя еще несколько пар глаз поспешно отвернуться. В углу рта играла едва заметная улыбка — насмешливая и высокомерная.

На ужин Драко решил явиться с театральным опозданием — ровно настолько, чтобы в зале собралось как можно больше зрителей. Когда он наконец появился в гостиной Слизерина, Блейз, сидевший на кожаном кресле, поднял на него взгляд и чуть не выронил палочку.

— Малфой, это... ты прикалываешься? — прошипел он, округлив глаза. — Что за... что это вообще такое?

Но он лишь рассмеялся — не привычным высокомерным смешком, а по-настоящему, с искренним весельем.

— Представление, дорогой Забини, начинается, — только и сказал он.

Двери Большого зала с гулким скрипом распахнулись настежь. И тогда все увидели.

Он вошел не спеша, с той самой королевской небрежностью, которую годами оттачивали все Малфои. Но сегодня это была другая небрежность — не холодная и отстраненная, а... вызывающая. Бунтарская.

На нем не было мантии. Рубашка, конечно, присутствовала — белоснежная, с идеальными складками, но поверх...

Поверх был надет тот самый вязаный свитер.

Тот самый, что связала она.

С крупной, аккуратно вышитой буквой «Д» прямо по центру.

Гул в зале нарастал, как прибой перед штормом. Драко шел сквозь этот гул, как сквозь плотную стену, чувствуя на себе сотни глаз — шокированных, возмущенных, недоумевающих.

Где-то слева кто-то закашлялся. Справа раздался сдавленный смешок. Но Драко не обращал внимания. Он шел, высоко подняв голову, с легкой улыбкой, будто не замечая никого вокруг.

А потом — он поймал ее взгляд.

Гермиона сидела за гриффиндорским столом, и ее лицо было... о, ее лицо стоило увидеть. Сначала шок. Потом недоверие. Потом — что-то теплое, что заставило ее губы дрогнуть.

Драко медленно, нарочито небрежно провел рукой по свитеру, поправив ворот рубашки, и увидел, как на ее щеках вспыхивает румянец.

— Ну и ну, — пробормотал Блейз, когда они наконец сели за стол. — Ты либо гений, либо полный идиот.

Драко лишь налил себе чаю, наслаждаясь царившим вокруг хаосом.

— А почему не оба варианта сразу? — ответил он, и в его голосе звучала та самая мальчишеская дерзость, которую Блейз не слышал со времен их первых лет в Хогвартсе.

Игра, определенно, стоила свеч.

И тогда он увидел.

Среди мельтешащих силуэтов, сквозь дымку от чая и закатные солнечные лучи, пробивающиеся сквозь витражи — маленький камень на тонкой цепочке у нее на шее. Он светился мягким теплым светом, как далекая звезда в зимнюю ночь.

Драко замер, чашка застыла в воздухе.

Она не сняла его.

Блейз что-то говорил, но он уже не слышал. В этот момент существовало только это — едва уловимая нить между ними, протянутая через весь зал. Казалось камень светился в такт его учащенному сердцебиению.

Гермиона, почувствовав взгляд, подняла глаза. Всего на секунду. Достаточно.

«Да, определенно стоило» — подумал он, наблюдая, как она невольно касается камня пальцами.

Драко дождался момента, когда Гермиона отодвинула скамью и направилась к выходу.

Он подождал три ровных счета — ровно столько, чтобы не выглядело слишком очевидным, — затем неспешно поднялся со своего места. Блейз бросил на него многозначительный взгляд, но Драко лишь слегка ухмыльнулся, отбрасывая со лба светлую прядь.

— Не жди меня, — бросил он через плечо, даже не оборачиваясь, зная, что друг поймёт.

Коридор за пределами Большого зала был почти пуст, освещён лишь мерцающими факелами. Гермиона шла впереди, её тень скользила по каменным стенам. Драко не ускорялся, сохраняя дистанцию, но его сердце стучало чаще обычного. Он видел, как её шаги замедлились у поворота к библиотеке — то ли раздумывая, куда идти, то ли... то ли чувствуя его присутствие.

И тогда, прежде чем она могла исчезнуть за углом, Драко наконец позволил себе ускориться.

— Грейнджер, — его голос прозвучал тише, чем он планировал, почти приглушённо, но в тишине коридора это прозвучало громче любого крика.

Она остановилась. Не сразу. Сперва шаг. Затем пауза. И наконец — медленный поворот.

И когда их взгляды встретились в полумраке коридора, камень на её шее вспыхнул чуть ярче, будто поймав биение двух сердец сразу.

— Выслушай меня, — произнёс Драко, и его голос, всегда такой уверенный, дрогнул.

— Это правда? — спросила Гермиона, не двигаясь с места. — Спор был?

Он сделал шаг вперёд. Затем ещё один.

— Спор был только один, — тихо сказал Драко, останавливаясь так близко, что мог разглядеть, как при этом свете её глаза меняют оттенок — тёплый карий обретал глубину спелого янтаря, а в зрачках, расширенных от волнения, дрожали блики факельного пламени. — У меня самим с собой. Не влюбиться в тебя.

Его рука поднялась в неуверенном жесте, замерла в воздухе, пальцы слегка дрогнули — так близко к её щеке, но не смея коснуться.

Пауза растянулась, наполненная тиканьем невидимых часов. Драко опустил руку, сжав её в кулак у бедра.

— И я... — голос сорвался, заставив его сглотнуть. — Я проиграл его.

Последние слова упали между ними, как опавшие лепестки — нежные и необратимые.

— Мои чувства… они совершенно переменились… — её голос дрогнул, но она не отвела взгляда.

Драко не дышал. Казалось, даже факелы застыли в своих кованых держателях.

— Теперь я... — Гермиона сделала маленький шаг вперёд, и в этом движении была вся её гриффиндорская решимость, — я думаю о вас с нежностью, которая, пожалуй, даже превосходит всякую меру.

Она произнесла эти слова нарочито чётко, с лёгким вызовом в голосе — будто бросала ему последнее заклинание в их долгой дуэли. Драко узнал цитату мгновенно — глаза его расширились, а в уголках губ дрогнуло что-то тёплое и беззащитное.

— Элизабет Беннет, — он поднял бровь с привычной малфойской надменностью, но в глазах читалось нечто большее — восхищение, признание поражения, обожание.

— Тогда позвольте представиться снова, — его голос звучал непривычно мягко, — Драко Малфой. Бывший предубежденный дурак. Ныне — ваш покорный...

Его губы коснулись её с осторожной нежностью, но она ответила сразу — уверенно, страстно.

Гермиона слегка отстранилась, её губы приподнялись в озорной ухмылке, а глаза блестели с непривычной для неё дерзостью. Она поднялась на цыпочки, её тёплое дыхание коснулось его уха, когда она прошептала.

— Тебе так идёт этот свитер...

Прошло семь лет…

— Драко, принеси с чердака новогодние игрушки, — раздался голос Гермионы из гостиной.

Где-то наверху послышались лёгкие шаги, затем тихое: «Акцио коробка с рождественской мишурой». Через мгновение набитая доверху коробка аккуратно приземлилась в её протянутые руки.

Малфой неспешно спустился по деревянной лестнице, заложив палочку за пояс. Гермиона стояла на цыпочках перед высокой пушистой пихтой, старательно вешая стеклянный шар. Она могла бы украсить дерево одним взмахом руки, но... Ей так нравилась эта предпраздничная суета — ощущение хрупких игрушек в пальцах, запах хвои, скрип паркета под босыми ногами.

Драко замер на пороге. Её каштановые волосы, как всегда, выбивались из небрежного пучка. Но больше всего его внимание привлекла…

— Это моя рубашка? — удивлённо поднял он бровь, узнавая когда-то любимую белую сорочку, теперь свободно свисавшую с её плеч.

Уголки губ дрогнули в тёплой улыбке. Он тихо подошёл сзади и обнял её за талию, уткнувшись носом к вороху непослушных кудрей.

— Ты пахнешь как любовь, — его шёпот обжёг её кожу.

Его губы начали неторопливый путь вдоль её шеи — сначала робкое прикосновение к чувствительной коже под ухом, затем более уверенный поцелуй у основания горла, где пульс бился так часто.

Пальцы скользили под тонкой тканью его же рубашки — той самой, что она стащила у него еще на восьмом курсе и с тех пор носила как талисман. Каждое движение было осознанно медленным.

— Драко... — её голос звучал хрипло.

Он лишь усмехнулся в её шею, чувствуя, как бьётся пульс под губами.

— Тише, — прошептал он. — Я помню... каждую твою реакцию.

Его ладонь опустилась ниже, скользя по шелку её кожи к линии бедер. Гермиона ахнула, когда его пальцы проникли под нижнее белье и обрисовали тот чувствительный изгиб, что всегда сводил её с ума. Мелкая предательская дрожь пробежала по её телу.

— Вот видишь, — его губы коснулись её уха, — даже спустя семь лет... ты всё так же отзываешься на мои прикосновения.

Гермиона резко развернулась в его объятиях. Взгляд, полный вызова и желания, на мгновение встретился с его серыми глазами — этого оказалось достаточно, чтобы Драко потерял дар речи.

— Ты слишком много говоришь, — прошептала она, сняв кружевные бразилиано с себя, а затем целуя его шею, чувствуя, как возрастает его возбуждение.

Её руки скользнули ему под ткань, с лёгким усилием стягивая майку через голову. Ладони тут же начали исследовать знакомый рельеф его пресса.

— А ты... слишком торопишься, — он поймал её запястья, прижимая к груди, где сердце стучало будто после матча по квиддичу.

Её зубы впились в ключицу — нежно, но достаточно ощутимо, чтобы он резко вдохнул, а пальцы непроизвольно сжали крепче её бёдра.

Он внезапно наклонился, сильные руки скользнули под ягодицы , и в один миг Гермиона оказалась в воздухе. Она инстинктивно обвила его талию ногами.

— Вот так лучше, — прошептал Драко, его голос звучал низко и хрипло, пока он прижимал её к себе, чувствуя, как её бёдра дрожат от напряжения.

Он шагнул вперед, не разжимая объятий, и Гермиона ощутила прохладу каменной стены за спиной. Контраст между ледяной поверхностью и жаром его тела заставил ее вздрогнуть.

Его губы скользнули по шее, оставляя за собой дрожащий след из поцелуев на чувствительной коже.

— Ты… — его голос сорвался, когда ее пальцы уверенно нашли пряжку ремня. Металл звякнул, брюки ослабли на бедрах…

Секунда…

Он резко вдохнул, прижав лоб к стене над её плечом. Пальцы вцепились в камень так, что костяшки побелели.

Её губы коснулись его обнажённого плеча, а ногти впились в кожу — из неё вырвался стон.

Через час они лежали на плюшевом белом ковре, вперемешку с разбросанными вещами.

На елке остался висеть одинокий стеклянный шар, слегка покачивающийся от их недавней... бурной активности.

Гермиона устроилась на его правой руке, уткнувшись носом в шею, вдыхая такой знакомый такой уже родной запах его кожи.

— Ты помнишь, что завтра приедут мои родители? — вдруг нашлась она, проводя пальцем по его груди.

— Конечно, помню, — он чуть обиженно фыркнул, левая рука (чистая, без следов Тёмной метки, словно и не было тех кошмаров вовсе) лениво скользя по её голой спине, вырисовывая невидимые руны на коже. — А через неделю мы отправляемся в Малфой-мэнор.

Она приподняла голову, прищурившись.

— Может, пригласим с собой семейство Поттеров?

Драко закатил глаза, но уголки губ дрогнули.

— Ну и этого рыжего Уизли, — добавил он, изображая страдание. — Хотя бы ради того, чтобы посмотреть, как он и Панси корчат друг другу рожи за столом.

Гермиона рассмеялась, прижимаясь к нему, а он обнял её крепче, целуя макушку.