Нет покоя голове в венце (гет)

Клуб «Атенеум». Четыре года назад.

Помещение пропитано запахом сигар, дорогого виски и пылью библиотечных книг. За окнами — ноябрьский Лондон: дождь, ветер, первый снег. Но здесь, внутри, — мужчины в безупречных костюмах, женщины в изящных платьях. Белла Блэк здесь по приглашению тёти: «Пора, дорогая, заводить полезные знакомства».

Ей хочется уйти сразу, едва она переступает порог. Но она делает над собой усилие. Решает позволить себе чуть больше вина — лишь бы пережить этот вечер.

А потом замечает его.

Он моложе остальных ораторов — не старше сорока, скорее ближе к тридцати. Высокий, худощавый, с пронзительным взглядом, которого со временем будут бояться и враги, и союзники.

Том Риддл — имя она уже прочла в брошюре — читает лекцию о роли страха в политике.

— Люди не выбирают идеалы, — говорит он, медленно прохаживаясь перед публикой. — Они выбирают защиту. Тот, кто обещает безопасность, а не свободу — побеждает. Потому что свобода пугает. Безопасность — убаюкивает.

Зал заворожён. Белла смеётся.

— Какой мрачный взгляд на человечество, — бросает она, не дожидаясь вопросов. — Так вы видите своих избирателей?

Его взгляд останавливается на ней. Он улыбается. Остальные будто перестают существовать.

— А что бы выбрали вы, мисс…?

— Блэк. Беллатрикс Блэк.

— Конечно, — отвечает он. — Я слышал об этой фамилии. Быть Блэком — всё равно, что быть отпрыском королевской крови.

— Ваша тоже кое-что говорит. — парирует она. — Риддл. Загадка.

Он усмехается. Ни тени обиды — её слова его забавляют.

— Вы так и не ответили, — говорит он, приближаясь. — Что бы выбрали: свободу или безопасность?

— Ни то, ни другое. Я бы выбрала силу. Только она даёт право выбирать всё остальное.

Он молчит секунду, просто смотрит.

— Я знал, что вы мне понравитесь.

Позже они остаются вдвоем в курительной комнате. Остальные уже разошлись. Белла курит, он наливает ей виски.

— Вы здесь не ради дискуссий, — начинает она. — Вам нужно что-то другое.

— Я ищу союзников. Умных. Амбициозных. Голодных.

Она делает глоток, не морщась, и оценивающе смотрит на него.

— Вы говорите, будто собираете армию.

— А вы — будто хотите в неё вступить.

— Я не люблю подчиняться.

— И не придётся, — обещает он — Но придётся доказать верность.

— Кому?

— Идее, конечно, — пауза. — Но можно начать с меня.

Она смеётся. Будто не замечает, как на её ноге защёлкивается невидимый капкан.

* * *

Его страницу в соцсетях она находит за минуту, но не пишет ни в тот же день, ни на следующий. А через пару ночей, после бокала вина с подругами, случайно отправляет давно заготовленный текст:

«Вы правы: безопасность важнее свободы. Но забываете одну вещь — страх создаёт лишь слуг. Хотите верного соратника? Пообещайте ему свободу — и он будет обожать вас до конца дней. Думаю, вы это знаете. Напишите, если я ошибаюсь».

Она не собиралась писать. Но пишет. Потому что он ее разозлил. А потом — зацепил. Потому что с ним было интересно, а с другими — терпимо.

Ответ приходит через два дня:

«Свобода порождает неопределённость. Не лучший союзник для политика.

P.S. Что бы вы потребовали в обмен на верность?

Т. Р.»

Так все и начинается.

* * *

Философия. Политика. История взлётов и падений империй. Чезаре Борджиа, Макиавелли, Гоббс, Грамши.

Том присылает ей книги с пометками на полях. Белла отвечает развёрнутыми эссе — часто спорными. Иногда — однострочными сообщениями:

«Вчера один идиот в парламенте заявил, что женщины не способны на стратегию. Хочется устроить переворот просто из принципа».

«Можете начать с ужина со мной. Это куда разрушительнее.

Т. Р.»

* * *

Клуб «Атенеум» тонет в ноябрьском тумане. Кончики пальцев Беллы слегка дрожат — будто перед прыжком с высоты.

— Ты упускаешь главное, — её ноготь оставляет царапину на фото улыбающегося Роуза. — Его погубит не связь с криминалом. А вот это.

Палец резко тычет в предвыборный лозунг: «Честность — моя принципиальная позиция».

Том замирает с бокалом у губ. В глазах — вспышка чего-то хищного.

— Лицемерие? Буднично.

— Нет. — Она встаёт, скрывая дрожь в коленях. Не от страха — от предвкушения. — Жажда. Жажда казаться святым, когда внутри — гниль. Ты ведь знаешь этот вкус.

Тишина. Затем — шаги за её спиной.

— Докажи, — его дыхание обжигает шею.

Когда она оборачивается, между ними — не больше дюйма.

— Дай мне три дня. И доступ к архивам «Морнинг Стар».

— Два, — его палец скользит по корешку Макиавелли, случайно касаясь её запястья. — И я иду с тобой.

— Почему?

— Хочу видеть, как ты это сделаешь. — его губы искривляются в полуулыбке.

Она не отступает.

— Значит, это испытание? — шепчет она.

— Нет, — он отходит к бару, наливая коньяк. — Это первый урок. Пей. Завтра тебе понадобятся стальные нервы.

Он протягивает бокал. Их пальцы соприкасаются — на секунду дольше, чем нужно.

* * *

Телефон вибрирует на мраморной столешнице:

«Ты предпочитаешь силу. Но помни — даже Борджиа платил цену.

P.S. Работа была безупречна.

Т. Р.».

Белла не отвечает. Вместо этого открывает Гоббса на подчёркнутой фразе:

«…пока люди живут без общей власти, держащей всех их в страхе, они находятся в том состоянии, которое называется войной, и именно в состоянии войны всех против всех».

За окном льёт дождь. Где-то Роуз собирает вещи в коробку. А она впервые за долгое время чувствует: это только начало.

* * *

Два года спустя

Он — восходящая звезда политики. Харизматичный, остроумный. За таким невольно хочется идти.

Она — его помощница. Официально — специалист по стратегическим коммуникациям. Неофициально — единственный, кому он доверяет больше, чем партии и телохранителю.

Они никак не называют свои отношения. Это даже не отношения — скорее пакт. Или игра, где ставка — не чувства, а власть друг над другом.

Иногда он звонит ей ночью:

— Скажи, что во всём этом ещё есть смысл.

Она отвечает:

— Есть. Иначе я бы уже ушла.

Иногда она приходит и заявляет:

— Хочу сжечь всё дотла.

Он не удивляется:

— Начнём с парламента?

Они смеются. А потом — молчат. Потому что знают: то, что между ними, — не шутка. Это договор. Обещание разрушить мир, если он не примет их правила.