Совместные уроки (гет)

К удивлению Гарри, приключение в начале четвертого урока придало Гермионе уверенности, но он все равно не отступился от идеи, которая посетила его еще после третьего урока и подошел к мадам Трюк после квиддичной тренировки, за которой мадам Трюк всегда наблюдала, чтобы студенты не убились или по крайней мере были своевременно доставлены в больничное крыло.

— Профессор Трюк, я хотел бы попросить вас о дополнительных занятиях, — вежливо сказал Гарри, он знал, что мадам Трюк не профессор, и обращаться к ней нужно просто «мадам», как к библиотекарше и медсестре, но подумал, что излишняя почтительность не помешает. — Понимаете, у Гермионы все замечательно получается на всех уроках, она самая лучшая на всем курсе, вот только с полетами у нее пока не совсем… Я подумал, может, ей надо просто чаще и больше тренироваться… С моей метлой ей как-то не очень…

— Поттер, если вы дадите своей девушке свою метлу, я лично сниму с вас голову и прибью ее над камином! — строго сказала мадам Трюк, она бормотание Гарри поняла не совсем правильно. — Ее еще много месяцев нельзя будет подпускать к чему-либо более-менее скоростному. И думать забудьте про «свою метлу»! Давайте завтра в восемь утра, испорчу вам воскресенье, раз уж вам так невтерпеж.

Гарри трудно было расстроить ранним вставанием, Дурсли никогда не давали ему поспать, а Гермиона была образцовым жаворонком, так что им удалось даже неспешно позавтракать в почти пустом в такую рань Большом Зале, только старшекурсники, собиравшиеся в Хогсмид, а то и куда подальше, сидели парочками в другом конце стола и посматривали на Гарри, Гермиону и Нимбус с некоторым уважением. Старшекурсники понимали, что нужно делать с девушкой и метлой свежим осенним утром: летать на одной метле в обнимку, целоваться в рассветных лучах, потом полететь на опушку леса и устроить там пикник или что поинтереснее. Сами старшекурсники дошли до подобного понимания курсу к четвертому, если не к пятому, но вон, оказывается, какая борзая и отрывная нынче пошла молодежь.

У Гарри и Гермионы ничего такого пока не было на уме — вернее, у Гермионы немного все-таки было, у нее замирало сердечко, когда они с Гарри случайно соприкасались руками, потянувшись одновременно за хлебом или за соком, они вообще многое делали одновременно. Гермионе показалось, что она выглядит немного глупо, когда постоянно так вздрагивает от пустяка, и она нашла решение, в ее разуме всегда поблескивала благородная и холодная сталь, которую никакая буря эмоций не могла расплавить, разве что заставить сиять другим, более горячим и зловещим светом. И Гермиона начала за Гарри мило ухаживать, ей оказалось совсем нетрудно угадать, когда нужно к нему подвинуть сок, а когда взять себе хлеба и положить ему на тарелку второй кусок — в результате она Гарри еще и накормила с запасом, она пока не успела заметить, что Гарри привык мало есть и порой вообще обходиться без обеда или ужина. Так что заботами Гермионы у Гарри вместо романтического завтрака наедине получился завтрак почти семейный, и это сиротское сердце Гарри тронуло: он почувствовал себя нужным и наконец кому-то дорогим. Гарри и раньше вел себя с Гермионой по-мужски: помогал, выручал, рисковал не без толку, а с благородными целями, — но теперь он словно взглянул в зеркало, и забота Гермионы была отражением его похвального не по возрасту поведения. Так Гарри впервые осознал, что он уже почти взрослый, что он живет самостоятельной жизнью и что он мужчина, а не ребенок — а мадам Трюк вскоре после завтрака помогла этому пониманию утвердиться.

Мадам Трюк не так давно учила летать на метле своего маленького сынишку и на индивидуальных занятиях решила действовать так же, ведь ей уже не нужно было обуздывать толпу из двадцати постоянно норовящих убиться балбесов, а нужно было только помочь умненькой и ответственной девочке.

— Гарри, положи-ка свою метлу, — по-свойски сказала мадам Трюк, вручая Гермионе обычный школьный Чистомет. — Теперь, значит, вставай чуть впереди и держи ее метлу за самый край черенка.

Некоторое время Гермиона просто сидела на метле, которая теперь совсем не вибрировала, Гарри ведь крепко ее держал, а мадам Трюк пользовалась тем, что ей самой не надо это делать, как когда она учила сына, и старательно ставила Гермионе правильную посадку.

— Покачнись немного в сторону, — предлагала мадам Трюк. — Не бойся, сейчас можно.

Гермиона взглядывала на Гарри, который уже повернулся к ней лицом, по-прежнему держа ее метлу за край черенка, — и начинала съезжать с метлы в сторону в уверенности, что Гарри обязательно ее поймает, если что.

— Видишь, земля тебя тянет к себе, а метла как будто не дает упасть, — поясняла мадам Трюк. — Если бы ты сидела просто на круглом бревне, ты бы давно уже завалилась. Теперь выпрямляйся обратно. Вот, вот теперь у тебя правильно стоит нога! Почему ее было так не поставить сразу? Покачнись опять в ту же сторону. Чувствуешь теперь, что ты сидишь надежнее?

Возможно, верткому и непоседливому мальчишке, которому не терпится полетать, въедливые методы мадам Трюк пришлись бы не по сердцу, своего сына ей пришлось оделять то подзатыльниками, то конфетами, чтобы он не ныл и учился летать как следует. Но Гермиона была спокойной и методичной девочкой, и ей ничуть не претило несколько раз подряд залезть на метлу и слезть с нее, особенно если после каждого раза учительница отмечает улучшение ее посадки.

— Так, Грейнджер, я сейчас поседею на хрен с тем, как ты меняешь руки! — эмоционально и правдиво высказалась мадам Трюк, обучив Гермиону правильно сидеть на метле. Как и почти все остальные, Гермиона сначала закидывала на метлу правую ногу, держа метлу при этом левой рукой, но правшам удобнее рулить правой рукой, которая должна пойти вперед, и Гермиона неловко перехватывала метлу как нужно, то наклоняясь в итоге над метлой слишком сильно, то заставляя метлу вибрировать, а Гарри — держать метлу крепче.

— Давай я тебя сразу научу садиться по-взрослому, — предложила мадам Трюк. — Сначала потренируемся на Гарри: Гарри, клади свою метлу слева от себя. Так, поднял, взял правой — и садись с левой ноги!

Гарри уселся, немного наклонился вперед, скользнув по древку метлы правой рукой, и понял, что так садиться на самом деле намного удобнее, так можно сразу рвануть с места, не перехватывая руки.

К удивлению мадам Трюк, у Гермионы получилось так усесться куда ловчее, чем у Гарри: мадам Трюк не знала, что в маггловских школах девочки прыгают в резиночку, это Гарри было непривычно куда-то закидывать сначала левую ногу, а у Гермионы были годы практики.

— Руки в локтях немного согни, — подсказала мадам Трюк, когда Гермиона проскользнула руками вперед по древку метлы подсмотренным у Гарри движением. — Ну вот, совсем другое дело! Села и сразу сидишь как человек.

После этого Гермиона под руководством мадам Трюк начала летать — вернее, Гарри начал ее катать, идя рядом и поддерживая за локоть, а потом переходя на бег. Мадам Трюк снова пользовалась возможностью посмотреть на процесс со стороны и выдавала полезные советы, которые особенно пригодились на поворотах, так что к концу занятия, которое затянулось на два часа, Гермиона наконец почувствовала себя на метле уверенно и спокойно, ну по крайней мере если лететь по прямой и поворачивать плавно. Вот только это спокойствие и уверенность теперь полностью укладывались во фразу «Гарри рядом»: она и так использовала эту мысль уже три недели, чтобы метла ее послушалась и вспорхнула в ее руку, а теперь и в полете достаточно было представить, что Гарри поддерживает ее за локоть, чтобы почувствовать себя спокойно и легко. Так она и сделала, в конце занятия описав над лужайкой большой квадрат, и даже не поняла случившегося. Теперь Гарри был ее якорем и ее опорой, он выручил ее в деле, казавшимся ей безнадежным, и до закрепления рефлекса «не знаешь, что делать — держись за Гарри» оставалось всего ничего.

А плоды занятий с мадам Трюк, которая и во вторник вечером нашла для Гарри и Гермионы часок, стали видны уже в четверг, когда первокурсники Гриффиндора и Слизерина снова собрались на обычный урок полетов. Гермионе понравилось садиться на метлу с левой ноги, да и Гарри тоже вроде решил так делать, и по команде мадам Трюк они оба легко уселись на метлы, замерев над ними как поджарые гончие.

— Мадам Трюк, а Грейнджер с Поттером неправильно на метлу садятся, — тут же наябедничала Панси Паркинсон, мадам Трюк в середине прошлого урока поставила ее между Дином и Шемасом, убив тем самым двух зайцев: так и Дин с Шемасом меньше трепались про маггловский футбол и тотализатор, и Паркинсон больше не строила глазки стоящим рядом с ней парням, они же были гриффиндорские полукровки, а не Забини и не Нотт. Паркинсон стало скучно, а страдать в одиночестве ей было неохота, вот она и наябедничала на соседей, чтобы хоть им влетело.

— Грейнджер садится на метлу правильно, — своим громким хриплым голосом ответила мадам Трюк, за два индивидуальных занятия Гарри и Гермиона ей понравились, и мадам Трюк поняла, что если Гарри от природы на многое плевать, то Гермионе неплохо было бы прибавить уверенности в себе, по крайней мере в том, что касается полетов. — Так, как сейчас садится Грейнджер, вы научитесь садиться ближе к Рождеству.

Впрочем, Гарри слова мадам Трюк тоже пошли на пользу: и он, и Гермиона были не самыми разговорчивыми людьми, и даже их товарищи по факультету не знали об их дополнительных занятиях с мадам Трюк. Так что к Гарри с первого курса прилипла репутация человека, который умеет многое объяснить и многому научить: ведь понятно же, кто научил Гермиону садиться на метлу так, как никто из однокурсников, кроме него, еще не умеет. И почему Гарри взялся ее учить, всем, ну или почти всем, было понятно тоже.

Благие дела всегда наказуемы, и в этом Гарри убедился вечером того же воскресенья, в которое он сводил Гермиону на дополнительный урок полетов. Гарри под руководством Рона осваивал премудрости игры в плюй-камни, и даже сумел выиграть пару партий у Шемаса, который рос с мамой-волшебницей и в плюй-камни играть умел.

— Гарри, иди сюда, — потребовала Гермиона, и Гарри тут же встал и немного повел для товарищей руками и плечами: дескать, если надо помочь, то, значит, надо, игры пока подождут.

— Ты мне всегда помогаешь и сегодня тоже помог. Значит, и я должна тебе помочь, — уверенно сказала Гермиона, и Гарри утвердительно кивнул: он хоть и шел с уверенностью, что это его помощь теперь нужна, но подобные рассуждения ему нравились, парень он был правильный и крепко стоящий на ногах. Друзья для того и есть, чтобы помогать друг другу, это всегда взаимно и никогда не меняется, что бы ни происходило.

— Ты уже сделал Трансфигурацию? — спросила Гермиона, и Гарри чуть не хлопнул себя по лбу: вот тебе и плюй-камни, совсем забыл же.

— Знаешь, если ты хочешь дать мне списать, то я лучше сам пойду повожусь с этой Трансфигурацией, — сказал Гарри, мысленно попрощавшись с играми на остаток вечера. — Списывать как-то нечестно, что ли.

Гермиону в маггловской школе учили ровно тому же, и ей ответ Гарри понравился.

— Я хочу помочь тебе разобраться с Трансфигурацией, — пояснила Гермиона, давать списывать свое давно готовое задание она и не собиралась.

Гарри принял помощь немного с опаской, девочек-отличниц он уже видал, и по усердию Гермионы предполагал, что его сейчас заставят заучивать параграфы из учебника или начнут тыкать ему в нос конспектом. Но делать Трансфигурацию с Гермионой оказалось интересно: она выхватывала из учебника и сказанного на уроке самые важные части, некоторые из которых Гарри пропустил, и теперь ему стало понятно, как работает не дававшееся ему заклинание — а еще ему стало понятно, что Гермиона реально умная, а не зубрилка. А о том, что не только люди с хорошим слухом не фальшивят, но и для того, чтобы понять, что другой не фальшивит, нужен хороший слух, Гарри не подумал. Гарри пока радовался ощущению, что ему наконец в новом предмете хоть что-то, да ясно, а чистый, не фальшивящий звук вскрывшейся головоломки, который слышала и Гермиона каждый раз, когда ей удавалось в чем-то разобраться, казался Гарри естественным и знакомым.

— Слушай, погоди, — сказал Гарри, когда домашка на завтра была довольно быстро сделана. — А за что я в прошлый раз тройбан схватил?

— А, ну это же просто, Гарри, — ответила Гермиона, посмотрев на его почерканный МакГонагалл свиток. — Хотя было бы еще проще, если бы ты прочитал главу из учебника, до которой мы еще не дошли…

Главу из середины учебника Гарри под руководством Гермионы легко осилил, ему понравилось так читать книги, перескакивая через абзацы и следуя за пальчиком Гермионы, который отмечает важные места, а Гермионе понравилось то, что он так читать умеет и что думает он быстро, не перечитывая несколько раз одно место.

Поэтому на следующий день пришла очередь Зелий.

— Слушай, да ну их пока к черту, — отказался было Гарри, потому что урок Зелий только что был. — До четверга еще время есть.

— Задания нужно делать в тот же день, когда они заданы, — наставительно сказала Гермиона. — Так ты лучше помнишь урок, и так ты всегда будешь все успевать. Даже если зададут много, часть можно будет отложить на завтра, сдавать все равно через день или два.

— Разумно, — согласился Гарри, хоть и не совсем от души — не лежала у него душа к учебе настолько, чтобы не захотеть учебу откладывать при возможности, а уж если говорить о Зельях… — Но знаешь, сейчас я из всего урока помню в основном то, что Снейп — козел.

— А Зелье Забывчивости — тоже козел? — спросила Гермиона, и Гарри невольно фыркнул. — Давай разбираться с ним, а не со Снейпом.

— Ну даже не знаю, — протянул Гарри, ему понравилось, что Гермиона наконец шутит, а не пеняет ему за его дворовые словечки. — Вот кто это зелье использует — тот точно козел.

В результате минут пятнадцать они говорили вроде и не о Зельях: Гарри узнал от Гермионы о существовании заклинания Обливейт, а Гермиона сделала вывод, что Гарри внутри довольно жесткий и бескомпромиссный: нагрешил — ответь, обидел — извинись, а менять чужую память, чтобы что-то загладить, нельзя никогда.

— А если бы ты сделал что-нибудь такое, из-за чего мог бы потерять дорогого тебе человека? — спросила Гермиона, у нее с правилами были немного прохладные, прагматичные отношения, а подумать о рубежах этики, на которых нужно стоять любой ценой, ей еще не приходилось, жизнь еще не прижимала ее к этим рубежам и не ставила перед ней тяжелые дилеммы. — Тебе бы не захотелось, чтобы он об этом забыл?

— Я бы «такого» не сделал, — твердо сказал Гарри, в одиннадцать лет для него многое было просто. — А если вдруг, и я окажусь такая свинья, которую нельзя простить — то так мне и надо будет, если все меня бросят.

Почему-то слова «все меня бросят», произнесенные так, будто Гарри знал им цену, а не воспринимал их как нечто умозрительное и небывалое, сильно Гермиону кольнули, и она схватила Гарри за руку, словно пытаясь этим жестом сказать, что даже если и все, то она — никогда.

— А у тебя есть воспоминания, про которые ты думаешь, что лучше бы их не было? — тихо спросила Гермиона, держа Гарри за руку так же, как он держал ее недавно за локоть, помогая ей летать.

— Есть.

— Значит, если не Зелье Забвения, то Обливейт тебе мог бы пригодиться?

Гарри как-то странно и тяжело задумался, словно тяжелых воспоминаний у него было много, и вопрос о том, от чего из них можно избавиться, был для него практическим и непростым.

— Ладно, давай пока разберемся с этим зельем, — решил Гарри, а Гермиона подумала, что ей сейчас повезло, уж загонять его против его воли за такую домашку она бы не осмелилась.