Хогвартс: Пункт Назначения (джен)

Оглушающий рев пламени и треск разрываемого металла на мгновение парализовали семерых выживших на пустынной технической платформе. Черный, едкий дым клубился над местом крушения, поднимаясь к безмятежно-голубому небу уродливым столбом, видимым, должно быть, за многие мили. Запах гари, расплавленного пластика и чего-то неописуемо жуткого, от чего сводило желудок, достиг их, принесенный легким ветерком.

Парвати Патил беззвучно рыдала, уткнувшись лицом в плечо Гермионы, которая, сама бледная как смерть, обнимала девушку, но ее взгляд был прикован к огненному аду. Невилл стоял, как вкопанный, его обычно доброе лицо исказилось гримасой ужаса. Рон тяжело дышал, его веснушки резко выделялись на смертельно бледной коже. Луна Лавгуд, единственная, кто не выказывал явного ужаса, а скорее какое-то мрачное, отрешенное любопытство, тихо произнесла:

— Какая ужасная потеря энергии… столько душ, вырванных так внезапно.

Даже Блейз Забини, обычно непроницаемый и высокомерный, стоял с отвисшей челюстью, его глаза, широко раскрытые, отражали бушующее пламя. Вся его слизеринская спесь слетела, оставив на лице лишь первобытный шок.

Гарри чувствовал, как его колотит. Не от холода — день был теплым, — а от глубокого, внутреннего озноба. Видение, которое он испытал в поезде, теперь разворачивалось перед ним в кошмарной реальности. Каждый крик, доносившийся сквозь рев огня, отдавался в его ушах эхом тех криков, что он слышал в своем предчувствии. Он спас их. Семерых. Но какой ценой для остальных? Мысль о сотнях людей, запертых в этом огненном пекле, была невыносима.

Прошло несколько мучительных минут, прежде чем послышался характерный хлопок аппарации. Один за другим на платформе рядом с ними стали появляться Авроры. Их лица были суровы и сосредоточены. Возглавлял группу Гавейн Робардс, новый глава Аврората, высокий, крепко сложенный мужчина с проницательными серыми глазами.

— Поттер? — его голос был резок, но не лишен удивления, когда он увидел группу студентов. — Что вы здесь делаете? Этот поезд…

— Он разбился, сэр, — голос Гарри был хриплым. — Мы… мы сошли незадолго до этого.

Робардс окинул их быстрым, оценивающим взглядом. Шок на их лицах был неподдельным.

— Сошли? Почему? Это несанкционированная остановка.

Гермиона взяла слово, ее голос дрожал, но старался звучать твердо:

— Гарри… Гарри почувствовал себя плохо. У него было… очень сильное предчувствие. Он настоял, чтобы мы вышли. Сказал, что поезд разобьется.

Робардс недоверчиво приподнял бровь. Предчувствия, даже у Гарри Поттера, не являлись стандартной процедурой в расследованиях Аврората.

— Предчувствие? Поттер, вы понимаете, что это звучит…

— Я видел это, сэр! — перебил его Гарри, его голос сорвался. — Я видел, как все произойдет! Огонь, взрыв… все до мельчайших деталей! Если бы мы не вышли…

Его слова потонули в новом взрыве, на этот раз менее мощном, но все равно заставившем землю содрогнуться. Из груды искореженного металла вырвался еще один язык пламени.

Авроры уже рассредоточились, часть из них аппарировала ближе к месту крушения, чтобы оценить масштабы трагедии и попытаться спасти тех, кого еще можно было спасти. Другие начали оцеплять территорию.

— Мы заберем вас в Министерство для дачи показаний, — решил Робардс, его лицо стало еще мрачнее. — Всех вас. Это… это катастрофа национального масштаба.

* * *

Следующие несколько часов превратились в размытый кошмар из допросов, суеты и запаха антисептических зелий в импровизированном штабе, развернутом Авроратом неподалеку от места трагедии. Позже их переправили в само Министерство Магии, где допросы продолжились с еще большей тщательностью.

Каждого из семерых выживших допрашивали по отдельности. Гарри снова и снова пересказывал свое видение, стараясь передать всю его жуткую достоверность. Он видел скепсис в глазах некоторых Авроров, но и проблески замешательства. В конце концов, поезд действительно разбился именно так, как он описал. И они семеро были живы.

Гермиона и Рон безоговорочно подтверждали слова Гарри, описывая его панику, его отчаянные попытки заставить их покинуть поезд. Невилл и Парвати, все еще находясь в глубоком шоке, тоже подтвердили, что Гарри выглядел так, словно увидел призрака. Луна говорила о «трепещущих тенях» и «возбужденных нарглах», что, к удивлению Гарри, было занесено в протокол без комментариев, хотя и с явным недоумением на лице протоколиста.

Самым сложным было показание Блейза Забини. Он явно не хотел признавать, что испугался «истерики Поттера», но и отрицать тот факт, что Гарри настойчиво требовал покинуть поезд непосредственно перед катастрофой, он не мог. Сцедив сквозь зубы, он подтвердил, что Поттер вел себя «крайне возбужденно» и «требовал немедленно остановить состав под предлогом дурного предчувствия».

К вечеру официальная версия начала обретать форму. Трагическая, непредсказуемая случайность. Возможно, остаточное воздействие темной магии на старых путях, не выявленное при проверках. Или уникальное стечение обстоятельств, связанное с экспериментальными магическими двигателями нового экспресса. «Предчувствие» Гарри Поттера было отмечено в закрытых отчетах, но в публичных заявлениях Министерства о нем предпочли умолчать, чтобы не сеять панику и не поощрять спекуляции на мистике. Их спасение списали на «удивительное везение» и «быструю реакцию на недомогание мистера Поттера».

* * *

Прошли недели. Магический мир оплакивал погибших. Газеты пестрели некрологами и теориями о причинах катастрофы. Были организованы многочисленные похороны, на которых Гарри, Рон и Гермиона, как и другие выжившие, присутствовали, чувствуя на себе тяжелые взгляды скорбящих родственников — смесь благодарности за то, что они выжили, и невысказанного вопроса: «Почему вы, а не наши близкие?»

Жизнь потихоньку пыталась вернуться в свою колею, но тень «Победного Экспресса» неотступно следовала за спасшимися.

Гарри мучили кошмары. Он снова и снова видел пылающие вагоны, искаженные ужасом лица, чувствовал запах гари. Чувство вины — иррациональное, но всепоглощающее — не отпускало его. Он спас семерых, но не смог спасти остальных. Он был «Мальчиком-Который-Выжил» снова, но на этот раз выживание казалось не триумфом, а проклятием. Он стал замкнутым, часто ловил себя на том, что прислушивается к каждому шороху, ищет знаки надвигающейся беды.

Гермиона с головой ушла в работу в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними, а по вечерам просиживала в библиотеке Министерства, пытаясь найти хоть какие-то рациональные объяснения произошедшему. Она не могла смириться с мыслью, что это была просто случайность. Интуиция Гарри, его видение… это выходило за рамки обыденного. В глубине души она чувствовала, что Луна со своими «нарглами» была ближе к истине, чем все официальные отчеты Аврората.

Рон старался быть опорой для друзей. Он отвлекал Гарри игрой в плюй-камни, пытался развеселить Гермиону неуклюжими шутками, но и его не покидала тревога. Катастрофа потрясла его до глубины души. Он слишком хорошо помнил леденящий ужас в глазах Гарри перед тем, как они покинули поезд. И он помнил видение Гарри, в котором тяжелый столик летел прямо на него… Он старался не думать об этом, но иногда, просыпаясь ночью от собственного крика, он чувствовал фантомный удар.

Невилл нашел утешение в своей теплице в Хогвартсе, где он теперь работал ассистентом профессора Стебль. Уход за растениями, их тихая, размеренная жизнь успокаивали его. Но он стал еще более пугливым, вздрагивал от каждого резкого звука. Его Мимбулус Мимблетония, уцелевшая при падении на платформе, теперь занимала почетное место на его рабочем столе, как молчаливое напоминание о пережитом.

Луна Лавгуд стала еще более отрешенной. Ее высказывания о «шепоте судьбы» и «нарушенном порядке» становились все чаще. Она утверждала, что «смертельные нарглы теперь очень близко и выбирают следующую мишень». Остальные старались не обращать на это внимания, списывая на ее эксцентричность, но Гарри прислушивался к ее словам с возрастающим беспокойством.

Парвати Патил была сломлена. Она почти не выходила из дома, страдала от панических атак. Ее сестра-близнец Падма и друзья как могли поддерживали ее, но ужас, пережитый на платформе, оставил глубокий след в ее душе. Она постоянно говорила о том, что им «невероятно повезло», но в ее голосе слышался не столько восторг, сколько затаенный страх, что это везение может скоро закончиться.

Блейз Забини, единственный из семерки, кто публично отрицал всякую мистику, связанную с их спасением. Он вернулся к своей обычной жизни молодого аристократа, посещал светские рауты, язвительно комментировал «истерию Поттера» и «фантазии Лавгуд». Но те, кто знал его близко, замечали перемены. Он стал более раздражительным, резким, иногда вел себя безрассудно, словно пытаясь что-то доказать самому себе. В глубине души он не мог забыть тот момент, когда слова Поттера о неминуемой гибели поезда оказались страшной правдой. Это подрывало его циничную картину мира, и он злился на это, на Поттера, на собственную минутную слабость, заставившую его последовать за гриффиндорцами.

* * *

Прошло чуть больше месяца после катастрофы. Жизнь, казалось, начала налаживаться. В Хогвартсе начался новый учебный год. Рон и Гарри поступили на стажировку в Аврорат, Гермиона продолжала свою карьеру в Министерстве.

Блейз Забини, не желая отставать от «героев», тоже нашел себе занятие — он посещал продвинутые курсы по Зельеварению под руководством профессора Слагхорна, который вернулся к преподаванию на несколько лет, прежде чем окончательно уйти на покой. Блейз всегда имел талант к зельям, и это была одна из немногих областей, где он мог блистать без оглядки на Поттера.

В тот роковой день в лаборатории было немноголюдно. Несколько студентов старших курсов и пара молодых стажеров из Министерства. Занятие подходило к концу. Блейз работал над сложным Умиротворяющим бальзамом повышенной стойкости — зелье капризное, требующее точности и концентрации. Он был почти у цели, самодовольная ухмылка играла на его губах. Еще немного, и он превзойдет даже Грейнджер, которая на прошлой неделе с трудом справилась с этим рецептом.

Цепь событий, приведших к трагедии, была настолько нелепой, настолько случайной, что потом никто не мог поверить, что это не было чьим-то злым умыслом.

Все началось с того, что студентка с соседнего стола, неловко потянувшись за толченым рогом двурога, задела локтем склянку с сушеными лапками водяных чертей на столе Блейза. Склянка не разбилась, но несколько сушеных лапок упали на стол, одна из них — прямо рядом с медным котелком Забини.

— Смотри, куда прешь, Фаррелл! — рявкнул Блейз, не отрываясь от помешивания зелья. Он брезгливо смахнул лапки на пол кончиком палочки.

В этот момент другой студент, спешивший сдать свою работу профессору Слагхорну, споткнулся о ножку стула и выронил тяжелый чугунный котелок. Котелок с глухим стуком ударился о каменный пол недалеко от стола Забини. Пол едва заметно дрогнул.

Никто, кроме, возможно, самых внимательных, не заметил, как от этой вибрации чуть качнулась полка над рабочим местом Блейза. Полка, заставленная склянками с редкими и зачастую опасными ингредиентами. Одна из склянок, небольшая, с темной, маслянистой жидкостью под названием «Слезы Василиска» (чрезвычайно редкий и опасный ингредиент, используемый в некоторых темных зельях и противоядиях), стояла на самом краю. Она была плохо закрыта.

От легкой вибрации склянка со «Слезами Василиска» медленно, почти лениво, наклонилась и… упала.

Она разбилась с тихим звоном прямо на краю стола Блейза. Несколько капель темной жидкости брызнули в разные стороны. Одна капля, самая крупная, попала точно в кипящий котелок с Умиротворяющим бальзамом.

Секунду ничего не происходило. Блейз, выругавшись, уже тянулся за тряпкой, чтобы вытереть лужицу на столе.

А потом его зелье взорвалось.

Это не был громкий взрыв, разносящий лабораторию. Скорее, это был резкий, шипящий выброс. Из котелка с невероятной силой ударила струя кипящей, переливающейся всеми цветами радуги жидкости. Она была похожа на разъяренную змею, вырвавшуюся из заточения. И эта «змея» ударила Блейза Забини прямо в лицо.

Он не успел даже вскрикнуть.

Раздался короткий, булькающий звук, и Блейз рухнул на пол, как подкошенный. Его красивое, аристократическое лицо превратилось в дымящуюся, пузырящуюся массу. Запахло паленым мясом и озоном.

В лаборатории поднялась паника. Студенты кричали, профессор Слагхорн, бледный как мел, пытался сотворить какие-то защитные заклинания, но было уже поздно. Блейз Забини был мертв. Смерть была мгновенной и ужасной.

* * *

Новость о смерти Блейза Забини распространилась по магическому миру с быстротой лесного пожара. «Трагический несчастный случай в лаборатории зельеварения», «Несоблюдение техники безопасности при работе с опасными ингредиентами», — гласили заголовки «Ежедневного Пророка». Профессор Слагхорн был безутешен, виня себя в недосмотре. Министерство начало очередное расследование.

Когда Гарри, Рон и Гермиона узнали об этом, они сидели в кабинете Гарри в Аврорате, разбирая старые дела. Новость принес один из коллег-авроров.

Рон выронил перо.

— Забини? Мертв? Но… как?

Гермиона прижала руки ко рту, ее глаза наполнились ужасом.

— Несчастный случай… в лаборатории… О, Мерлин!

Гарри почувствовал, как ледяные пальцы сжали его сердце. Он посмотрел на Рона, потом на Гермиону. И в их глазах он увидел тот же страх, то же страшное подозрение, которое зародилось и в его душе.

В этот момент дверь кабинета тихонько приоткрылась, и в щель просунулась светлая голова Луны Лавгуд. Она работала в Отделе Тайн и Загадок, и иногда заглядывала к ним. Сегодня ее лицо было необычно серьезным, а в широко раскрытых глазах не было и следа обычной мечтательности.

— Я слышала о Блейзе, — тихо сказала она, входя в кабинет. — Это очень печально. Нарглы смерти… они не любят, когда нарушают их список. Он был следующим, понимаете? После тех, кто должен был погибнуть в головном вагоне.

Гарри похолодел. Список. Тот самый порядок, в котором они должны были умереть в его видении. Забини сидел в их купе, но он был ближе к выходу, чем они… или это не имело значения? Важно было то, что он был одним из них — одним из выживших.

— Луна, что ты имеешь в виду? — голос Гермионы дрожал. Она всегда скептически относилась к теориям Луны, но сейчас… сейчас в них было что-то пугающе логичное.

— Смерть обманули, — просто сказала Луна, глядя куда-то сквозь стену. — А она не любит, когда ее обманывают. Она начала исправлять ошибку. Одного за другим. В том порядке, в котором они должны были уйти.

Рон сглотнул.

— Ты хочешь сказать… что это не несчастный случай? Что… Смерть пришла за Забини?

Луна кивнула, ее светлые волосы качнулись.

— Да. И она придет за остальными. Если только… если только вы не найдете способ снова ее обмануть. Или… удовлетворить.

Гарри посмотрел на свои руки. Они дрожали. Вина, которую он чувствовал после крушения поезда, теперь смешалась с новым, еще более страшным чувством — ответственностью за жизни тех, кого он спас. Он вырвал их из лап смерти один раз, но теперь Смерть, казалось, вернулась, чтобы забрать свое. И Блейз Забини был лишь первой жертвой в ее новом, исправленном списке.

Гермиона, бледная, но решительная, поднялась.

— Я… я должна это проверить. Должны быть какие-то упоминания… о подобных случаях. О людях, избежавших смерти, а потом… — она не договорила, но все поняли.

Она бросилась к выходу, явно намереваясь немедленно отправиться в архив Министерства или библиотеку Хогвартса.

Рон посмотрел на Гарри. В его глазах плескался страх, но и решимость.

— Мы что-нибудь придумаем, Гарри. Мы всегда придумывали. Мы… мы не дадим ей забрать нас.

Но Гарри, глядя вслед удаляющейся Гермионе, чувствовал, как ледяной ужас сковывает его душу. Против Волдеморта у них были заклинания, мужество, друзья. Но как сражаться с самой Смертью? С безликой, неотвратимой силой, которая просто исправляет «ошибку» в своем великом плане?

Шепот Судьбы, о котором говорила Луна, теперь звучал в его ушах оглушительно громко. И он предвещал новые смерти.