Хогвартс: Пункт Назначения (джен)

Год. Целый год минул с тех пор, как последний отголосок крика Волдеморта растворился в рассветных лучах над руинами Хогвартса. Год, за который шрамы на теле магического мира начали медленно, но верно затягиваться. Министерство Магии, возглавляемое Кингсли Шеклболтом, работало не покладая волшебных палочек, восстанавливая не только здания, но и доверие общества. И вот, в первую годовщину Великой Победы, было решено устроить грандиозное торжество. Не просто банкет в Большом Зале, а нечто символизирующее новую эру — запуск сверхскоростного магического поезда "Победный Экспресс". Этот чудо инженерной мысли, сверкающий золотом и гербами Хогвартса, должен был доставить почетных гостей, героев войны и отличившихся студентов на торжественную церемонию в специально отстроенный Мемориальный Комплекс, расположенный в живописной долине у подножия Шотландских гор.

Утро выдалось на удивление солнечным для этого времени года. Платформа 9 ¾ гудела от возбужденных голосов. Здесь были не только студенты, возвращающиеся после летних каникул, но и выпускники прошлых лет, преподаватели, сотрудники Министерства. Гарри Поттер, Рон Уизли и Гермиона Грейнджер стояли немного в стороне, наблюдая за суетой. Год принес им не только облегчение, но и груз славы, от которого иногда хотелось скрыться под мантией-невидимкой. Гарри, неловко поправляя очки, чувствовал на себе десятки взглядов. Ему все еще было непривычно быть символом, а не просто парнем, пытающимся выжить.

— Смотри-ка, даже Забини решил почтить нас своим присутствием, — хмыкнул Рон, кивая в сторону высокого, как всегда безупречно одетого слизеринца, Блейза Забини, который с несколько высокомерным видом беседовал с Панси Паркинсон.

— Рон, война окончена, — мягко упрекнула Гермиона, хотя в ее голосе не было осуждения. — Все мы здесь, чтобы отпраздновать мир. Она поправила выбившуюся прядь густых каштановых волос и с тревогой посмотрела на Гарри. — Ты как? Выглядишь немного бледным.

Гарри выдавил улыбку.

— Все в порядке, Гермиона. Просто… многолюдно.

На самом деле, его с самого утра не покидало какое-то смутное беспокойство, похожее на легкую тошноту. Он списал это на предвкушение очередного публичного мероприятия.

Рядом с ними возник Невилл Лонгботтом. За прошедший год он заметно возмужал, исчезла былая робость, хотя в его движениях все еще сквозила некоторая неуклюжесть. В руках он держал небольшой горшок с каким-то экзотическим растением, которое подозрительно подрагивало.

— Привет, Гарри, Рон, Гермиона! Представляете, профессор Стебль разрешила мне взять с собой Мимбулус Мимблетонию для демонстрации на выставке достижений!

— Только постарайся, чтобы она не… ну, ты понял, — усмехнулся Рон, вспоминая их поездку в Хогвартс на пятом курсе.

— О, она совершенно безопасна! Если ее не провоцировать, конечно, — с гордостью заявил Невилл.

К компании присоединилась Луна Лавгуд, как всегда, выглядевшая так, словно только что сошла со страниц волшебной сказки. На шее у нее висело ожерелье из пробок от сливочного пива, а в светлых волосах запутался какой-то цветок.

— Добрый день, — пропела она, ее мечтательный взгляд скользнул по поезду. — Какая интересная аура у этого экспресса. Много радостных ожиданий, но… и что-то еще, похожее на трепещущую тень.

Гарри почувствовал, как по спине пробежал холодок. Слова Луны, как это часто бывало, попали в унисон с его собственными смутными предчувствиями.

Послышался гудок, и проводник в ливрее цвета индиго с золотым шитьем объявил посадку на "Победный Экспресс". Герои нашли свое купе — просторное, с мягкими бархатными диванами и большим окном. К ним присоединились Невилл, Луна и Парвати Патил, которая оживленно рассказывала о новом платье, сшитом специально для торжественного бала. Даже Блейз Забини, не найдя другой компании по своему вкусу, с неохотой занял место у окна, демонстративно уткнувшись в свежий выпуск "Ежедневного Пророка".

Поезд тронулся плавно, почти незаметно. За окном проносились сначала пригороды Лондона, затем живописные английские пейзажи. Скорость нарастала, и вскоре деревья и дома слились в размытые полосы. Гермиона достала книгу — «Новейшие достижения в области магической инженерии и транспорта», Рон развернул упаковку с шоколадными лягушками, а Невилл бережно поливал свою Мимбулус Мимблетонию из маленькой лейки. Луна смотрела в окно, что-то тихо напевая себе под нос. Парвати пыталась вовлечь Гермиону в обсуждение модных тенденций в вечерних мантиях.

Гарри откинулся на спинку дивана. Легкая тошнота усилилась, к ней добавилась пульсирующая боль в висках. Он закрыл глаза, пытаясь расслабиться. Мерный стук колес, приглушенные голоса друзей, шелест страниц… Все это должно было успокоить, но вместо этого вызывало нарастающую тревогу.

И тут это началось.

Сначала это был просто звук — пронзительный, нарастающий скрежет металла, который, казалось, рвал барабанные перепонки. Гарри резко открыл глаза. Все в купе замерли, прислушиваясь. Скрежет стал громче, к нему добавился гул, от которого вибрировал пол.

— Что это? — испуганно прошептала Парвати, ее лицо побледнело.

— Наверное, просто… техническая неполадка, — неуверенно предположил Невилл, но его рука нервно стиснула горшок с растением.

Но Гарри знал. Знал с той же леденящей уверенностью, с какой когда-то чувствовал присутствие Волдеморта. Это было не просто неполадка. Это было преддверие катастрофы.

Мир вокруг него исказился. Стены купе выгнулись, словно сделанные из воска. Голоса друзей потонули в реве и грохоте. Перед его мысленным взором развернулась жуткая, до ужаса детализированная картина.

Он видел, как поезд, несущийся на огромной скорости, входит в крутой поворот на участке пути, который, казалось, мерцал и искрился от нестабильной магии. Рельсы под вагонами лопались, как гнилые нитки. Первый вагон, в котором, как он знал, ехали высокопоставленные чиновники Министерства, срывался с насыпи, кувыркаясь и сминаясь, как консервная банка. Вспышка! Магические двигатели, расположенные в хвостовой части, поврежденные при сходе с рельсов, взрывались ослепительным шаром пламени, который мгновенно охватывал соседние вагоны. Крики. Он слышал душераздирающие крики людей, запертых в огненной ловушке, видел искаженные ужасом лица, прижатые к оплавляющимся окнам. Их вагон — он видел это с ужасающей ясностью — резко накренился. Багаж с верхних полок срывался вниз, обрушиваясь на пассажиров. Тяжелый сервировочный столик из соседнего купе-ресторана, сорвавшись с креплений, проламывал стену и летел прямо на… Рона! Рон, с широко раскрытыми от ужаса глазами, не успевал даже вскрикнуть. Гермиона пыталась оттолкнуть его, но было слишком поздно. Металл, огонь, крики, запах горелой плоти и озона от бушующей магии…

Видение было настолько реальным, настолько осязаемым, что Гарри закричал. Это был не крик боли или страха — это был первобытный вопль человека, заглянувшего в бездну.

Он вскочил, едва не опрокинув Невилла вместе с его драгоценным растением. Лицо Гарри было белым как полотно, глаза расширены от ужаса, по лбу катился холодный пот.

— Гарри, что с тобой?! — Гермиона подскочила к нему, ее лицо выражало крайнюю обеспокоенность. Рон тоже вскочил, его рука инстинктивно легла на карман, где обычно лежала волшебная палочка.

— Остановите поезд! — голос Гарри был хриплым, срывающимся. — Мы должны остановить поезд! Немедленно!

— Что? Гарри, о чем ты? — Рон непонимающе смотрел на друга. Парвати испуганно прижалась к стенке, Блейз Забини оторвался от газеты и смерил Гарри презрительным взглядом.

— Он разобьется! — выкрикнул Гарри, хватая Рона за мантию. — Я видел! Все погибнут! Огонь, взрыв… Мы должны выйти!

— Гарри, успокойся, — попыталась вразумить его Гермиона, но в ее голосе уже слышались нотки тревоги. Она слишком хорошо знала Гарри, чтобы игнорировать такой приступ паники. — Что ты видел?

— Крушение! Ужасное крушение! — Гарри обвел безумным взглядом купе. — Мы все… все умрем, если останемся здесь! Пожалуйста, поверьте мне!

Луна Лавгуд, до этого молча наблюдавшая за сценой, тихо сказала:

— Тени сгущаются. И нарглы… они очень возбуждены.

— Да что за чушь ты несешь, Поттер? — ледяным тоном произнес Забини. — Опять приступ геройства? Или просто дурно от скорости?

— Заткнись, Забини! — рявкнул Рон, его лицо покраснело. Он посмотрел на Гарри, потом на Гермиону, и в его глазах мелькнуло понимание. Он видел этот взгляд у Гарри раньше — перед лицом смертельной опасности. — Если Гарри говорит, что что-то не так, значит, так оно и есть. Я ему верю.

-И я, — твердо сказала Гермиона, ее взгляд был прикован к Гарри. Она видела ужас в его глазах, тот самый, что был там, в Запретном лесу, перед встречей с Волдемортом. — Что нам делать, Гарри?

— Мы должны сойти! — Гарри лихорадочно оглядылся. — Должна же быть какая-то остановка, какой-то способ…

В этот момент поезд слегка качнуло, и сквозь гул двигателей донесся новый звук — шипение тормозных колодок. Скорость начала медленно, но заметно снижаться.

— Кажется, мы подъезжаем к какой-то технической станции, — заметил Невилл, заглядывая в окно. — Я видел на карте, здесь есть небольшой разъезд для служебных составов.

— Это наш шанс! — Гарри схватил Гермиону за руку. — Мы должны выйти здесь! Все мы! — Он посмотрел на Невилла, Луну, Парвати. — Вы с нами?

Невилл, бледный, но решительный, кивнул.

— Если ты так говоришь, Гарри… я с тобой.

Он помнил, как интуиция Гарри не раз спасала им жизнь.

Луна просто улыбнулась своей загадочной улыбкой.

— Конечно. Мозгошмыги здесь просто кишат. Лучше поискать место поспокойнее.

Парвати колебалась.

— Но… что мы скажем? Нас же не выпустят просто так.

— Скажем, что Гарри плохо, — быстро придумала Гермиона. — Солнечный удар, приступ… что угодно! Главное — выбраться из этого поезда!

— Я никуда не пойду, — фыркнул Забини. — Эта истерика Поттера — просто смех. Выглядит жалко.

— Как хочешь, Забини, — отрезал Гарри, уже направляясь к двери купе. — Но если ты ценишь свою жизнь, лучше иди с нами. — В его голосе прозвучала такая ледяная уверенность, что даже Блейз на мгновение замер. Что-то в выражении лица Поттера, в его горящих глазах, заставило циничного слизеринца усомниться. Возможно, это была не истерика. Возможно, Поттер действительно что-то знал. К тому же, оставаться в купе, когда «Золотое Трио» и их приспешники его покидают, создавая панику, было бы не слишком приятно. И если они окажутся правы…

Поезд тем временем почти остановился. За окном виднелась короткая платформа и небольшое служебное здание.

— Решайте быстрее! — торопил Гарри.

Парвати, поддавшись общей панике и авторитету Гарри, кивнула.

— Хорошо, я… я иду.

Блейз Забини с деланным безразличием поднялся.

— Ладно, Поттер. Только потому, что не хочу слушать ваши вопли до самого Мемориала. Но если это очередная твоя выходка… — Он не договорил, но угроза повисла в воздухе.

Гарри не обратил на него внимания. Они выскочили в коридор. Гарри первым дернул ручку двери тамбура. К счастью, она не была заперта магически. Снаружи их встретил удивленный проводник.

— Что-то случилось, молодые люди?

— Моему другу плохо! — быстро заговорила Гермиона, указывая на Гарри, который для убедительности согнулся и прижал руку к животу. — Ему срочно нужен свежий воздух! Кажется, это что-то серьезное!

Проводник с сомнением посмотрел на них, но вид «страдающего» Гарри Поттера, героя магического мира, возымел свое действие. К тому же, поезд уже практически стоял.

— Мы… мы только сойдем на платформу, ему нужно отдышаться, — добавил Рон, стараясь выглядеть как можно более обеспокоенным. — Мы догоним на следующем, если что.

— Но… это не плановая остановка, — запротестовал было проводник, но тут поезд окончательно замер, и автоматические двери с шипением открылись. — Ладно, только быстро. И если что, я за вас не отвечаю.

Не теряя ни секунды, семеро студентов выскочили на пустынную платформу. Гарри жадно глотал свежий, прохладный воздух, пытаясь унять дрожь во всем теле. Сердце колотилось как сумасшедшее.

— Ну и что теперь, Поттер? — язвительно спросил Забини, оглядываясь. — Наслаждаемся видами глухомани? Надеюсь, твой припадок скоро пройдет, и мы сможем…

Он не договорил.

В этот самый момент, когда последние его слова еще звучали в воздухе, раздался оглушительный, чудовищный грохот. Земля под ногами содрогнулась так, что они едва устояли. В нескольких сотнях метров впереди, там, где "Победный Экспресс" должен был входить в поворот, взметнулся столб черного дыма и оранжевого пламени.

Они замерли, оцепенев от ужаса.

На их глазах, словно в замедленной съемке, происходило именно то, что Гарри видел в своем кошмарном видении. Головной вагон сошел с рельсов, за ним, сминаясь и ломаясь, посыпались остальные. Затем последовал ослепительный взрыв в хвостовой части — магические двигатели. Пламя взметнулось к небу, пожирая металл и дерево. До их слуха донеслись отдаленные, но отчетливые крики — крики агонии и ужаса.

Парвати вскрикнула и закрыла лицо руками. Невилл выронил горшок с Мимбулус Мимблетонией, который с глухим стуком упал на бетон. Рон и Гермиона стояли рядом с Гарри, их лица были пепельно-бледными, глаза расширены от шока и осознания того, что они только что избежали верной, мучительной смерти. Даже Блейз Забини утратил свою обычную надменность; его рот был полуоткрыт, а в глазах застыло неверие.

Гарри смотрел на пылающие обломки поезда, на черный дым, застилавший небо, и чувствовал, как его снова накрывает волна тошноты. Но на этот раз это была не просто дурнота. Это был ледяной ужас от содеянного — или, вернее, от несодеянного им. Он спас их, семерых. Но там, в этом огненном аду, остались сотни других.

— Нарглы… — прошептала Луна, ее голос был едва слышен за ревом пламени и треском горящего состава. — Нарглы смерти теперь очень, очень близко.

Гарри обернулся к ней. В ее обычно мечтательных глазах сейчас плескался отнюдь не сказочный страх. И он понял, что это только начало. Чудесное спасение не прошло даром. Что-то страшное и неотвратимое только что обратило на них свое внимание. И оно не отступит, пока не получит то, что ему причитается.

Первая годовщина Великой Победы окрасилась багровыми отблесками новой, неведомой трагедии. И где-то в глубине души Гарри Поттер уже знал, что эта трагедия пришла за ними.

Оглушающий рев пламени и треск разрываемого металла на мгновение парализовали семерых выживших на пустынной технической платформе. Черный, едкий дым клубился над местом крушения, поднимаясь к безмятежно-голубому небу уродливым столбом, видимым, должно быть, за многие мили. Запах гари, расплавленного пластика и чего-то неописуемо жуткого, от чего сводило желудок, достиг их, принесенный легким ветерком.

Парвати Патил беззвучно рыдала, уткнувшись лицом в плечо Гермионы, которая, сама бледная как смерть, обнимала девушку, но ее взгляд был прикован к огненному аду. Невилл стоял, как вкопанный, его обычно доброе лицо исказилось гримасой ужаса. Рон тяжело дышал, его веснушки резко выделялись на смертельно бледной коже. Луна Лавгуд, единственная, кто не выказывал явного ужаса, а скорее какое-то мрачное, отрешенное любопытство, тихо произнесла:

— Какая ужасная потеря энергии… столько душ, вырванных так внезапно.

Даже Блейз Забини, обычно непроницаемый и высокомерный, стоял с отвисшей челюстью, его глаза, широко раскрытые, отражали бушующее пламя. Вся его слизеринская спесь слетела, оставив на лице лишь первобытный шок.

Гарри чувствовал, как его колотит. Не от холода — день был теплым, — а от глубокого, внутреннего озноба. Видение, которое он испытал в поезде, теперь разворачивалось перед ним в кошмарной реальности. Каждый крик, доносившийся сквозь рев огня, отдавался в его ушах эхом тех криков, что он слышал в своем предчувствии. Он спас их. Семерых. Но какой ценой для остальных? Мысль о сотнях людей, запертых в этом огненном пекле, была невыносима.

Прошло несколько мучительных минут, прежде чем послышался характерный хлопок аппарации. Один за другим на платформе рядом с ними стали появляться Авроры. Их лица были суровы и сосредоточены. Возглавлял группу Гавейн Робардс, новый глава Аврората, высокий, крепко сложенный мужчина с проницательными серыми глазами.

— Поттер? — его голос был резок, но не лишен удивления, когда он увидел группу студентов. — Что вы здесь делаете? Этот поезд…

— Он разбился, сэр, — голос Гарри был хриплым. — Мы… мы сошли незадолго до этого.

Робардс окинул их быстрым, оценивающим взглядом. Шок на их лицах был неподдельным.

— Сошли? Почему? Это несанкционированная остановка.

Гермиона взяла слово, ее голос дрожал, но старался звучать твердо:

— Гарри… Гарри почувствовал себя плохо. У него было… очень сильное предчувствие. Он настоял, чтобы мы вышли. Сказал, что поезд разобьется.

Робардс недоверчиво приподнял бровь. Предчувствия, даже у Гарри Поттера, не являлись стандартной процедурой в расследованиях Аврората.

— Предчувствие? Поттер, вы понимаете, что это звучит…

— Я видел это, сэр! — перебил его Гарри, его голос сорвался. — Я видел, как все произойдет! Огонь, взрыв… все до мельчайших деталей! Если бы мы не вышли…

Его слова потонули в новом взрыве, на этот раз менее мощном, но все равно заставившем землю содрогнуться. Из груды искореженного металла вырвался еще один язык пламени.

Авроры уже рассредоточились, часть из них аппарировала ближе к месту крушения, чтобы оценить масштабы трагедии и попытаться спасти тех, кого еще можно было спасти. Другие начали оцеплять территорию.

— Мы заберем вас в Министерство для дачи показаний, — решил Робардс, его лицо стало еще мрачнее. — Всех вас. Это… это катастрофа национального масштаба.

* * *

Следующие несколько часов превратились в размытый кошмар из допросов, суеты и запаха антисептических зелий в импровизированном штабе, развернутом Авроратом неподалеку от места трагедии. Позже их переправили в само Министерство Магии, где допросы продолжились с еще большей тщательностью.

Каждого из семерых выживших допрашивали по отдельности. Гарри снова и снова пересказывал свое видение, стараясь передать всю его жуткую достоверность. Он видел скепсис в глазах некоторых Авроров, но и проблески замешательства. В конце концов, поезд действительно разбился именно так, как он описал. И они семеро были живы.

Гермиона и Рон безоговорочно подтверждали слова Гарри, описывая его панику, его отчаянные попытки заставить их покинуть поезд. Невилл и Парвати, все еще находясь в глубоком шоке, тоже подтвердили, что Гарри выглядел так, словно увидел призрака. Луна говорила о «трепещущих тенях» и «возбужденных нарглах», что, к удивлению Гарри, было занесено в протокол без комментариев, хотя и с явным недоумением на лице протоколиста.

Самым сложным было показание Блейза Забини. Он явно не хотел признавать, что испугался «истерики Поттера», но и отрицать тот факт, что Гарри настойчиво требовал покинуть поезд непосредственно перед катастрофой, он не мог. Сцедив сквозь зубы, он подтвердил, что Поттер вел себя «крайне возбужденно» и «требовал немедленно остановить состав под предлогом дурного предчувствия».

К вечеру официальная версия начала обретать форму. Трагическая, непредсказуемая случайность. Возможно, остаточное воздействие темной магии на старых путях, не выявленное при проверках. Или уникальное стечение обстоятельств, связанное с экспериментальными магическими двигателями нового экспресса. «Предчувствие» Гарри Поттера было отмечено в закрытых отчетах, но в публичных заявлениях Министерства о нем предпочли умолчать, чтобы не сеять панику и не поощрять спекуляции на мистике. Их спасение списали на «удивительное везение» и «быструю реакцию на недомогание мистера Поттера».

* * *

Прошли недели. Магический мир оплакивал погибших. Газеты пестрели некрологами и теориями о причинах катастрофы. Были организованы многочисленные похороны, на которых Гарри, Рон и Гермиона, как и другие выжившие, присутствовали, чувствуя на себе тяжелые взгляды скорбящих родственников — смесь благодарности за то, что они выжили, и невысказанного вопроса: «Почему вы, а не наши близкие?»

Жизнь потихоньку пыталась вернуться в свою колею, но тень «Победного Экспресса» неотступно следовала за спасшимися.

Гарри мучили кошмары. Он снова и снова видел пылающие вагоны, искаженные ужасом лица, чувствовал запах гари. Чувство вины — иррациональное, но всепоглощающее — не отпускало его. Он спас семерых, но не смог спасти остальных. Он был «Мальчиком-Который-Выжил» снова, но на этот раз выживание казалось не триумфом, а проклятием. Он стал замкнутым, часто ловил себя на том, что прислушивается к каждому шороху, ищет знаки надвигающейся беды.

Гермиона с головой ушла в работу в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними, а по вечерам просиживала в библиотеке Министерства, пытаясь найти хоть какие-то рациональные объяснения произошедшему. Она не могла смириться с мыслью, что это была просто случайность. Интуиция Гарри, его видение… это выходило за рамки обыденного. В глубине души она чувствовала, что Луна со своими «нарглами» была ближе к истине, чем все официальные отчеты Аврората.

Рон старался быть опорой для друзей. Он отвлекал Гарри игрой в плюй-камни, пытался развеселить Гермиону неуклюжими шутками, но и его не покидала тревога. Катастрофа потрясла его до глубины души. Он слишком хорошо помнил леденящий ужас в глазах Гарри перед тем, как они покинули поезд. И он помнил видение Гарри, в котором тяжелый столик летел прямо на него… Он старался не думать об этом, но иногда, просыпаясь ночью от собственного крика, он чувствовал фантомный удар.

Невилл нашел утешение в своей теплице в Хогвартсе, где он теперь работал ассистентом профессора Стебль. Уход за растениями, их тихая, размеренная жизнь успокаивали его. Но он стал еще более пугливым, вздрагивал от каждого резкого звука. Его Мимбулус Мимблетония, уцелевшая при падении на платформе, теперь занимала почетное место на его рабочем столе, как молчаливое напоминание о пережитом.

Луна Лавгуд стала еще более отрешенной. Ее высказывания о «шепоте судьбы» и «нарушенном порядке» становились все чаще. Она утверждала, что «смертельные нарглы теперь очень близко и выбирают следующую мишень». Остальные старались не обращать на это внимания, списывая на ее эксцентричность, но Гарри прислушивался к ее словам с возрастающим беспокойством.

Парвати Патил была сломлена. Она почти не выходила из дома, страдала от панических атак. Ее сестра-близнец Падма и друзья как могли поддерживали ее, но ужас, пережитый на платформе, оставил глубокий след в ее душе. Она постоянно говорила о том, что им «невероятно повезло», но в ее голосе слышался не столько восторг, сколько затаенный страх, что это везение может скоро закончиться.

Блейз Забини, единственный из семерки, кто публично отрицал всякую мистику, связанную с их спасением. Он вернулся к своей обычной жизни молодого аристократа, посещал светские рауты, язвительно комментировал «истерию Поттера» и «фантазии Лавгуд». Но те, кто знал его близко, замечали перемены. Он стал более раздражительным, резким, иногда вел себя безрассудно, словно пытаясь что-то доказать самому себе. В глубине души он не мог забыть тот момент, когда слова Поттера о неминуемой гибели поезда оказались страшной правдой. Это подрывало его циничную картину мира, и он злился на это, на Поттера, на собственную минутную слабость, заставившую его последовать за гриффиндорцами.

* * *

Прошло чуть больше месяца после катастрофы. Жизнь, казалось, начала налаживаться. В Хогвартсе начался новый учебный год. Рон и Гарри поступили на стажировку в Аврорат, Гермиона продолжала свою карьеру в Министерстве.

Блейз Забини, не желая отставать от «героев», тоже нашел себе занятие — он посещал продвинутые курсы по Зельеварению под руководством профессора Слагхорна, который вернулся к преподаванию на несколько лет, прежде чем окончательно уйти на покой. Блейз всегда имел талант к зельям, и это была одна из немногих областей, где он мог блистать без оглядки на Поттера.

В тот роковой день в лаборатории было немноголюдно. Несколько студентов старших курсов и пара молодых стажеров из Министерства. Занятие подходило к концу. Блейз работал над сложным Умиротворяющим бальзамом повышенной стойкости — зелье капризное, требующее точности и концентрации. Он был почти у цели, самодовольная ухмылка играла на его губах. Еще немного, и он превзойдет даже Грейнджер, которая на прошлой неделе с трудом справилась с этим рецептом.

Цепь событий, приведших к трагедии, была настолько нелепой, настолько случайной, что потом никто не мог поверить, что это не было чьим-то злым умыслом.

Все началось с того, что студентка с соседнего стола, неловко потянувшись за толченым рогом двурога, задела локтем склянку с сушеными лапками водяных чертей на столе Блейза. Склянка не разбилась, но несколько сушеных лапок упали на стол, одна из них — прямо рядом с медным котелком Забини.

— Смотри, куда прешь, Фаррелл! — рявкнул Блейз, не отрываясь от помешивания зелья. Он брезгливо смахнул лапки на пол кончиком палочки.

В этот момент другой студент, спешивший сдать свою работу профессору Слагхорну, споткнулся о ножку стула и выронил тяжелый чугунный котелок. Котелок с глухим стуком ударился о каменный пол недалеко от стола Забини. Пол едва заметно дрогнул.

Никто, кроме, возможно, самых внимательных, не заметил, как от этой вибрации чуть качнулась полка над рабочим местом Блейза. Полка, заставленная склянками с редкими и зачастую опасными ингредиентами. Одна из склянок, небольшая, с темной, маслянистой жидкостью под названием «Слезы Василиска» (чрезвычайно редкий и опасный ингредиент, используемый в некоторых темных зельях и противоядиях), стояла на самом краю. Она была плохо закрыта.

От легкой вибрации склянка со «Слезами Василиска» медленно, почти лениво, наклонилась и… упала.

Она разбилась с тихим звоном прямо на краю стола Блейза. Несколько капель темной жидкости брызнули в разные стороны. Одна капля, самая крупная, попала точно в кипящий котелок с Умиротворяющим бальзамом.

Секунду ничего не происходило. Блейз, выругавшись, уже тянулся за тряпкой, чтобы вытереть лужицу на столе.

А потом его зелье взорвалось.

Это не был громкий взрыв, разносящий лабораторию. Скорее, это был резкий, шипящий выброс. Из котелка с невероятной силой ударила струя кипящей, переливающейся всеми цветами радуги жидкости. Она была похожа на разъяренную змею, вырвавшуюся из заточения. И эта «змея» ударила Блейза Забини прямо в лицо.

Он не успел даже вскрикнуть.

Раздался короткий, булькающий звук, и Блейз рухнул на пол, как подкошенный. Его красивое, аристократическое лицо превратилось в дымящуюся, пузырящуюся массу. Запахло паленым мясом и озоном.

В лаборатории поднялась паника. Студенты кричали, профессор Слагхорн, бледный как мел, пытался сотворить какие-то защитные заклинания, но было уже поздно. Блейз Забини был мертв. Смерть была мгновенной и ужасной.

* * *

Новость о смерти Блейза Забини распространилась по магическому миру с быстротой лесного пожара. «Трагический несчастный случай в лаборатории зельеварения», «Несоблюдение техники безопасности при работе с опасными ингредиентами», — гласили заголовки «Ежедневного Пророка». Профессор Слагхорн был безутешен, виня себя в недосмотре. Министерство начало очередное расследование.

Когда Гарри, Рон и Гермиона узнали об этом, они сидели в кабинете Гарри в Аврорате, разбирая старые дела. Новость принес один из коллег-авроров.

Рон выронил перо.

— Забини? Мертв? Но… как?

Гермиона прижала руки ко рту, ее глаза наполнились ужасом.

— Несчастный случай… в лаборатории… О, Мерлин!

Гарри почувствовал, как ледяные пальцы сжали его сердце. Он посмотрел на Рона, потом на Гермиону. И в их глазах он увидел тот же страх, то же страшное подозрение, которое зародилось и в его душе.

В этот момент дверь кабинета тихонько приоткрылась, и в щель просунулась светлая голова Луны Лавгуд. Она работала в Отделе Тайн и Загадок, и иногда заглядывала к ним. Сегодня ее лицо было необычно серьезным, а в широко раскрытых глазах не было и следа обычной мечтательности.

— Я слышала о Блейзе, — тихо сказала она, входя в кабинет. — Это очень печально. Нарглы смерти… они не любят, когда нарушают их список. Он был следующим, понимаете? После тех, кто должен был погибнуть в головном вагоне.

Гарри похолодел. Список. Тот самый порядок, в котором они должны были умереть в его видении. Забини сидел в их купе, но он был ближе к выходу, чем они… или это не имело значения? Важно было то, что он был одним из них — одним из выживших.

— Луна, что ты имеешь в виду? — голос Гермионы дрожал. Она всегда скептически относилась к теориям Луны, но сейчас… сейчас в них было что-то пугающе логичное.

— Смерть обманули, — просто сказала Луна, глядя куда-то сквозь стену. — А она не любит, когда ее обманывают. Она начала исправлять ошибку. Одного за другим. В том порядке, в котором они должны были уйти.

Рон сглотнул.

— Ты хочешь сказать… что это не несчастный случай? Что… Смерть пришла за Забини?

Луна кивнула, ее светлые волосы качнулись.

— Да. И она придет за остальными. Если только… если только вы не найдете способ снова ее обмануть. Или… удовлетворить.

Гарри посмотрел на свои руки. Они дрожали. Вина, которую он чувствовал после крушения поезда, теперь смешалась с новым, еще более страшным чувством — ответственностью за жизни тех, кого он спас. Он вырвал их из лап смерти один раз, но теперь Смерть, казалось, вернулась, чтобы забрать свое. И Блейз Забини был лишь первой жертвой в ее новом, исправленном списке.

Гермиона, бледная, но решительная, поднялась.

— Я… я должна это проверить. Должны быть какие-то упоминания… о подобных случаях. О людях, избежавших смерти, а потом… — она не договорила, но все поняли.

Она бросилась к выходу, явно намереваясь немедленно отправиться в архив Министерства или библиотеку Хогвартса.

Рон посмотрел на Гарри. В его глазах плескался страх, но и решимость.

— Мы что-нибудь придумаем, Гарри. Мы всегда придумывали. Мы… мы не дадим ей забрать нас.

Но Гарри, глядя вслед удаляющейся Гермионе, чувствовал, как ледяной ужас сковывает его душу. Против Волдеморта у них были заклинания, мужество, друзья. Но как сражаться с самой Смертью? С безликой, неотвратимой силой, которая просто исправляет «ошибку» в своем великом плане?

Шепот Судьбы, о котором говорила Луна, теперь звучал в его ушах оглушительно громко. И он предвещал новые смерти.

Смерть Блейза Забини, обставленная как трагическая цепь случайностей, повергла оставшихся выживших с "Победного Экспресса" в состояние глухого, липкого ужаса. Официальная версия — несчастный случай — никого из них не убедила. Слова Луны о «списке Смерти» и «исправлении ошибки» звучали в их умах зловещим набатом. Дни превратились в мучительное ожидание, каждый шорох, каждый скрип, каждая мелкая бытовая неприятность воспринимались как предвестники неотвратимой беды.

Особенно тяжело приходилось Парвати Патил. После крушения поезда она и так была на грани нервного срыва, а новость о гибели Забини окончательно подкосила ее. Она почти не спала, вздрагивала от любого звука, отказывалась выходить из своей комнаты в доме родителей в пригороде Лондона. Сестра-близнец Падма, сама глубоко потрясенная, как могла, пыталась ее успокоить, но видела, что страх Парвати становится иррациональным, всепоглощающим.

Парвати всегда любила красивые вещи, балы, наряды. Это было ее маленьким островком стабильности и радости в этом новом, пугающем мире. Через две недели должен был состояться Осенний Благотворительный Бал Министерства Магии, и Падма, в отчаянной попытке вытащить сестру из депрессии, уговорила ее начать готовиться. «Хотя бы примерим платья, как раньше», — с надеждой говорила она.

И вот, в один из серых, дождливых вечеров, Парвати, поддавшись уговорам сестры, сидела перед своим новым туалетным столиком, который ей подарили родители, пытаясь хоть как-то отвлечься. Столик был изящный, из светлого дерева, с большим овальным зеркалом, которое, по заверениям продавца из Косого Переулка, было зачаровано на «идеальное отражение и легкую коррекцию мелких недостатков».

— Ну вот, видишь, тебе идет эта заколка, — щебетала Падма, пытаясь прикрепить к темным волосам сестры сверкающую бабочку из лунного камня. — Ты будешь самой красивой на балу.

Парвати слабо улыбнулась. Она взяла в руки новое магическое зеркальце — небольшое, в серебряной оправе, купленное на прошлой неделе в том же магазине, что и столик. Оно обещало не только отражать, но и давать советы по макияжу и укладке волос.

— Может, попробовать то новое заклинание для локонов? — пробормотала она, скорее для себя, чем для сестры. — То, что в «Ведьмополитене» рекламировали…

Она направила палочку на свои волосы, собираясь произнести замысловатую формулу. В этот момент настольная лампа на столике замигала и с тихим щелчком погасла.

— Опять эти перебои с магическим освещением, — вздохнула Падма. — Подожди, я сейчас принесу свечи.

Она вышла из комнаты. Парвати осталась одна в полумраке, освещенная лишь тусклым светом, проникавшим из окна. Легкий сквозняк колыхнул занавеску, и по комнате пробежала тень, отчего сердце девушки тревожно екнуло. Она отложила палочку и посмотрела в магическое зеркальце.

Отражение на мгновение показалось ей странным. Ее собственное лицо выглядело бледнее, глаза — темнее и больше, а за ее плечом… ей показалось, или там мелькнула какая-то темная, бесформенная фигура? Парвати испуганно обернулась. Никого.

«Просто нервы», — попыталась успокоить она себя, но руки предательски дрожали.

Она снова посмотрела в зеркальце. И тут оно начало вести себя странно. Поверхность пошла рябью, как вода, отражение исказилось, вытянулось, словно ее затягивало в кривое зеркало из маггловского парка аттракционов. Затем зеркальце начало нагреваться у нее в руках. Все сильнее и сильнее.

— Ай! — вскрикнула Парвати, инстинктивно разжимая пальцы.

Зеркальце упало на полированную поверхность туалетного столика. Раздался резкий, дребезжащий звук, как будто внутри него что-то лопнуло. И в следующую секунду большое овальное зеркало туалетного столика, то самое, что обещало «идеальное отражение», с оглушительным треском лопнуло, разлетаясь на сотни острых осколков.

Парвати закричала, инстинктивно закрывая лицо руками. Осколки посыпались дождем, впиваясь в деревянную поверхность стола, в стены, в ковер. Один из них, длинный и тонкий, как кинжал, отлетел с неестественной, зловещей точностью. Он мелькнул в воздухе, сверкнув в тусклом свете, и вонзился Парвати в шею, чуть ниже уха, там, где тонкая кожа прикрывала сонную артерию.

Девушка захрипела, ее руки метнулись к шее. Крик застрял у нее в горле. Она почувствовала горячую, пульсирующую струю, хлынувшую на ее пальцы, на шелковый халат. Глаза ее расширились от ужаса и боли. Она попыталась встать, но ноги подкосились. Парвати начала заваливаться набок, цепляясь за край столика. Ее пальцы соскользнули, и она рухнула на пол, прямо на рассыпавшиеся осколки.

В этот момент в комнату вбежала Падма со свечой в руке.

— Парвати, что за шум? Я… — она осеклась, увидев сестру, лежащую на полу в луже быстро темнеющей крови. Свеча выпала из ее дрожащих рук, покатившись по полу. — ПАРВАТИ!!!

* * *

Известие о смерти Парвати Патил достигло Гарри, Рона и Гермионы на следующий день. Они собрались в гостиной на площади Гриммо, 12. Дом Блэков, мрачный и пыльный, как нельзя лучше соответствовал их настроению. Невилл и Луна присоединились к ним позже, их лица были серьезны и печальны.

Гермиона была бледнее обычного, под глазами залегли темные круги. После смерти Забини она почти не спала, проводя все свободное время в архивах Министерства и библиотеке Хогвартса.

— Это не может быть совпадением, — глухо сказала она, когда первоначальный шок от новости немного улегся. Ее голос дрожал. — Блейз, теперь Парвати… Это именно то, о чем говорила Луна.

— Список, — прошептал Рон, его лицо было землистого цвета. — Она говорила о списке. Кто… кто следующий?

Все взгляды невольно обратились на Гарри. Он был инициатором их бегства из поезда. Он видел порядок смертей в своем видении.

Гарри с трудом сглотнул. Воспоминания о том кошмарном предчувствии были все еще слишком яркими.

— В моем видении… после того, как вагон накренился… багаж начал падать… Что-то тяжелое летело на… на Рона. Гермиона пыталась его оттолкнуть. Потом… потом начался пожар, и все смешалось. Я не видел четкого порядка для всех. Но Забини… он сидел ближе к двери нашего купе, когда мы вышли. Парвати… она была рядом с ним.

— Значит, порядок выхода из поезда? — предположил Невилл, его голос был едва слышен. Он нервно теребил край своей мантии.

— Или порядок, в котором они должны были погибнуть, если бы мы остались, — уточнила Луна своим тихим, но на удивление твердым голосом. — Смерть нелинейна. Она может выбирать по своим собственным, непонятным нам критериям. Но то, что она идет по списку выживших — это очевидно.

— Я нашла кое-что, — сказала Гермиона, ее голос немного окреп. Она достала из сумки несколько старых, потрепанных свитков и книгу в выцветшем кожаном переплете. — Это в основном фольклор, легенды, которые большинство волшебников считают просто сказками. Но в них есть повторяющиеся мотивы. Истории о людях, чудом избежавших неминуемой гибели — кораблекрушения, пожары, обвалы… А потом, через некоторое время, они начинали погибать один за другим, при очень странных, «случайных» обстоятельствах.

Она развернула один из свитков.

— Вот, например, «Баллада о рыбаках с Туманного острова». Двенадцать рыбаков вышли в море в страшный шторм. Их лодка затонула, но все они чудом спаслись, выброшенные на берег. А в течение следующего года все двенадцать погибли. Один утонул в собственной ванне, другой подавился рыбьей костью, третий упал с лестницы в своем доме… Каждый раз это выглядело как нелепая случайность.

— И что, там говорится, как это остановить? — с отчаянием в голосе спросил Рон.

Гермиона покачала головой.

— В большинстве этих историй финал трагичен. Смерть всегда забирает свое. Но… есть несколько упоминаний о том, что некоторые пытались ее обмануть. Инсценировать собственную смерть, предложить «замену»… Но это очень темные, почти запретные ритуалы. И нет никаких гарантий, что они работают. Чаще всего это лишь отсрочка, или еще более мучительный конец.

— А что насчет Даров Смерти? — неожиданно спросил Гарри. — Мой предок, Игнотиус Певерелл, он же обманул Смерть с помощью Мантии-невидимки.

Гермиона задумчиво посмотрела на него.

— Да, это интересная мысль, Гарри. Но Игнотиус скрывался от Смерти до самой старости. Он не пытался отменить свою судьбу, он просто отсрочил ее. И он был один. А нас… нас теперь пятеро. И Смерть, похоже, не просто ждет, она активно охотится.

— Она словно… исправляет ошибку в своем плане, — тихо добавила Луна. — Как будто мы — неправильно написанные строчки в ее книге, и она стирает их одну за другой, чтобы восстановить порядок.

Некоторое время все молчали, переваривая услышанное. Страх, холодный и липкий, окутывал их. Теперь это была не просто абстрактная угроза, а вполне реальная перспектива. Двое из них уже мертвы. Кто следующий?

— Мы должны что-то делать! — воскликнул Невилл, его голос дрогнул, но в нем появилась нотка отчаяния, переходящего в решимость. — Мы не можем просто сидеть и ждать, пока она придет за нами!

— Защитные заклинания? Обереги? — предложил Рон, хотя в его голосе не было большой уверенности.

Гермиона вздохнула.

— Мы можем попробовать. Сильнейшие защитные чары, какие только знаем. Но если Смерть действует через цепь случайностей, через самые обыденные вещи… боюсь, обычная магия здесь бессильна. Это не темный волшебник, которого можно обезоружить или победить в дуэли. Это… сама природа вещей.

Тем не менее, они решили попытаться. Следующие несколько дней они провели, укрепляя дом на площади Гриммо. Гермиона и Гарри наложили все известные им защитные заклинания: Протего Максима, Фианто Дури, Репелло Инимикум. Невилл принес из Хогвартса редкие защитные растения, которые, по его словам, отпугивали «злых духов и нечистую силу». Луна развесила по всему дому самодельные амулеты из пробок от сливочного пива и перьев гиппогрифа, бормоча что-то о «гармонизации энергетических потоков».

Рон, как мог, старался поддерживать боевой дух, шутил, хотя его шутки получались натянутыми и невеселыми. Гарри чувствовал себя ответственным за все происходящее. Если бы не его видение, они бы все погибли в поезде. Но теперь они жили в постоянном страхе, и двое из них уже мертвы. Что лучше — быстрая смерть в катастрофе или это медленное, мучительное ожидание?

Однажды вечером, когда отчаяние стало особенно сильным, Гарри предложил:

— Может… может, нам стоит съездить на место крушения?

— Зачем? — удивился Рон. — Что мы там увидим, кроме обломков?

— Не знаю, — признался Гарри. — Но, может, там… там мы что-то почувствуем? Какую-то подсказку? Ведь все началось там.

Идея была сомнительной, но остальные, цепляясь за любую соломинку, согласились.

* * *

На следующий день, ранним утром, они впятером аппарировали к тому самому техническому разъезду, где когда-то сошли с "Победного Экспресса". Место крушения, расположенное в нескольких сотнях метров, было уже расчищено от большей части обломков, но земля все еще хранила следы трагедии: выжженная трава, искореженные куски металла, которые не успели убрать, странный, въевшийся запах гари, который не смог смыть даже недавний дождь.

Они медленно побрели вдоль бывших железнодорожных путей, которые теперь представляли собой уродливую мешанину из перекрученных рельсов и обгоревших шпал. Тишина давила на уши, прерываемая лишь карканьем ворон, круживших над местом трагедии.

— Я ничего не чувствую, — сказал Рон после долгого молчания, поежившись. — Кроме того, что здесь жутко.

Гермиона внимательно осматривала землю, словно надеясь найти какой-то артефакт, какую-то улику. Но находила лишь обломки повседневных вещей: оплавленный кусок фарфоровой чашки, обгоревшую страницу из какой-то книги, одинокую детскую туфельку… Каждая такая находка отдавалась болью в сердце.

Невилл стоял поодаль, глядя на далекие горы. Он выглядел потерянным. Луна же, наоборот, казалась сосредоточенной. Она ходила взад-вперед, что-то бормоча себе под нос, и время от времени наклонялась, чтобы поднять с земли какой-нибудь камешек или веточку.

— Здесь очень сильный отпечаток, — наконец сказала она, подойдя к остальным. В ее руке был зажат почерневший от огня кусок металла, похожий на оплавленную пряжку. — Отпечаток страха, боли… и внезапно оборвавшихся жизней. Смерть оставила здесь глубокий след.

— И это все? — с горечью спросил Гарри. — Никаких подсказок? Никаких знаков?

Луна покачала головой.

— Знаки есть всегда, Гарри. Просто мы не всегда умеем их читать. Но здесь… здесь Смерть уже сделала свою работу. Она не оставила ничего, что могло бы нам помочь. Она лишь напоминает о своей силе.

Они провели на месте крушения еще около часа, но чувство безысходности только нарастало. Это место было пропитано смертью и горем, но оно не давало ответов. Оно лишь подтверждало их худшие опасения: они столкнулись с чем-то древним, могущественным и абсолютно безразличным к их мольбам и страхам.

Вернувшись на площадь Гриммо, они почувствовали себя еще более подавленными. Защитные чары, которыми они окружили дом, теперь казались детской игрой, хрупкой преградой против неумолимой силы.

Вечером, когда они сидели в гостиной, пытаясь изобразить подобие нормальной жизни, Кикимер принес вечерний выпуск «Ежедневного Пророка». Гарри машинально взял газету. И его взгляд зацепился за небольшой некролог на последней странице.

«С прискорбием сообщаем о безвременной кончине мадам Розмерты, владелицы паба «Три метлы» в Хогсмиде. Мадам Розмерта трагически погибла в результате несчастного случая в своем пабе — обрушилась старая балка на кухне. Она была одной из тех, кто чудом спасся при крушении «Победного Экспресса»…»

Гарри выронил газету. Его лицо стало белым как бумага.

— Нет… — прошептал он. — Мадам Розмерта… она тоже была в том поезде. В другом вагоне, но она выжила…

Рон, Гермиона, Невилл и Луна замерли. Еще одна смерть. Еще один «несчастный случай». И снова — выживший с "Победного Экспресса".

— Она… она не была в нашем списке, — выдавил Рон. — В смысле, в нашем непосредственном окружении.

— Это значит, что Смерть не ограничивается только теми, кто был рядом с нами, — с ужасом поняла Гермиона. — Она идет по всем, кто должен был погибнуть в том поезде. И она… она ускоряется.

Луна кивнула, ее глаза были полны мрачной уверенности.

— Порядок нарушен еще сильнее. Вмешательство Гарри спасло не только вас семерых. Оно создало волну, которая затронула и других. И теперь Смерть пытается восстановить равновесие, забирая всех, кто «просрочил» свой час.

В комнате повисла тяжелая, удушающая тишина. Теперь они поняли. Это не просто охота на них пятерых. Это методичное уничтожение всех, кто обманул судьбу в тот роковой день. И они были лишь частью этого зловещего списка.

— Кто следующий из нас? — прошептал Невилл, его голос дрожал так сильно, что слова едва можно было разобрать. Он смотрел на свои руки, словно ожидая, что они вот-вот перестанут ему подчиняться.

Гарри посмотрел на друзей. Их лица были искажены страхом. Он вспомнил свое видение: Рон, Гермиона, Невилл, Луна… Все они были там, в эпицентре катастрофы. Но кто из них был ближе к гибели в тот или иной момент?

Проклятие списка. Оно нависло над ними, как дамоклов меч, и каждый удар сердца отсчитывал мгновения до следующей трагедии. И они не знали, как его остановить.

Смерть мадам Розмерты, еще одной выжившей с «Победного Экспресса», стала для пятерых друзей последней каплей. Паника, до этого глухо тлевшая под пеплом отчаяния, вспыхнула с новой, обжигающей силой. Стало ясно: Смерть не ограничится только их непосредственной группой и не будет церемониться, выбирая жертв по какому-то понятному им принципу. Она просто шла по списку, вычеркивая имена тех, кто «задолжал» ей жизнь.

Следующим по той жуткой, невидимой очередности, которая сложилась в голове Гарри из обрывков его видения и логики происходящего, должен был стать Невилл Лонгботтом. В кошмарном предчувствии в поезде, когда вагон накренился, именно Невилл, сидевший ближе к окну, оказался на пути падающего тяжелого сундука с чьим-то багажом. Если бы не резкий рывок Рона, который инстинктивно оттащил его в сторону, Невилла бы раздавило.

Эта мысль ледяным комком застряла в горле у Гарри. Невилл. Их добрый, немного неуклюжий, но такой отважный друг. Человек, который вырвал меч Гриффиндора из Распределяющей Шляпы и обезглавил Нагайну, когда все казалось потерянным. Неужели теперь его жизнь оборвется из-за какой-то нелепой «случайности»?

— Мы не можем этого допустить! — воскликнул Гарри, его голос звенел от отчаяния и решимости. Они снова собрались на площади Гриммо, в той самой гостиной, которая все больше напоминала осажденную крепость. — Мы должны защитить Невилла! Любой ценой!

— Но как? — Рон провел рукой по волосам, его лицо было измученным. — Мы окружили дом всеми возможными заклинаниями. Что еще мы можем сделать? Запереть его в сейфе Гринготтса?

— Идея, конечно, заманчивая, — криво усмехнулась Гермиона, хотя смеяться совсем не хотелось. — Но Смерть, похоже, находит лазейки везде. Вспомните Блейза и его зелье. Парвати и ее зеркало. Это были обычные вещи, которые внезапно стали смертельными.

— Может… Выручай-комната? — неожиданно предложила Луна, ее мечтательный взгляд на мгновение прояснился. — В Хогвартсе. Она ведь появляется, когда в ней очень нуждаешься, и становится такой, какой нужно. Мы могли бы попросить ее стать… абсолютно безопасным местом.

Идея была отчаянной, но в ней был проблеск надежды. Выручай-комната была уникальным магическим пространством, способным трансформироваться по желанию нуждающегося. Возможно, она сможет создать условия, где никакая «случайность» не сможет навредить Невиллу.

— Это… это может сработать! — оживился Гарри. — Мы можем окружить Невилла там, постоянно следить за ним. Никаких опасных предметов, никакой сложной магии, которая может дать сбой.

Невилл, бледный, но старающийся держаться, кивнул.

— Я… я согласен. Все, что угодно, лишь бы… лишь бы это прекратилось.

* * *

На следующий день, под покровом утреннего тумана, они аппарировали в Хогсмид, а оттуда, используя тайный ход под Гремучей Ивой (который теперь, после войны, был известен немногим доверенным лицам), проникли в Хогвартс. Замок все еще хранил шрамы Битвы, но жизнь в нем продолжалась. Студенты спешили на занятия, смех и разговоры эхом разносились по коридорам. Это была странная, почти сюрреалистическая картина — островок нормальности посреди их личного кошмара.

Они добрались до седьмого этажа, до того самого участка стены напротив гобелена с Варнавой Вздрюченным, обучающим троллей балету.

— Теперь главное — правильно сформулировать запрос, — сказала Гермиона, сосредоточенно нахмурившись. — Нам нужно место, где Невилл будет в полной безопасности. Место, куда не сможет проникнуть никакая враждебная магия, никакая… никакая злая воля Судьбы.

Они вчетвером — Гарри, Рон, Гермиона и Луна — сосредоточились, трижды пройдя вдоль стены и думая о безопасном убежище для Невилла. Через несколько мгновений на гладкой каменной поверхности появилась небольшая, неприметная дверь.

Они с замиранием сердца открыли ее. Комната, возникшая перед ними, была небольшой, но уютной. Мягкие кресла, низкий столик, полки с книгами (в основном по травологии и защитной магии, что было явным откликом на подсознательные желания Невилла). Никаких острых углов, никаких сложных механизмов. Окна, выходившие, казалось, в никуда, были затянуты плотной тканью, пропускавшей лишь мягкий, рассеянный свет. Воздух был чистым и свежим.

— Кажется… кажется, это то, что нужно, — с облегчением выдохнул Невилл. Он выглядел немного спокойнее.

Они решили, что будут дежурить посменно, не оставляя Невилла одного ни на минуту. Гермиона принесла из библиотеки несколько книг по редким защитным артефактам и древним ритуалам отражения злого рока — на всякий случай. Рон запасся съестными припасами из кухни Хогвартса (домовики были только рады помочь «друзьям Гарри Поттера»). Луна принесла с собой коллекцию «успокаивающих камней» и благовоний, которые, по ее словам, «отгоняют негативные сущности».

Первые несколько часов прошли относительно спокойно. Невилл сидел в кресле, листая книгу о магических водных растениях, но Гарри видел, как его пальцы подрагивают, а взгляд то и дело тревожно скользит по комнате. Рон пытался разрядить обстановку, рассказывая анекдоты, но смех получался вымученным. Гермиона углубилась в свои фолианты, что-то быстро конспектируя. Луна медитировала в углу, издавая тихие, мелодичные звуки.

* * *

Наступил вечер. Дежурство перешло к Гарри и Гермионе. Рон и Луна отправились немного отдохнуть в соседнюю комнату, которую Выручай-комната любезно предоставила по их просьбе.

Невилл задремал в кресле, его дыхание было ровным, но тревожным. Гарри сидел напротив, не сводя с него глаз. Каждая тень, каждый шорох заставляли его вздрагивать. Гермиона, сидевшая рядом, тоже была напряжена.

— Как думаешь, это поможет? — тихо спросил Гарри, нарушая тишину.

Гермиона вздохнула.

— Я не знаю, Гарри. Я очень на это надеюсь. Но… Смерть так изобретательна. Она использует то, чего мы совсем не ожидаем.

Ее слова оказались пророческими.

Все началось с легкого запаха сырости, который вдруг появился в комнате. Сначала слабый, едва уловимый, но постепенно он становился все сильнее.

— Ты чувствуешь? — Гарри принюхался. — Пахнет… как в подземелье.

Гермиона тоже принюхалась.

— Странно. Здесь идеальная вентиляция.

Они осмотрелись. Ничего необычного. Но запах усиливался, становясь затхлым, неприятным. Невилл во сне беспокойно заворочался, на его лбу выступила испарина.

И тут Гарри заметил это. В углу комнаты, там, где стена соединялась с полом, появилось темное, влажное пятно. Оно медленно расползалось, увеличиваясь в размерах.

— Смотри! — он указал на пятно.

Гермиона подскочила.

— Откуда это? Здесь не должно быть никакой влаги!

Пятно росло на глазах. Из него начала сочиться вода — мутная, с неприятным запахом тины. Вскоре в углу образовалась небольшая лужица.

— Что происходит? — Невилл проснулся от их встревоженных голосов и запаха. Увидев воду, он испуганно вскочил.

— Выручай-комната… она дает сбой? — предположил Гарри, но это казалось невозможным.

Вода прибывала все быстрее. Уже не просто сочилась, а текла небольшими ручейками по полу. Лужа превратилась в озерцо, которое быстро распространялось по комнате.

— Мы должны что-то сделать! — воскликнула Гермиона, ее голос дрожал. — Невилл, отойди оттуда!

Но Невилл, как завороженный, смотрел на воду. В ней что-то было. Среди мутной жижи плавали какие-то темные, склизкие стебли, похожие на водоросли. И они… они двигались. Медленно, но целенаправленно, они тянулись к ногам Невилла.

— Дьявольские силки! — вдруг закричал Невилл, его лицо исказилось от ужаса. Он узнал эти растения — опасные хищные водоросли, которые обитали в темных, сырых местах и душили своих жертв. — Но откуда они здесь?!

Дьявольские силки, словно услышав его, ускорились. Они обвились вокруг лодыжек Невилла, быстро поползли вверх по ногам, стягивая их все сильнее.

— Помогите! — закричал Невилл, пытаясь вырваться, но силки держали крепко.

Гарри и Гермиона бросились к нему.

— Люмос Солем! — выкрикнула Гермиона, направляя палочку на силки. Яркий сноп солнечного света ударил по растениям. Они на мгновение ослабили хватку, но тут же с новой силой впились в ноги Невилла.

— Они… они другие! — задыхаясь, прохрипел Невилл. — Более сильные… и не боятся света так сильно!

Вода в комнате уже доходила им до щиколоток. Запах стал невыносимым. И тут они увидели источник. Из стены, прямо над тем местом, где началось затопление, с треском вырвалась труба — старая, ржавая, из которой хлестала вода, принося с собой все новые и новые клубки Дьявольских силков.

— Это безумие! — закричал Рон, вбегая в комнату вместе с Луной. Они проснулись от криков. — Что здесь творится?!

— Помогите Невиллу! — Гарри пытался оттащить силки руками, но они были скользкими и невероятно сильными.

Рон бросился на помощь, Луна начала быстро расставлять свои «успокаивающие камни» вокруг Невилла, что-то напевая.

— Инсендио! — Гарри попробовал другое заклинание. Огненная струя ударила по силкам, но они лишь зашипели и почернели, не ослабляя хватки. Вода вокруг них закипела.

Невилл начал задыхаться, его лицо синело. Силки уже добрались до его груди, сдавливая ребра.

— Мы его теряем! — в отчаянии крикнула Гермиона.

И тут Луна, внезапно прекратив свои напевы, подбежала к книжной полке, где Невилл оставил свои вещи. Она схватила небольшой горшок, в котором росло какое-то невзрачное, колючее растение — то самое, которое Невилл когда-то принес на «Победный Экспресс».

— Мимбулус Мимблетония! — воскликнула она. — Невилл, помнишь, ты говорил, что ее Ступенфлюк отпугивает многие темные твари?

Невилл, едва дыша, слабо кивнул.

— Быстрее! — Луна сунула горшок ему в руки. — Сожми ее! Заставь ее… ну, ты знаешь!

Невилл с последним усилием стиснул колючий стебель Мимбулус Мимблетонии. Растение издало характерный пульсирующий звук, и из всех его пор с силой вырвалась струя густой, зеленоватой, дурно пахнущей жидкости — Ступенфлюка.

Жидкость обдала Дьявольские силки. И они… они взвизгнули. Да, именно взвизгнули, высоким, тонким звуком, и мгновенно ослабили хватку. Словно обожженные кислотой, они съежились и отпрянули от Невилла, быстро уползая обратно в мутную воду.

Невилл рухнул на руки Гарри и Рона, тяжело дыша. Он был жив. Едва жив, но жив.

Вода в комнате перестала прибывать. Труба в стене с тихим щелчком втянулась обратно, оставив лишь мокрое пятно. Дьявольские силки исчезли, словно их и не было. Комната снова стала выглядеть безопасной и уютной, если не считать лужи на полу и перепуганных друзей.

Они вытащили Невилла из Выручай-комнаты, которая тут же исчезла, словно извиняясь за свою ненадежность.

— Это… это было слишком близко, — прошептал Рон, помогая Невиллу сесть на пол в коридоре.

— Смерть… она использовала его же увлечение, — с ужасом сказала Гермиона, глядя на Невилла, который все еще сжимал в руке горшок с Мимбулус Мимблетонией. — Дьявольские силки, редкие, усиленные… Это не могло быть случайностью.

— Она перескочила, — тихо сказала Луна, ее глаза были широко раскрыты. — Когда вы спасали Невилла… когда я вмешалась с Мимбулус… она переключилась.

— Что ты имеешь в виду? — Гарри посмотрел на нее, его сердце сжалось от нового, еще более страшного предчувствия.

Луна медленно подняла руку и указала на себя.

— Я… я чувствую это. Холод. Она теперь… она смотрит на меня.

И в этот момент высоко над ними, под самым потолком коридора, что-то глухо треснуло. Старинная, тяжелая люстра из кованого железа, украшенная гербами Хогвартса, которую они раньше и не замечали, опасно качнулась. Одна из цепей, державших ее, лопнула с резким, металлическим звуком.

Люстра начала падать. Прямо на них.

— Берегись! — закричал Гарри, инстинктивно отталкивая Невилла и Рона в сторону.

Гермиона тоже успела отскочить. Но Луна… Луна стояла как завороженная, глядя вверх, на несущуюся на нее громаду металла и стекла. В ее глазах не было страха, лишь какое-то странное, отрешенное понимание. Словно она видела не падающую люстру, а что-то другое, что-то, предназначенное только ей.

Гарри попытался дотянуться до нее, крикнул ее имя, но было слишком поздно.

С оглушительным грохотом люстра рухнула на пол, подняв тучу пыли и осколков.

Когда пыль немного осела, они увидели. Луна Лавгуд лежала под обломками, неподвижная, ее светлые волосы разметались по каменному полу, смешиваясь с пылью и кровью. Рядом с ней валялись рассыпавшиеся «успокаивающие камни» и перья гиппогрифа.

* * *

Шок был настолько сильным, что они несколько мгновений просто стояли, не в силах пошевелиться или издать звук. Первым очнулся Невилл. Забыв о собственной слабости, он бросился к Луне, оттаскивая тяжелые куски металла.

— Луна! Луна, ты меня слышишь?!

Гарри, Рон и Гермиона присоединились к нему, их руки дрожали, сердца колотились от ужаса. Они осторожно освободили Луну из-под обломков.

Она была без сознания, очень бледная, но… она дышала. Слабо, прерывисто, но дышала. На ее голове была глубокая рана, из которой сочилась кровь, но, по какому-то невероятному стечению обстоятельств, основной удар пришелся по касательной, и один из декоративных завитков люстры, смявшись, создал небольшое пространство, которое, возможно, и спасло ей жизнь.

— Она жива! — выдохнула Гермиона, нащупав слабый пульс на ее запястье. — Но ей срочно нужна помощь! Мадам Помфри!

Не теряя ни секунды, Гарри и Рон осторожно подняли Луну на руки. Невилл, шатаясь, шел рядом, готовый подхватить. Гермиона бежала впереди, чтобы предупредить школьную целительницу.

Мадам Помфри, увидев их и бледную, окровавленную Луну, ахнула, но тут же взяла себя в руки. Она быстро осмотрела девушку, наложила заживляющие заклинания на рану, дала ей несколько капель укрепляющего зелья.

— Сотрясение, несколько сломанных ребер, сильные ушибы, — вынесла она вердикт после тщательного осмотра. — Но, хвала Мерлину, ничего непоправимого. Ей очень, очень повезло. Еще бы дюйм в сторону, и…

Она не договорила, но все поняли. Луна была на волосок от смерти.

Пока мадам Помфри колдовала над Луной, Гарри, Рон, Гермиона и Невилл вышли в коридор. Они были опустошены. Попытка защитить Невилла едва не стоила ему жизни, а Луна… Луна чуть не погибла, спасая его.

— Она была права, — тихо сказал Гарри, его голос был глухим. — Смерть перескочила. С Невилла на нее. Потому что она вмешалась, нарушила «план».

— Значит… если кто-то вмешивается, чтобы спасти того, кто в списке, Смерть переключается на спасителя? — с ужасом предположил Рон.

Гермиона кивнула, ее лицо было серым.

— Похоже на то. Это… это ужасно. Это значит, что мы не можем даже пытаться спасти друг друга, не рискуя стать следующей мишенью.

Невилл стоял, опустив голову. Чувство вины душило его. Луна пострадала из-за него.

— Я… я должен был быть на ее месте, — прошептал он.

— Не говори так, Невилл, — твердо сказал Гарри, хотя у самого на душе скребли кошки. — Никто не должен быть на ее месте. Мы должны найти другой способ. Способ обмануть Смерть, а не просто отсрочить ее или перенаправить на другого.

Но какой? Все их попытки провалились. Защитные чары, Выручай-комната, постоянное наблюдение… Смерть была хитрее, изобретательнее. Она использовала их слабости, их окружение, саму ткань реальности, чтобы нанести удар.

И теперь, когда Луна была выведена из строя, хотя и осталась жива (пока?), список снова сдвинулся. И следующим в нем, по той ужасной, неотвратимой логике, которая начала вырисовываться в их сознании, был…

Рон.

Гарри посмотрел на своего лучшего друга. Веснушчатое лицо Рона было бледным, в его обычно веселых голубых глазах застыл страх. Он тоже это понял.

Близость конца стала невыносимо реальной.

После инцидента в Хогвартсе, когда Луна Лавгуд едва не погибла под обломками люстры, спасая Невилла, атмосфера в маленькой группе выживших стала невыносимо гнетущей. Луна, к счастью, шла на поправку под присмотром мадам Помфри, но ее чудесное спасение лишь подтвердило страшную догадку: Смерть не просто следовала списку, она карала тех, кто пытался вмешаться. Теперь Невилл, хоть и был «пропущен» в очереди, жил с тяжелым грузом вины, а Рон… Рон Уизли оказался следующим.

Эта мысль парализовала Гарри и Гермиону. Рон. Их лучший друг, их брат. Человек, который прошел с ними через огонь, воду и все ужасы войны с Волдемортом. Потерять его было немыслимо.

Паника, которая охватила их, была иной, чем прежде. Это была не просто боязнь неизвестности, а леденящий ужас перед конкретной, неотвратимой угрозой, нависшей над самым дорогим человеком.

— Мы не можем просто сидеть сложа руки! — воскликнула Гермиона, ее голос дрожал от сдерживаемых слез. Они снова собрались на площади Гриммо, которая теперь казалась не убежищем, а тюрьмой, где они отсчитывали последние часы свободы Рона. Невилл, чувствуя себя ужасно неловко и виновато, старался держаться в стороне, но его присутствие было молчаливым напоминанием о том, как легко Смерть меняет свои цели.

— Но что мы можем сделать, Гермиона? — Рон попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой и испуганной. — Запереть меня в комнате? Мы видели, что случилось с Невиллом. Смерть найдет способ. Может, мне просто… уехать куда-нибудь далеко? На необитаемый остров?

— И ждать, пока на тебя упадет кокос или укусит ядовитая змея? — мрачно возразил Гарри. Он чувствовал себя абсолютно беспомощным. Все его инстинкты героя, спасителя, кричали о том, что нужно действовать, но он не знал, как. Против кого или чего бороться?

— Мы должны его изолировать, — твердо сказала Гермиона, ее мозг лихорадочно искал решение. — Максимально контролируемая среда. Никаких сложных магических устройств, никаких потенциально опасных предметов. Еда — только самая простая, проверенная. Вода — только из запечатанных источников.

Они решили, что самым безопасным местом для Рона будет его комната в «Норе». Дом Уизли, со всей его немного хаотичной, но такой родной атмосферой, казался им более надежным, чем мрачная площадь Гриммо. Миссис Уизли, узнав (хотя и не всю ужасающую правду, а лишь то, что Рону угрожает некая «опасность, связанная с последствиями крушения»), окружила сына такой заботой, что это граничило с удушьем. Она сама готовила ему еду, проверяла каждую щель в его комнате, запретила ему пользоваться любыми магическими предметами, кроме самых необходимых.

Джордж, единственный из братьев Уизли, оставшийся в «Норе» (остальные были заняты своими делами или работали), тоже старался поддержать Рона. Он притащил в его комнату целую коллекцию безопасных шуток из «Волшебных Вредилок Уизли» — самотасующиеся карты, которые никогда не выигрывали, перья, которые писали комплименты вместо клякс, конфеты, вызывающие лишь легкую икоту. Это немного разряжало обстановку, но подспудный страх не отступал.

Рон проводил дни в своей маленькой комнатке на чердаке, стены которой были увешаны плакатами «Пушек Педдл». Гарри и Гермиона почти не отходили от него. Они читали ему вслух, играли в шахматы (Рон, как всегда, выигрывал), вспоминали школьные годы, пытаясь создать иллюзию нормальности. Но каждый скрип половицы, каждый шорох за окном заставлял их вздрагивать.

Смерть, однако, не спешила. Прошел день, другой, неделя. Напряжение нарастало. Рон становился все более раздражительным и подавленным. Он чувствовал себя как заключенный в собственной комнате, как бомба с тикающим часовым механизмом.

— Я так больше не могу! — взорвался он однажды вечером. — Сидеть здесь, как кролик в клетке, и ждать, пока что-то случится! Это хуже любой пытки!

— Рон, пожалуйста, потерпи, — умоляла Гермиона, ее глаза были полны слез. — Мы что-нибудь придумаем. Я… я почти нашла кое-что в древних текстах. О способах «умиротворения» судьбы.

Но ее слова звучали неубедительно даже для нее самой. Древние тексты были полны туманных намеков и опасных ритуалов, за которые можно было поплатиться душой.

* * *

Роковой день начался как обычно. Солнце светило сквозь маленькое окошко в комнате Рона, птицы щебетали во дворе. Миссис Уизли принесла завтрак — овсянку и тосты, приготовленные без малейшего намека на магию. Рон вяло ковырял ложкой в тарелке.

— Может, спустимся вниз? — предложил Гарри. — Посидим в саду. Свежий воздух тебе не повредит.

Рон с благодарностью посмотрел на друга. Заточение в четырех стенах давило на него.

Они спустились в сад. Миссис Уизли хлопотала у грядок, Джордж возился с каким-то новым изобретением в сарае, который служил ему временной мастерской. День казался мирным и спокойным. Слишком мирным.

И тут это началось. Сначала — мелочи, на которые в другой ситуации никто бы не обратил внимания.

Гном, выскочивший из-под куста роз, с писком бросился Рону под ноги. Рон споткнулся, едва не упав, но Гарри успел его подхватить.

— Осторожнее, старина, — усмехнулся Гарри, пытаясь скрыть тревогу.

Затем, когда они проходили мимо старой яблони, с нее сорвалось несколько перезрелых яблок. Одно из них с глухим стуком упало прямо перед Роном, едва не задев его по голове.

— Что за чертовщина? — пробормотал Рон, отряхивая с плеча листья.

Миссис Уизли, увидев это, встревоженно позвала:

— Рональд, милый, может, вернешься в дом? Ветер сегодня какой-то… порывистый.

Но Рон лишь отмахнулся. Он устал бояться. Устал от этой клетки.

Они подошли к сараю, где Джордж с энтузиазмом что-то паял. Внутри пахло озоном и жженым сахаром.

— Привет, мелюзга! — весело крикнул Джордж, не отрываясь от работы. — Как раз тестирую новую партию «Взрывающихся Кексов Ультра-Плюс»! Эти должны быть с тройным эффектом! Хотите посмотреть?

— Джордж, может, не сейчас? — нервно сказала Гермиона. Ей не нравился этот запах и блеск в глазах Джорджа.

— Да ладно, сестренка, все под контролем! — Джордж подмигнул. — Я же профессионал! Вот, смотрите…

Он взял один из кексов, похожий на обычный маффин с яркой глазурью, и поднес к нему горящий кончик волшебной палочки, которую использовал вместо паяльника.

В этот момент старая, проржавевшая лейка, висевшая на гвозде над верстаком, сорвалась и с грохотом упала на пол. От удара одна из банок с каким-то порошком (вероятно, ингредиентом для фейерверков) на полке над Джорджем качнулась и опрокинулась. Порошок посыпался вниз, прямо на стол, где Джордж держал кекс.

— Осторожно! — крикнул Гарри.

Но было поздно. Порошок попал на кекс и на кончик палочки Джорджа. Раздался резкий хлопок, гораздо громче, чем ожидалось от обычного «Взрывающегося Кекса». Из кекса вырвался сноп разноцветных искр и густой, едкий дым.

Джордж закашлялся, отшатнувшись.

— Черт! Кажется, переборщил с «усилителем вкуса»!

Дым быстро заполнил сарай. Все начали кашлять.

— Выходим отсюда! — скомандовал Гарри, хватая Рона за руку.

Они выбежали на свежий воздух, отряхиваясь и откашливаясь. Джордж выскочил следом, его лицо было перепачкано копотью, но он выглядел скорее удивленным, чем испуганным.

— Ну, это было эффектно, — хмыкнул он. — Надо будет записать рецепт…

И тут Рон закричал. Не от боли, а от ужаса. Он показывал рукой на сарай.

Дым, вырвавшийся из сарая, был не просто дымом. Он был зеленоватым, маслянистым, и он… он не рассеивался. Он клубился, уплотнялся, принимая какие-то странные, зловещие очертания. И он медленно полз по земле, прямо к ним.

— Что это за дрянь? — прохрипел Рон, отступая назад.

— Не знаю, — Джордж растерянно смотрел на дым. — Такого ингредиента у меня не было…

Зеленоватый дым достиг их ног. Он был холодным, липким, и от него исходил странный, сладковатый запах, от которого начинала кружиться голова.

— Бежим! — крикнула Гермиона, ее лицо исказилось от страха.

Но дым был быстрее. Он окутал их, словно живое существо. Стало трудно дышать. Гарри почувствовал, как его легкие сжимаются, перед глазами поплыли круги.

Рон споткнулся и упал. Дым мгновенно окутал его плотным коконом. Гарри видел, как его друг пытается вырваться, как он машет руками, задыхается.

— Рон! — Гарри бросился к нему, но Джордж перехватил его.

— Не лезь! Оно ядовитое!

Джордж, несмотря на собственное состояние, пытался сотворить какое-то Вентилирующее заклинание, но оно не действовало на этот странный дым. Миссис Уизли, увидев происходящее из окна, с криком выбежала из дома, но Джордж жестом остановил ее.

Гарри видел, как тело Рона обмякло, как его глаза закатились. Зеленый дым вокруг него стал еще плотнее, почти непрозрачным.

И тут из дома выбежала Джинни. Она увидела, что происходит, и ее лицо исказилось от ужаса. Не раздумывая ни секунды, она направила свою палочку на клубы дыма вокруг Рона.

— Вентус Дуо! — ее голос сорвался.

Мощный порыв ветра, гораздо сильнее обычного «Вентуса», ударил по дыму. Дым на мгновение рассеялся, открыв им Рона, лежащего на земле без движения. Но затем дым снова начал сгущаться.

— Не работает! — в отчаянии крикнула Джинни.

И тогда Джордж, оттолкнув Гарри, рванулся к брату. Он схватил какую-то старую мешковину, валявшуюся у сарая, и, задержав дыхание, бросился в клубы дыма. Он накрыл Рона мешковиной и, схватив его за шиворот, потащил из ядовитого облака.

Это были считанные секунды, но они показались вечностью. Джордж вытащил Рона на чистый воздух и сам рухнул рядом, тяжело дыша. Его лицо было синюшным, он кашлял, задыхаясь.

Гарри и Гермиона бросились к Рону. Он не дышал. Его лицо было пепельно-серым, губы синими.

— Нет… нет, нет, нет! — Гермиона упала на колени рядом с ним, ее руки дрожали так, что она не могла нащупать пульс. — Рон, пожалуйста!

Гарри чувствовал, как мир уходит у него из-под ног. Этого не могло быть. Не Рон. Только не Рон.

Миссис Уизли подбежала, ее лицо было искажено невыразимым горем. Она упала на колени рядом с сыном, рыдая.

Джинни стояла рядом, бледная как смерть, ее глаза были полны слез.

Джордж, откашлявшись, подполз к брату. Он посмотрел на его безжизненное лицо, и что-то в нем сломалось. Его обычно веселое, озорное лицо исказилось гримасой боли.

— Он… он не дышит, — прошептал он, его голос был полон отчаяния.

И тут произошло то, чего никто не ожидал. Джордж, единственный, кто сохранил хоть какое-то присутствие духа, наклонился к Рону и, зажав ему нос, с силой вдул воздух ему в рот. Раз, другой, третий. Потом он начал ритмично надавливать ему на грудь. Маггловский способ реанимации, о котором он когда-то читал в какой-то брошюре.

— Джордж, что ты делаешь? — всхлипнула миссис Уизли.

Но Джордж не отвечал. Он продолжал свои отчаянные попытки. Минуты тянулись, как вечность. Гарри и Гермиона смотрели, затаив дыхание, не смея надеяться.

И вдруг Рон судорожно вздохнул. Один раз, потом еще. Его грудь вздымалась. Он закашлялся, выплевывая зеленоватую слизь. Его глаза медленно открылись, в них было непонимание и боль.

— Что… что случилось? — прохрипел он.

Миссис Уизли зарыдала от облегчения, обнимая его. Гермиона и Гарри не могли сдержать слез. Джинни прижалась к матери.

Джордж откинулся назад, его лицо было мокрым от пота и слез. Он спас брата. Он буквально вырвал его из лап смерти.

Но в тот самый момент, когда волна облегчения захлестнула их, произошло нечто ужасное.

Джордж вдруг схватился за грудь. Его лицо исказилось от боли. Он попытался что-то сказать, но из его горла вырвался лишь хрип. Он посмотрел на Рона, на свою семью, и в его глазах мелькнуло понимание и… прощание.

И он рухнул на землю, рядом с только что спасенным им братом.

— Джордж! — закричала миссис Уизли, ее радость мгновенно сменилась новым, еще более страшным ужасом.

Гарри и Гермиона бросились к нему. Но было поздно. Джордж Уизли, весельчак, изобретатель, один из близнецов, которые были душой компании, был мертв. Его сердце не выдержало. То ли отравление дымом, то ли невероятное напряжение от спасения брата, то ли… то ли Смерть, раздосадованная тем, что ее снова обманули, решила взять плату немедленно. И выбрала того, кто вмешался.

Рон, еще слабый, но уже осознавший произошедшее, смотрел на безжизненное тело своего брата-близнеца. Его крик, полный боли, отчаяния и невыразимой вины, эхом прокатился над мирным садом Уизли, смешиваясь с рыданиями его матери и сестры.

Смерть забрала свою жертву. Не ту, которую наметила изначально, но она не ушла с пустыми руками. И эта жертва была особенно жестокой. Джордж погиб, спасая Рона.

Гарри стоял, глядя на эту сцену, и чувствовал, как его душа разрывается на части. Он подвел их всех. Его спасение на поезде обернулось чередой смертей и страданий. И теперь Рон, хоть и остался жив, будет нести на себе груз вины за смерть брата до конца своих дней.

Неизбежность. Она настигла их в самом сердце дома Уизли, в самом безопасном, казалось бы, месте. И она была беспощадна.

Гарри посмотрел на Гермиону. Ее лицо было мокрым от слез, но в ее глазах горела новая, отчаянная решимость. Они не могли больше позволить Смерти побеждать. Они должны были найти способ. Не ради себя, а ради тех, кто еще остался. И ради памяти тех, кого они уже потеряли.

Смерть Джорджа Уизли стала для Гарри и Гермионы не просто трагедией, а сокрушительным ударом, после которого, казалось, уже невозможно подняться. «Нора», всегда бывшая символом тепла, уюта и неиссякаемого оптимизма, погрузилась в глубокий, безмолвный траур. Миссис Уизли была сломлена горем, Артур Уизли, вернувшийся с работы и узнавший о случившемся, постарел на десять лет за одну ночь. Рон, спасенный ценой жизни брата, замкнулся в себе, его мучило невыносимое чувство вины, которое не могли облегчить ни слова утешения, ни поддержка близких. Джинни, всегда такая сильная и бойкая, ходила как тень, ее глаза постоянно были на мокром месте.

Похороны Джорджа были тихими, наполненными сдержанными рыданиями и невысказанной болью. Весь магический мир скорбел вместе с семьей Уизли. Но для Гарри и Гермионы эта потеря имела еще одно, более зловещее значение. Смерть снова обманули, Рон был жив, но цена оказалась слишком высокой. И кто мог гарантировать, что Смерть, удовлетворившись «заменой», оставит их в покое? Или она вернется за Роном, когда придет его «новый» черед? А потом за Невиллом? А потом… за ними самими?

Отчаяние, охватившее Гарри и Гермиону, было почти физически ощутимым. Они сидели в библиотеке на площади Гриммо, окруженные пыльными томами и гнетущей тишиной. Защитные чары, которые они так тщательно накладывали, теперь казались насмешкой. Смерть не ломилась в двери, она просачивалась сквозь щели повседневности, используя самые обыденные вещи как орудия убийства.

— Мы не можем так больше, — прошептала Гермиона, ее голос был хриплым от слез и бессонных ночей. Она перебирала старые свитки, которые уже казались бесполезными. — Мы должны найти что-то… что-то радикальное. Обычные методы не работают.

Гарри молча смотрел в окно на серый, унылый лондонский пейзаж. Образ Джорджа, его последняя улыбка, его отчаянный рывок к Рону, стоял у него перед глазами. Чувство вины — за то, что он инициировал их спасение на поезде, за то, что он не смог предвидеть или предотвратить эту череду смертей — давило на него невыносимым грузом.

— Может… может, нам стоит сдаться? — глухо произнес он, сам не веря своим словам. — Просто… ждать. Ведь она все равно нас достанет.

Гермиона резко повернулась к нему, в ее глазах вспыхнул огонь.

— Никогда! Слышишь, Гарри, никогда! Мы не сдадимся! Не после всего, через что мы прошли! Не после Джорджа! Мы обязаны найти выход, хотя бы ради его памяти!

Ее страсть немного встряхнула Гарри. Он увидел в ее глазах ту самую Гермиону, которая никогда не опускала руки, которая всегда находила решение, даже когда казалось, что все потеряно.

— Но что? Что мы можем сделать? — его голос был полон безнадежности. — Мы перепробовали все!

— Не все, — твердо сказала Гермиона. Она встала и подошла к одному из самых темных и пыльных стеллажей в библиотеке Блэков — тому, где хранились книги по Темным Искусствам, которые она обычно обходила стороной. — Есть знания… запретные знания. Те, к которым прибегают лишь в крайнем случае. Те, что описывают саму Смерть не как безликую силу, а как… сущность. Сущность, с которой, возможно, можно договориться. Или… обмануть на ее же условиях.

Гарри с содроганием посмотрел на книги, которые она начала перебирать. Их названия вызывали дрожь: «Некромантические ритуалы», «Пакты с Потусторонним», «Шепот из-за Завесы».

— Гермиона, это… это опасно, — предостерег он. — Мы не знаем, с чем имеем дело.

— А сейчас мы знаем? — горько усмехнулась она. — Сейчас мы просто мишени в тире. Я не предлагаю становиться темными магами, Гарри. Я предлагаю изучить врага. Понять его природу, его «правила игры», если они вообще существуют.

Она достала тяжелый том в черном кожаном переплете без названия. Пыль веков покрывала его страницы.

— Эта книга… она упоминается в нескольких очень старых текстах как «Liber Mortis» — «Книга Смерти». Говорят, ее написал некромант, который пытался постичь тайны жизни и смерти. Большинство считает ее вымыслом, но…

Она осторожно открыла книгу. Страницы были из тонкого, пожелтевшего пергамента, исписанные мелким, витиеватым почерком на латыни. Рисунки, изображавшие скелеты, тени и странные символы, вызывали неприятный холодок.

Пока Гермиона углублялась в изучение «Liber Mortis», Гарри бродил по библиотеке, его мысли были в смятении. Договориться со Смертью? Обмануть ее? Это звучало как безумие. Но что им оставалось?

Его взгляд упал на небольшой, инкрустированный серебром ларец, стоявший на каминной полке. Он знал, что в нем. Дары Смерти. Мантия-невидимка, Воскрешающий камень и Бузинная палочка. Артефакты, которые, по легенде, были дарованы самой Смертью.

Дары Смерти. История о трех братьях Певереллах всплыла в его памяти. Игнотиус, обманувший Смерть с помощью Мантии… Но они не могли просто спрятаться. Смерть уже шла по их следу.

И тут его осенило. Мысль была настолько дерзкой, настолько отчаянной, что он замер.

А что, если… что, если Дары — это не просто инструменты для обмана или защиты? Что, если это единственная «валюта», которую Смерть может принять? Вернуть ей то, что по праву или по легенде принадлежит ей?

Он подошел к Гермионе, которая все еще склонилась над «Liber Mortis», ее лицо было бледным, но сосредоточенным.

— Гермиона, — тихо сказал он. — Дары Смерти.

Она подняла на него глаза, в которых отражался свет от магической лампы.

— Что, Гарри?

— Мы не можем предложить ей часть нашей магии или воспоминания, — его голос был тверд, несмотря на внутреннюю дрожь. — Этого будет недостаточно. Она забирает целые жизни, могущественных волшебников. Что для нее наши обрывки? Но Дары… это другое. Это ее артефакты. Что, если мы предложим ей вернуть их? Все три. В обмен на наши жизни и жизни тех, кто еще в списке.

Гермиона нахмурилась, обдумывая его слова. Ее взгляд метнулся к ларцу на камине.

— Отдать Дары? — прошептала она. — Гарри, это… это невероятная жертва. Мантия спасала тебя бесчисленное количество раз. Бузинная палочка, хоть ты и не пользуешься ею, — это символ…

— Символ чего, Гермиона? — перебил он. — Мнимой власти над Смертью? Той самой власти, которая погубила двух братьев Певереллов? Может быть, единственный способ по-настоящему «обыграть» Смерть — это добровольно отказаться от того, что якобы дает эту власть? Вернуть ей ее же «игрушки»?

Гермиона медленно кивнула. В ее глазах мелькнул отблеск понимания, смешанный с ужасом от масштаба предполагаемой жертвы.

— В «Liber Mortis»… — начала она задумчиво, — есть упоминания о том, что Смерть ценит не столько отнятую жизнь, сколько восстановление «порядка» и признание ее верховенства. Возвращение таких могущественных артефактов, как Дары… это могло бы быть расценено как акт величайшего смирения и восстановления баланса. Это… это может сработать. Это единственное, что у нас есть, что может быть соизмеримо с ценой стольких жизней.

Они погрузились в обсуждение. Идея была пугающей, но в ней была суровая, отчаянная логика. Они не могли сражаться со Смертью силой. Они не могли спрятаться от нее. Но, возможно, они могли ее «умилостивить», вернув то, что она, возможно, считала своим.

План начал вырисовываться. Он оставался сложным и многоступенчатым, но теперь у них была конкретная, невероятно высокая «цена» для сделки.

Во-первых, «приманка» — инсценировка их гибели, чтобы Смерть явилась «за добычей».

Во-вторых, в момент «гибели» использование Мантии для физического спасения и создание Гермионой «завесы» для первоначального отвлечения внимания.

И, в-третьих, самое главное — предложение. Гарри, как последний «Мастер Смерти», должен был добровольно отказаться от всех трех Даров, предложив их Смерти в обмен на прекращение охоты на них и их друзей. Дополнительным условием, которое они были готовы принять, если Смерть потребует, могла стать та самая укороченная жизнь — как напоминание о дерзости.

Следующие несколько дней они провели в лихорадочной подготовке. Гермиона сосредоточилась на ритуальной части, на том, как правильно «преподнести» такое предложение, чтобы оно не было воспринято как очередной обман. Гарри смотрел на Дары с новым чувством. Они были не просто могущественными артефактами, а ключом к их возможному спасению и одновременно ценой этого спасения. Расстаться с Мантией, которая была с ним почти всю его сознательную жизнь, казалось немыслимым, но альтернатива была еще страшнее.

Они решили, что «катастрофа» должна произойти в месте, уже отмеченном Смертью — на руинах старого, заброшенного поместья Певереллов в Годриковой Лощине. Это место было пропитано историей их семьи, историей Даров, и, возможно, сама Смерть была там «ближе».

Они не посвящали в свой план никого, даже Рона или Невилла. Это было слишком опасно, и они не хотели подвергать риску еще кого-то. К тому же, чем меньше людей знало, тем меньше шансов было на утечку информации к… ну, к кому бы то ни было, кто мог бы им помешать.

Накануне назначенного дня Гарри и Гермиона сидели в гостиной на площади Гриммо. На столе перед ними лежали Дары Смерти. Мантия переливалась в свете камина, Камень тускло мерцал, а Палочка, казалось, излучала едва уловимую энергию.

— Ты уверена, что мы должны это делать? — тихо спросил Гарри, глядя на артефакты. Страх, холодный и липкий, снова начал подкрадываться к нему.

Гермиона взяла его за руку. Ее ладонь была холодной, но крепкой.

— Да, Гарри. Я уверена. Это наш единственный шанс. Мы не можем позволить Смерти забрать еще кого-то из нас. И мы… мы не можем жить в вечном страхе.

Она посмотрела ему в глаза, и он увидел в них не только страх, но и ту же стальную решимость, которая когда-то помогла им победить Волдеморта.

— Наследие Певереллов… это не только проклятие, Гарри. Это и знание. Знание о том, что даже перед лицом Смерти есть выбор. И мы свой выбор сделали.

Он кивнул. Да, они сделали свой выбор. Рискованный, безумный, но их собственный. И завтра они встретятся со Смертью на своих условиях. Или, по крайней мере, попытаются это сделать.

За окном завывал ветер, предвещая бурю. И Гарри знал, что эта буря — ничто по сравнению с той, что ждет их завтра на руинах поместья Певереллов.

Ночь перед задуманным была бессонной. Гарри и Гермиона сидели в полумраке гостиной на площади Гриммо, прислушиваясь к вою ветра за окном и стуку собственных сердец. Дары Смерти лежали на столе между ними, словно молчаливые свидетели их отчаянного решения. Мантия-невидимка переливалась серебром, Воскрешающий камень казался холодным и тяжелым, а Бузинная палочка, даже будучи «покоренной» Гарри, излучала едва уловимую, тревожащую ауру силы.

Они почти не разговаривали, обмениваясь лишь короткими фразами, проверяя последние детали своего безумного плана. Гермиона еще раз перечитала ключевые отрывки из «Liber Mortis», ее губы шевелились, запоминая древние формулы и предостережения. Гарри сжимал в руке Воскрешающий камень, пытаясь настроиться на ту грань бытия, где, по их предположениям, можно было «услышать» Смерть.

Страх был их постоянным спутником, но теперь к нему примешивалась какая-то странная, почти лихорадочная решимость. Они стояли на пороге неизвестности, и отступать было поздно.

Рассвет застал их бледными, с темными кругами под глазами, но готовыми. Они оставили короткие, туманные записки для Рона и Невилла, объясняя, что уезжают на несколько дней по «важному делу, связанному с наследием Поттеров», и просили не беспокоиться. Ложь была необходимой — они не хотели втягивать друзей в эту опасную игру, где ставкой были их собственные души.

Аппарировав в Годрикову Лощину, они оказались на окраине деревни, недалеко от старого, заброшенного кладбища, где покоились родители Гарри и многие поколения Певереллов. Руины поместья Певереллов находились чуть поодаль, на холме, окутанные утренним туманом и атмосферой древней тайны.

Место было идеальным для их замысла. Запустение, следы былого величия и незримое присутствие Смерти, которая не раз собирала здесь свою жатву.

— Готова? — тихо спросил Гарри, глядя на Гермиону. Ее лицо было сосредоточенным, но в глубине глаз он видел тот же страх, что и у себя.

Гермиона глубоко вздохнула и кивнула.

— Настолько, насколько это вообще возможно.

Их план был сложен и состоял из нескольких этапов. Сначала — «приманка». Они должны были инсценировать свою гибель в результате мощного магического взрыва, который должен был бы уничтожить остатки поместья. Для этого Гермиона приготовила несколько сложных взрывных зелий и рун, которые при активации должны были создать иллюзию катастрофы неконтролируемой силы.

Затем, в момент «взрыва», Гарри должен был накинуть на них обоих Мантию-невидимку, чтобы физически избежать последствий. Одновременно Гермиона, используя знания из «Liber Mortis» и Бузинную палочку как фокус, должна была попытаться создать своего рода «щит» или «завесу» от прямого внимания Смерти, возможно, даже предложив ей «ложные души» — магические конструкты, которые Смерть могла бы принять за настоящие в суматохе.

И, наконец, самый опасный этап — «переговоры». Гарри, используя Воскрешающий камень, должен был попытаться «воззвать» не к конкретным душам умерших, а к самой сущности Смерти, используя Камень как своего рода «передатчик». И предложить ей сделку: их жизни в обмен на часть их магии, самые дорогие воспоминания или годы жизни, отданные «в кредит».

Это была отчаянная авантюра, где каждый шаг мог стать последним.

Они вошли в полуразрушенный главный зал поместья. Сквозь провалы в крыше пробивались тусклые лучи утреннего солнца, освещая пыльные гобелены, обломки мебели и потрескавшиеся каменные плиты пола. Тишина была почти оглушающей, нарушаемая лишь их собственным дыханием.

Гермиона начала быстро и методично размещать свои магические «заряды» в ключевых точках зала, шепча заклинания и чертя руны. Гарри стоял рядом, сжимая в кармане Дары, его сердце колотилось так сильно, что, казалось, вот-вот выпрыгнет из груди.

— Все готово, — наконец сказала Гермиона, отступая к центру зала, где они должны были находиться в момент «взрыва». — Через пять минут…

Она посмотрела на Гарри, и в ее глазах он увидел не только страх, но и безграничное доверие. Они прошли через столько вместе, и сейчас, на пороге, возможно, самого страшного испытания, они были едины, как никогда.

— Я люблю тебя, Гермиона, — тихо сказал Гарри, его голос дрогнул. Это были слова, которые он давно хотел сказать, но боялся, что момент будет неподходящим. Сейчас, перед лицом возможной гибели, они обрели особую силу.

Гермиона улыбнулась сквозь подступившие слезы.

— Я тоже люблю тебя, Гарри. Что бы ни случилось.

Последние минуты ожидания тянулись мучительно долго. Гарри достал Мантию-невидимку, держа ее наготове. Гермиона сжимала Бузинную палочку, ее губы беззвучно шевелились, повторяя формулы.

И вот, с тихим щелчком, сработал первый магический таймер. За ним второй, третий…

— Сейчас! — крикнула Гермиона.

В тот же миг, когда зал начал наполняться зловещим гулом и треском активирующихся рун, Гарри набросил Мантию на них обоих. Мир вокруг исчез, сменившись мерцающей изнанкой волшебной ткани. Одновременно Гермиона взмахнула Бузинной палочкой, и Гарри почувствовал, как вокруг них возник невидимый, но ощутимый барьер, вибрирующий от магической энергии.

А затем грянул взрыв.

Даже под Мантией они ощутили его чудовищную силу. Земля содрогнулась, воздух наполнился ревом, грохотом и запахом озона. Обломки камней и дерева пролетели совсем рядом, но Мантия и щит Гермионы каким-то чудом уберегли их. На несколько мгновений воцарился хаос.

Когда первый грохот стих, Гарри, все еще дрожа, осторожно приподнял край Мантии. Зал был окутан густым облаком пыли и дыма. Сквозь него виднелись руины, гораздо более значительные, чем прежде. План «приманки» сработал идеально. Со стороны это выглядело как полнейшее уничтожение.

— Теперь… — прошептала Гермиона, ее голос был едва слышен. — Гарри, Камень…

Гарри достал Воскрешающий камень. Он повернул его трижды в руке, как когда-то в Запретном лесу, но на этот раз его намерение было иным. Он не хотел видеть своих близких. Он хотел воззвать к Ней. К Смерти.

Мир вокруг них изменился. Пыль и дым, казалось, застыли. Звуки исчезли. Вокруг них сгустился холод, не физический, а какой-то потусторонний, пробирающий до самых костей. И в этом холоде начали проступать тени. Нечеткие, расплывчатые силуэты. И среди них… среди них он почувствовал Ее. Всепоглощающую, безмолвную пустоту, обладающую сознанием и волей. И эта пустота обратила на них свое внимание.

Гарри почувствовал, как его душа сжимается от первобытного ужаса. Но он заставил себя говорить.

— Мы… мы пришли не сражаться, — его голос дрожал, но он выпрямился, чувствуя поддержку Гермионы рядом. — Мы пришли… заключить договор. Искупить наш долг.

Пустота молчала. Но Гарри чувствовал, как ее внимание становится более… пристальным, оценивающим.

— Долг? — раздался голос, не в ушах, а прямо в их сознаниях. Голос был лишен эмоций, холодный и древний, как само время. — Ваше время истекло в огне и металле. Вы — тени, укравшие мгновения. Аномалии, нарушившие ткань бытия. Нет такой цены, что могла бы это исправить.

Гермиона шагнула вперед, ее лицо было бледным, но решительным. Бузинная палочка в ее руке казалась хрупкой игрушкой перед этой вселенской мощью.

— Есть! — ее голос прозвучал неожиданно твердо. — Мы предлагаем то, что связано с Вами. То, что было взято обманом или дерзостью смертных. Мы предлагаем… Дары Смерти!

В этот момент Гарри, следуя их плану, решительно шагнул вперед. Он скинул с плеч Мантию-невидимку, ее серебристая ткань упала на пыльный пол, как сброшенная кожа. Он вынул из кармана Воскрешающий камень, положив его на Мантию. Гермиона, с глубоким вздохом, положила рядом Бузинную палочку. Три Дара лежали перед ними, как подношение на древнем алтаре.

— Все три, — подтвердил Гарри, его голос обрел силу. — Мы возвращаем их Вам. Добровольно. В обмен… в обмен на жизни. Наши. И наших друзей — Рона Уизли, Невилла Лонгботтома, Луны Лавгуд. Тех, кто избежал гибели в поезде по нашей вине и кого Вы преследуете. Пусть их долг будет считаться уплаченным этой жертвой.

Наступила оглушающая тишина. Пустота, казалось, на мгновение стала еще плотнее, еще холоднее. Чувствовалось, как невидимый взор изучает Дары, их, их решимость. Это было не просто внимание, это было взвешивание, оценка их предложения на весах вечности.

— Дары… — Голос Смерти прозвучал снова, и в нем, если такое возможно, проскользнула нотка… удивления? Или чего-то похожего на мрачное удовлетворение. — Мои игрушки, ставшие символом смертной гордыни и тщетных попыток избежать неизбежного. Вы предлагаете вернуть то, что никогда по-настоящему вам не принадлежало. Интересно… Вы, Поттер, последний, кто носил титул 'Мастера', теперь по своей воле отдаете инструменты этого мнимого 'мастерства'… И за это вы просите не только свои украденные мгновения, но и жизни других, таких же должников?

— Мы просим о прекращении охоты, — твердо сказала Гермиона. — О восстановлении порядка, который мы нарушили. Заберите Дары. Пусть они больше не искушают живых и не сеют хаос. А нам… дайте прожить отпущенный нам срок. Мы готовы принять и дополнительную плату, если такова Ваша воля.

Голос Смерти молчал еще несколько долгих, мучительных мгновений. Гарри чувствовал, как последние силы покидают его, но он не отводил взгляда от того места, где, как ему казалось, концентрировалась Пустота.

— Возвращение Даров… — наконец произнес Голос. — Это существенная плата. Это действительно восстанавливает часть утраченного порядка. Очень хорошо. Я принимаю ваше предложение. Дары будут изъяты. Жизни тех, кого вы назвали, будут освобождены от тени этого долга. Вы, Гарри Поттер, и вы, Гермиона Грейнджер, получите отсрочку. Вы доживете свой естественный срок… за вычетом десяти лет каждый. Это будет вашим вечным напоминанием о дерзости и о цене, которую вы заплатили за свое вмешательство.

Гарри и Гермиона переглянулись. Невероятное облегчение, смешанное с горечью от предстоящей потери Даров и укороченной жизни, захлестнуло их. Но они были живы. Их друзья будут живы.

— Но помните, — Голос Смерти стал еще холоднее, и в нем прозвучала непреклонная угроза. — Обман будет наказан. Если вы попытаетесь снова нарушить этот договор… если вы попытаетесь продлить свою жизнь сверх отпущенного, даже на один день… я заберу не только вас. Я заберу всех, кто вам дорог. И их страдания будут вечными. Мое терпение не безгранично.

— Мы согласны, — одновременно, почти шепотом, произнесли Гарри и Гермиона.

В тот же миг Дары Смерти, лежавшие на полу, вспыхнули ярким, слепящим светом, а затем… просто исчезли. Растворились, не оставив и следа. Холод начал отступать. Тени вокруг них стали бледнеть, растворяясь в утреннем свете, который начал пробиваться сквозь пыль. Пустота… она исчезла. Или, вернее, просто перестала обращать на них свое внимание, удовлетворенная и, возможно, даже немного… удивленная.

Гарри и Гермиона рухнули на колени, обессиленные, но живые. Чувство пустоты от потери Даров, особенно Мантии, которая была для Гарри почти частью его самого, было острым и болезненным. Но оно перекрывалось огромным, всепоглощающим облегчением.

Они сделали это. Они заключили договор со Смертью. Цена была высока, но они выжили. И, что важнее, они спасли своих друзей.

* * *

Прошло несколько месяцев. Жизнь потихоньку возвращалась в свою колею, хотя шрамы от пережитого остались навсегда. Рон, хоть и не до конца оправился от потери Джорджа и груза вины, старался жить дальше, ради памяти брата и ради своих друзей. Невилл вернулся к своей работе в Хогвартсе, его мужество, проявленное в те страшные дни, придало ему новой уверенности. Луна полностью поправилась и снова радовала всех своей эксцентричностью, хотя в ее глазах теперь иногда мелькала тень пережитого ужаса.

Гарри и Гермиона, связанные не только любовью, но и общей тайной, старались не думать о том, какую цену им придется заплатить в будущем. Они были живы, их друзья были в безопасности (по крайней мере, от этой конкретной угрозы), и это было главным.

Они часто навещали «Нору», помогая миссис Уизли и Артуру справиться с горем. Магазин «Волшебные Вредилки Уизли» временно закрылся, но Рон и Джинни поклялись, что когда-нибудь снова его откроют, в память о Фреде и Джордже.

Однажды вечером Гарри и Гермиона сидели у камина в гостиной на площади Гриммо. За окном тихо падал снег, создавая атмосферу уюта и покоя, такого редкого в их жизни. Они читали, прижавшись друг к другу, наслаждаясь тишиной и обществом друг друга.

Вдруг Гермиона подняла голову, прислушиваясь.

— Ты слышал?

Гарри навострил уши. Ничего. Только треск поленьев в камине и тихий шелест страниц.

— Что такое?

— Не знаю… — она нахмурилась. — Мне показалось… какой-то звук. Как будто кто-то… вздохнул.

Она встала и подошла к окну, вглядываясь в темноту. Снег падал ровным, белым покрывалом. Ничего необычного.

— Наверное, просто показалось, — сказала она, возвращаясь к камину. Но легкая тень тревоги пробежала по ее лицу.

Гарри обнял ее.

— Все хорошо. Мы в безопасности.

Но когда он посмотрел на старое, чуть запыленное зеркало над камином, ему на мгновение показалось, что в его отражении, за их спинами, мелькнула какая-то тень. Очень быстрая, едва уловимая. Тень, похожая на силуэт высокой фигуры в плаще, держащей в руке что-то длинное и изогнутое, как коса.

Он моргнул. Тень исчезла. Наверное, просто игра света и воображения.

Но где-то в глубине души зародилось ледяное предчувствие. Смерть, возможно, приняла их сделку. Но она не забыла. Она всегда рядом. И она ждет. Ждет своего часа, своего завершенного цикла. И, возможно, однажды она вернется, чтобы напомнить о себе. Не обязательно за ними. Ведь мир так велик, и в нем так много тех, кто пытается обмануть судьбу…

Гарри крепче обнял Гермиону, вглядываясь в языки пламени в камине. Равновесие было восстановлено. Но оно было хрупким. И тень будущего, тень неизбежной расплаты, уже ложилась на их хрупкое, выстраданное счастье.