Пространственная ферма Farm Game (джен)

Густой пар, пахнущий дымом и вареными кореньями, клубился под низким каменным сводом кухни. Жар от зажженного очага прилип к коже, заставляя пот стекать по вискам. У котла, тяжело дыша, хлопотали две женщины.

Мерине, жена Грина, — все еще сильная, несмотря на легкую полноту, сорокалетняя женщина в белом, пропахшем кухней костюме. Она яростно мешала варево, черные волосы, собранные в хвост, растрепались от усердия и духоты, прилипли к влажной шее.

Рядом, на грубом табурете, сидела Мэг. Ее тонкие пальцы, покрасневшие от холодной воды, быстро чистили коренья. Миниатюрная, почти хрупкая, она была уменьшенной копией матери — те же черные волосы, обрамлявшие бледное, с тонкими чертами лицо, та же светлая кожа под скромным платьем служанки. Но взгляд ее был пустым, устремленным куда-то сквозь каменные стены, в мрак замка, к той спальне, где лежал корень всех их бед. Едва ощутимый холодок вины щекотал под ложечкой. Мысль, о том что она причастна к состоянию господина, как острая щепка, вонзалась глубже, вызывая легкую дрожь в ее коленях.

Внезапный скрип входной двери, казалось заглушил кухонное бульканье и шипение.

Обе женщины вздрогнули от неожиданности. На пороге, залитый неровным светом костра что грел кастрюлю, стоял Грин

— Грин! — Мерине рванулась к нему, забыв про ложку. — Ну как он?! Очнулся? — Вырвалось хрипло из ее горла.

Грин лишь коротко кивнул. И едва этот кивок был замечен, как на лицах женщин — на напряженном лице Мерине, на бледном личике Мэг — расцвело мгновенное, почти болезненное облегчение. Мерине судорожно перекрестилась, бормоча:

— Слава богам... Слава всем светлым... Хоть молодой господин и был... ну, сами знаем каким, — губы ее сжались в тонкую белую ниточку, сдерживая яростный поток слов, — он все же последняя кровь... Это из-за имперских ублюдков! Уже забыли, сколько крови пролил хозяин ради их спокойного сна? Твари! — Последнее слово вырвалось, как плевок

— Независимо от случившегося, Мерине, — голос Грина прозвучал тихо, но уверенно. — Наш долг — сохранить эту последнюю каплю крови. Ради старого господина. Ради чести дома. — Его пальцы непроизвольно сжались в кулаки, костяшки побелели

Мерине кивнула, сминая передник в кулаке так, что ткань хрустнула. Но тут же резко повернулась к мужу, глаза, еще секунду назад влажные от облегчения, вспыхнули новым, ядовитым огнем.

— Ладно, проснулся — и слава богу. Но зная тебя, — ложка, что не выпускала из рук, описала в воздухе угрожающую дугу, указывая в пустоту, где должны были быть столичные щеголи, — едва он глаза открыл, ты ему уже прочел лекцию о том, как должен вести себя молодой господин? — Голос ее зазвенел, как натянутая струна. — Посмотри вокруг, дорогой! Мы в Черной Пустоши! Здесь твой драгоценный этикет может катиться прямиком в преисподнюю, и никто и глазом не моргнет! Ты и вправду веришь, что у него есть хоть один шанс вернуться в ту змеиную яму? — Она фыркнула, звук был коротким и горьким.

Мэг металась взглядом от разгневанной матери к отцу, чье лицо стало еще суровее. Домашняя девочка, служившая дому Буд с детства… а теперь… Ощущение липкой, неотвязной вины сжало желудок холодным комом. Ведь он тогда к ней полез, и получил от нее сдачу, после чего тот негодяй заболел. Может быть она не маг ветра а маг проклятий? Паника, тонкая и холодная, поползла по спине, заставила девушки пальцы похолодеть от мысли этой.

Грин лишь горько усмехнулся в ответ на слова жены. Усмешка была кривой, безрадостной. Мерине била в самую точку. Казалось бы, род Будов еще числился в списках… но дорога в высший свет Империи Аксу? Замурована наглухо. Их нынешнее существование — жалкая пародия, словно кривое зеркало, в котором отражалось былое величие.

— Мерине, — он выпрямился во весь рост, и в этой позе была непоколебимая решимость, словно он снова стоял на поле боя. — Это не обсуждается. Где бы мы ни были, молодой мастер — виконт Буд. Он должен помнить, как ведет себя аристократ, — его взгляд, твердый как сталь, вдруг смягчился, теплая струйка пробилась сквозь лед, когда он перевел его на Мэг, — а то один молодой господин, — голос стал тише, но жестче, — в столице без присмотра совсем распоясался

— Делай как знаешь, дорогой, — Мерине махнула рукой, усталость внезапно навалилась на нее тяжелым грузом. Гнев схлынул, оставив горький осадок. — Я поддержу. Всегда. Но зачем? Зачем тут, в этой дыре, зубрить эти высшие манеры, если мы никогда… никогда… — голос ее сорвался, — не сможем вернуться из-за "милости" императора? Какая разница, как он кланяется, если кланяться не перед кем?

Грин лишь горько усмехнулся, опустив взгляд. Он прекрасно знал правду. Император и его придворные гиены "подарили" им эти земли не из щедрости. Это была казнь, под видом милости. За былые заслуги? Скорее, вопреки им. Если бы не громкая слава и боевая мощь клана в прошлом, их бы просто стерли с лица земли.

Даже если род Будов формально еще существовал, дорога обратно в высший свет Империи Аксу была наглухо закрыта. Их положение было настолько жалким, что те самые "благородные" роды, с которыми они когда-то пировали, теперь делали вид, что никогда не слышали о фамилии "Буд".

Мысли Грина вернулись к истокам падения семьи Буд.

Адам Буд. Последний отпрыск. Родился в семье генерала, вырос гедонистом и тираном. Мать умерла рано, отец — маркиз Бартоломью — годами не слезал с седла, усмиряя варваров на границе империи. Адам же, оставленный без присмотра, погряз в пороках, зная, что отец всегда прикроет его.

Но Бартоломью Буд, отец Адама, совершил роковую ошибку. В те дни в Империи разгорелась борьба за престол. Пятнадцать сыновей, пятеро главных претендентов. Семья Буд, жаждавший признания "старой знатью", поставил на самого громкого фаворита — самого старшего сына императора. На тот момент это казалось верным выбором

Но победил... Тринадцатый. Абой Аксу. Старшему принцу велели принять яд, а над его сторонниками устроил кровавую расправу. Бартоломью был схвачен по надуманному обвинению и вскоре "скоропостижно скончался" в темнице.

А прикрываемые ранее злодеяния Адама, скоро стали всем известны. Но убивать последнего наследника Буд не стали. Императорская семья боялась Грина. Поэтому вместо открытой казни — "императорская милость": наследника графа Адама понизили до виконта, а их богатейший южный феод "обменяли" на Черную Пустошь с Гнилым Топьем

Адаму приказали покинуть столицу за три дня и не покидать новые земли три года — беспрецедентное унижение. Причина двойная: месть за поддержку Великого Принца и... давление "старой знати". Новый король Абой, утопивший в крови мятежи, не смел перечить этим кланам. А старая знать ненавидела "выскочек" Будов. Абой пожертвовал семьёй Буд.

"А почему Адам жив?"- задаются вопросами многие, но лишь Грин знает истинну страшной тайны. Все благодоря его ночному визиту к новоиспеченному императору Абою. Грин пробрался во дворец. И он показал королю тень своей истинной мощи и предложил сделку: жизнь Адама и сохранение фамилии в обмен на... технику Дикий Боевой Дракон.

Эта легендарная техника, обретенная дедом Адама, сводила с ума великие дома. Грин передал Абою ее основы и поклялся на крови, что никто в роду Будов, включая Адама, никогда не будет ее практиковать. Абой, испуганный силой Грина и алчущий техники, согласился. Живой, но кастрированный клан Будов был намного безопаснее мертвого.

"Почему я не спас Бартоломью?" — Этот вопрос жгло Грина изнутри. Он верил, что императорская семья не станет убивать главу Буд. Но он ошибся. Абой, пришедший к власти на волне старой знати, первым делом расправился с маркизом Будом, отцом Адама, чтобы угодить покровителям. Когда Грин узнал правду, было поздно что то предпринимать.

Единственное что он мог сделать — это спасти единственного наследника.

"Благо сила у нас есть." — пронеслось в голове Грина с горечью.

Он — воин восьмого уровня. Мерине — маг воды восьмого уровня. Мэг — подающая надежды что она может стать магом ветра 6 уровня. С такой защитой семья Будов могла бы не только выжить, но и процветать... Если бы они остались в своих прежних владениях. Первоначальный феод на юге Империи — с главным городом, крепкими городками, населением и тучными нивами — сулил стабильность. Работай — и род обязательно возродился бы.

Но вместо этого — Черная Пустошь. Проклятые земли. Легенды гласили, что здесь бушевала война магов божественного уровня, чьи заклинания навеки выжгли жизнь, оставив лишь проклятые земли на котором живут мутанты и нежить.

Если бы только бесплодие земли была их главной проблемой... Но Черную Пустошь с трех сторон изолировали выработанные гномьи Железные горы, а за ними зияла Гнилая Топь — Великая Запретная Зона, формально тоже их "феод". По площади — крупнейшее владение империи. По сути — гигантская могильник. Единственная связь с внешним миром — через земли клана Перселл. Помолвка Адама с их дочерью, одним из столпов Империи… рассыпалась в пыль, как и все остальное.

"Хоть замок есть…" — слабое, жалкое утешение всплыло в памяти. Полуразрушенная имперская застава, затерянная на крошечном островке не тронутой проклятием земли среди мертвых пространств. Жалкие полоски пашни на склонах — их ниточка жизни.

Тяжелое, гнетущее молчание опустилось на кухню. Лишь потрескивание дров в очаге, да навязчивое бульканье котла нарушали его. Грин поднял голову. Его усталый взгляд встретил тревожный, горящий внутренним огнем взгляд Мерине.

— Готовь ужин, Мерине, — прозвучало глухо, почти беззвучно, будто слова выдавливались сквозь камень. — Молодому господину… силы нужны. — Пауза повисла, густая и неловкая. Его взгляд, скользнув по лицу жены, упал на дочь. — Мэг.

Девушка вздрогнула, когда отец позвал ее.

— Сходи к нему. Проверь… не нужно ли чего… воды, может… — Грин помедлил, и в его голосе, когда он продолжил, не было ни капли тепла, ни тени отцовской нежности. Только холодная, тяжелая обязанность. Долг. — Пока ужин готовится

— Х-хорошо, отец, — выдохнула она, едва слышно. Пальцы нервно поправили складки платья. Бросив быстрый, почти испуганный взгляд на мать — Мерине все еще сжимала ложку, как кинжал, ее взгляд был устремлен куда-то вдаль, полный старой ярости и новой безнадеги, — Мэг поспешно шмыгнула в дверь. Она знала, что стоит ей уйти, как мама начнет дальше с отцом разговор.

Едва переступив порог, Мэг окунулась в прохладный, почти ледяной полумрак каменного коридора. Контраст заставил ее вздрогнуть. Гулкое эхо ее шагов по грубому камню сопровождало ее, пока она поднималась по узкой, крутой лестнице, наверх. К спальне Адама.

Каждый шаг Мэг по холодным, шершавым камням коридора отдавался глухим ударом в висках, навязчивым эхом собственного страха. Чем ближе к двери, тем сильнее сжималось горло — тугим, противным узлом, перехватывающим дыхание. Внутри клокотало, кипело: всплывали воспоминания о его злобном языке, этой мерзкой ухмылке, кривящей красивое лицо. Ненависть, острая и жгучая, как раскаленный уголь, подкатывала к горлу, смешиваясь с горечью бессилия — знать, что он там, за дверью, снова живой, снова их господин, и ничего нельзя изменить.

"Зачем? Почему я?" — мелькнуло панически, но следом, как ледяная волна, гасящая огонь, накатила мысль о приказе. Отца. Твердый, не терпящий возражений взгляд. «Сходи к нему». Три слова, тяжелые, как кандалы.

Она замерла перед тяжелой дубовой дверью, почерневшей от времени. Глубокий, дрожащий вдох — втянуть в себя прохладную сырость коридора, попытаться загнать обратно кипящую ярость, спрятать страх куда-то глубоко, подальше. Пальцы сжались в кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, оставляя красные полумесяцы. Еще один выдох — медленный, натужный. И с каждым выдохом с лица стиралось живое, оставалась лишь гладкая, безразличная маска. Пустота в глазах.

Вдох.

Выдох.

Мэг постучала в дверь.

* * *

В голове у меня внезапно вспыхнуло воспоминание — в Farm Game после уборки урожая остаётся ботва и солома. Скот на ранчо с удовольствием уплетал эти отходы, экономя на кормах. Конечно и продать можно было за гроши, но кормить животных — в разы выгоднее было.

И тут же, как ледяной душ, — осознание проблемы. А какие здесь есть травоядные домашние животные? Память Адама была пустой скорлупой в этом вопросе. Тот знал толк лишь в столичных развлечениях и выдержанных винах, различая разве что цвет скатерти под хрустальными бокалами. Рис? Пшеница? Чем кормят тех, кто его кормил? Для него еда просто появлялась на столе, роскошная и готовая. Меня охватило раздражение на него. Бесполезный балласт.

И провел эксперимент. Зажег свечу на грубом столе — пламя заколыхалось, отбрасывая гигантские, пляшущие тени. И сменил сырой камень замка на знакомую, освещенную незримым солнцем долину пространственной фермы. Засадил оставшиеся поля редькой, морковью, капустой, потратив где то минут 10 на все.

Счётчик показывал сколько оставалось времени до созревания посаженных овощей:

[Китайская капуста: 12 часов.]

[Белая редька: 14 часов.]

[Морковь: 20 часов]

Вечером я смогу собрать капусту с редькой, а утром собрать морковку. План сложился, как пазл, принося едва заметное облегчение.

Вернулся в замок — резкий переход тепла в пронизывающую сырость заставил вздрогнуть. Взгляд упал на свечу. Она стояла ровно, пламя спокойное, словно я не отсутствовал, а лишь моргнул. Ни единой потекшей капли воска. Ледяная волна изумления пробежала по спине. Время... Там течет иначе. Значит это было не просто ощущение.

Моей части — той, что помнила Алекса и его мир без магии, — отчаянно не хватало блокнота. Куска бумаги, куда можно было выплеснуть лавину вопросов, навалившихся на сознание. Они кружились, грозя улететь и забыться.

1) Животные: Какие травоядные есть? Быстрорастущие?

2) Запасы: Что в закромах?

3) Склад: Где он? Как защищают еду от вредителей?

4) Рабы: Где размещены? Чем кормят?

5) Спецы: Есть ли среди них кузнец? Плотник? Любой специалист?

6) Туалеты: Где они? На территории более 100 человек, где они тут срут? не будут тут как в средневековой Европе туалетные реки после дождя...

И еще десятки других, роящихся, как осы вопросов. Как не забыть.

Внезапно — Тук-тук-тук. Раздался резкий стук в дверь.

— Войдите, — голос прозвучал чуть хрипло от напряжения. Я обернулся, мысленно гадая: кто это?

Дверь скрипнула. В проеме — Мэг. В простом платье служанки, бледная, как лунный свет на камне. На лице — каменная маска безразличия. Уловил мельчайшие напряжение в уголках губ, будто она их стискивала, и жесткую линию плеч. Держится. Мысль мелькнула с горьким уважением. Учитывая, как она натерпелась от "прежнего" меня. Она склонила голову в коротком, формальном поклоне.

— Молодой господин, — голос ровный, безжизненный. — Вам что-нибудь нужно?

В памяти всплыло, как Адам обычно парировал — похабной шуткой про "недомогание" и "лечение от прекрасной леди". После чего Мэг просто разворачивалась и уходила, не проронив слова. Отморозок. Горечь заполнила рот. Он нагадил, а мне убирать. Как сломать эту стену? Первое впечатление — как клеймо. Долго счищать...

— Спасибо, Мэг, — начал я осторожно, выверяя каждое слово, стараясь говорить ровно, без привычных Адамовых интонаций. — Да, нужна твоя помощь.

Я увидел, как ее брови — тонкие, темные — чуть дрогнули при слове "помощь". Губы сжались в тонкую, белую ниточку. Ждет подвоха. Ждет гадости.

— Принеси, пожалуйста, письменные принадлежности. Перо, чернила... и листы бумаги. — Добавил четко, глядя ей в лицо.

Она медленно подняла голову. Глаза — темные, глубокие — встретились с моими на долю секунды. В них мелькнуло нечто неуловимое: недоверие, смешанное с искоркой удивления.

— Письменные принадлежности? — Голос дрогнул, выдавая сомнение. Словно проверяла, не ослышалась ли. Или ждала, где скрыт подвох.

— Верно, — подтвердил я, стараясь звучать максимально обыденно. — Нужно записать кое-какие вопросы. Важные.

Она смотрела на меня. Секунду. Две. Взгляд сканировал, ища ловушку, двойное дно. Потом — короткий, резкий кивок.

— Сейчас.

И, не задерживаясь ни на миг, выскользнула, притворив дверь за собой.

Я смотрел на темное дерево двери. Уголки губ сами собой потянулись вверх, сложившись в кривую, вымученную улыбку. Напряженную. Без радости.

— Мда... — выдохнул я в тишину комнаты. — До доверия — как до луны... — пробормотал про себя, ощущая тяжесть предстоящего пути. — Но первый шаг... Или первый камень в стену подозрений — положен. — Ирония прозвучала горько.

Прошло время. Снова раздался стук.

— Войдите

Мэг вошла. Держала поднос: перо с потрепанным древком, потертую чернильницу, стопку пожелтевшей, грубой бумаги. Поставила на стол рядом со свечой — аккуратно, и развернулась к выходу.

— Мэг, подожди секунду, — остановил я ее, едва она сделала шаг к порогу.

Она замерла. Не оборачиваясь. Плечи напряглись, будто ожидая удара. Медленно повернула лишь голову. Бросила короткий, колючий взгляд из-под опущенных ресниц. Взгляд, полный настороженности и немого вопроса: "Что еще?"

— Передай, пожалуйста, дедушке Грину, — говорил я максимально нейтрально, смотря на перо, а не на нее, — пусть заглянет ко мне... перед ужином. Его помощь понадобится.

Пальцы Мэг, сжимавшие подол платья, резко дернулись. А на лице — словно тень промелькнула: подозрение, смешанное с глубоким непониманием.

— Х-хорошо, молодой господин, — выдохнула она, едва шевельнув губами. Кивок был почти невидим. И, не задерживаясь ни на миг, она выскользнула за дверь, закрыв ее за собой с тихим, но быстрым щелчком, словно спасаясь бегством