Линии, что ведут к сердцу (гет)

Библиотека в старом школьном корпусе была особенным местом. С высокого потолка свисали тяжёлые люстры, но их тусклый свет почти терялся в глубине залов, где стояли ряды шкафов с книгами. Деревянные стеллажи пахли пылью, временем и чем-то сладковато-пряным — будто сами страницы впитали в себя дыхание десятков поколений. Когда открывали окна, внутрь врывался запах мокрой листвы и дождя, перемешиваясь с ароматом старой бумаги, — и создавалось ощущение, что здесь не просто читают, а прячутся от всего мира.

На перемене библиотека была почти пуста. Несколько учеников сидели за дальними столами, перелистывая учебники по истории. Запах пыли и старых страниц наполнял пространство, создавая атмосферу уюта, в котором легко было потеряться.

Северус пришёл сюда по привычке: библиотека была его укрытием. И именно за это он любил это место. В библиотеке не нужно было притворяться и прятать глаза. Никто не мешал сидеть в углу, склонившись над листом бумаги, и позволять руке двигаться так, как велит сердце. Здесь царила тишина — не давящая, а тёплая, позволяющая услышать собственные мысли.

Он пришёл сюда на перемене, чтобы закончить рисунок. Весь класс шумел и толкался в коридорах, а он искал убежища. Он сел у окна, где дождевые капли медленно стекали по стеклу, Северус разложил тетрадь и карандаши, полностью ушёл в работу. Карандаш скользнул по бумаге, будто сам знал, куда должна лечь линия. Линия за линией, штрих за штрихом — и на бумаге оживал образ Гарриет.

Он видел её яснее, чем кто-либо другой. Рисуя, он забывал о мире вокруг: не слышал стука каблуков по паркету, не замечал шелеста страниц за соседним столом. Был только он и её взгляд, который он пытался поймать карандашом.

Звонок, возвещающий конец перемены, прозвенел неожиданно громко. Северус вздрогнул. Его плечи напряглись, пальцы судорожно сжали карандаш. Он торопливо собрал вещи, бросил учебник в сумку и вышел, даже не оглянувшись. В суете он не заметил, что тетрадь осталась лежать на столе — чуть прикрытая раскрытой книгой.

* * *

Через несколько минут в библиотеку вбежала Гарриет. Щёки её разрумянились после быстрого шага по лестнице, на волосах блестели крошечные капли дождя. Она всегда приходила сюда между занятиями — библиотека была её местом силы, где можно было найти книгу и побыть наедине с собой.

Она пробежала глазами по рядам, ища нужное издание. Но взгляд зацепился за стол у окна. На нём лежала чужая тетрадь. Обычная, с тёмной обложкой. Она потянулась к ней, решив, что кто-то из учеников просто забыл.

— Может, отнести библиотекарю? — пробормотала она сама себе и, машинально перелистнув первую страницу, замерла.

На неё смотрела она сама.

Её дыхание сбилось. Не было сомнений: это был её портрет. Тонкие линии выводили её профиль, мягкие тени подчёркивали изгиб скулы, свет падал на волосы, и в этом рисунке она выглядела не такой, какой видела себя в зеркале, — а другой. Настоящей, живой, с какой-то тихой силой.

Сердце Гарриет забилось чаще. В груди будто распустился комок тепла и смущения одновременно. Она медленно перевернула страницу. На следующем листе — снова она: с лёгкой улыбкой, глядящая куда-то вдаль. Потом ещё один рисунок — задумчивая, с приподнятой рукой, словно в движении.

Она перелистывала тетрадь всё быстрее, пока пальцы не задрожали.

Это было не просто сходство. Это был взгляд художника, который видел её глубже, чем остальные. Каждый рисунок был признанием. Внимание художника было сосредоточено только на ней: на изгибе её шеи, на линии ресниц, на тени, падающей на губы.

Гарриет глубоко вздохнула, чувствуя, как в груди становится тесно. Никто и никогда не смотрел на неё так. Для друзей она была просто Гарриет — весёлая, бойкая, немного упрямая. Для учителей — прилежная ученица, которая редко подводит. Но здесь... здесь её видели совсем другой. Более настоящей.

Её пальцы слегка дрогнули, когда она коснулась бумаги. Казалось, если провести по штрихам рукой, можно почувствовать, сколько в них вложено.

В голове вспыхнула мысль:кто это сделал?

Ответ был очевиден. Почерк линий, характерная сосредоточенность, сама тетрадь — она видела её в руках Северуса Снейпа. Он всегда сидел в стороне, сгорбившись над чем-то своим. И теперь всё стало ясно.

Гарриет села на край стула, закрыв тетрадь, и прижала к себе. Внутри у неё смешались удивление, смущение и странная радость. Никогда раньше она не думала, что кто-то может смотреть на неё так. Она чувствовала, что держит в руках чужой секрет, сокровенный, почти священный.

И вместе с этим — тихое волнение: что же теперь будет?