Заметки на полях. Хроники Цитадели Ханмару (джен)

В одном из тренировочных залов Цитадели сегодня царила необычная атмосфера. Пространство преобразилось до неузнаваемости: вдоль стен горели на изящных бронзовых подставках десятки ламп, отбрасывая мягкие золотистые блики на тёмное дерево панелей и аккуратно разложенные на подставках деревянные катаны. Воздух вибрировал от нежных аккордов вальса, льющихся из современных музыкальных колонок — непривычное сочетание для места, где обычно слышны лишь звон стали и отрывистые команды. Скрипка и флейта переплетались в сложной партии, наполняя пространство волнующей магией предстоящего бала в резиденции Совета Времени.

В центре зала, на обычно строгом тренировочном полу, плавно двигались две фигуры. Но это были не два тоукен данши, отрабатывающих боевые приёмы, а Хигэкири и сама хозяйка Цитадели Ханмару — Ханако. Контраст между воинственным назначением зала и изящным танцем создавал особое, почти сюрреалистическое настроение.

Хигэкири в своём белом спортивном костюме выглядел современно и изысканно. Плотная, эластичная ткань облегала широкие плечи, подчёркивая атлетическое телосложение, но не сковывая движений. При каждом повороте свет ламп выхватывал из полумрака его лицо с острыми чертами, а незакреплённые волосы золотисто-медового оттенка колыхались в такт музыке, словно живая аура.

— Раз-два-три, раз-два-три. — Голос, обычно звучащий чёткими командами на тренировках, сейчас был мягким и размеренным, идеально сливающимся с ритмом вальса. — Вы прекрасно чувствуете музыку, госпожа.

Ханако, стараясь следить за сложными шагами, подняла на него встревоженный взгляд. В золотистых глазах Хигэкири плясали отблески ламп, и это зрелище заставляло её сердце биться чаще обычного. Её пальцы слегка дрожали в его тёплой ладони, но его твёрдая, уверенная хватка создавала ощущение безопасности.

— Это только благодаря вам, — прошептала она, чувствуя, как жар разливается по щекам. — Но что, если на балу Совета я всё испорчу? Все эти важные гости и советники будут смотреть... А я такая неуклюжая! Меня непременно осмеют.

Внезапно, как будто в подтверждение этих слов, нога Ханако запуталась в персиковом подоле бального платья. Она ощутила, что теряет равновесие, но прежде, чем успела испугаться, сильные руки Хигэкири уже ловко подхватили её. Он мягко притянул Ханако к себе, не нарушая танцевальной позиции, и ослепительно улыбнулся — на мгновение в его улыбке обнажились характерные острые клыки, так знакомые всем в Цитадели. Делая вид, что ничего не произошло, Хигэкири не спешил отпускать её.

— Видите? — Его голос прозвучал ободряюще, хотя в уголках глаз плясали озорные огоньки. — Даже если вы оступитесь, я всегда буду рядом, чтобы поддержать. На балу всё будет точно так же.

Он мягко вернул её в ритм вальса, оставаясь воплощением грации и изящества. Ханако отметила про себя, что при свете ламп глаза Хигэкири отливают жидким золотом, совсем как клинок легендарного меча в лучах заходящего солнца. Его безупречность казалась ей недостижимой, но тепло его рук и подкупающая уверенность передавались ей с каждым движением, и напряжение отступало, капитулируя под натиском робкой надежды. В груди рождалось новое чувство — смесь облегчения и чего-то тёплого, трепетного, что заставляло сердце биться в унисон с музыкой. Её движения становились легче, а па — увереннее, как ровные нити на ткацком станке, сплетающиеся в прекрасный узор.

Когда музыка внезапно смолкла, Ханако замерла в объятиях Хигэкири, чувствуя, как их дыхание сплелось в едином ритме. Сердце её колотилось не от усталости, а от странного сладкого волнения, что разлилось по жилам теплом. Она ощущала каждый жест сильных рук, каждое движение плеч под тонкой тканью костюма — и это осознание заставляло кровь приливать к щекам, окрашивая их в нежный розовый цвет.

— Госпожа, я никому не позволю обидеть вас ни словом, ни взглядом, — проникновенно и твёрдо сказал Хигэкири, не выпуская её из объятий. Его пальцы слегка сжали ладонь, и этот почти невинный жест заставил Ханако снова покраснеть. — Даже если бы мы танцевали среди лезвий настоящих катан, я бы не допустил, чтобы вы оступились.

Хигэкири медленно поднял руку и невесомо очертил контур её горящей щеки. От этого мимолётного жеста, почтительного и в то же время бесконечно нежного, у Ханако перехватило дыхание. В золотистых глазах она прочла не только безграничную верность и преданность, но и что-то более глубокое, личное, отчего в груди защемило.

А затем, словно очнувшись от чарующего сна, Хигэкири быстро отстранился и изящно поклонился, ставя тем самым завершающий штрих в сотканном ими танцевальном узоре. Ханако, всё ещё чувствуя на щеке призрачное тепло его прикосновения, присела в ответном реверансе. В воздухе витало невысказанное, но оттого ещё более волнующее обещание, что этот танец — лишь первая нить в их общем полотне.

— Не переживайте, госпожа. Пока я с вами, ваш танец будет прекрасен.

Голос Хигэкири прозвучал тихо, но с той самой стальной уверенностью, что заставляла врагов отступать на поле боя. Он изящно выпрямился и приложил руку к груди в почтительном жесте, сохраняя дистанцию, но его взгляд по-прежнему был прикован к ней.

— Мы сплетём такое полотно, что все затаят дыхание. Каждый шаг, каждый взгляд — всё это станет частью узора, который запомнят на века.

И в тишине тренировочного зала, где обычно звенела сталь и раздавались воинственные крики, между двумя протянулась тонкая нить понимания. Она трепетала в воздухе, подобно паутинке, но с каждым мгновением обрастала новыми смыслами и обещаниями, сплетаясь в крепкий и прекрасный узор. Золотые нити доверия переплетались с серебряными нитями зарождающейся нежности, создавая ткань прочнее любых доспехов. И где-то в глубине души и Хигэкири, и Ханако чувствовали — это только начало их общей истории.