Галактические тоже плачут (джен)

Чашка тонкой работы отчего-то вдруг треснула. Каф высшего качества принялся нагло расползаться по не менее качественной столешнице.

— Нет на всех вас жуков-пираний!..

Ещё вчера — бывший верховный канцлер, а сегодня — уже император Палпатин. И он же Дарт Сидиус, но... будучи скромным человеком, лишний раз о ситхской части своей биографии Палпатин часто не говорил. И прямо сейчас он тоже ни к кому конкретно не обращался, нет... просто — нервы. Устал. Тяжело работать императором. Честно говоря, тяжелее, чем он воображал, мечтая о троне.

И пусть республика пала к его ногам, если совсем честно, не особо-то и сопротивляясь, но... ура? Конечно. Ура-то ура, но... вечно это раздражающее но! Не одно — так другое.

Вкус триумфа портили досадные мелочи. Немного, и всё же — отравляли существование. Будто случайный камешек в ботинке ручной работы. Незначительный, крошечный, но!..

В том числе — ну, личности портили радость от императорского триумфа. Вдруг шустро сгруппированные волей случая или же Силы, например?

Палпатин отмахнулся от назойливой мысли, вызывая уборщицу одним прикосновением руки к сенсорному экрану рабочего датапада, стараясь не вляпаться попутно в каф.

Нет, каково: его собственные потомки ополчились против своего родителя! И как же нагло!.. Вроде сегодняшнего кафа, да.

Он, тогда без пяти минут император, даже побеседовать с самым старшим из сыновей не успел! Едва-едва только вызвал того в здание сената по неотложному делу, но средний да младший нарисовались и!..

И теперь эти, с позволения сказать, наследники всего императорского движимого с недвижимым исчезли.

Дружно? Позвольте, а не сговорились ли они втроём у него за спиной до вчерашнего дня?.. Эдак задолго до? Интересно, с какой целью! И кто за их коварными замыслами стоит, ведь не может не!..

В дверь вежливо поскреблись.

— Я занят!

— Срочный вызов для уборки, ваше величество.

Ах да. Сам же и вызвал он. Только что. Ох. В отпуск бы!.. Но империя сама собой управлять не будет. Особенно сейчас, когда она только-только перестала быть республикой!

Император отдал приказ на допуск уборщицы с помощью голосовой команды и уселся повеличественней, стараясь по-прежнему не вляпаться в кафовую лужу. На то, чтоб шваркнуть рукой по экрану, сил уже не хватило. Как же он устал!..

— Мой император.

— Приступайте и постарайтесь управиться побыстрей, будьте так любезны. У меня много дел.

— Я мигом! Только халатик вот...

Какой ещё халатик? Нет, ему точно пора отдохнуть. Император Палпатин моргнул. И ещё раз. И ещё. И снова. И... и только с шестой попытки разглядел: уборщица была в городской одежде, вероятно, не успев переодеться в форменный халат, который сейчас нервно комкала, пряча глаза, потому что срочный вызов застал её врасплох. Почему?..

Взгляд императора зацепился за дату и время в правом нижнем углу экрана его личного датапада. Ясно. Бедняжка банально не успела переодеться, хотя пришла на работу заранее. Просто императорский рабочий день начался ещё раньше.

Император вздохнул. Помассировал виски. Стало даже как-то неловко перед этой женщиной. В самом деле, вот чего он? Накричал, посмотрел сурово. И зарплату ещё полгода тому назад, как сейчас вспомнил, поднять обещал, но то одно, то другое... вот и запамятовал. А напоминальная программа в обоих датападах, скотина такая, даже не пикнула, когда он бюджетом занимался!..

— Да-да, конечно. Я сейчас отвернусь, а вы переоденетесь и сразу приступайте.

— Слушаюсь, ваше величество.

То, что произошло дальше, бывший император Палпатин и рад был бы забыть, но эту роскошь он себе позволить не!..

Сначала несчастная уборщица болезненно зацепилась локтем за ручку электрошвабры и запуталась в собственном неформенном гардеробе левой туфелькой, уже переодевшись в халат. Уронила — от боли острой. В локте. И наступила. И запуталась. И — рухнула. На императора. Задев один из сенсорных экранов аккурат в падении, да.

Потом рабочий императорский датапад послушно распахнул двери в кабинет Палпатина. Да пошире! А ещё потом в означенный кабинет хлынула пресса. Очень жёлтая. С очень быстро работающими холокамерами. И откуда только эти родичи жуков-пираний взялись да с утра пораньше?!

* * *

— То есть как — «уже забрали»?

Падме была в лёгком недоумении, что в переводе с высшего набуанского диалекта общегала читалось вероятней, да, как сильное недовольство. И раздражение!..

— Это правда, моя госпожа. Когда я вернулась за вашими достойными потомками в тот детский дом, их там не было.

— Неужели?

Однако. Ситуация. Падме крутанула в руках висюльку из джапора, прикидывая, швырнуть её в нерадивую служанку или повременить, ожидая более развёрнутый доклад.

Падме не первый стандартный год занималась политикой на родной планете и не только там. Падме не любила проигрывать!

Вчера, к примеру, выяснилось, что её тайный супруг был заговорщиком и вместе с сообщниками напал на верховного канцлера.

А у неё как раз начались роды. Чуть раньше, чем планировалось. Вероятно, от пережитого ею потрясения. Не успели они закончиться, как Падме дистанционно велела уничтожить любые документальные подтверждения того, что она была женой этого чудовища, Скайуокера, и сдала его отродье компетентной организации. Конечно же, инкогнито. И не лично, служанку припахала.

А сегодня аж с утра пораньше выяснилось, что её дорогой Эни — не какой-нибудь, хотя и сын вероломного чудовища, зато героически боролся против своего тирана-отца за мир в республике. Собственно говоря, республика победила, а император низложен.

Тот самый недостойный император, который мало того, что был чрезвычайно близко знаком со всеми сенатскими уборщицами, так ещё и на зарплатах экономил, жадина!

Да здравствует республика, да, Падме обязательно сделает заявление для прессы, но позже. А сейчас она была в ярости, так как не могла прижать к своей материнской груди таких любимых, таких родных, таких замечаных крошек, их с дорогим супругом милых деток, потому что кто-то её опередил! Какая досада.

— Да, госпожа. И... тот, кто забрал детей, оставил в том учреждении записку для их матери на случай, если она вернётся за детьми или же поинтересуется их благополучием, не являясь лично.

Падме требовательно простёрла руку. Правую. Служанка раздражающе аккуратно и до ужаса медленно вложила в ладонь своей повелительницы огрызок флимсипласта. Отчего-то пыльного. Очень!.. Впрочем, пыль — это ещё что.

Накарябанный на этом флимсипластном огрызке вкривь и вкось текст, если не врать, пугал: «Не ищи. Сунешься — задушу и не извинюсь. Уже не твой Э. С., без наилучших пожеланий».