Том I. Обсидиановая книга (гет)

Всего гаже были вечера воскресений, когда начинали одолевать черти. Особенно досаждали бледно-лиловые. Мерзкие лопоухие создания, скачущие по потолку и доводящие до тошноты своими кульбитами. Немногим лучше были и бурые, нудно копошащиеся в углах, навевающие невнятным бормотанием жуткие сны. И серое пальто, обожающее болтаться перед глазами, и бегающие по голове тараканы — наглые, разжиревшие до размеров ладони — все они были теми ещё приятелями.

Визит наследника сперва показался явлением того же порядка. Все они одного поля ягоды — ведьмино приданое!

— Матери нет! — на всякий случай рявкнул Тобиас, выгребаясь в коридор.

В большинстве случаев чудесное явление после этого испарялось. Следом за родительницей, которая регулярно пропадала то на неделю, то на полгода. Пока не перебесится. А её отпрыск — ни одной отцовой черты! — сроду никого, кроме мамаши, не слушал. Временами Тобиас подозревал, что он вообще глухой. Или недоразвитый. Раньше хоть в ухо можно было дать паразиту — для улучшения слышимости и встряски мозгов. Потом и эта радость померкла. Чёртов подменыш начал колдовать среди бела дня, где пожелает. После первых двух проб Тобиас даже в сильном подпитии кулаками махать перестал. Но поди теперь вытрави из дому эту плесень!

Вжик — сын вихрем взлетел по лестнице к себе на чердак. Только в глазах зарябило. Это они умеют. А вот чтобы поздоро… Стая потревоженных летучих мышей обрушилась сверху и слепо заметалась по комнате. Пришлось распахнуть им окно. Тьфу, чуть сам не вывалился!

Тобиас качнулся и невольно шагнул назад. Тёмный морок — копия Эйлин — неожиданно возник прямо перед носом. Зыркнул цепкими, как битум, глазами, недобро усмехнулся и опять слился с тенью. Закопошился в тёмном углу. Черти притихли и подкрались ближе, любопытно вытянув хоботки. Тобиас тоже попробовал подойти, но пол с потолком не вовремя затеяли чехарду.

— Дрянь ещё эту… припёр опять! — просипел хозяин дома, нетвёрдой рукой расчищая воздух перед глазами. Второй рукой он цеплялся за косяк, как за спасительную мачту.

— Пальто, что ли? — машинально уточнил сын, звеня ключами. — Ты его лет десять, как пропил, урод грёбаный.

— Не сметь… с отцом, — Тобиас обречённо прислонился к двери больным виском. — Да убери уже — и так тошно!

— Абракадабра, — бросил через плечо Северус, не коснувшись волшебной палочки.

— Можешь ведь… Когда хочешь, — почтенный отец семейства поскрёб саднящее с утра горло и прибавил, поразмыслив: — Щенок ты неблагодарный. И мать твоя ша… лая.

Сын, не отвечая, пихнул коленом скрытую в потёмках дверь. Впрочем, они-то в темноте видят лучше, чем днём — все эти твари. Тобиас ещё подумал и подкрутил свисавшую с потолка лампочку. Свет замигал и разгорелся. Последняя летучая мышь шарахнулась в окно.

— А вот и Люмос.

Нарочно бесит своей латынью, пропади она! Тобиас открыл рот для справедливого негодования, но так и замер. Мальчишка, не оборачиваясь, выгребал книги, которыми под потолок был забит чулан, и без разбора швырял их на немытый пол. Половина чертей разбежалась сразу. Тобиас кинулся помогать с наведением порядка, боясь сглазить удачу. Сынок — бесовское семя — даже мать родную не любил так, как эту мутную писанину. Тобиас сомневался, что змеёныш вообще любил кого-нибудь.

— Съезжаешь, что ли? — спросил он с робкой надеждой.

— Ну да. Оттуда сюда.

Тобиас зазевался от растерянности, и переплёт, сочащийся чёрной слизью, ухватил его за палец. Зубами. А ещё говорят, что это с перепою мерещится! Тут сколько ни надирайся, всё будет мало.

Черти брызнули врассыпную с истошным визгом, но рёв Тобиаса заглушил их причитания. Да и лексикон у хозяина дома был не в пример богаче. Северус меланхолично саданул древний рукописный трактат черенком метлы и отшвырнул кусачую дрянь в угол. Мётлы в доме тоже были не для уборки, при желании могли и сами не худо приложить по лбу.

— Одно дерьмо от вашей магии, гори она синим пламенем! — Тобиас на редкость культурно закончил монолог и, не сдержавшись, всё-таки дал поганцу по носу.

Замер, боясь пошевелиться. Вот жизнь и кончилась… Эйлин предупреждала, что лучше с её сокровищем не шутить.

Северус привычным движением отёр с лица кровь, ответил глухо и смиренно:

— Ты прав, отец. И всегда был прав. Хрен с ней, с магией.

Бросил метёлку и пошёл по книжкам, как по ковру. Перед ним они, гадины, расползались.

— Оно хоть того… не ядовитое? — прохрипел Тобиас, покосившись на фолиант драконьей кожи, мерзко клацающий зубами из-под хромоногого кресла.

Сын оглянулся на лестнице и сообщил с сожалением:

— Не особенно.

Тобиас, чертыхнувшись, сунул прокушенный палец в рот.

— А вот теперь особенно.

Ведьмино отродье!

— Хоть выпить есть у тебя?!

Мрак на чердаке не ответил. Значит, можно было не надеяться раздобыть у него универсальное лекарство. Какой толк может быть от напасти?

Голова трещала, словно её насквозь сверлили. Палец распухал на глазах, книги метались по полу и дрались, как петухи. Тобиас в сердцах наподдал им ногами, но твари не слишком испугались. Некоторые даже бранились в ответ.

Кепку с гвоздя — и к чертям отсюда! Пока поганец не уберётся...

Уборка началась тут же. Огромный котёл, прогромыхав по ступеням, едва не сбил Тобиаса с ног, которые и так слабо его держали. Кованый сундук, самостоятельно спустившийся следом за котлом, перегородил выход. А ринувшаяся сверху стая свитков заставила хозяина дома отступить в кухню. Черти пустились в пляс, Тобиас сплюнул и захлопнул дверь.

Не порыться ли в шкафах? Вдруг после Эйлин завалялась какая-нибудь целебная настойка? Желательно, на спирту.

— Угощайся, — сын протянул ему пыльную зелёную бутыль, привычно оказавшись перед глазами в обход дверей. — Коллекционная серия. Лично для Тёмного Лорда. Выпьешь — и никакой яд не страшен.

Тобиас осторожно понюхал пробку — распознать весь состав не удалось, но основной компонент туда определённо входил. Он ещё колебался, но пальто опять проступило в затянутом паутиной углу. Забыться! И бутылочка совсем небольшая…

Тобиас прикрыл глаза, сосредотачиваясь на вкусе, а открыл их примерно через час. Всё ещё стоя посреди кухни. Только в полной тишине и без спецэффектов. Зрение обрело режущую чёткость, а сознание — ясность, какой не было со дня женитьбы. Правда, мутить стало ещё сильнее. Икнув, он торкнул дверь в надежде, что всё привиделось.

Нет, не всё. Паршивец был тут как тут. Стоял перед горой волшебного барахла, сгруженного на замусоленном ковре, и крутил в руках волшебную палочку. Всё-таки вытащил эту дрянь! Плохо дело.

— Скройся — сейчас шарахнет, — нехотя предупредил Северус.

Под этим словом у них с матерью подразумевалось что угодно. Но хмель во время слетел с Тобиаса, и он без слов попятился назад, не сводя глаз с беспокойно копошащейся кучи.

На поверку пламя и впрямь оказалось ослепительно синим. Костёр взмыл до потолка, свивая сотню голодных языков. Глухое шипение, доносившееся из груды хлама, обратилось истошным визгом.

— Рехнулся?! Дом спалишь! — взревел Тобиас.

И всю улицу заодно.

Окно в задней стене было такое, что только кошке пролезть. Тобиас рванулся прочь из кухни, но в лицо пахнуло нестерпимым жаром, и дверь захлопнулась. Словно приросла намертво. Так и пришлось её выбить — не ждать же, пока крышей накроет?! Благо, косяки были хлипкие, а силой бог не обделил.

Пожар пропал, будто привиделся, только на полу остался выжженный круг. И ни следа всякой гадости. Не считая наследника, который так и сидел посреди круга. Тоже целый и невредимый. Даром ковёр попортил.

Однако.

Либо с бабой нелады, либо со службы попёрли, решил для себя Тобиас, не углубляясь в тонкости психоанализа.

— Дверь захлопни, как уходить надумаешь, — велел он, направляясь в спальню. — А то последнее вынесут.

Северус поморщился, потому что гибкая деревяшка в его руках гнулась, но не ломалась.

— Ты ещё не понял? — спросил он раздражённо. — Я остаюсь.

Палочка треснула, и волшебство пропало.

* * *

— Чёрта с два ты останешься! — оскалился Тобиас, выправляя стамеской дверную раму.

— Да ну? — сын поднял бледное небритое лицо. Глянул в глаза, как ножом чиркнул.

Взгляд у него стал ледяной и опасный, совершенно звериный. Тобиас такие взгляды встречал и прежде — прекрасно понимал, чем тут пахнет. А ещё подозревал, что, несмотря на вчерашний спектакль, драгоценный отпрыск отколет какой-нибудь магический выверт, если спустить его с крыльца — носом в асфальт. Однажды Тобиас целый месяц ночевал по знакомым — не мог отыскать собственный дом и сознаться в этом не смел. С тех пор стал осмотрительным.

— Чердак заливает. Где ночевать собираешься? — начал он издалека.

С похмелья, да ещё в шесть утра кого же потянет на гостеприимство?

— Уж как-нибудь, — прошелестел сын.

Минувшую ночь Северус проспал на остатках ковра. То есть, провалялся ничком. Тобиас его трогать не стал, так как спокойно относился к ночёвкам на полу в прихожей. Пол, если на то пошло, был ровнее продавленного дивана, до которого Тобиас вообще редко добирался. Только надумал прилечь по-человечески, так на тебе: этот засранец поднял ни свет — ни заря!

Хозяину дома было глубоко плевать — пусть бы всё так и оставалось. Идея ремонта принадлежала Северусу, просто отношения с молотком у него не сложились. Теперь бесполезное создание отдыхало на нижней ступеньке лестницы, отмачивая ушибленную руку в кружке с ледяной водой.

— Ты только за меня не волнуйся.

Говорил он теперь тихо, даже вежливо, но смотрел с той же ненавистью, что все последние двадцать лет. Когда Тобиас гонял их с Эйлин по чердаку поганой летучей метлой. Когда выколачивал из жены дурь более приятным для себя способом. Когда целый день пытался обкорнать кусачего гадёныша. Но свои патлы тот до сих пор не остриг. И в жизни ни одного гвоздя не забил. Скорее удавился бы.

Словом, когда оно по-другому было? Тобиас только выругался. Без знакомых чертей было тошно, да ещё желудок крутило. То ли от вчерашнего пойла, то ли от голода. Так и потопаешь работать, не жрамши!

— А жрать что будешь?! — рявкнул он в справедливом негодовании. — Опять мне на шею сядешь?!

В последние пять лет проклятие появлялось только наездами. Запиралось у себя, никогда не разговаривало и также без предупреждения исчезало. А главное — есть не просило. Замечательный был порядок.

— На фабрику устроюсь.

Тобиас саданул по гвоздю, так что тот сразу вошёл по шляпку, и обернулся глянуть: шутит или нет? Поди его разбери!

— На кой хрен ты там сдался? — следующий гвоздь вонзился ещё глубже, с косяка посыпались остатки краски. — Тебя же соплёй перешибёшь! И руки не тем концом вставлены.

Северус, поморщившись, вытащил разбитый палец из кружки и залпом допил воду.

— Не знаешь, каким концом вставлять, а с меня спрос?

Молоток полетел прицельно, в такие моменты Тобиас сперва делал, а потом думал. Но поганец, как всегда, отскочил секундой раньше. Глазом его движенье было не уловить. Зато прямое попадание кружки глаз ощутил как нельзя остро.

Родителя калечить — последнее дело. Но нелюдь, он и есть нелюдь. Сунул руки в карманы своей хламиды, уставился, не мигая.

Тобиас довольно посмеивался, присев на порог:

— Крепко же тебе там хвост прижали, змеёнышу! — прохрипел он, глядя на сына одним мутно-голубым глазом. — Одно жалко: порол я тебя мало!

Северус бровью не повёл.

— Предупреждал же: убью, если дотянешься, — в тоне не ощущалось ни беспокойства, ни сожаления. — И не вздумай опять собирать приятелей. Всем ноги повыдергаю и приколочу тут вместо перил.

Тобиас был не в курсе дизайнерских новшеств магического мира, но то, что теперь и перила нуждались в починке — это факт.

— Сначала приколачивать научись, — посоветовал он, прибавив ветвистое обращение. — Молоток подбери — и за дело.

Поднял кружку, приложил к подбитому глазу, полегчало. Глаз был цел — кукиш ихнему Салазару! Правда, всё вокруг раздвоилось и подёрнулось багровой пеленой, но это дело житейское.

Бесценный наследник неторопливо вытащил руки из карманов, подвернул манжеты: сперва правую, потом левую — над причудливой чёрной татуировкой. Произнёс, не повышая голоса:

— Да, мой Лорд.

И послушался — первый раз в жизни.

Так и зажили.

* * *

Никто никого не убил, и работа на фабрике нашлась хорошая: погрузка-разгрузка. С перспективой карьерного роста. Впрочем, Северус решил отдохнуть от карьерных притязаний. Окунулся в атмосферу тупика и полной бесцельности существования. Где-то там восходили к власти и гибли великие чародеи. А тут ни одна мусорная куча не сдвинулась, только выше стали.

Единственным признаком порядка было организованное шествие: утром — на фабрику, вечером — с фабрики. И утром, и вечером в узких переулках стоял сумрак. Поздняя осень низко развешивала непролазные тучи. Под тучами стелился вековечный дым с юго-запада, который пропитывал все кварталы на левом берегу тошнотворной горечью. Так пахли стены, развешенное между окнами бельё, река и сам воздух.

До правого берега дым не долетал, рассеивался над мутной водой. На той стороне имелась кое-какая набережная, а по вечерам зажигались огоньки. На этой стороне неведомая злая сила упорно ломала фонари и выворачивала всякую случайную лампочку. Местные жители угрюмо негодовали и с завистью косились за мост, устилая берег под ногами новыми слоями обёрток и окурков. Была в этом некая мистическая закономерность. Как в окнах, которые никогда не мылись и заменялись исключительно на фанеру. Как в ритуальных сборищах перед единственным баром, которые всегда начинались пьяной руганью, а кончались мордобоем. Как в сломанной фабричной трубе, которая многие годы лежала под нескончаемым кирпичным забором и всем мешала ходить, но никто её не смел тронуть. Как и всегда — до Хогвартса, до Статута, ещё до Мерлина — на трубе собиралась местная молодёжь: пили дрянь, курили дрянь, рассуждали о вечности, обходясь двадцатью словами.

— Эй, Снейп! Ты вернулся, чтоль? — донеслось оттуда в первый же вечер.

Куда он там шёл? Кажется, на мост. Неважно — тупик преследовал всюду. И осиплость незнакомого голоса, и привязчивый говорок, который Северус неистово, но с переменным успехом из себя вытравливал, обдали такой тоской, что захотелось тут же разбежаться — и головой в стену. Но это было бы слишком просто.

— И что? — он заставил себя обернуться к теням. Только потому что эти тени были частью кошмара. Парни и девушки — где кто, в потёмках не разобрать — на самой трубе, на заборе, на кривом дереве, перекинутом от трубы до забора. Сколько они тут сидели, и куда потом исчезали — непонятно. Видимо, становились забором и деревом.

— Ничего. Круто! — ответил задиристый голосок.

Ну, хоть кому-то радость.

— Зашибись, — согласился Северус, ощущая как легко ложатся на язык знакомые интонации.

На сегодня, пожалуй, было достаточно. Присоединиться к собранию Северус был пока не готов. Да его и не приглашали — что-то в жизни осталось незыблемым! Зато мимо пропустили без возражений. Раздались лишь смешки и тихий ропот. Паучий Тупик жил своими легендами, так что мистер Снейп насадил парочку три года назад. Мать тогда жила дома, и Северус старался не бросать её совсем. А ещё надеялся дождаться тут Лили — всё прочее стремительно теряло цену...

…Метка в тот год жгла через день, выдёргивая чёрт знает куда без гарантии, что вернёшься. А Лили в родном Коукворте так и не объявилась. Выскочила замуж и осталась в Годриковой Впадине. Это Северус узнал уже потом, после того, как её родители влетели на своём «Лэнд Ровере» в свой же забор. Официальной версией стали отказавшие тормоза.

Северус боялся, как бы не вскрылась правда, и чужое Морсмордре над местом аварии развеял с особой тщательностью. Всю ночь потом трясся в ознобе. Если бы авроры отыскали следы магии, то вполне могли повесить на него двойное убийство. Тем более, что за домом Эвансов он следил давно, хотя и по своим причинам.

Но ничего, обошлось. Повезло раз в жизни. И во второй раз, когда Эван Розье проболтался, что ему доверили расправу над Эвансами. И в третий раз, когда удалось подсунуть Эвана Аластору Грюму. С летальным исходом для Розье и существенными травмами для Грюма, что тоже было приятно. Дальше Северуса начало тошнить от Феликс Филицис, и череду удач пришлось оборвать. Но несчастный случай с «Лэнд Ровером» всё-таки отписали магглам.

Лили с сестрицей примчались на похороны, прихватив новоиспечённых мужей. Между собой пары не общались. И во время погребения стояли по разные стороны могилы. Поттер по-собственнически кутал Лили в своё пальто — как будто не знал согревающих чар! И от надгробия её оттаскивал так, что рука чесалась пустить в него Аваду Кедавру. Но Лили на Поттере висла и выла в голос, и точно не порадовалась бы его смерти. Так они и аппарировали вдвоём.

А на следующий день началась зима. Дом Эвансов за покорёженным забором стоял заколоченный, и Северус туда больше не ходил. Окунулся в прощание с последними иллюзиями и невинностью. После школы вообще жить стало легче. И с женщинами легче, когда выяснилось, что ему на них наплевать, и качество не имеет значения. Ну и деньги появились, куда без них?

А Лили чем-то другим со своим Поттером занималась?

Представлять её на месте других Северус не пытался. Не мстил и ничего не доказывал. Просто приходил в себя, как тогда казалось. По этой же причине он перестал увиливать от деликатных поручений Тёмного Лорда, отсиживаясь в уголке и ссылаясь на сугубо зельедельческие навыки. Просто некуда было девать бешенство. И магию. Надоело болтаться в шестёрках, есть один раз в день, носить одну мантию зимой и летом, выметаться с закрытых собраний. Так никому и ничего не докажешь. А вдруг понадобится выпрашивать эту чокнутую бунтарку у Повелителя? И ведь понадобилось...

…На середине моста его словно что-то садануло под колени. Пришлось сесть на асфальт, чтобы не упасть. И прижаться лбом к перилам, чтобы охладить голову. Вой рвался из груди помимо воли, но Северус заглушил его, до крови прокусив хвост волдемортовой змейке. Люди обходили его с опаской.

— Набрался-то как! Ещё до пятницы!

— Они теперь чем позабористей балуются…

— Молоденький совсем, надо же!

— Рано начинать стали…

Северус покрепче стукнулся лбом о железный прут, чтобы очухаться. Просто он так давно не ходил к Лили, так давно её не видел… Невозможно давно. Сколько ещё жить-то? Стать бы магглом — вышло бы на сто лет меньше!

Подождал, пока отпустит. Встал, потирая свежий синяк. Другой дороги всё равно не существовало. Пришлось двигаться этой — за реку, по набережной и через детскую площадку. Он бы не пошёл, но свет в знакомом окне горел впервые с той проклятой зимы, и Северус решил попытать счастье.

Калитка, лестница, дверной звонок. Обычный вопрос из-за двери заставил вздрогнуть. Голоса у сестёр были очень похожими.

— Это Северус Снейп, — сообщил он, как в прошлой жизни. — Надо поговорить.

Тишина по ту сторону длилась много дольше, чем позволяли приличия. Северус устроился на ступеньке крыльца и как бы отключился на время. Открыл глаза, лишь когда щёлкнул замок.

— Я уж думал, не откроешь, — сообщил он, щурясь от пролившегося из дверей света.

— Я тоже так думала, — Петуния покрутила острым носиком влево-вправо и втянула длинную шею обратно за дверь. — Вы же всё равно войдёте, если захотите, — высказала она оттуда. — Поднимайся, нечего во дворе маячить!

Северусу не хотелось переступать порог, но он сделал над собой усилие. В доме всё осталось, как прежде: обои в зелёную полоску, фотографии на стенах. Даже запах шоколадного печенья с кухни. От этого запаха голова слегка закружилась — иногда не вредно было поесть. Петуния, словно заподозрив его в желании отобедать за чужой счёт, захлопнула дверь в кухню. Нищим не подаём.

— Лили погибла, — обрубила она с порога. — Ты поэтому заявился? Что вам ещё от нас нужно?

— Не нам, а мне, — Северус с чрезмерным вниманием изучал лица на старых снимках.

— Не держи меня за дуру! — предупредила радушная хозяйка. — Я знаю, что ты явился от того полоумного колдуна. Сестра о тебе писала.

Писала, значит? Северус с полминуты вглядывался в осунувшееся бледное лицо Петунии, надеясь уловить хоть какую-то общую черту. Выражение глаз, поворот головы — что-нибудь.

— Ты о ком-то конкретном? — бросил он с холодной небрежностью. — Или это, как всегда, собирательный образ?

— Я не намерена с тобой болтать! — спохватилась Петуния. — Если пришёл по делу, могу послушать из вежливости. Но учти: мне неинтересен ваш кошмарный мир! Теперь он меня вообще не касается.

До чего настырная маггла! Всю родню похоронила, но упорно не верит в Волдеморта.

— Это касается ребёнка твоей сестры, — Северус никогда не отличался терпением, а уж с Туньей у них была давняя любовь. — У меня тоже нет настроения торчать с тобой до утра. Как и разбирать дом по кирпичам. Просто скажи, что с ним.

— С кем? — опешила Петуния.

— С младенцем, из-за кого не стало Тёмного Лорда.

Петуния предсказуемо вздрогнула при упоминании Реддла. Значит, сводки до неё всё-таки доходили.

— Неназываемого больше нет? — она опёрлась на стену, прижав руку к груди, но тут же спохватилась: — И как я могла об этом догадаться? Прочитать в утренней газете?! Если у Лили был ребёнок, надеюсь, мне пришлют его адрес. Вот и всё, что доступно нам, простым магглам! Тебе какое дело до этого?

Северус внимательно слушал и ногой выпихивал из-под комода с вазочкой красно-оранжевый резиновый мяч. Мячик прокатился через коридор и отскочил от плинтуса. Петуния умолкла и проследила за ним, как за лучом Авады.

— Это игрушка нашего сына, — вымолвила она деревянным голосом.

Тут можно было усомниться, но круглое, как поросёнок, дитя на свежих фотокарточках было уменьшенной копией папаши, который габаритами не уступал профессору Слагхорну. Да и с чего бы Северусу повезло с поиском? Зелье удачи исчерпало своё резерв лет на десять вперёд. По крайней мере, он узнал фамилию этой семейки — по надписям на майках: папа Дурсль и наследник Дурсль. Наследник!

— Лили не волновало, есть у меня дети или нет, когда она полезла в вашу идиотскую войну! — дрожащим голосом сообщила Петуния. — Я ей писала, что это добром не кончится. Но зачем слушать старшую сестру? И почему мне теперь должно быть дело до её проблем и её мальчишки?

— У Лили не никаких проблем, — сухо напомнил Северус. — И я не говорил, что у неё мальчик. Кстати, лучше тебе с ним пореже видеться.

Петуния неожиданно заплакала и, протолкнувшись мимо него, стала судорожно отпирать замок:

— Убирайся! — приказала она. — И больше сюда не приходи, я вызову полицию! И ещё кого-нибудь вызову... Из ваших. Пусть сами с тобой разбираются!

— Тебе следовало сразу это сделать, а не отпирать дверь, — наставительно сказал Северус.

— Чтобы наш дом разнесли по доскам?! — взвизгнула Петуния. — А соседям я что скажу? А мужу?! Вернон — деловой человек, у него серьёзная фирма по производству свёрел. Он и так с трудом переносит магические завихи…

— Чьи завихи? — нехорошо оживился Северус. Но миссис Дурсль уже распахнула дверь, не сводя с него ненавидящих глаз — серых с легчайшим оттенком зелени.

— Я понимаю, что тебе это безразлично, — прибавила она сдавленным шёпотом, — но Вернон вот-вот вернётся и бог знает что подумает. Поэтому сделай милость…

— Хочешь знать самую страшную тайну Магического Мира? — не двинувшись с места, спросил Северус.

— Нет, Снейп, — отрезала Петуния, — я ничего не хочу знать. Начиная с тебя.

Но Северус уже наклонился к её уху, придержав за руку, чтобы не вырывалась. Пальцы у него были ледяные и цепкие. Нестриженые чёрные волосы неприятно скользнули по щеке миссис Дурсль, дыхание обожгло шею, заставив её передёрнуться.

— Тёмный Лорд вернётся, — шепнул Северус одними губами.

Петуния замерла, не в силах пошевелиться, в упор глядя в глаза твари, с появлением которой всё в жизни пошло наперекосяк.

— И… что? — выдохнула она, лишь через пару секунд вспомнив, что надо отодвинуться и вырвать руку.

— Бегите, — пожал плечами Северус.

Прощаться он не стал, но на крыльце пришлось притормозить. Разойтись на лесенке с курпулентным хозяином дома не представлялось возможным. Судя по тому, как выпучил глаза "папа Дурсль", сцена на крыльце от него не укрылась.

— Петуния, дорогая… Можно узнать, что это было?! — голос зарокотал, как из бочки, и тут же упал до хрипа: — Ты понимаешь, что с улицы всё видно?

Лицо Петунии вытянулось, хотя и так было достаточно длинным. Она ахнула и начала что-то лепетать. Но оскорблённый супруг уже переключился на Северуса, допытываясь, кто он таков, и надвигаясь, как Хогвартс-экспресс.

— Он колдун! Боже мой, Вернон, не тронь его! — взвизгнула Петуния, ни на шутку перепугавшись. — Вернон, тебе нельзя волноваться! Я всё объясню, честное слово, это старый приятель Лили…

— Лили? И твой, значит, тоже?!

И тут дурдом. Северус потерял терпение и решил применить самое безотказное заклинание.

— Привет от Тёмного Лорда, — сквозь зубы бросил он Вернону.

Гора шарахнулась в сторону, и сделалось тихо, как на кладбище.

Вас долго будут помнить, мой Лорд.

Северус беспрепятственно сбежал по ступеням, поднимая воротник старой отцовской куртки. Начинал накрапывать дождь, а путь до Паучьего тупика был неблизкий. Не привыкать! Он толкнул ногой калитку и слился с ночью.