Неправильный союзник (гет)

Утро в приюте, как всегда, пришло слишком рано, чтобы был шанс на хотя бы малую передышку. Тёмные стены комнат, когда-то когда-то белые, сейчас серые и облезлые, хранили все шёпоты ночи. Том проснулся первым, потому что он всегда просыпался первым. У него не было выбора: мозг, привыкший к тревоге, не позволял заснуть долго. К тому же, если он не просыпался, никто бы не спал вообще.

Он сидел на полу рядом с кроватью, спиной прислонённый к холодной стене. Комната была крохотная, как и сама жизнь здесь. Его глаза автоматически проверили обстановку. За окном всё было по-прежнему: тот же серый двор, тусклый свет, те же звуки. Дети, которые почти не общаются, кроме как через взгляды или случайные жесты. Но сегодня что-то было по-другому. Возможно, это было ощущение того, что он теперь не один, что хотя бы один человек, маленький и хрупкий, теперь зависел от него. Джинни.

Он не мог позволить себе сдаться. Он уже понял, что, если не будет стоять как каменная стена, никто не сможет выжить в этом месте. И Джинни, она будет ждать его защиты. Так или иначе. Поэтому Том сидел так, как бы не замечая тяжести собственного тела, как бы не ощущая ломоты в спине. Это было привычно. Он не жаловался.

Впрочем, он всё же был человеком, и, как и в прошлый раз, не мог позволить себе лишний раз поддаться уязвимости. Именно поэтому, хоть и лежа в спартанских условиях, он был на полу. На кровати спала Джинни. Она была ранима, она была слабее, и он знал, что она не должна остаться одна. В его мире не было места жалости, но он понимал: она — это единственное, что можно спасти. Его помощь была не вопросом выбора, а необходимостью.

Том посмотрел на неё. Она лежала, свернувшись клубочком, в его старом одеяле, будто всё ещё не веря в то, что она может спать спокойно. Её тело было напряжённым, как у животного, которое готово вскочить в любой момент. Он знал, что за её безмолвием скрывается не только усталость, но и страх, который она не могла отпустить. Страх, который жил в её глазах и каждой линии её тела.

Она была ранена, и он был единственным, кто мог хоть как-то уменьшить боль. Том отвёл взгляд, снова проверяя обстановку в комнате. Всё было по-прежнему. Но внутри него что-то дрогнуло. Он не знал, как долго он сможет держаться. Не знал, сколько времени ему нужно для того, чтобы стать для неё опорой, а не источником страха.

Он вставал, лишь когда был уверен, что Джинни спит. Осторожно подошёл к прикроватной тумбочке и вынул из неё книгу. Ту самую книгу, что он часто читал, когда мысли становились слишком громкими. Он не читал её каждый день, но в моменты, когда всё казалось пустым, она становилась его единственным спутником. Тёмные страницы, забытые слова.

Постепенно Джинни шевельнулась. Том положил книгу обратно, встал и подошёл к кровати, наклонившись, чтобы посмотреть на неё. Девочка просыпалась, её лицо было каким-то странным, беззвучным. Она открыла глаза и взглянула на Тома, чуть растерянно, но не с ужасом, как раньше. Он ничего не сказал. Она вряд ли была готова к разговорам, да и сам Том не знал, что скажет. Он просто показал ей, что она не одна.

— Ты в порядке? — его голос был хриплым, почти равнодушным. Он не хотел выглядеть мягким, не хотел показаться ей слабым. У него не было права быть слабым.

Она медленно кивнула, будто ощущала не только физическую боль, но и что-то большее. То, что нельзя было объяснить словами.

Том встал, не давая себе времени на лишние мысли, и направился к двери. Он знал, что на завтрак подадут то же, что всегда — пустую кашу, которая была больше похоже на клей. Но что-то в этом было утешительное: завтрак — это был один из немногих моментов в этом месте, когда не нужно было думать о том, что ждёт за стенами. Уходя, он остановился у двери и оглянулся.

— Пойдем, — сказал он коротко. — Тебе нужно поесть.

Она слабо подняла голову и посмотрела на него. Её взгляд был благодарным, но в то же время недоверчивым. Не потому, что она сомневалась в нём, а потому что в её мире было слишком много боли, чтобы без остатка верить даже тому, кто, казалось бы, должен был стать её опорой.

Том вёл её на завтрак, не спеша, не глядя на других детей, которые сидели в своих углах, тихо поглощая еду. Тишина в столовой была как всегда тяжёлой, как если бы все здесь пытались не нарушать этот странный порядок, в котором существовали. Том и Джинни сели за стол, и Том поставил перед ней поднос с тем, что могло быть кашей. Он заметил, как она смотрит на еду, но не берёт ложку. Это было нормально. Она не была готова. Впрочем, Том тоже не был готов. Он сам начал есть молча, в его глазах всё было так же пусто, как и прежде. Но в глубине что-то дрожало, словно под слоем льда. Время от времени он бросал быстрые взгляды на Джинни, проверяя, всё ли с ней в порядке. Она продолжала молчать, и это молчание не было тяжёлым. Это было молчание, которое тоже, как и он, училось не замечать боли.

Наконец она подняла ложку и начала есть, но медленно, осторожно, как будто боялась, что каждый её жест нарушит этот хрупкий порядок. Том продолжал молчать. Он знал: нужно было время. Время для того, чтобы она поняла, что рядом есть кто-то, кто не отпустит её. Джинни вдруг подняла глаза и тихо спросила, всё так же внимательно следя за его выражением:

— Том.. ты не злишься на меня?

Том посмотрел на неё. В его глазах не было раздражения, не было сочувствия. Были только его привычные, холодные глаза, но в них появилась одна черта. Что-то, что она могла понять.

— Нет, — ответил он равнодушно, хотя в его голосе скользнуло что-то важное. — Не злюсь.

И это было правдой.

Вдруг Джинни почувствовала, как её сердце замерло. Взгляды со всех сторон, эти невидимые стрелы, что они бросали в её спину, не позволяли дышать. Руки её начали дрожать, пальцы сжались вокруг ложки, но она так и не могла взять её. Казалось, что весь мир наблюдает за ними, за ней и за Томом, который никогда не был частью этого мира.

Том сидел напротив, не обращая внимания на шепот, который становился всё громче. Он не смотрел на других детей, он был сосредоточен на Джинни, как всегда. Но что-то в его позе изменилось. Он почувствовал, что что-то происходит. Он знал, что её трудно обмануть. Его взгляд метнулся к ней, а затем чуть заметно опустился к её дрожащим рукам.

Джинни осторожно подняла глаза и встретилась с его взглядом. В его глазах не было ни страха, ни сочувствия, ни даже беспокойства. Он не был слабым. Его взгляд был... хладнокровным. И внезапно, как всегда, он проявил свой способ отвлечь её от всего этого: от взглядов, от этого лишённого сочувствия мира вокруг.

— Хочешь развлечься? — сказал он тихо, но с тем самым выражением в голосе, которое Джинни могла бы узнать даже в тёмной комнате. Он был серьёзен, но в его словах скрывалось что-то, что заставляло её забыть хотя бы на мгновение об этой тяжёлой атмосфере вокруг. — Давай украдём что-нибудь отсюда.

Она слегка наклонила голову, сбитая с толку. Всё, что она могла бы сказать, это то, что она никогда не думала о таком. Но Том... он всегда был таким, был для неё как живой вихрь, способный снести любую заботу одним движением. Взгляд, который он теперь бросил на неё, был игривым, но при этом таким знакомым — это был тот же Том, что обычно не был склонен к играм, но иногда мог произнести что-то совершенно неожиданное. Джинни едва ли верила своим ушам, но что-то в его тоне, в том, как он смотрел на неё, заставило её почувствовать себя немного легче. Она знала, что с Томом они могли бы сделать что угодно, даже если это означало украсть ещё одну тарелку каши или сделать что-то, что казалось бы невозможно, хоть это и было бы всего лишь способом отвлечься.

— Ты правда хочешь это сделать? — спросила она, с недоверием, но всё-таки с любопытством в голосе. Её взгляд задержался на нём, и она снова почувствовала, как его присутствие изменяет весь этот серый мир вокруг.

Том слегка улыбнулся, его губы изогнулись в едва заметной, но уверенной усмешке. В его глазах был тот же блеск, который появлялся, когда он планировал что-то неожиданное. Джинни уже знала, что на самом деле он никогда не предлагал ничего случайного. Всё, что он говорил, было как вызов. Как испытание. И иногда... это было именно то, что ей нужно было.

— Почему бы и нет? — Его голос был таким тихим, что лишь они двое могли его услышать. — Знаешь, здесь есть несколько вещей, которые могли бы нам пригодиться...

Он снова глянул на неё. И на мгновение Джинни снова забыла о взглядах других детей, об их тени, которая всё ещё висела в воздухе, как невыносимое давление. Вместо этого она почувствовала себя немного легче. И это было достаточно, чтобы её пальцы перестали дрожать, чтобы она наконец подняла ложку и сделала первый, осторожный глоток каши. Но Том не отвёл взгляд. Он всё ещё смотрел на неё, зная, что теперь её мир изменился. Может быть, не полностью, но хотя бы немного. И этого было достаточно. Так он её защищал. Через эти лёгкие, почти невидимые фразы, которые позволяли на мгновение забыть, где они находятся. В его мире не было времени для страха.

Джинни наконец позволила себе выдохнуть. Она не знала, что будет дальше. Но с ним всё будет проще. Хоть на минуту. И, может быть, это было всё, что ей было нужно, чтобы снова почувствовать, что она способна дышать.

— А ты научишь, как брать чужие вещи? — произнесла она тихо

Его глаза блеснули. Он говорил это так, как если бы давал ей ключ к чему-то, что могло бы навсегда изменить её отношение к миру. Он знал, как заманить её в свою игру. И, возможно, Джинни уже сама понимала, что она может быть частью этого.

Том взглянул на неё с интересом, как будто проверяя, насколько серьёзно она это сказала. Он наклонился вперёд, улыбнувшись чуть заметно, почти с холодной уверенностью:

— Ты не просто научишься красть, — продолжал Том, его голос всё так же тихий, но проникновенный. — Ты научишься быть тем, кто может всё забрать себе. Так, чтобы никто не заметил, что ты уже в их мире. А потом, когда ты готова, ты просто уйдешь с этим, и они не смогут тебе ничего сделать.

Тон Тома был всё таким же спокойным, но в его словах было что-то, что могло соблазнить любого. Он не говорил, что она должна это делать. Он просто показывал ей, что это возможно. А выбор был за ней.