Клятва и Мера (джен)

Флейта с грохотом упала на пол и затихла. Мгновенно вернулись зимние холода и болезненно сковали ноги рыцарей. В зале воцарилась тишина, словно воздух застыл.

— Стурм… — изумлённо начал лорд Стефан.

Молодой человек пошатнулся, вырвал меч, и Вертумн упал вперёд, безжизненно вытянувшись. Гунтар бросился к Зелёному человеку, и Стурм вздрогнул, когда сильная рука лорда Альфреда сжала его плечо.

Пятно на клинке Стурма было чистым и влажным, и от него исходил смолистый запах вечнозелёных растений. Он резко обернулся, заметив недоумение на лицах Альфреда и Гунтара, странный, полный боли взгляд лорда Стефана и, у разбитого стола, гнев лорда Бонифация, который недоверчиво и ревниво посмотрел на юношу, а затем наклонился, чтобы подтянуть штаны.

— Что ты наделал, парень? — взревел Альфред. — Что ты... — вопрос звучал в зале снова и снова, и это был единственный звук в гнетущей, звенящей тишине.

Затем Вертумн вскочил и оттолкнул изумлённого лорда Гунтара. По всему залу пронёсся вздох, словно ахнула сама комната. Когда лорд Дикарь коснулся раны на своей груди, она сморщилась и закрылась, как шрам на живом дереве. Он невозмутимо посмотрел на Стурма.

— Вот до чего дошло, юный Светлый Меч. Ты доказал свою точку зрения, и мою тоже, — объявил Вертумн, и камни у его ног покрылись толстым мхом. — Остальное — твоя собственная глупость. Ты сам вступил в мою игру. В которую, увы, ты должен будешь играть до конца, о чём тебе будет напоминать твоё плечо каждый день и каждую ночь.

За окном снова запели птицы. Широко раскрыв глаза, Стурм переводил взгляд с Зелёного Человека на свой немытый меч, а с меча — снова на Вертумна. В великом смятении, но с твёрдым намерением разобраться молодой человек коснулся своего клинка. Тот был сухим и чистым.

— Встреться со мной в первый день весны, — приказал Вертумн, снова со странной улыбкой. — В моей крепости среди Южных Темнолесий. Приходи туда один, и мы решим этот вопрос — меч к мечу, рыцарь к рыцарю, мужчина к мужчине. Ты защитил честь своего отца, а теперь я бросаю вызов твоей. Ибо теперь я должен тебе удар, как ты должен мне жизнь. Ибо в твоей заветной Мере написано, что любой, кто ответит ударом, должен остановить ход битвы.

Стурм в замешательстве огляделся. Гунтар и Альфред застыли на возвышении, а лорд Стефан открыл рот, чтобы что-то сказать, но не произнёс ни слова.

Лорд Бонифаций кивнул, выжидающе глядя на него ястребиным взглядом. То, что Вертумн сказал об ответном ударе, действительно было закреплено в Мере. Своим импульсивным поступком Стурм нарушил древний закон.

— Я отведу тебя в то место, когда придёт время, — объявил Вертумн. — И там, в том месте и в то время, ты сможешь кое-что узнать о своём отце. Однако ты должен сам найти дорогу. Если ты не встретишься со мной в назначенном месте в назначенную ночь, твоя честь будет навеки загублена.

— И не только твоя честь в опасности, — продолжил лорд Дикарь с загадочной улыбкой. — Ведь ты действительно должен мне жизнь, Стурм Светлый Меч, и ты заплатишь мне за это, независимо от того, прибудешь ли ты в назначенное время или нет.

Он драматично указал на плечо юноши.

— Ты можешь прийти как послушник Ордена и принять мой вызов, — произнёс он, — или можешь прятаться в залах этой крепости и ждать, пока твоя рана загноится. Ибо деяния моего меча расцветают весной, и их цветение ужасно и губительно.

Зал заполнился листьями, лианами и усиками, а также шипами, корнями и ветвями, на расчистку которых ушла бы целая неделя. Зелёный Человек закрыл глаза, склонил голову и исчез в шелесте, а факелы на стенах внезапно вспыхнули холодным белым пламенем.

Пораженный Стурм прищурился, вглядываясь в тёмные заросли, но Вертумн действительно исчез, оставив после себя туман, древесный дым и водянистый металлический запах леса после грозы.

— Из всех бед, которые ты мог навлечь на себя, парень, — с грустью произнёс лорд Альфред, — из всего, что ты мог сделать или не сделать, это было худшим из всего.

— Худшим из всего? — спросил Стурм. — Я… я не…

Юные рыцари уже с присущей им серьёзностью убирали из зала листву и ветки ежевики. Стурм стоял посреди разрушений и восстановлений и смотрел на толпу рыцарей, собравшихся у пустого трона Хумы. Молодой человек покачал головой, пытаясь прогнать воспоминания о той ночи, как если бы это был сбивающий с толку сон.

— Ты последуешь за мной, Стурм Светлый Меч? — спросил лорд Альфред, на этот раз более мягким голосом. Гунтар и Стефан встали позади него, их церемониальные доспехи сверкали почти ослепительно. Лорд Адамант и лорд Бонифаций, стоявшие среди обломков, оставшихся после визита Вертумна, присоединились к грозной троице.

"Они как солнца", — подумал юноша. — "Как солнца и метеоры. Я не могу подойти к ним, мне даже смотреть на них тяжело."

— Я думал… — начал Стурм, но в гулком зале его голос прозвучал тихо и слабо. Он не мог сказать, о чём думал. Он больше не мог ни о чем думать.

Альфред кивнул, и лорд Гунтар шагнул вперёд, а Альфред изящно занял место молодого человека рядом со Стефаном.

За его спиной прекратились звуки пилы и топора. Только слуги продолжали заниматься своими делами: старый Реза и мальчик Джек убирали остатки разбитого хрусталя. Молодые люди из Ордена, которые и без того не стремились выполнять работу слуг, остановились, чтобы понаблюдать за драмой, разворачивающейся у трона Хумы, и насладиться смущением и, возможно, наказанием человека почти их возраста.

Несмотря на то, что Башня клириков была предана различным почестям, связанным с Мерой, там царили сплетни и соперничество, которое не всегда было дружелюбным.

Лорд Стефан тоже был ветераном этих войн. Он подошёл к Стурму и, взяв его за руку в перчатке, повёл мимо вытянутых шей и косых взглядов прямо к западной двери, в тишину часовни. Лорды Гунтар и Альфред шли за ними по пятам, а за ними — прославленный лорд Бонифаций. Те, кто остался в зале совета, вернулись к своим делам, без сомнения, представляя себе великие тайны и наказания, разворачивающиеся в приглушённом свете запертой комнаты.

Там лорд Стефан не слишком бережно усадил юношу на дубовую скамью у окна. Стурм схватился за плечо и вздрогнул, когда ветер пробрался сквозь старые каменные узоры позади него. Но он также трепетал при виде древних узоров на витражах: роза, рога бизона, жёлтая арфа и белая сфера, голубая спираль — всё это внутри серебряного треугольника великого бога Паладайна, который содержит в себе всё сущее и в то же время превосходит его. Всё это было символами старого пантеона, который Орден по-прежнему чтил, несмотря на тёмные времена и опасности Ансалона.

Полки были заставлены толстыми томами по математике, физике, архитектуре — наукам, которых молодой человек старательно избегал в те редкие дни, что проводил с матерью в Утехе.

"Стурм, — предупреждала она его тогда, — теперь тебе нужны книги. Светлые Мечи и Орден, и отец подвели тебя. Учёный может быть небогатым человеком, но учёный всегда сыт, его дом защищён от пожара, а голова — от топора." — Стурм нахмурился и покачал головой.

Леди Илис произнесла эти слова из самой дальней комнаты коттеджа, где не было света из окон. Тогда он сделал вид, что прислушивается, но затем отложил книги и вскарабкался на соломенную крышу дома.

Там, не обращая внимания на увещевания матери, он устремил взгляд на север, за равнины Абанасинии, где не было ничего, кроме света и равнин, но мальчик мог представить себе бурные воды Шэлси и самые южные берега Соламнии к северу от них.

Теперь Стурму казалось, что книги в часовне насмехаются над ним и над его потраченными впустую годами среди соломы, белок и птиц. Он проделал долгий путь от Утехи только для того, чтобы оказаться в другой тёмной комнате и увидеть те же самые книги, посвящённые, как он теперь понял, самым мрачным делам.

— Вина лежит не только на тебе, парень, — мягко начал лорд Стефан, и всё же Стурм услышал в его голосе странное замешательство, когда старик зашагал перед алтарём, опустив глаза. — Не только на тебе. Похоже, этот Вертумн встревожил и удивил всех нас.

— Как это произошло, лорд Гунтар? — насмешливо спросил Бонифаций. — Я полагал, что охрана зала находится под вашим… умелым руководством, как это всегда бывает в ночь банкета.

Гунтар сердито фыркнул и прислонился к двери часовни. Эти два превосходных фехтовальщика не питали друг к другу тёплых чувств из-за ожесточённого соперничества, длившегося целое поколение.

— За этим следят, Бонифаций! Не к лицу тебе это чёртово злорадное ликование! — прорычал он, сверкая серыми глазами.

— Что ж… — перебил его лорд Стефан своим сухим, мелодичным и успокаивающим голосом. — Каковы бы ни были обстоятельства, мы, без сомнения, наконец-то встретились с легендарным лордом Дикой Природой, и он оказался таким же удивительным, как и в сказаниях.

— В сказаниях! — воскликнул Стурм, приподнимаясь со стула. — Ты хочешь сказать, что знал об этом чудовище и… и…

— Мы и правда знали, — ответил Альфред. — О лорде Дикой Природы ходит множество слухов, и глух тот рыцарь из Соламнии, который не слышал ни одного из них. Мы знали о нём, но никогда его не видели. Как мы могли ожидать его визита? Этот хор и буйство виноградных лоз? — Гунтар сердито взглянул на Бонифация, и четверо рыцарей погрузились в свои мысли.

— Час поздний, — ответил Альфред после долгой паузы, — и наши мысли граничат с фантазией. Возможно, нам стоит обсудить это утром, когда солнечный свет озарит произошедшее, а не обманчивый двойной свет лун.

— Я согласен с лордом Альфредом, — вмешался лорд Бонифаций, и лорд Гунтар тоже кивнул.

— Но подождите. Кто такой Вертумн? — спросил Стурм.

Рыцари нервно переглянулись.

— Я слышал, — начал лорд Альфред, — что он рыцарь-отступник, связавшийся с эльфами и прочими лесными обитателями. Я слышал, что он возглавляет банду неракских разбойников в южном Темнолесье.

— Я слышал, что Вертумн — друид, — заявил лорд Гунтар. — Великий языческий жрец, чьё сердце твёрдо и несгибаемо, как дуб. Его убежище в Тёмных лесах — запретное место, где птицы вторят последним словам преступников, а мёртвые свисают с ветвей деревьев, как плоды.

Стурм нахмурился. Это казалось ещё более невероятным, чем история о рыцаре-отступнике.

— А я слышал, — вмешался лорд Стефан, поднимая пыль, — что кровь этого человека — чистое волшебство, что его тёмные глаза сделаны из камня чёрной луны Нуитари. Я слышал, что все Южные Тёмные леса — это иллюзия, порождённая чёрной луной и снами колдунов.

— И всё же он навещает нас в святки? — спросил Стурм. — Волшебник он, или друид, или рыцарь-отступник, — но он нашел путь к своим внимательным слушателям? Как… как это произошло? И почему?

— Полагаю, — сухо заметил лорд Бонифаций, — что лорд Гунтар вскоре даст ответ на этот вопрос. Как один-единственный человек смог пробраться сквозь толпу лучших юношей Соламнии, ведя за собой этого огромного вепря?…

— Огромного вепря? — воскликнули четверо остальных, одновременно поворачиваясь к лорду Бонифацию. Знаменитый рыцарь нахмурился, и Альфред беспокойно положил руку ему на плечо.

— Мы... мы не видели никакого вепря, лорд Бонифаций, — объяснил Верховный судья. — Возможно, из-за ночной суматохи... или вина...

— Говорю тебе, я видел кабана! — сердито настаивал Бонифаций. — И если я его видел, значит, он был там, клянусь Паладином, Маджере и всеми добрыми богами, которых ты можешь назвать!

— Как бы то ни было, мы не видели кабана, — терпеливо повторил Альфред. — Только стаю воронов на стропилах…

Он замолчал, а остальные рыцари в недоумении уставились на него.

— Ты… ты не видел воронов, — мрачно заключил он. — Никто из вас их не видел.

— Я не смотрел вверх, — успокоил его Стефан. — Но, клянусь Паладайном и всеми богами, я помню визгливых и оскорбительных дриад, которых привёл с собой Зелёный Человек.

Теперь настала его очередь удивляться. Рыцари в недоумении уставились на Стефана.

— Там было что-то ещё, вроде кукурузы и жужжащих пчёл, — пробормотал Стефан, — и огромный медведь, а не кабан, танцевал среди нас.

— Нет, нет, — поправил его Гунтар. — Это был один только Вертумн. Я уверен.

— Это был зеркальный зал, вот что это было, — пробормотал Стефан.

— А как же пролитие крови? — Спросил Стурм. — Сок, вытекающий из раны?

— Сок? — Недоверчиво переспросил лорд Бонифаций. Четыре пары соламнийских глаз повернулись к юноше, как будто он внезапно объявил, что луны упали.

Стефан усмехнулся, а затем внезапно помрачнел, устремив взгляд на дрожащего парня, который неловко сидел на скамье перед ним.

— Проблема в том, Стурм, что, что бы мы ни видели, мы согласны с тем, что ты был ранен, что в гневе ты сбил с ног лорда Дикой Природы, и все мы слышали, как он потом бросил тебе вызов.

— Мальчик был ранен? — в тревоге спросил Гунтар. Он шагнул к Штурму и протянул руку.

— Где он тебя ранил, Стурм?

— В плечо, — ответил юноша, указывая на рану…

…которая полностью исчезла. Чистая белая ткань его парадной туники, ни пятнышка, ни дырочки, прикрывала место, где слабо пульсировала рана. В молчаливом недоумении Гунтар и Альфред осмотрели плечо Стурма.

— Что бы ты ни чувствовал, — тихо произнёс Альфред, — я не вижу раны. И всё же рана была бы логична. Без неё последние угрозы этого зелёного чудовища выглядели бы нелепо.

Он посмотрел на других рыцарей, и те серьёзно кивнули.

— Ранен ты или цел, Стурм Светлый Меч, — продолжил лорд Альфред, многозначительно подняв указательный палец, как учёный или юрист, — проблема остаётся нерешённой. Что бы мы ни помнили, эта штука — фехтование, убийства, воскрешение из мёртвых и… и сочащаяся кровь, ради всего святого! — важнее, чем дриады, или кабан, или твоя рана, если уж на то пошло. Ведь Вертумн обращался к тебе, и именно тебе он бросил вызов.

— Действительно, — сказал лорд Бонифаций твёрдо, но беззлобно. — А теперь мы должны решить, что это значит.

Стурм переводил взгляд с одного лица на другое в тускло освещённой библиотеке. Тени в комнате уже сменили кромешную тьму на что-то вроде туманной серости. Возможно, в этом тоже заключалась сила музыки Вертумна — превращать долгую ночь в короткий разговор. Или, возможно, время пролетело так быстро, как годы в Утехе, просто потому, что Стурм не следил за ним.

Стурм почти с облегчением вздохнул, когда тихий стук в дверь возвестил о приходе стражников Башни или, по крайней мере, двух из них, чья честь или несчастье заключались в том, чтобы говорить от имени шестидесяти человек, которым было поручено охранять крепость и проводить в ней церемонии. С покрасневшими ушами, опущенными плечами и глазами, они стояли в дверях с пристыженными лицами и шаркая ногами.

Шестьдесят часовых были отличными пехотинцами, собранными со всей Соламнии, прошедшими обучение в Ордене и прославившимися в неракских войнах. Они были не из тех, кто привык клевать носом на своих постах.

Но из их числа пятьдесят человек слышали тихую, жалобную музыку, доносившуюся из зимней ночи. Одни клялись, что это была народная песня с северного побережья Коустланда, которую они услышали на резком декабрьском ветру; другие считали, что это было что-то более изысканное и классическое, подобное тому, что они слышали в сводчатых дворцовых залах Палантаса.

Некоторые утверждали, что это была колыбельная. Но какой бы ни была мелодия, доносившаяся до часовых, которые несли службу на стенах от Рыцарских Шпор до Крыльев Аввакума, она действовала как колыбельная, потому что спустя несколько часов они проснулись, привязанные к своим постам лианами и корнями, а их товарищи отчаянно пытались освободить их из плена зарослей.

Лорд Альфред в гневе молча слушал, как очередная парочка бормочет свою историю. Он едва взглянул на них, отпуская, и его взгляд был прикован к стопке книг, лежавших раскрытыми на кафедре в углу комнаты. Дверь за стражниками закрылась, и вместе с их шагами в отдаленном шуме зала растворился громкий всеобщий вздох.

— Значит, он действительно так могущественен, как говорят, этот Вертумн, — тихо сказал Альфред, когда в комнате снова воцарилась тишина. — Это еще больше тревожит меня, особенно когда я думаю о том, что ждет мальчика впереди.

Все взгляды устремились на Стурма. Ему хотелось присоединиться к стражникам, когда они уходили, но он затаил дыхание и подавил в себе страх.

— Я полагаю, — начал верховный судья, — что ты был выбран не просто так.

— Не просто так? — спросил Стурм.

— Если ты слушал, парень, то, наверное, понял, что мы не ближе к ответу на этот вопрос, чем ты, — объяснил Стефан с улыбкой. — Всё, что мы знаем, — это то, что в музыке, насмешках и колкостях было что-то такое, из-за чего тебе пришлось обнажить меч против лорда Дикой Природы и победить его в бою, но только для того, чтобы обнаружить, что он — победитель, хотя игра ещё не окончена. Это, конечно, загадка.

— И каков ответ? — подсказал Стурм.

— Полагаю, он дал тебе ответ, — ответил лорд Альфред. — В первый день весны ты — и только ты — должен встретиться с ним в его крепости среди Южных Тёмных лесов. Там вы двое, по всей видимости, решите этот вопрос, как сказал Зелёный Человек: «меч на меч, рыцарь на рыцаря, человек на человека». Совершенно ясно написано, что Мера Меча заключается в том, чтобы «принять вызов на бой во имя чести рыцарства».

Стурм с трудом сглотнул и спрятал похолодевшие руки под плащ. Рыцари мрачно смотрели на него, не зная, не является ли заявление лорда Альфреда смертным приговором.

— Одно можно сказать наверняка, парень, — сказал Бонифаций. — Ты получил вызов.

— И я принимаю его, лорд Бонифаций, — храбро ответил Стурм. Он встал, но ноги его подкосились. Лорд Гунтар быстро подошёл и поддержал его сильной рукой.

— Но ты не рыцарь, Стурм, — сказал лорд Стефан. — Пока нет. И хотя Клятва и Мера у тебя в крови, возможно, ты не связан ими.

— И всё же, — мягко настаивал лорд Бонифаций, — ты — Светлый Меч. Он наклонился к Стурму, и его голубые глаза впились в самое сердце юноши.

Стурм снова сел, на этот раз неуклюже. Он закрыл лицо руками. Странный пир снова всплыл в его воспоминаниях, но границы его памяти стали размытыми и неопределёнными. Лицо Вертумна казалось ему смутным, как и мелодии, чуждые напевы, которые, как думал Стурм всего час назад, он никогда не забудет.

Что в этом было определённого? Он ясно помнил только вызов. Этот вызов был определённым — таким же определённым, как Клятва и Мера, согласно которым рыцарь был обязан принимать подобные вызовы.

— Лорд Стефан прав, когда говорит, что я ещё не являюсь частью Ордена, — начал Стурм, не сводя глаз с книжных полок за спинами рыцарей. Книги в зелёных переплётах, казалось, танцевали в тусклом свете, насмехаясь над ним.

— И всё же я связан с Клятвой по праву наследования. Это… это почти как если бы она текла в моих жилах. И если это так — если это что-то, что связывает меня с моим отцом, как сказал Вертумн или как мне показалось, я слышал, как он это сказал, — тогда я хочу за этим последовать.

Альфред кивнул, и в уголках его губ появилась улыбка. Гунтар и Стефан молчали и были серьёзны, а лорд Бонифаций Страж Короны отвернулся.

Стурм откашлялся.

— Полагаю, такие вещи, как правила и клятвы, становятся… ещё сильнее, когда ты можешь поступить иначе, но решаешь следовать им, потому что… потому что…

Он и сам не знал почему. Он снова встал, и тогда лорд Альфред вышел из комнаты и тут же вернулся с огромным мечом Габбатой, который когда-то украшал пояс Винаса Соламна. Это был меч правосудия, мерцающий обоюдоострый палаш, рукоять которого была искусно вырезана в форме зимородка, а золотые крылья образовывали крестовину.

И вот, на глазах у самых могущественных рыцарей Ордена, Стурм взялся за Габбату и поклялся, что примет вызов лорда Вертумна, друида, волшебника или рыцаря-отступника.

Когда слова были произнесены и клятва скреплена печатью, лорд Стефан, погруженный в раздумья, тут же вышел из комнаты, бормоча что-то о неравных шансах. Когда старый рыцарь открыл дверь, из комнаты донесся стук топора по дереву.

Стурм переминался с ноги на ногу, глядя на старших мужчин и ожидая совета, указаний, приказов.

— Хорошо, — выдохнул лорд Альфред. — Очень… хорошо.

Казалось, он что-то потерял.

— Отправляйся в путь в течение двух недель, Стурм, — настаивал лорд Бонифаций. — Скорый отъезд даст тебе... время на путешествие по незнакомой стране. Если верить лорду Дикой Природы, в этом испытании время имеет решающее значение.

— Я помню, — мрачно сказал Стурм. — "Назначенное место и назначенное время".

— Но сначала тебе следует подготовиться, Стурм, — нерешительно настаивал Гунтар.

— Это правда, — с готовностью согласился Альфред. — Выбери коня из тех, что в ливрее, — то есть коня в пределах разумного. В конце концов, ты — послушник Ордена, и мы сделаем всё возможное, чтобы снарядить тебя, обучить и подготовить к весне и Южному Темнолесью.

Стурм кивнул. Вечер закончился пустыми обещаниями. Казалось, рыцари знали, что за этими обещаниями скрывается ещё более мрачная проблема.

В конце концов, мальчик был ранен. По крайней мере, он так утверждал, и зоркий старый Стефан Перес это подтверждал. А весной, как и грозился лорд Дикой Природы, рана должна была зацвести.

Всё это было хаотично, мрачно и непредсказуемо в своей таинственности.

Гунтар подошёл к полке и стал листать книгу, пока Альфред перечислял снаряжение, которое понадобится Стурму, и говорил, где его можно достать и в каком количестве или какого качества Орден готов его предоставить. Стурм продолжал кивать и благодарить Верховного судью, но его взгляд был устремлён вдаль, а мысли блуждали где-то далеко.

Так они и оставили его, всё ещё кивающего и тихо размышляющего, стоящего посреди библиотеки, окружённого всей историей Соламнии, которая взирала на него с пыльных и равнодушных полок.

Последним за дверь выходил лорд Бонифаций — хороший друг Ангриффа, его соперник в фехтовании.

— Я горжусь тобой, парень, — сказал он и быстро отвернулся, скрыв лицо в полумраке тускло освещенной комнаты.

— Спасибо, — снова выдохнул Стурм, и дверь за ними закрылась, оставив его наедине со своим страхом и размышлениями.

— Как вы боретесь с тайной? Вслух спросил Стурм. — Как вы вообще за ней следите? Он повернулся и посмотрел в тёмное витражное окно.

За стеклом виднелся лишь тусклый свет — косой луч восходящего солнца на востоке, едва различимый из-за гор, сводчатых стен и того простого факта, что окно выходило на запад. За жёлтой арфой и белым шаром Солинари в углу окна юноша увидел резкие, дрожащие тени. Это была веточка остролиста, выросшая у стены снаружи и дрожавшая на зимнем утреннем ветру.