Иллюзия свободы (гет)

Людей мучают не вещи, а представления о них .

Эпиктет

Этот день всё-таки пришел. Как не хотелось верить, что всё обернулось именно так. Хотелось, закрыв глаза, заснуть, а проснуться уже в Хогвартсе. Девушка усиленно зажмурилась, как будто пытаясь воплотить свой план в жизнь. Но уже через несколько секунд её веки дрогнули, и карие глаза засветились решимостью, не оставив и следа обреченности, ещё минуту назад заполнявшей их. Только в глубине затаились нерешенные вопросы, но она обязательно к ним вернётся, просто позже. Сейчас нельзя поддаваться этим мыслям, иначе её решительность быстро испарится, а ей нельзя было этого допустить.

Родители Гермионы, сами того не желая, загнали ее в тупик, заставив почувствовать себя Алисой, падающей в глубокую нору, боящейся взглянуть, насколько глубокая яма, в которую ей довелось угодить, но осознающей, что сделать она уже ничего не сможет. Гермионе Грейнджер и, правда, предстояла поездка в «Нору» — в дом, который раньше влёк к себе волшебством и необычностью, в котором даже самые обыкновенные вещи превращались в интересный объект для исследования. Сейчас же, в сложившейся ситуации, перспектива оказаться в волшебном доме пугала девушку, и вот уже два дня Гермиона боролась с собой, не представляя, какой выход можно найти в сложившейся ситуации.

Три дня назад чете Грейнджеров пришло приглашение посетить конференцию для узкого круга лучших стоматологов Великобритании, проводящуюся в Ливерпуле и организованную компанией «Кингшил Публикэйшн Лимитэд». Внезапность почётного приглашения изумила родителей Гермионы, давно мечтавших принять участие в мероприятиях Британского Эндодантического общества — элитного сообщества дантистов, но, даже имея довольно крупный бизнес, они, как ни старались, не могли войти в число избранных.

Программа называлась «Цифровая стоматология: путь в будущее», она позволяла познакомиться с передовыми технологическими практиками в этой сфере и их клиническим применением. Структура программы была построена на совмещении теории и практики: презентации различных организаций в сфере развития стоматологии (институты, ассоциации, практики и др.), лекции, семинары, конференции, практические занятия.

В общем, рай для дантистов. И вот долгожданный шанс пришел, а Грейнджеры не испытывали от него никакой радости.

Родители не могли придумать, что делать с дочерью, которой нужно было купить новые учебники и обновить необходимые вещи. Времени до начала нового учебного года почти не осталось, и как раз в дни проведения конференции они собирались вместе с Уизли отправиться за покупками на волшебную улицу.

«Одно дело — оставить уже почти взрослую дочь одну дома, а совсем другое — отправить её одну в это неспокойное место. Если мы ничего не придумаем, от приглашения придется отказаться», — решил глава семейства — Джордж Грейнджер.

Путем жарких споров во время семейного совета было решено обратиться за помощью к Уизли. Потом не менее часа ушло на придумывание того, как осуществить этот план, родители хотели с просьбой обратиться лично, а из-за того, что Уизли отказались от телефона, такой возможности у них не было. Естественно, что более-менее разумные предложения вносила юная волшебница, остановившись на записи в «Спиклайн», подаренным Джинни.

Одна часть оставалась у неё, а другая у подруги. Чтобы написать послание, его нужно было вписать в свой «дневник», а оно автоматически появлялось в другом. Передатчик мог по своему усмотрению оповещать о новом добавленном сообщении: он мог ярко светиться, нагреваться или издавать не всегда приличные звуки. Всё зависело от «настроения» передатчика и от того, где он в этот момент находился, и был ли кто-то ещё рядом. Причем, для окружающих это были обычные журналы мод, книги по квиддичу — в зависимости оттого, кто был владельцем — девушка или парень.

Гермионе достался очень вредный передатчик, который выбирал самые противные способы привлечения внимания своей хозяйки. Если она держала его в руках, то это, обычно, было сильное нагревание до такой степени, что она не могла удержать его в руках, а если это было темное время суток, то он светился так ярко, что можно было подумать, что наступил день, о каком сне тогда можно было говорить. Гермиона не могла понять, почему этот способ общения нравился волшебницам настолько сильно, что они нахваливали его на каждом шагу; сама она не разделяла всеобщий восторг от этого «чуда» волшебства, маггловские мобильные телефоны и пейджеры ей нравились куда больше.

Написав письмо с просьбой, Грейнджерам оставалось только дождаться ответа, который они получили от Уизли незамедлительно, с заверениями, что они будут просто счастливы помочь и приглашают на оставшееся время каникул погостить Гермиону у них. Родители успокоились и стали собираться в дорогу, решив, что сами завезут дочку к Уизли, а вот Гермиона лишилась покоя окончательно, не зная, что ещё можно придумать помимо помощи от семьи Уизли, чтобы родители не волновались и отпустили её в Косой переулок. Но, как это не тяжело было признать, другого выхода не было.

Она не представляла, что будет делать в «Норе» и как сможет там перетерпеть оставшиеся дни до учебы. Гермиона пыталась напомнить себе, что всегда любила этот дом, но в этот раз такие уговоры не помогали

Для девочки, которая выросла в магловской семье, «Нора» была воплощением сказки. Посуда, которая моет себя сама под действием волшебства и разнообразные травы и пряности, висящие на кухне и распространяющие необычный аромат, часы, показывающие не время, а положение каждого члена семьи, двигающиеся плакаты. Даже воющий упырь на чердаке создавал особую атмосферу волшебства. Гермионе казалось, что она зашла на страницы книги, которую она любила читать в детстве. Книге, посвященной герою, попавшему в сказочный дом, где всё было пропитано волшебством. Оказавшись в нём, она и сама чувствовала себя героиней сказки, исследовательницей неизведанного и полного приключений мира.

Раньше Гермиона радовалась каждой возможности оказаться там, несмотря на то, что уклад жизни в нём в корне отличался от того, который был в её родной семье. Уизли были шумными, вели бурный образ деятельности. Их не волновало то, в каком порядке стоит их обувь на крыльце. Особенно яркий образ получался благодаря близнецам, в комнате у которых происходили самые необыкновенные вещи, которые часто заканчивались оглушительными взрывами с сопровождающим их густым туманом черного дыма. В то время как жизнь Грейнджеров была более размеренной, спокойной. Они, конечно, умели веселиться, но никогда не забывали о правилах этикета. Дома было уютно и спокойно. Уизли же дарили приключения, врываясь в жизнь девушки, как сильный порыв ветра и унося её в детские мечты. Гермиона всегда с радостью и готовностью позволяла этому ветру уносить себя. Особенно, когда почувствовала, что Уизли, все без исключения, стали для неё второй семьей.

И вот теперь, перед ней снова стоит «радостная» перспектива хоть немного продлить иллюзию детской мечты. Хотя она и чувствовала, что этой иллюзии осталось просуществовать недолго, как и той, что волшебный мир — это добрая сказка. Когда её вновь зовёт «ветер приключений», Гермиона готова была обменять что угодно, найти любой предлог лишь бы остаться дома и не оказаться в «Норе»!

Конечно, родители никак не могли об этом догадаться. Девушка перестала раскрывать родителям свои тайны, если они хоть как то касались Хогвартса или Гарри. Вначале, когда Гермиона только поступила учиться, она боялась, что родители могут забрать её из школы, если узнают об опасности. Повзрослев, она уже просто не хотела их пугать. А потом уже вошло в привычку говорить с родителями только о хорошем, о своих успехах в учебе. Проводить с ними время на каникулах, ездить по миру, но никогда, ни при каких обстоятельствах не раскрывать свои страхи, переживания, боль. Гермиона чувствовала, что это неправильно, но ещё она понимала, что просто не сможет начать этот разговор, что время, когда она прибегала к родителям со слезами, после того как её кто-то обидел, прошло. Что её проблемы уже намного серьезнее порванной книжки или непонимания её любви к чтению у других детей. А если быть абсолютно честной с собой, то, даже захотев раскрыться перед родителями, она не сможет этого сделать. Просто Гермиона уже не знала, как это сделать.

«Да-да. Не удивляйтесь, отличница, знающая сотни заклинаний наизусть, просто разучилась откровенному общению со своими родителями». — Эта мысль вырвала из груди Гермионы глубокий печальный вздох.

Да и что тут говорить? Что она не хочет ехать к своим друзьям, совершенно запутавшись в своих чувствах, когда поняла, что не сможет одного человека полюбить, а другого забыть. Что она при этом чувствует себя предательницей. И как сумасшедшая, то светится от счастья, то готова лезть на стенку от отчаяния, в зависимости от того, какая мысль сейчас забрела ей в голову. И, что сейчас она не хотела, так это видеть никого из Уизли, ни Джинни, ни Рона. Гермиона даже не знала, кого из них больше не хочет увидеть. Ну, как она им всё объяснит?..

Как объяснить то, что и сама не до конца понимаешь? Гермиона привыкла всё в своей жизни раскладывать по полочкам, контролируя ситуацию и даже «создавая» события наперёд, продумывать всё вплоть до мелких деталей. И сейчас она чувствовала, что перед ней стояло непреодолимое препятствие, мешавшее ей трезво думать, не то, что контролировать себя. Этим препятствием стали чувства к лучшему другу.

Гермиона всегда по-особенному относилась к Гарри. Она восхищалась им, его упорством, его преданностью к друзьям. Особенно её поражало то, что он смог остаться добрым, чутким человеком, даже выросши в такой атмосфере. Девушка чувствовала, что не сможет быть такой благородной, как Гарри, и простить Дурслям их поступка.

«Как они могли так с ним поступить? — задавала себе вопрос девушка. — Его тётя, имея сына, должна была знать хоть что-то о материнских чувствах. Но даже если эти чувства у неё увечные, разве непонятно, что действия их семьи по отношению к Гарри просто бесчеловечны».

Она даже не могла представить, как они могли обращаться с ним, когда он был еще совсем маленьким? Они ребёнка запихнули в чулан, даже не подумав о его возможном страхе находиться одному в темном чулане под лестницей, о его здоровье. Как ребенок мог вырасти здоровым в пыльном, не проветриваемом, темном чулане?!

А желание этой семейки внушить Гарри, что он ненормальный, не заслуживающий любви и уважения человек, вообще не укладывалось у неё в голове. Когда она заметила, что он считает себя недостойным внимания и заботы от окружающих, Гермиона поставила себе цель стать для этого мальчика лучшим другом. Помогать ему во всём, заботиться о нем, делая это так старательно, как только она сможет. Чтобы Гарри понял, что он, как любой человек, достоин уважения. Позднее к обычному сочувствию добавилось восхищение его достоинствами, что только усилило желание выполнить принятое решение.

С годами Гарри для девушки стал самым родным и близким человеком. Она чувствовала, что это тот друг, о котором она всю жизнь мечтала. Постепенно Гермиона поняла, что помогать в выполнении домашних заданий и выпутываться из разных передряг вместе — это далеко не предел её мечтаний. Ей стало приятно находиться рядом с ним, просто смотря в его зелёные глаза, светящиеся пониманием. Видеть его счастливую улыбку и иметь возможность обсудить с ним любой вопрос — всё это постепенно стало необходимо для девушки, как воздух.

Иногда Гермиона ловила себя на мысли, что ей хочется прикоснуться к Гарри, обнять его. Запустить свою руку в непослушные черные пряди.... Такие чувства пугали своей неуёмной силой, заставляя девушку прикладывать колоссальные усилия, для того чтобы сдерживать свои порывы. Она понимала, что для Гарри она просто друг. Даже не подруга, а друг. И она тешила себя мыслями, что быть другом Гарри, лучше, чем быть никем для него.

Гермиона чувствовала, что не сможет пережить потерю этого человека. Он так глубоко проник в её душу, что, вырвав его оттуда, она бы просто истекла кровью.

Поэтому она убивала в себе всякую мысль, которая напоминала бы о любви к этому удивительному юноше. Она высмеивала себя самыми жестокими выражениями, на которые была способна, когда начинала думать о своем друге в этом свете. Самым «милым» из них было:

«Ты зануда, да к тому же не отличаешься яркой внешностью. Неужели ты думаешь, что такой книжный червь понравится такому парню, как Гарри, когда вокруг столько красивых девчонок!».

Прикладывая все силы убеждения, девушка смогла уверить себя, что между ними никогда не может ничего быть, что она сможет прожить в статусе «друга Гарри».

«Главное, чтобы он был рядом, этого достаточно», — думала она.

Чтобы помочь воплотить этот план в жизнь, Гермиона решила начать встречаться с кем-нибудь другим. Она вычитала в книгах, что такое решение помогает побороть свои чувства. И очень надеялась, что любимые книги не подведут её, как и раньше, и она сможет полюбить кого-то другого.

Ей даже не пришлось выбирать, кто бы это был. В прошлом учебном году Рон стал оказывать знаки внимания Гермионе, предлагая ей стать его девушкой. Решив, что лучшей кандидатуры просто не может быть, Гермиона согласилась. Она ни в коем случае не собиралась обманывать Рона или подло поступать со своим другом! Девушка приложила бы все усилия для того, чтобы сделать Рона счастливым. Она собиралась полюбить его и быть ему верной спутницей.

Правда, иногда она жалела о принятом решении. Рон слишком спешил, желая всего и сразу. Каждый поцелуй с ним был пыткой и забирал много эмоциональных сил. Не то чтобы ей были противны поцелуи. Нет. Просто у неё самой не было желания целоваться. Делая это только ради Рона сама Гермиона не получала никакого удовольствия. Немного схитрив и сославшись на стеснительность и на то, что им еще рано иметь такие «особенные» отношения, она смогла добиться того, что Рон, скрепя сердцем, уступил ей. Когда острая необходимость в поцелуях отпала, Гермионе стало немного легче.

Но еще одно обстоятельство доказывало несостоятельность её плана. Как бы она не пыталась обмануть себя, чувства к Гарри не изменились. И временами она очень завидовала счастливице Джинни, которая став девушкой Гарри, имела «легкий доступ» к нему.

После того, как они оба стали встречаться с Уизли, правда, Гермиона с Роном не афишировали своих отношений, девушка окончательно решила, что быть по-другому просто не может. Она почти смирилась с этим положением, когда последующие события перевернули всё с ног на голову.

Первым «звоночком» для Гермионы стало отношение Гарри Поттера к Майклу Корнеру. Очень удивляла неприязнь Гарри к этому парню, не сделавшему ему лично ничего плохого. Она даже начала думать: «не ревнует ли он меня?», но быстро отметала эту мысль, как признак близкого безумия.

Затем девушка начала замечать, что у Гарри переменилось отношение к ней. Никто другой со стороны не заметил бы этих перемен. Они касались настолько тонких вещей, что окружающие не обращали на них никакого внимания. Гарри стал часто задерживать на ней взгляд, подчеркивать, насколько важна для него её помощь. Чаще задавал вопросы об её самочувствии и настроении. Он даже стал более... галантным, что ли. Старался первым подать ей книгу. Поднести сумку.... Их отношения стали более глубокими, интимными.

Всё это так сильно поражало девушку, что она перестала спать спокойно по ночам. Её костер надежды, так усердно затушенный, начал разгораться с новой силой. Её бросало в дрожь, когда приходила отчаянная мысль: «неужели он любит меня?». В животе и ладошках чувствовалась какая-то ноющая боль, когда она начинала думать о нём. Она не могла понять, была ли боль приятной, или нет, но эти ощущения делали Гермиону счастливой.

И она испытывала огромные страдания, когда начинала повторять заученные ранее фразы о невозможности их любви.

Боясь, что Гарри посчитает её смешной или и того хуже, отвергнув ее, перестанет с ней общаться, Гермиона решила, что оставит всё как есть.

«А моё «сумасшествие» — это только моя проблема. Моя и больше ничья. Я справлюсь с ней и ни за что не потеряю дружбу Гарри».

И всё бы ничего, если бы не один, самый прекрасный, Гермиона очень надеялась на это, июньский день. Произошло событие, которое обрушило на неё просто колоссальных размеров счастье, затмившее все оставшиеся чувства. А когда оно закончилось, то повергло её в такую пучину мук, которой девушка не испытывала еще никогда до этого в своей жизни.

Она не была готова к этому, даже в самых смелых фантазиях Гермиона не надеялась на то, что Гарри поцелует её в реальной жизни, а не просто в её мечтах.

Тогда на вокзале Гермиона видела, что её друг чем-то очень расстроен, и это не была обычная печаль от перспективы предстоящего лета у Дурслей. Нет, это было что-то большее. Тревога за друга не позволила отпустить его, так и не узнав, что с ним случилось.

Уизли первыми покинули вокзал, трансгрессировав к себе домой. А она, сказав родителям, что ей нужно срочно посетить новое здание Британской Библиотеки, а домой она доберется сама на метро, решила догнать Гарри и поговорить с ним. Получив от родителей денег на дорогу, она оставила их стоять в недоумении на платформе, а сама побежала в сторону, куда ушел Гарри. Она знала, что он направляется к главному южному фасаду здания. Ей завладело отчаянное желание догнать его.

«Только бы успеть, пока Гарри не вышел с вокзала. Если его увидят Дурсли, мы не успеем поговорить», — пульсировала в голове навязчивая идея.

Сердце билось неистово, а ноги бежали так быстро, как только могли. Когда она увидела макушку с черными волосами, её сердце наполнилось появившейся непонятно откуда паникой. Она остановилась, как вкопанная, и отчаянно закричала:

«Гарри-и-и!».

Гарри Поттер и сопровождавший его Ремус Люпин удивленно оглянулись на голос. Люпин даже незаметно достал волшебную палочку и крепко сжал её. Когда они поняли, что Гарри зовет Гермиона, быстро пошли обратно к ней навстречу.

Они остановились в полуметре от Грейнджер. Гарри хотел сразу кинуться к Гермионе, увидев, насколько отчаянным выглядит лицо девушки, но Люпин с силой схватил его за руку, потянул назад и не дал подойти к ней. Следующий вопрос, заданный Люпином Гермионе, ввёл в ступор обоих.

Ремус, не пряча палочку, серьезным, даже угрожающим голосом спросил:

— Какой вид принимает боггарт у мисс Грейнджер?

Видя, что Гермиона никак не реагирует, только глаза её удивленно уставились на мужчину, Ремус подумал, что нужно помочь ей.

«Если это действительно Гермиона, то её просто могло что-то сильно испугать, и из-за своего состояния она не могла ответить сразу, — подумал он. — Если бы это был слуга Волдеморта под оборотным зельем, он бы уже предпринял какую-нибудь попытку нападения».

При этом мужчина не хотел думать о том, что могло довести рассудительную студентку до такого состояния. Отчаянно надеясь, что не случилось ничего непоправимого, Люпин спросил более мягким голосом:

— Ну же, мисс Грейнджер, мы ждем. Ответьте своему бывшему профессору на вопрос.

После этого Гермиона встрепенулась, и с трудом выговаривая слова, ответила:

— Проф... фессор МакГон... нагалл... сообщающая, что... что я... не... не сдала экзамены.

Почувствовав, что Люпин ослабил хватку, Гарри тут же вырвался из его рук и уже через секунду обнимал Гермиону.

Оказавшись в надежных объятиях друга, Гермиона почувствовала облегчение и волну спокойствия. Но чувства, сменившие друг друга, были настолько разными и настолько ярко прочувствованы ею, что она не выдержав, разрыдалась.

Почувствовав судорожные рыдания подруги, Гарри испугался не на шутку. Забыв обо всех предосторожностях и своём страхе показать свои чувства к ней, он, немного отстранившись, убрал нежным жестом, спадающие на её лицо волосы. Парень еле сдержался от того, чтобы поцеловать Гермиону прямо сейчас, но, боясь, что это не успокоит её, а сделает только хуже, он спросил:

— Родная... ш-ш-ш... что случилось? Тебя кто-то обидел?

Гермиона удивленно заморгала ресницами. Она резко прекратила плакать, даже не замечая очередную перемену своих чувств. Она стояла, потерявшаяся в пространстве и времени, чувствуя, что сейчас для неё существовали только зеленые глаза, с нежностью и тревогой смотрящие на неё.

От нежности в его голосе, от приятных прикосновений девушка не сразу поняла, о чем её спрашивают. Из её головы унеслись все мысли, она уже не могла вспомнить даже того, что произошло секунду назад. Гермиона тонула в этих зелёных омутах, а в голове с каждым ударом сердца, как фотовспышка, билось одно слово «родная».

Видя, что молодые люди потеряны для окружающего мира и понимая, что они привлекли к себе слишком много внимания, Люпин решил как можно быстрее увести подростков подальше от опасности.

Благодаря столь бурным проявлениям чувств на публике, они оказались в центре внимания толпы. Многие прохожие, остановившись, наблюдали эту картину. Большинство смотрели на парочку с улыбкой, должно быть, вспоминая свою историю любви, а некоторые смотрели с явным осуждением. Но не это волновало Люпина, а то, что такое чрезмерное внимание к ним может обернуться трагедией. Наверняка, в день, когда ученики возвращаются из Хогвартса домой, на вокзале бродят пожиратели. И если они заметят Гарри, схватка будет неизбежной. И ладно бы только он, но теперь нужно было бы спасать и Гермиону, а портключ для непредвиденных обстоятельств, ради безопасности у него был рассчитан только на двоих.

Люпин решительно потряс Гарри за плечо и, добившись от парочки крупиц разума во взгляде, кивнул в сторону мест для ожидания, находящихся между платформами. Взяв чемодан Гарри, он направился туда. Гарри с Гермионой, не размыкая рук, быстрым шагом пошли в указанном направлении вслед за Люпином.

Им удалось найти место, где людей практически не было. А после того, как Люпин применил маглоотталкивающие чары, участок вокзала вокруг них опустел полностью. Окружающие, почувствовав волнение, будто они забыли купить что-то важное в дорогу, отправились в магазинчики, находящиеся в пристройке к фасаду главного здания. Так что теперь можно было почувствовать полное уединение от окружающего мира.

Гарри попросил Ремуса оставить их одних, который после непродолжительных споров уступил. Считая, что безопасность превыше всего, он отошел недалеко, так чтобы их видеть, а они не могли его заметить.

Чтобы почувствовать себя ещё более отрезанными от окружающих, Гарри повел Гермиону в нишу, находящуюся между огромными колоннами, расположенными по периметру здания.

Оставшись наедине с другом, девушка почувствовала, что растеряла последние крупицы разума. Гермиона, чтобы почувствовать себя увереннее, облокотилась о колонну, а Гарри же стал у стены, находясь всего в шаге от девушки. В такой обстановке её мужества хватало только на то, чтобы не попросить Гарри снова обнять её.

Видя, что Гермиона не собирается первой начинать разговор, и всё еще сильно тревожась за неё, Гарри решил, что не сможет больше ждать. Он повторил свой вопрос, но к величайшему сожалению Гермионы, он немного отошел от первого шока, а потому вопрос начался со звука её имени. И хотя нежность и забота из голоса не пропали, она не смогла услышать завораживающего слова из его уст — «родная»...

Глубоко вздохнув, то ли от этого обстоятельства, то ли от попытки вспомнить, что именно её побудило совершить ряд спонтанных поступков, она внимательно всмотрелась в его лицо, как бы надеясь, что это поможет ей ухватить постоянно ускользавшую от неё мысль.

— Гарри... прости, я не хотела вас напугать... Ты, наверное, считаешь меня истеричкой и дурой? — взволнованно спросила Гермиона.

По лицу Гарри пробежала мимолетная печаль, смешанная с удивлением.

— Гермиона, я тебя никогда не считал, и не буду считать... таким человеком. Ты очень умная девушка, на тебя можно во всём положиться. Я просто не понимаю, что случилось. Что могло так тебя расстроить?

От его взгляда не ускользнуло, что обычно такая уверенная подруга, сейчас запуталась и не была в состоянии сама объяснить причины своего поступка. Но пока она не смогла бы ясно растолковать, что же случилось, у Гарри не было никакой возможности помочь подруге, как бы он сильно того не хотел. Решив, что её нужно подтолкнуть, он пододвинулся к Гермионе еще поближе и, взяв её за руку, кивнул и нежно улыбнулся, заглядывая прямо в растерянные карие глаза.

Почувствовав прикосновения друга и увидев улыбку, которую она так любила, Гермиона ощутила, словно купол вакуума вокруг нее лопнул, и окружающие звуки ворвались нарастающим гулом в голове. Но уже через несколько секунд этот гул внезапно прекратился, а Гермиона поняла, что может рассказать Гарри о случившемся. Вернее, она почувствовала, что всё внутри неё просто кричит о необходимости всё поведать ему. Не в силах больше сдерживать поток чувств и мыслей, Гермиона начала свой сбивчивый рассказ:

— Понимаешь... я заметила, что ты чем-то очень расстроен. Я знаю, что ты не любишь бывать у своих родственников, но сейчас... я чувствую... это что-то большее. И... ну, когда я поняла, что не увижу тебя до конца лета. Я.... Я отчаянно захотела узнать, что с тобой происходит. Я сказала родителям, что мне нужно в библиотеку, она находится в нескольких минутах ходьбы отсюда, и побежала за тобой... вами. А потом, когда я увидела тебя с профессором Люпином, то почувствовала, что моя решимость куда-то делась.... Ну, я и закричала.... Когда вы подошли ко мне, я уже не знала, почему я так сильно запаниковала.... А потом... потом профессор Люпин задал мне вопрос, после которого я растерялась полностью. Дальше я вообще повела себя глупо, разрыдалась, как девица из мыльных опер.... Прости, что своей глупостью заставила вас... тебя волноваться.

Гарри был очень взволнован словами девушки. Во-первых, он вообще редко видел её в таком состоянии, а во-вторых, его поразило, что довело её до этого волнение о нём.

«Неужели, я так много значу для неё? Она солгала родителям, чтобы успеть увидеть меня! Моя Гермиона, солгала... ради меня?.. Неужели я могу надеяться.... Нет.... Но она.... Не... и все же она стоит сейчас здесь, со мной. Почему она опустила глаза и не смотрит на меня? Наверное, боится, что я рассердился на неё. Глупенькая. Как я могу сердиться на тебя? Я готов быть всегда рядом с тобой.... Для меня так важно знать, что ты чувствуешь...» — думал Гарри, слушая её слова.

Когда Гермиона закончила свой рассказ, парень, сам того не замечая, наклонился настолько близко к ней, что их лица практически соприкасались. Может, не стоило этого делать, но думал Гарри сейчас совсем не об этом. В едином порыве души он наклонился еще чуть-чуть и притронулся своими губами к устам девушки, задержав поцелуй на несколько мгновений.

Гермиона чувствовала себя полностью опустошенной. Все силы, так внезапно появившиеся, быстро улетучились, стоило ей заговорить. Было тяжело объяснять ему свой поступок из-за страха того, что она обидела Гарри своей опрометчивостью, тем, что по своей глупости она всех подвергла опасности. А ещё она очень боялась, что Гарри разгадает её «маленький» секрет. Чувствуя, что не сможет вынести этого, остаток речи Гермиона произнесла, глядя на носки своих туфель. Ничего интересного и нового она там не увидела, но это помогло девушке спрятаться от реальности, как будто не видя его глаз, она и сама превратилась в невидимку.

Но этот мираж внезапно развеялся, когда Гермиона почувствовала нежное прикосновение к своим губам. Все страхи улетучились, и девушка почувствовала себя словно парящей в небесах.

Она так себя чувствовала впервые. Поцелуи с Виктором или Роном никогда не дарили ей этого ощущения. Этот миг отличался от всего, что она испытывала когда-либо ранее. Гермиона уже почти разуверилась в романтическом описании поцелуев, описанном в книгах. Но сейчас.... Она чувствовала себя на верху блаженства, а сердце её трепетало, отбивая страшный ритм. Коленки задрожали, отказываясь держать свою хозяйку в вертикальном положении, и если бы не колонна, то она бы не устояла на ногах.

Возможно, чувства девушки показались бы смешными, и кто-то даже не назвал бы это поцелуем.

«А как же страсть? Они целовались всего миг. Да, они даже не целовались. Он просто притронулся своими губами к губам девушки», — возразили бы они.

Но для Гермионы это был незабываемый миг. Как будто теплый влажный ветерок коснулся её уст. Это мимолетное, но полное нежности прикосновение взбудоражило душу девушки, и стало настолько желанным, что она готова была ждать повтора этого чудесного мига хоть всю вечность.

Девушка чуть не застонала, когда Гарри отстранился, и поняла, что он не собирается продолжать или повторять своих действий. Она боялась на него взглянуть, но желание увидеть реакцию Гарри пересилило этот страх.

Подняв голову, она встретилась взглядом с глазами Гарри. И то, что Гермиона увидела, заставило её вернуться с небес на землю. А то, что Гарри сделал дальше, вообще ввергло девушку в отчаяние.

На лице парня не было выражения счастья, которое она сама испытывала сейчас. Глаза были немного расширенными и наполненными... сожалением? Он быстро отвернулся от девушки.

— Сюда идет Люпин, — хриплым голосом поведал Гарри.

Гермиона даже не шелохнулась, она всё так же шокированным взглядом смотрела на своего друга.

«Неужели ему было так противно прикоснуться ко мне, что он уже жалеет?! Видимо, он рад появлению Люпина, это избавит его от объяснений!» — как взрыв, появилась эта мысль в голове у девушки.

Она почувствовала, как её заполняют боль, обида, разочарование. Ей захотелось провалиться сквозь землю, исчезнуть в тот же миг.

На автопилоте, даже не поняв, что им объясняет профессор, она пошла следом за ним. Гарри шел рядом, не предпринимая никаких действий по отношению к девушке. Гермиона же даже не задумывалась, куда она идет и зачем и очнулась только тогда, когда оказалась в подземной станции метро.

Из задумчивости Гермиону с силой вырвало чувство тревоги, вызванное ощущением, что за ней кто-то наблюдает. Она резко обернулась в сторону, откуда, как ей казалось, на неё смотрят. Но ничего не увидев, Гермиона стала смотреть по сторонам, надеясь все же понять, что это было. Вокруг не происходило ничего подозрительного, и чувство тревоги забылось, как только она смогла осознать, что уже какое-то время Гарри пытается с ней заговорить.

Когда Гарри спросил, как она себя чувствует, и может, им стоит проводить её домой, она решительно отвергла это предложение и заскочила в первый попавшийся поезд. Она была как в тумане и очнулась только тогда, когда какая-то старушка, тронув её за плечо, спросила: «Деточка, с тобой всё в порядке?». Оглянувшись, Гермиона вспомнила, что находится в метро. Еще через какое-то время поняв, что не знает точно в какую сторону она едет, она узнала у старушки, что села не на тот поезд.

Несколько раз пересев с поезда на поезд, Гермиона всё-таки добралась домой. Там её встретили взволнованные родители, которым, толком не объяснив причины своей задержки и отказавшись от ужина, Гермиона поскорее добралась до своей комнаты. Оказавшись там, девушка упала на любимую мягкую кровать и позволила, наконец, вырваться накопившемуся отчаянию.

Она не помнила, сколько проплакала. Когда слезы закончились, Гермиона еще долго лежала, ни о чем не думая, но постепенно усталость и пережитые эмоции сморили девушку, погрузив её в тревожный сон.

Если бы Гермиона смогла проявить свойственную ей проницательность, а не была ослеплена чувствами, овладевшими ей в тот момент, то она смогла бы заметить, что в глазах Гарри было не только сожаление. Там еще была надежда и страх того, что, поддавшись своим чувствам, он поцеловал её без разрешения и этим мог обидеть её. Страх, который был подпитан отсутствием ответной реакции Гермионы на поцелуй. Она бы заметила, как сильно он переживал, когда она сама уехала домой, и то, что Гарри остался на станции только потому, что его смог удержать Люпин. Но из-за личных переживаний девушка не смогла ничего этого увидеть. Не знала она и того, что эту ночь даже усталость и пережитые волнения не смогли заставить парня за всю ночь сомкнуть глаз.

На следующий день Гермиона проснулась рано, не ощущая сил и желания вставать с кровати. Услышав постукивание в окно, Гермиона натащила одеяло на голову, но не прекратившийся, а только усилившийся стук заставил стонущую от разочарования девушку сползти с кровати и подойти к окну.

Распахнув шторы, она увидела Буклю. Первые секунды Гермиона хотела прогнать незваную гостью, но, вдохнув, поняла, что никогда не сможет прогнать сову, принесшую письмо от её друга.

Букля поспешно влетела в гостеприимно распахнутое окно. Громко ухнув, она приземлилась на спинку любимого кресла хозяйки комнаты и протянула лапку с привязанным письмом.

Видя несдержанность «почтальонки» Гермиона поспешно отвязала послание. Немного помедлив, она решительным жестом распечатала его. Быстро пробежавшись по написанным строчкам, чувства Гермионы смешались. Гарри не одним словом не выдал, что помнит об их поцелуе, но письмо выдавало волнение своего хозяина по отношению к адресату. Она так и не смогла понять, какое чувство сильнее: злость на него за то, что он игнорирует произошедшее событие или радость, что друг так сильно волнуется за неё.

Видя, что Букля ждет ответа, и, понимая, что не сможет заставлять Гарри долго волноваться, Гермиона принялась за написание ответа. Она решила ограничиться описанием того, что благополучно добралась домой. И немного поколебавшись, всё же спросила, как он себя чувствует. Решив, что на этом её дружеский долг исполнен, она, угостив птицу, отпустила её с письмом домой.

Почувствовав, что всё-таки пришло время переодеться, девушка пошла в ванную принять душ, во время которого она смогла многое обдумать. Стало немного легче, как будто вместе с водой уходили её страхи, но мыслей, разбавленных печалью, у неё осталось слишком много. И в последующие дни, помимо отдыха и чтения книг, у неё много времени уходило на размышления об их отношениях с Гарри.

Чета Грейнджеров была обеспокоена депрессивным состоянием дочери, но все их попытки помочь с треском проваливались. Со временем они решили оставить её в покое, надеясь, что когда она сможет, то сама расскажет, о том, что её так тревожит. А потом по продолжении летних каникул они немного успокоились, видя, что их дочь пришла в себя.

Гермиона действительно думала о Гарри и о своих чувствах к нему. Когда она смогла спокойно все обдумать, то поняла, что любит своего лучшего друга так сильно, что эти чувства она не сможет уже никогда убить в себе. А когда Поттер сбежал от своей «любимой» семейки, Гермиона от страха за него не находила себе места. Никто не знал где он, а она начала бояться самого худшего. Тот страх — буквально, полностью и навсегда потерять его придал девушке решимости больше никогда не отрицать свои чувства к Гарри.

С Гарри их отношения так и не изменились, только в письмах они стали выбирать подчеркнуто вежливые выражения. Но после этого поцелуя она поняла, что не хочет целовать кого-либо ещё, даже Рона. Обилие свободного времени позволило ей взвесить все за и против. Не умея лицемерить и отступать от принятого решения, Гермиона решила порвать отношения с Роном.

Она чувствовала себя презренной предательницей, но дальше не смогла бы притворяться и играть роль влюбленной. Поэтому для неё было лучше решить всё и сразу, как бы это ни было больно. В письме сообщать о таких вещах было бы грубо, поэтому девушка решила дождаться личной встречи.

Но как ей не хотелось, чтобы эта встреча наступила так быстро. К тому же в «Норе», сообщив Рону об этом, ей некуда будет деться, а рассказать придется обязательно, её банально принудит ускорить признание Рон, который после разлуки наверняка захочет объятий и поцелуев. Комнату она будет занимать вместе со своей подругой Джинни, которая тоже любит Гарри, что так же не добавляло радости.

Да, многое Гермиона не могла объяснить себе и она так и не решила, как будет дальше вести себя со своим лучшим другом. К тому же надежда на то, что он полюбит её, была всё такой же навязчивой и не желала отпускать. Все это запутывало, смешивалось в кучу и приводило в растерянность.

Гермиона так и не смогла окончательно разложить всё по полочкам, но решила, что так, наверное, себя чувствуют все влюбленные. Мечутся между крайностями, впадая то в безудержную радость, то в глубокую печаль, не зная чего ждать от объекта их воздыхания. Она потратила немало времени, обдумывая ситуацию с Гарри и Роном. Гермиона решила, что не будет пытаться переломить в себе те чувства, которые не может изменить. За лето, не видя Гарри, она смогла немного успокоиться и стать более уравновешенной и контролирующей свои чувства. Но когда приблизилось время встречи с друзьями, всё её хвалёное равновесие полетело в тартарары, а мысли и воспоминания стали всё чаще возвращаться к другу. Она даже не могла представить, как будет всети себя, увидев его, получится ли контролировать эмоции и не выдавать своих истинные чувства?

Но одно Гермиона решила для себя окончательно и твердо:

«Я буду любить Гарри всегда. Я буду всегда рядом, что бы ни случилось. Ему не обязательно любить меня. Но я буду любить его вечно».

Воспоминание о своём решении вызвало счастливую улыбку на лице девушки. Внезапно она вздрогнула и вынырнула из своих мыслей от раздавшегося в комнате голоса матери.

Гермиона с удивлением отметила, что так и не положила расческу на тумбочку, а всё так же держит её в руке, зажав так сильно, что на ладошке появились отметины. Поспешно положив расческу, она посмотрела в сторону выхода и увидела маму, стоявшую в дверях.

Джейн Грейнджер посмотрела на дочь оценивающим и заботливым взглядом. Увидев, что Гермиона уже готова, но продолжает сидеть на кровати Джейн немного удивилась.

— Гермиона, ты же уже собралась, так почему ты не спускаешься вниз? Я пришла тебя поторопить или помочь, если у тебя что-то не получается.

Гермиона лишь вздохнула, но ничего не ответила маме. После небольшой паузы Джейн прошла к кровати дочери, присела рядом и, приобняв её, спросила:

— Доченька, что-то случилось? Ты в последнее время сама не своя. Ты, конечно, всегда была задумчивым и молчаливым ребенком, но сейчас просто побила все рекорды. Расскажи, пожалуйста, что тебя так сильно волнует?

Сердце девушки начало биться сильнее.

«Как рассказать маме о своих чувствах так, чтобы не пришлось обманывать», — подумала Гермиона, ненавидевшая врать, а своим родителям и подавно.

А ещё сейчас так хотелось плюнуть на все правила, которые она так лелеяла все эти годы и обо всём рассказать.

-Мам, знаешь,... я не хочу никуда ехать.

После слов дочери Джейн удивленно изогнув бровь, бросила задумчивый взгляд на чемодан Гермионы. Несколько секунд помедлив, она спросила:

— Но почему?! Ты всегда с такой радостью ездила к Уизли. Ты всегда рвешься к своим друзьям, даже если придется отложить интересную поездку. Я помню, как ты, вместо того, чтобы кататься на лыжах, что тебе очень нравится, сломя голову помчалась к друзьям. Или твои чувства вызваны тем, что там не будет Гарри?

После этих слов Джейн пристально вгляделась в лицо дочери и заметила на её лице легкий румянец. Также она отметила блеск, появившийся в родных глазах. Такая реакция дочери еще больше уверила её в мысли, что этот парень, Гарри, не безразличен её маленькой дочурке. Хотя нет. Взрослой дочурке. То, что она выросла, мог не заметить только слепец, ну и конечно, Джордж.

«Мой муж никогда не сможет принять то, что его любимая маленькая дочурка уже стала невестой. Когда она приведет своего жениха знакомить с нами, у Джорджа, наверное, будет удар. Не завидую я парню, который придет к нам домой встретиться с «милыми» родителями Гермионы. А получит полноценный и обстоятельный допрос с пристрастием, который ему обеспечит мой такой «тактичный» к ухажерам дочери муж», — подумав о своём муже и представив будущую встречу с зятем, Джейн невольно улыбнулась.

«Моя любимица стала очень красивой и сможет завоевать сердце молодого человека, — думала женщина. — Статная, стройная, милые черты и непосредственность. Добрая, чуткая, заботливая. Я бы сказала, иногда даже слишком, предпочитает ради других все свои невзгоды держать в себе и решать их сама. Да уж, мышлением наша дочь повзрослела уже давно.

Никогда не забуду, как Гермиона, вся взлохмаченная и перепачканная, сидит и с самым умным выражением лица рассуждает с Джорджем о философии жизни. А ей было всего шесть лет! Гермиона, болтая ногами, сидела в гостиной на стуле и обсуждала с Джорджем слова Кольриджа Сэмюэла Тейлора, его любимого философа. Она только что подралась с девочкой из-за того, что та обозвала её «занудной читалкой». И на слова отца, что нужно быть терпимей, иначе она не найдет себе друзей, начала цитировать Тейлора.

«По словам известного поэта и философа Коль...рии...джа Сэмюэла Тейлора: «Тот, кто хвастается, что приобрел множество друзей, никогда не имел ни одного друга». Так что мне не нужно много друзей, особенно таких, как Грейс Андруз. Мне будет достаточно и одного, только настоящего».

И это же надо так серьезно продекламировать это высказывание. Лицо решительное и серьезное, глаза так и сверкают. При этом мордашка вся перепачканная, рукав платья порван, а подол юбочки весь в грязи! Никогда не забуду этот момент. Когда в памяти всплывает эта сцена, я просто не могу сдержать себя, и губы сами расплываются в улыбке умиления. А тот момент я вообще еле вытерпела, чтобы не рассмеяться во весь голос от увиденного. Меня спасли мысли о важности воспитательного момента, и я смогла не рассмеяться. Правда, когда Гермиона ушла принимать ванну, мы хохотали с Джорджем так, что у нас болели животы и выступили слезы на глазах.

И только через некоторое время я поняла, что слёзы у меня будут выступать уже не от смеха, а от того, что дочка вела замкнутый образ жизни. Что у неё не было настоящих друзей, а я видела, что она очень хочет найти себе такого друга, о котором пишется в её любимых книгах. Преданного, честного, готового всегда прийти на помощь, с которым можно обсудить всё, что угодно. Друга, которого Гермиона так и не находила, пока не пошла в свою особую школу.

Теперь у нашей дочери есть друзья, она уже совсем взрослая и я надеюсь, что у неё всё будет хорошо, — думала Джейн. — Иногда я очень жалею, что мы разрешили и даже помогли Гермионе так рано научиться читать. Если бы я знала, что у неё будет такое сильное пристрастие к книгам, я бы попыталась хоть немного оттянуть момент, когда она сама без нашей помощи смогла читать.

Вот только забота дочери говорила о том, что она в некоторых вопросах еще наивна, как маленький ребенок. Ну, как можно было внушить себе, что, пряча от родителей подробности из своей жизни, она их оберегает. Дурашка, она только добавляла седин, потому что, не зная, что творится с любимой дочуркой, остается слишком много места для фантазии», — грустно вздохнула женщина.

А фантазии у матерей, как известно, очень буйные и развитые. Умеют зацепиться за что угодно, и нарисовать самые страшные и жуткие картины мучений любимого чада. А узнав, что волшебный мир далеко не такой сказочный и безоблачный, список нездоровых фантазий о возможной гибели дочери у миссис Грейнджер только увеличился.

Если бы темные силы смогли читать мысли матерей, дети которых не предупредили, что задержатся допоздна, или тех, кому давно не приходили весточки от своих чад, они бы почерпнули много новых методов убийств и пыток. Потому что любящее материнское сердце боится даже тени, находящейся близко от их детей. А если этому есть хоть какое-то реальное основание, оно просто разрывается от мыслей, что кто-то может отобрать у него его любовь, его жизнь, его дыхание, его драгоценность — ребёнка. По крайней мере, именно так себя чувствовала Джейн.

Поэтому приходилось ловить каждый намек, каждое случайно оброненное слово. Иногда даже потихоньку «шпионить», поглядывать на дочь, когда она дома. И всё это делать для того, чтобы выяснить, что у неё на сердце, понять, что с ней происходит, быть готовой прийти на помощь в любой момент.

«Всё равно в сердце я буду звать тебя «моя малышка», — упрямо подумала женщина. — «Буду всегда оберегать тебя и делать всё, что могу. Только позволь мне это сделать».

Видя, что мама не собирается отступать, что она всё также молча сидит рядом, то думая о своём, то задумчиво вздыхая, поглядывает на неё. Гермиона, собравшись с силами, решилась рассказать всё матери. Вернее, всё, что касалось предстоящей поездки.

— Мама, понимаешь, я не ссорилась с друзьями и с удовольствием с ними увижусь. Но произошли определенные события, которые мне нужно обдумать. А в «Норе» у меня это не получится. Не будет ни времени, ни желания. Да и обстановка будет неподходящая. Я, уже представляя эту ситуацию, чувствую себя подавленно!

Сказав последние слова, Гермиона напряглась, так как посчитала, что взболтнула лишнее.

Заметив это, Джейн не выдержала:

— Милая, ну почему ты боишься говорить нам о своих чувствах?! Неужели это мы внушили тебе такую мысль? Или ты считаешь, что мы стеклянные, и если ты вслух произнесешь слова «печаль», «проблема» или «больно», мы тут же разлетимся на мелкие кусочки? Я знаю, что ты нас любишь, наверное, даже слишком. Поэтому пытаешься нас от всего уберечь, но тебе незачем это делать! Ты можешь, нет, ты должна говорить нам о своих чувствах! Мы любим тебя и хотим быть частью твоей жизни, а не просто придатком, под названием «родители». Ты не убережешь нас от страданий, ничего не говоря нам. И не думай, что твои родители полные идиоты. Ты не говоришь сама, значит, мы берем всё в свои руки. Мы, начиная со второго курса, переписываемся с твоим деканом. И всё, что знает она, знаем и мы. И о философском камне, и о василиске, и о дементорах, и о Сириусе Блеке, и о турнире, и о вашем походе в министерство. Учти, я могу так продолжать до бесконечности...

С каждым словом карие глаза расширялись от удивления [даже не думайте как блюдца они не стали]. Когда первый шок прошел, Гермиона запаниковала: неужели её гениальный план с треском провалился?

«Я так хотела уберечь своих родителей. Какая же я глупая! Я своими действиями только сильнее их расстроила!»

Чувство вины перед родителями возросло в её сердце до небывалых высот, и девушка почувствовала, как начало щипать в глазах, а тело содрогнулось от первых рыданий, которые она уже не могла сдержать, поэтому Гермиона кинулась в объятья к матери.

— Мамочка, мамочка, миленькая прости, прости меня, пожалуйста!

Джейн опешила от такой реакции, но уже через секунду тоже рыдала в объятиях дочери.

«Нужно было быть мягче и как-то постепенно сообщить ей об этом. Как я могла довести её до этого состояния, — ругала она себя. — Нужно срочно её успокоить!».

Но её намерения прервал стук в двери. Затем в открывшуюся дверь вошел глава семейства, со словами:

— Девочки, ну вы даёте, через полчаса выезжаем, а вы... вы чего... Что тут случилось?

Договорить ему не удалось. Его любимая дочурка подскочила с кровати и на космической скорости кинулась в объятия к отцу с громким не то криком, не то всхлипом «Прости»! Такая реакция дочери ещё больше сбивала с толку. Его милая дочурка, обычно такая сдержанная и скрытная, рыдала навзрыд, как в детстве! Не зная, что и думать, Джордж с надеждой заглянул в глаза жене, но не увидел там ничего, кроме печали и слёз.

Тогда он, покрепче обняв Гермиону, поцеловал её в висок.

— Ну—ну, Гермиона, будет тебе так плакать. Котёночек, успокойся. Мы с мамой тебя любим и обязательно сможем всё решить, — приговаривал Джордж. И добавил, чуть менее решительно, обращаясь к жене. — Ведь, правда, милая?

— Конечно, и если нужно мы никуда не поедем,... и ты никуда не поедешь, — ответила Джейн сдавленным от слёз голосом.

— Мама, нет,... всхлип... дело не в этом... рыдания ...я виновата перед вами... и новая волна рыданий.

Видя, что у дочери не прекращается истерика, отец нежно поднял дочь на руки, благо, она была легкой и в этом возрасте. Уложив Гермиону на кровать, Джордж обратился к жене:

— Побудь с ней, постарайтесь успокоиться. А я сейчас принесу успокоительное. Я мигом.

После этих слов взволнованный отец быстро удалился из комнаты, и вернулся через пару минут, как и обещал. Картина немного поменялась. Джейн уже не плакала, но лицо оставалось грустным, а Гермиона рыдала, но уже тише, даже вернее сказать — всхлипывала. Она лежала на кровати и нервно сжимала подушку.

— Малыш, выпей это, тебе станет легче, — с этими словами Джордж подал дочери стакан, наполненный водой, с разведенным в ней успокоительным. Он нежно помог приподняться ей в кровати и помог удержать стакан.

Родители решили дать своей дочери время полностью прийти в себя, но не вышли из комнаты, боясь, что ей опять может стать хуже. А сидели рядом на стульях и тихо переговаривались.

Гермиона с трудом выпила содержимое: мешали иногда появляющиеся всхлипы. Успокоительное неплохо действовало, к тому же основной поток слёз уже пролился, всё же она не была из тех, кто много и часто рыдал, так что Гермиона смогла четче воспринимать окружающий мир.

Лежа на боку, она могла видеть лица родителей. Посмотрев в глаза отцу, она заметила, что они не светятся ни гневом, ни обидой, а напротив, полны сочувствия и заботы. Понимание того, что отец не сердится на неё, что мама желает понимать её, чуть не вызвало новую волну рыданий. Но, подавив их, девушка набралась решимости и поставила себе задачу стать образцовой дочерью, которая никогда больше не будет огорчать родителей, а стараться угождать им, раскрывая своё сердце, даже если ради этого придется переступить через себя.

Через несколько минут она поняла, что уже не плачет. Тогда она решила действовать незамедлительно и поговорить с родителями, успокоив их, что ей уже лучше и заверить, что она обязательно исправиться и будет примерной.

— Папочка, мамочка, простите меня, за то, что огорчила вас. Я обязательно исправлюсь и буду примерной и образцовой дочерью! — высказала Гермиона свои мысли напрямую.

Но как она удивилась, когда вместо счастливых возгласов, она услышала стон отца, наполненный болью. Теперь уже Гермиона абсолютно ничего не понимала.

— Гермиона, золотце, ну почему ты считаешь, что нам нужна примерная, образцовая дочь, а не просто наша дочь? Какой родитель не хочет, чтобы его ребёнок был лучше всех, это правда. Но это не значит, что чтобы мы тебя любили, ты должна неуклонно следовать всем правилам и всех во всём превосходить!

Увидев, что дочь привстала на кровати, Джордж взял её за плечи, и с нежностью заглянув в глаза, сказал:

— Ты наша дочь, и мы любим тебя не за подвиги, и не за оценки. Конечно, твои успехи нас радуют, и мы не хотим, чтобы ты росла бездарной личностью, которая абсолютно ни к чему не стремится. Но пойми, или хотя бы попытайся: ты слишком много задач перед собой ставишь. Нельзя быть такой требовательной к себе, ожидая от себя совершенства. Так ты сделаешь себе только больнее, а я желаю, чтобы ты была счастлива и довольна собой. Мне не нужно, чтобы ты была «образцовой». Да, мне хочется, чтоб ты была послушной и ответственной, но больше я хочу, чтобы это было только частью тебя, чтобы ты выпускала себя на свободу и не прятала свои истинные чувства за маской. А если это мы заставили тебя думать, что без абсолютного контроля и лучших отметок мы тебя не будем любить или, что ты будешь плохим человеком, прости нас.

После этих слов, он крепко обнял дочку и уже через несколько секунд получил в ответ такие же крепкие объятия. Они обнимались настолько долго, насколько позволили силы, уходящие на удержание равновесия. Когда они почувствовали, что кто-то из них обязательно слетит на пол или с кровати, или со стула, они разомкнули объятия.

— Спасибо вам, спасибо, что так сильно любите меня, — лепетала Гермиона — да, я была не права. Но у меня вряд ли получится измениться сразу.... Гарри с Роном тоже иногда говорили, что я зациклилась на правилах и учебе. Даже профессор Снейп попрекал меня. А ты так убедительно говорил.... А я слушала, затаив дыхание.... И всё-таки следовать правилам это не всегда плохо. А как же без контроля? Можно сделать какую-нибудь глупость...

Видя, что дочь успокоилась, и, зная её характер, отец семейства перестал волноваться. Он понимал, что она будет думать об этом разговоре ещё не один раз, а он сделал и сказал всё что мог. Что она, наверняка, чуть ли не дословно запомнила его слова. Так случается всегда, когда она внимательно слушает на её взгляд что-то важное, а значит, результат будет. Какой? Время покажет. Но то, что он будет, Джордж Грейнджер не сомневался, только надеялся, что изменения будут в положительную сторону.

Сейчас же перед ними встал новый вопрос, который, по мнению Джорджа, нужно решать. Уже двадцать минут как они должны были выехать из дома. Он не любил быть невежливым и опаздывать, а потому нужно было определить, что им делать дальше. И чтобы он не говорил дочери, он и сам неукоснительно соблюдал правила в особенности правила этикета. Поэтому когда напряжение спало, вернулось чувство ответственности перед другими. Уизли будут волноваться, а позвонить по телефону они не могут, а ещё обязательства перед коллегами, ведь они уже приняли предложение, и проживание в гостинице было рассчитано и на них.

— Джейн, дорогая, ты что-то говорила про отмену поездки. Ты уверена в этом?

Но вместо Джейн ему ответила Гермиона, заговорившая так быстро, что ему еле-еле удалось разобрать всё с первого раза.

— Нет, не нужно ничего отменять из-за меня. Эта конференция очень важна для вас. Я уже в норме, благодаря нашему разговору, который помог мне успокоиться. Я только умоюсь и переоденусь, и минут через пятнадцать мы можем ехать. Вещи у меня уже все собраны.

— Милая, ты уверена? Мне кажется, мы не должны тебя отпускать. К тому же мы не увидимся до твоих каникул! Я буду очень переживать, — услышав тихое покашливание, Джейн добавила. — Мы будем переживать.

— Да, я уверена на все сто процентов! Даже не пытайтесь меня уговаривать. Я не прощу себе, если испорчу вам поездку. К тому же я позвоню вам с вокзала, когда буду отправляться в школу. И Рон, наверняка, одолжит мне Сычика, чтобы я могла вам написать.

— Это тот мохнатый ухающий комок перьев? — спросил Джордж.

— Он самый, он хоть и маленький, но письма всегда доставляет в сохранности.

— А ещё он доставляет много хлопот и ещё больше шума. Так что я не думаю, что его появление в гостинице или на конференции будет желательным и незаметным, — усмехнулся Джордж.

— Хорошо, я согласна, не аргумент, но это ничего не меняет. Я еду к Уизли, а вы едете на конференцию и заговариваете всем зубы разговорами о том, как лучше эти самые зубы лечить, — в ответ засмеялась Гермиона.

— Ну, если ты так твёрдо решила, мы поддержим твоё решение, — добавила Джейн. После чего поднялась и, увлекая за собой мужа, направилась к двери. — Пятнадцать минут, — напомнила она дочери.

Когда дверь закрылась, Гермиона, предварительно написав подруге предупреждение о том, что они задержатся, помчалась в ванную, думая о том, какие у неё замечательные родители.

«Теперь всё изменится, — решила обрадованная Гермиона. — Я снова почувствовала эту особую, такую нужную и близкую связь с родителями, которая у меня была в детстве, а значит, со временем я смогу вернуть доверительные отношения с ними. Всё у нас будет хорошо, потому что теперь мы будем всё решать вместе, ведь мы любим друг друга, а любовь родных — это главное, что есть в этой жизни. А о своих проблемах я успею подумать по дороге».

Единственное, чего не знала на тот момент Гермиона Грейнджер, что в её жизни появилась еще одна иллюзия. Иллюзия, которая, разлетевшись на куски, уничтожит её внутренний мир и заставит судорожно искать новые фантомы, которые подарят сил для желания бороться за жизнь...