Его звали Роберт (джен)

Когда же всё началось...

Можно найти множество точек отсчета. Мы выбрали ночь на 23 мая 2024 года.

Это ночь полнолуния.

Каждый месяц во время ночи полнолуния приемный покой отделения оборотней в больнице Сент-Мунго превращается в прифронтовой госпиталь.

По отделению объявлен аврал; этой ночью никто не спит.

«Медицина оборотней» уже давно выпросила у властей отдельное здание, стоящее в стороне от общего корпуса Мунго, и недавно она сюда переехала.

Двухэтажное серое здание, окруженное забором и забранное решетками — ввиду опасности для общества его пациентов; врачи делают всё возможное, чтобы другие больные Сент-Мунго нигде не пересекались с их подопечными.

В покой постоянно прибывают пациенты.

Здание глухо и окружено многими защитными чарами, поэтому издали оно кажется безмолвным. Внутри же стоит оглушительный скулеж и волчий вой.

Среди прибывающих есть даже дети.

Вот красивая, благополучная на вид пара — молодые мужчина и женщина; на руках у измученной женщины скулит сын, постоянный клиент Сент-Мунго.

Муж выглядит очень больным.

Их, как и большинство прибывших в Мунго в эту ночь, все знают и встречают как старых знакомых.

— Опять не помогает? — участливо спрашивает медсестра.

— Мы дали две дозы… Мы просто боимся еще увеличивать дозу… — устало говорит молодая женщина. — А помогать перестало еще вчера.

— Правильно боитесь, последствия передозировки могут быть летальными, — кивает сестра. — Не беспокойтесь, мальчика сейчас посмотрят. На вид ничего страшного. За профессором Грейнджером уже послали.

Женщина выдыхает и закрывает глаза.

— А мистер Люпин как себя чувствует? Не хочет прилечь здесь?

— Страшно хочу, — огрызается муж.

Сестра невозмутимо отвечает:

— Вот и прекрасно. Сейчас приготовлю вам палату.

Сестра выбрасывает из палочки серебристую стрекозу, которая несет наказ:

— Палаты мистеру Теду Люпину и мальчику Коннору Люпину. Состояние удовлетворительное.

Подходит другая сестра, в руках ее склянки:

— Вы Люпины? Профессор Грейнджер будет через десять минут, а пока он просил передать вам это…

Маленькому Коннору — одно лекарство, большому Теду — другое, миссис Люпин — успокоительное.

— Ваши палаты готовы. Пройдемте за мной.

Виктория Люпин садится на кровать в своей с Коннором двухместной палате и в который раз думает, как она докатилась до жизни такой.

Как всё могло быть иначе.

Как и где она была бы сейчас, если бы не вышла влюбленной восемнадцатилетней девчонкой за Тедди Люпина.

И если бы не родила Коннора.

Сестра заглядывает в палату, чтобы проследить за действием лекарств и сообщить, что мистеру Люпину в его палате тоже стало лучше и он передает всем привет.

Виктория благодарит — и на ее языке замирает много других слов, которые она бы хотела передать мистеру Люпину, но не передаст.

Например, о том, как она обнаружила после свадьбы, что он болен ликантропией гораздо серьезнее, чем она могла бы представить.

Или о том, что говорили врачи после первого приступа ликантропии Коннора.

О том, что их заверяли: такая тяжелая форма болезни — это редчайший случай, исключение, в котором никто не виноват. Просто так сложились гены, раз в сто лет бывает, потому что в роду обоих родителей были носители вируса ликантропии и оба они заражены одним вирусом, самым тяжелым вирусом — вирусом Фенрира Грейбека.

О том, что предсказать это было невозможно, потому что у Виктории вирус никак не проявлялся, и оба ее брата абсолютно здоровы.

Виктория всё это знает. Ведь она именно потому так легко восприняла когда-то признание Тедди, что он заражен ликантропией, что для нее это ничего не значило. Она сама заражена — и абсолютно здорова.

Оказывается, бывает и по-другому…

Наверное, потому, что ее отца Фенрир укусил не в полнолуние, как отца Тедди? Ведь ее отец не стал оборотнем, а отец Тедди им был.

Да что сейчас гадать!

Успокаивающее профессора Грейнджера безупречно. Виктория спокойно сидит в ожидании … чего? Лекарств? Исцеления?

Следующего утра, признается она себе. Это единственное верное лекарство. Сейчас ничего не поможет и не помешает — надо просто дождаться утра. А утром полнолуние кончится, и будет всё хорошо, у нее будут нормальный и здоровый сын, здоровый муж. Словно и не было этой ночи — ее надо просто перетерпеть. А потом наслаждаться жизнью… До следующего полнолуния.

Камин в палате вспыхивает зеленым и появляется профессор Грейнджер.

Мрачный, недобро глядящий из-под свисающей челки… Держащий в руках горячий бокал.

— Доброй ночи, миссис Люпин.

— Привет, Бобби.

В конце концов, они ровесники. То есть, она старше Бобби на два года. Смешно называть его профессором — в двадцать лет!

А ей двадцать пять. Мерлин, а она себя чувствует на все пятьдесят…

Бобби тем временем осматривает Коннора.

После лекарства Бобби Коннор совершенно успокаивается и спит ангельским сном до утра.

— Ты опять совершил чудо. Я уже не надеялась…

— Я просто усилил рецепт.

— Ты просто гений.

— Мне просто пока везет, но до бесконечности этим путем идти нельзя. Будем думать.

— Ты — ты придумаешь, — горячо говорит Виктория. В таланты Бобби она верит как в религию — а во что ей еще верить?

— Тебе тоже надо поспать. Бери.

Он протягивает флакон.

— Спасибо. Теперь всё в порядке, я сама постараюсь уснуть.

— Я оставляю флакон здесь. Пока!

— Пока, спасибо!

— До следующего полнолуния, — с мерзкой ухмылкой прощается Бобби и ныряет в камин.

Виктория вздыхает.

Она вспоминает слова крестного Коннора, Фреда Уизли — когда он узнал, что консилиум врачей решил передать Коннора под опеку Бобби Грейнджера, Фред бросил:

— Он сволочь, но теперь я за Кона спокоен. Равных ему в зельеварении нет. Давно пора было так поступить!

Проще было вообще не доводить до такого, думает Виктория, ей не надо было вообще иметь детей, но это разговор бесконечный.

Она откидывается на кровать и засыпает, не слыша равномерного шума больницы, а рядом спокойно спит Коннор.